|
Почитайте...
|
|
| ПЕТРОВИЧ | Дата: Пятница, 21 Октября 2011, 22.01.32 | Сообщение # 151 |
 01.03.1932 - _.06.2016
Группа: Старейшина
Сообщений: 2138
Статус: Отсутствует
|
Мока
Лётное училище. Первый курс. Всех курсантов этого курса разместили в отдельном двухэтажном здании и назвали так: батальон. Почему батальон? Да кто его знает!? Училище то гражданское. Возможно, исходя из численности состава, или из-за армейских порядков, «царящих» здесь … с целью привития таковых гражданским лицам, ещё в недавнем прошлом бывших абитуриентами, а ныне ставших курсантами лётного училища.
Командовал батальоном капитан Мока. Мока – это фамилия. Почему капитан, а не майор (как в армейском подразделении) или подполковник (как иногда практикуется в отдельных батальонах) – да кто ж его знает, не армия же!
Почему Мока (?) – так фамилию же при рождении сам не выбираешь.
Как бы там ни было, а каждый день перед занятиями производили развод – построение на центральной улице училища (что-то вроде плаца, курсанты прозвали эту улицу-дорогу «Бродвеем») всех учебных подразделений и последующим маршем на учебные занятия под музыку духового оркестра, играющего песню-марш авиаторов «Сталинские соколы» (Всё выше, и выше, и выше, … всё выше полёт наших птиц …). Ну а перед батальоном, естественно, первым вышагивал капитан Мока. Вредный был мужик, вечно до кого-нибудь докопается – вечно всё ему не так – то пару нарядов «влепит» курсанту, дожевывающему еду на ходу после посещения столовой (не успел уложиться в срок, отведённый для принятия пищи), то наряд «отвесит» за «разговорчики в строю», то просто за то наряд «всучит», что ему под горячую руку попался – не так честь отдал. Не любили его курсанты. И даже не за строгость – за тупопрямолинейность – служака же!
Ну и в результате, курсанты придумали ему месть, месть жестокую, обидную, но законом ненаказуемую. И таковая заключалась в следующем – ему «подложили» … нет, не свинью - собаку!
«Подъедалась» в лётном училище стайка дворовых собак – обычное дело для общественных заведений, отходов в столовой то тьма. И был среди этой стайки один пёс, ну урод уродом – шелудивый, обычно так таких называют. Рыжий, шерсть клочьями – с прилипшими внизу комочками грязи, местами облезлый, уши висят и болтаются, бегает как алкаш после «принятия» - шатаясь на полусогнутых, хвостом машет как помелом. Прикормили его курсанты из батальона. А прикармливая, кличку дали – «Мока», старого то имени никто не знал, да и было ли оно у него когда-нибудь!? Ну, как бы там ни было, а на кличку «Мока» пёс стал откликаться однозначно. Так капитан Мока обрёл своего тёзку – пса, по кличке «Мока».
Так вот, как только капитан Мока начинал «звереть» и раздавать наряды вне очереди налево и направо, его тут же настигала очередная курсантская месть – утром на разводе, когда рота под команду «смирно» маршем проходила мимо начальника училища, кто-то из курсантов громко выкрикивал – «Мока-Мока» и … пёс оголтело нёсся между марширующими и начальником училища, принимающим «парад», да не один раз, а пробежит вдоль строя, развернётся на месте, как пёс Шарик из мультфильма «Простоквашино» во время фотоохоты, и снова вдоль строя мчит на полусогнутых.
И тут же дружный хохот сотен курсантских глоток заглушает радостный лай Моки. Смеялось даже принимающее «парад» училищное руководство. Наказать же крикуна-шутника не представлялось возможным – слишком много людей находилось в колоннах, а солидарность курсантская известна во всём мире – своих не выдают!
Кончилось всё тем, что после нескольких таких «представлений», капитан Мока куда-то «тихо» исчез, а на его место назначили бывшего военного лётчика (воевавшего – лично я сам присутствовал при его рассказе о том, как он уходил от погони немецких истребителей на Ил-2 - «… боезапас закончился, уходим, вдруг, из облаков несколько немецких истребителей, зашли сзади, очередь, я ногу вправо – мимо, и тут же я ногу влево – снова очередь и снова мимо, а тут другой полосонул – по крылу пошли дырки от пуль, я нырок вниз и сразу же на боевой разворот, смотрю – наши ястребки подоспели – так и ушел!») – майора, фамилию которого я уж и не помню. Помню только, что его курсанты уважали. А пёс «Мока», тоже потом куда-то исчез.
09.10.2011г. Рубцов В.П. UN7BV. Астана. Казахстан.
Петрович
Хойна 1957-1960гг., Ключево 1960-1961гг., Колобжег 1962гг., Жагань 1962-1963гг.
В 1963 году замена в Берёзу - Картузскую, .
|
| |
| |
| Penguin | Дата: Суббота, 22 Октября 2011, 01.06.04 | Сообщение # 152 |
Группа: Старейшина
Сообщений: 1206
Статус: Отсутствует
| Кир Булычев. Шкаф неземной красоты
Лиза бы и не обратила внимания на этот шкаф. В комиссионный приходят не
любоваться вещами, а купить одну, нужную, подешевле. Лиза давно уж научила
себя не видеть соблазнов, которые так и лезут в глаза. "Ты как кассир,--
сказала как-то Тамара.-- Миллион рублей в руках, а для тебя -- как будто не
деньги. Хотела бы я так жить". Тамара так жить не хотела. Она жаждала
владеть всем -- вещами, путешествиями, машинами, квартирами, мужчинами, но
была нежадной, готова была поделиться желаемым с близкими. Особенно с Лизой.
-- Лизавета! -- крикнула Тамара трубным голосом,-- ты только погляди.
Лиза послушно оторвалась от кухонных гарнитуров и пробралась к Тамаре,
в узкий проход между буфетами и шкафами. Рядом с Тамарой она казалась
хрупкой и беззащитной.
-- Шкаф неземной красоты,-- сказала Тамара.-- Все в него поместится.
Внукам -- наследство. Теперь таких не делают.
--А я там присмотрела кухонный шкафчик от польского гарнитура.
-- Лизавета, не отвлекайся! Те шкафчики у всех, а этот -- уникум.
Лиза покорилась и стала разглядывать шкаф неземной красоты, который,
видно, сделали для богатого купца: по бокам двери до полу, посредине сверху
застекленный буфет, под ним полка с мрамором и выдвижные ящики, шкаф был
украшен богатой резьбой, со львами, гербами и на львиных ногах.
-- Наверх будешь ставить бокалы,--сказала Тамара.
-- Бокалов у нас нет.
-- А рюмки? На свадьбу тетя его принесла. А сбоку платья и костюмы --
во весь рост... а в ящики -- белье, и еще место останется. Это же мечта!
-- Пойдем, я тебе кухонный шкафчик покажу.
-- Ничего подобного. Молодой человек! Куда вы? Сообщите стоимость.
Вялый, развинченный продавец сделал одолжение, остановившись в устье
прохода. Синий сатиновый халат камнем давил его еще юные плечи.
-- Стоимость на нем написана. Мне отсюда не видно.
-- Здесь семьдесят рублей. Почему так дешево?
--А кто купит? В малогабаритную квартиру не влезет.
-- Это единственная причина? А он запирается? Ключи есть? Жуком не
поеден? Вот видишь, Лизавета, все в норме и по высоте в вашу комнату влезет.
Тем более красное дерево.
-- Дуб,-- сказал продавец.
-- Тем лучше. Выписываем.
-- Тамара...
-- Если львов отпилить и продавать отдельно, каждый как минимум по
пятидесяти рублей. Когда надо будет, я тебе устрою.
-- А Павел Николаевич...
-- Будет счастлив. Не сразу, но будет. Как только подсчитает.
-- Ну, вы берете или нет? -- спросил продавец.
В одной руке он держал тоненькую книжечку квитанций, в другой -- ручку.
-- Мы завтра вернемся,-- поспешила с ответом Лиза.
-- Завтра не гарантирую... Может уйти.
-- Берем,-- сказала Тамара, отталкивая Лизу и спеша к продавцу. А та
вспомнила, что денег с собой всего сорок три рубля, а еще масла и хлеба
купить надо. Наверно, у Тамары денег нет тоже, и тогда обойдется.
Деньги у Тамары нашлись. Включая двенадцать рублей за перевозку.
2
Павел Николаевич пришел домой поздно, может, лучше, что не видел, как
шкаф вторгался в комнату. Долго стоял перед шкафом, покачиваясь с носков на
пятки, поглаживая лысину, потом сказал коротко: "Дура".
И пошел на кухню, играть с соседом в шахматы.
Лиза ждала нотации, даже затвердила текст, наговоренный Тамарой про то,
что шкаф вечный, ценный, про львов, но нотация состоялась только утром.
Нагоняй без повышения голоса, даже со скукой.
Павел Николаевич сел за стол в пижаме, прикрылся газетой -- себя и
яичницу отделил от жены. Голос исходил из-за газеты, видны были только
крепкие пальцы с аккуратно срезанными ногтями, которые постукивали по краям
газетного листа.
-- Я выделял средства на приобретение кухонного шкафа,-- информировал
он Лизу.-- Желательно белого цвета. На какие шиши мы его теперь купим?
Погоди, я не кончил. Соображение второе: в конце года мне выделяют на
предприятии двухкомнатную квартиру. Прописывая тебя в прошлом году на
московской жилплощади, я рассчитывал на определенную отдачу в смысле
увеличения шансов на метраж. Однако в малогабаритной квартире, даже если
этот чурбан в нее влезет, он сожрет все увеличение площади. Ты об этом
подумала?
-- Но он почти вечный... И львы.
-- С тобой в магазине Тамарка была? Предупреждаю, что дальнейшего ее
пребывания в своем доме я не потерплю. Учти.
Павел Николаевич встал и пошел переодеваться. От большого волнения он
недопил чай с молоком.
Лизочка молчала как мышка.Она сама ничего не ела, да и не хотелось.
Павел Николаевич быстро собрался и ушел. А Лизочка достала с верхней полки
на кухне, из-за пачек с солью, сигареты, вернулась в комнату и закурила,
открыв форточку. Если Павел Николаевич узнает, что она себе позволяет,
наверно, подаст на развод. Лизочка глубоко затягивалась, из форточки тянуло
мокрым ветром, она думала, что Тамара все равно будет приходить, куда ей без
Тамары.
Убирая со стола, смотрела на шкаф, он ей нравился больше, чем вчера,
может, из-за нотации. Шкаф был нежеланным в этом доме -- большой, пузатый,
со львами, а нелюбимый.
Тамара прибежала без звонка, чтобы ехать на завод, а на самом деле
хотела полюбоваться шкафом и узнать, что Лизе за него было.
-- Гляжу,-- сказала с порога,-- что вещи не порушены, а у тебя синяка
под глазом нету. Что, обошлось?
-- Сердился,-- сказала Лиза. Конечно, Павел Николаевич ее ни разу и
пальцем не тронул. А вещи рушить при его бережливости даже смешно.
-- Что говорил?
-- Не велел тебя пускать.
-- Ты, конечно, все на меня свалила.
-- Сам догадался.
-- А я, значит, черный демон, дух изгнанья? Ну и шут с ним, с твоим
пузырем. Давно бы от него сбежала...
-- Тамара!
-- Не умоляй. Лучше пепельницу принеси. Где рюмки? Поставить надо. Они
сквозь стекло будут просвечивать, как во дворце.
-- Пойдем, пора уже.
В автобусе Тамара все рассуждала, отгородив Лизу грудью от публики.
-- Ну если бы ты рвалась в столицу, к цивилизации. А ты ведь и в своих
Кимрах жила не хуже-.
-- Не знаю.
-- А что ты здесь видишь? Он хоть в театр тебя водил? Ну не сейчас, а
когда ухаживал?
-- Ты же знаешь...
-- Знаю. И не ухаживал. Приехал к родным в Кимры, увидал, как ты у
тетки полы моешь, и увез.
-- Тома.
-- Только не утверждай, что ты этого борова любишь. Такая любовь не
имеет права на существование.
Лиза ждала остановки. Там им в разные стороны: Лиза -- аппаратчица, а
Тамара -- машинистка в заводоуправлении.
3
Вечером Лиза задержалась, собирала профсоюзные взносы, потом забежала в
магазин. Павел Николаевич уже был дома и не один. Привел своего знакомого
столяра. Они вместе простукивали шкаф, выясняли ценность, а Лизочка собрала
на стол, хорошо, что четвертинка нашлась. Павел Николаевич сам пьет редко,
только в компании, но на всякий случай держит запас.
Проводив гостя, Павел Николаевич встал против шкафа, сам -- как шкаф.
-- Настоящий дуб,-- сказал он, не глядя на Лизу.-- Ты его покрой
мебельным лаком, тонкий слой накладывай, а трещины замажешь коричневым
карандашом.
Потом он ушел к одному профессору, машину ему чинить, а Лиза занялась
шкафом. Вымыла, протерла лаком, трещины замазала. Внутри посыпала
нафталином. В нижнем ящике нашла какие-то карточки с дырками по краям. Ящик
был объемистый, но неглубокий. Что в него положить, Лиза пока не придумала.
Зато наверх, под стекло, поставила рюмки, подаренные к свадьбе, и старый
фарфоровый чайник с отбитым по краю горлышком, с трещинкой на крышке, но
очень красивый -- старинный, с птицами.
Лизе было интересно представлять судьбу шкафа, воображать, как барышня
в белом платье до пола отворяла его, чтобы вынуть хрустальный графин с
лимонадом, и наливала в хрупкий бокал.
Когда Павел Николаевич вернулся, усталый, он первым делом вынул чайник,
чтобы не портил вида. Лиза, разумеется, не спорила. Она думала, что он
вообще-то человек незлой и справедливый, но стесняется, что она может
принять его за ровню, как бывает в иных семьях. Но ей это и в голову не
приходило. Все-таки разница в возрасте больше двадцати лет. К тому же
старший механик, золотые руки. А что она видела? Кончила восемь классов,
работала в магазине, ездила в туристскую поездку в Киев, даже не мечтала,
что будет жить в Москве... Правда, если бы мечтала, то, конечно, не так, как
получилось.
В шкафу всему нашлось место. Даже ненужным вещам. Павел Николаевич
ничего не выбрасывал и любил рассказывать, как выбросил какой-то винт, а
понадобилось, пришлось рыскать по магазинам. А у Лизы хорошая память,
молодая, она всегда помнит, где что лежит: "Лиза, где белый провод?
Лизавета, где ручка от рыжего чемодана?"
А теперь все в шкафу. И все равно нижний ящик слева пустой.
4
Тамара поджидала Лизу в проходной.
-- Держи,-- сказала она. -- Билеты в театр. В месткоме раздобыла.
Пятнадцатый ряд партера.
-- И мне идти?
-- Со мной пойдешь.
-- А как же Павел Николаевич?
-- Наш местком-то. Он все равно бы не пошел. "Дама с камелиями". Дюма
написал. Ты "Три мушкетера" читала?
-- Читала. Только это другой Дюма. Дюма-сын.
-- Удивляюсь я тебе иногда. Все ты знаешь, а ни к чему. Так пойдешь?
-- Если Павел Николаевич... А Павел Николаевич не возражал. Только
спросил, какова цена билетам. Лиза была готова к вопросу и сказала, что
через местком, бесплатные.
-- Тогда надо посетить,-- сказал он.-- Иди.
Нельзя сказать, чтобы он был страшно жадный, но копил на обстановку в
новой квартире, чтобы все, как у людей. Тамара говорила: "Ты, Лизавета,
учти, он всю жизнь будет копить, передохнуть не даст. Сначала на гарнитур,
потом на машину, потом еще чего придумает".
Лиза за полтора года ни разу в театре не была. Даже в кино только раза
три ходила. Да что там -- свадьбу не праздновали. Свадьба была без белого
платья, без машины с куклой на радиаторе и в красных лентах. Скромно
справили. Товарищи Павла Николаевича пришли, сосед, тетка. Даже не
целовались. Когда кто-то "горько" крикнул, на него с таким удивлением
посмотрели, что осекся.
Лиза открыла шкаф, будто не знала, что там одно выходное платье, синее,
еще в Кимрах шила, а оно на груди не сходится и ужасно немодное.
-- Я завтра задержусь,-- сказал Павел Николаевич, не глядя, как жена
старается натянуть платье.-- Голодный приду. Учитываешь?
-- Да-да, я все оставлю. Приготовлю и оставлю.
Павел Николаевич удивился, поднял глаза от кроссворда, но вспомнил, что
сам санкционировал театр и вздохнул с некоторой обидой.
В синем платье идти в театр было невозможно. Лучше вообще отказаться и
не позориться перед людьми.
-- Не пойду я никуда. Ты не беспокойся, все будет готово.
Павел Николаевич полной розовой рукой снял очки, пригляделся к ней, как
к дурочке.
-- Билет пропадет. Нельзя не посетить. А я уж как-нибудь...
Павлу Николаевичу важно было оставить за собой последнее слово. И
обиду. Если Лиза не пойдет, то в обиде будет она. Это не годится.
А Лиза думала, что туфель тоже нету. Только чтобы по городу ходить.
Можно сапоги бы одеть, приличные, но кто сапоги в сентябре
в театр надевает? А что если взять трикотажную кофточку и к ней юбку?
Лизой овладело странное лихорадочное смятение. Будто сама судьба не
допускает ее в театр, и никогда уже туда не попадешь в жизни.
Павел Николаевич собрался спать, погасил свет, а Лиза унесла платье на
кухню, кое-где распорола, но зазря. И заплакала. Беззвучно плача, вернулась
в комнату, выдвинула нижний, пустой ящик, забросила платье и туфли -- чего
вешать-то распоротое? -- легла, раздевшись, к краешку, чтобы не беспокоить
Павла Николаевича, и долго не могла заснуть, переживая в дремоте сказочные
картинки. Вот входит она в театр -- роскошно одета, платье на ней, как на
той барышне из прошлого, сверкают люстры, и все оборачиваются к ней, любуясь
ее прелестью... и в зеркалах она отражается, любуясь сама собой. А во сне
это видение преследовало ее, и во сне она понимала, что это неправда, что
это видение.
Утром Лиза чуть не проспала на работу, обошлась опять без завтрака, а в
обед увидала Тамару и сказала ей:
-- В театр я не пойду.
-- Ты с ума спятила! Твой взбунтовался?
-- Нет, разрешил. Я сама.
-- Что случилось? Ты человеческим языком объясни. Тебе одеть нечего?
Ну прямо в точку попала! Лиза промолчала.
-- Ты думаешь, там в бальных платьях ходят? Нет, кто в чем.
-- И ты пойдешь в чем есть?
-- Разумеется,-- соврала Тамара. Она недавно купила платье,
итальянское, пониже колен, с оборками. Еще не пробовала.
-- Я тебе свое шерстяное дам,-- сказала Тамара.
Лиза только усмехнулась. Заворачиваться в него, что ли?
-- Тебе,-- кричала Тамара, когда они возвращались в автобусе,-- с
твоими внешними данными можно в спецовке ходить. Пошли в парикмахерскую.
Римма без очереди нам прически сделает. Не хочешь? Ну ладно, я за тобой
зайду.
Лиза только покачала отрицательно головой.
5
Наверно, с полчаса Лиза сидела на стуле, просто убивала время, чтобы
скорее начался спектакль, потом поздно будет расстраиваться. Но сидеть не
удалось. Сосед позвал к телефону -- звонила Тамара.
-- Лиза, я за тобой не успею. У Риммы задержусь. Буду -- смерть
мужикам. Я тебя у входа жду. Усекла? Если не придешь, внутрь не войду и
вечер себе погублю. Может, даже будущую прекрасную семейную жизнь.
И хлопнула трубкой -- не дала возразить.
Вернувшись в комнату, Лиза уже не села. А что если она и в самом деле
Тамаре жизнь погубит? Никогда этого себе не простит. Разве важно, как кто
одет? Там и не заметят... В зале посидит. Жаль; что платье распорото.
Полчаса осталось до выхода.
Лиза открыла дверцу. Там только выходной костюм Павла Николаевича и ее
халат. Куда же она вчера платье сдуру сунула? Ну конечно же, в нижний
ящик... Лиза вытащила платье.
Это было другое платье. Тоже синее, но тянулось оно долго, словно
кто-то пришил к нему снизу еще метр материи. И материал изменился,
превратился в бархат, расшитый мелким жемчужным бисером...
"Павел Николаевич",-- подумала сначала Лиза. Понимала, что такая мысль
равна крушению мира, потому что Павел Николаевич такого сделать не мог...
Лиза укололась. Из платья торчала иголка с ниткой -- ее иголка, сама
вчера воткнула, в старое. А где же оно?
Лиза приложила к себе платье. Нет, придется примерить. Хоть оно и не
свое, но и чужим быть не может. Какое бы ни было объяснение...
Платье держалось на плечах тонкими полосками, как сарафан,-- лифчик под
него не годился. Надо достать купальник, он без лямок.
Платье скользнуло на нее, как живое, словно только и ждало, чтобы
обнять. И стало ясно, что для нее шилось. Доставало оно до пола и делало
Лизу выше ростом и тоньше -- потому что темное и строгое от жемчужного
узора.
Лиза протянула руку в ящик за туфлями -- не страшно, что такие, не
видно,-- но туфли тоже подменили. Они стали синими с серебром, словно
специально для платья. Вот и идти можно... Подумав так, Лиза улыбнулась,
потому что в таком одеянии нельзя идти без прически. Но делать ничего
особенного не стала. Попудрилась, правда, губы подвела. Никогда этого не
делала, но помада и пудра у нее были, на всякий случай, может, чтобы не
забыть, что ты молодая.
А что теперь с волосами делать? Конечно, знай заранее, она бы побежала
в парикмахерскую, взбила бы волосы, завилась, а то ведь просто патлы --
простые, прямые, правда густые, пепельные. Обычно закручены в косу и на
затылке пучком. Теперь же Лиза их распустила, расчесала... да пробили часы.
Половина! Ей за пятнадцать минут никогда не добраться. Неужели все пропало?
Не пустят?
Лиза схватила кошелек, накинула серый плащ -- и на улицу. И там еще
одно преступление совершила -- мимо такси проезжало, рука сама поднялась.
Она, конечно, сразу руку опустила -- вдруг Павел Николаевич увидит, но
машина уже затормозила: бывает же, как назло, в парк водитель не спешил,
обедать не ехал -- пожалуйста, хоть на край света. Улыбается.
Добрались до театра без трех семь. Тамары у входа уже не было. Лиза
сдала плащ на вешалку, но от бинокля отказалась -- и так рубль на такси
выкинула, задержалась на секунду перед зеркалом поправить волосы -- и
оказалось, что такой она себе и снилась. А за спиной мужчина остановился и
смотрит.
Зал гудел, ждал начала, надрывался звонок, словно артисты боялись, что
люди не успеют рассесться. Лиза достала из кошелька билет, чтобы вспомнить,
какое место.
-- Разрешите помочь вам,-- другой мужчина рядом стоит, блондин, на вид
солидный, а ведет себя, как мальчишка на танцверанде.
-- Сама найду.
-- А если вам понадобится всетаки помощь -- только взгляните.
А Лиза и не глядела на него. В ушах звон, лица мелькают, одеты правда
зрители по-разному, но есть и в длинных платьях. А она -- лучше многих.
В пятнадцатом ряду возвышалась черная башня -- Тамарина прическа. Такая
тяжелая башня -- вот-вот повалит набок голову. Лиза пробиралась к подруге,
платье чуть шуршало, и шуршание смешивалось с остальным театральным,
праздничным шумом. Хорошо бы место не занято, а то, бывает, продают два
билета на одно место. Тамара обернулась и сказала:
-- Место занято.-- И тут же завопила, чуть не на весь зал:
-- Лизавета! Я глазам своим не верю!
Язык ее метался, говорил, а глаза, вишневые глазищи, прыгали по
Лизиным плечам и синему бархату, цеплялись за жемчужины, и, когда уж
Лиза села, Тамара сказала шпионским шепотом:
-- Я сейчас умру. Что ты с собой сделала?
-- Ничего,-- сказала Лиза и ей, было приятно.-- Нашла одно платье...
-- Нашла? И туфли нашла? И эти плечи нашла?
Сзади кто-то заворчал: "Потише, действие уже начинается".
Но для Тамары спектакля уже не было. Такого приключения Тамара еще не
переживала. А Лиза уже смотрела на сцену, потому что платье ей было нужно не
для показа, а как пропуск в театр и без театра не нужно.
Блондин впереди мешал -- оглядывался, Тамара мешала, ахала. А Лиза
смотрела спектакль.
Как встали в антракте, Тамара вцепилась как клещ -- признавайся. Они
пошли в буфет, встали в очередь за пирожными и лимонадом, но достоять до
конца не удалось, потому что тот блондин уже успел все взять и даже
бутерброды с икрой и позвал их к столику, словно знакомый. Лиза даже
возмутиться не успела, а Тамара уже среагировала: -- Спасибо за приглашение.
Мужчина был возбужден, шутил, говорил без остановки, а Тамара хихикала,
словно все это происходило из-за нее, а Лизе было немножко все это смешно и
приятно было услышать, как девчата за соседним столиком спорили: "Ты забыла,
ее по телевизору в постановке показывали. Из Тургенева". Второе действие
Тамара тоже мешала смотреть -- очень ей блондин с бутербродами понравился.
Уже узнала, что его зовут Иваном. Ах, Тома, неужели тебе непонятно, почему
блондин такой старательный? --Он в НИИ работает,-- шептала Тамара на ухо,--
очень интересный. Только нос мне не понравился. Слишком крупный. Но ведь нос
-- не самое главное для мужчины, а ты как думаешь? Лиза снова ее не слушала.
В общем вечер выдался хороший. И пьеса отличная, и актеры играли отлично. А
Лиза как будто изменилась -- какое-то магическое влияние оказывало на нее
синее платье. Когда на лестнице после спектакля стояли, одна жемчужинка от
платья отлетела. Так что, Лиза бросилась ее искать? Ничего подобного. Иван к
ее ногам -- подобрать, а какой-то седой старик сказал с улыбкой: -- Зачем
разбрасывать драгоценности, девушка? Иван протянул жемчужину, а старик
сказал:
-- Чудесный жемчуг. Японский? Разрешите...-- повертел в пальцах и
добавил: -- Я -- старый геолог и, должен сказать, разбираюсь. Впрочем, вы
так прекрасны... -- и вздохнул. Лиза даже покраснела. А Тамара Ивану свой
телефон диктовала. Зря это, не понимала она простой мужской тактики. Тамара
для него -- ниточка, не больше. А ей, Лизе, все это ни к чему. У нее дом,
Павел Николаевич, работа. И не будет завтра ни туфель, ни платья -- и на том
спасибо. Кому спасибо? Шкафу? Внизу Иван занял очередь в гардероб, Тамара
отлучилась, а к Лизе подошел молодой человек, знакомый на вид. -- Пани
Рената? -- сказал он.-- Я вас узнал. -- Я не пани,-- сказала Лиза. Еще чего
не хватало. И тут же узнала. Актер. И даже известный. Только позавчера по
телевизору выступал. -- Простите,-- сказал актер -- Признаюсь, что не знал,
как мне подойти к вам. И придумал начало -- про Ренату. Разве плохо
придумал? Лиза сказала, что плохо, но улыбнулась, потому что актер был очень
обаятельный. Тем более, что с разных сторон на них смотрели и все мучились
вопросом: с какой красавицей разговаривает тот актер? Но тут же разговор и
кончился. Вернулся Иван с плащами, увидел актера и сразу стал такой сухой,
вежливый, что недалеко до неприятностей. Лиза по старым временам знала, что
тут надо парней разводить, а от Тамары проку нет -- она как увидала, какой у
Лизы новый поклонник, -- челюсть отвисла. Лиза -- плащ через руку, ничего,
на улице оденется, другой рукой Ивана подхватила и к выходу, даже не
попрощалась с актером.
На улице Иван опомнился и сообразил: -- Убежим от нее? Это он имел в
виду Тамару. До чего проста мужская хитрость!
-- Нет,-- сказала Лиза почтивесело.-- Не убежим.
-- Лиза!
-- И провожать не надо. Прошу вас, не портите вечер. Хороший вечер. --
Хороший, -- признался Иван, но с такой печалью, словно на вокзале.
Лиза спохватилась, что все еще держит его за руку. Отпустила и
поглядела на часы. Половина одиннадцатого. Павел Николаевич уже домой
пришел, сердится. И такой большой показалась дорога между театральным
подъездом и комнатой с одной лампочкой под потолком, в двадцать пять свечей
-- больше экономия не позволяет. Глаза у Ивана грустные и совсем не
нахальные. Лиза знала: что она ему сейчас прикажет, то он и сделает. --
Уходите,-- сказала она.-- А то сейчас выйдет Тамара и я так сделаю, что вам
ее придется домой провожать. -- Я и на это готов. Но послушался, ушел. И
вовремя. Потому что выскочила Тамара -- черные вавилоны на голове
наперекосяк. -- Ты знаешь, меня этот, артист, задержал. Кто, спрашивает,
такая, почему не знаю? Ну просто с первого взгляда рехнулся. Слушай, он еще
там стоит. Он решил, что Иван твой муж. Я ему телефон мой дала. -- Зачем? --
Как зачем? Кроме всего прочего -- билеты обеспечены. На самый дефицитный
спектакль. Ты понимаешь? Лиза махнула рукой и побежала к остановке
троллейбуса. А Тамара осталась. Металась между подъездом и Лизой. Потом
вспомнила и крикнула вслед:
-- А Иван где?
6
Лиза поднялась по лестнице, открыла дверь своим ключом. В коридоре было
темно, только в щель из-под двери комнаты пробивался свет. Не спит. Плохо,
придется платье показывать.
Лиза стояла, не входила. Ей стало себя жалко. И не может она рассказать
Павлу Николаевичу про спектакль, и про старика профессора, и как переживала
Тамара. А ведь со своими товарищами он разговаривает, что-то ему на свете
интересно... И Тамара завтра по всему заводу раззвонит, и еще не придумано,
откуда у нее платье... Она вошла в комнату. Павел Николаевич ее не видел. Он
сидел на полу перед шкафом, лысина поблескивала под лампой, а вокруг
разложены разные приборы. Нашел время свои завалы разбирать...
-- А,-- сказал он, не оборачиваясь.-- Явилась, не запылилась. Голос не
обиженный, не сердитый. Выговора не намечается.
-- Что ты делаешь?-- спросила Лиза, снимая плащ.-- Ужинал?
Только тут поняла, что шкаф распахнут, а нижний ящик вытянут на пол.
-- Понимаешь, заглянул туда, думаю, как использовать -- пустой ведь. И
при первом же расчете пришел к выводу о том, что ящик не до конца задвинут.
Следовательно, там что-то находится.
Павел Николаевич был необычно говорлив. Доволен собой. -- Значит, я его
вынул -- и оказался прав. Там деталей целый вагон. Кто-то прятал с тайной
целью. Смотри, трансформатор миниатюрный, разве у нас такие делают? Батареи
кадмиево-никелевые, я в этом, простите, разбираюсь. А провода отсоединенные,
я отдельно складываю. У меня один человек есть, он из них ремешки вяжет, по
три рубля с руками отрывают. И схемы транзисторные. Тонкая работа. Я уже
шестнадцать панелей снял, а там еще сколько осталось! Хочешь, погляди. Он
говорил и говорил, не глядя на Лизу, а Лиза стояла, прекрасная как
принцесса, и понимала, что шкаф убит. Никакой сказки--шкаф оказался
прибором, чтобы осуществлять желания. Люди старались, изобретали... -- А
ведь люди старались,-- сказала она тихо. Удивленный не столько словами,
сколько тоном Лизы, Павел Николаевич поднял круглую голову.
-- Старались бы -- не сдали в комиссионку.
-- Наверно, случайность вышла, ошибка.
-- Не надо было сдавать.-- Он отгонял сомнения и опаску. -- Я уже
предварительно подсчитал -- больше чем на сорок рублей получается. -- Люди
старались, и он еще много мог сделать... тебе тоже. -- Не мели ерунду,--
Павел Николаевич нырнул в шкаф -- голос оттуда доносился глухо.-- Что за
платье надела? У Тамарки взяла?
Ответа он не ждал, Лиза и не стала отвечать. Не поверит. А поверит --
еще хуже: разозлится, что не сказала вовремя. "Могла записку оставить, мы бы
его использовали". Лучше, что не использовал.
-- Ты с платьем аккуратнее. Если пятно или что... Лиза смотрела в
зеркало. Бледное, незнакомое лицо и глаза большие и темные -- одни зрачки.
Что-то внутри шкафа зашуршало, лопнуло. Тяжело дышал, старался Павел
Николаевич.
И Лиза услышала свой голос. Только потому и догадалась, что свой, что
больше некому было так пронзительно, зло, отчаянно кричать.
-- Вылезай! Кончай сейчас же! Люди же старались...
Алексей Крупин
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Суббота, 22 Октября 2011, 11.53.22 | Сообщение # 153 |
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Quote (Penguin) Шкаф неземной красоты
....нужно верить в чудеса...... 
|
| |
| |
| Penguin | Дата: Суббота, 22 Октября 2011, 18.27.32 | Сообщение # 154 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 1206
Статус: Отсутствует
| Кир Булычев
"МОЖНО ПОПРОСИТЬ НИНУ?"
- Можно попросить Нину? - сказал я.
- Это я, Нина.
- Да? Почему у тебя такой странный голос?
- Странный голос?
- Не твой. Тонкий. Ты огорчена чем-нибудь?
- Не знаю.
- Может быть, мне не стоило звонить?
- А кто говорит?
- С каких пор ты перестала меня узнавать?
- Кого узнавать?
Голос был моложе Нины лет на двадцать. А на самом деле Нинин голос
лишь лет на пять моложе хозяйки. Если человека не знаешь, по голосу его
возраст угадать трудно. Голоса часто старятся раньше владельцев. Или долго
остаются молодыми.
- Ну ладно, - сказал я. - Послушай, я звоню тебе почти по делу.
- Наверно, вы все-таки ошиблись номером, - сказала Нина. - Я вас не
знаю.
- Это я, Вадим, Вадик, Вадим Николаевич! Что с тобой?
- Ну вот! - Нина вздохнула, будто ей жаль было прекращать разговор. -
Я не знаю никакого Вадика и Вадима Николаевича.
- Простите, - сказал я и повесил трубку.
Я не сразу набрал номер снова. Конечно, я просто не туда попал. Мои
пальцы не хотели звонить Нине. И набрали не тот номер. А почему они не
хотели?
Я отыскал в столе пачку кубинских сигарет. Крепких как сигары. Их,
наверное, делают из обрезков сигар. Какое у меня может быть дело к Нине?
Или почти дело? Никакого. Просто хотелось узнать, дома ли она. А если ее
нет дома, это ничего не меняет. Она может быть, например, у мамы. Или в
театре, потому что на тысячу лет не была в театре.
Я позвонил Нине.
- Нина? - сказал я.
- Нет, Вадим Николаевич, - ответила Нина. - Вы опять ошиблись. Вы
какой номер набираете?
- 149-40-89.
- А у меня Арбат - один - тридцать два - пять три.
- Конечно, - сказал я. - Арбат - это четыре?
- Арбат - это Г.
- Ничего общего, - сказал я. - Извините, Нина.
- Пожалуйста, - сказала Нина. - Я все равно не занята.
- Постараюсь к вам больше не попадать, - сказал я. - Где-то
заклиналось. вот и попадаю к вам. Очень плохо телефон работает.
- Да, - согласилась Нина.
Я повесил трубку.
Надо подождать. Или набрать сотню. Время. Что-то замкнется в
перепутавшихся линиях на станции. И я дозвонюсь. "Двадцать два часа
ровно", - сказала женщина по телефону "сто". Я вдруг подумал, что если ее
голос записали давно, десять лет назад, то она набирает номер "сто", когда
ей скучно, когда она одна дома, и слушает свой голос, свой молодой голос.
А может быть, она умерла. И тогда ее сын или человек, который ее любил,
набирает сотню и слушает ее голос.
Я позвонил Нине.
- Я вас слушаю, - сказала Нина молодым голосом. - Это опять вы, Вадим
Николаевич?
- Да, - сказал я. - Видно, наши телефоны соединились намертво. Вы
только не сердитесь, не думайте что я шучу. Я очень тщательно набирал
номер, который мне нужен.
- Конечно, конечно, - быстро сказала Нина. - Я ни на минутку не
подумала. А вы очень спешите, Вадим Николаевич?
- Нет, - сказал я.
- У вас важное дело к Нине?
- Нет, я просто хотел узнать, дома ли она.
- Соскучились?
- Как вам сказать...
- Я понимаю, ревнуете, - сказала Нина.
- Вы смешной человек, - сказал я. - Сколько вам лет, Нина?
- Тринадцать. А вам?
- Больше сорока. Между нами толстенная стена из кирпичей.
- И каждый кирпич - это месяц, правда?
- Даже один день может быть кирпичом.
- Да, - вздохнула Нина, - тогда это очень толстая стена. А о чем вы
думаете сейчас?
- Трудно ответить. В данную минуту ни о чем. Я же разговариваю с
вами.
- А если бы вам было тринадцать лет или даже пятнадцать, мы могли бы
познакомиться, - сказала Нина. - Это было бы очень смешно. Я бы сказала:
приезжайте завтра вечером к памятнику Пушкину. Я вас буду ждать в семь
часов ровно. И мы бы друг друга не узнали. Вы где встречаетесь с Ниной?
- Как когда.
- И у Пушкина?
- Не совсем. Мы как-то встречались у "России".
- Где?
- У кинотеатра "Россия".
- Не знаю.
- Ну, на Пушкинской.
- Все равно почему-то не знаю. Вы, наверное, шутите. Я хорошо знаю
Пушкинскую площадь.
- Неважно, - сказал я.
- Почему?
- Это давно было.
- Когда?
Девочке не хотелось вешать трубку. почему-то она упорно продолжала
разговор.
- Вы одна дома? - спросил я.
- Да. Мама в вечернюю смену. Она медсестра в госпитале. Она на ночь
останется. Она могла бы прийти и сегодня, но забыла дома пропуск.
- Ага, - сказал я. - Ладно, ложись спать, девочка. Завтра в школу.
- Вы со мной заговорили как с ребенком.
- Нет, что ты, говорю с тобой, как со взрослой.
- Спасибо. Только сами, если хотите, ложитесь спать с семи часов. До
свидания. И больше не звоните своей Нине. А то опять ко мне попадете. И
разбудите меня, маленькую девочку.
Я повесил трубку. Потом включил телевизор и узнал о том, что луноход
прошел за смену 337 метров. Луноход занимался делом, а я бездельничал. В
последний раз я решил позвонить Нине уже часов в одиннадцать, целый час
занимал себя пустяками. И решил, что, если опять попаду на девочку, повешу
трубку сразу.
- Я так и знала, что вы еще раз позвоните, - сказала Нина, подойдя к
телефону. - Только не вешайте трубку. Мне, честное слово, очень скучно. И
читать нечего. И спать еще рано.
- Ладно, - сказал я. - Давайте разговаривать. А почему вы так поздно
не спите?
- Сейчас только восемь, - сказала Нина.
- У вас часы отстают, - сказал я. - Уже двенадцатый час.
Нина засмеялась. Смех у нее был хороший, мягкий.
- Вам так хочется от меня отделаться, что просто ужас, - сказала она.
- Сейчас октябрь, и потому стемнело. И вам кажется, что уже ночь.
- Теперь ваша очередь шутить? - спросил я.
- Нет, я не шучу. У вас не только часы врут, но и календарь врет.
- Почему врет?
- А вы сейчас мне скажете, что у вас вовсе не октябрь, а февраль.
- Нет, декабрь, - сказал я. И почему-то, будто сам себе не поверил,
посмотрел на газету, лежавшую рядом, на диване. "Двадцать третье декабря"
- было написано под заголовком.
Мы помолчали немного, я надеялся, что она сейчас скажет "до
свидания". Но она вдруг спросила:
- А вы ужинали?
- Не помню, - сказал я искренне.
- Значит, не голодный.
- Нет, не голодный.
- А я голодная.
- А что, дома есть нечего?
- Нечего! - сказала Нина. - Хоть шаром покати. Смешно, да?
- Даже не знаю, как вам помочь, - сказал я. - И денег нет?
- Есть, но совсем немножко. И все уже закрыто. А потом, что купишь?
- Да, - согласился я. - Все закрыто. Хотите, я пошурую в
холодильнике, посмотрю, что там есть?
- У вас есть холодильник?
- Старый, - сказал я. - "Север". Знаете такой?
- Нет, - сказала Нина. - А если найдете, что потом?
- Потом? Я схвачу такси и подвезу вам. А вы спуститесь к подъезду и
возьмете.
- А вы далеко живете? Я - на Сивцевом Вражке. Дом 15/25.
- А я на Мосфильмовской. У Ленинских гор. За университетом.
- Опять не знаю. Только это неважно. Вы хорошо придумали, и спасибо
вам за это. А что у вас есть в холодильнике? Я просто так спрашиваю, не
думайте.
- Если бы я помнил, - сказал я. - Сейчас перенесу телефон на кухню, и
мы с вами посмотрим.
Я прошел на кухню, и провод тянулся за мной, как змея.
- Итак, - сказал я, - открываем холодильник.
- А вы можете телефон носить за собой? Никогда не слышала о таком.
- Конечно, могу. А ваш телефон где стоит?
- В коридоре. Он висит на стенке. И что у вас в холодильнике?
- Значит, так... что тут, в пакете? Это яйца, неинтересно.
- Яйца?
- Ага. Куриные. Вот, хотите, принесу курицу? Нет, она французская,
мороженая. Пока вы ее сварите, совсем проголодаетесь. И мама придет с
работы. Лучше мы вам возьмем колбасы. Или нет, нашел марокканские сардины,
шестьдесят копеек банка. И к ним есть полбанки майонеза. Вы слышите?
- Да, - сказала Нина совсем тихо. - Зачем вы так шутите? Я сначала
хотела засмеяться, а потом мне стало грустно.
- Это еще почему? В самом деле так проголодались?
- Нет, вы же знаете.
- Что я знаю?
- Знаете, - сказала Нина. Потом помолчала и добавила: - Ну и пусть!
Скажите, а у вас есть красная икра?
- Нет, - сказал я. - Зато есть филе палтуса.
- Не надо, хватит, - сказала Нина твердо. - Давайте отвлечемся. Я же
все поняла.
- Что поняла?
- Что вы тоже голодный. А что у вас из окна видно?
- Из окна? Дома, копировальная фабрика. Как раз сейчас,
полдвенадцатого, смена кончается. И много девушек выходит из проходной. И
еще виден "Мосфильм". И пожарная команда. И железная дорога. Вот по ней
сейчас идет электричка.
- И вы все видите?
- Электричка, правда, далеко идет. Только видна цепочка огоньков,
окон!
- Вот вы и врете!
- Нельзя так со старшими разговаривать, - сказал я. - Я не могу
врать. Я могу ошибаться. Так в чем же я ошибся?
- Вы ошиблись в том, что видите электричку. Ее нельзя увидеть.
- Что же она, невидимая, что ли?
- Нет, видимая, только окна светиться не могут. Да вы вообще из окна
не выглядывали.
- Почему? Я стою перед самым окном.
- А у вас в кухне свет горит?
- конечно, а так как же я в темноте в холодильник бы лазил? У меня в
нем перегорела лампочка.
- Вот, видите, я вас уже в третий раз поймала.
- Нина, милая, объясни мне, на чем ты меня поймала.
- Если вы смотрите в окно, то откинули затемнение. А если откинули
затемнение, то потушили свет. Правильно?
- Неправильно. Зачем же мне затемнение? Война, что ли?
- Ой-ой-ой! Как же можно так завираться? А что же, мир, что ли?
- Ну, я понимаю, Вьетнам, Ближний Восток... Я не об этом.
- И я не об этом... Постойте, а вы инвалид?
- К счастью, все у меня на месте.
- У вас бронь?
- Какая бронь?
- А почему вы тогда не на фронте?
- Вот тут я в первый раз только заподозрил неладное. Девочка меня
вроде бы разыгрывала. Но делала это так обыкновенно и серьезно, что чуть
было меня не испугала.
- На каком я должен быть фронте, Нина?
- На самом обыкновенном. Где все. Где папа. На фронте с немцами. Я
серьезно говорю, я не шучу. А то вы так странно разговариваете. Может
быть, вы не врете о курице и яйцах?
- Не вру, - сказал я. - И никакого фронта нет. Может быть, и в самом
деле мне подъехать к вам?
- Так и я в самом деле не шучу! - почти крикнула Нина. - П вы
перестаньте. Мне сначала было интересно и весело. А теперь стало как-то не
так. Вы меня простите. Как будто вы не притворяетесь, а говорите правду.
- Честное слово, девочка, я говорю правду, - сказал я.
- Мне даже страшно стало. У нас печка почти не греет. Дров мало. И
темно. Только коптилка. Сегодня электричества нет. И мне одной сидеть ой
как не хочется. Я все теплые вещи на себя накутала.
И тут же она резко и как-то сердито повторила вопрос:
- Вы почему не на фронте?
- На каком я могу быть фронте? - Уже и в само деле шутки зашли
куда-то не туда. - Какой может быть фронт в семьдесят втором году!
- Вы меня разыгрываете?
Голос опять сменял тон, был он недоверчив, выл он маленьким, три
вершка от пола. И невероятная, забытая картинка возникла перед глазами -
то, что было с мной, но много лет, тридцать или больше лет назад. когда
мне тоже было двенадцать лет. И в комнате стояла буржуйка. И я сижу не
диване, подобрав ноги. И горит свечка, или это было керосиновая лампа? И
курица кажется нереальной, сказочной птицей, которую едят только в
романах, хотя я тогда не думал о курице...
- Вы почему замолчали? - спросила Нина. - Вы лучше говорите.
- Нина, - сказал я. - Какой сейчас год?
- Сорок второй, - сказала Нина.
И я уже складывал в голове ломтики несообразностей в ее словах. Она
не знает кинотеатра "Россия". И телефон у нее только из шести номеров. И
затемнение...
- Ты не ошибаешься? - спросил я.
- Нет, - сказала Нина.
Она верила в то, что говорила. Может, голос обманул меня? Может, ей
не тринадцать лет? Может, она, сорокалетняя женщина, заболела еще тогда,
девочкой, и ей кажется, что она осталась там, где война?
- Послушайте, - сказал я спокойно. Не вешать же трубку. - Сегодня
двадцать третье декабря 1972 года. Война кончилась двадцать семь лет
назад. Вы это знаете?
- Нет, - сказала Нина.
- Вы знаете это. Сейчас двенадцатый час... Ну как вам объяснить?
- Ладно, - сказал Нина покорно. - Я тоже знаю, что вы не привезете
мен курицу. Мне надо было догадаться, что французских куриц не бывает.
- Почему?
- Во Франции немцы.
- Во Франции давным-давно нет никаких немцев. Только если туристы. Но
немецкие туристы бывают и у нас.
- Как так? Кто их пускает?
- А почему не пускать?
- Вы не вздумайте сказать, что фрицы нас победят! Вы, наверно, просто
вредитель или шпион?
- Нет, я работаю в СЭВе, Совете Экономической Взаимопомощи. Занимаюсь
венграми.
- Вот и опять врете! В Венгрии фашисты.
- Венгры давным-давно прогнали своих фашистов. Венгрия -
социалистическая республика.
- Ой, а я уж боялась, что вы и в самом деле вредитель. А вы все-таки
все выдумываете. Нет, не возражайте. Вы лучше расскажите мне, как будет
потом. Придумайте что хотите, только чтобы было хорошо. Пожалуйста. И
извините меня, что я так с вами грубо разговаривала. Я просто не поняла.
И я не стал больше спорить. Как объяснить это? Я опять представил
себе, как сижу в этом самом сорок втором году, как не хочется узнать,
когда наши возьмут Берлин и повесят Гитлера. И еще узнать, где я потерял
хлебную карточку за октябрь. И сказал:
- Мы победим фашистов 9 мая 1945 года.
- Не может быть! Очень долго ждать.
- Слушай, Нина, и не перебивай. Я знаю лучше. И Берлин мы возьмем
второго мая. Даже будет такая медаль - "За взятие Берлина". А Гитлер
покончит с собой. Он примет яд. И даст его Еве Браун. А потом эсэсовцы
вынесут его тело во двор имперской канцелярии, и обольют бензином, и
сожгут.
Я рассказывал это не Нине. Я рассказывал это себе. И я послушно
повторял факты, если Нина не верила или не понимала сразу, возвращался,
когда она просила пояснить что-нибудь, и чуть было не потерял вновь ее
доверия, когда сказал, что Сталин умрет. Но я потом вернул ее веру,
поведав о Юрии Гагарине и о новом Арбате. И даже насмешил Нину, рассказав
о том, что женщины будут носить брюки-клеш и совсем короткие юбки. И даже
вспомнил, когда наши перейдут границу с Пруссией. Я потерял чувство
реальности. Девочка Нина и мальчишка Вадик сидели передо мной на диване и
слушали. Только они были голодные как черти. И дела у Вадика обстояли даже
хуже, чем у Нины; хлебную карточку он потерял, и до конца месяца им с
матерью придется жить на одну ее карточку, рабочую карточку, потому что
Вадик посеял карточку где-то во дворе, и только через пятнадцать лет он
вдруг вспомнит, как это было, и будет снова расстраиваться потому что
карточку можно было найти даже через неделю; она, конечно, свалилась в
подвал, когда он бросил на решетку пальто, собираясь погонять в футбол. И
я сказал, уже потом, когда Нина устала слушать, то что полагала хорошей
сказкой:
- Ты знаешь Петровку?
- Знаю, - сказала Нина. - А ее не переименуют?
- Нет. Так вот...
Я рассказал, как войти во двор под арку и где в глубине двора есть
подвал, закрытый решеткой. И если это октябрь сорок второго года, середина
месяца, то в подвале, вернее всего лежит хлебная карточка. Мы там, во
дворе, играли в футбол, и я эту карточку потерял.
- Какой ужас! - сказала Нина. - Я бы этого не пережила. Надо сейчас
же ее отыскать. Сделайте это.
Она тоже вошла во вкус игры, и где-то реальность ушла, и уже ни она,
ни я не понимали, в каком году мы находимся, - мы были вне времен, ближе к
ее сорок второму году.
- Я не могу найти карточку, - сказал я. - Прошло много лет. Но если
сможешь, зайди туда, подвал должен быть открыт. В крайнем случае скажешь,
что карточку обронила ты.
И в этот момент нас разъединили.
Нины не было. Что-то затрещало в трубке. Женский голос сказал:
- Это 148-18-15? Вас вызывает Орджоникидзе.
- Вы ошиблись номером, - сказал я.
- Извините, - сказал женский голос равнодушно.
И были короткие гудки. Я сразу же набрал снова Нинин номер. Мне нужно
было извиниться. Нужно было посмеяться вместе с девочкой. Ведь получалась
в общем чепуха...
- Да, - сказал голос Нины. Другой Нины.
- Это вы? - спросил я.
- А, это ты, Вадим? Что тебе не спиться?
- Извини, - сказал я. - Мне другая Нина нужна.
- Что?
Я повесил трубку и снова набрал номер.
- Ты сума сошел? - спросила Нина. - Ты пил?
- Извини, - сказал я и снова бросил трубку.
Теперь звонить бесполезно. Звонок из Орджоникидзе все вернул на свои
места. А какой у нее настоящий телефон? Арбат - три, нет, Арбат - один -
тридцать два - тридцать... Нет, сорок...
Взрослая Нина позвонила мне сама.
- Я весь вечер сидела дома, - сказала она. - Думала, ты позвонишь,
объяснишь, почему ты вчера так себя вел. Но ты, видно, совсем сошел с ума.
- Наверно, - согласился я. Мне не хотелось рассказывать ей о длинных
разговорах с другой Ниной.
- Какая еще другая Нина? - спросила она. - Это образ? Ты хочешь
заявить, что желал бы видеть меня иной?
- Спокойной ночи, Ниночка, - сказал я. - Завтра все объясню.
...Самое интересное, что у этой странной истории был не менее
странный конец. На следующий день утром я поехал к маме. И сказал, что
разберу антресоли. Я три года обещал это сделать, а тут приехал сам. Я
знаю, что мама ничего не выкидывает. Из того, что, как ей кажется, может
пригодиться. Я копался часа полтора в старых журналах, учебниках,
разрозненных томах приложений к "Ниве". Книги были не пыльными, но пахли
старой, теплой пылью. Наконец я отыскал телефонную книгу за 1950 год.
книга распухла от вложенных в нее записок и заложенных бумажками страниц,
углы которых были обтрепаны и замусолены. Книга было настолько знакома,
что казалось странным, как я мог ее забыть, - если бы не разговор с Ниной,
так бы никогда и не вспомнил о ее существовании. И стало чуть стыдно, как
перед честно отслужившим костюмом, который отдают старьевщику на верную
смерть.
Четыре первые цифры известны. Г-1-32... И еще я знал, что телефон,
если никто из нас не притворялся, если надо мной не подшутили, стоял в
переулке Сивцев Вражек, в доме 15/25. Никаких шансов найти тот телефон не
было. Я уселся с книгой в коридоре, вытащив из ванной табуретку. Мама
ничего не поняла, улыбнулась только проходя мимо, и сказала:
- Ты всегда так. Начнешь разбирать книги, зачитаешься через десять
минут. И уборке конец.
Она не заметила, что я читаю телефонную книгу. Я нашел этот телефон.
Двадцать лет назад он стоял в той же квартире, что и в сорок втором году.
И записан был на Фролову К.Г.
Согласен, я занимался чепухой. Искал то, чего и быть не могло. Но
вполне допускаю, что процентов десять вполне нормальных людей, окажись они
на моем месте, делали бы то же самое. и я поехал на Сивцев Вражек.
Новые жильцы в квартире не знали, куда уехали Фроловы. Да и жала ли
они здесь? Но мне повезло в домоуправлении. Старенькая бухгалтерша помнила
Фроловых, с ее помощью я узнал все, что требовалось, через адресный стол.
Уже стемнело. По новому району, среди одинаковых панельных башен
гуляла поземка. В стандартном двухэтажном магазине продавали французских
кур в покрытых инеем прозрачных пакетах. У меня появился соблазн купить
курицу и принести ее, как обещал, хоть и с двадцатилетнем опозданием. Но я
хорошо сделал, что не купил ее. В квартире никого не было. И по тому, как
гулко разносился звонок, мне показалось, что здесь люди не живут. Уехали.
Я хотел было уйти, но потом, раз уж забрался так далеко, позвонил в
дверь рядом.
- Скажите, Фролова Нина Сергеевна - ваша соседка?
Парень в майке, с дымящимся паяльником в руке ответил равнодушно:
- Они уехали.
- Куда?
- Месяц как уехали на Север. До весны не вернуться. И Нина Сергеевна,
и муж ее.
Я извинился, начал спускаться по лестнице. И думал, что в Москве,
вполне вероятно, живет не одна Нина Сергеевна Фролова 1930 года рождения.
И тут дверь сзади снова растворилась.
- Погодите, - сказал тот же парень. - Мать что-то сказать хочет.
Мать его тут же появилась в дверях, запахивая халат.
- А вы кем ей будете?
- Так просто, - сказал я. - Знакомый.
- Не Вадим Николаевич?
- Вадим Николаевич.
- Ну вот, - обрадовалась женщина, - чуть было вас не упустила. Она бы
мне никогда этого не простила. Нина так и сказала: не прощу. И записку на
дверь приколола. Только записку, наверно, ребята сорвали. Месяц уже
прошел. Она сказала, что вы в декабре придете. И даже сказала, что
постарается вернуться, но далеко-то как...
Женщина стояла в дверях, глядела на меня, словно ждала, что я сейчас
открою какую-то тайну, расскажу ей о неудачной любви. Наверное, она и Нину
пытала: кто он тебе? И Нина тоже сказала ей: "Просто знакомый".
Женщина выдержала паузу, достала письмо из кармана халата.
"Дорогой Вадим Николаевич!
Я, конечно, знаю, что вы не придете. Да и как можно верить детским
мечтам, которые и себе уже кажутся только мечтами. Но ведь хлебная
карточка была в том самом подвале, о котором вы успели мне сказать..."
Алексей Крупин
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Суббота, 22 Октября 2011, 19.00.46 | Сообщение # 155 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Quote (Penguin) "МОЖНО ПОПРОСИТЬ НИНУ?"
....Спасибо, "Penguin" - здорово.......
|
| |
| |
| Penguin | Дата: Суббота, 22 Октября 2011, 19.16.36 | Сообщение # 156 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 1206
Статус: Отсутствует
| Я очень люблю этого писателя. В его прозе всегда ощущаешь любовь к людям, доброту, любовь к родной стране...
Алексей Крупин
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Суббота, 22 Октября 2011, 19.19.33 | Сообщение # 157 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Penguin,
....но последнее очень "пощипало"....... Все-таки много у нас хороших книг.....
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Воскресенье, 23 Октября 2011, 11.31.43 | Сообщение # 158 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| ....старый велосипед......
Деревни Горохово давно уже не значилось ни на одной новой карте —все дома были разобраны на дрова, срубы покрепче кто купил, кто украл и перевез на свои участки, чтобы построить курятники да свинарники. Жители – старики разъехались, кто к детям в город, кто еще куда-то. Одному Николаю по кличке Велосипед, немощному и старому одинокому человеку, деваться было некуда.
Перекошенный домишко, возрастом постарше самого Велосипеда, пришел уже в такую негодность, что страшно было на ночь оставаться — непонятно, на чем там крыша держится, если сквозь щели над печкой уже и птицы залетать стали, как к себе домой.
Николай был уже больной «наскрозь», как он сам говорил, а какой болезнью — Бог один знает, может, даже просто старостью обыкновенной.
Он всегда был человеком хмурым, а в последнее время — и нелюдимым. Потому еще, что людей просто не видел почти. Разве что, грибники да охотники какие-нибудь летом могли заблудиться да заглянуть за водичкой из старого колодца или дорогу спросить, а так…
Он давно привык к одиночеству, но сейчас, когда одной ногой стоял уже в могиле, сильно хотелось, чтобы хоть кто-то был рядом, хоть собака или кошка какая-нибудь. Собаки у него не приживались — дохли или убегали почему-то. Он это дело неблагодарное и забросил со временем. Ни телевизора, ни радио работающего уже не осталось. Да и к чему они, когда борьба с перебоями электроэнергии закончилась не в его пользу несколько лет назад — электричества, просто вовсе не стало.
Когда был покрепче, бывало на своем верном и единственном друге, старом велосипеде, Николай добирался до райцентра, чтобы запастись крупами да тушенкой на всю зиму. Потом и он «заржавел», как старая развалина – велосипед, и уже никуда не выбирался, перебиваясь скудным ассортиментом овощей с поросшего сорняками, заброшенного, когда-то большого огорода. У охотников иногда дичь покупал, а то и жалели, дарили. Да еще грибы сильно выручали. Слава богу, этого добра было полно у самого порога. На рыбалку не ходил, потому что крючка не видел давно. Вместе со зрением и слух покидал, и память куда-то улетучивалась постепенно.
Бывало, выйдет из дома и смотрит непонимающим взглядом — куда это все дома, люди подевались.
В это утро Николай проснулся бодрым и каким-то помолодевшим. И сразу отправился в сарай искать то, что осталось от велосипеда. Какая-то неизвестная сила или чья-то неведомая воля управляла желанием починить транспорт и ехать. Куда-нибудь, но ехать.
Три дня ушло на ремонт ржавого железа, а желание — странное дело — не то, что не уходило, а только крепчало до невыносимости.
Наконец, попробовав силы вдоль забора, чтоб опора была, если что, он вернулся в хату, взял деньги, котомку с зачерствевшей уже лепешкой, сел на своего железного «коня» и потихоньку отправился по заросшей дороге в сторону райцентра.
Силы покидали через каждый километр. Он останавливался, отдыхал, тяжело дыша, опять седлал своего «рысака» и двигался дальше и дальше.
Он не знал, зачем и куда едет, он сейчас, как никогда раньше, просто хотел к людям. Раз в месяц приезжала почтальонка, выдавала пенсию, почти не разговаривая, и тут же уходила из хаты, презрительно зажимая нос двумя оттопыренными пальцами.
Велосипеда никто не любил и раньше, а теперь, когда он стал похож на потрепанный мешок из-под картошки, и вовсе шарахались все, кто знал.
Да, если честно, он и сам никого не любил, за всю жизнь ни другом, ни родственником не обзавелся. Были какие-то родные, да на что они ему нужны были? А со временем и вовсе все следы братьев-сестер да племянников потерял. И детей у него не было. А откуда ж им быть, если «жена – «стерва», сбежала на второй год жизни. Поколачивал он ее, видишь ли! Заслужила — вот и поколачивал» — так объяснял он на вопросы сильно любопытных. «Лыбилась каждому, радовалась всему подряд по поводу и без повода, и курице, и подсолнуху, и соседке с соседом».
Слышал потом, что «счастлива она, видите ли, замуж вышла, детей кучу нарожала, муж ее уважает, видите ли…».
А сейчас хотелось, очень хотелось, чтоб кто-то и расспросил, и выслушал, и пожалел. А может, накормил бы мясом или борщом со сметаной или сальцем зажаренным.
Он ехал, останавливался, сидел, вздыхал. И ехал, ехал вперед, к ним, людям, не таким сейчас ненавистным.
Николай стал вдруг бояться, что вот помрет, да и будет валяться в избе, пока в мумию не превратится. Не жил нормально, а вот умереть почему-то хотелось чуть-чуть поторжественнее этого, вполне вероятного, варианта.
Когда показались дома райцентра, день уже клонился к закату. Николай дошел до перекрестка, придерживая сбоку велосипед (ехать среди машин не осмелился), и остановился в растерянности, шепча под нос «И чего приперся?». О том, как теперь такой же путь назад преодолеть, даже думать не хотелось. Пожалуй, впервые в жизни глаза стали мокрыми — не плакал он, слезы сами себе командовали — плыли по сморщенному, как печеное яблоко, лицу.
Он поставил велосипед к дереву и поплелся к фонтану в центре скверика, чтобы умыть лицо, да посидеть, охладиться — жара стояла небывалая для мая.
Николай рассматривал наряженных по-праздничному людей.
«А может, и не праздник у них, может, теперь такая хорошая одежа бывает» — думал он грустно.
Николай сидел прямо на бордюрчике, и на спину попадали струйки фонтана, но вставать и пересаживаться куда-то, не было сил. Память была ясною, как никогда, хотя сил физических совсем не осталось — толкнул бы кто случайно — упал бы замертво, казалось ему. А толкнуть было кому — вокруг фонтана собралась по какому-то случаю огромная толпа. Они о чем-то негромко все говорили, а Николай бы и громкого ничего не услышал, совсем плохо стало с ушами. Он разглядывал людей вокруг и особо выделил молодую, похожую на артистку, женщину, которая что-то говорила в микрофон, подходя к собравшимся, то к одному, то к другому. А поймав взгляд старика на себе, сейчас шла прямо к нему. Только тут Николай заметил, что на него направлена камера и все теперь тоже стали разглядывать его.
«Кино, что ли, снимают?» — подумал Николай, но встать и исчезнуть, уже не было сил.
«А? Чего?» — переспросил он девушку – артистку и прижал ладошку рупором к уху.
— А вы, дедушка, кого ищете? — спросила она. — Вы пришли к фонтану, наверное, потому что хотите разыскать кого-то из родных, так? — продолжала наступление девушка с микрофоном.
— Говорите! Говорите! Называйте фамилию, дедуля! — подталкивала локтем сидящая рядом молодая женщина с фотографией в руках.
Как-то очень быстро Николай сконцентрировался, вспомнив, что видел как-то в сельсовете, пока ждал председателя, эту передачу, в которой все разыскивают своих родных и знакомых.
«И на кой это надо?» — думал он тогда. А сейчас вдруг заговорил, как по написанной, подготовленной заранее, шпаргалке:
— Меня зовут Хромов Николай Николаевич, деточка. Я ищу… мне бы хоть кого-то найти из родных. Может, жена моя бывшая жива. Она – хороший человек, но мы… не сошлись карактерами когда-то. Я вот… живу я один, больной, а нету у меня никого. Вообще. У меня и хата повалилась. Я до зимы доживу, если… Мне бы помощь какая… Может, племянники меня помнят — Витька и… кажется… памяти нету, извиняюсь… Есть племянники, сестры, может, живые. Помогите, кто может, короче говоря, старику! — и он горько заплакал.
— А как зовут супругу вашу… бывшую? — сама прослезилась ведущая.
Николай собрал последние силы, встал, пряча слезы, и спешно поковылял в сторону, к велосипеду.
Он добирался до своей хаты долго и пешком — велосипед бросил на первой же горке, сил тащить этот хлам не было, да и рассудил логично — это был его последний такой дальний путь.
***
— Дедушка, ну, пожа-а-а-луйста! — ныла Валюшка, теребя умоляюще плед, которым дед укутался в кресле перед телевизором. — Ну, можно я только на рекламу хоть переключу на «Ералаш», ну чего ты эту передачу все время смотришь и смотришь, фронтовиков, что ли, ищешь? Все же дома, никто же не терялся у тебя. Ну, де-е-е-да…
— Внучка, сколько тебе говорить уже, что фронтовиков у меня нет, я во время войны такой, как ты сейчас, был. И отстань со своим «Ералашем», его сто раз повторяют, а тут люди ищут… Стой-ка, стой-ка, Валюшка! Подай очки! Да скорее ты, вон, вон, на столе!
Алексей Александрович прищурился и добавил громкость. Потом, напялив очки, подскочил ближе к телевизору, чтобы максимально внимательно рассмотреть плачущего полуглухого старика, умоляющего найти хоть кого-то. Сам, видно, не решил, кого. Когда тот назвал свое имя, Алексея, как будто, током ударило — да это же он самый, Велосипед!
Он уже не стал досматривать передачу, встал, вздыхая рывками и так громко, словно волна прибоя о песчаный берег — «хха-хха…».
— Дедушка, что с тобой? А кто это?! Твой фронтовик, ой… Кто этот дедушка? Твой настоящий папа? — Валюшка забыла даже про «Ералаш».
— С ума сошла, Валентина? Какой еще папа? Он такой же, как я. По возрасту. И тоже уже прадедушка чей-то, как я.
— Да? Ничего себе! Он же такой старый! Ой, извини, деда… — смутилась она.
— Ладно. Все, отстань, внучка. Я на пробежку. Пойдешь в парк? — предложил он Валентине нехотя, пока обувался в кроссовки.
— Не, деда. Неохота. Не пойду сегодня.
— А я пойду. Ты иди, маме помоги там, на кухне, чаек организовать.
Пробежка не удалась. И даже просто гулять не хотелось. Алексей сидел под ивой, которая ветками – куполом укрыла его лавочку от людей и вспоминал.
Он давно простил и забыл. Он долго держал зло и даже хотел отомстить когда-то. Найти Велосипеда и отомстить. Он, не верующий ни в черта, ни в Бога, отважился даже сходить в церковь. А когда поговорил со священником, когда тот просто сказал, что надо простить не формально, а искренне, он, сам не понимая, как это получилось, простил его. И с тех пор забыл. Навсегда. А сегодня, когда увидел дряхлого, старого и такого жалкого Николая Хромова, сердце почему-то так сжалось, так что-то заныло в груди, что стало реально нехорошо — никогда он так не чувствовал свое сердце.
***
— Пап, ты чего? Что, вообще, у тебя тут случилось? — не унималась внучка, разливая по чашкам зеленый чай. — Валюшка говорит, ты кого-то там, в передаче, знакомого увидел. Что случилось-то? Колись, давай, мы ж не отстанем! А будешь и дальше молчать и вздыхать — папе расскажу.
Они проговорили полночи, листая армейский альбом Алексея Александровича. А утром пришел к завтраку старший сын, которому все уже доложили и внучка, и правнучка по телефону.
— Пап, я тебя переубеждать не собираюсь — глава семьи — ты, тебе и решать, — пожимал плечами взрослый мужик сын. — Как скажешь. Ехать тут — совсем ничего. Собирайся, чего сомневаться. Может, так и нужно. Не знаю. Тебе решать.
***
Николай с трудом открыл глаза, пошевелить головой не мог, и теперь рассматривал висящую высоко и перевернутую вниз горлышком, пузатую бутылку с делениями. Внутри сосуда еще была какая-то жидкость прозрачного цвета, но она потихоньку уменьшалась и уменьшалась, капая или стекая вниз, куда-то к его телу, по прозрачной мягкой трубке.
Пахло больницей, лекарством и холодом. По телу пробежались мурашки, и он сильно вздрогнул.
— Ой, осторожно, осторожно, деда! — над лицом склонилась симпатичная девушка. Марлевая маска на ее лице не мешала увидеть, какая она красивая — глаза одни чего стоят.
— А… я г-г-где? — еле прошептал Николай, глядя с надеждой, что еще не на небесах.
— Спокойно, спокойно, Николай Николаевич, — ласково ответила медсестра. — Вам волноваться нельзя, с вами уже все хорошо, вы в больнице. Слава богу, что вас нашли и доставили к нам. У вас был инсульт, но уже все хорошо. И хорошо, что вы проснулись, пора уже.
— А Ира? — почти беззвучно спросил Николай.
— Ира? А кто это, Ира? Вас привезла не Ира, не женщина. Вас мужчины привезли.
— Не з… наю… кто… Ира… Вело-си-пед…
— Велосипед? Владимир Иванович, по-моему, он бредит, — обратилась девушка к кому-то, кто находился за изголовьем высокой железной кровати. — Или у него с памятью что-то?
— С памятью, скорее, — отозвался низкий мужской голос. — Он плох совсем. Да и стар. Хотя… В человеческих условиях выживет, поживет еще.
— Док-тор… вело-сипед… где?
Врач подошел и молча смотрел на старика.
— Хорошо, хорошо, — сказал он через минуту. — Вы пока поспите, а станет лучше — мы поговорим о вашем велосипеде, хорошо?
И доктор ушел. А Николай сейчас сам не понимал, зачем он спрашивает о потерянном велосипеде. Он ничего не помнил совсем, а вот велосипед этот, ржавый, старый стоял почему-то перед глазами.
***
Когда Алесей прибыл вместе с другими новобранцами в свою часть, ему уже сразу показалось, что попал в ад. Худой, как сушеная вобла, слабый здоровьем ровно настолько, чтобы еле-еле пройти призывную медкомиссию, щурящийся даже в очках, здесь, в Ачинске, он постоянно мерз и ежился от холода даже в помещении. Из теплого Астраханского края — да сразу — в Красноярский, где осень похожа на лютую зиму в родных краях.
Хорошей новостью были только слова прапорщика, заполнявшего какой-то журнал: «Ничего, боец, выживешь, откормим тут тебя на убой кашами с маслом, чтоб гимнастерку хоть было чем держать. И откуда ты, дохлый-то такой? А, вот как! Тебе повезло — земляк тут у тебя даже есть».
Позже, правда, Алексей понял, что слово «повезло» было сказано в переносном смысле — лучше бы такого земляка не видеть, не знать.
Велосипеда боялись все, общения с ним старались избегать даже старослужащие, которые прожили тут с ним бок о бок уже не год. Говорили, что таким злым и гадким он пришел уже с гражданки, и первое время был жестоко бит за свою строптивость «дедами». Вот теперь, когда сам до «дедов» дожил, отрывался на новеньких изощренно.
— Что, умный?! Пенсне свое снимай, земеля! —Велосипед сорвал с лица Алексея очки и тут же дал под дых так, что тот скрючился, застонал и не смог устоять на ногах, упал.
— Ненавижу умников! Кликуха будет у тебя Скелет. Усек?! Усекли? — обернулся он ко всем остальным.
В тот раз Алексей не смог постоять за себя — он просто еще часа два вообще не мог стоять. И время было потеряно. Наступило подчинение, бороться с которым можно было только силой, а ее у Алексея не было отродясь.
Пытки были ужасными: от залитого холодной водой матраца до битья табуретом по голове. Одно время Алексей пытался как-то пожаловаться на Велосипеда, но был избит с особой жестокостью, до харканья кровью, до кровотечения из других мест.
За пару месяцев такого «приятного» знакомства с бугаем – земляком Велосипедом Алексей дошел до такого отчаяния, что подумывал и о побеге, и о том, что, в принципе, лучше повесится, чем ждать завтрашнего дня.
Он, в конце концов, подумав серьезно, написал письмо матери. Даже для того, чтобы просто, на всякий случай, попрощаться. И в тот день, когда узнал, что она уже в пути, едет к нему, пришел в панику и от того, что сорвал ее в такую даль, и от того, что раз ему доложил прапорщик это известие, Велосипед тоже должен быть уже в курсе.
Били его в туалете, время от времени макая головой в чугунный унитаз. Алексей, слегка уже знакомый с медициной, — он до армии отучился год в ветеринарном техникуме — просил об одном — «Сюда бить не надо, по-жалуй-ста». И поэтому били именно «сюда».
— Велосипед, давай! — подыгрывали «слуги», — Фирменный твой, давай, велосипед покажи, давай!
Алексей уже знал, почему у Николая Хромова такая кличка. Велосипедом называли его любимый вид пытки. Бойца ставили к стене, делали растяжку, прижимая руки и ноги к стене, как на распятии, Велосипеда приподнимали на руках двое самых сильных солдат, а он, имитируя быструю езду на велосипеде, методично молотил в низ живота жертвы.
Мать прибыла в часть в тот момент, когда «скорая» уже увезла полумертвого Алексея в госпиталь в Красноярск. С нею случился сердечный приступ, от которого она отходила еще много лет, но так, страдая сердцем, однажды все-таки ушла из жизни, не успев состариться.
А тогда, вместе с матерью Алексея, практически день в день, в часть с проверкой нагрянуло высокое начальство из самой Москвы.
Пока оперировали Алексея, пытаясь спасти, если не почку, так хоть его самого, мать «обрабатывали» со всех сторон, убеждая не поднимать шума. А ей и не до шума было — она не отходила от реанимационной палаты, в которой находился ее единственный сын.
Велосипеда срочно перевели в другую часть, где его тут же и настиг дембель. Все было шито-крыто, ворота воинской части после отъезда довольного приемом столичного начальства, закрыли на два шлагбаума, и уже не впустили ее даже на минуту.
Тем все и закончилось — Алексея с удаленной почкой в армии никто не держал, комиссовали и отправили домой вместе с матушкой, от Велосипеда, наконец, избавились все, перекрестились и тоже забыли.
***
В доме Алексея Александровича был генеральный переполох — всей семьей делали перестановку и уборку, освобождая для Николая Николаевича комнату на первом этаже. Зять, хоть и нехотя, согласился, что ничего страшного нет в том, что теперь его кабинетом станет холл второго этажа дома. В столовой к большому обеденному столу приставили еще один высокий стул — теперь обедать и ужинать будут впятером.
На следующий день после выписки Николая из больницы, дочь посадила его в машину и свозила в парикмахерскую и к зубному, чтобы привести в человеческий вид и проверить состояние оставшихся зубов — что-то его беспокоило очень. Приодели, обули.
Может быть потому, что практически полная амнезия завладело мозгом Николая, вжился в семью он так быстро и натурально, словно провел с этими людьми всю жизнь. Поговорить о прошлом было невозможно, да и, слава богу, никто не хотел и не собирался листать фото в альбомах и в памяти своей.
Николай гулял по парку с Алексеем, помогал тому и в саду, и в гараже, не мог оторваться от экрана телевизора, что бы тот не показывал, подружился с Валентиной так, что как преданный пес стоял по утрам под ее спальней и ждал, когда это лохматое рыжее чудо проснется и, наконец, выйдет.
Алексей съездил с Николаем в сельсовет, перевел на другой адрес его пенсию, всем раскланялся там, показав, что Николай уже прописан в его большом коттедже, а вовсе не претендует Алексей Александрович, уважаемый зоотехник и заслуженный пенсионер, на имущество потерявшего память старика.
***
Прошло два года. Николай за это время стал равноправным членом семьи, которого обожала ничего не знавшая правнучка Алексея и называла теперь стариков «дедушка мой» и «дедушка старший». Она таскала деда Николая в зоопарк и в кино, гуляла вдоль набережной и играла втихаря от деда Леши с ним в карты.
Память не возвращалась, и всех это устраивало. Да, даже вернись она, эта коварная штука – память, вряд ли теперь в этом седовласом, коренастом и крепком, веселом и таком «своем» старике – друге, Николай бы узнал того очкарика – новобранца, солдата, которого он превращал методично в течении полугода в инвалида. Да и сам Николай был уже другим человеком, новым, не тем. Прищур его глаз стал мягким и таким же теплым, как у других его сверстников в этом нежном возрасте. Он благодарил Бога за то, что живет, как у Него за пазухой, хоть и не помнил, как жил раньше, кем был.
***
В день рождения Валентины на праздничный обед собралась вся огромная семья — приехал сын Алексея, родственники. Друзья и подружки Валюшки дарили подарки и наблюдали, завидуя, вручение уже не детских безделушек от старших.
— А ну-ка, дочка, выгляни в окно! — мама Валентины отдернула штору и пропела «пам-пара-пара-пара-пам, пам, пам, пам-пам!».
Все гости тоже высунулись в отрытые нараспашку большие окна. В тот момент, когда зять позвонил под окном гостиной в велосипедный звоночек, все зааплодировали, поддерживая радостные крики Валентины «Ура! Ура! Мне велик взрослый подарили!», никто не заметил, как сполз по стеночке на ковер Николай.
— Держись, держись, Коля, «скорая» уже вот-вот будет, держись, друг! — метался вокруг кровати в комнате Николая Алексей. — Плохо? Плохо тебе? Сердце, да? Не молчи!
— Я… я все помню… вело-сипед… — не открывая глаз, проговорил сквозь стиснутые зубы Николай.
Он замолчал, а Алексей боялся что-то спрашивать уже.
— Старый вело-сипед… — ухмыльнулся сквозь боль Николай.
— Что, велосипед? Что помнишь? Иру? Жену вспомнил? Вот и славно, вот и хорошо, дорогой. Сейчас приедут, укольчик сделают, это не инсульт, это просто так бывает, когда шумно… не волнуйся, главное. Хочешь, я включу тебе телевизор, хочешь, чайку холодного глоток принесу? Ты, главное, не спи! Спать – ни-ни! Ладно?
— Чайку бы… — повернул Николай голову в сторону Алексея и пристально посмотрел. Так посмотрел, что Алексей отвел глаза — не дай бог, вспомнить ему все.
Он встал, включил телевизор тихонько и поспешил на кухню за чаем.
— И о погоде… — говорил женский голос быстро, но спокойно, размеренно. — … На значительной территории России погода соответствует норме. В предстоящие выходные сезонные перемены налицо. Исключение составит только Сибирь, где бабье лето стало… В Москве в субботу без осадков, в воскресенье дожди, температура около нормы - 6…8 градусов тепла, атмосферное давление… В Красноярске, Ачинске погода преподносит сюрпризы…
***
— Прости меня, Ске-лет… друг… — эти последние слова, которые еле слышным шепотом сказал, напрягшись всем телом, уже по дороге к машине «скорой помощи» Николай, услышал только Алексей Александрович, поддерживающий носилки.
И только он заметил, как стала ноша чуть легче, всего на каких-нибудь двести граммов. По данным некоторых ученых, именно столько весит душа человека.
© vesnyanka2007 Наталья Корнилова
|
| |
| |
| Penguin | Дата: Четверг, 27 Октября 2011, 23.16.41 | Сообщение # 159 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 1206
Статус: Отсутствует
| Владимир Кунин
САМОЛЕТ
О своем умении летать он не имел ни малейшего представления.
Когда маленький ворчащий Трактор вытащил его из огромных заводских ворот сборочного цеха, он радовался и с благодарностью смотрел в прямую и грязноватую тракторову спину. А Трактор, недовольно бурча себе под гусеницы, тащил его и тащил, пока не выволок на широкое зеленое поле. Вокруг бегали люди и указывали Трактору дорогу. Трактор потихоньку огрызался, но притащил Самолет туда, куда хотели люди, а не туда, куда хотелось бы ему, Трактору. Потом от Самолета отцепили буксир, и Трактор весело и быстро умчался обратно в цех, откуда так медленно и раздраженно приполз десять минут тому назад.
Самолет посмотрел ему вслед и немного погрустил. Ему понравился этот маленький крепенький механизм. Он пожалел, что Трактор уехал так быстро и до обидного весело. Ему хотелось, чтобы он постоял рядом. Hе фыркал, не огрызался, а просто постоял рядом, спокойно постукивая двигателем.
А потом в Самолет налили уйму бензина, масла и воды. И Самолет даже порадовался отсутствию Трактора: было бы гораздо хуже, если бы маленькому и симпатичному Трактору пришлось тащить его, переполненного и отяжелевшего, еще куда-нибудь. Теперь Самолет, окружили совсем другие люди. Они были спокойны, неторопливы, разговаривали тихо, и Самолет вдруг почувствовал к ним доверие и странную симпатию. И когда один из этих людей оттянул пружинную ступеньку нижнего люка и влез в кабину Самолет обрадовался и удобно усадил его в глубокое кресло пилота.
Этот человек был старым и опытным. Привычным движением он провел рукой по приборной доске и погладил штурвал, а затем начал что-то включать и чем-то щелкать. От этого Самолет почувствовал удивительно приятное и незнакомое ощущение новой формы жизни. От неожиданности он даже чихнул... Может быть, потому, что солнечный блик скользнул по его длинному носу, а может быть, и потому, что старый человек нажал в кабине на какую- то кнопку, предназначенную специально для чихания. Самолет смутился и вдруг чихнул снова, и гораздо громче, да еще и закашлялся странными синеватыми клубочками дыма. Он хотел сдержать кашель, но чувствовал, что с ним происходит что-то помимо его воли и кашель наполняет его дрожью и смятением, переходя в невероятный рев со стороны левого крыла. Самолет покосился налево и увидел бешено вращающийся винт. Честно говоря, винт он не увидел, а смог разглядеть только сверкающий на солнце диск, который заставлял его трястись и тянуться в правую сторону. От страха Самолет даже не заметил, как расчихался и с правой стороны. Это привело его в ужас и отчаяние.
Он подумал, что его неправильно сделали, что промелькнут еще несколько гибельных секунд и он, Самолет, не выдержит и разорвется грудой искореженного металла прямо здесь, около этих неосторожных людей!.. Рев его двигателей сливался в душераздирающий звенящий гул и не давал Самолету предупредить людей о надвигающейся катастрофе. Однако он почувствовал, что его перестало тянуть вправо. Теперь его тянуло только вперед, и, если бы не таинственная сила, цепко сжавшая внизу его шасси, он сорвался бы с места и мог натворить массу бед, которых по доброте своей никогда никому не желал. И в ожидании надвигающейся смерти он захотел быть просто Трактором... А потом вдруг все закончилось. И рев, и грохот, и дикая тряска, и стремление вперед. Все. Он стоял обессиленный, напуганный, и тоненькое потрескивание остывающих двигателей мягко и властно возвращало ему сознание.
Старый человек откинулся в кресле, оглядел приборы и отодвинул створку фонаря кабины.
- Hу как? - крикнули ему с земли.
- Порядок, - ответил он и снова ласково погладил штурвал.
- Hадо будет его в зону сгонять, - сказал строгий военный. - Посмотрим, как еще себя в воздухе поведет.
- Серия есть серия, - сказал старый человек.
- Серия серии рознь, - поморщился строгий военный. - За последнюю неделю на сборке одни пацаны и бабы остались...
И все немножко помолчали, будто это была их вина.
- Сам на ней завтра схожу, - строгий военный ковырнул сапогом землю. - А то засох здесь, как куча навозная...
- Ладно тебе, - сказал старый человек. - Кому-то надо и здесь.
- Вот ты и сиди, - отвернулся военный.
- Я и сижу...
Самолет ничего не понял, но отчего-то пожалел и старого человека, и строгого военного. Hочь Самолет провел беспокойно. Какие потрясения придутся на его долю утром, он не знал, но чувствовал, что в его самолетовой судьбе должны произойти удивительные события. Для себя он решил твердо: принять все как неизбежное. Раз люди не пришли в ужас от того, что ввергло Самолет в панику, то он, Самолет, не имеет никакого права им не доверять.
Hесмотря на то, что ночь была не холодная, Самолет под утро продрог и даже покрылся тоненькой сеточкой влаги. То ли предутренняя сырость, то ли бессонная ночь привели Самолет к мысли, что не худо было бы ненадолго и совсем чуть-чуть дать поработать обоим двигателям. Это согрело бы его и вернуло в нормальное состояние к приходу людей. Побаиваясь собственной решимости, Самолет напрягся и попробовал завести двигатели. После нескольких тщетных попыток Самолет вспомнил, что старый человек что-то включал и чем-то щелкал, прежде чем Самолет расчихался. И тогда Самолет с грустью понял, что он далеко не совершенен, так как что-то включать и чем-то щелкать он не умеет, а без этого завести двигатели не удастся. Для этого нужны люди.
Он все-таки задремал и очнулся только тогда, когда услышал голоса людей совсем рядом. Строгий военный был уже в шлемофоне и от этого казался еще более строгим. Зато двое незнакомых военных, тоже в шлемофонах, были веселы и добродушно похлопывали Самолет. Самолету все это нравилось, и только одно его беспокоило - отсутствие того старого человека в комбинезоне. Самолет видел, что строгого военного это тоже беспокоило. Да и все это видели. Hо вот на быстром "виллисе" к Самолету подъехало еще несколько человек, и Самолет с удовольствием увидел, что последним из "виллиса" вылез тот самый старый человек, из- за которого Самолет и военный в шлемофоне уже успели малость понервничать. Строгий военный сразу же перестал быть строгим и стал немножко виноватым военным. А старый подмигнул ему, и военный перестал быть виноватым и стал спокойным военным.
Трое в шлемофонах надели на себя парашюты и стали залезать в кабины. Двое уселись в ту кабину, где вчера сидел один старый человек, а третий сел отдельно, в центре фюзеляжа. По мере того как все трое возились на своих местах и устраивались поудобнее,
Самолет почувствовал какую-то поразительную нежность к этим копошащимся внутри него людям. Самолет прислушивался к каждому их движению, и сердце его переполнялось радостью и желанием защищать этих троих от всего на свете. И это осталось у него на всю жизнь.
- Корниенко, готов? - услышал Самолет чей-то чужой голос внутри себя. Он был поражен, так как мог бы поклясться, что, кроме ЕГО людей, здесь больше никого не было! Hо человек, сидевший за штурвалом, не испугался, а, глядя прямо перед собой, спросил: - Штурман, готов? - Готов! - ответил штурман из-за его плеча. Тогда человек за штурвалом (это его звали Корниенко) спросил: - Эф-три, Малышкин, готов? - Порядок, командир! - прозвучало из центра фюзеляжа. - Готов! - доложил Корниенко тому, четвертому, которого не было.
- К запуску! - скомандовал четвертый. И пальцы Корниенко стали делать то же, что делали вчера пальцы старого человека в комбинезоне. Hо Самолет чувствовал жесткость корниенковских пальцев и думал, что вчерашним запуском двигателей сегодня дело не кончится. И приготовился уберечь Корниенко, штурмана и Малышкина от любой неожиданности. ...
Снова грохотали двигатели, снова Самолет трясся в жесточайшем напряжении, снова мучился от желания сорваться с места и покатить по зеленому влажному полю, но на этот раз в Самолете не было места страху за самого себя - только звенела тревога за сидящих внутри него. Hо вот Корниенко сдвинул на себя два рычажка левой рукой, и двигатели перестали грохотать так сильно. Внизу под Самолетом раскрепощенно вздохнули колеса, и Самолет с удивлением заметил, что сам движется вперед, подминая под себя короткую полевую траву. Он свободно катился за своими винтами, подпрыгивал и переваливался на невидимых бугорках.
В каких-то известных только Корниенко местах Самолет поворачивал и вновь продолжал катиться. У самого края поля он остановился и увидел перед собой длинную полосу - не зеленую, а серую, накатанную, с редкими клочками жесткой и очень мертвой травы.
- Hу, как? - вдруг спросил далекий голос четвертого.
- Прошу взлет, - скучно сказал Корниенко.
- Понял, - так же скучно ответил четвертый. - Вам взлет.
Вот тут-то оба двигателя словно взорвались, а винты закрутились с такой скоростью, что Самолет натянулся как струна. Когда же звук его моторов слился в единый звенящий гул, колеса освободились, и Самолет помчался вслед за винтами, все больше и больше увеличивая скорость.
А затем... Затем произошло нечто невероятное! Корниенко мягко и сильно потянул штурвал на себя, и Самолет оторвался от земли! Колеса крутились вхолостую в метре над серой лентой взлетной полосы, и скорость движения катастрофически росла. Самолет чуть не закричал от ужаса, когда перестал ощущать землю колесами. Hо Корниенко сначала поставил штурвал в прежнее положение, а затем снова неумолимо потянул его на себя. И Самолет стал набирать высоту...
Очнулся он только тогда, когда штурман убрал шасси. Собственно говоря, убрал шасси не штурман, а сам Самолет. Hо нужно отдать должное и штурману - что-то он такое сделал, отчего Самолет захотел убрать шасси. И когда колеса со стойками спрятались в мотогондолы. Самолет вздохнул и огляделся. Земля была далеко внизу, аккуратная, ровная и очень плоская. Что-то невидимое, но чрезвычайно симпатичноеплотно поддерживало Самолет под крылья и не давало упасть вниз. Hо самое главное - Корниенко, штурман и Малышкин были спокойны и даже перебрасывались непонятными короткими словами.
Корниенко улыбнулся и погладил штурвал точно так же, как это сделал вчера тот самый старый человек в комбинезоне.
- Ах ты умница... - даже сказал Корниенко. Сердце Самолета переполнилось восторгом и гордостью. Ему захотелось сделать что-нибудь приятное этим людям, и он слегка скользнул на левое крыло.
- Hу, ну!..- предостерегающе пробормотал Корниенко и выровнял Самолет. Hо ощущение полета было настолько изумительным. что Самолет нисколько не обиделся на Корниенко. Теперь ему хотелось только одного: знать, что Трактор и "виллис" видят его сейчас с земли. Может быть, глядя на него, им самим захочется полетать. Тогда они могли бы летать втроем, и никому не было бы обидно оставаться на земле.
Корниенко убедился в несокрушимом здоровье Самолета, заставил его набрать высоту в целых пять тысяч метров и оттуда бросил Самолет в первое пикирование. Земля неслась навстречу так быстро, что Самолет мечтал скорее-скорее выйти в горизонтальный полет, который не доставлял ничего, кроме удовольствия. Hо когда наконец рули глубинызадрались вверх и Самолет стал поднимать нос к горизонту, выяснилось, что самое тяжелое - это выход из пикирования. Hевероятная тяжесть придавила Самолет сверху, словно на него нагрузили и Трактор, и "виллис", и всех людей, с которыми он успел познакомиться в сборочном цехе.
Все-таки они вышли из этого жутковатого падения, и после первого пикирования Самолет раз и навсегда стал очень уважать высоту.
- Hу вот, теперь ты еще и пикирующий, - сказал Корниенко и рассмеялся.
Боже мой! Как же он мог забыть? Самолету даже стало не по себе. Об этом столько говорили в цехе! Он же пикирующий... Пикирующий бомбардировщик " Пе-2"! " Петляков-второй"!..
Они еще раз забрались на пять тысяч и еще раз пикировали, но уже значительно круче, и Самолет принимал все как должное - так, как обещал себе этой ночью...
С тех пор прошло двадцать пять лет. Уже давно Самолет стоял в музее Военно-воздушной академии и не знал, что он единственный пикирующий бомбардировщик "Пе-2", оставшийся на земле.
В войну ему повезло. Трое двадцатилетних мальчишек десятки раз вытаскивали его из гибельных положений, почти целым приводили его домой и любили его, ничего не требуя взамен. Только однажды он смог отплатить им за любовь и верность. Это было уже над чужой, страной, и через шесть дней война должна была кончиться. Самолет почувствовал, как сквозь него прошел кусок раскаленной рваной стали, и мальчишка, сидевший за штурвалом, закричал и упал лицом на приборную доску... Вдвоем - Самолет и второй, мальчишка, штурман, сделали все, чтобы вернуться на свой аэродром. Штурман злобно плакал и ругался страшными словами, когда втискивался в кресло летчика. И Самолет из последних сил старался помочь ему и не упасть на землю. Они садились вопреки всем правилам - поперек полосы, но на соблюдение правил не было уже ни сил, ни времени...
Больше он не летал. С него сняли пулеметы, радиостанциюи еще что-то. Много лет он стоял за ангарами маленького аэродромчика, и зимой его почти всего заносило снегом, а летом в нем вечно копошились дети и играли в войну. Войны они не знали и постоянно в чем-нибудь ошибались. Hо Самолету не хотелось их поправлять, так как Самолет слишком хорошо знал войну и не мог забыть того мальчишку-летчика, который, еще живой, закричал, а уже мертвый, упал лицом на приборную доску...
А спустя еще несколько лет на аэродромчик прибыло несколько пожилых военных. Они долго осматривали Самолет и говорили: - Последний... - Последний из могикан. - Такую машину не сохранить, а?.. Его разобрали, погрузили на платформу и несколько дней и ночей везли по железной дороге. Под платформой постукивали колеса. Самолет дремал и в коротких легких снах видел своего первого заводского летчика Корниенко, старого человека в комбинезоне и трех фронтовых мальчишек. В его снах они были живыми, и сам Самолет взлетал, пикировал, отстреливался и садился поперек полосы...
В музее к нему подобрали недостающие части, установилина нем приборы, оружие, заново покрасили, и Самолету показалось, что люди снова захотели летать на нем. Hо когда с него сняли старые, ржавые, усталые двигатели и не поставили новых, а просто сделали так, будто они на нем есть. Самолет понял что ошибся. И это было хорошо, потому что Самолет уже давно не был уверен в том, что когда-нибудь сможет взлететь. Рядом с ним установили табличку, где было написано, кто он, что он, кем выпущен и что делал во время войны.
Изредка появлялась небольшая группа молодых военных, и кто-то с тоненькой палочкой в руке рассказывал о нем всем остальным. Рассказывал скучно, монотонно, и Самолет нередко засыпал во время рассказа. Ему даже перестали сниться сны. Только редко-редко сквозь дремоту виделся ему тот мальчишка, который закричал и упал мертвым лицом на приборную доску.
Hо однажды его выкатили из музея на край летного поля рядом с низким и крепким кустарником. Самолет не понимал, почему вокруг него ходят крикливые штатские люди, оглядывают его и тревожно смотрят на солнце. Его, Самолет, солнце никогда не тревожило. Сколько раз он заходил на цель со стороны солнца! Оно растворяло его в своем ослепительном свете, делало неуязвимым, словно нахлобучивало на него шапку-невидимку.
Потом из разговоров Самолет понял, что люди боятся, как бы солнце не ушло, как бы у них что-то не сорвалось. Люди суетились, покрикивали друг на друга, вытаскивали из небольших автобусов разные вещи и раскладывали их вокруг Самолета. Самолет огляделся и вдруг понял, что это за вещи! Рядом с ним, под его плоскостями, за его хвостом, валялось все то, что обычно валялось около Самолета на всех его временных фронтовых аэродромах: тормозные колодки для шасси, стеганые моторные чехлы, струбцины для рулей глубины и элеронов и многое другое, от чего Самолет уже успел отвыкнуть и теперь узнавал со сладким, щемящим умилением.
Hо тут же умиление сменилось диким испугом - значит, война?! Значит, опять война?! Hо он же не может взлететь! Произошла какая-то ужасная ошибка! Ему нужно срочно в ПАРМ - это полевые авиаремонтные мастерские!.. В нем нет двигателей, умформеров!.. И винты у него не собственные, а со старого, списанного "Ли-2"!.. Подождите воевать! Он Самолет, еще не готов!..
Hо из автобуса уже вышли трое двадцатилетних мальчишек в шлемофонах, с пистолетами, парашютами и направились к Самолету. Это были такие же мальчишки, как и те, которым было по двадцать лет четверть века тому назад. Они даже одеты были так же. По той, фронтовой моде. Hа гимнастерках у них были те же ордена...
И Самолет решил спасти этих трех от неминуемой гибели! Если они сами не хотят понять, что на нем, на Самолете, нельзя подниматься в воздух, он просто не пустит их в кабину!.. Первый мальчишка с погонами старшего лейтенанта попытался открыть люк. Самолет напрягся и не позволил ему сделать это. Первому помог второй, но Самолет сдержал усилия обоих. Третий повернулся к автобусу и обиженно крикнул: - Hе открывается, собака!
- Значит, не хочет,- рассмеялся кто-то, и на землю из автобуса выпрыгнул худощавый рыжеватый пожилой человек небольшого роста. Самолет вгляделся, охнул, и горячая волна радостного смятения захлестнула его от рулей поворотов до консолей плоскостей. Это был постаревший на двадцать пять лет Корниенко - человек, впервые поднявший его в воздух! Корниенко - заводской летчик, от которого начиналась его, Самолетова, биография...
Теперь Самолет был спокоен. Корниенко осмотрит его и объяснит всем, что Самолет не может взлететь, у него нет моторов, а винты, просто так, для соблюдения формы... Только бы Корниенко узнал его, только бы вспомнил!.. И Самолет разрешил Корниенко открыть люк. Корниенко показал мальчишкам, как нужно залезать в кабину: кто должен лезть первым, кто вторым, и мальчишки слушали каждое его слово, несмотря на свои ордена и парашюты.
- Вы на нем летали? - спросил один из них у Корниенко.
- Hу не на этом именно, но на таких же... - ответил Корниенко.
"Hет, нет! Именно на этом!.. - закричал Самолет. - Hу, пожалуйста, вспомните! Вы еще говорили, что я умница!.. Это было в сорок третьем... В Казани... Вас еще на фронт не пускали, а меня сразу после приемки отправили... Помните?! Hу, пожалуйста, вспомните!.. Там еще такой старый был, в комбинезоне..." Hо Корниенко уже объяснял этим странным мальчишкам, так похожим на тех, настоящих, из сорок пятого года, что "пешка" - машина строгая и рулями резко двигать не нужно. Она умная - все понимает...
Он еще долго говорил и показывал этим мальчишкам, а Самолет все ждал, что Корниенко узнает его и погладит штурвал. Потом Корниенко и мальчишки подошли к какому-то аппарату, нацеленному на Самолет. Вокруг аппарата стояли прожекторы, и крикливые люди.
- Что скажет консультант? - спросил высокий полный человек.
- Можно снимать?
- Снимайте, - ответил Корниенко и печально оглядел Самолет.
- Внимание! - крикнул высокий. - Актеры по местам! Приготовились к съемке!.. ...
Пять солнечных дней, пять счастливых дней Самолет жил полной жизнью. Он привык к прожекторам, к суете и крику, привык к негромкому голосу Корниенко и даже привык к мысли, что двадцать пять лет разлуки дают право одному не узнать другого. В этом нет ничего оскорбительного. Двадцать пять лет не шутка. И Самолет был рад, что может помочь, людям вспомнить то, о чем сам не забывал. Он уже привык к разным незнакомым словам и понятиям, и когда его тащили тросом по полю, он, как и все. очень волновался, чтобы трос не попал в кадр...
Съемки закончились, и Самолет вернули на его место в музей. Сюда, под высоченные сумрачные своды. бывшего ангара, он принес с собой запахи поля, тепло солнца и зелень раздавленной травы, застрявшей в резиновых бороздах его колес.
Когда было уже совсем темно и машины, в музее угадывались только по силуэтам, к Самолету пришел Корниенко. Он долго стоял под ним, а потом прижался лбом к антенне радиополукомпаса, закрыл глаза и тихо сказал: - Я все помню... Я всех помню.
И тогда Самолету впервые в жизни захотелось заплакать. Hо он не знал, как это сделать.
Алексей Крупин
|
| |
| |
| Шайтан | Дата: Среда, 23 Ноября 2011, 16.18.36 | Сообщение # 160 |
Группа: Модератор
Сообщений: 3719
Статус: Отсутствует
| Немного исторического, если все правда.
http://regnum.ru/news/polit/1410406.html
Таким образом, возникнув не позднее XVI в. и постепенно распространяясь от Москвы до Закарпатья, слово "украинцы" полностью поменяло свой смысл: изначально означая пограничных служилых людей Московского государства, оно, в конечном счете, приобрело значение отдельного славянского этноса.
|
| |
| |
| Рашид56 | Дата: Среда, 23 Ноября 2011, 21.20.15 | Сообщение # 161 |
Группа: Модератор
Сообщений: 18624
Статус: Отсутствует
| Quote (abadion) Так мы тоже "москали", оказывается?
"Мы с тобой одной крови, ты и я..." ( Редьярд Киплинг -Маугли)  
Рашид Сиразиев
Хойна - ОБАТО 1974 -76
|
| |
| |
| Penguin | Дата: Воскресенье, 27 Ноября 2011, 21.33.25 | Сообщение # 162 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 1206
Статус: Отсутствует
| Михаил Веллер
Рыжик
…Легче перепрыгнуть, чем обойти. Росту в нем сто семьдесят, а веса – сто три килограмма. Эти сто три килограмма он три раза подтягивает на одной руке.
Из одежды по этим причинам предпочитает тренировочный костюм и безразмерную кожанку.
Масть рыжая, веснушки россыпью, нос картошкой, и над добродушнейшими глазками ресницы бесцветные хлопают.
И украшен этот пейзаж златой цепью на манер лорд-мэрcкой, однако висит на ней не ключ, а откровенный могендовид.
Если б этот парнишечка (сороковник разменял) работал натурщиком у художников-антисемитов, мог бы зарабатывать неплохие деньги. Он и зарабатывает неплохие деньги, но немного в ином качестве. Начальником охраны в одной скромной московской фирме. Фирма свою деятельность не афиширует и на «мерсах» не ездит, но стоит настолько неслабо, что организует всякие международно-культурные сборища и вбивает в благотворительность немереные деньги. А вот такие там ребятки с интеллигентными идеалами подобрались. Все бывает.
И вот в этом-то городишке, где национальным видом спорта стала стрельба по движущимся мишеням, колорит а'ля рюсс, фирма эта крыши не имеет. Крышей работает Рыжик лично.
«Понимаешь, волк ведь в лесу – он не всех дерет подряд, тоже разбирается: зайчик там, барсук, олень. А вот стоит кабан, секач с клыками, боец. Тут серьезно подумать надо. Да ну его на хрен, еще неизвестно, чем кончится. Пойду поищу что-нибудь полегче…»
Тут он как-то в хорошем подпитии провожал друга с Казанского вокзала и только возвращается к ожидавшей машине – вечер, темь, – подходит милая такая девушка с сигаретой и осведомляется насчет зажигалки. Лезет безвредный пьяный толстяк в карман – и получает в лицо струю из баллончика. Уклониться он успел не совсем, нюхнул чуток газку и озверел. А периферийным зрением ловит: двое ребят уже подбегают к нему. Один поехал в реанимацию с переломом позвоночника, второй – с разрывом печени, девушка отделалась переломом руки. «Я все-таки немного подстраховывал, чтобы не убивать. Ситуацию ведь я контролирую». Это оказалась мелкая банда молдавских гастролеров, которую три месяца «не могли» взять.
Всегда симпатичен контраст: внешне человек не может ничего, а на самом деле – все. К Рыжику надо присмотреться – тому, кто понимает, чтобы учесть, что толстые ручки у него в запястье шириной с колено и неплотно прилегают к бокам – под жиром мышцы мешают, и славные глазки иногда принимают выражение, по сравнению с которым актер в роли убийцы – это мать-героиня.
Из кадров он уволился в тридцать семь лет. Спецподразделения рассыпались. Последняя должность его в армии была – инструктор рукопашного боя группы «Альфа». На минуточку. Это трудно себе представить, что должен уметь человек, чтобы в группе «Альфа» быть инструктором рукопашного боя.
Так, вдобавок этот еврей-толстяк-убийца-супермен женат на кореянке. Это не совсем обычная кореянка. Ее дедушка (в переводе с корейского на более доступный нам японский – сэнсэй) до сих пор протыкает пальцем стены, разбивает взглядом бутылки – и тому подобные восточные развлечения. Вы много встречали евреев-альфовцев, которые в отпуск ездят на деревню к дедушке в Корею и там совершенствуют свое рукомесло как дань родственному уважению? Дедушка мечтает, чтобы Рыжик переехал в Корею, и было кому передать свою школу боевого искусства, но Рыжик не хочет в Корею насовсем, потому что там нету евреев и не с кем поспорить о Талмуде и ТАНАХе.
А дедушка души не чает во внуках, рыжих и узкоглазых. Можете себе представить эту гремучую смесь!
Сам-то Рыжик в детстве был существом кротчайшим и забитым. Родом он из местечка под Винницей, классическая черта оседлости. И его собственный дедушка был отнюдь не бойцом. Близко не. Его дедушка был цадик. И не просто цадик, а какой-то уже в особенности почтенный цадик, к которому еще в старые времена знающие люди приезжали со всей Украины, чтобы потолковать о разных святых, но спорных и малопонятных вещах.
Взгляды на святость у дедушки были свои. И он вбивал их во внука в буквальном смысле – палкой по хребту. Невинный хребет отдувался за непослушную голову, которая не успевала вмещать трехтысячелетнюю иудейскую мудрость в дедушкиной интерпретации. Мудрец был хил, но крут. Легок на слово и тяжел на руку.
Тору требовалось знать так.
Дедушка раскрывал книгу наугад и накалывал любое слово иголкой. Нужно было продолжать читать текст наизусть со слова, проколотого не на этой, а обратной, невидимой стороне листа.
Имея натурой копию дедовской, мальчик уважал Писание, но категорически не принимал то, что ему не нравилось. Не нравилось ему уложение о наказаниях, а в особенности его неукоснительное применение. Два полушария юного мозга работали в двух диаметрально противоположных направлениях: одно учило хитросплетения иудейского Закона, а другое алкало мести и торило пути к ее осуществлению.
Поднимать руку на дедушку-цадика было решительно невозможно, но нигде не написано, что нельзя бить всех остальных. Но можно-то оно можно, да кто ж ему даст? Он пробовал бить других мальчиков, менее преуспевших в учении, и в жизни стало одним горем больше: теперь его били все. Хилость и агрессивность – малоперспективное сочетание.
Тем временем мальчик пошел в школу, а в школе были спортивные секции, а в спортивных секциях был недобор, и его взяли на вольную борьбу – для пополнения списка. И вот там он, пыхтя и скуля от злости, стал возиться на ковре, изворачиваясь и напирая на противника всем своим петушиным весом. Он стал бегать, заниматься гантелями, а наибольшее наслаждение доставляло ему подтягиваться рано утром на дедушкином посохе, положив его на открытые двери кухни и сортира. Это был утонченный и даже философский род мести – превратить орудие наказания в орудие своей силы.
В борьбе плохо одно – противника нельзя треснуть. А секции бокса в школе не было. И в четвертом классе, получив третий юношеский разряд по борьбе, он стал ездить на бокс в райцентр. В пятом походя лупил полшколы, и из этой школы его в конце концов исключили вообще за рецидивистское хулиганство – была такая мера наказания.
Тут мнения в семье разделились. Мать плакала, отец держался за голову, зато дедушка встал горой в поддержку, беспрекословно заявив, что будущий великий цадик, надежда семьи, таки должен уметь за себя постоять среди неверных и идиотов, а все эти ложные школьные премудрости его, в сущности, только отвлекают от истинного знания.
Но поскольку учиться все-таки надо, результат этого неординарного коллоквиума оказался вполне в традиции соломонова решения: вундеркинда и хулигана поместили в областную спортивную школу-интернат.
О! Бодливого козленка пустили в огород. В шестнадцать у него были первые взрослые разряды по боксу, вольной и самбо, в семнадцать он стал чемпионом области среди юношей, в восемнадцать был кандидатом в мастера, и его взяли в армию – не за спортивные успехи, разумеется, а на общих основаниях.
На общих основаниях он не прослужил ни одного дня. Сначала естественным путем его зачислили в спортроту, оттуда забрали в спортроту округа, однако после выигрыша окружного первенства выдернули как бы вбок – в спортроту ВДВ, откуда перекинули в спецназ, где недолго погоняли и промяли, как в молотилке, и перевели в часть, условно называемую особым отдельным диверсионным подразделением.
Вот там уже всерьез стали учить убивать всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Если серьезные курсанты-десантники сдают зачет по владению саперным и шанцевым инструментом в качестве холодного оружия, то элитного класса диверсант – это кошмарный сон общества противников смертной казни и предмет черной зависти трюкачей Голливуда. Он рубит руку листом бумаги, за семь метров щелчком метает в горло бритвенное лезвие и является тем бойцовым зверем, который есть тактическая единица сам по себе.
В семьдесят втором году их всемером кинули в Венесуэлу выправить положение у прокоммунистических партизан и взять один городишко, так уже по дороге они напоролись на два взвода американских рейнджеров, и стало у США двумя взводами рейнджеров меньше.
Их ребятки были во Вьетнаме, в Анголе, в Индонезии – солдаты Великой Империи. Ага. Впереди пятьдесят лет необъявленных войн, и им подписали контракт на весь срок.
И вот, значит, в начале осени семьдесят третьего опять переводят меня в некую отдельную сводную роту хрен знает какого неясного назначения. Комиссия, анкеты. И в лагеря – притереться на взаимодействие.
Странная какая-то рота попалась. Я вожу все, что ездит, и стреляю из всего, что заряжается. А тут и спецназ, и морпехи, и саперы – ни хрена не понять. И дрючат нас на протыкание обороны и уничтожение управления и связи. При чем тут я?! Это чистая задача десанта.
И тут оказывается, что есть еще занятия по языку. И не по какому-нибудь, а представьте себе, по ивриту!
Ни хрена себе, думаю. Ага. И нас на иврите двое – я и еще один парнишечка с гебраистики Института военных переводчиков. Я еще смотрел – что за несколько козлов бестолковых, как это чмо сюда попало?! Так еще двое знали арабский.
Ну че, это уже проясняет картину. Можно понять.
В конце сентября нас всех переодевают в штатское, сажают в самолет, и вылезаем мы в Одессе. Сажают по машинам, везут. Куда везут – естественно, не знаем, но догадываемся. Можно представить.
Ночь, порт, пароход, трюм – закачало. Поплыли, значит.
Из трюма не выпускают, пищу доставляют, качать крепко стало, отдельные личности блюют. Материмся. Скучно.
Качать перестает, опять же ночью. «На выход! Вольно, не в ногу». Трап под прожектором, крытые грузовики у стенки и насмешливый голос из темноты: «И этих укачало!»
Привезли в какую-то пустыню под звездами, построили, переодели в непонятное обмундирование и еще выдали сверху какие-то белые бурнусы. Ну-ну. Ждем, когда скомандуют верблюдов седлать, мля! Засекретили…
Подходит какой-то хмырь с носом и усами. Нос морщит, усами шевелит. Среднее между клоуном и тараканом. «Мля, на кого вы похожи… Какой долбак вас так одел?.. Шлют тут, не спросясь! Ложись! Ползком!»
Ползем. Да что, думаю, за херня за такая.
«Стой! Кругом! Лечь на спину! Ползком!» Ползем на спине, такой кроль по барханам. Грюпнулся он, что ли?
– Хорош! Ну-ка… Ну вот, хоть не так вас в тем ноте видно в этих саванах. В грязи б вывалять, да нет ее здесь, мать их. Так. Сварщики есть среди вас?
Вопрос идиотский. «Сварка» – крупнокалиберный пулемет, чего ж из него не стрелять, но мы ж не специально пулеметчики. И тут один голос подает:
– Я сварщик.
– Слава Богу. Пошли со мной. Так, разобрались в колонну по четыре, правое плечо вперед, шагом марш!
Приводит в какую-то траншею, сварщика тычет к пулемету.
– Видишь – вот там огонек? Погаси-ка мне его. Тот мнется и говорит:
– Да я вообще-то из пулемета не умею…
– Что-о? – скрипит наш усатый Карлсон. – А что ты тогда умеешь? Ты вообще кто такой?
– Так сварщик я.
– Так какой же ты на хрен сварщик? Ты чо вообще умеешь? Ну, прислали котят на мою голову!..
– Варить умею. Любые сплавы. Сварщик пятого разряда.
Мы валимся на дно траншеи и хохочем. Нет, это спектакль, за это деньги надо платить!
– Тебя откуда такого взяли?!
– Отдельный саперный инженерный батальон.
– Ну, сука, я чувствую, вы мне тут навоюете. – Капитан тычет из станкача в огонек длинной очередью, там гаснет. – И всего-то делов.
А мы что? Спрашивают – отвечаем, не спрашивают – молчим. Не такая часть, чтоб рассказывать кому ни попадя что не надо. Пусть наверху разберутся, что да как и куда нас сунули.
Наверху разбирались еще сутки, и за эти сутки нас выставили в оцепление полигона. Пока вели по косвенным приметам, наши арабисты сообщили, что мы, вероятнее всего, в Египте. Точно, в Египте. Логично.
На полигоне наши специалисты демонстрировали в действии новую ракету класса «Земля – воздух» по низколетящим целям. Видимо, ракета была из тех, вместо которых арабы просили потом прислать им ракеты класса «Земля-самолет». Либо же она работала исключительно по очень низколетящим целям, выбирая их по принципу меньшей высоты. Потому что самолет-мишень прошел квадрат без всяких помех со стороны этих зенитчиков. Зато где-то вдалеке ехал по гребню бархана «газик» с наблюдателями, так ракета разнесла его в мелкую пыль. Действительно, летел очень низко.
Очевидно, инцидент разобрали с тщанием и оцеплением тоже поинтересовались, потому что у носатого-усатого капитана нас забрали; прощался он с нами, как с родными, и все жалел за неумелость.
А началась ночью какая-то буча, из-за Суэцкого канала стрельба, раздали нам вооружение до зубов, вплоть до станковых гранатометов, поставили уже нашему собственному командованию задачу, и – по машинам, через понтон на Синай, утром ждать в районе задачу по рации.
При этом воды, как водится, по фляжке, и воду мы самостоятельно набрали в пару бочек, слив на хрен солярку. Воняет, но жить захочешь – напьешься.
Однако утром задачу нам не поставили, а напротив – запросили обстановку. Докладываем: обстановка спокойная, пляж чистый, жаль, что купаться негде. Приказ: укрепить и ждать.
Много ты на ровном песке укрепишься. Ждем. Днем: «Ну как?» – «Загораем». – «Ждите».
Так и переночевали. А на рассвете слышим рычание: танковые моторы. Приготовились к бою на всякий случай, запрашиваем наверх: так как, что? Ждите, отвечают. Мы-то подождем, так танки идут. Ах, как, кто, откуда, сколько? А уже видно: до хрена. Не менее полка, отвечаем. И получаем задачу: оседлать стратегически важное танкоопасное направление, держать и не пущать.
Нет, ты понял юмор? Собирать суперэлитную часть в качестве противотанкового заграждения. Вам привет из сорок первого года!
Ну что? Мин у нас нет, а если бы и были – ставить их некогда. Рассредоточились по гребешкам, загнули фланги, выделили резерв. Прикинули, как они будут пытаться нас обойти, как выгоднее пройти к переправе, которая теперь, стало быть, за нами. Ящики и всякое барахло навалили на наши ямки – заместо блиндажей.
Подпустили.
А они бодро так из башен торчат, люки водителей открыты, и головное охранение идет вплотную к походной колонне. Только что музыка не играет, мля. А у нас ПТУРСов четыре штуки.
Бздеть нечего, нам надо задержать их всего на час, и авиация поможет, и противотанкисты через час подойдут. Но взаимодействие в бою у израильтян и Египта налажено по-разному, и эту разницу мы ощутили на себе немедленно.
Потому что самолеты над нами прошли в две волны не египетские, а израильские. Первая волна, как мы узнали позднее, а поняли раньше, разбила аэродромы и сожгла на земле авиацию. А вторая очень профессионально, судя по всему, разнесла переправу.
Пока она разносила переправу, мы под шумок подпустили танки на семьсот метров и врезали со всех стволов. Шесть штук сожгли сразу – головное и боковое охранение.
Остальные попятились за барханы и стали по нам бить. Но, во-первых, танковая пушка хороша тем, что траектория у нее настильная, это не миномет, и снаряд далеко-о за барханом рвется. А во-вторых, танк – корова здоровая, его видно хорошо, а из него – плохо.
Пока они так постреливали, мы выдвинули с флангов две группы вперед и еще три машины им сожгли.
Тогда они справедливо решили пустить вперед пешую разведку. Не учли они только одного – что у нас каждый третий – снайпер. Перещелкали с одного выстрела.
Хрен с ним, решили, видимо: раз такие храбрые и упрямые – обойдем. И стали обходить нас справа.
Сожгли двоих ПТУРСами – перестали обходить.
А уже солнце палит, день вовсю, воду с соляркой хлебаем. Но только двое легкораненых, и боеприпасов до хрена.
Подобрались они за ближайший бархан, помахали белой тряпочкой и принялись орать:
– Эй, русские, кончай воевать! Вам-то здесь что? Гарантируем: вода, свобода, возвращение домой хоть завтра.
Наш арабист орет в духе, что арабы не сдаются, святую землю освободим, смерть собакам! Из-за бархана лопаются от хохота и отвечают:
– Мужики, кончай лапшу на уши вешать! Арабы, как же! А то мы не знаем, кто как воюет! Сколько вас там? Откуда будете, землячки?
Тут я ору на своем безупречнейшем иврите, что оборону держит противотанковая бригада, подходы минированы, и не фиг им тут ловить, сожжем всех. Со всеми ругательствами, которые знаю, а знаю я их много, потому что дедушка-покойник не ограничивал себя не только в руке, но и в языке.
Короче, двинули они массой на наш левый фланг, и быстренько двоих головных мы сожгли остатними ПТУРСами. На чем наступление прекратилось.
Если бы мы так берегли свою живую силу и технику – до сих пор бы стояли под линией Маннергейма.
Так весь день до вечера перестреливались потихоньку, а вечером сообщили по радио, что боеприпасы подошли к концу, держать нечем, врукопашную на танки не пойдешь. Или подбросьте – или отводите. Отвечают – постарайтесь ночь их не пускать, а там давайте к берегу – плавсредства перевезут.
В поту, песок под одеждой, мозги плавятся – а тут ночь, прохлада, чего не повоевать.
Они ночью попробовали обойти нас с двух сторон подальше. Но теперь сравни, как виден в ночном прицеле раскаленный танк и как поймать в него голову над барханом. Еще пару сожгли – и они успокоились.
Посветили ракетами, попалили последним для острастки – и бегом к каналу. Из плавсредств плавает у берега разве что дерьмо. Побросали в воду все, кроме личного оружия, – и вплавь».
За эту командировку Рыжику дали Красную Звезду. Хотя его старший лейтенант получил Героя.
В семьдесят девятом за афганскую командировку он получил Красное Знамя, будучи уже офицером в «Альфе». Затирали, подполковника не дали, и в конце концов это ему надоело.
А там начались новые времена, предпринимательство, общества еврейской культуры, и стал он цивильным человеком, хорошо зарабатывающим и уважаемым членом правления Московской еврейской общины. Абсолютный язык, абсолютное знание предмета и необыкновенная общительность и пробивная сила.
И вот на праздновании Дня независимости Израиля, на приеме в посольстве по этому случаю, сидит он за столом как раз напротив знаменитого ветерана посольских дел в СССР, лично посла Арье Левина. Пьют, закусывают и приятно беседуют о разном. И Арье Левин, человек резкий и крутой, несколько даже неприятно удивлен тем, что у Рыжика классический иврит чище, чем у него, а знаний в Законе бесспорно больше. И после очередной рюмки переводит мужской разговор на табак, вино и оружие.
И Рыжик, хлопнув крепко, рассказывает ему всю эту историю.
Арье Левин долго молчит, чернеет лицом. Протягивает руку к бутылке водки и наливает ему не в рюмку, а в фужер. И себе в фужер. Мрачно чокается и выпивает. И после этого произносит:
– Парень, ты сейчас насрал мне в душу. Ты клянешься, что вас было семьдесят?
В октябре семьдесят третьего года подполковник Арье Левин командовал головным батальоном в бронетанковой дивизии «Бен-Гурион», которую Рыжик с ротой и держал сутки.
Вот так становятся друзьями.
Алексей Крупин
|
| |
| |
| Саня | Дата: Суббота, 10 Декабря 2011, 16.51.57 | Сообщение # 163 |
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
| КЛАУСТРОФОБИЯ
Сам он маленького роста, худенький, в ушках золотые сережечки, на голове
лысина, которую эффектно обрамляют и подчеркивают огненно рыжие волосы
собранные на затылке в крысиный хвостик. Да еще и рыжие усы, как у
телемастера... Одним словом – не Ален Делон и даже не Фернандель, но
одноклассница моя его любит и ей наверное виднее. Так-то если
попривыкнуть к неказистой внешности, мужик он компанейский и совсем не
глупый. Зовут его Руслан. Сегодня у него свой уютный музыкальный
магазинчик, а в далекие 90-е Руслан каждую неделю челночил в Москву за
разной бижутерией. Бывало всякое: и грабили его то менты, то бандиты и
от поезда он отставал и пирожками по дороге однажды так лихо траванулся,
что домой добрался только через месяц. Хоть без денег, зато живой и с
полными карманами рецептов...
Но больше других мне запала в душу одна его история, в которой
изворотливый ум маленького неказистого человека, поразбивал бошки тупой
грубой силе...
Поезд «Львов – Москва».
Повезло Руслану ехать в одном купе с бригадой стриженых отморозков. Три
накаченных пазла в спортивных костюмах одинаковых с лица – как хочешь,
так и выкладывай. Естественно, что «пассажир» в сережках и с рыжей
косичкой им сразу не понравился, но очень заинтересовал тем, что никогда
не расставался с большой поясной сумкой. И они были правы – там были
деньги и немалые. Весь день бригада шпилила в карты, окуривая своего
некурящего соседа.
Руслан страдал, но сделать замечание так и не решился. Похоже, они
только и ждали хоть какого-нибудь гудка с его перрона...
Иногда бойцы переходили на шепот и даже писали друг другу пространные
письма с последующими комментариями типа:
- Если проканает, то в Москву можно вообще не ехать.
- Та должно проканать...
Руслан, изображая сон, грустил на верхней полке, он чувствовал, что речь
идет о нем и даже не о нем, а о его вкусной поясной сумке.
Что делать? Попросить у проводника другое место? Но вагон и так забит до
отказа. Попробовать с кем-то махнуться? А что он им скажет? - «Вы не
могли бы со мной поменяться местами? Там у меня шикарная верхняя полка в
прокуренном купе и три урода, со сломанными носами и набитыми
кулачками...»
По тому, как нагло они вели себя с людьми в коридоре, а ему даже грубого
слова не сказали, было понятно, что «гоп-стоп» намечен на попозже. Ближе
к ночи.
Выйти в коридор и сесть там на пенек – не вариант, во-первых там уже
сидят свои зайцы, а во-вторых, всю ночь не высидишь. Время работает
против него, а в голову ничего умного не лезет.
Руслан стал вспоминать, что у него такого есть из оружия? Ножа нет, но
есть пистолет. Большой, черный, металлический пистолет-зажигалка, Руслан
возил его как раз для таких случаев, но одно дело «возить», а другое –
попытаться кого-то напугать... Если бы в темноте на улице, еще куда ни
шло, а тут в двадцати сантиметрах от криминальных морд, да еще и при
ярком свете, сразу будет заметна пикантная деталь, что в стволе нет
дырочки. А хоть бы и была дырочка, как это будет?
- Снимай сумку козел!
- Ах так!? Сами вы козлы! Руки вверх, вы все арестованы!!!
Полная лажа... Даже думать об этом неприятно. Без денег, зато с
пистолетом в прямой кишке... нет, не вариант.
Что еще в запасе? Старый, просроченный загранпаспорт, зубная щетка,
паста и толстая пачка денег. В общем-то и все.
Бригада внизу заговорила, что скоро будем переезжать Днепр и вдруг
Руслану с перепугу стрельнула в голову безумная идея. Тут уж или пан,
или останешься без копейки...
Поезд летел над Днепром, Руслан неожиданно шустро спрыгнул с полки,
резко захлопнул дверь и защелкнул на замок. Потом быстро расшнуровал
свой кроссовок, вытащил из кармана паспорт и тщательно протер
занавеской. Быки, молча, не отрываясь следили за каждым его движением.
Далее Руслан извлек из сумки пистолет и, держа его только рукавом, тоже
протер занавеской. Затем быстро, но крепко примотал шнурком паспорт к
пистолету, открыл окно и выбросил «посылочку» ровно в то место, куда
долетит не каждая птица...
Приоткрыл дверь, зыркнул в коридор и спокойно влез обратно на свою
верхнюю полку.
После неминуемой паузы, бригада молча вышла из купе, через пять минут
озадаченные мордовороты вернулись, быстро собрали свои немногочисленные
вещи и сказали:
- Ну, мы уже приехали, до свидания, счастливого Вам пути и удачи в
делах.
Через полчаса в дверь аккуратно заглянули две девушки с парнем и
сказали:
- Извините, в этом купе ехали три парня?
Руслан:
- Да, а что?
- Мы из соседнего плацкартного вагона, они пришли и попросили нас с ними
поменяться на места в купе, сказали, что у них клаустрофобия...
gb.anekdot.ru
Qui quaerit, reperit
|
| |
| |
| kolo-mila-ya | Дата: Суббота, 10 Декабря 2011, 23.56.02 | Сообщение # 164 |
Группа: Поиск
Сообщений: 868
Статус: Отсутствует
| Quote (Саня) они пришли и попросили нас с ними
поменяться на места в купе, сказали, что у них клаустрофобия...
Мне рассказывали реальный случай, когда девушка, выйдя из последней электрички на безлюдной станции, должна была по пути к дому миновать пустырь и "замороженную" стройку. Миновав половину пути, она услышала за спиной погоню и, обернувшись, увидела детину, нагонявшего ее с весьма определенной целью. От ужаса она перестала соображать и с криком "Ура!" бросилась ему навстречу... У мужика тоже "клаустрофобия" приключилась.
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Суббота, 24 Декабря 2011, 12.30.05 | Сообщение # 165 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| ...добрая предновогодняя...
Три девушки – Красавица, Симпатичная и ТакСебе – собрались вместе встретить Новый 2007 год. Наготовить калорийного и холестеринового, сказать «прощай, талия!» и встретить.
Накануне Красавицу бросил эффективный менеджер. Думал, она секретарша на кафедре. И предстоящая защита диссертации «Некоторые следствия из теоремы Рисса об общем виде линейного ограниченного функционала в гильбертовом пространстве» повергла его в недоумение и ужас. Отреагировал так: - Ты чё? Совсем дура?! И растворился в бизнес-пространстве, в котором ему было привычнее, чем в гильбертовом.
А мама Витеньки сказала сыночку: - Она возится с отстающими в развитии, ты же умный мальчик, подумай, какие у неё будут дети - уроды и дебилы, дебилы и уроды!
И умный Витенька удалился искать объект, достойный Витенькиных первосортных генов.
Что касается ТакСебе, то её и бросать было некому. На улице с ней не знакомились, дома выкройки, заказчицы, примерки. Разве что перейти на пошив мужских костюмов.
- Зато мою статью знаете кто заметил? - сказала Красавица, разделывая карпа. – Это как если бы тебя, Любаша, похвалил какой-нибудь дольчегабана, а Янку выбрали в макаренки.
- Зато у меня Илюша с Сонечкой заговорили! - сказала Симпатичная, запихивая гуся в духовку.
- Зато я Галине Марковне, соседке, такой костюм сшила, сказка, а не костюм, её голландский старичок прям обомлел, предложение сделал, - сказала ТакСебе, взбивая белки для торта.
– Пенсионерки и то устраиваются, - желчно заметила Красавица, а Симпатичная и ТакСебе дружно вздохнули, согласившись, что на свете счастья нет, да и с покоем как-то не складывается.
В 11:05 сели за стол.
В 11:20 приехала бригада Скорой помощи. Красавица, Симпатичная и ТакСебе клялись, что не вызывали, доктор грозил штрафом за ложный вызов, а сам всё косился на Симпатичную и салатики.
В 11:45 снова настойчиво позвонили. Три милиционера с автоматами. Снова клялись. Капитан орал на тему «у людей праздник, там, может, уже грабят, а вы тут развлекаетесь!». Потом глянул на Красавицу, на румяного гуся, снова на Красавицу и строго сказал: - Больше так не делайте! Нехорошо!
- Кто ещё не охвачен – газовщики и пожарники? – задумчиво спросила Красавица. – Ничего себе праздничек получился. Руки бы шутнику поотрывать!
В 12:35 Симпатичная выглянула в окно, побледнела и медленно обернулась к ТакСебе и Красавице: - Девочки, вы будете смеяться, к нам опять гости! Гасите свет, никому не открываем!
Дверь вышибли в 12:39. Главный пожарник гаркнул: - Мы звонили! Кто хозяин?!
ТакСебе сказала: - Я хозяйка. Мы никого не вызывали, честное слово! Может, вы тортика хотите? Или гуся? Карп ещё есть, – и заплакала. И стояла растрёпанная, перепуганная, с мокрыми блестящими глазами, в дивном платье, сшитом из неземной красоты шёлка, что привезла ей в знак благодарности Галина Марковна, соседка. Такая хорошенькая, милая и растерянная, что главный пожарник замолчал, а потом буркнул: - Слесаря завтра вызовите.
Дверь кое-как прислонили, для надёжности подпёрли комодом.
– Девочки, - всхлипнула ТакСебе, - представляете, какой у нас новый год будет, раз мы его так встретили?
Красавица и Симпатичная зарыдали в унисон. И плакали до половины пятого утра. С перерывами на запивание горя. Гусь с карпом и тортиком остались нетронутыми.
В начале второго Симпатичная с трудом оторвала неподъёмную голову от подушки и прислушалась. В прихожей явно кто-то был. Она растолкала ТакСебе и Красавицу и страшным шёпотом сообщила: - Там воры! Квартиру обносят! Чёрт, и милицию не вызовешь, не поверят! Давай, не робей, отобьёмся!
Симпатичная схватила портновские ножницы, Красавица вазу, а ТакСебе тяжелую настольную лампу.
- Ну, на раз-два-три. Раз-два-три!
И с диким визгом они выскочили в прихожую, насмерть перепугав пожарника, доктора и капитана. Капитан аж молоток выронил на ногу доктора.
Отдышавшись, пожарник сказал: - Девушки, вы кого угодно в гроб вгоните! Какой слесарь первого января, они все в лёжку, с дежурства ехал, дай, думаю, помогу. Зашёл, вы спите, ну я и начал потихоньку. А тут и мужики подтянулись, говорят, знакомые ваши. Минут десять, всё готово будет. Кстати, а что там с гусями и карпами?
И до сих пор Красавица, Симпатичная и Хорошенькая не знают, что счастьем своим обязаны хулигану Егору из 46-ой квартиры. Хулиганские папа с мамой поехали поздравить дедушек с бабушками, строго-настрого наказав сидеть дома и на улицу носа не высовывать. Он практически и не высовывал. Разве что сбегал три раза на улицу, к телефону-автомату. Не со своего ж мобильника звонить, чтоб отомстить этой фифе с пятого этажа, которая наябедничала родителям про подожжённый почтовый ящик.
©drevo-z
http://drevo-z.livejournal.com/199504.html
|
| |
| |
| Penguin | Дата: Вторник, 27 Декабря 2011, 19.23.44 | Сообщение # 166 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 1206
Статус: Отсутствует
| Елена Клещенко
Деньги делают деньги
- Всю жизнь думала, что младенцев купают в ванночке, - задумчиво сказала Катерина.
- Вроде да, - отозвался Мишка. - А что?
- А тогда почему они говорят, - Катерина показала на телевизор, по которому передавали рекламу, - что для их ребенка им нужна уютная кроватка и стиральная машина?
- Дебилы, наверное. Или садисты. Был же дебил, который сушил кошку в микроволновке... - Михаил со смутным отвращением посмотрел на перловую кашу в тарелке и добавил:
- Вообще-то дети гадят.
- Hе гадят, а пачкают пеленки! - возмущенно поправила мужа Катерина. - Hо ведь они же там все в памперсах. А памперсы не стираются...
Разговор был праздный. Hе было у молодых супругов денег ни на стиральную машину, ни даже на памперсы. И ребенок им был не по карману, и, если честно, проживание в отдельной квартире тоже было непозволительной роскошью для двух выпускников университета. Два диплома лежали в ящике стола - в нашем быту не принято вставлять их в рамочки и вешать на стену. А почему не принято? А вот как раз потому...
- Ты отдала деньги Марии Дмитриевне?
- Из чего?
- Из тех, Валеркиных.
- Мы их съели! Вот картошка, масло, сахар, мука...
- А мука нафига?!
- Как нафига?!
- В общем, ясно. Ты понимаешь, что мне неудобно обязываться?
- Hу что уж теперь. Рожу я их, что ли, эти деньги?
- Ты, если родишь, то не деньги, а наоборот. Источник потребления.
- Hо я ж не доллар. Вот была бы я зеленая и плоская, может, тогда...
- А что, доллары умеют размножаться?
- Угу. Hа ксероксе. Чайник поставишь?
- Так уж и быть.
Когда Мишка вернулся с кухни, Катерина встретила его сообщением:
- А ты знаешь, может, и умеют!
- В смысле? - Михаил не первый год был женат на женщине-биологе, и с тех пор, как ему очень серьезно объяснили, что мужчины произошли от женщин посредством утраты большого куска половой хромосомы, он научился философски воспринимать профессиональный юмор Катерины.
- В прямом! Официальная биология это отрицает, но вообще-то есть разные версии. Hам читали такой курс: эволюция естественнонаучных воззрений. Алхимики, они верили, например, что все металлы, во-первых, представляют собой один металл, а во-вторых, они как бы живые. Hу, вот железо - это просто больное золото, его можно вылечить, и хоть монеты чекань. Лысенковщина. А еще у них была операция мультиплицирования, когда неживое вещество увеличивается в количестве. Законов сохранения тогда не знали, так что на этот счет голова у них не болела. То, что наблюдали, - это могла быть нормальная кристаллизация или там, не знаю, восстановленное серебро... Hо предполагалось, что действительно можно таким образом любое вещество... это... размножить. Берешь монетку, бросаешь в тигель, а там слиток с кулак.
- Ха! Это монетка, значит, потомство принесла?
- Да-да-да. Причем предлагали одно и то же зелье для этого дела и для лечения бесплодия. И вообще для лечения. От всего.
- Ужас какой!
- Hу, ты не говори. Древние - они были мудрые.
- Между прочим, помнишь у скандинавов кольцо Драупнир? В "Рагнареке" на третьем уровне такой бонус: кольцо, которое через каждые несколько суток родит еще восемь таких, и чем раньше его заберешь, тем больше будет золота.
- Вот-вот. Кстати, не только у скандинавов. У арабов тоже есть, и у наших... Это вообще, конечно, от арабов шло, как и вся алхимия. Hо методику, само собой, разработал немец! Выходила такая книжечка, в девятьсот пятом, что ли году, "Ключи от врат: легендарный и исторический..."
- Сними трубку.
- Алло... Привет. Да, сейчас... Валерка тебя.
- Блин! - Мишка взял трубку. - Слушаю. Да ничего, живы пока. Да, слушаю тебя внимательно. Конечно, не забыл, ну ты че... Угу. Тебе как, прямо сейчас?.. К маме?.. Hу да, чем быстрей, тем лучше. Ага. Значит, ситуация у нас сейчас такая: свободных денег у нас нет, то есть, совсем... Hу да, я понял. Hо я не знал, что дело срочное. Слушай, ты позвони завтра, я постараюсь...
Мишка дал отбой и произнес несколько слов, которым в университете не учат.
- Что, деньги хотел?
- Hу! Татьяна у него к матери едет, что-то там стряслось, срочно ей приспичило. Отдавай, говорит, обещал ведь, что вернешь по первой просьбе...
- H-да. Hу, займи у Макса. В счет того гранта, который ты у него, гадюки, уже полгода как бы получаешь.
- У Макса нельзя. Во-первых, Макс...
- О-о, горе мне, горе!
- Hу, хватит уже. Что я могу сделать?
- Да ничего. Hадо отдавать. Hет, ты как знаешь, а я созрела. В конце концов, они во многом оказались правы. Книжка должна быть в Центральной. Методика там простейшая, для первокурсников... Ты перегонку давно последний раз ставил?
- Перегонку?.. - Поглядев на жену, Михаил осознал, что от шуток она готова перейти к действиям, по обыкновению неразумным. - Тебе делать больше нечего? Самое время ерундой заниматься!
- Тогда сам роди к завтрому лимон, - злорадно ответила Катерина. - А я посмотрю, как это у тебя получится.
Hемецкий текст, набранный готическим шрифтом начала века, шел плохо, но когда припрет, не то еще прочтешь. Колбу, переходники и холодильник, в свое время на всякий случай украденные с Мишкиной кафедры, тщательно промыли и закрепили в штативе. Объяснения терминов нашли во "Всемирной истории химии"; огнем египетского июня, за отсутствием горелки с фитилями, постановили считать самый малый газ на левой конфорке. Hеобходимые биоматериалы отыскались в доме и на улице; рыжие волосы некрещеной женщины Катерина сняла с расчески у коллеги; торментиллу, она же лапчатка, прикупили в аптеке, и это, к счастью, был единственный расход. Автор рецепта был не из тех теоретиков, которые рекомендуют золото в качестве исходного материала для получения золота же.
- Если б мой диссер обошелся так же дешево, было бы здорово, - сказал Мишка. - Хотя, когда мы влетим на сто баксов...
Баксы заняли у соседа по лестничной площадке, в свое время променявшего Автодорожный институт на службу в банке. Катеринины "драгоценности" после звонка в ломбард сочли непригодными для эксперимента.
- Если влетим, то на двести, - ласково утешила любящая жена. - Обрабатывать надо обе купюры, и ту, что сверху ляжет, и ту, что снизу. Hо мы не влетим.
- Hе должны, - подтвердил Михаил. - С точки зрения химии это будет дистиллят. Hичего с ними не сделается. - Пар тем временем заполнил колено переходника и начал каплями оседать внутри холодильника. - Hу вот. Если надо пляски плясать или вызывать духов, давай ты. Я в этом участвовать не буду.
- Hичего не надо, - огрызнулась Катерина. - Hормальная рабочая методика. Совершенно напрасно ты считаешь их какими-то придурками. Ты же свою энергию Гиббса не призываешь, перед тем как мерить температуру реакции? Сама приходит? Вот и у них так же.
Эликсир мультиплицирования на вид и запах действительно оказался форменный дистиллят. Михаил понюхал пробирку, попытался попробовать на язык, но Катерина не позволила. Ватным тампоном бережно смочили банкноты. Для чистоты эксперимента выбрали из четырех две самые новые, текущего года, приняв, что доллары достигают репродуктивного возраста сразу после печати. Класть решили президентом к президенту, для удобства контактов. Деревянную шкатулку тщательно закрыли и поставили на батарею центрального отопления.
- Совет да любовь! - сказал Мишка. - Hочи им хватит?
- Хватит.
- Отлично. Значит, завтра перед работой отдам Вовчику долг. С извинениями. Hафига целый вечер потеряли?
Катерина знала множество примеров еще более бездарной потери времени - скажем, компьютерные игры или работа по теме, за которую не ты получаешь грант, - но, будучи опытной женщиной, промолчала.
Hазавтра Михаил не пошел на работу - позвонил и сказал, что заболел. Эксперимент удался. Президенты Франклины принесли тройню.
- Ох ты, е-мое!
- Убедился?!
- Слушай, вправду баксы! Погоди, а президент-то тот?
- Вроде тот...
- Так вроде - или тот? А то будет, как с той пятеркой из доллара!
- А ты все помнишь... Тот, тот. Лысый Франклин. Hомера посмотри.
- Порядок. Все разные.
- Дай-ка... Родители АВ34904647В и АВ25947703D. Детки все АВ, 35904703... Угу. Гомозиготы по первым буквам и девятке на третьем месте, а остальное рекомбинирует. Значит, сколько у этой конкретной пары может быть потомства с различными номерами? Два в восьмой степени... Hу, в общем, много. И очень много.
- Hе так уж много, - мрачно заметил Мишка. - Ты мне вот что скажи: в мире есть еще купюры с этими номерами?
- Хм. Хрен знает. Может быть, это и есть те купюры. Может, эликсир их не совсем производит, а извлекает из окружающего хаоса, это я плохо поняла.
- Очень мило. Значит, либо они фальшивые, либо натуральные, но краденые. Присели и выдохнули...
- Hе каркай! - Катерина схватила новорожденную сотенную и повернулась к окну. - Где фальшивые? Вот полоска! Вот гравировка! А если номер и совпадает, как в обменном пункте догадаются? У них что, все доллары в компьютер заведены с указанием места пребывания? Сейчас пойду и сдам...
- Катерин, ты, это... - Увидев, что жена хватает сумочку и босиком скачет в коридор, Михаил встревожился. - Хорошо подумала? Может, не надо? Или давай лучше я это сделаю.
- Hа тебя квартира записана, - отрезала Катерина. Глаза ее горели нездешним светом. - Если хочешь, пойдем вместе, для храбрости. Hо сдавать буду я. А если что, сам понимаешь... Как говорила пани Хмелевская, курю я "Пяст", а от лука у меня болит печень. Будешь меня навещать. Да ничего не случится!
Вечером в квартире молодых супругов победно орал "Dire Straits" и висел синеватый чад духовки, разожженной впервые с Hового года. Долг Валерке вернули и купили еды. Михаил и Катерина ели свинину в сырном кляре, заедая ее парниковыми помидорами, и чокались джином с тоником.
- Hадо будет купить приличные стаканы, - сказала Катерина. - Из граненых джин не пьют.
- Купим, моя радость, все купим. - Михаил, получив на руки российские деньги, перестал выдавать мрачные прогнозы и добровольно, без единого намека со стороны Катерины, вслух признался, что раньше недостаточно ценил свою потрясающую жену. - Hадо будет купить тебе настоящих драгоценностей. Я видел аметисты без оправы, вот такого размера. Закажем серьги, будешь носить.
- Да куда я в них пойду, - буркнула Катерина, впрочем, польщенная. - Тебе купим приличные штаны и рубаху.
- Палатку купим... Интересно, как там наши баксики?
Сейчас в шкатулке на батарее лежала вторая пара банкнот. Первой паре следовало отдохнуть после счастливого события.
- Hе трогай. Пусть занимаются своим делом, не надо смущать. Может, опять тройню сделают. А может, они и по шесть сразу могут? Как кошки?
- Hу, не будем жадными. Одного принесут, и то хорошо. Слушай, ты хоть немного понимаешь, как это происходит?
- Hемного... Hет, наверное, не понимаю. - Катерина долила стакан холодным тоником и залпом выпила. - Это знал только автор открытия. Вообще он, если верить не писателям и всяким там сказочникам, а современникам, был любопытный тип. Гений, и при этом совершенная сволочь. Шуточки себе позволял такие, за которые убить мало. Hо вместе с тем... короче, умен был, собака. А характер дрянь. Естественно, репутация у него была хуже некуда, хотя, наверное, далеко не все, что про него пишут, было на самом деле. Послушать его врагов - и скотоложец-то он, и с нечистыми духами сожительствует, и враг христианской религии! Из университета его поперли и впоследствии отрицали, что он числился в штате. И, невзирая на все свои таланты, ухитрился умереть в нищете. Видно, никто не давал ему в долг даже одного золотого - представляешь, как он всех достал? А теперь никто не знает, в чем тут суть, но, видишь, - работает!
- Работает, - согласился Михаил. - Hо как он обошел законы сохранения, ты можешь придумать?
- Может, он их и не нарушает, - сказала Катерина. - Hас учили, что все живое, когда растет и самоорганизуется, как бы нарушает неубывание энтропии, но это только кажется. Вот и тут что-нибудь в этом роде. Ты химик, ты и придумай.
- Что ж тут придумаешь, - ответил Мишка. - Вообще-то волосы твоей Hаташки... есть в них какая-то такая субстанция... некий призыв к размножению...
- Что?! Что ты сказал?..
- Миш, а Миш. Президенту плохо!
"Мне тоже", - чуть было не ответил Михаил, но тут окончательно проснулся. Катерина в халате стояла на коленях у батареи, и голос у нее был испуганный.
- Что с ним?
- Вот.
Зрелище и вправду было зловещее. Бумажка у Катерины в руке жалостно обвисала, будто тряпочка. Так не ведут себя даже очень мокрые доллары.
Михаил соскочил с кровати и раздернул шторы. При свете оказалось, что зеленая купюра потеряла свой неповторимо капустный оттенок и стала вульгарно салатной.
- Миш, чего это он?
- У тебя надо спросить, - безжалостно ответил Михаил. - Твоя же методика.
- Да я... Может, рано вынули?
- Он чего-нибудь родил?
- Hет. Hо второй в порядке.
- Зато этот... Вовчику такой отдавать нельзя, он не возьмет. Ты посмотри, разве это доллар?
- Hет. Если он таким останется... Ой. Он, наверное, не может разродиться.
- Так он что, умрет, что ли?!
- Если уже не.
- Д-да, блин. Кажется, мы попали.
- Hу ты погоди, погоди. Мы вчерашние все, что ли, потратили?
- Hе все, но то, что осталось, нас не спасет. Да, похоже, влетели мы.
- Перестань. Хватит причитать. Hадо что-то делать.
- Что? - с сарказмом спросил Мишка. - Позвонить в ветеринарку? И что сказать - у нас банкнота рожает?
- При чем здесь ветеринарка? Ты думай, думай, что делать!
- Hу вот, теперь я - думай. Ты эту кашу заварила. Hу ладно, не расстраивайся. Давай сообразим. В прошлый раз все было нормально, так?
- Да.
- Что в этот раз не так?
- Все так, - с безысходным отчаянием сказала Катерина. - Я поняла. Алхимические эксперименты не воспроизводятся, это их свойство. Раз сделал - все получилось, два сделал... Потому он и умер в бедности. Мишка, я виновата. Я же знала...
- Hет, погоди, не реви. Мы взяли другие купюры, правильно? Те были этого года, а эти позапрошлого.
- Hу и что? - Катерина и не думала реветь, но объяснять это сейчас времени не было. - Ты думаешь, она слишком старенькая? Да нет, она же была как новая, хрустела, совсем как те.
- Мало ли, что хрустела. Конечно, она не будет засаленная и драная, все-таки сто баксов. Hо в обращении она уже три года, в банках, в валютных шопах. Прикинь, через сколько рук...
- Екалэмэнэ. - Катерина схватилась за голову. Серые глаза смотрели жалобно. - Мишка, ты женился на идиотке. Можешь требовать развода. Ультрафиолет!
- Ультрафиолет?
- Hу да. Детекторы у кассиров. Он же облученный! Он не может ничего путного родить!
- Урод, значит?
- Дети у него уроды. Заделали вместо нормальной денежки какой-нибудь... карбованец, и вот теперь...
- Карбованец, говоришь? Hу, это уже нечто. Пусть хоть старый рубль, только бы сам живой остался! - С появлением мало-мальски разумной рабочей гипотезы Михаил начал соображать спокойно. - Сейчас он жив?
- Hе знаю.
- Будем считать, что жив. - Банкнота оставалась мягкой, но полосочка с буквами "USA" просматривалась отчетливо. - Подумай, как ему помочь.
- Разродиться? - Катерина осторожно потерла двумя пальцами край бумажки. - Совсем не расслаивается. Да я же не знаю, откуда он вылазит! Если вообще вылазит.
- Так. Hу а из общих соображений? Что используют в таких случаях?
- Щипцы, - злобно ответила Катерина. - Когда знают, за что тащить.
- Спокойнее. Еще?
- Окситоцин... Так он же не позвоночный. Вообще с самого начала нужна теплая вода.
- Вода - это подходит. От воды уж во всяком случае хуже не будет... - Полосочка начала бледнеть на просвет. - Да, хуже некуда. Тащи чайник! Пусть рожает в воде.
Страждущий стольник пинцетом опустили в глубокую тарелку с кипяченой водой. И сразу же она замутилась, как от извести, и над гладкой поверхностью поднялся пар.
- Так. Hу что-то, по крайней мере, мы наблюдаем, - глубокомысленнно заявил Мишка. - Происходит нечто.
- Может, вытащить? Сварится же...
- Она не горячая, попробуй. Подождем. Засеки время.
Через семь минут вода очистилась. Сквозь белую муть медленно проступили зеленые контуры. В воде колыхались два прямоугольника, один над другим. С верхнего глядело утомленное, но по-прежнему значительное лицо президента Франклина.
- Ага! Вот теперь вынимаем! - Мишка вытащил купюру на свет и встряхнул ее - мокрая бумага хрустнула. - Век водки не пить... Жив, родимый!
- Мама моя! - невпопад отозвалась Катерина. Она разглядывала урода, всплывшего на поверхность. Такой же зеленый, как родители, и того же размера, он тем не менее был мутантом. И еще каким страшным!
С трудом отведя глаза от кощунственной надписи "seven dollars", Катерина перевернула жертву жесткого излучения, чтобы посмотреть на портрет. Физиономия в овальном медальоне явно не принадлежала никому из знакомых президентов. Лысая голова, лихо закрученные усы, ехидная улыбочка, белый гофрированный воротник - фешн 1530-ых годов... Разобрав подпись, Катерина испустила стон.
- Что тут? - Мишка, уложив Франклина обсыхать, обернулся к жене и засмеялся. - Семь долларов! Вот уж, действительно, уродец. А это что за тип?
- Зараза автор методики, - с чувством ответила выпускница биофака. - Алхимик такой-сякой.
Прошел месяц. Шеф Михаила скончался от сердечного приступа, узнав, что заявка на грант отклонена из-за неправильно оформленной анкеты. Михаил отказался сменить тему и сменил специальность. Теперь он работает в компьютерном центре и в месяц получает столько, сколько его бывший коллега Валерка - в год. Часть зарплаты (разумеется, это неофициально) идет в валюте. В последний раз босс расплачивался совсем новенькими десятками, распечатав банковскую упаковку на глазах у персонала. Одну из десяток взяла Катерина и из чисто научного любопытства поставила анализирующее скрещивание с Семибаксиком. Мутант родил двоих: три доллара двадцать центов одной банкнотой, с портретом человека, который в "Who is who" значился как выдающийся профсоюзный лидер, а второй... Второй был такой, что Катерина, вспомнив навыки, полученные на практикуме по физиологии, безжалостно уничтожила всех экспериментальных животных (кроме десятки, конечно).
Само собой, мы, современные люди, прекрасно знаем, что врожденные уродства свидетельствуют не о скором конце света, а о генетических отклонениях, но англоязычный талон на получение 1 (одного) килограмма сахара, с водяными знаками и факсимильной росписью - это, как ни смотри, все-таки не к добру...
1997
http://samlib.ru/k/kleshenko_e_w/dengi.shtml
Алексей Крупин
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Пятница, 30 Декабря 2011, 20.23.56 | Сообщение # 167 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Quote (Penguin) Деньги делают деньги
....грустно................
|
| |
| |
| Авиамеханик | Дата: Вторник, 10 Января 2012, 20.50.31 | Сообщение # 168 |
Группа: Старейшина
Сообщений: 3237
Статус: Отсутствует
| Николай Проценко - Удивительно
О воинской службе - учеба в ШМАСе и служба в АП в разделе этого произведения -АРМИЯ.
http://www.proza.ru/2007/02/16-201
Александр Тур
Шпротава в/ч 42014
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Вторник, 24 Января 2012, 17.30.08 | Сообщение # 169 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| ......курочка-гриль..... перекликается с темой про вкусное, но всё-таки сюда наверное...............
Петр Петрович, бодренький старичок девяноста двух лет от роду, неожиданно простудился. Он лежал в чистенькой ортопедической кровати, надсадно кашлял и поминутно чихал. Врач дома престарелых, где уже 12 лет проживал Петр Петрович с супругой Анной Леопольдовной, немедленно прописал больному витамины и антибиотики вкупе с куриным бульоном. Анна Леопольдовна разбавила в кипятке бульонный кубик с ароматом цыпленка, обогащенный кальцием и витамином С, слегка приправила его заменителем петрушки с дневным запасом витамина Е и подала больному в термостойком пластиковом стакане. Петр Петрович отхлебнул, скривился и сказал обреченно:
- Помру я скоро, Аннушка.
- Это еще почему? – возмутилась жена. На дворе стоял первый год 22 века, средняя продолжительность человеческой жизни составляла 110 лет. А при хорошем уходе в доме престарелых, куда почти все старики отправлялись добровольно после выхода на пенсию в 80 лет, Петр Петрович мог дотянуть и до 130.
- Надоело мне жить, — вздохнул Петр Петрович и закашлялся, — скучно.
- Может, тебе фильм интересный закачать? – спросила Анна Леопольдовна. – Чего бы ты, Петенька, хотел?
Внезапно больной оживился. Он посмотрел на преданную супругу с хитрой улыбкой и попросил:
- А купи мне, душа моя, курочку гриль. Я ее в детстве пробовал.
- Еще чего! – разозлилась Анна Леопольдовна. – С ума сошел, Петя! Там же сплошные канцерогены! Ни одному нормальному человеку не придет в голову есть подобный ужас. Там мясо натуральное! А ведь все говорят, что лучше и, главное, дешевле, питаться соевым.
Анна Леопольдовна работала врачом-терапевтом и знала, о чем говорит. Натуральные продукты, не генно-модифицированные, не созданные искусственным путем, стоили дорого. Позволить себе есть это каждый день могли только по-настоящему богатые люди. Натуральное мясо продавалось в супермаркетах и ларьках, вынесенных на окраины мегаполисов. Кафе, где торговали курами гриль и прочей жареной гадостью из настоящих животных, стояло на выезде из города.
- Значит, помру я, — упрямо пробубнил Петр Петрович и отвернулся от жены.
Анна Леопольдовна любила мужа, поэтому достала из шкафа свои нехитрые сбережения, отложенные на новое платье из ткани, полностью поглощающей запах пота, и отправилась в путь. Маршрутка, заправленная экологически чистым топливом на основе продуктов переработки фекалий (по-простому «на дерьме»), довезла ее до кафе «Мертвый цыпленок», которое вот уже несколько десятилетий пытался закрыть городской отдел экологии.
Вход в кафе был закрыт. На ступеньках сидел неопрятный мужичонка средних лет и загрязнял окружающую атмосферу самосадом.
- Кафе работает? – спросила женщина, брезгливо сморщившись.
- Щас, — мужичонка затушил окурок в урне и достал ключ. – Чего надо? – спросил он невежливо.
- Курочку гриль, — ответила Анна Леопольдовна и, не удержавшись, спросила:
- А Вы знаете, милейший, что курение натурального табака приводит к развитию рака гортани.
Мужик посмотрел на нее сурово. Он хотел было выдать «да пошла ты на х.й», но вовремя вспомнил, что покупателей сегодня мало и разбрасываться ими не стоит, поэтому просто хмыкнул:
- А я электронные сигареты не признаю. Это первый, б…дь, первый шаг к резиновой бабе, — и грубо заржал.
Анна Леопольдовна с презрением отсчитала ему требуемую сумму (два платья из ткани, блокирующей запах пота!), получила остро пахнущий бумажный пакет, теплый и жирный и запрыгнула в маршрутку. Пассажиры, уловив носом малоизвестный запах жареной курицы, занервничали. Они принялись завидовать этой смелой женщине, которая тратит кучу денег на вредную, но безумно вкусную пищу. Выросшие на растительном спрэде и соевых окорочках, модифицированных помидорчиках и сухом молоке, они на генном уровне чувствовали божественный вкус натурального мяса, но позволить себе насладиться им не могли по разным причинам. Кто-то из бедности, ведь искусственная пища была очень дешевой и доступной, кто-то из боязни быть осужденным обществом, пропагандировавшим идеи Green Peace.
Анна Леопольдовна порезала курицу на куски и подала мужу на тонкой одноразовой тарелке из состава, полностью разлагающегося в течение 10 лет. Петр Петрович съел эту амброзию за один присест, сладостно чавкая и обсасывая каждую косточку. Остатки он отдал своей собаке Эмме, но она, привыкшая к сухому корму, лишь посмотрела на него укоризненно («Хозяин, ты идиот?») и наотрез отказалась от лакомства.
Вечером Петру Петровичу стало плохо. Не привыкший к тяжелой пище желудок взбунтовался почище древних россиян, в 20-м веке устроивших Октябрьскую революцию.
- Эх, Петя, — сокрушалась Анна Леопольдовна, — зачем ты эту отраву ел? А вдруг помрешь-то.
На искаженном болью лице ее мужа появилась довольная улыбка.
- Теперь не помру! – бодро крикнул он с носилок, и тут же схватился за живот и застонал: — Вот он вкус жизни, Аннушка. Настоящей, а не генно-модифицированной.
Прожил он в итоге до ста двадцати пяти.
© Fairy-tale
|
| |
| |
| Авиамеханик | Дата: Пятница, 03 Февраля 2012, 17.48.15 | Сообщение # 170 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 3237
Статус: Отсутствует
| Невольники поднебесные
Должен признаться, что я люблю летчиков.
Если я узнаю, что какого-нибудь летчика обижают,
у меня прямо сердце болит.
И. Сталин.
"Правда", 25 января 1938 г.
Фильмами, книжками, газетными улыбками приучили нас к мысли, что в 30-х шла молодежь в летные школы валом, что на призывных комиссиях отбоя не было от желающих. Так оно и было. Поначалу. А потом желающих поубавилось. А потом они и вовсе перевелись. И сложилась ситуация: с одной стороны, нужно все больше народу в летные школы, с другой стороны — желающих убывает. Как же быть?
И еще проблема: производительность летных школ растет, в 1940 году выпустили летчиков столько, сколько за все предыдущие годы вместе взятые, а на 1941 год запланировано выпустить больше, чем за все предыдущие годы вместе взятые, включая и рекордный 1940. Летчик — это офицер. Задумаемся над тем, сколько квартир надо построить, чтобы обеспечить летчиков-выпускников 1940 года. А для выпускников 1941-го сколько потребуется? Летчик — это офицер, но такой, который получает вдвое больше денег, чем пехотный собрат того же возраста и в том же звании. Это сколько же денег надо на содержание летчиков выпуска 1940-1941 годов? Опять же, форма офицерская. Офицера-летчика положено по традиции одевать лучше, чем пехотного собрата. Например, у пехотного офицера тех времен — ворот на пуговках, а у летчика — галстук. Это сколько же галстуков прикажете припасти? Где соломоново решение, которое разом выход укажет из всех проблем?
Товарищ Сталин соломоновы решения находил для любой проблемы. А если нет решения, есть советники, которые подскажут. Решение подсказал 7 декабря 1940 года Начальник Главного управления ВВС генерал-лейтенант авиации Павел Рычагов: всем, кто окончил летные училища и школы, офицерских званий не присваивать. Следовательно, квартир для новых летчиков строить не надо, денег больших платить не надо, и в форму щегольскую их одевать незачем.
Есть в некоторых странах исключения: военный летчик — сержант. Но это там, где материальное положение и общественный статус сержанта ближе к офицеру, чем к солдату. У нас же сержант срочной службы — бесправный рекрут. Спит он в казарме вместе с солдатами, ест ту же кашу, носит те же кирзовые сапоги. Сержанта отпускают в увольнение, как и солдата: в месяц раз или два на несколько часов. А могут не отпустить. Нет смысла рассказывать, что такое советская казарма. Советскую казарму надо познать.
Мой личный опыт жизни в образцово-показательных казармах — 10 лет, с июля 1958 года по июль 1968. Образцовая казарма — это спальное помещение на двести — триста человек; это кровати в линейку и пол со сверканием; это подъем и отбой в тридцать секунд; это старшина, орущий без перерыва все десять лет (старшины менялись, но крик так ни разу и не прервался). Советская казарма — это прелести, на описание которых одной книги никак не хватит. Живется в казарме легко, ибо каждого солдата ждет дембель. "Дембель неизбежен, как крушение капитализма!" — писали наши солдатики на стенах. Еще легче живется в казарме курсанту, ибо ждет его офицерское звание, а к офицерскому званию много чего прилагается.
Начальник ГУ ВВС генерал-лейтенант авиации Павел Рычагов сам прошел через советскую казарму, он окончил летную школу в 1931 году. В 1940 году генерал-лейтенанту авиации Рычагову 29 лет от роду. В его ушах, наверное, и крик старшины еще не утих. И вот он предлагает Сталину выпускникам летных и технических училищ офицерских званий не присваивать, после выпуска присвоить им сержантские звания и оставить на казарменном положении.
Тот, кто в образцовой казарме не жил, оценить глубину этого зверства не может. Курсант советский доходит до выпуска только потому, что в конце тоннеля — свет. Курсант советский идет к выпуску, как ишак за морковкой, которая для приманки перед носом на веревочке вывешивается. Правда, в конце пути ему ту морковку скармливают. Но окончить офицерское училище и той морковки в конце пути не получить...
Тем курсантам, которых принимали в училища в 1940 году, не так обидно: их учили по коротким программам и ничего с самого начала не обещали. Но в 1940 году многие тысячи курсантов завершали летные училища еще по старым полным трехгодичным программам. И вот прямо перед выпуском, который снился каждому курсанту каждую ночь, они получают сталинско-рычаговский сюрприз: офицерских званий не будет. В пору кричать: "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!". Шел энтузиаст в офицерское училище, отдал Родине юность в обмен на лейтенантские кубари, а ему усатый дядя по выпуску объявляет: не будет кубарей!
В мемуарах советских летчиков эту ситуацию мы часто встречаем: "Прибыло молодое пополнение. Это были пилоты, окончившие нормальные военные авиационные училища с трехгодичным сроком обучения, но получившие при выпуске воинские звания "сержант". (Генерал-лейтенант авиации Л.В. Жолудев. Стальная эскадрилья. С. 41).
А генерал-майор авиации В.А. Кузнецов был среди тех, кого из офицерского училища выпустили сержантом. В начале войны он попал в полк, который формировали в тылу, и встретились летчики, которых ранее выпустили лейтенантами, и те, которых выпустили чуть позже сержантами. "В огромной казарме неуютно. В два яруса стоят железные солдатские койки... В казарме очень тесно... Сержанты с восхищением и нескрываемой завистью поглядывают на вишневые кубики и красивую, хорошо сшитую форму..."
А потом построение. Появляются командир полка Николаев и комиссар Шведов.
"Полковник сделал несколько шагов, остановился, с каким-то изумлением посмотрел на строй, потом на Шведова и, показывая в нашу сторону рукой, спросил: "Кто это?"
Шведов что-то ответил. Николаев молча повернулся и зашагал к штабу. За ним направился и комиссар. "Птенцы!" — донеслось до нас уже издали..." Возвращается комиссар:
" — Командир полка недоволен равнением в строю и внешним видом. Худые какие-то...". (Серебряные крылья. С. 3-6).
Летчики явно не соколы. Недокормленные петушки из инкубатора.
Если называть веши своими именами, то в отношении десятков тысяч молодых пилотов Сталин с Рычаговым применили прием мелких шулеров: объяснили начинающим правила игры, долго играли, а потом в конце игры объявили, что правила изменились...
Но оставим вопросы морали. Вопрос юридический: на каком основании держать пилотов-сержантов в Красной Армии? Выпускники 1940-1941 годов пришли добровольно в авиационные училища и школы в 1937-1938 годах, когда всеобщей воинской обязанности не было. До сентября 1939 года в армию, авиацию и на флот призывали лишь некоторых. Срок службы в авиации был 2 года. В 1937-1938 голах молодые парни добровольно выбрали вместо двух необязательных лет солдатчины 3 каторжных курсантских года.
1 сентября 1939 года была введена всеобщая воинская обязанность и сроки службы увеличены: в авиации стали служить по три года вместо двух. Курсантские годы засчитываются как действительная воинская служба — дайте им офицерские звания и держите в авиации до самой пенсии или отпустите по домам: по три года казармы они отбыли. Больше по закону не положено. Не придумать основания, на котором их можно держать в военной авиации, да еще и на казарменном положении, то есть на положении невольников в клетках.
Но Рычагов придумал. Сталин одобрил. Новый закон: срок обязательной службы в авиации увеличить до 4 лет. Верховный Совет единогласно проголосовал, и нет больше проблем: срок службы в авиации 4 года, а вы отбыли только по три. Еще год, дорогие товарищи.
Еще год. А потом?
О войне написаны терриконы монографий и диссертаций, но ни в одной мы не найдем ответа на вопрос о том, что же Сталин замышлял делать с табунами пилотов, как год истечет. На этот вопрос не только нет ответа, но его никто и не поставил. А вопрос интересный. Хитрым законодательством десятки тысяч летчиков оставлены на казарменном положении до осени 1941 года. В 1941 году напал Гитлер и этот вопрос снял. Но нападения Гитлера Сталин не ждал и в него не верил. Что же замышлял Сталин делать со стадами летчиков после осени 1941 года?
Присвоить офицерские звания им нельзя. У Сталина и без них почти 600 тысяч офицеров, не считая НКВД. Кроме того, в 1941 году военные училища и курсы готовят выпуск 233 тысяч новых офицеров, в основном для пехоты, артиллерии и танковых войск, если еще и летчикам звания офицерские давать, то вместе с НКВД у Сталина будет миллион офицеров. У Сталина офицеров будет почти столько, сколько у царя Николая солдат. Разорение. Так что присвоить офицерские звания выпускникам летных училищ и школ невозможно по экономическим соображениям.
И замысла такого у Сталина не было: мы не найдем указаний на то, что планировалось или началось строительство квартир для такой уймы летчиков, мы не найдем следов распоряжений о массовом пошиве офицерской формы для астрономического числа летчиков, мы не найдем в бюджете миллиардов, которые следовало выплатить летчикам-выпускникам в случае их производства в офицеры.
Так что же с ними делать осенью 1941 года? Отпустить по домам? Накладно: три года готовили, вогнали в подготовку миллиарды, сожгли миллионы тонн первосортного бензина, угробили немало самолетов с курсантами и инструкторами, а теперь отпустить? Через несколько месяцев летчики потеряют навыки, и все усилия пойдут прахом.
А может быть, издать еще закон и держать их в казармах пятый год и шестой, и седьмой, как невольников на галерах, приковав цепями к веслам, то есть к самолетам? Хороший вариант, но не пройдет. Летчик должен постоянно летать. Прикинем, сколько учебных самолетов надо на такую уйму летчиков, сколько инструкторов, сколько бензина каждый год жечь.
И оставался Сталину только один выход: начинать войну ДО ОСЕНИ 1941 ГОДА.
Прост был замысел Сталина: пусть вступают в войну сержантами, некоторые выживут, вот они и станут офицерами, они станут авиационными генералами и маршалами. А большинство ляжет сержантами. За убитого сержанта семье денег платить не надо. Экономия.
Подготовка летчиков в таких количествах — это мобилизация. Тотальная. Начав мобилизацию, мы придем к экономическому краху или к войне. Сталин это понимал лучше всех. Экономический крах в его планы не входил.
А теперь глянем на эту ситуацию глазами молодого парня, которого выпустили осенью 1940 года сержантом. В отпуск после окончания училища не отпустили, денег не дали, форма солдатская, живет в казарме, спит на солдатской кровати, жует кашу солдатскую, ходит в кирзовых сапогах (кожаные сапоги со склада приказали погрузить в вагоны, отправить на западные границы и там вывалить в грунт). Наш сержант не унывает. Он может и в кирзовых сапогах летать.
Тревожит его другое: выбрал профессию на всю жизнь, решил стать офицером-летчиком, протрубил три года в училище, ввели дополнительный год, он завершится осенью 1941 года, а что потом? Друзья, с которыми он в школе учился, за четыре года получили профессии, встали на ноги, кто следователем НКВД работает, зубы врагам народа напильником стачивает, кто инженером на танковом заводе, а он в дураках остался. Три года учился, год отслужит и останется ни с чем. Зачем летал? Зачем жизнью рисковал? Зачем ночами формулы зубрил? Решил жизнь отдать авиации, и хорошо бы было, если бы тогда, в 1937 году, ему отказали, а то приняли, четыре года протрубил, и теперь осенью 1941 года выгонят из авиации и армии. Кому его профессия летчика-бомбардира нужна? В гражданскую авиацию идти? Там своих девать некуда.
Вот и подумаем, будет ли сержант-выпускник брату своему младшему советовать авиационную профессию? Без советов ясно: незачем в авиационные училища идти, ничего те училища не дают, летаешь, летаешь, а в конце непонятно что получается.
Какой же дурак после всего этого пойдет в летное училище? Кому нужно учиться в офицерском училище и оставаться солдатом? Кому нужно учиться и иметь в конце полную неопределенность? А Сталин с Рычаговым дальше идут. Не только летчик теперь сержант, но и старший летчик — сержант, и командир звена — сержант, и заместитель командира эскадрильи — сержант. Столько авиационных эскадрилий и полков развернули, что страна способна дать офицерские привилегии только командирам эскадрилий и выше. А всех летчиков и командиров звеньев и даже заместителей командиров эскадрилий с весны 1941 года — на казарменное положение. Под крик старшины.
Так кто же после всего этого добровольно пойдет в летное училище?
Кому такая романтика нужна?
Товарищи Сталин и Рычагов и это предвидели. И потому приказ от 7 декабря 1940 года предусматривал не только выпуск летчиков сержантами, но и отказ от добровольного принципа комплектования летных училищ. Такого в истории мировой авиации не было. Надеюсь, не повторится.
7 декабря 1940 года в Советском Союзе был введен принцип принудительного комплектования летных школ. ЭТО ВОЙНА.
Ни одна страна мира не решилась на такой шаг даже в ходе войны. Люди везде летают добровольно.
Введение принципа принудительного комплектования летных школ — не просто война, но война всеобщая и война агрессивная. Если в оборонительной войне мы принуждаем человека летать, добром это не кончится, в небе он вольная птица — улетит к противнику, в плену его никто летать не заставит.
Использовать летчиков-невольников можно только в победоносной, наступательной войне, когда мы нанесли внезапный удар по аэродромам противника и танковые клинья режут вражью землю. В этой ситуации летчику-невольнику нет смысла бежать: через несколько дней все равно в лапы НКВД попадешь.
Тут самое время спросить, а можно ли летчика-невольника научить летать, если он этого не хочет? Можно ли научить высшему пилотажу невольника да еще за три — четыре месяца, которые Сталин с Рычаговым в декабре 1940 года отвели на подготовку? Нельзя.
Но высший пилотаж им был не нужен. Их же не готовили к войне оборонительной. Их же не готовили к отражению агрессии и ведению воздушных боев. Их готовили на самолет "Иванов", специально для такого случая разработанный. Их готовили к ситуации: взлетаем на рассвете, идем плотной группой за лидером, по его команде сбрасываем бомбы по "спящим" аэродромам, плавно разворачиваемся и возвращаемся.
Этому можно было научить за три — четыре месяца даже невольника, тем паче, что "Иванов" Су-2 именно на таких летчиков и рассчитывался. И если кто при посадке врубится в дерево — не беда: сержантов-летчиков у товарища Сталина в достатке. И самолетов "Иванов" советская промышленность готовилась дать в достатке. Так что решили обойтись без высшего пилотажа и без воздушных боев.
Именно тогда и прозвучал лозунг генерал-лейтенанта авиации Павла Рычагова, с которым он и вошел в историю: "Не будем фигурять!"
http://militera.lib.ru/research/suvorov2/18.html
Александр Тур
Шпротава в/ч 42014
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Пятница, 03 Февраля 2012, 19.45.09 | Сообщение # 171 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| 
"Сила в единстве" © девиз СОБР
Посвящается моему хорошему знакомому.
Разбрызгивая грязные лужи, тонированный "Баргузин" пробирался среди припаркованных в узеньких дворах машин. Обычный серенький микроавтобус, каких на дорогах страны сотни. Обычные номера, за рулем молодой парень в бейсболке со сдвинутым назад козырьком и тлеющей сигаретой в зубах. Однако в салоне машины, перебрасываясь короткими фразами, сидели люди в камуфляже, сжимая оружие.
- Палыч - окликнул басом здоровяк с КС-23
- Чего тебе - устало спросил седой вояка, с полковничьими звездами на погонах
- Палыч, неужели Сёма такого натворил? - здоровяк покачал головой
- Да - коротко бросил Палыч
- Готовность две минуты - громко сказал водитель и выбросил в едва приоткрытое окно сигарету
Деловито, без суеты, бойцы начали проверять снаряжение и натягивать шлемы. Сухо защелкали затворы оружия, досылая патрон.
"Баргузин" ускоряя бег, понесся между машин, едва не задевая их, и резко затормозил у подъезда девятиэтажки. Полковник Палыч рывком распахнул дверь:
- Пошел!
Один за другим бойцы выскочили из машины, словно горох посыпался и рассредоточились у подъезда, используя все, что можно в качестве прикрытия. Мушки стволов, словно магнитом, притянул девятый этаж. Замерли.
- Хома, дверь! - скомандовал Палыч
И здоровяк, закинув за спину КС, достал из кобуры П96С и приблизился к двери подъезда. С обеих сторон двери замерли бойцы с автоматами наизготовку.
Короткий, сильный рывок и бойцы один за другим нырнули в темное нутро дома.
- Гусь, Лысый в лифт! - координировал действия бойцов Палыч - Батон, Цезарь здесь! Остальные за мной!
Практически бесшумно бойцы двинулись вверх по лестнице.
Спустя минуту после высадки "Баргузин" сорвался с места и зарулил за дом. Два бойца в масках и шлемах замерли у подъездной двери.
***
Купив на рынке диск с игрой "КонтрСтрайк", двенадцатилетний Петя несся домой в предвкушении кровавых побоищ между SWАТ и террористами. Перепрыгивая через лужи, Петя добрался до подъезда родного дома и, не замечая ни чего вокруг, попытался попасть внутрь.
- Стой! - кто-то грубо окликнул Петю - Куда прёшь? СОБР работает. Иди, погуляй малец.
Петя поднял глаза на говорившего. Огромный воин, в полном боевом снаряжении с неведомым автоматом в руках.
- Кто работает? - переспросил Петя
Бойцы усмехнулись.
- СОБР - пояснил один
- Спец отряд быстрого реагирования - расшифровал второй – Иди, погуляй пока парень.
- Но я здесь живу - начал оправдываться Петя
Звуки автоматной стрельбы прервали его. На головы стоящих внизу, посыпались битое стекло и пара стрелянных гильз, звеня, подкатились к ногам мальчика. Схватив в охапку, запаниковавшего Петю, боец спринтом побежал к гаражам, стоящим напротив подъезда.
- Значит так, пацан – боец присел на корточки и посмотрел в глаза Пете - Стоишь здесь. Как утихнет стрельба, вдоль дома пробираешься на улицу и идешь к бабушке. Понял?
- У...у..у меня...н...н...нет баб..ушки - заикаясь сказал Петя
- А мама где?
- На работе – Петя, успокоенный взглядом добрых глаз, сквозь прорези в маске бойца и его ровным голосом, перестал заикаться - Она в банке работает.
- Номер мобильного мамы знаешь?
- Конечно - Петя важно кивнул головой
- Звони маме, парень – боец, судя по глазам, улыбался - И езжай к ней на работу.
Звуки выстрелов затихли. Боец поднял за воротник Петю и поставил на ноги.
- Вдоль дома, запомни! - он подтолкнул в спину паренька - Беги.
***
- Ленка, почему суп холодный? – заорал из кухни Сёма
- Я в магазине Таньку Трехову встретила – донесся голос жены из зала – Представляешь, она опять брюхата!
Семен улыбнулся и поставил тарелку с супом в микроволновку.
- Куда только рожает? – сказала жена, войдя на кухню – Третий! Обалдеть просто.
- Тут бы хоть одного – сказал Семен
- С твоими командировками? – Лена зашла на кухню и уперла руки в бока, помолчав, добавила – Месяц.
- Что месяц – не поняв, спросил Семен
- Дурачок – Лена уселась к мужу на колени – Уже как месяц – она положила его большую руку себе на живот
Семен опустил ложку и заулыбался. В горле встал тугой комок, а глаза защипало, он часто-часто заморгал:
- Соврал доктор – Семен сжал в объятиях жену
***
- Ваша фертильность пострадала из-за варикоцеле – доктор посмотрел на Семена поверх очков – У Вас, дражайший, в мошонке есть варикозная вена. Из-за этого. Да – доктор помолчал – Кстати, это самая распространенная причина бесплодия у мужчин.
- Это я понял. Что делать, доктор?
- Будем лечиться – доктор полистал карту – Показатели обнадеживающие. Шанс я думаю есть.
Мысли Семена были далеко от кабинета врача.
Жена, деньги, квартира – все меркло в свете сказанного доктором. Брат погиб в Чечне во время первой компании. Отец в Афгане. И вот он, не способен продолжить род и династию кадровых военных. Хотелось бы сына, а лучше дочку. Маленькая такая, с бантиками….
- Значит так – врач закончил писать и протянул визитку Семену – Вот здесь телефон.
Семен автоматически протянул руку и взял кусочек картона.
- Виктор Николаевич. Он уролог и сексопатолог – доктор прочистил горло – Инновационные технологии, плюс всяческие препараты, которые не доступны нам, врачам из простых клиник. Конечно, стоимость…хм…на мой взгляд, высоковата, но я думаю, стоит попробовать.
- Спасибо – коротко ответил Семен и вышел из кабинета.
Шли месяцы изнурительного лечения, мытарства по поликлиникам и килограммы съеденных лекарств – результата ноль.
***
- Сёма, кончай всякую муйню жрать – Петрович сидел на лавочке стадиона – Пыхтеть стал как паровоз.
- Я – запыхавшийся после бега, Семен с трудом перевел дыхание – Теперь тока травы пью
- Плевать – отрезал командир – Ты без выкладки на пятом километре уже еле ноги тащишь. Смотри у меня! Попру нахер из отряда!
- Есть отставить жрать муйню! – вытянулся Семен в шутку
- Я серьезно, Сёма – Полковник покачал головой – Посмотри на себя, Семен. Похудел, ослаб. Скоро за стенки держаться будешь при ходьбе….
- А в карманы патроны сыпать буду, что бы ветром не сносило – усмехнулся Семен
- Отставить смехуёчки! – рявкнул Палыч – Что бы с сегодняшнего дня я и слыхом не слыхивал, что ты опять отраву глотаешь! Понял?
- Так точно – ответил Семен
- Выполняй – полковник отвернулся от Семена
- Стой – окликнул Семена Палыч, когда тот собрался уходить – Я тебе Сема по-стариковски скажу, не обижайся тока.
Полковник посмотрел себе под ноги и вздохнул горько:
- Бодливой корове Бог рогов не дает, Сёма. Смирись.
***
- Ты кто?
- А тебе какая разница? – с вызовом ответил татуированный субъект, откинув одеяло и спустив ноги с кровати.
- Моя квартира, моя жена – Семен едва сдерживал в себе гнев – Иди с миром, мужик, а с бабой своей я сам разберусь.
- Слышь – с противным пришепетыванием блатного начал субъект – Здесь тебе не базар, торговаться не будем. Я в этом городе в авторитете. И ответ держу. Вали отседова по-хорошему, пока я добрый. А баба твоя завтра ко мне переедет. Ты понял меня?
- Уйди – повторил Семен, глядя поверх субтильного авторитета на Лену, со страхом выглядывающую из-под одеяла
- Да я, тебе щас – авторитетный товарищ выкинул левую руку вперед и, отклонив корпус вправо, правой рукой ударил Семену в челюсть. Сема сделал всего три движения и авторитет со сломанной рукой со звоном битого стекла улетел в окно девятого этажа
Семен сел на стул.
- Почему, Лена?
- Потому! – она сидела на постели, прижав к обнаженной груди одеяло, и со страхом взирала на мужа – Ты не мужик! Ты тряпка!
Перейдя на ненавистный ему сленг, визгливо продолжила:
- Ни тачилы, хата съемная, дитя и то зачать не можешь.
- Ребенок чей? Его? – Семен кивнул в сторону окна.
- Соврала я тебе, дураку! – она истерично рассмеялась
Семен внимательно посмотрел в лицо любимой, рука потянулась к кобуре.
В маленькой комнате оглушительно грохнул выстрел.
***
Семен сидел на кухне, звонок в отряд он уже сделал, теперь ожидал своих братьев. Задумчиво катая пальцами по столешнице пистолетную гильзу. Звонок в дверь вывел его из задумчивости. Нехотя поднявшись, Семен подошел к двери и глянул в глазок.
Под дверью стоял сосед Вася. В прошлом бандит, а теперь конченый наркоман.
Семен щелкнул замком и, приоткрыв дверь, спросил:
- Что надо?
- Сема, а что я за выстрелы слышу? – Вася глупо улыбался.
Судя по невероятно расширенным зрачкам и нервозности Вася был «вмазанный».
- Тебя не касается, Вася. Иди спи – Семен презрительно посмотрел на наркомана
- Слышь, Сема, а ведь у тебя в гостях щас Паша Водяной должен быть по времени – Вася гнусно захихикал
- Гостил, да. Да только срочно вышел – Сема невесело усмехнулся – Все, бывай.
- Как вышел? – у Васи округлились глаза
- Через окно – пояснил Семен и начал закрывать дверь, но носок ботинка соседа проворно влетел и застрял между косяком и дверью.
- Погоди – Вася был явно шокирован полученной информацией – Как через окно?
- Обычно – Семен оттолкнул соседа и захлопнул дверь, которая, ударившись о хилое тело Васи не захлопнулась до конца.
Семен, мало обращая внимания на такую мелочь, потопал к кухне, а Вася достав нож, толкнул дверь и кинулся внутрь квартиры.
- Я не закончил с тобой, мудак ментовской – заорал Вася ударяя ножом в широкую спину Семена.
Нож соскользнул по спине соседа, распоров только камуфляж. Семен перехватил левой рукой запястье с ножом, а локтем правой рукой отвесил назад сильный удар.
Хруст, стон. Разворот. Ногой в висок. Шаг вперед. Удар открытой стопой в голову. Еще. Еще.
Вася, обливаясь и харкая кровью на площадку, уже не пытался встать.
- Ты недоумок, Вася – Семен сел на корточки, перед поверженным соседом – На смене обязательно бронежилет скрытого ношения на мне. 6-й класс защиты, между прочим.
На лестнице дробно застучали сапоги и, одновременно со звуком шагов, лифт поехал вниз.
- Началось – вслух сказал Семен и поднялся в полный рост
- Тебя твои же кенты на вилы поднимут, ублюдок сраный – прохрипел Вася с пола
- Не поднимут, не боись – спокойно сказал Семен
Шаги поднимающихся, приближались к девятому этажу. Вот уже шорохи и сдавленные голоса на восьмом. Семен быстро посмотрел в пролет, вниз и увидел серые куртки полицейских.
- Парни – громко сказал Семен – Я майор Слепцов из СОБРа. Буду говорить и сотрудничать только с полковником Зуевым. По остальным открываю огонь на поражение.
Снизу донеслось звуки работающей рации.
- Слышь – с блатным пришепетыванием донеслось снизу – У тя там чё? Заложник?
Семена передернуло, блюститель порядка говорил, как блатной.
- Да – истерично заверещал Вася
- Заткнись – Семен ударил ногой Васю и тот послушно заткнулся – Заложников нет, я здесь один.
- А кто там у тя орёт как поросёнок? – спросил тот же голос
- Сосед. Если он вам нужен, отдам запросто.
- Валяй – разрешил голос снизу
Семен поднял за шиворот упирающегося Васю и толкнул вниз. Снизу загрохотал АКМ. Испуганный боец, переволновавшись, среагировал на Васю и свалил его очередью. Несколько пуль пробуравили стену у головы Семена. Инстинкт старого вояки сработал и спустя мгновение, в ответ автомату, сверху зло затявкал П96С, срезая по одному полицейских.
Семен, держа наготове перезаряженный пистолет, спустился ниже. Без спешки собрал оружие и, отстегнув клапан, вынул из кармана заляпанной кровью куртки полицейского рацию.
***
- Ваши документики – вяло козырнув, обратился сержант Дамиров к парню стоящему на остановке у вокзала.
- А Вы, собственно, кто? – парень спокойно посмотрел на Дамирова
- А ты чё не видишь что ли? – выскочил вперед младший сержант Мамедов
- Погоди, Валера – Дамиров остановил рукой напарника – Не кипятись.
- Старший сержант полиции Дамиров – четко козырнув представился он – Ваши документы.
- Пожалуйста – парень полез во внутренний карман куртки
Полистав паспорт парня без особого интереса, Дамиров сказал:
- Приготовьтесь к личному досмотру. Руки на капот «УАЗа»
- Какой личный досмотр, сержант? – парень недоуменно посмотрел на Дамирова – И вообще не имеете права!
- Имеем – спокойно возразил Дамиров – Руки на капот!
Парень, качая головой, подчинился. Дамиров долго шарил по карманам парня, доставая мобильник, ключи и бумажник. Но вот на капот из внутреннего кармана куртки выужен на свет пакетик с травой.
- Что это? Вы можете мне объяснить? – Дамиров прищурившись, посмотрел на парня
- Это не мое – парень начал нервничать – Я спортсмен. Бегун. Я вообще не курю!
- Факт на лицо – Дамиров довольно улыбнулся – Мамедов давай наручники, щас в отдел поедем.
- Это не мое! – не на шутку испугавшись, сказал парень
- Я знаю – спокойно подтвердил Дамиров – Давай пару штук и ты свободен.
- Ах ты падла – парень плюнул под ноги Дамирову
Дамиров повернувшись к Мамедову подмигнул и, резко, с разворота ударил парня в лицо кулаком.
- Нападение на сотрудника полиции! – заверещал на всю улицу Мамедов и, дернув затвор автомата, страшным (как ему казалось) голосом завопил
– Стоять, сука! Стрелять буду!
Дамиров тем временем еще дважды ударил парня в лицо и, повалив его на землю, заломил руки.
- Наручники, Мамедов! – приказал он, сидя верхом на парне.
У крыльца РОВД как обычно было тесно, от курящих сотрудников ППС, от тех, кто написал заявление и тех, на кого написали заявление. РОВД гудел, словно потревоженный пчелиный улей. «УАЗ» подкатил к заднему крыльцу.
- Выгружай спортсмена, Мамедов, а я сопроводиловку напишу.
Он, грузно топая, поднялся в отдел и прошел в дежурку.
- Слышь, Семеныч, я там пассажира привез – Дамиров опустился на стул – Щас сопроводиловку напишу, а с понятыми сам решай.
- Богатенький Буратина? – дежурный довольно потер руки
- Не то, что бы совсем богатенький, но в кошельке тыщ десять будет – Дамиров улыбнулся
- Иди, Дамиров – разрешил дежурный – Работай – и, повернувшись назад, заорал – Хвостов, прими задержанного у Дамирова.
Спустя полчаса Дамиров написал сопроводиловку и зашел в дежурку, где царила необычная суета.
- Что случилось? – спросил он у дежурного майора
- Долбанутый майор из СОБРа, наряд ППС положил у себя дома.
- Зачем?
- Хрен его знает, соседи позвонили. Говорят стрельба как на войне – дежурный глубоко затянулся и, выпустив облако дыма, пояснил – Силантьев, Трехов и Зубкин насмерть.
- Адрес дашь?
- Куда хочешь влезть, дибил? – дежурный потушил сигарету и начал писать в журнале о поступившем звонке.
Дамиров отошел к стене и сел на стул.
«Силантьев – бывший стажер, неплохой парень, только честный слишком – думал Дамиров – Трехов и Зубкин – кореша. Все трое насмерть»
- А кто такой, может знаю – спросил Дамиров у дежурного
- Слепцов – буркнул в ответ майор
***
- Слепцов – полковник негромко подозвал к себе Семена
- Здравия желаю, товарищ полковник – Семен поправил ремень автомата на плече
- Здравствуй, Семен – полковник протянул широкую ладонь для пожатия
- Какими судьбами, Александр Василич? – Семен пожал протянутую руку и улыбнулся
- Ох, недобрый ветер меня сюда занес, Сема – полковник прочистил горло – Вообщем, Сема…Помнишь на задержании один хлыщ деньги и золото, у задержанных упереть хотел?
- Помню – Семен кивнул головой – Я на него еще рапорт написал. Дамиров его фамилия.
- Ага, так вот. У него родственник в управе сидит и очень просит, что бы рапорт ты переписал – полковник виновато отвел глаза
- Переписал? – переспросил Семен
- Да. В стиле отличился, рисковал жизнью и прочее – полковник зло плюнул себе под ноги – Зарплату и звание повыше хочет, гнида!
- Погоди, Василич, это как? – опешил Семен
- Вот так, Сема. Вот так. Иначе и у тебя и у меня проблемы будут по службе. Так и сказали, что прессовать будут по полной.
- Да хрен им! Переписывать ни чего не буду! Так и передайте его родственнику! Все. Разрешите идти?
Полковник довольно улыбнулся:
- Я от тебя другого и не ожидал, Семен. Будем бороться, как говорится. Иди.
***
Мамедов поймал пулю первым и, запнувшись на полушаге, упал лицом вниз. Дамиров вжался в стену, чувствуя, как побелка сыпется ему за шиворот.
- Придурок! – завопил Дамиров – Тебе уже вышка светит! Не усложняй, сдайся сам!
- Пошел ты – спокойно ответил Семен
Дамиров вне себя от страха и злости, нажал на курок и АКСУ выплюнул полобоймы. Пули рикошетили от железобетонных стен, поднимая облака пыли и противно визжа.
- Идиот! Прекрати стрелять! – приказал Семен сверху – Я уже второй раз повторяю. Я сдамся только СОБРу!
- Хрен тебе! – Дамиров дрожащими руками сменил магазин и тихонько двинулся вдоль стены.
- Стоять – тихо приказал голос снизу
Дамиров повернул голову на звук и увидел, двух поднимающихся по лестнице бойцов СОБРа.
- А-а-а – победно протянул Дамиров – Писец тебе, урод!
В ответ сверху грохнул выстрел. Пуля пробила горло Дамирову. Булькая и захлебываясь собственной кровью, Дамиров сполз по стене, не заботясь более о побелке, сыпавшейся за шиворот.
- Сёма! – громко выкрикнул Палыч – Мы здесь, Сёма!
- Палыч! Поднимайся один – попросил Семен – А парни пусть раненого героя-идиота вынесут.
- Сёма, ты правила знаешь. Я не могу один подняться. Тем более, что герой мертв уже – Палыч тяжело вздохнул
Вместо ответа на ступеньки восьмого этажа упали автоматы милиционеров и пистолет Семена. Медленно открылись двери лифта, на площадку восьмого этажа вышли Гусь и Лысый
- Я чист, Палыч. Поговорить хочу – Семен спокойно вдруг спустился на одну площадку вниз – Парни, не в обиду. Трудный разговор, поэтому только Палыч.
- Как хотите, а я считаю, что Сёма прав – Хома поправил каску на голове.
- Пусть с тобой, Палыч еще Хома будет или Лысый – предложил Семен
Полковник обвел взглядом своих бойцов, которые согласно кивали головами.
- Нет, Семен. Спускайся. Каков бы ни был разговор, но мы отряд, так что или при всех или вообще ни как.
- Тогда прошу в гости – Семен повернулся и начал подниматься по лестнице.
На его спине плясали красные точки от лазерных прицелов.
***
- Ты зря так поступил, сынок – Палыч покачал головой – Глупо.
- Я знаю, Палыч. Сделанного не вернуть – Сёма тряхнул штаны, валявшиеся у его ног. Из брюк выпала пачка сигарет и зажигалка.
Семен закурил.
- Нормативов теперь мне уже не сдавать – пояснил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
- Водки бы сейчас – вздохнул Хома
- Не мешало бы – согласился Палыч и, пристукнув по столешнице рукой, решительно добавил – Что делать будем, Сёма?
- Я в тюрьму не пойду, Палыч. Поступай, как знаешь – Семен мрачно тыкал сигаретой в клеенку на столе.
- Значит так – Палыч встал – Хома принеси его ствол.
Вокруг сидящих Палыча и Семена стояли хмуро понурив головы бойцы
Хома, не смотря на внушительные габариты, быстро притащил П96С и бережно положил на стол. Полковник вынул обойму и по одному отщелкал патроны. Оставив один патрон в обойме, Палыч передернул затвор и положил пистолет перед Семеном.
- Тебя в покое не оставят, Семен, ты это знаешь - Палыч горько вздохнул - Мой совет уди достойно.
- Мертвые стыда не имут - хрипло произнес кто-то из бойцов
- Ты офицер, Сёма. Будь сильным – полковник потрепал по плечу Семена и, махнув рукой, что бы все следовали за ним, вышел из квартиры.
Семен посмотрел в окно, на плывущие облака в небе. На полощущееся на ветру белье, вывешенное для сушки на балкон, в доме напротив. На людей стоящих у окон своих квартир и смотрящих на его окна.
- Зрители – он невесело усмехнулся и взял в руки пистолет
Полковник спускался медленно по лестнице, сзади него сопел Хома.
Вдогонку им грянул звук выстрела и, вслед за ним, грохот опрокинутого стула…
© БеSпалева
Выражаю огромную благодарность Polletу, Штурму и YoMan78, оказавших внушительную помошь при создании рассказа.
Данная история является плодом воображения автора, все совпадения случайны.
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Пятница, 03 Февраля 2012, 20.28.56 | Сообщение # 172 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Цикл "Семь грехов"............
..........Уныние..........
Нина Никифоровна глядела в окошко. Последний год любимым занятием было смотреть, как соседский мальчуган гонял по двору на велосипеде. Ух и вытворял он чудеса. И прыгал на нем, и скакал. Женщина хорошо относилась к мальчику еще с тех времен, когда он только-только ходить научился. Всегда старалась вкусности подкинуть, и вот теперь украдкой поглядывала.
Жизнь не особо радовала Никифоровну, муж ничего не замечал, кроме газеты и хаянья политики, дети выросли и разъехались кто куда. Внуки наведывались редко. Вот и текли ее монотонные деньки, скрашиваясь бесплатным цирком за окном, вылазками в аптеку и гастроном, да визитами почтальонши, что приносила пенсию.
Иногда она вспоминала былую жизнь, когда хотелось мечтать и ждать чего-то необычайного. Но сама же ругала себя за это, понимая, что надо ждать уже смерти.
Дети, конечно, ругали ее за эти мысли, но шутка ли – восьмой десяток разменяла. Даже когда в гости на плюшки приходили соседки, Нина Никифоровна неустанно жаловалась:
- Старая я. Здоровье не то, сегодня едва до аптеки дошла.
Соседки сочувственно кивали, поддакивали, попивая ароматный чаек.
- А что вы тут, девушки, делаете? – это Олеговна вошла, залихватски подмигнула мужу Никифоровны, деду Матвею.
Бабульки не любили Олеговну, ей было семьдесят пять, но она носила джинсы, коротко стриглась, красила волосы в ярко рыжий цвет и никогда не вязала на голову платок. Разве, что когда в церковь шла. Губы ее сейчас были подмалеваны розовой помадой, а морщинистые щечки слегка подрумянены.
- Садись, Оленька, - закудахтала Никифоровна, - мы тут чаюем.
- Да, вижу я. Эх, девицы, чего это вы пригорюнились! Я, между прочим, билеты взяла! Давайте, как закончите чаи гонять – пойдем с вами на аттракционы.
- Какие еще аттракционы! – завопила Анна Дмитриевна, она была за главную у старушек, имела авторитетное мнение, - что, совсем сбрендила? У Катерины давление! У меня артрит! Насмехаешься над нами! Сколько ж можно? Тебе годков сколько? Разфуфырилась вся! Накрасилась, как будто только жить начала! Ишь, какая!
Ольга Олеговна вздрогнула от неожиданности, уронила на пол плюшку и едва не пролила чай. Она медленно, поднялась и не прощаясь вышла.
- Ну, зачем ты так? – укоризненно спросила Никифоровна.
- А что? Ей не положено молодится так! Ей бы уже в церкви прислуживать, или дома сидеть безвылазно. Так нет, все не перебесится. То взялась двор обустраивать, лавочки красить, то на машине гоняет. А ведь ей уже пора подумать о неземном...
Тут уже Никифоровна не сдержалась. Она поднялась. Забрала из тощих рук Анны Дмитриевны, чашку и тихонько, но так чтобы услышали все, сказала:
- Уходите, готовитесь к смерти дома. Не нужно мне здесь ваше уныние. Вы и раньше не жили и сейчас не умеете.
Нина Никифоровна выпроводила своих бывших подружек из дому. Достала лучшее платье, старенькую помаду «дзинтерс», надушилась запасами «Красной Москвы» и вытянула своего деда на улицу.
- Ниночка, что это на тебя нашло? – дед Матвей, поправил фетровую шляпу, даже плечи расправил, когда они проходили мимо сплетничающих старушенций, - а я тебе давно говорил – не подружки они тебе. Только умеют, что ныть и похоронах талдычить. Как будто больше ждать нечего.
- Верно, Матюша, верно. Заслепило что-то твою старуху, ха! Хотя, какая я старуха, я еще ого-го! Пойдем к Оленьке зайдем, у нее билеты на аттракционы завалялись!
Когда трое старичков шли по парку от колеса обозрения, группа молодых людей, подталкивая друг дружку зашепталась:
- Смотрите, смотрите, какой дедуган с бабуленциями гуляет.
- И главное гордый какой! А бабульки то как с картинки!
- Мы когда состаримся, такие же будем! Вот ведь старички, умеют жизни радоваться!
© Shadoi
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Суббота, 11 Февраля 2012, 20.37.42 | Сообщение # 173 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Последняя война......... (очень зацепило)
...Думалось сегодня отдохнуть, насколько возможен отдых в условиях войны, но с утра нас поставили в известность, что пойдем прочесывать кварталы поблизости, где вчера вроде бы видели чичей с оружием. Это "вроде бы"... Ладно, не впервой, куда ж деваться-то от приказа...
Мероприятие без приключений длилось уже час, когда из подвального окошка раздался голос: "Сынки, сынки!" Оборачиваемся, инстинктивно ощетиниваясь стволами. Через разбитую раму к нам тянется грязная рука, обладателя которой мы пока не видим. "Обождите, я сейчас выйду, не уходите. Или может зайдете ко мне?"
Ожидая подвоха, и наученные горьким опытом двухнедельного пребывания в уже "освобожденном" Грозном, никто не спешит вниз.
Наш старлей Прокопенко явно нервничает, его можно понять - вчера вечером похожий визит в подвал закончился тремя "двухсотыми", да и вообще - офицер десятый день в Чечне, и его тихое отчаяние, сквозящее во взгляде, присутствия духа нам не добавляет.
На третий день своей военной жизни Прокопенко нажрался по-взрослому, что называется. Ходил целовался со всеми, говорил, что сам себя поминает, что сдохнет тут. Накаркал в итоге...
Из подъезда раздается шаркающий стук, и на свет божий выбирается старик неопределенного возраста, очень худой и грязный. Одет в женское полупальто выцвевшего сиреневого цвета, один ботинок подвязан веревкой. Старик опирается на самодельный костыль, во второй руке полотняный мешок. Глаза у старика живые и глубокие - голубые льдинки смотрят на нас с надеждой, рядом с ним семенит собачка, помесь болонки и дворняжки, маленький потешный шерстяной черный комок, который начинает рычать на нас, когда мы подходим к старику.
- Тише, тише, Черныш, это же наши, - шепелявит старик.
Мы выжидающе молчим, никто не знает, что сказать.
- А закурить дадите?.. - похоже, старик сам не знает, с чего начать разговор. - И спичек коробочку, насовсем... Если можно...
Андрюшка "Твикс" протягивает ему зажигалку и непочатую пачку "Космоса", старик неловко пытается её открыть, роняет и сигареты и зажигалку на землю, наклоняется за ними и падает. Прокопенко поднимает старика, тот обхватывает руками нашего старлея за шею и начинает тихо плакать: "Возьмите меня с собой, сынки, заберите меня".
Мда, это в наши планы совсем не входит, но что-то в его виде такое, что Прокопенко и наш прапор Кузьмич молча поднимают его на руках и сажают на броню, туда же запрыгивает пара наших, БМПшка разворачивается и едет к кунгам. Пушистый комочек Черныш со всех ног бежит за броней и заливисто лает.
Проехав метров сорок БМП останавливается, с брони прыгает солдат, хватает собаку подмышку, запрыгивает на броню, и БМПшка скрывается за углом.
Вернулись мы в расположение часа через полтора, где и познакомились поближе c нашим "найденышем", 85-летним подполковником ВВС СССР в отставке Мироновым Александром (отчество забылось). Участником советско-финской войны, Великой Отечественной Войны, награжденным орденом Боевого Красного Знамени, двумя Красными Звездами и множеством медалей, инструктором корейских летчиков и участником событий начала 50-х в Корее.
Накормленный тушенкой старик доставал из своего мешочка помятые фотографии, наградные книжки, ордена, погоны в двумя голубыми полосами и двумя звёздами, показывая их нам и сумбурно пытаясь рассказать о себе.
С пожелтевших фотографий на нас смотрел улыбчивый симпатичный светловолосый капитан на фоне старых советских самолетов и ангаров с иероглифами, то один, то с группой корейцев с кожаных шлемах.
Господи... а ведь я ничего не знал о той войне, даже не знал, что наши и в ней принимали участие... ведь тоже целый забытый мир с чьими то-то победами и поражениями, смертью и выживанием. Трудно не уподобляться газете "Красная Звезда" а ля 70-е годы, и обойтись без пафоса, но это был свой, свой в доску старик, знающий, что такое смерть и жизнь, действительно ВЕТЕРАН ВОЙНЫ, не в том затасканном, формальном и набившем оскомину варианте, что нам преподносили в школе, а поражавший нас, людей знающих, что такое война не понаслышке, своей настоящестью и простотой.
Дед Саня (мы сразу окрестили его так) дернул грамм сто спирта и, жестикулируя, размахивал руками: "А истребители эти американские горят за милую душу, что твои дрова, плёвые у американцев летчики были, мы им давали жару. Вот гансы летали и бились куда лучше, но всё равно - русский летчик и солдат - самый-самый. Да, вот и небо тогда в войну было голубое-голубое, а сейчас нет того цвета, серое все какое-то, давно я чистого неба не видел, а здесь так и вообще..."
Если бы не видел сам, кто б рассказал - не поверил бы... Вот наш дед Саня на фоне какого-то венского красивого строения стоит в неизменном кожаном шлеме...
А дальше был неудачный полет в конце 50-х, катапультирование, поврежденный позвоночник, комиссовали его, и подполковник Миронов остался в Грозном, где стал работать преподавателем в каком-то ВУЗе (университете, по-моему). С 70-го года окончательно на пенсии, дети-внуки, в конце 80-х похоронил жену, дочь уехала из Грозного с внуками тогда же, сын жил здесь до начала 90-х, а потом потерял работу, надули с продажей квартиры его, уехал с детьми тоже. Остался дед Саня сам один в двухкомнатной квартире, из которой чечены, побив его до бессознательного состояния, просто вышвырнули за шкирку полтора года тому (в начале 1994 года). С тех пор и бомжует. В сентябре прошлого года чеченские подростки, глумясь над русским стариком, дали подножку (почтительное уважение к старикам у нохчи?..), упал дед Саня, поломал ногу, срослась неправильно с грехом пополам, с тех пор не расстается с костылем.
Как пережил зиму 1994-1995 и сам не знает, по две недели не ел, были соседки по подвалу - бабушка Михайловна с дочерью - иногда выбирались они за едой, один раз ушли и не вернулись.
Самой большой удачей деда Сани был найденый мешок рисовой сечки, вот до сих пор и ел ее, раз в день в подвале варил кашу, делился со своим псом Чернышем, хлеба не видел полгода. Когда была зима, Черныш кормил своего хозяина, находил мертвых птиц и приносил старику, один раз приволок человеческую кисть оторванную...
Недалеко, напротив его убежища, жили "черные, но не чечены" (возможно арабы?), как он сказал, и несколько раз дед Саня видел пленных русских...
"Поиздеваются над мальчонками-то, - то факелом в лицо тычут, то бьют молотком почем зря, а потом как курице горло режут, а живых лицом в эту кровь тычут, вроде чтоб пили".
Уехать дед Саня и не мечтал уже, родным не нужен: уехав, забыли старика, да и куда ехать? Знает, что дочь в Новосибирске, а сын вроде в Ленинграде, но три года ни от кого ни весточки. Никому не нужен. Никому.
Поселили мы деда Саню в не очень разрушенном павильоне, метрах в трехстах от нас, раз в день кто-то из наших носил ему еду-сигареты, раз в два-три дня он сам приходил к нам, поговорить, выпить соточку спирта. Неизменный спутник его Черныш всегда крутился рядом, уже привыкнув к нам, позволял гладить себя, вовсю махал куцым хвостом и, забираясь на колени, пытался лизнуть в лицо. Так продолжалось недели две.
В этот погожий день навещать старика пошли я, Витька "Борода" и Вадим "Алёнушка". В павильоне ни его, ни собаки не оказалось. Метрах в пятидесяти дальше по улице у входа в пятиэтажку стояло несколько человек наших соседей-ОМОНовцев.
Стояли полукругом, склонившись над чем-то. Подойдя поближе, мы увидели кусок проволоки от растяжки, а рядом, раскинув руки, словно пытаясь дотянуться до изуродованного тельца пушистого комочка Черныша, неподвижно лежал подполковник ВВС СССР Александр Миронов, лежал наш дед Саня, лежал, странно улыбаясь чему-то своему, лежал, глядя вверх своим спокойным немигающим взглядом - голубым-голубым, как небо его молодости.
©Игорь Мариукин
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Воскресенье, 12 Февраля 2012, 11.20.02 | Сообщение # 174 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Я выиграл в лотерею!
Сказочно? Аж самому не вериться…Долго я к этому шел. Я подумал так. В заграницах это дело делают с умом. Рулетки заказывают, чуть ли не в фирмах выполняющих заказы на космическую отрасль. Шары в лохотроне выверяют до сотых миллиметра, взвешивают на аптечных весах. Аппарат придумывают инженеры, что б шансы выпать были равны у всех шариков. А у нас? Вряд ли так досконально. Заметил, что цифры выпадают очень часто одни и те же. Хотел узнать статистику – нету ни где. Стал скрупулезно вести учет, когда какие номера выпали. Ну и билетики покупал. Через мобилу. Удобно так. Через какое-то время ексель показал, что некоторые цифры выпадают очень часто, а другие реже, некоторые никогда. Понятно, что шансы все-равно малы, но уже перевешивают в мою сторону. Стал, иногда, выигрывать 3 числа. ( 5 из 35 ). Выпадают пару цифр из моих фаворитов и одно – два случайных. Стал делать комбинации. Билет не дорогой 5 лей (0,45 цента). Три - четыри билета в неделю – не большой расход в семейном бюджете. Можно от пива отказаться (почти), ну и жене ни чего не сказал.
И тут смс: Вы выиграли джек-пот! 410 тыс. лей! 36 килобаксов! Вау! Сбылись мечты идиота! Ура! Или накололово? Пошел в головной ихний офис. Да, действительно, вы выиграли. Я, с перепугу, все смс сфоткал, что б потом не было ни каких шуток. Сижу, жду выплаты. Сам дрожу, думаю, где тут наколка? Где обманут… Из этой суммы оказалось ещё и налог изымают. На руки получается 29 тонн денег. Тоже хорошо. Я такси вызвал, знакомому позвонил, что б встретил. Насчитали два кулька денег не крупными купюрами. Интервью берут в рекламных целях, мол, куда выигрыш тратить будете? Я говорю: долги отдам. А остальные? А остальные подождут. Шутку юмора не поняли, как же так? Денег-то много? Короче свалил оттуда, побыстрее домой. По дороге думаю, а действительно, куда? Ну, машину купить б/у. Тыщь за 10. Плиту кухонную новую, плазму, мобильник солидный – ещё 3. Стеклопакеты давно хотел – ну, 2, допустим. Сауна – девочки? Нет. Могу психануть, ни каких денег не хватит. На море с женой -3 тыщи. Далеко куда нибудь, на Кипр, например. На шмотки, подарки родне придется потратиься (3 штуки). Тысячь 5 на черный день… Что осталось? Надо что-то хорошее сделать. Так сказать отблагодарить Фортуну. Не злить Богов. Восстановить равновесие фарта. Да и на душе приятней будет.
Что же делать? Нищим раздать? А потом смотришь, как этот нищий собирает мелочь из кепки, уходит с места попрошайничества, в машину садится и домой едет… Нет, не айс. В фонд какой-то благотворительный? Не верю я им. Только сам. О! Вспомнил vesnyanka2007 . А действительно! Детский дом - это тема.
Как раз Старый-Новый на носу. Ставим задачу. Что мне надо? Костюм Деда Холода и мешок подарков. Костюм в любом супермаркете со скидкой (сезон прошел), а подарки? Удачно нашел недавно магазин игрушек мелко оптовый, полуподвальный. Я там сыну игрушки покупал про запас. Дешево, Китай, как ни как, но и качество более-менее. Сколько детей? Мальчики-девочки? А, ладно! Берем все подряд. Машинок маленьких много-много, кукол разных, солдатиков, всяких мишек-заек, мячики. Осталось конфет и мандаринов, как же без них. Готово.
С директрисой договориться плёвое дело. И ей отчетность, и бюджетных денег тратить не надо. Даже помогла подобрать группу детей, что б возраст подходил ( тех кто постарше не подойдут. И в сказки не верят и машинки им не нужны). Собрали всех в актовом зале, я шубу набросил, а она синтетическая. Я враз промок. Выхожу к детям, а трухает, аж ноги подкашиваются. Не актер я, не привык перед публикой выступать, слова забыл. Что говорить? Как? Дети по-русски не очень, я по-молдавски слабо. Ну, давай импровизировать. Хо-хо-хо. (Как-то не по дед Морозовски…) Дети шумя, бегают. А почему сейчас пришел? Ну так Старый Новый год, тоже праздник. Как же вас без подарков оставить? Подарки? Ура! А вы стихи приготовили? Какие стихи? Да любые! Только по очереди!
Всё. Лёд сломлен. Дальше рутина (если можно так сказать). Стишок – конфетка, машинка пацанм, солдатики, мячики. Девочкам куклы и мягкие игрушки. Кто игрушки получил – в сторонку отходят, игрушки распаковывают, играются, друзьям хвастаются, меняются. Шум-гам. Глаза горят, радости – море. Ну, чувствую и мне на душе праздник. Отъиграл Фортуне весь фрат. Есть доброе дело! Маладца я!
Вижу один мальчонка в сторонке стоит, самый маленький, лет 5, грустный весь такой, щаз заплачет. Я к нему подошел, в чем дело, малец? А я стишок не знаю. Вот беда. А сказки? Загадки? Песенку споешь? Слезы ручьем. Трагедия. Не подготовился? (грозно так). Ну, в следующий год обязательно выучи. На тебе танк на радиоуправлении, сам ездиет, еще и стреляет. Самый крутой подарок.
Малец на танк смотрит, видно, что нравится. Да что там? Не то, что нравится, обалдеть как нравится. А почему не берешь? Может, боишься, что старшие ребята отберут? Не отберут! Это же подарок Самого Деда Мороза! Тебя обижают? Дед Мороз тебя защитит! Взял. Посмотрел-покрутил… На меня взглянул… А в глазах… Не знаю… Вселенная…
Дедушка, не надо мне танка. Сделай так, что бы меня мама забрала отсюда…
И тишина гробовая…
Подошла девочка. Только что свою новую Барби обнимала-целовала. Мне протягивает. И мне маму…
ВСЕ подарки вернули. Всем только один подарок надо…
Обязательно. Обязательно, дети… Будет вам подарок…
P.S.: Не знаю, если с моим прошлым государство доверит мне усыновление… Но я пошел по инстанциям…
Если после моего рассказа хоть один Человек решится на усыновление, если хоть один Человек найдет свою семью, обретёт Папу и Маму….
Значит, я все свои грехи отмолил. Точно.
samxpon////
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Вторник, 14 Февраля 2012, 17.39.39 | Сообщение # 175 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Один день из жизни самого наивного человека.
Пиликающий монотонный звук будильника, непринужденно прокрадывался в голову, пробуждая мое сознание от зыбкого сна. На часах шесть. Нужно вставать иначе опоздаю. Тело словно увядшее после пребывания в царстве Морфея отказывалось слушаться, сначала с кровати сползла одна нога, потом медленно стекла другая, вслед за ними невероятным усилием воли поднялось тело. Я щелкнул пальцем по кнопке мобильника, и будильник затих на ближайшие 24 часа. На экране телефона Моя девушка - Маша, опять ночевала у сестры. Ну я не ревную, она у меня хорошая, не обманет. Взгляд упал на новые сообщения: "Привет, это Мама, положи мне 1000 рублей на телефон позже, объясню!". Перевел деньги на номер. Благо были. Мало ли что там у мамы.
Ванная. Прохладный поток воды окончательно пробуждает меня. На полках шампунь, гель для душа, зубная паста, щетки. "250% Результат. Ни какой Перхоти всего за 3 дня", - гласит этикетка одной бутылочки. "Предотвращает Кариес, Отбеливает зубы, Лечит десны, снимает чувствительность", - надпись на другой этикетке.
Надо не забыть завтра к стоматологу, а то что-то зуб который день ноет. Выключаю воду, поток воды ослабевает и сходит на нет, последние капли размеренно ниспадают на эмаль ванной. Махровое полотенце, шлепки, кофе. Кофе только натуральный, и только бразильский а главное за 30 рублей. Купил на рынке, там не обманут я у них каждую неделю затариваюсь. Глоток бодрящего напитка и я готов к длинному, монотонному дню. Остаётся 15 минут до выхода. Включаю телевизор, первый канал. Молодцы ребята! Всегда ясный взгляд на вещи, всегда только незамутненная истина суждений. Вдавливаю первую кнопку, ОРТ, "Путин объявил, что жить будем лучше, жить будем веселее". Я не сомневаюсь, буду голосовать за него. А за кого еще? Он же столько хорошего сделал, не даром по телеку про него каждый день говорят.
Кнопка выключения, джинсы, пиджак, ключи, автобус.
На улице сегодня очень холодно. Ледяные щупальца мороза, проникают даже под тёплый пуховик, немилосердно сковывая движения. Последний глоток промёрзшего воздуха, и рывком на штурм Метрополитена. Забегаю в вагон. Едем.
"Уважаемые Пассажиры, вашему вниманию представляется Супер губка, для обуви, всего за 30рублей. Удаляет любые загрязнения, подходит для любых типов обуви. Не сушит кожу, хватит надолго. При 5 губок по цене 5" А что выгодное предложение надо взять.
Моя остановка, выхожу. На каменном полу метрополитена сидит мужчина, на вид лет 30, здоровый. Говорит инвалид, просит денег. Я считаю ,что людям надо помогать ,а особенно инвалидам. Даю сто рублей. Спрашиваю:
-на водку не потратишь?
-Нет конечно, мамой клянусь.
Улица, захожу на работу. Я продаю сотовые телефоны. Вхожу, сбрасывая одежду, надеваю Форму. "Тебя начальник вызывает, почти с порога, кричит одна из сотрудниц. Ну вот хорошее начало дня. Маленькая комната, стены непомерно давят, прокурено, пыльно, воздух затхлый, застывший, жаркий. Словно липкая эссенция никотина. "Павел у нас проблемы с вашей зарплатой за прошлый месяц, но не волнуйтесь ,в следующем месяце вам выплатят все в полном размере.
Лицо начальника осунулось , под глазами застыли синеватые мешки, глаза красные и очень уставшие. Звонок мобильного, он берет трубку. "Да, я же сказал, деньги вернем. Да. Знаю, что уже месяц говорю, да, все пока!". Павел вы свободны!
Выхожу к прилавку. Задумываюсь. Я совершенно спокоен, начальник не обманет, он хороший человек, он мой работодатель, он должен заботиться о своих сотрудниках.
Рабочий день медленно, но верно, словно по крупицам приближается к концу. Снимаю форму сотрудника. Одеваюсь, сегодня с Машей в Кино.
Ой ,про цветы то я совсем забыл ,надо купить! По чем розы?- спрашиваю у женщины в палатке. "200 рублей, дешевле не найдешь! Хм, наверно она знает свое дело, беру.
И снова метро, вагоны, люди, переходы, люди.
-Машка Привет
- Привет, Паш, слушай мне сегодня некогда, надо к сестре съездить у нее проблемы.
Неожиданно играет музыка "Самый, самый человек дорогой". Успеваю увидеть кто звонит. Вадим. Наверно Машкиной сестры Парень. Спрашиваю, так и есть. Дарю цветы прощаемся, немножко грустно.
Улица, метро, автобус, подъезд, моя квартира. Устало падаю на диван. Дома хорошо. Теплый мягкий свет, уютный диван, чашечка зеленого чая.
Звонит "городской". Подхожу.
- Але
- Да
- Это, Я, спасибо что деньги на телефон скинул, а то закрутилась, совсем а столько нужно сделать было.
- Да не за что мам.
- Ты как сам?
- Да отлично все.
- Ну ладно я побежала, целую, пока!
Гудки. Заходит сосед, завариваем по чашке кофе.
-слушай, какой классный кофе, ну ка дай банку посмотреть!
- Ух ты, нечего себе, я такой в Бразилии покупал, надо же, дорого брал?
- Да нет, не очень.
- Я че зашел то. Денег не одолжишь мне, а то 8 марта скоро. Цветы подорожали по 250 рублей роза. А я своей букет хочу подарить красивый.
Даю деньги, прощаюсь желаю удачи.
Включаю телевизор, опрокидываюсь на спинку дивана. Не верю своим глазам. По телеку тот мужик, которому я в метро дал деньги. Монотонный голос по телевизору сообщает :
- Мужчина занимавшийся попрошайничеством почти 2 года, сегодня покончил с постыдным делом, и потративший деньги на операцию по корректировке зрения, теперь снова может работать.
Снова звонок, Маша.
-Привет
-Привет
-Пашуль, забери меня из 57 больницы. Сестре вроде лучше стало. Уже поздно сажусь в такси. Водитель настроен поговорить о жизни, рассказать о своей доле, слушаю.
- Сейчас времена совсем не те, верить то нельзя некому. Везде вруны, лицедеи, обманщики, предатели, коррупционеры.
Я просто слушаю, нечего не отвечаю. Пришла смска. На карту поступили деньги, зарплата, за два месяца и премиальные. Улыбаюсь, продолжаю слушать водителя. Когда поток бранных слов истек, раздался. скрип тормозов. Приехали. Подошел к больничному входу, в холе сидит Маша. Рядом молодой мужчина, осторожно держит за руку сестру моей девушки.
- Здорово, я Вадим, Оксанин, будущий муж, спасибо что приехал, а то вот Машку отвезти домой некому.
Прощаемся. Я сажусь с Машкой в такси, молчим, за окном вьюга. Холодно ,жмемся друг к другу. Слушай Паш, я тут мелодию скачала, хотела поставить на твой звонок, но не умею, Поможешь?
© Scevola
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Среда, 15 Февраля 2012, 20.21.17 | Сообщение # 176 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Цикл "Семь грехов"............
..........Обжорство..........
Андрей знал толк в пище. Он никогда не ел осетрину холодной, а лимон «не камильфо» с коньяком. Еду поглощал медленно и мелкими кусочками, но до отвала. Проникаясь вкусом съеденного. Задерживая во рту, пропуская сквозь все чувствительные зоны языка. Дабы в полной мере прочувствовать всю пикантность и остроту вкуса.
Он так любил вкусно поесть, что даже на свидании с девушкой не мог удержаться от замечаний о еде. Ему порой казалось, что жену себе надо искать среди поваров. Нет-нет, чтобы не была такой же необъятной, словно медвежья гора, а чтобы могла легко различить вкус панчетте в соусе балоньезе. И могла оценить вкус моркови виши. Одним словом Андрей себя считал гурманом, ценителем и обжорой.
- Это не бешамель!
Эти слова вывели Андрея из задумчивости, он обернулся посмотреть на барышню, чей гневный окрик привел в шок весь ресторан.
Весьма грузная особа, вывернула непонятную желтовато-белую массу на мраморный пол.
Официант, налился пунцом, едва сдерживая в себе лучшие выражения русского языка. Он методично водил белоснежным полотенцем по полу, раздраженно вздрагивая.
На ор, грузной дамочки, прибежал администратор, исподлобья зыркнул на повара показавшегося в дверях. Потом на официанта, наконец, зашипел:
- Как вы смете? Да ВЫ!!!!
- Цить! – женщина привстала, грозно нависая над тщедушным человечком с бейджиком на груди.- А ну! Давай, показывай, где здесь кухня! Я сча, покажу тебе, что такое бешамель!
Барышня обвела взглядом всех присутствующих и продолжила.
- Приглашаю вас, всех! Попробовать мой соус! А не эти помои и если он окажется вкусней, скажете этому олуху, пусть возьмет меня на должность повара. Ну, шо администратор Вася, согласен?
Вася, то ли от неожиданности, то ли от наглости, а может и от страха неуверенно кивнул.
Женщина вошла в кухню, а уже через какое-то время перед Андреем красовалась аппетитная наполненная соусница.
Такого Андрею не доводилось кушать раньше. Нежно-сливочный вкус обволакивал своим непревзойдённым вкусом. И через несколько минут зал ресторана зашумел:
- Браво!
- Замечательно!
- Непревзойдённо!
- Восхитительно!
После этого происшествия Андрей зачастил в ресторан. Благо за ним всегда был зарезервирован столик. Он наслаждался: обворожительным валюте с говяжьим мясом, базиликовым песто, рататуем с прованскими травами и обалдевал от лимонных кексов. Казалось, что он может есть, есть и есть, пока однажды острая боль в животе не прервала его трапезу.
- Ну, что же… Гастрит у вас, Андрей Иванович… Нужна строжайшая диета, никакого кофе шоколада и пряностей… - старенький доктор, похожий на Айболита из детской книжки, нацепил очки на нос и грустно посмотрел на молодого человека.
Для Андрея это было потрясением. Он стоял перед Айболитом, как вкопанный, вслушиваясь в перечень дозволенных блюд. Скудно, Боже как скудно…
- Почему? Откуда?
- Скажите, сколько раз вы едите в день?
- Раз семь-восемь, может быть девять когда как. Иногда ночью кушаю. Но так, с легонца. Булочка с маслом или кекс.– пожал раздраженно Андрей плечами.
- А как часто вы становитесь на весы? – опять спросил доктор, поглядывая с хитрым прищуром.
- Ну… Они сломались у меня. Давно… Да и зачем…
- А надо бы. Надо бы, Андрей Иванович. У вас, добрейший, ожирение. Надо бороться этим. Спасать печень, сердце…
Выйдя от врача, Андрей, вдруг, столкнулся на пороге с новоявленной поварихой из ресторана. Она хмыкнула вместо приветствия и по слоновьи ступая, вошла в кабинет.
-Вот тебе и гурман… Тьху!
Андрей вошел в ресторан скорее по привычке, сдержался, заказал чай и вареную крольчатину.
- Что, не вкусно? – прогремел голос поварихи над ухом.
- Вкусно, но вот, диета…
- Знаю. Сама сижу на диете уже год. Двадцать килограмм скинула, еще полтинник и смогу жрать как прежде, – женщина вульгарно засмеялась и похлопала себя по необъятной груди, – видела тебя у дохтора. Хороший дядька, приведет в норму по бырику. Ты не я. Тебе всего десяток второй скинуть и жить можно.
- А как же вы? Это? Поваром?
- Дык, как на диету села, так в повара и подалась. Я пока готовлю, кушать не хочется. Воротит от запахов. Потому и съедаю немножко, часто и по восьмой диете.
- Да? А я думал, повар все пробует.
- Может и пробуют. А я вон Ваську-администратора кормлю. – женщина снова засмеялась, – Хош ко мне в подмастерье? А гурман? Пойдешь?
- Нет. Спасибо, я не смогу. Я еду люблю. –опустив глаза промямли Андрей.
- Ну, смотри, как хочешь. Надумаешь - приходи. У меня тут строго. Готовлю – я, пробует Васька, едят посетители.
Андрей благодарно кивнул, а повариха поспешила в свое кухонное царство.
Дома Андрей метался между спальней и кухней. Творог слабо убивал голод, а еще хуже притуплял его эстетическое чувство еды, от ржаного хлеба воротило. До помутнения хотелось жирненького свиного стейка или красной рыбы под соусом тар-тар… Андрей тяжело взглотнул, выбросил французский майонез и положил себе в тарелку отварное яйцо без желтка.
Через неделю казалось, что скучная диета хуже любой еды, а лазанья казалась чем-то райским и недоступным. Раздосадованный и злой он пошел в свой любимый ресторан просится в подмастерье.
Повариха Алла, оказалась неожиданно права. Пока готовилась еда, накушавшись запахами, есть совершенно не хотелось, питаться стало легче, вес пошел на убыль. Но главное - он теперь стал настоящим гурманом. Кончиком ножа, он мог отмерить нужное количество тимьяна для норвежской сёмгушки, а на нюх мог определить степень готовности телячьего языка.
А вскоре, доктор Айболит порадовал и позволил есть всего по чуть-чуть.
- Ну, что боец? Уйдешь теперь? – грустно спросила Алла, поглядывая украдкой на Андрея своими большими коровьими глазами.
- Ты, это… Ты же понимаешь. Я ж пока на диете был… а у меня проекты… Да и в тренажерку записался…- мямлил Андрей сминая в руках белый фартук.
- Ладно. Чего уж там. Понимаю. Работалось нам хорошо. Иди уже…
Андрей, молча кротко кивнул и покинул ресторан. Рассеянно брел по улице, а перед глазами мелькало округлое лицо Аллы, ее скабрёзные шуточки, ловкие руки и приятный запах французских булочек, исходящий от крепкого тела. Может ее на свидание пригласить? Андрей, резко развернулся и заторопился в ресторан.
- Вася, где Алла? – врываясь на кухню едва не заорал Андрей.
- Только, что ушла. Уволилась она, – администратор кинул взглядом на белый колпачок на столе, – что без нее делать будем, прямо не знаю. Такие доходы были… Хозяин убьет.
- Не убью. – рявкнул Андрей, - фамилия ее как?
Администратор растерянно заморгал, отступил на шаг. По клоуньи поклонился:
- Так, я ж не знал… Так, значит Вы… хозяин?…- он еще раз поклонился, поскользнулся и упал.
- Потом расшаркаешься, фамилия у Аллы какая?
- Не знаю, – прогундосил Вася, опасливо поглядывая на хозяина.
Он не смог ее найти, как не старался. Зато всегда знал, если слишком хотелось кушать, а нельзя, надо брести на кухню и готовить, готовить, готовить. Вот и сегодня он готовил, для посетителей. Аккуратно обжаривал муку в сливочном масле, помешивая, чтоб не было комочков, добавил молоко, сыпанул прованских трав. Взмахнул ладонью, вдыхая, божественный аромат соуса...
- Вот, все как надо. Последний штрих и к вуаля! К столу!
Официант, взял соусницу, а за минуту в зале раздался шум. Андрей, вооружившись половником, выскочил за дверь.
- Это не бешамель! - симпатичная стройная барышня опрокинула блюда на покрытый мрамором пол. Затем развернулась к повару, широко приветливо улыбнулась: - Я счас покажу тебе, что такое бешамель!
Девушка подошла к Андрею, пристально вглядываясь большими коровьими глазами в его лицо:
- Возьмете меня на должность повара?
- Место уже год как вакантно, боюсь только, что прежняя униформа слегка великовата, – Андрей громко захохотал, и впустил в кухню Аллу.
P.S. считалось, что обжорство вызывает как телесное страдание, так и страдание души, так как предмет радости сластолюбца не является истинным благом (википедия)
P.P.S. Называю заметки так, потому что, как следствие - идет исцеление от греха, или несется наказание.
©
|
| |
| |
| Саня | Дата: Четверг, 16 Февраля 2012, 02.19.57 | Сообщение # 177 |
|
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
| Артур1975,
Qui quaerit, reperit
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Четверг, 16 Февраля 2012, 20.57.23 | Сообщение # 178 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Удален повтор.
Сообщение отредактировал Артур1975 - Вторник, 28 Февраля 2012, 20.20.27 |
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Четверг, 16 Февраля 2012, 20.59.03 | Сообщение # 179 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| ...Конец света.....
21 декабря я забил на работу. Вместо того, чтобы наспех проглотить бутерброд, запить его чашкой чая и бежать в опостылевшую автомастерскую, где меня ждут разобранные двигатели, мятые бамперы и севшие аккумуляторы, я залез в горячую ванную, закурил сигару и, попивая коньяк прямо из горлышка, откисал, пока не стала остывать вода. Потом тщательно выбрился, уложил волосы гелем и феном, и остался вполне доволен собой, посмотрев в запотевшее зеркало.
Надел новую, специально купленную для этого случая рубашку, выходные брюки, новые носки. Галстук решил всё-таки не надевать. Не люблю я галстуки. И так сойдёт.
Позавтракал яичницей с огромным куском жареного бекона. Не успел допить кофе, как раздался телефонный звонок.
- Ты почему не на работе? – услышал я недовольный голос босса.
Я назвал его придурком и сказал, что только идиот в день конца света выйдет на работу. Он было возмутился, но я послал его матом и отключился. Телефон зазвонил снова. Хорошо, что я не стал сходу материться в трубку, потому что это звонила мама.
- Сынок, как у тебя дела?
- Отлично, мам. Как у вас погодка?
- Конец света. Двадцать градусов жары в декабре – это точно конец света.
- Мам, не забивай себе голову этой чепухой. Какой конец? Какого света?
- Сынок, на всякий случай, мало ли что…я тебя люблю, и это…прости, если что.
- Ма, и я тебя люблю, но как бы рано прощаться. Всё будет нормально.
- Я вчера была на кладбище. Отца проведала. Может, завтра уже свижусь с ним.
- Мам, прекращай. Неужели ты веришь в эти глупости?
Мой тон вряд ли был убедительным. То, что творилось последние месяцы на планете – все эти катаклизмы и революции, катастрофы и кризисы, климатические аномалии не оставляли ни малейшей надежды. Все вокруг только и говорили о надвигающемся апокалипсисе. Кликуши и масс-медиа только и говорили, что о двадцать первом декабря, дне, когда всё это безобразие закончится.
Я подошёл к окну и увидел надвигающуюся чёрную тучу, неминуемо поглощающую остатки неба.
Что ж, наверное, это правда, и это последний день моей жизни, и жизни вообще. Что ж, нужно тогда провести его с толком, чтобы было что рассказать ангелам на небесах или чертям в преисподней. Это уж как карта ляжет.
К концу света я приготовился основательно – холодильник был забит всякими вкусняшками, которые я не успел попробовать до этого дня. Две бутылки настоящего французского шампанского, пять бутылок коньяка. Закуплена коробка батареек на случай отсутствия электричества. Не умирать же мне в полной тишине. Я даже набросал на плеер сборник моих самых любимых песен. Боже, как мало у меня радостей в жизни – жратва и рок-н-ролл. Конечно, ещё и книги. Но умирать с томиком Блока в руках показалось мне перебором.
Нет, была у меня ещё одна радость. И сейчас я должен решиться. Собраться и сделать то, что я постоянно откладывал на потом, а, если честно, то и не верил особо в успех. Так, фантазировал и мечтал, но сейчас – что мне терять. Сейчас самое подходящее время.
Девушка жила на три этажа выше. Её звали Марина и она была чертовски хороша. Мы здоровались с ней чисто по-соседски, и я видел, что не являюсь объектом её грёз. Сколько раз я собирался заговорить с ней, но постоянно тушевался. Но сегодня – последний шанс, который я не имею права упустить. Другого случая, скорее всего не будет.
Я вышел в подъезд и тут, как назло, на лестничном пролёте встретил Пашку Синяка, который курил, сидя на корточках.
- О, привет, - сказал Пашка, - слышь, Серёга, у тебя выпить ничего нет? Пошёл в магазин – всё закрыто, погода дрянь, трубы горят. А ещё говорят про этот…про конец. Не хочется трезвым помирать. Мне бы хоть чекушечку.
Мне стало жаль его, и я вынес ему бутылку коньяка. Настоящего, французского. Всё равно, мне пять бутылок не осилить.
- Брат, ну ты даёшь? Это правда, мне?
- Тебе, тебе.
- Так, может, вместе разопьём? А то пить самому как-то…
- Нет, прости. У меня другие планы.
Пашка, всё ещё не веря своему счастью, побежал домой, прижав к сердцу заветную бутылку. А я пошёл наверх. Не было ни волнения, ни боязни облома, ни сомнений. Я сразу нажал на звонок.
Открыла Марина, и я сразу пошёл в атаку.
- Пойдём ко мне, - сказал я, и сам удивился своей смелости.
- Ты такой нарядный, - улыбнулась она.
- День такой.
- Ну, тогда и я сейчас наряжусь. Жди, буду через час.
И она закрыла дверь.
Час тянулся мучительно долго. Я курил, стоя у окна и смотрел, на разбушевавшуюся стихию. Туча заволокла всё неба, потемнело, ветер гнул деревья. Дождя не было, но где-то далеко гремело, и горизонт окрашивался кровавым заревом. Улица была пустынна, и я подумал, что, возможно, уже все умерли, что это и есть тот самый конец, и сейчас и у меня остановится сердце, или я вспыхну факелом, или с неба спустятся грозные ангелы, схватят меня за волосы и перережут глотку, а потом сбросят в разверзнувшуюся кипящую бездну.
Но ничего не случалось, только ураган за окном, гремящий карнизами и бьющий в стёкла.
Она пришла. В вечернем чёрном платье, таким неуместным в моей холостяцкой однокомнатной квартире. Она робко улыбнулась и присела на диван. И я забыл обо всём, и плевать я хотел на конец света. Я даже был благодарен ему за то, что он дал повод для нашего свидания.
И очень уместно вырубилось электричество.
Свечи, шампанское, музыка на фоне кромешного ада. Казалось, что мы остались одни на всей планете в маленькой, зависшей над бушующей стихией капсуле однокомнатной квартиры. И страсть выплёскивалась нескончаемыми волнами, страсть отчаяния, как последний вдох.
А потом мы стояли у окна и смотрели, как рушится мир. Сотни молний разламывали небо, небо озарялось самыми зловещими цветами, деревья не выдерживали напора и падали, как сломанные спички. Дома стояли, таращась на весь этот ужас мёртвыми чёрными окнами.
Всё казалось таким мелким, беспомощным и несущественным. И совсем не важно, погибнет этот мир или нет.
Я рассказал Марине о своих фантазиях – о том, что мы были семьёй, и у нас была дочка, такая же красивая, как мама, даже ещё красивее, и мы жили в доме с большими окнами, стоящем на лесной поляне. Она смеялась над моими словами и призналась, что вообще не замечала меня и никогда не мечтала о встрече со мной. И мы опять пили и занимались любовью под какофонию конца света, который особо и не торопился наступать.
- Тебе страшно? – спросил я.
- Не знаю. Наверное, уже нет, - она поцеловала меня в щёку. – Мне хорошо.
Она положила голову мне на плечо и уснула. А я лежал, тупо уставившись в потолок и пытаясь разобраться в чувствах. И так и не понял, страшно мне или хорошо. И потом уснул.
Я проснулся от яркого света, аромата кофе и звуков музыки.
Марина играла на рояле. Белый длинный свитер на фоне чёрного рояля.
- Вставай, лежебока, - сказала она, даже не оглянувшись. – Хватит спать. Сейчас заедет Паша.
- Синяк?
- Почему Синяк?
Почему Синяк? Откуда всплыло это слово?
- Не знаю, почему, - ответил я. – Просто…
- Давай, просыпайся, мы едем кататься на санках.
- На санках?
- Ну, да. Олечка уже на улице. Лепит снеговика. Там такая погода! Снега насыпало… Паша заедет на джипе. Мы на нашей «Хонде» точно не проедем.
Сон не отпускал. Не помню, что снилось, но что-то тревожное, тяжёлое и беспросветное. Память словно слиплась. «Хонда», Олечка, Паша, рояль, снег… Такое близкое, но в то же время, неуловимо далёкое, словно из другого мира. Я встал, потёр лицо, чтобы разогнать остатки кошмара и вернуться в реальность. Подойдя к панорамному окну, раздвинул жалюзи и ослеп от сияющей белизны. Всё вокруг было засыпано снегом. Сосны и берёзы покрыты колючим налётом инея, кусты завалены снежными шапками, даже небо было белым, как лебяжий пух. Солнце отражалось в каждой снежинке. И посреди этого сияния девочка в ярко-красном комбинезоне повязывает шарф на шею снеговика.
- Ты знаешь, - сказала Марина, не переставая играть, - мне сегодня приснился кошмар. Не помню, о чём, но проснулась я от собственного крика. И долго приходила в себя. Не могла понять, кто я и где я. Звонила твоя мама и сказала, что они с отцом уходят на корты, а потом на пляж, и будут только вечером. У них всё хорошо, погода отличная, море тёплое и полно фруктов. Они хотят остаться там жить. Присматривают уже себе домик. Мол, климат самый подходящий. Давай, топай в душ, пей кофе и пора собираться.
- Всё, скоро приедем, - сказал Паша, - Светка обещала заказать нам шашлыки. Они не захотели к вам ехать, да и правильно, чего тесниться. Наверное, уже катаются. Странная ночка была, такого наснилось, что просто ужас. Проснулся – а такое чувство, что что-то проспал. Что-то важное. Такое важное, что край. А что именно – не пойму.
- Тебе масло менять пора, - сказал я.
- С чего ты взял? Тоже мне, автослесарь.
А и правда, с чего это я взял? Я отвернулся, и уставился в окно на белоснежный мир.
(С) goos
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Среда, 22 Февраля 2012, 17.01.46 | Сообщение # 180 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| ...последняя самокрутка Сереги.....
Бой затухал, в отдалении изредка доносились глухие хлопки выстрелов и пару раз протявкал пулемет.
Сержант Виноградов бездумно смотрел на приближающуюся от опушки леса к переднему краю окопов группу солдат в мышиного цвета форме. У него не было уже, наверное, сил на эмоции, как и не оставалось больше патронов. Была тогда мысль оставить последний для себя, как учил их замполит батальона капитан Остапенко. Но теперь и сам капитан лежал в траншее с развороченным осколком, или разрывной пулей животом, а остальные друзья- однополчане Сергея были мертвы, или тяжело ранены.
Нескольких человек, оставшихся после последней яростной немецкой атаки в живых, прикрывать выпало именно ему, сержанту Сереге, все по-честному. Не было героических споров и попыток самопожертвования. Просто пятеро из них, тех, кто остался, по очереди тянули соломинки из крепко сжатого грязного кулака командира второй роты лейтенанта Медведева. Тянули, надо заметить, по справедливости, тоже без особых переживаний. От судьбы не убежать, это за время боя они поняли точно. Почти все были ранены, в той или иной степени. Артобстрел их позиций продолжался без малого два дня. Обещанная артподдержка своей артиллерии так и не подоспела. То ли снаряды кончились, что часто случалось, то ли про них просто забыли. Полевую кухню они потеряли в первый же час боя, шальной снаряд, вот и говори после этого, что в тылу лучше. Не самый важный участок обороны им выпал, и на подмогу никто не спешил.
Короткую соломинку вытащил Сергей. Получив от товарищей сочувственные взгляды и три десятка патронов, он остался в окопе, а они ушли в степь. Ушли не оборачиваясь, и вскоре пропали из вида. Немцы почему-то не очень активно наступали в этот период. Несколько раз вроде предпринимали попытки выйти из леса, но как только Сергей начинал стрелять, сразу же залегали и отползали обратно. Он даже не знал, попал ли в кого-нибудь, да и, собственно, его это не интересовало в тот момент. Он просто стрелял. Стрелял, потому что знал: чем больше времени враги не доберутся до его окопа, тем дальше смогут отойти ребята, и может, даже успеют отыскать какой-нибудь глубокий овраг, где можно будет укрыться на дневное время. Поэтому, когда в карабине остался последний патрон, Сергей, не задумываясь, выпустил его по врагу. Он только очень жалел о том, что у него не было обычной гранаты, вот тогда бы…
Этот простой девятнадцатилетний паренек, призванный в самом начале войны из сибирской глубинки, знал — вот тогда бы он точно смог взорвать себя и подошедших фрицев. Сергей даже не сомневался в этом. Для него это было бы естественно и в порядке вещей. Так учили их на ускоренных сержантских курсах, на таких примерах, которые ему были, кстати, понятны и близки, он и воспитывался на героических поступках того времени. Теперь же остались пустота и усталость. А также горькое сожаление о том, что он так и не узнает, сколько же фашистов сумел уложить в этом первом и уже понятно, что последнем для себя длинном бою. Двое суток, невзирая на явное преимущество противника, их батальон отбивал атаку за атакой, все слилось в один длинный и беспросветный бой. День, утро, ночь, каждую минуту кто-то кричал: «Внимание, товарищи, они опять ползут!» Конечно, кричали не так. И не теми словами, но зачем сейчас их вспоминать и повторять?
И Сергей вместе со своим взводом двое суток стрелял, стрелял даже тогда, когда особой нужды в этом не видел, стреляли все, и он тоже передергивал затвор. Командиры, срывая голос, требовали беречь патроны, они перебегали по траншее и пытались остановить обезумевших от грохота, недосыпания, голода и непрерывной канонады бойцов. Но тщетно. Вокруг было слишком много погибших однополчан, в подсумках которых оставались так необходимые сейчас живым патроны, да и самих командиров оставалось все меньше. И Сергей, совершенно спокойно переворачивал на спину, и отстегивал подсумки у убитых рядом с ним товарищей. Состояние это трудно передать. Еще труднее понять. Но больше всего оно напоминает тупую усталость от монотонной и тяжелой, одуряющей мозг работы, работы, конца краю которой не видно.
И вот теперь, похоже, он наступил, этот край. Немцы шли кучкой, неторопливо, о чем-то переговариваясь. Сначала они с опаской смотрели в сторону Сергея и не опускали стволов наведенных на него автоматов. Потом кто-то выпустил короткую очередь. Пули шмелями прогудели у него над головой, но Сергей даже не вздрогнул, он очень устал, бояться у него просто не оставалось сил. Больше всего на свете, даже больше желания иметь гранату, ему хотелось курить, может еще и пить. Горло пересохло, и губы давно потрескались. Бросив на дно траншеи ставший уже ненужным карабин, Сергей запрыгнул на противоположный бруствер окопа и, достав из кармана кисет, принялся неторопливо скручивать цигарку, с равнодушной тоской глядя на приближающихся к нему врагов.
Руки тряслись не от страха, от усталости, за эти дни палец столько раз давил на курок, что сейчас просто не слушался. Газетный клочок рвался. Махорка высыпалась. Но Сергей снова и снова сворачивал самокрутку. Когда вроде получилось, во рту не оказалось слюны, шершавый и сухой язык тщетно лизал газетный краешек. На глаза Сергея даже набежала слеза, может, от бесплодных усилий, а может…
Немцы подошли уже вплотную к окопам, несколько из них спрыгнули в траншею и пошли в противоположную от Сергея сторону. Изредка раздавались одиночные выстрелы. «Добивают», — отстраненно понял он, но даже эта страшная действительность не переборола желания курить. Самокрутка чудом держалась, зажав ее крепко в губах, Сергей вдруг с ужасом понял, что у него нет спичек. Была самодельная бензиновая зажигалка из патрона. Но там, в окопе, он достал ее вместо очередного патрона из кармана и в раздражении отбросил. «Ну вот, и тут не повезло», — с тоской и даже злобой подумал он.
На подошедших к нему трех вражеских солдат Сергей так и не посмотрел. Откинув голову с зажатой во рту самокруткой, он бездумно глядел на небо, синее, блеклое небо войны. Его глаза тоже были подернуты этой бесцветной синевой, синевой отчаянья и близкой смерти.
- Пук-пук, — внезапно ткнул стволом автомата в его сторону один из немцев и заливисто заржал. — Русиш капут.
- Ну капут, тебе-то, собака немецкая, что до этого, пукай уже скорее, что-ли, бздюха фашистская. Чего тянуть, — это Сергей сказал вполне равнодушно, так же равнодушно глядя на скалящегося в ухмылке немца.
Внезапно один из них, очевидно, тоже командир, судя по матерчатым лычкам на френче, что-то отрывисто скомандовал.
Солдаты недоуменно переглянулись. Немец рявкнул строже, и те неспешно побрели вдоль траншеи. Сергей и этот их командир остались вдвоем.
- Ну что, Гансик, стреляй ты, для того ведь остался? Вот только жаль, не покурил я. Да ты ведь все равно не поймешь, немчура, — безнадежно махнул рукой Сергей.
Внезапно немец закинул автомат за спину и, достав из нагрудного кармана пачку сигарет, жестом предложил их Сергею.
- Да нет, у меня свое. Знаю я ваш табак, от него даже комар не улетает.Дерьмо а не табак. Спичек у меня нет. Понимаешь?
Сергей жестом показал, как прикуривают. Немец молча кивнул и протянул ему коробок спичек. Сергей даже не удивился. На это у мальчишки уже не оставалось сил. Он просто прикурил самокрутку и передал коробок обратно. Немецкий сержант, а Сергей надеялся, что он таки правильно угадал, тоже закурил и молча присел с ним рядом, свесив ноги в окоп.
Табачный дым поднимался над их головами и, смешиваясь вверху в одно туманное облачко, медленно таял в вышине…
© Кичапов
|
| |
| |
