|
Почитайте...
|
|
| Артур1975 | Дата: Вторник, 28 Февраля 2012, 18.04.35 | Сообщение # 181 |
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Решил, вот, написать о своем, самостоятельно себе приписанном косяке, и о том, как жизнь подарила мне возможность сей косяк, если не исправить, то искупить. Для чего пишу? Ну, в названии темы побудительный мотив обозначен. Начнем-с:
Косяк.
Есть у нас в городе дорога, проходящая по мосту через реку. Дорога четырехполосная (по две в каждую сторону), мост же двухполосный, узкий. Вот еду я, день, до часа-пик еще далеко. А перед мостом пробка. Удивился неурочной скученности машин, уперся в пробку. Ну и едем так… потихоньку. Сзади меня скопилось машин уже прилично, хорошо стоим. Ну т.е. едем. По машине две в минуту. На мосту выясняется причина этого всего безобразия: аккурат посередине моста на нашей полосе стоит то ли «Москвич», то ли «Копейка» с открытым капотом, и под злыми взглядами водителей мужичек копошится. (столкнуть куда то его невозможно, места нет, ну разве что в реку ) да и там ограждение. Машины в нашей полосе едут только тогда, когда кто либо на встречке останавливается, моргает фарами, и 3-5 машин объезжают поломавшегося, потом продолжает движение встречка. Т.е. так и двигаемся, от одного вежливого водителя, который пропустит, до другого. Проехал в свою очередь и я. Мысленно обложив матами водителя, который на своем ведре выперся на мост.
Проехал. Злость схлынула. И пришла в голову мысль: «А что ж ты блин, такой умный, материшься тут. Каких тебе стоило бы усилий остановиться, подцепить мужика «на галстук», и отволочь его с моста на двухполосную дорогу за мостом, где он сможет дальше спокойно копошиться, и никому не мешать. И такая обида на себя. И возможности исправить никакой. Потому как пробка уже и на встречке. Так и уехал – записав себе косяк.
Искупление.
Прошел, наверное, год с той пробки на мосту. Уже вечером возвращался по другой дороге, но опять же через мост (на сей раз двухполосный, но и нагруженный больше, основная транспортная артерия как-никак). И опять пробка. И опять, вроде бы, не время для неё. Но еду. Вижу уже место где она образовалась, машина с аварийкой стоит. Авария? Нет, машина одна. На сей раз Черри. Проезжаю его, останавливаюсь, сдаю задом. Подхожу к водиле, спрашиваю: «Стряслось чего?». Он: «Да вот, заглохла и больше ехать не хочет». Говорю: «Ну давай я тебя оттяну, а то тебе сейчас всю карму покоцают, водители, которые тебе желают «счастья, здоровья, и долгих лет жизни, за то что попасть нормально домой с работы не могут». Он малость офигевший от альтруизма, признается что троса у него нет.
Тут, совершенно кстати, хочется сказать: такие вещи как трос и прикуриватель должны быть ВСЕГДА и в ЛЮБОЙ МАШИНЕ. Ибо человек, который остановится и рад бы вам помочь, но на ваши слова, что троса или прикуривателя нет, может совершенно спокойно пожать плечами и уехать, сказав что у него тоже нет – хотя у него их может и быть. Просто так… в воспитательных целях.
Я его воспитывать не стал, я видел в нем искупление своего косяка. Достал трос. Подцепил. Утащил с моста, дотянул до кармана. Радостный водила вышел, начал сетовать, что так всегда, когда нужно один друзбан «занят», другой «уже выпил», не мог ни до кого дозваться, чтобы помогли. А тут я. И сколько же он мне должен. На что я сказал, что денег никаких не нужно, и помогал я ему не выгоды ради, а, так сказать, кормил своих тараканов в голове. Альтруист типа. Водила признался, что с ним еще «такого не было», на что я ответил, что «все бывает в первый раз». Пожелал ему удачи и уехал.
Мораль.
Что хочу сказать. Вся эта буксировка заняла у меня добавочного времени.. минут 15. Добавочных ресурсов… ноль. Ну разве что трос немного запачкался, и бензина я на 2 грамма больше спалил.
Однако мужик получил возможность спокойно разбираться с машиной, либо оставить её, и на транспорте добраться до автомагазина, или домой, чтобы вернуться в карман уже на следующий день, или с нужными деталями.
Куча людей, которых я даже не видел, и которые не видели меня, получили возможность без нервотрепки и вовремя добраться домой без стояния в пробке.
А я получил удовольствие от того, что «спас мир», выражаясь в терминах киногероев.
Я старался изложить это безо всякого пафоса и самовосхваления. Просто факты. И сказать хочу ровно одно. Ищите возможности для того, чтобы делать добро. Даже мелкое. Потому как даже то, что вам может не стоить ничего кроме 10 минут времени – может помочь очень многим людям, которые и знать то не будут, что их «спасли». И может быть, когда то и вы будете в числе этих «спасенных» не подозревающих, что им кто-то помог. И на каком то этапе вы поймете, что жизнь вокруг стала немного лучше.
© Мое.
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Вторник, 28 Февраля 2012, 18.17.18 | Сообщение # 182 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| 
Владимир Владимирович Путин! Премьер-министр вы наш! Солнце красное, светлый боярин и родитель!
Обращается к Вам с просьбой никчемный Ваш холоп, тля земная,чепуха и смерд покорный.
Не вели, Владимир Владимирович, казнить, вели слово молвить. Вот молвлю, а потом хоть казни, хоть на желтой Калине до Хабаровска вели ехать, хоть в сортире замочи, хоть что хошь делай.
Не благ земных прошу, не ништяков-разносолов, не злата-серебра, не хором высоких, не земель плодородных, не блэкджека со шлюхами и не остров Итуруп, что на Сахалине.
Велика воля твоя, отец родной, велико слово твое, благодетель! Вот и прошу я слова твоего, а не хочешь сам, путь Михайло Потапыч слово молвит с твоего высочайшего позволения и святейшего благословения.
Сделай, Владимир Владимирович, выборы свои пораньше, чем четвертого марта, лучше завтра, али послезавтра, ежели во вторник тебе не досуг.
Тебе-то, батюшка, разницы чуть, все одно на золотой престол благородными ягодшеньками сядешь, скипетр возьмешь, да повелевать нами станешь ако твоей душеньке угодно станет. Хошь кнутом бить, хоть орясиной, хошь в проруби топи, хошь хороводы водить вели, все мы, рабы твои исполним, и споем, и станцуем и на хуй пойдем с превеликим удовольствием и необычайной радостью на душе и сердце.
Просто силы-волюшки нет больше сранье слушать да видеть по волшебным ящикам и бесовскому тырнету, холера его возьми. Это же еще сколько дней народец твой говном человечьим срать будет в друг дружку, какашами коровьими бросаться и друг друга п.....расами называть. Какие же п.....расы на Руси? Чай не басурмане какие.
Да и казенного злата сохроним немало, что на сатанинские шабаши от щедрот выделяюцца. Избаловался народец, то Кремль обнимать ходит, то на Болотной пощади чертей тешит.
Не погуби, боярин пресветлый, ибо мочи боле нет.
А ежели соизволишь совсем не опальным быть к смиренному твоему холопу и оборванцу юродивому, то так и вобще выборы отмени и правь себе как душеньке угодно будет. А бесов этих оппозиционных гони в острог, пусть там в кедрачах сохатым митинги устраивают.
Услышь нас, ангел наш белокрылый! А уж мы в долгу не останемся, будем и рученьки твои лобызать, и ноженьки, а ежели потреба будет так и оставные сфинктры различные.
На сим кланяюсь поясно троекратно.
Дай тебе Господь здоровья и многолетия. 
© amorales69
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Вторник, 13 Марта 2012, 17.31.55 | Сообщение # 183 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| В тему только что прошедшего праздника....
Как избежать восьмого марта......
Настоящий мужчина должен сделать в жизни четыре вещи, - посадить дерево, вырастить сына, построить дом, и свинтить 8 марта на рыбалку.
Ну, или хотя бы попытаться.
Если не удалось, то можно попробовать выключить мобильный, телевизор, радио, интернет, и забиться головой под подушку.
И лежать там тихо, весь день, не отсвечивая. Вполне возможно - пронесёт.
Это если ты один. Если не один, то первое, что ты услышишь вместо доброго утра будет - "Ты маму с праздником уже поздравил?"
И понеслось.
Мама. Четыре сестры. Это родные (да, я вырос в малиннике). Полдюжины двоюродных.
Дюжина племянниц, включая внучатых. Шесть тёток, крёстная. Две крестницы.
Четыре бывших жены. Официальных. Три неофициальных, но особо памятных.
Три любимые тёщи, две так себе, и одна "штоп ты сдох, окоянный!"
Просто так подруги, которые до гроба и в доску.
Бывшие коллеги, нынешние коллеги, клиенты "которых нельзя не поздравить".
Так считай день и прошел.
Поэтому если есть возможность слинять с утра на рыбалку, особенно если "вне зоны доступа", то лучше способа провести "этот день" вряд ли и придумаешь.
Вот у меня приятель, Юрик.
Как восьмое марта, так он заранее уже готовится. Опарыши, прикормка, мотыль, мормышки, валенки, палатка.
Другие мечутся, конфеты/букеты, подарки/тортики, дураки дураками. А Юрик знай сидит да ледобур натачивает.
И восьмого, с утра пораньше, на цыпочках, пока все лохи спят в обнимку с букетами, он - вжик! Только его и видели.
Благо водохранилище прямо под тёщиным балконом.
И когда тёплая со сна супруга только начинает потягиваться под одеялом, Юрик уже три места поменял, и сидит среди таких же как он счастливчиков.
Красота!
Конечно по возвращению скандал. А как же?
Но скандал не 8 марта. Его пережить значительно проще, скандал дело ведь привычное. Скандал такой же атрибут здоровой семейной жизни как сковородка.
Вот значит такую мазу Юрик однажды придумал себе на 8 марта, и по мере возможности пользовался.
Ну а если не удалось, ходи целый день как дурак на цырлах и изображай примерного любящего мужа.
Удавалось не всегда. Тем более что постепенно супруга оценила особую страсть Юрика к подлёдному лову именно в этот светлый праздник, и стала принимать превентивные меры.
То удочки накануне спрячет, то коробушку, то единственные ватные штаны ножницами порежет, то в валенки ведро воды выльет.
Ну, её кто осудит? Каждая женщина за своё счастье как может, так ведь и борется.
И вот однажды, как-то раз, 8 марта, преодолев все препоны и рогатки Юрик умудрился всё таки улизнуть на рыбалку.
Сидит значит весь довольный такой, среди тких же счастливчиков, и не подозревает, что судьба уже кинула на его голову кости.
Беда случилась, когда его любимая супруга, проснувшись с утра, собралась в магазин и случайно захлопнула дверь.
Другие ключи были только у Юрика.
Почертыхавшись, послушав в трубку "абонент временно недоступен", она пошла его искать.
Благо идти было всего ничего, дамбу перешел, и вот оно, как на ладони.
Но проблема же не в этом. Проблема совсем в другом.
Если вам не доводилось видеть, что представляет из себя рыбное место водохранилища в хороший день, то как вам объяснить?
Представьте себе пару гектаров водоёма, усыпанных палатками и просто рыболовами так, что льда не видно.
Как там найти человека, если ты даже цвет палатки не очень отчетливо помнишь?
Ну, можно конечно встать на краю и попробовать покричать, как в лесу. Вопрос, долго ли тебе дадут этим заниматься, это всётки рыбалка, а не грибы.
Поэтому она кричать не стала, а тихонечно пошла от палатки к палатке. Тем более вспомнила, что палатка у Юрика вроде как желтая.
И вот идёт она значит, остановится у очередной палатки, по куполу тихонько постучит, и позовёт негромко - "Юуурииик!"
Тут надо сказать следующее. Вы удивитесь, но 8 марта мужики на рыбалке не столько рыбачат, сколько отмечают этот самый международный женский день.
Может конечно они отмечают не столько сам праздник, сколько то, как ловко они от него свинтили. Но пьют всё равно исключительно за дам. И даже предпринимают попытки пить стоя, сколько позволит купол палатки.
Милые дамы, вы себе даже не представляете, как и насколько сильно мы вас любим в ваше отсутствие.
И вот значит, к примеру. Сидят рыбаки в палаточке, отложили удочки, и среди белого безмолвия, в чисто мужской компании, среди сотен и сотен таких же палаток, поднимают тост за здоровье милых дам. И тут им сверху по куполу - тук-тук-тук. И нежный женский голос интимно - "Юуууурииик!" С надеждой. Как поведут себя нормальные мужики в такой ситуации?
Ну конечно! Они с изумлением бросают своё занятие, выползают из палатки, и начинают традиционный танец "Дееееушка! С прааааздником! Не присоединитесь ли на се_буквально_кундочку к нашему скромному застолью!"
И настойчиво тащат в палатку. С самыми что ни на есть чистыми намереньями. По пути выясняя, что завело прекрасную принцессу в эту обитель мужской скорби и мотыля.
И дальше всё повторяется с досадным постоянством.
- Тук-тук-тук! Юуууриик!
- Дееееушка! С прааааздником! Не присоединитесь ли на се_буквально_кундочку к нашему с-с-скромному за-за-столью!
Правды ради надо добавить, что досада от навязчивых приглашений коменсировалась таким количеством поздравлений, пожеланий, и комплиментов, какое среднестатистическая дама не слышит и за год. А то и за всю жизнь.
Ну кто ж устоит?
Да и люди кругом были безопасные, чаще всего хоть визуально но знакомые.
Короче, часа через три, когда Юрик уже стал собираться домой, он с удивлением увидел, как по направлению к нему два его бывших одноклассника ведут под руки его собственную супругу. Супруга была при этом пьяней вина, на ногах стояла весьма нетвёрдо, зато весела была сверх всякой меры. С огромным букетом цветов (откуда взялся букет выяснить так и не удалось), а два приятеля тащили за ней два здоровых мешка с рыбой - всё, чем могли одарить прекрасную незнакомку в этот светлый праздник озарённые её явлением тоже не совсем трезвые рыболовы.
После этого Юрика на рыбалку 8 марта - как отрезало. Не пойду, и всё.
Супруга же, что удивительно, напротив. Не только смирилась с этой мужниной затеей, но и стала... ну, не то что бы настаивать, но как бы намекать. Что вот мол, скоро мол восьмое марта, и наточил ли уже Юрик по такому случаю свой ледобур? И в порядке ли у него валенки и прочие атрибуты?
В результате с тех пор восьмого марта они ходят на рыбалку вместе.
© Ракетчик
|
| |
| |
| Penguin | Дата: Суббота, 21 Апреля 2012, 20.40.20 | Сообщение # 184 |
Группа: Старейшина
Сообщений: 1206
Статус: Отсутствует
| http://www.polk.ru/novosti/on-ne-umer-on-prosto-ne-vernulsja-iz-boja/
Алексей Крупин
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Пятница, 04 Мая 2012, 17.19.22 | Сообщение # 185 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Авария старых друзей...
Я стоял в пробке и уже чуть-чуть опаздывал.
И как это я пошел на поводу у Сереги и согласился встретиться в самом центре, в пяти шагах от Кремля? Доехать туда – еще полбеды, а вот припарковаться, ну совсем нереально.
Серега – мой друг детства… служба в армии, осталась уже так далеко позади, что воспринимается, как казаки-разбоники из нашего глубокого детства.
Так вот, Серега неожиданно нашел меня в друзьях-друзей, списались, созвонились и на следующий же день сговорились встретится, чтобы увидеть как в одно мгновение стареют люди. 27 лет – серьезный срок…
С Сергеем мы служили в учебке под Псковом.
Паренек он был не подлый, веселый, компанейский и очень креативный. Но тогда мы не знали этого мудреного слова и заменяли его рабоче-крестьянским аналогом - хитрожопый.
Вот лишь два Серегиных креатива, которые я помню до сих пор:
Был в нашей роте хохол-первостатейный стукач.
Мало того, что он был стукачом, он еще и не скрывал этого. Сам здоровый как конь, с первых дней службы стал кандидатом в члены партии и комсоргом всего белого света. Сидел бы тихо и играл в свои партийные игрушки, так нет, когда ему было выгодно, он сразу включал «правильного» пацана и охотно дрался один на один, но только с теми, кто ниже ростом. Но однажды напоролся на худого и ушастого дагестанца, вызвал его после отбоя и дагестанец при всем честном народе, настучал нашему комсомольскому лидеру по ливеру. В результате побитый герой не выдержал и "стуканул", напали, мол под покровом ночи и избили ни за что ни про что.
И дагестанец схлопотал полгодика дисбата…
С тех пор, комсомолец как с цепи сорвался. Закладывал всех и тайно и открыто, прямо на собраниях. Дескать – в стране перестройка и гласность, а несознательные комсомольцы: Петров, Касымов и Егоров – ночью, будучи в наряде по роте, курили в туалете…
Бить паскуду не решались, терпели - кому охота в дисбат?
Однажды вечером, будучи в наряде по столовой, мы влезли в варочный цех, чтобы стибрить тушенку, если повезет.
Нас человек пять и стукач туда же.
Серега на шухере.
Вдруг, как только «комсомолец» спрятал за пазуху баночку, раздался сдавленный крик:
- Шуба! Дежурный по части.
Мы даже особо и не дернулись, а вот стукач засуетился, пытаясь найти дыру в пространственно-временном континууме. Нам-то пофигу, а кандидата в члены КПСС, за кражу тушенки…
Вбежал Серега и зашептал:
- Если ссышь попадаться – быстро залезай в котел, мы скажем, что тебя не видели, других вариантов у тебя нема...
Комсомолец тут же запрыгнул в пустой паровой котел, даже не поблагодарив Серегу за спасительную идею.
Мы побросали к нему всю нашу краденную тушенку и защелкнули крышку.
Тут Сергей нам сознался, что не было никакого дежурного по части, потом взял ложку и начал постукивать по трубе идущей к котлу.
Такой мерзкий стук бывает, когда в котел подается двухсотградусный пар для варки…
Привинченный к полу котел завыл и задрожал вместе со стенами кухни.
Жажда жизни стукача просто клокотала…
В это время Серега побежал к сонному дежурному по части и доложил:
- Товарищ майор, боец нашей роты - секретарь комсомольской организации полка, пробрался в варочный цех и похитил четыре банки тушенки, но силами наряда по кухне, кража была пресечена и вор посажен в котел до ваших дальнейших распоряжений.
Наверняка дежурный, поначалу засомневался – а не силой ли запихнули туда главного стукача части? Но когда майор не поленился, лично пришел, открыл крышку и увидел внутри дурнопахнущего скулящего комсорга, сомнения отпали:
- Товарищ майор, я никогда, никогда, больше не буду красть тушенку, честное комсомольское – это все они, они дали пар и хотели сварить меня заживо, а я всего только одну баночку взял…
- Какой нахер пар!? Пар дает котельная по расписанию, да и котел холодный совсем…
Так закончилась крутая партийная карьера нашего доблестного комсорга.
Второй креатив был менее заметным, но не менее красивым.
Однажды утром перед строевым смотром, мы с подъема обнаружили, что в наших шапках больше нет кокард. Вчера еще были, а сегодня как корова языком слизала, только мятый силуэт остался.
И это не у одного-двух, которых можно сурово наказать и спрятать в казарме с глаз долой, а почти у целого взвода. Чудеса.
Ротный с сержантами забегали по стенам и потолку, не зная как быть, но Серега вызвался пулей слетать в военторг и для всех накупить. Мы принялись друг у друга одалживать деньги на кокарды, но Серега уже убежал, крикнув на ходу, что мол - деньги потом.
Пережили смотр, все прошло гладко, а перед обедом Сергей каждому раздал по сигарете с фильтром и признался:
- Не в обиду мужики, но это у меня, какая-то падла свистнула кокарду, вот и пришлось ночью повынимать у целого взвода. Всех же не накажут. Меня за одной штукой, ротный в военторг не отпустил бы, а жесточайше бы вздрючил…
Мы закурили, посмеялись и на Серегу особо не обиделись – пострадавших-то не было…
Зазвонил мобильник:
- Здорово Грубас, ты уже на месте?
Я говорю:
- Да, только, тут встать негде. Давай я проеду вперед, может там… А хотя где…?
- Не дрейфь, я тебя вижу, стой, где стоишь. Видишь кафе, я там столик заказал. Прими поближе к осевой, чтобы в случае чего, не помешать людям отъехать от бровки. Так, теперь крутани рулем влево типа ты собрался развернуться.
- Серега, я не собираюсь разворачиваться, тут двойная сплошная.
- И не нужно, просто подвинься к ней, вот так, а теперь тормози.
- А ты где?
(Вдруг я почувствовал еле заметный толчок, который поначалу принял за воздушную волну от встречной машины)
- Я тут. Поздравляю, мы с тобой попали в аварию, теперь включай аварийку и вылезай.
Я вышел и увидел, что сзади, меня подпер огромный джип, а из-за руля лыбился седой и потолстевший Серега.
Через сорок минут, сытые и наговорившиеся, мы вышли из кафе, Сергей сложил аварийный знак обратно в багажник и весело сказал:
- Ну, ментов наверное вызывать не будем, согласимся на обоюдку…
© Грубас
|
| |
| |
| Алексеич | Дата: Пятница, 04 Мая 2012, 17.41.50 | Сообщение # 186 |
Группа: Старейшина
Сообщений: 5109
Статус: Отсутствует
| Артур1975, Quote (Артур1975) - Ну, ментов наверное вызывать не будем, согласимся на обоюдку…
 
Михаил
Хойна (Chojna) вч пп 11079
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Воскресенье, 06 Мая 2012, 14.11.28 | Сообщение # 187 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Сдачи не надо.....
1983-й год. Дрезден, восточная Германия.
День Х. То есть в военном гарнизоне ГСВГ выдали зарплату. Дабы не нарушать славные традиции, группа старших офицеров в составе пяти человек единогласно принимает решение: отметить это дело рюмкой чая за дружеской беседой. Когда "на штанге" у каждого было грамм по семьсот, решили направляться в сторону дома.
На автобусной остановке - не многолюдно, лишь несколько немцев. Наши останавливаются в сторонке и, почти не покачиваясь (годы тренировок!), ожидают автобус, продолжая беседовать не на повышенных тонах. Через пару минут на сцене нарисовывается о-о-очень среднего возраста немка с каким-то бобиком на поводке. Шавка небольшая, породистая, но из категории "мозгов чуть меньше, чем у валенка". Что ей не понравилось в русских - одному собачьему богу известно. Может, наша форма, может, ботинки у кого-то не тем кремом начищены. В общем, это противное созданье набирает побольше воздуха в легкие и начинает непрерывно истошно гавкать на подполковника.
Мужик, явно не любящий, когда его перебивают, не раздумывая, выдает шавке хорошего пенделя. Теперь истошным криком заходится немка. Поскольку уровень немецкого у наших - на уровне "данке-битте", никто ничего из ее тирады не просек. Зато все прекрасно понял полицейский, проходивший неподалеку. Услышав, что это - далеко не благодарность доблестным советским офицерам за непосредственное участие в сложном деле дрессуры, решает вмешаться. Остановив землячку на полуслове, обратился по-немецки к нашим. Кто-то все-таки, окончательно исчерпав запас немецкого, выдал: нихт ферштейн! Полицейский достает из нагрудного кармана книжку с бланками штрафов, что-то заполняет и знаками показывает подполковнику: 20 марок. Тот, пожав плечами, спокойно достает наличку из кармана. Как назло, только купюры по 50. Полицейский, пошарив по карманам, опять же знаками объясняет: сдачи нет. Все офицеры начинают рыться по карманам, но подполковник выдает:
- Ребята, все пучком, ща улажу.
Успокаивающий жест в сторону полицейского, говорящий: сдачи не надо! Потом разворачивается и...от всей души пинает еще раз шавку. Та, визжа в унисон с хозяйкой, на поводке описывает идеальную окружность и приземляется в аккурат на исходную позицию.
Полицейский с диким гоготом складывается пополам, немцы на остановке цепенеют, на лицах офицеров эмоций не больше, чем у индейцев... Хозяйка подхватывает шавку подмышку и уносится, обгоняя автомобили. Через пару минут полицейский немного приходит в себя, и, икая и всхлипывая... прячет в нагрудный карман квитанции.
Подходит автобус, наши невозмутимо загружаются. На остановке остаются абсолютно все оцепеневшие немцы в ожидании следующего автобуса. С места действия, не торопясь, удаляется полицейский, размазывая слезы по лицу.
(ц) Бузулукский.
|
| |
| |
| Penguin | Дата: Суббота, 23 Июня 2012, 19.11.55 | Сообщение # 188 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 1206
Статус: Отсутствует
| К чемпионату Европы по футболу несколько фрагментов книги Азиза Несина "Король футбола"
(Ахмед - великий турецкий футболист, он обучает богатого юношу Саида, который решил стать футболистом, премудростям футбола.)
"Ахмед стал приходить по понедельникам и четвергам после обеда. В саду было еще холодно, и мадам Анжела открыла для спортсменов пустовавший зал на третьем этаже. Поначалу ни тетушка, ни мадам Анжела не придавали никакого значения этим визитам, но потом им захотелось узнать, зачем это мужчины запираются в зале. И хотя мадам Анжела приносила в зал чай или кофе, она никак не могла понять, чем же они там заняты. Тетушка, которая всю жизнь считала, что подглядывать и подслушивать непристойно и грешно, вдруг забыла об этом - ведь дело касалось ее родного племянника.
И вот что она однажды услышала.
- В футболе, значит, во время игры есть такие правила, которые тебе обязательно надо помнить, - говорил Ахмед. - Первое, значит, запомни: как увидишь, противник прет по полю с мячом, чисто таран… Что будешь делать? Прикидываешь, значит, - мяч тебе никак не отнять… Что будешь делать?…
- Не знаю… Просить Аллаха, чтоб противник споткнулся и упал.
- Ну и дурак! Слушай внимательно и заруби на носу: как он окажется рядом с тобой, ты ему, значит, по копчику бьешь, а сам тут же - на землю и давай кататься и орать, будто тебя режут по живому… Понял? Ну коли дождь идет, то вываляешься в грязи - тут уж ничего не поделаешь, такой он уж есть, футбол… Без грязи не бывает. Ты валяешься, значит, а секундомер тикает, время идет. Разобраться, кто кого стукнул, никто, значит, не может, ни судья, ни зрители… Это известно только вам двоим… Наш болельщик жалостливый, он завсегда жалеет того, кто на земле лежит…
- Почему?
- А потому, братец, что наш болельщик и сам в жизни горя хлебнул… Он начинает, значит, свистеть, требовать, чтобы удалить с поля твоего противника… Ты же, бедняга, лежишь и все, значит, корчишься… Ну, что, скажешь? Подожди, забыл сказать. А когда твой противник падает, зрители, значит, думают, что он притворяется, и начинают свистеть еще громче… Тем временем к тебе бегут с носилками. Ты, значит, с трудом поднимаешься, ухватившись двумя руками за поясницу, а потом опять валишься на землю, снова встаешь и, прихрамывая, включаешься в игру. Зачем, спросишь ты? А затем, братец, чтобы все видели, что для своей команды ты готов руки-ноги отдать, тебе ничего, значит, не жалко. Вот тогда-то болельщики пускают слезу от жалости и восторга!… И конечно, вовсю тебе хлопают… Понял?
- Кажется, понял.
- У нас этот номер проходит всегда. А вот когда играешь против немцев, этот прием забудь! Немцы, братец, народ совсем другой, на наш не похожий. Наши жалеют того, что лежит на земле, а те, наоборот, слабаков не жалуют, освищут, коли ляжешь. Наши жалеют подбитого, а те - наоборот: раз ты слабак, значит, врезали тебе за дело. Турок, значит, жалеет тех, кто проигрывает, а немец в таком разе и сына родного не пожалеет. Немец всегда на стороне сильного. Понял? Победитель всегда прав - вот он как судит-рядит. У нас говорят, что сильный и так всегда в выигрыше. А почему? А потому, братец, что турок сам в жизни много страдал, вот он и жалеет, значит, слабого…
Саиду, прожившему несколько лет во Франции, было интересно узнать о французских болельщиках, и он спросил:
- А французы?
- Француз - тоже не чета нашему, его на этом деле не проведешь: он прекрасно видит, кто кому вмазал и кто прикидывается… Вот если ты судью проведешь, они тебе похлопают, а если судья тебя раскусил, значит, лучше сам с поля уходи, потому что, упаси Аллах, могут и в лицо наплевать…
- А англичане?
- В Англии об этом и не думай! Потому что англичан не обманешь, они и сами горазды всякие номера откалывать… Они, того-этого, все наперед знают… Помни, английский судья церемониться не будет, удалит с поля, ты и пикнуть не успеешь… Такова, значит, футбольная азбука, Саид-бей… Я эти премудрости постигал на собственной шкуре, как-никак, целых двадцать лет, а тебе выложил за двадцать минут и весь свой опыт, значит, преподнес на блюдечке. Получать по копчику - это, братец, не шутка. Все, что я тебе сегодня преподал, ты запомни. Впрочем, учиться-то ты мастак, это тебе не по полю бегать.
На очередном уроке Саид прочел записанное им первое правило:
«Если игрок команды противника бежит с мячом, который отнять у него не представляется возможным, такому игроку наносится удар по копчику, после чего ударившему надлежит упасть, дабы ни судья, ни зрители не догадались, кто кого ударил. Исключение из правила - немцы».
- Молодец, дружище, настрочил по-ученому. Только помни, мы наши правила держим в секрете! Перепишешь это еще сто раз, вот и выучишь наизусть… Я не хочу задаром деньги получать. Теперь запоминай второе правило: в твои ворота противник забивает гол за голом, противник тебя измотал, ты, значит, дышать не можешь, силы на исходе - все!… Что будешь делать?
- Попробую отдохнуть…
- Ты, братец, не в кофейне, чтобы отдыхать, а в футбол играешь. Отдохнешь в перерыве в раздевалке. Значит, что делаешь?
- Не знаю.
- Тогда запоминай: ты подбегаешь к какому-нибудь футболисту из чужой команды и падаешь около него…
- И в первом правиле об этом говорится.
- Там ты сперва бьешь по копчику, а тут просто падаешь и лежишь, пока никто не сообразит и не обратит на тебя внимание. Понял? Так, значит, лежишь себе на травке и отдыхаешь. Я однажды прилег и очнулся только, когда мячом по башке дали. Тут надо самому соображать, сколько лежать. Может, значит, случиться, что ты за два тайма в полтора часа будешь играть всего минут сорок. Чуешь, силы на исходе, ложись, значит, без стесненья и отдыхай. Гляди, никому про это правило не рассказывай, иначе футбольное поле будет на пляж похоже. Понял?
- Понял.
- Перепиши к следующему уроку сто раз и выучи наизусть.
#
(В Турции соперничают две самых сильных футбольных команды: "Пыль столбом -ПыС (столбы)" и "ГВН" Гонимые вечной нуждой (нуждари). Эрол Аркан-бей издевается над ПыС'ом)
Статья Эрола называлась «Способен ли «Пыль Столбом» стать чемпионом Европы?».
Спортивный комментатор считал, что ПыС может пробиться в чемпионы, если… Главное - это «если», а их набиралось предостаточно.
«Каждый день вселяет в нас новые надежды, - писал Эрол, - что «Пыль Столбом» способен стать чемпионом Европы. Правда, наши футболисты получили горький урок, проиграв со счетом 0:4 немецкой команде, которую считают одним из главных претендентов на чемпионский титул. И, несмотря на то что ПыС'у просто не повезло при жеребьевке, у команды все же остаются серьезные шансы на успех в европейском турнире. Вчерашний матч с командой клуба «Бабе» («Бабникспортс»), которая сумела войти в третью лигу и тоже готовится к чемпионату вместе с остальными командами, закончился, как известно, вничью. Как раз эта ничья и есть лучшее подтверждение тому, что ПыС остается серьезным претендентом на звание чемпиона. Если немцы, - продолжал свои расчеты Аркан-бей, - с трудом выигравшие 4:0 у ПыС'а, проиграют венграм, наш ПыС победит с большим счетом команду Монако, а та, в свою очередь, разгромит итальянцев, и если итальянцев победят еще албанцы, а греки выиграют у англичан и французов, тогда установится то равновесие сил, при котором «Пыль Столбом» получит право еще раз встретиться с немцами. И если во втором матче, а потом и в третьем, уже на нейтральном поле, наш ПыС возьмет верх над немцами, вот тогда он безусловно выйдет в четвертьфинал. А уж если он сумеет победить другие команды, вышедшие в четвертьфинал (известно: мяч - круглый, и всяко может случиться), то ПыС окажется в полуфинале. Чтобы обеспечить игру на своем поле, нужно только победить сегодняшних чемпионов, англичан. А тогда уже с помощью Аллаха, при поддержке зрителей, айвы и фруктовой воды и в какой-то мере при содействии Ахмеда Стены наш ПыС одержит победу и выйдет в финал. И вот если к финальной встрече наши футболисты окажутся в хорошей морально-физической форме, если не случится ничего непредвиденного в ночь перед матчем, и если во время матча противник будет играть плохо, а мы хорошо, и если солнце не.будет светить нам в глаза, а ветер будет дуть в спину, и если судья не будет подыгрывать нашим противникам, и если наш вратарь будет ловить мячи, а вратарь соперников пропускать их, и если наши форварды будут попадать ногой по мячу и мячом по воротам противника, именно тогда мы сможем с уверенностью сказать, что день, когда наш ПыС станет чемпионом Европы, - не за горами…»
Алексей Крупин
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Воскресенье, 01 Июля 2012, 18.51.01 | Сообщение # 189 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Я счастлив, что жил в СССР
(Письмо в редакцию)
Слушая по телевизору и читая в газетах ежедневно о беспросветной жизни в СССР, которую я хорошо помнил, я не могу не сравнивать ее жизнью в нынешнем хваленом либерально-демократическом капитализме. Какую жизнь я помню, скорее, даже не просто помню, а ношу в своем сердце, как память о матери и первой любви?
Первое, что мне приходит в голову: это была светлая и беззаботная жизнь. Не райская, но близка к ней. Ни тебе безработицы и нищеты, ни олигархов и киллеров, ни МММ и ОПГ, ни рэкетиров и рейдеров, ни коррупции и лоббизма, ни проституции и порнографии, в том числе детской, ни бомжей и беспризорников, ни исчезновение людей и продажи их за границу, в том числе детей, ни духовно-нравственной деградации народа и его вымирания.
Что скрывать, случались убийства и раньше, но раз в год (а в подмосковном Жуковском за пятнадцать послевоенных лет вообще было всего лишь одно убийство), а не каждый день, как сейчас, причем такие, которые тогда невозможно было вообразить: чтобы внук убил бабушку из-за пенсии, мать выбросила зимой в окно грудное дитя, а отец изнасиловал малолетнюю дочь. Такое впечатление, что в нынешней России у людей окончательно крыша съехала! Может, мне стыдно сознаться, но я, имеющий три высших образования и владеющий тремя иностранными языками, познал смысл слова педофилия лишь в годы демократических реформ.
Разумеется, были в Советском Союзе грабители и воры, но их добычей не были целые заводы и отрасли считавшегося народным хозяйства. Обман и мошенничество тоже имели место, но на работу люди устраивались, зная, что зарплату выплатят обязательно, квартиры получали или покупали без риска в них не въехать, деньги в банк клали, не боясь их потерять, еду покупали, не боясь отравиться, лекарства пили с уверенностью, что от них вылечишься, а не умрешь, на курорт ездили, зная, что тебя там ждут. Не было понятий фальшивых паспортов, дипломов, правительственных наград, да и поддельных денег тоже. Люди верили друг другу. Над железными дверями смеялись, так как они были ни к чему.
Все перечисленные выше и многие другие мерзости, которые можно пополнять до бесконечности, подарили России новоявленные капитализм, демократия и либеральные ценности, без устали восхваляемые на телевидении и в прессе. С еще большей неутомимостью там обливают помоями жизнь при социализме. Но для меня и, уверен, для миллионов моих сограждан социализм был и остается олицетворением общества всеобщего благоденствия, равенства и братства, когда человек человеку был друг и товарищ, иными словами, была полная противоположность тому, с чем он столкнулся в новой России, в которой он вынужден жить по законам джунглей, где выживает сильнейший, а применительно к людям еще и подлейший и наглейший. А так как эти качества не характерны для русского народа, если не сказать, глубоко ему противны, вот и начал он ускоренно вымирать, что вполне входило в планы демократов. Автор экономических реформ Гайдар, услышав о смерти людей от голода, спокойно заметил, что вымирание народа во время преобразований вполне естественное явление, а позднее, когда народ начал уходить на тот свет по миллиону в год, с удовлетворением констатировал, что осталось не так долго ждать, когда вымрут последние слабаки, имея в виду стариков и людей, не приспособленных к бизнесу.
Это же подтвердил и автор наглой аферы с ваучерами Чубайс своим вопросом: «Если мы не можем прокормить, то нужно ли нам столько народа?» Вместо того чтобы сидеть в тюрьме или быть повешенным, эта рыжая «редиска» была назначена главой крупнейшей энергетической компании страны! В результате его неутомимой деятельности на этом поприще в стране возник дефицит электроэнергии и в домах стали отключать электричество. Очевидно, в благодарность за это тогдашний Президент Медведев назначил его ответственным за модернизацию страны. Наверняка, чтобы он и ее угробил.
К сожалению, в стране вымирали в основном не старики, - они пережили войну, нипочем им и эта напасть, - а от безысходности молодые, вот в чем беда.
Если в книгах и прессе, а также политиками высказывались различные, порой прямо противоположные мнения о старой и новой жизни, то народ в этом вопросе был и остается на редкость единодушен, вспоминая с ностальгией о временах, когда медицина и образование были бесплатными, а за полученное от государства бесплатно жилье они платили крохи, когда по профсоюзным бесплатным путевкам они ездили в дома отдыха, а дети - в пионерлагеря, да и платные путевки были не в тягость любому кошельку. При средней зарплате в 150 рублей можно было пообедать в любой общественной столовой за 50 копеек. Это все равно, что если бы сейчас можно было наесться за 20 рублей, исходя из нынешней зарплаты. Смешно? Да на эти деньги сейчас не во всякий туалет пустят. И уж совсем в советское время не опустошали карман проезд на любом виде транспорта (3-5 копеек), почта и телефон (2 копейки), посещение кинотеатров и театров, включая Большой, самый дорогой билет в который стоил три с полтиной.
Автомобилисты до сих пор не могут забыть четырнадцать копеек за бензин, а пенсионеры - свои пенсии, от которых оставалось на гостинцы внукам, во всяком случае, от голода они не умирали и не боялись, что их не на что будет похоронить. А главное, ни у кого не было страха за свою жизнь и жизнь детей. Молодежь была уверена, что после школы она при желании может поступить бесплатно в бесплатный институт и сможет бесплатно учиться да еще получать стипендию, на которую можно худо - бедно прожить, а не поступит, так все равно без работы ни за что не станется. Даже сироты планировали свое будущее, зная, что государство о них и дальше позаботится и выведет в люди.
Я абсолютно уверен, что перечисленные утерянные блага были вполне достаточны для безбедной и беззаботной жизни людей, составлявших большинство населения страны, кого по праву называют народом. Сейчас остается лишь мечтать, чтобы у моего народа когда-нибудь возродились прежние условия жизни
Для меня важно, что перечисленные и многие другие блага народу дал именно социализм, а капитализм под давлением трудящихся был вынужден перенять и ввести у себя некоторые из них, например, восьмичасовой рабочий день, оплачиваемые отпуска и пенсии. Длительность рабочего дня, два выходных в неделю и ежегодные отпуска были узаконены в СССР в соответствии с регламентированием труда, разработанным научными институтами, с учетом физиологических особенностей человека. Таких институтов ни в одной капиталистической стране, так же как и в нынешней либерально - демократической России днем с огнем не сыскать.
И не удивительно, что новоявленные работодатели, пользуясь отсутствием в стране народной власти и профсоюзов, сразу отменили практически все социальные блага, включая тот же восьмичасовой рабочий день, а для того чтобы ничего не отчислять в пенсионный фонд или отчислять для обмана крохи, начали выдавать зарплату в конвертах. Причем делается это с согласия самих же работников, испытывающих постоянный страх потерять с трудом полученную работу и поэтому согласных на любые условия труда. К тому же мужчин при средней продолжительности их жизни ниже возраста выхода на пенсию она как таковая их мало интересует.
Чтобы вы не подумали, что написал я это по чьему-либо заказу, смею вас заверить, что все сказанное является моим глубоко личным мнением, основанным на своей собственной жизни. Родился я в крестьянской семье в 1935 году, переехавшей в Жуковский, когда мне было два месяца. Мать, как она сама рассказывала, ходила в школу лишь две недели, так как была старшей из шести детей, и грамоте обучил ее муж, мой отец, у которого, судя по фронтовым письмам, было не менее семиклассного образование. На фронт он ушел на четвертый день войны и погиб под Ленинградом в 1943 году. С матерью осталось трое детей, но войну пережили лишь двое, в том числе я. Благодаря советской власти, я закончил не только школу, но и три вуза. Не заплатив за это ни копейки, а, напротив, получая от государства деньги. Языки тоже выучил бесплатно во время работы.
Я даже не хочу представлять, кем бы я смог стать, родись у безграмотной матери без мужа, в нынешней демократической России, где за любое образование пришлось бы матери платить и немалые деньги. К бизнесу и деньгам я с детства имею отвращение, хотя одно из образований у меня внешнеэкономическое. Самое большое, кем бы я сейчас мог стать, - это охранником чужого добра, кем, кстати, я до сих пор подрабатываю после ухода на пенсию, чтобы прокормиться с женой и собачкой меньше кошки. А еще, - чтобы помочь дочери и зятю оплачивать учебу внука в лицее и затем в МИФИ. Но, слава богу, институт остался позади, и внук начал самостоятельную жизнь. Факультет у него был экспериментальный, в духе времени, сочетавший знание техники с языками, как ему объясняли, созданный по решению правительства для последующей модернизации России. Окончил внук институт почти с одними пятерками, и вышвырнули его под зад коленом на вольные хлеба. Одно время удалось ему по блату устроиться в американскую компанию «Проктал энд Гэмбел», обещавшей уже через полгода золотые горы. Год проработал по 12 часов, зарплату так и не подняли. А когда сломал руку, выбросили, как собаку, со словами: «Ждать тебя целый месяц мы не намерены». До сих пор ищет стабильную работу и подрабатывает, где придется.
Вот они две разные политико-экономические системы в действии! А родился бы внук в советское время, и уже был бы счастливым человеком, как я в его годы. Чем только я ни занимался в после института, работая по распределению в НИИ: и конструировал новый, как сейчас помню, радиально-поршневой насос, и был редактором молодежной газеты и членом комитета комсомола НИИ, и организовывал вечера встречи и концерты с участием знаменитостей, и ходил в турпоходы, и играл за институт в футбол. И планировал свое будущее на десять лет вперед. Ничего этого мой внук, кроме поиска работы и денег, не знает. И ничего в его памяти об этих годах не останется, кроме ненависти к этому строю.
И еще не могу не рассказать о том, что мы жили абсолютно без какого-либо страха за свою жизнь. В памяти всплывает, как одно время в начале пятидесятых была мода спать на свежем воздухе под открытым небом: в ближайшем лесу, на лужайке, под окном дома. Мне было лет семнадцать, и я спал в лесу недалеко от дома. До девушек дело у меня еще не дошло, и я спал один. А вокруг устроились соседи семьями, парами и в одиночку. И моя мама спокойно отправляла меня на ночевку, нисколько не боясь за меня. Сейчас это трудно представить, но в то «страшное сталинское» время не было даже понятия надругательства или изнасилования, не говоря про эту самую педофилию.
А однажды, проводив жену, тогда еще невесту, домой в Перово, я опоздал на последнюю электричку и добирался часа четыре домой в основном пешком и лишь кое-где на попутках. Кто знает те места, тот представляет, что шел я больше темными местами. И не было никакого страха. Сейчас даже я, старик, наложил бы в штаны без пистолета.
Что меня больше всего возмущает в демократах, так это то, что они осознанно отождествляют социализм и его социальные ценности с репрессиями, имевшими место в то непростое время и во многом объяснимые. Обвиняя Сталина как главного их врага во всех грехах, демократы неразрывно с ним обвиняют и поливают помоями все советское прошлое. Я понимаю это как хитрый и сволочной ход, чтобы не допустить обстоятельного разговора о сравнении социалистической социальной системы, целью которой было всемерное повышение жизненного уровня населения за счет предоставления ему множества льгот (это и упомянутые мною бесплатные здравоохранение, медицина, образование, жилье, почти бесплатные услуги ЖКХ, общественный транспорт, детсады, пионерлагеря, дома отдыха и т.д. и т.д.) с антинародной системой капитализма, направленной на немыслимое обогащение группы избранных лиц, владеющих основной долей доходов от принадлежавших ранее всему народу природных богатств. При социализме не могло быть и речи, чтобы деньги от этих доходов тратились на покупку дорогих замков, вилл, иностранных футбольных и других клубов, лунных участков для бл.. ., виноват, любовниц. При социализме все доходы от продажи природных ресурсов шли на нужды государства и народа. Именно за счет этого государство имело возможность предоставлять населению вышеперечисленные социальные льготы.
Недавно я услышал, как Путин, говоря о принимаемых мерах по кардинальному улучшению чего-то в стране, воскликнул с пафосом: «Вы только вдумайтесь в эту цифру: шестьдесят пять миллиардов рублей! Только вдумайтесь!» Я не поленился и вдумался. И получил около двух миллиардов долларов, что составляет всего лишь одну шестую часть средств, отданных им же, Путиным, Абрамовичу за то, что тот в начале девяностых годов выкупил, кстати, на деньги Сороса, всего лишь за сто миллионов долларов. А таких Абрамовичей в стране свыше сотни и на сегодняшний день их богатство составляет свыше трехсот миллиардов долларов или сто пятьдесят раз по шестьдесят пять миллиардов рублей, так ошеломивших Путина. Но он почему-то эти деньги, принадлежащие по сути дела народу, не хочет учитывать и даже нередко ссылается на их нехватку.
Вот, почему я счастлив, что почти вся моя жизнь прошла в СССР при социализме, и глубоко несчастлив, что дожил до этих черных дней в истории моей Родины.
От редакции: Автор письма не подписался. Может быть, и правильно - ведь то же самое могли бы сказать многие...
http://www.newsland.ru/news/detail/id/987470/
|
| |
| |
| Penguin | Дата: Вторник, 10 Июля 2012, 00.08.00 | Сообщение # 190 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 1206
Статус: Отсутствует
| Алексей КАЛУГИН
ЭПОХА СДОХЛА
Рассказ
– Что значит «президент»? – спросила Любаша, заглянув в ванную.
Услышав вопрос, я так и замер перед зеркалом – бритва в руке, правая щека густо намазана мыльной пеной.
– Как ты сказала? – переспросил я, только чтобы выиграть время.
Любаша всегда так – подкрадется сзади в самый неподходящий момент и огорошит неожиданным вопросом.
– Пре-зи-дент! – медленно, по слогам повторила Любаша.
Наклонив голову к плечу, я увидел в зеркале ее лицо – чуть вытянутое, с мягким подбородком, широкими, почти негритянскими губами, задорно вздернутым вверх носиком и большими серо-зелеными глазами, которые смотрели на мир со странным выражением не то вечного недоумения, не то хитрой насмешки; я, признаться, так до конца и не понял, что означает этот взгляд, хотя живем мы с Любашей вместе уже без малого пять лет. Причесаться Любаша не успела – ее светлые волосы были собраны в хвост.
– Ну так что? – подбоченясь, поторопила Любаша.
Слово было точно знакомым, но что оно означало, я, хоть убей, не мог вспомнить. Случается такое – вылетит из головы, и уже не поймаешь. Правда, обычно бывает наоборот – помнишь значение, само же слово вертится на языке, а как попытаешься его поймать – ускользает. Странное и, надо сказать, весьма неприятное ощущение.
– А сама не знаешь? – спросил я Любашу, делая вид, что собираюсь продолжить бриться.
– Не-а, – она мотнула головой. – Где-то слышала, но забыла.
Ага, у нее то же самое – уже хорошо!
– А в словаре смотрела?
– В словаре-е-е… – Любаша недовольно сморщила свой премиленький носик, как будто я ей сороконожку показал. – А сам сказать не можешь?
– Ни за что! – с шутовской решимостью ответствовал я.
– Ну и ладно! – с недовольным видом Любаша хлопнула дверью.
Отлично, можно спокойно добриться, подумал я. Но не тут-то было – дверь снова распахнулась.
– В каком словаре?
– Что?
– В каком словаре смотреть «президента»?
– Посмотри у Даля.
Дверь хлопнула – Любаша убежала выяснять у Даля, кто же такой президент. Я мог продолжить бриться.
Хотя с Далем я, пожалуй что, маху дал. Слово, хотя и знакомое, звучит совершенно не по-русски… «Президент»… На породу собак похоже, все равно как «сенбернар» или «спаниель»… Или на марку бытовой аппаратуры… Для презервативов название подходящее. Может, действительно…
В зеркале снова отразилась Любаша, на этот раз со словарем в руках.
– «Председатель, старший член совещательного места, управления», – зачитала она скороговоркой, после чего ее отражение посмотрело на меня недоуменным взглядом.
– Ну, вот видишь, – произнес я назидательным тоном. – У Даля можно выяснить значение любого слова.
– Я все равно ничего не поняла, – с недовольным видом Любаша захлопнула книгу. – При чем тут председатель?
Я обреченно вздохнул, быстро махнул бритвой по тем участкам, где еще оставалась пена, ополоснул лицо водой и вытер полотенцем.
– Идем, – я едва ли не силой вытолкнул Любашу из ванной. – За столом поговорим.
Любаша отправилась на кухню накрывать на стол, а я в комнату – одеваться.
Надев брюки и рубашку и прихватив словарь иностранных слов, я вышел на кухню.
Любаша обожала английскую кухню. Сегодня на завтрак у нас была яичница с беконом и кисель из ревеня. Значит, завтра – снова овсянка. И мне придется снова суетливо бегать по квартире, делая вид, что я страшно опаздываю, а потому могу, не садясь за стол, проглотить только одну ложку Любашиного кулинарного шедевра, чтобы потом заесть его хот-догом на улице.
Положив книгу на угол стола, я вооружился вилкой.
– Ну и где ты услышала это слово?
Пережаренная яичница неприятно хрустела на зубах. Хотелось запить, но не ревеневым же киселем.
– По телевизору. – Завтрак Любаша готовила только для меня, сама же, устроившись на табурете так, что полы коротенького халатика весьма соблазнительно расползались в стороны, грызла яблоко. – В новостях. Сегодня президент посетил кого-то или встретился с кем-то…
– Ага. – Я взял принесенный с собой словарь, наше нужную страницу. – Ну вот, теперь все ясно! «Президент – выборный глава государства в большинстве стран с республиканской формой правления».
– А у нас республиканская?
– А что, речь шла о нашем президенте?
– Ага, – кивнула Любаша и вгрызлась зубами в яблоко, здоровенное и желтое, как карликовая дыня.
– Ты уверена?
– Его показывали на фоне российского флага.
Неожиданный поворот темы – оказывается, у нас есть президент. Выходит, у нас республиканская форма правления?..
Ладно, попробуем подойти иначе; главное – не зацикливаться на неразрешимом вопросе.
Так, хорошо, допустим, у нас республиканское правление. Допустим, у нас даже есть президент. Вопрос – зачем он нам нужен?
Интересный вопрос…
– Ты чего не ешь?
– Что? – оторвавшись от размышлений, я растерянно посмотрел на Любашу.
– Остыло уже, наверное.
– Нет, нет, все нормально, – заверил я Любашу и принялся с ожесточением ковырять вилкой яичницу.
Надо же, у нас, оказывается, есть президент, которого даже по телевизору показывают, а мы – мы с Любашей – понятия не имеем, зачем он нужен.
– Постой-ка! – я кинул вилку на недоеденный завтрак и снова раскрыл словарь. – Тут сказано «выборный глава государства», – я многозначительно посмотрел на Любашу. – Выборный!
– Ну и что? – пожала она плечами.
– А кто его выбирал?
– Не знаю.
– Когда были выборы?
– Кажется, год назад.
– Точно?
Любаша задумчиво посмотрела на желтое пятно на потолке – последствие евроремонта соседей сверху.
– Я на выборы не ходила. Это точно.
– Выходит, президент нам не нужен? – сделал я напрашивающийся сам собой вывод.
– Получается, что так, – подумав, согласилась Любаша.
– Но он все же есть!
– Наверное, кому-то он нужен.
– Но мы забыли о нем! Понимаешь? – я даже подался вперед, так мне хотелось, чтобы Любаша меня поняла. – Это значит, что на нашу повседневную жизнь факт наличия или отсутствия президента никак не влияет!
– Понимаю, – Любаша глянула на настенные часы. – Зато очень значительное воздействие на нашу повседневную жизнь оказывает факт наличия или отсутствия денег.
– Это ты к чему? – не понял я.
– К тому, что ты на работу опаздываешь.
Я быстро наколол на вилку и проглотил оставшиеся два кусочка здорово подгоревшего с одной стороны, а с другой совершенно сырого бекона, глотнул вчерашнего чаю из забытой с вечера на столе кружки и побежал собираться.
По дороге на работу мне не давала покоя мысль о забытом президенте. Странная забывчивость не была связана с провалами в памяти – в этом я был уверен. Хотя бы потому, что мы с Любашей одновременно забыли значение одного и того же слова, и это трудно было списать на обычное совпадение. С запоздалой досадой я подумал о том, что нужно было включить телевизор – интересно, узнал бы я президента в лицо? Любаша, судя по всему, его не признала.
В метро народ, как обычно, читал детективы в мягкой обложке и иллюстрированные журналы. Если у кого в руках и была газета, то открытая на странице светских сплетен или спортивных новостей.
На работе – то же самое.
– …Видел, как вчера «Зенит» просадил?..
– …Мне такого леща притащили!..
– …А теща мне и говорит…
– …Представляешь, завис на самом интересном месте!..
– …Нет, не смотрел и смотреть не собираюсь!.. Нет, я тебе говорю!..
– …А мне какое дело? Почему я должен смеяться, если анекдот не смешной?..
И ни слова о политике.
Пришлось брать инициативу в собственные руки:
– Я сегодня утром по телевизору президента видел.
Долгая пауза.
Весь отдел смотрит на меня, а я глупо улыбаюсь.
– Кого ты видел? – спрашивает наконец Витька Зудов.
– Президента, – отвечаю я.
– А, – многозначительно кивает Витька. – Президента… А кто это такой?
– Глава государства, – объясняю я.
– Какого государства?
– Нашего.
Пауза.
– Кончай трендеть!
Выяснилось, что из восьми человек, работающих со мной в одном отделе – интеллигентных, надо сказать, людей, с высшим образованием, – никто не помнил, кто такой президент.
Хорошо, что я догадался с собой словарь прихватить, потому что на слово бы мне не поверили.
После этого все тот же Витька Зудов подключил к своему компьютеру телетюнер, который держал в столе, чтобы начальство не видело, и мы все вперились в экран, с нетерпением ожидая очередной выпуск новостей.
– Президент… – тихо бормотал у меня за спиной Игорь Родин. – Президент… А кто ты такой, господин президент?..
– Тихо! – одернули его, когда на экране появилась заставка новостей.
И вот он идет по красной дороже, расстеленной от дверцы лимузина к широкому крыльцу, на котором толпятся напряженно, как при запоре, улыбающиеся люди. Лет пятидесяти, невысокий, худощавый, волосы редкие, назад зачесаны, нос длинный, глазки маленькие, узкие губы сжаты в щелку.
– Сегодня утром президент посетил Дом дружбы с народами непризнанных стран…
– Я его где-то видел! – погрозил президенту пальцем Зудов. – Определенно – видел!
– Конечно, видел, – косо глянул на него Юрик Шпанов. – Это ж президент, глава государства. Его небось каждый день по телевизору показывают.
– А я по телевизору только футбол смотрю, – возразил Зудов.
– Его портрет у шефа в кабинете висит! – воскликнул вдруг Родин.
– Точно! – радостно хлопнул в ладоши Зудов. – Там-то я его и видел! – Витька вдруг озадаченно сдвинул брови: – А почему он там висит?
– Потому что это президент! – ответили ему хором.
– А-а… – кивнул Витька. – И что с того?
Этот день трудно было назвать рабочим. Зудов следил за телепередачами, а остальные сидели как на иголках и бросались к Витькиному столу, как только по одному из телеканалов начинался выпуск новостей.
Словарь нам потребовался еще не один раз. Мы обращались к нему, чтобы узнать, кто такой премьер-министр, чем занимаются члены правительства, откуда появился мэр, кто выбирает депутатов и многое другое из того, что мы, взрослые, надо полагать, разумные и вполне дееспособные граждане страны, вроде бы и без того должны были знать. Но мы ничего этого не знали. Более того, лица людей, обращавшихся к нам с экрана со словами воодушевления, ободрения и поддержки, казались нам абсолютно чужими. И несли эти люди, на мой взгляд, полнейшую чепуху. Что опять-таки противоречило элементарному здравому смыслу. Если человеку нечего сказать, то зачем, спрашивается, он влез на телевидение? И кто, простите, избрал его на государственную должность? Все, как один, мы ничего не понимали.
После обеда мы, посовещавшись, пришли к выводу, что странная амнезия не могла поразить только работников нашего отдела и мою дорогую Любашу. Было выдвинуто несколько гипотез относительно причины избирательной потери памяти всего населения Земли.
– России! – показав указательный палец, уточнил Зудов. – Давайте говорить пока только о России.
Предложенная поправка была принята.
Предположения относительно причин происходящего имелись у каждого, все, как одна, оригинальные и в равной степени недоказуемые. Родин был уверен, что проблемы с памятью являются следствием ранее неизвестного инфекционного заболевания, занесенного перелетными птицами из Монголии. У него даже имелся ответ на вполне закономерный вопрос: почему именно из Монголии? А потому, отвечал Игорь, что Монголия – единственное место на Земле, где подавляющая часть населения до сих пор понятия не имеет, что такое политика, а те, что пытаются изображать из себя государственных деятелей, только притворяются, что знают, как это нужно делать. По всей видимости, это связано с распространением среди местного населения некоего эндемичного вируса, который теперь и до нас добрался. Витька Зудов полагал, что потеря памяти есть следствие некоего секретного эксперимента, проводимого военными. Петрович настаивал на том, что во всем виноват колдун Дубовой, который на днях по телевизору разные пасы руками делал. Марья Сергеевна видела во всем происки западных спецслужб, которые таким образом хотят разрушить наше государство. Я же думал о другом: почему, зная, что у меня проблемы с памятью, я не испытываю при этом ни малейшего дискомфорта? Глядя на бодро вышагивающих по экрану людей, которых я должен был узнавать в лицо и знать по имени, я не напрягал мучительно память, пытаясь вспомнить, кто же они такие, как бывает, когда на улице с тобой вдруг поздоровается на первый взгляд совершенно незнакомый человек, который потом окажется бывшим одноклассником. Я понял главное – люди, суетящиеся на экране, мне абсолютно безразличны. Мне нет до них никакого дела. Точно так же, как, по всей видимости, и им до меня.
Вот такая необычная ситуация вырисовывалась. И что с ней делать… А, собственно, почему что-то нужно было делать? Мир не горел и не шел ко дну. А дома меня ждала Любаша. Все, как обычно.
Любаша сидела перед телевизором. Происходящее на экране настолько захватило ее, что она даже про ужин забыла. Что, в общем-то, было к лучшему – не надеясь на кулинарные способности подруги, я предусмотрительно перекусил по дороге.
– Что новенького? – поинтересовался я. Так, между прочим.
– Да тут один, – Любаша заглянула в блокнот, лежавший рядом с ней на диване, – депутат битый час возмущался из-за того, что его во Францию не пустили.
– Почему?
Я тоже сел на диван, кинул руки на спинку.
По телевизору шла реклама надувного дома.
– Тот, что депутатом себя называет, говорит, что он государственное лицо и во Францию едет не по своей прихоти, а исключительно по государственным интересам. Французы же утверждают, что знать не знают, о чем он толкует, понятия не имеют, кто он такой, а потому требуют, чтобы он оформил визу в общем порядке.
Так, значит, это уже и до Европы докатилось. Интересно, они там у себя только наших деятелей не признают или и своих тоже?
– Еще мужик, весь какой-то помятый и одетый небрежно, выпучив глаза, уверял всех, что он мэр, – продолжала Любаша, сверяя терминологию с записями в блокноте. – Говорил, что раз уж мы все его избрали, то и уважать должны.
– За что уважать-то? – спросил я машинально.
– Ну, он много чего перечислил, – Любаша снова заглянула в блокнот. – Только, по-моему, врал он безбожно – одному человеку такое не под силу.
– А как президент?
– Ну, он тоже несколько растерян. Когда прилетел в Москву, его никто, кроме жены, встречать не пришел. И даже машину, чтобы отвезти в Кремль, не прислали.
– А почему в Кремль? – удивился я.
– Он там работает.
– Серьезно?
– Да.
– Там же одни музеи.
– Концертный зал еще есть, – напомнила Любаша.
– Верно, – согласился я. – Но президент, он же…
Я задумался, не закончив начатую фразу. Помнится, я где-то слышал, что президент – лицо публичное. Публичность, как я понимаю, означает необходимость периодически появляться на публике. Так, может быть, президент – это наша самая яркая эстрадная звезда? Мастер разговорного жанра?
– Тут любопытная передачка была, – сказала Любаша. – К людям подходили на улице и показывали им разные фотографии.
– Что за фотографии?
– Говорили, что известные люди – государственные деятели. Но никто никого не узнал. То есть называли разные имена, да все не те. А к концу передачи ведущий уже и сам не помнил, что за люди на фотографиях у него в руках.
Ситуация вокруг так называемых политиков и государственных деятелей развивалась с невероятной быстротой. Ради красного словца можно было бы даже сказать «с катастрофической стремительностью», да только никакого ощущения грядущей катастрофы не было. Ни у кого. Абсолютно. Все шло своим чередом.
Сначала из сетки телепередач исчезло значительное число общественно-политических программ. Поскольку программы эти мало кто смотрел, а вместо них стали показывать научно-популярные фильмы про жизнь дикой природы и дальние страны, недовольных не было. Затем закрылся целый ряд печатных изданий соответствующей направленности. Люди перестали покупать газеты, потому что не понимали, о чем в них пишут. Да и сами журналисты, похоже было, уже на автомате использовали стандартные словесные конструкции, не зная толком, к чему их пристроить.
Спустя неделю на улицах стали появляться странные люди. Все они были уже немолоды, одеты в некогда дорогие, но теперь имеющие совершенно непрезентабельный вид, затасканные, рваные и грязные костюмы. Также отличительной особенностью этих невесть откуда появившихся людей была четырех-пятидневная щетина на лице, всклокоченные волосы и совершенно безумный – но у каждого безумный по-своему – взгляд. А еще от них дурно пахло. Не как от бездомных бродяг, а как-то совершенно особенно, еще противнее. Особенно много их было в районе Тверской улицы. Хватая за руки прохожих, они называли себя народными избранниками, в доказательство чего показывали однотипные значки на лацканах пиджаков и красные книжечки удостоверений. При этом они требовали денег и уважения к себе. В первую очередь – денег. Отдельные, совсем тугие на голову особи заявляли, что их должны накормить в ресторане, а потом на машине отвезти на дачу.
Напуганные этими приставаниями, добропорядочные граждане обращались за помощью к не так давно появившимся на улицах очень вежливым и исполнительным полицейским, пришедшим на смену тем, кто был до них, тоже имевшим отношение к каким-то государственным органам с названием, за ненадобностью моментально вылетевшим у всех из головы. Полицейские быстро навели на улицах порядок, препроводив так называемых «народных избранников» в подмосковный пансионат для душевнобольных, который почему-то окрестили «Белым Домом». Там кого только не было – чиновники и министры, пресс-секретари и мэры, губернаторы и особые уполномоченные, генералы и послы. Был даже свой президент. Тот самый. Только про него быстро все забыли. Впрочем, так же, как и про всех остальных.
Когда я смотрел последний репортаж из этой странной психушки, больной, называвший себя премьер-министром, все грозил с экрана пальцем и кричал:
– Вы без нас пропадете! Все пропадете!
И действительно, было поначалу такое опасение – не сможет страна существовать без официальных представителей государственной власти. Оказалось – ничего, нормально, живем даже лучше, чем прежде. Принцип самоорганизующейся структуры оказался намного эффективнее государственной власти. По крайней мере, в этой стране.
А мы с Любашей ждем первенца. Врачи обещают мальчика. И станет жить этот мальчик в мире, в котором не будет ничего из того, что когда-то знали, но благополучно забыли его родители. Я ему уже завидую.
http://lib.rus.ec/b/157461/read
Алексей Крупин
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Понедельник, 16 Июля 2012, 18.08.30 | Сообщение # 191 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Прочитал на одном дыхании, спешу поделиться с вами.....
Якуты,клад, золото, любовь........
Автор: Koluma7
Глава 1 Начало
Внук ворвался в комнату, как маленький вихрь, так неожиданно, что лежащий на диване мужчина едва успел отложить в сторону толстенный том книги, которую он увлеченно до этого читал. Пацанчик обхватил его за шею руками и ткнулся холодным носом в щеку.
- Мы уже нагулялись, дед. Я на санках катался, перевернулся пару раз! А бабуля рядом была, от снега отряхивала, когда он за шиворот попадал, - мальчишка немного картавил, и слова получались «кругленькие», так говорила бабушка.
- Тише, тише, Антошка, не спеши, - мужчина погладил внука по мокрым от пота волосикам, - давай-ка, с чувством, с толком, расскажи, где вы были и что видели.
Мальчик, размахивая руками и чуть подпрыгивая на диване от переполнявших его эмоций, начал говорить о том, как они катались с пацанами на горке. Как падали в сугробы, какой пушистый снег идет на улице и как в него мягко и не больно падать. Совсем, совсем не больно, а очень даже «здоровско», нырять в эти огромные сугробы и барахтаться там.
- А ты вот с нами не пошел, деда, - в голосе внука звучала искренняя детская обида.
- Ты же знаешь, Антошка, что у деда сильно нога болит, долго не погуляешь и за тобой не угонишься. Ты-то вон какой у меня «шустрик». Я вот книжку почитывал, пока вас не было. Самое стариковское, видишь ли, внучек, занятие.
- Ой, дед! Подожди, я что тебе сейчас покажу, - перебил его внук и быстро выскочил из комнаты. Вернулся он почти сразу, пыхтя как паровоз и неся в вытянутых перед собой руках большую книгу. - Смотри, дедуль, какую книжку мне бабушка купила. Толстенная и с картинками!
- Ух ты, красавица-то какая, - удивился дед, - а ну, давай посмотрим. - Он взял книгу, бережно протянутую ему мальчиком. - Ай да бабуля, ай да молодец! - и весело рассмеялся. - Пятилетнему внуку «Робинзона Крузо» в академическом издании с иллюстрациями купила.
- Дед, читать будем? - тормошил его внук.
- Антон, ну ты же у нас и сам отлично читаешь, не ленись.
- Да не ленюсь я, деда, правда, правда, не ленюсь, вот честное-пречестное! Просто ты, когда читаешь, я, дед, ВИЖУ тогда, ну вот, как тебе сказать-то. Как в кино, только лучше. Ну, прочти, а? Мне пацаны сказали - ловкая книжка, там приключения всякие. Дед, а там есть пираты? Как Джек Воробей? Клады там всякие, сокровища, а?
- Обедать думаете, сорванцы? - раздался певучий голос, и в комнату вошла улыбающаяся женщина. Вытирая руки маленьким полотенцем, она договорила: - Борщ с пампушками готов, на столе вас дожидается.
- Идем, Танюшка, идем, - отозвался мужчина. Вставая с дивана, он едва заметно поморщился, но все равно весело подмигнул внуку. - Пойдем, что ли, Антошка, горяченького похлебаем. Борщ с пампушками - это ведь здорово, правда?
- Похлебаем, похлебаем, - запрыгал Антон на одной ноге и стремглав помчался на кухню.
За обедом набегавшегося по улице внука разморило, и его не пришлось уговаривать лечь поспать. Взяв засыпающего Антошку на руки, дед отнес его в детскую и укрыл мягким пледом.
- Джек Воробей, - улыбнулся он, глядя на сладко сопящего внука. - Пойду-ка я, мать, тоже полежу, - шепотом сказал он заглянувшей в комнату жене, - хоть и стыдно мне целый день валяться, но нога что-то совсем покоя не дает в последнее время. Ночь почти не спал, наверное, опять на погоду.
- Иди, иди, я тебе сейчас таблетку дам и чаю с лимоном принесу, - ответила жена.
Через несколько минут она вошла в комнату уже с дымящейся легким парком чашкой чая и увидела, что муж рассматривает купленную ею книгу.
- Не удержалась я, дед, купила, - проговорила она, ставя чай на тумбочку, - понимаю, что Антошке, может, и рановато такую читать, но уж больно красивое издание. Да и книга хорошая, не то что нынешние комиксы. Какой ни возьми - везде супермены кого-то убивают.
- Да, в нашем детстве таких красивых, по-моему, и не было. У меня, помню, в простом зеленом переплете такая была, да еще и на желтой бумаге напечатана. Но я ее все равно до дыр прочитал, - ответил мужчина и взял женщину за руку, - да ведь и о нашей жизни можно, наверное, книгу написать, - он улыбнулся. - Я Робинзон, ты - моя Пятница, и остров необитаемый у нас с тобою был, и дикари за нами по нехоженым местам гонялись, - он прижал ее руку к своей щеке и тихонечко закончил: - Хорошо, что все это у нас с тобой и закончилось хорошо.
- Хорошо, - вслед за ним повторила женщина, - слово-то какое… Хорошо все у нас начиналось, Егор, и закончилось все хорошо. - Она взъерошила ему волосы на голове. - Пей чай, Робинзон, а я пошла ужин готовить.
Мужчина с нежностью смотрел на выходящую из комнаты жену.
- Моя ты Пятница, солнышко ты мое таежное, - еле слышно прошептал он.
«…Горы синие вокруг, небо синее, даже речка Колыма в синем инее… Вы нам письма пишите, наш адрес здесь - Синегорье. Колымская ГэЭэС…»
Егор приехал на эту всесоюзную комсомольскую стройку из Подмосковья. А песню услышал из радиоприемника по дороге из армии в родные края, на каком-то из вокзалов. И запало в его душу желание поехать и посмотреть на эти синие горы, немного подзаработать и вернуться назад, чтобы устраивать свою дальнейшую жизнь уже «по-взрослому». В армии он служил в небольшой воинской части у самой китайской границы, поэтому умел многое. Вдобавок к водительским правам у него было удостоверение бульдозериста, умел работать на рации. Да, он действительно много чего умел, этот высокий стройный паренек. Так сложилось, что до армии он успел поработать, с учебой не вышло по собственной глупости, но Егор уже об этом не жалел. Вокруг было так много интересного…
В Москве в управлении «ГЭСстроем» он получил командировочные, проездные, билет на самолет до Магадана.
- Там встретят, и вообще, вас полетит, наверное, человек пятнадцать в этот день, так что там не потеряетесь, - улыбнулась ему молодая женщина, выдававшая деньги и документы, и с интересом посмотрела на симпатичного паренька, - самолет завтра утром из Домодедова, электричкой или автобусом можно, на такси дорого, рублей десять сдерут. Есть где переночевать? Если что, у нас гостиница ведомственная тут, неподалеку. На Каширском шоссе, я сейчас тебе адрес на бумажке напишу. А там, если приедешь, покажешь свои документы, тебя накормят, и переночуешь. А хочешь, я вечером тебе Москву покажу? - кокетливо повела она глазками.
Егор задумчиво смотрел на нее, денег в кармане оказалось неожиданно много. Такой суммы он, если честно, и не видел никогда - почти пятьсот рублей. В Москве жила у него тетка и две двоюродные сестренки, так что вопрос жилья его не очень интересовал. А вот сама женщина…
- Ты ведь не москвич, - утвердительно продолжала та, смерив одним взглядом и его простенькую рубаху, и индийские «техасы», как тогда называли это подобие джинсов, - а я сегодня после работы не занята, могла бы показать тебе ГУМ, Красную площадь. Хочешь? Подъезжай сюда к пяти часам, если надумаешь. Увидишь много интересного, - и она многообещающе перевела взгляд на свою пышную грудь.
Родной город Егора находился в полутора часах езды на электричке, и Москву он наверняка знал гораздо лучше нее, но что-то заставило его утвердительно махнуть головой.
- Приеду, жди, - он, махнув в знак прощания рукой, быстро вышел на улицу.
Вокруг него бурлила столица, этот нескончаемый поток людей завораживал, увлекал, хотелось тоже куда-то идти, что-то искать. Мысль о симпатичной секретарше тоже тревожила Егора, это было объяснимо. После армии, вернувшись в родной городок, он, конечно же, хотел скорее встретить девушку, даже, скорее, женщину, это предпочтительней после почти двухлетнего воздержания. И он ее таки встретил. Это была бывшая одноклассница, с которой они когда-то даже целовались на выпускном. Теперь она вышла замуж, родила дочь и сильно располнела. Но встрече с Егором искренне обрадовалась, посидели в парке, и так как ее муж работал где-то вне дома, закончился их вечер в ее супружеской постели. Не сказать, что все было плохо, но вот, как говорил один Егоров сослуживец, одессит, «типичное не то». Очень мешало, что рядом в кроватке спит маленькая дочь Валентины, да и сама она уж больно требовательна и искушена в любви оказалась. Никаких прелюдий, никаких нежных слов, только «вперед». При этом она еще и вела себя как-то странно. Почти по-мужски. Поэтому утром Егор покинул эту гостеприимную квартиру без всякого сожаления и намерения когда-либо повторить этот романтический ужин.
Потом было еще несколько скоротечных встреч, но все это как-то прошло мимо. И вот теперь это. Что подразумевается под экскурсией, он понял сразу, девушкам он нравился, и это, в общем-то, его не удивляло. А тут вообще, завтра отъезд в северную, похоже, глухомань, где горы, и те синие. Это сколько же надо выпить, чтоб даже сопки посинели? Особой романтики от этой поездки он не ждал, знакомые ребята ездили на БАМ и рассказывали, что там творится.
Увидев на углу телефонную будку, Егор решил позвонить знакомому парню, соседу тетки по лестничной клетке. Они дружили когда-то, и Егор даже пару раз выручал Коляна в стычках с местной шпаной. Тот, как говорится, был «маленький, но говнистый», постоянно куда-то влезал, что-то перепродавал и выменивал. Про таких говорили - фарцевал по мелочи. Колян оказался дома и, кажется, обрадовался звонку.
- Подъезжай, Егорыч! - заорал он. - Посидим, у меня пиво чешское есть. Как знал, что пригодится. Давай, шевели копытами, мне скоро уходить.
- Да что-то не хочется, там тетка, а я пока не знаю, буду к ним заходить или нет, тут у меня вроде с чувихой наклевывается, - неожиданно для себя похвастал Егор.
- Да на даче твоя тетушка, вчера еще уехали. Так что не боись, вали прямо ко мне, жду, короче, - и Колян положил трубку.
Времени до пяти часов было навалом, и Егор решительно спустился в метро. Подойдя к двери, он услышал, что в квартире громко играет музыка, пел кто-то из итальянцев, Егор пока не различал их. Коля открыл сразу. Весело ахая и пританцовывая, он потащил Егора на кухню. Там уже сидел какой-то парень, стояло несколько бутылок пива - странные, маленькие, с длинным горлышком и красивыми яркими этикетками.
- Знакомьтесь, это мой старый кореш Егор, а это мой одногруппник Тимоха. Я ж учусь теперь, Егорыч. В МАИ, мамка засунула, планеры строить будем, в космос полетим, - ржал он. - Знаешь гостиницу «Космос» на ВДНХ, слетаем?
- Да не, Коль, спасибо, я завтра по- настоящему улетаю, так что, извини, я ненадолго, мне к пяти надо на встречу.
- Улетаешь? - выпучил глаза Николай. - Нифигассе, тока портянки размотал, и снова из дома. Куда это ты, солдатик?
- На Колыму, браток, на Колыму, - торжественно улыбнулся Егор, ожидая восхищенных ахов.
- Сам, что ли? Не по этапу? Добровольно туда, с вещами? - заржал Колька. - Ты че, Егор, комсомолец, что ли? Это же лагерь сплошной, там урка на урке сидит и уркой погоняет. Тебя в армии твоей снарядом никаким по голове не било?
- Да нет, Колька, не в том дело. Заработать там можно, а у меня, сам знаешь, мать и сестренка. Надеяться не на кого, малую еще выучить и - замуж. Короче, решил я так. Все, не обсуждаем. Давай посидим чуток, да я пойду.
- Заработать и в Москве можно, Егорка. Мы что, плохо живем? - он обвел руками стол.
На подоконнике громко исторгал ритмичную мелодию маленький кассетный магнитофон.
- Че, Тимоха, - обратился он к молча сидевшему невысокому парню, - возьмем солдатика в дело?
Тот неопределенно пожал плечами и ответил:
- А почему нет? Если «тяма» есть, пусть крутится с нами, лоб-то вон какой здоровущий, пригодится жути нагнать. Да и прописку у тетки сделает, менты цеплять не будут.
- Нет, ребята, спасибо, но я решил съездить, посмотреть, интересно все же.
- Ну и ладно, - не стал уговаривать Колян, - давай по пивасику вжарим.
Потом они просто сидели на кухне, пили пиво и болтали. Как понял Егор, дела у них были уже посерьезнее сигарет и жвачки. Тут ему, можно сказать, повезло. Подвыпивший Колян «по дружбе», всего за сто восемьдесят рублей, продал Егору джинсы «Borman» и такую же, но уже ношеную свою рубаху. Переоделся Егор прямо там, в квартире Коляна. Взглянул на себя в большое зеркало в прихожей и не узнал. Модный высокий парень с чуть пьяно прищуренными глазами.
- Класс! - восхитились и пацаны. - Даст тебе сегодня твоя чувиха, верняк!
- Ну, че, пацаны, пошел я, время уже, - сказал Егор.
- Погоди-ка, на шарманку, утром занесешь, охмуряй свою герлу. Вот пара кассет, тут Тото Кутуньо и еще «Липс», телки, классно поют, - изрядно пьяный Колек всучил ему тот самый маленький магнитофон. - Красную кнопку не жми, запись, а если так, то он на встроенный микрофон пишет, можешь ахи своей подруги записать, послушаем, какой ты боец.
Спорить с пьяным бесполезно - эту истину Егор уже усвоил, поэтому, вскинув свою спортивную сумку на плечо, он молча взял невесомый магнитофон и две компакт-кассеты.
К месту встречи он успел вовремя. Выходящая из высоких дверей молодая женщина не сразу узнала в этом стильном парне утреннего завербованного.
- Ну вот, пришел, как обещал. Меня Егором зовут, помнишь?
- Ирина, - представилась девушка.- Ну что, куда мы пойдем, что хочешь посмотреть?
- А пойдем, Иринка, в «Бирюсу» на Арбате, посидим, там ансамбль хороший, - улыбнулся Егор. - Что мы на площади этой Красной не видели-то?
- Так ты москвич? - удивленно спросила Ирина.
- Да нет, - махнул рукой Егор, - но кое-что тут знаю.
Потом был неплохой долгий вечер в кафе. Они танцевали. Не москвичкой оказалась сама Ирина, она приехала в Москву откуда-то с Украины, жила в том самом общежитии на Каширке. Туда они и отправились вечером. Вот тут уже была НОЧЬ! Ирина оказалась весьма темпераментной и опытной женщиной. Она вытворяла такое… (Егор потом, спустя какое-то время, порой даже не верил, что все это было.) Даже когда Ира заснула, он продолжал гладить, мять и тискать ее податливое нежное тело. Забылся Егор ненадолго, когда за окном уже забрезжил рассвет. Растолкала его Ирина:
- Скоро восемь, тебе пора, самолет в 13 часов, давай еще разок, «на дорожку», - призывно потянула она его на себя.
Выйдя из гостиницы, Егор поймал такси, нужно было еще завезти магнитофон Николаю. У подъезда дома он увидел выходящего оттуда их соседа, тоже Николая.
- Дядь Коль, а Колян дома, не знаешь? - громко окликнул его Егор.
Тот, вглядевшись, спросил:
- Егор, ты, что ли?
- Ну да, дядь Коль, вот уезжаю, надо Коляну кое-что передать.
- Иди-ка сюда, - схватив за рукав рубахи, мужчина потащил Егора прочь от подъезда.
- Да ты что, - попытался вырваться парень, - с дуба рухнул? Куда волочешь?
- Цыц! Не базарь, пошли, арестовали сейчас твоего дружка и с ним еще кого-то, меня понятым брали, обыск у них идет, я еле отвертелся. Дергай отсюда, и побыстрее. Понял?
- Как же так, мне ему вот отдать надо, - Егор помахал магнитофоном.
- Лет через несколько и отдашь. Сказал же, арестовали его, сейчас ему только лишних проблем и не хватает. Вы же друзья, вот пусть этот приемник у тебя и побудет.
- Да это магнитофон, дядь Коль, японский, видишь, какой махонький, а настоящий.
- Да по мне хоть керогаз, иди отсюда, сказал! - мужчина, сильно толкнув Егора в плечо, отправился обратно к дому.
В Домодедово Егор поехал на такси, обошлось ему это всего в семь рублей, и всю дорогу в машине он изучал так неожиданно свалившийся на него музыкальный прибор. Таксист, завистливо глянув, сказал:
- «SONY», видел, такой в комиссионке полтыщщи стоит.
- Пятьсот рублей? - не поверил Егор. - Да не может же быть!
- Че не может-то? А ты где его взял? - подозрительно глянул на него водитель.
- Да не мой это, друг дал на время, - ответил Егор
- Обалденно, видать, богатый дружок у тебя, такие вещи раздавать. Не продаешь? - вдруг заинтересованно спросил таксист. – Пятьсот, конечно, не дам, но рублей триста, думаю, он стоит. Старенький ведь уже, не новый.
- Не, дядя, остынь, мне его вернуть надо, я же не «крыса».
Посмотрев на спортивную фигуру парня, таксист промолчал, да и приехали они уже.
В порту Егор быстро заметил группу молодых ребят, большинство из которых были одеты в брезентовые куртки тогдашних стройотрядов. Подойдя ближе, он услышал гитарные аккорды и знакомые слова: «…даже речка Колыма…».
- Вы на ГЭС? - спросил он стоящего с краю крепыша, самозабвенно подпевающего солисту.
- А что, не видно? - тот повернулся спиной.
На спине его брезентовой «энцефалитки» был яркий трафарет: солнце, встающее из-за синих сопок, и створ плотины с хлещущим из него потоком воды. Полукругом шла крупная надпись «КОЛЫМА-ГЭССТРОЙ -76».
Всего в Домодедово их в тот день собралось 13 человек. Вот так и началась дорога Егора на северА…
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Понедельник, 16 Июля 2012, 18.09.07 | Сообщение # 192 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Глава 2 Дорога
Уже в самолете кто-то из толпы внезапно заметил:
- Мужики, а ведь нас «чертова дюжина»! Предлагаю это отметить.
Спиртного в самолетах тогда не разносили, поэтому все дружно попросили бортпроводницу принести им лимонад. Та сначала не понимала, с чего вдруг полсалона одновременно захотели пить, но когда ей объяснили, рассмеялась и принесла ровно тринадцать бутылок «Буратино». Вот именно так и сложилось их братство, порой в жизни случается и такое. И в дальнейшем, уже на стройке, они старались не терять друг друга из вида. За время полета, благо он продолжался девять часов, все успели перезнакомиться, поговорить и даже выспаться. Самой животрепещущей темой было то, что они летят в будущее и в Магадан прилетают в 6 утра местного времени.
Сразу на выходе из зоны прилета Егор увидел мужчину, стоящего возле плаката с надписью «Синегорье».
- Нам сюда, парни, - махнул он рукой и, подойдя, спросил: - Вы встречаете строителей из Москвы?
- На улице справа от выхода стоит красный автобус, идите туда, ребята. Через час будет борт из Хабаровска, там еще тридцать человек, вот все вместе и поедем. Покурите пока, посмотрите, только не разбегайтесь, ждать не будем. Тебя как зовут? - мужчина посмотрел на Егора, тот представился. - Будешь старшим. Буфет налево в здании, в общем, разберетесь, и чтоб никакого спиртного! Можете взять в ресторане винца, отметить приезд, но чтоб тихо у меня. Иначе сам лично в плотину замурую! Я ж бригадир бетонщиков, зовут Николай. Короче, свободны до прилета Хабаровского рейса, слушайте объявления.
Ребята, конечно, сразу отправились именно в ресторан, который находился на втором этаже здания аэровокзала. По обоюдной договоренности был куплен ящик сухого вина «Монастырская изба». Выйдя на улицу, они сразу же заметили красный, сильно запыленный автобус, к которому дружно и направились, не забывая посматривать по сторонам. Раннее утро на Колыме было довольно прохладным, да и смотреть особенно было не на что - небольшая привокзальная площадь, самолет, стоящий на постаменте, и кусочек тайги правее здания аэровокзала. Поэтому они с удовольствием залезли в теплый салон и, прихлебывая винцо, принялись ждать.
Как и обещал Николай, через час народу прибавилось, автобус был почти полон, и Егор сразу же заметил среди новоприбывших стайку из пяти девушек. Им галантно уступили передние места, и автобус тронулся в путь. Дорога предстояла длинная, как сказал Николай, ехать им не меньше восьми часов, останавливаться будут в придорожных столовых и «по мере надобности», в салоне не курить и не буянить, водку в открытую не пить, к девушкам не приставать. Это все. Иначе…
- Замурую! - дружно гаркнула «дюжина».
- Верно усвоили, - заметил Николай, - поехали.
Буквально через десять минут после отъезда автобус ехал уже по той самой знаменитой Колымской трассе, и вокруг была самая настоящая тайга. Даже не верилось, что совсем рядом есть другая жизнь. Лес плотно прилегал к дороге, хмурые сопки, осыпи на них, стремительные речки, и ручьи с правой стороны движения. Гомон как-то сам собой стих, все смотрели в окна. Такая тревожная, суровая красота завораживала и немного пугала молодежь. Так они ехали около часа, по сути, не видя ничего, кроме обступающей их тайги и сопок. Единственным оживлением было огромное количество тяжелых грузовых машин – «МАЗы», «КРАЗы», «Татры» и невиданные в ту пору на «материке» «Магирусы». Вот по этому оживленному движению было понятно, что жизнь здесь есть, жизнь интересная и, судя по всему, нелегкая. Первая остановка была в поселке с легким названием Палатка. Возле одноэтажной, выкрашенной зеленой краской трассовской столовой стояло множество машин.
- Не волнуйтесь, это не все перекусывают, тут автобаза, вот она, рядом, - сказал им водитель, открывая дверь.
Есть еще никто не хотел, поэтому, просто перекурив, они снова отправились в путь. Ехали действительно долго, поэтому описывать весь маршрут просто ни к чему. Вот только если рассказать о перевале Яблоневом, ведь это был первый Колымский перевал, который ребята увидели.
После столовой все потихоньку начали подремывать. В принципе, человек привыкает ко всему, и бескрайние просторы тайги уже не сильно радовали глаз. Вино тоже заканчивалось, поэтому, кто как мог, поуютнее устраивались в креслах и старались уснуть. Скоро уже сутки как ребята были в дороге. Егор сидел в середине салона у окна, все из их «чертовой дюжины» расположились вокруг. Рядом сидел тот самый крепыш в красиво разрисованной робе, его звали Сашкой.
- Слышь, Егор, - толкнул он друга в бок, - а пожевать у тебя ничего нет? В столовке только салат взял, а теперь что-то скучно, а когда скучно, я всегда ем почему-то.
- В сумке возьми, - кивнул головой на свой багаж Егор, - там мамка с сестренкой в дорогу собирали. Пирожки, булочки, я и не трогал ничего. Ешь, конечно, что добру пропадать.
- Ага, братан, спасибо, - Сашок зашуршал бумагой. - Ого! Сколько всего, - он вытащил здоровенный батон, - нифигассе, твои девчонки какие пирожки мастырят. А с чем они?
- А ты ешь, Санек, дойдешь до начинки, узнаешь, - Егор снова повернулся к окну.
Спустя несколько минут снова раздался голос Сашка:
- Егор, я ем, ем, а начинки пока нет. С чем пирожок-то?
- А ее еще долго не будет, - не поворачивая головы, лениво отозвался тот.
- Почему? - удивился Сашка.
- Судя по всему, ты простой батон ухватил, понимаю, он крупнее.
Салон вздрогнул от хохота, оказывается, в тишине этот диалог слышали почти все.
Так прошло часа полтора, и вот автобус остановился. Заглушив двигатель, водитель повернулся к Николаю, сидевшему на переднем сиденье рядом с ним, и что-то сказал.
- Так, орлы! - произнес Николай, потом посмотрел на притихших девчонок и продолжил: - И другие мелкие пташки. Мы подъехали к перевалу, сейчас будет подъем по серпантину, до самой вершины остановок не будет, поэтому - перекур и ну, это самое, «оправка». Девочки налево, мальчики направо, и чтоб у меня без пошлостей, а иначе… - он выжидательно замолчал.
- В бетон! - уже слаженно гаркнула «дюжина».
Спрятав улыбку, Николай сказал:
- Смотри-ка, впервые таких смышленых везу. Прямо готовая команда, хоть на плотину бери.
Тут возникло одно непредвиденное затруднение. Автобус стоял, прижавшись к осыпи, с другой стороны была широкая долина какой-то речушки. Ребята впервые увидели этот пейзаж. «Лунный» ландшафт речки, по которой прошли добытчики. Вся пойма была выскреблена бульдозерами, оживляли ее только терриконы отвалов пустой породы. Поэтому налево, для девочек, означало идти почти километр до ближайших кустиков.
- Так, мужики, - из кабины выпрыгнул шофер, - зашли за автобус и курим. А вы, девчата, не бойтесь, с дороги не видно, спускайтесь в кювет.
Егор стоял почти у самого конца автобуса, от распаленного двигателя ощутимо пыхало жаром, и он невольно сдвинулся еще дальше. Ему были видны смешно торчащие из кювета головы девчат, которые крутили ими по сторонам. Увидев Егора, они хором завизжали, тот поспешно спрятался обратно.
- Ну, вот смотрите, это первый крупный перевал на нашем пути, - сказал водитель, и они тронулись.
Дорога причудливой лентой петляла по сопке, машину то прижимало к самому боку горы, то, наоборот, она шла почти по краю дороги, и поднимаясь все выше, пропадающая внизу речка становилась все меньше. Разговоры притихли, лишь иногда тихонько ойкали девчонки. Миновав очередной поворот, автобус почти по прямой стал, натужно ревя, подниматься к вершине. У Егора даже заложило в ушах, как в самолете при наборе высоты. Теперь все видели, как далеко внизу, изгибаясь гигантской саблей, вниз по долине уходила река. Вид был изумительно красив.
Наконец они поднялись на перевал и встали на «пятаке», так называли специальные площадки вдоль трассы, где можно было постоять, не мешая движению.
- Выйдем, ребята, я вам покажу памятник, - сказал Николай, - у кого есть фотики, можете взять. Это память.
Все дружно выбрались из салона. Красиво было вокруг, но как-то дико, пустынно и безжизненно. Вершина сопки - с правой стороны, на самой верхушке стоял четырехгранный бетонный обелиск.
- Ну вот, мужики, я пока тут новичков водил, сам почти гидом стал, - продолжил Николай. - Это памятник начальнику связи «Дальстроя» Макееву.
Начальник по тем временам большой, но вот в пургу оборвало связь, и он САМ пошел по линии, нашел обрыв, соединил, а вот обратно выйти уже не смог, замерз. Было это, по-моему, в 1932 году, в апреле месяце. Такие вот были здесь мужики, - задумчиво закончил он.
Все молча стояли и смотрели, некоторые щелкали фотоаппаратами.
- А почему Яблоневый-то, дядь Коль? - спросил чей-то девичий голос. - Яблоки, что ли, здесь тоже растут?
- Дядя… Ну-ну, приедем на стройку, посмотрим, кто дядя, а кто тетя, я еще и холост к тому же, - залихвастски подмигнул он девчатам, - а Яблоневый, - улыбка сбежала с его лица, - по-юкагирски это вроде, старое название. А у них «яблон» означает путь, дорога, след, но в то- же время и смерть, гибель. Выбирайте. Вот так-то. Ладно, покурили, и в путь…
В Синегорье они приехали уже к вечеру, все изрядно устали, поэтому Егор как-то смутно ощутил все величие и масштаб строительства. Автобус подошел к конторе, Николай быстро сбегал туда, и, выйдя обратно, повел всех в пятиэтажное здание, оказавшееся общежитием.
- Значит, так, пока все мальчики - в спортзал, там раскладушки и матрасы, девочки - за мной, я вам комнату покажу. Туалет и умывальник дальше по коридору. Разберетесь, отдыхайте. Завтра к восьми утра все в контору, будут распределять. Ты по-прежнему тут старший, Егор. Смотрите, сами уже знаете про бетон, - он улыбнулся и увел девчат вверх по лестнице.
Утром общага просыпалась рано. Егор сквозь сон услышал гул голосов и шаги, и сразу же, еще по армейской привычке, быстро поднялся. Большинство ребят еще сладко дрыхли.
- Па-а-адъем!!! - страшным «командирским» голосом рявкнул Егор.
Все зашевелились и начали подниматься.
- Ну, че орешь-то, в натуре, что ль, командир? Выслужиться решил?
Это произнес один из хабаровчан, тоже высокий, спортивного сложения паренек, с блатной челкой над прищуренным глазом.
- Смотри, земляк, в «бугры» влезешь - всю жизнь замаранный. Это у нас тут так, на Севере, «по понятиям». Или ты реально «комсюк»? - он нагло смотрел Егору прямо в глаза.
- К восьми в контору, время семь, пора собираться, - миролюбиво ответил Егор.
- Ну че, кому пора - это мы уж как-нить без сопливых, усек? Надо будет начальству, подождут, чай, не старые времена, да и не шестерить мы сюда приехали, осмотреться надо, с людьми побазарить, че почем, а ты тут глотку дерешь со сранья. Смотри, земляк, глаз высосу!
Это он говорил, угрожающе надвигаясь на Егора. Все находящиеся в спортзале притихли, хабаровчане заинтересованно наблюдали. Очевидно, уже знали способности своего предводителя, «чертова дюжина» потихоньку подтягивалась к месту стычки. Все это краем глаза успел заметить Егор.
- «Базар» тебе нужен? - миролюбиво спросил он у парня. - Ну, пойдем, выйдем, поговорим.
- А че выходить-то, я тя и здесь порву, - в сжатом кулаке парня щелкнуло и вырвалось на волю холодно блестевшее жало ножа.
- Ну ты ваще даешь, парень, ты что, кулаками никак, только с пиковиной? - делая испуганное лицо, отступил на шаг назад Егор.
- Вот то-то, заиграло уже? А то корчишь тут из себя. Вали, короче, к своим гвардейцам, это наша командировка, и мы будем решать - когда, что, где и как. Вкурил, москвич? - презрительно произнес нападавший.
Егор видел, как испуганно моргал Сашок, и лишь один парень, которого звали Жекой, упрямо пробивался ближе к Егору, и за ним группкой двигались еще человек семь из «дюжины».
- Стойте, пацаны, не надо, все путем, - успокаивающе кивнул им Егор и, повернувшись к сопернику, сказал: - Значит, из бандитов, говоришь? Ваша командировка… И много вас тут таких, командированных, с перьями?
- Ты че, еще и вякать будешь? - удивленно спросил «победитель».
- Да нет, ты что, я просто так, типа вот так, - и неожиданно крутанувшись на опорной ноге, Егор высоко подпрыгнул вверх. Заканчивая оборот, он резко выбросил сжатую в колене ногу и буквально снес ударом в голову стоящего перед ним урку. Тот рухнул, как подрубленный, нож, звякнув об пол, отлетел куда-то в сторону.
В зале в нескольких местах вспыхнула потасовка, но, на удивление слаженно, «дюжина» быстро успокоила вставших было на защиту своего главаря парней из Хабаровска. Да и дружбы особой у тех не было, как, вероятно, не было и особой охоты рисковать после увиденного ими неожиданного приема, так легко и красиво выполненного Егором.
- Значит так, «командировашные», кто там у вас кто, решайте сами, хотите жить по блатным законам - живите, но перья всем сдать, тут «базара» не будет. Узнаю, кто заначил - повторю, - Егор кивнул на лежащего до сих пор «в отключке» парня.
Порядок был восстановлен, все потянулись в умывальник. Сашка, присев на корточки рядом с Егором, спросил:
- А где ты так «махаться» научился, это что было, дзюдо?
- Да нет, - отмахнулся Егор, - само как-то получилось.
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Понедельник, 16 Июля 2012, 18.09.43 | Сообщение # 193 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Глава 3 Любовь
Он не хотел рассказывать о том, что, служа на границе, как-то в очередном «самоходе» познакомился с обрусевшим китайцем. В той маленькой деревушке его звали Ван. И он поразил Егора тем, что, несмотря на возраст, как-то легко и без усилий выполнял всю трудную работу, будучи одновременно и совхозным конюхом, и грузчиком в поселковом магазине. Щупленький дядюшка Ван играючи таскал 80-килограммовые мешки с мукой. Тогда, глядя на это, Егор сначала не поверил своим глазам. Худенький пожилой мужчина, больше похожий на подростка, потому что и ростом-то был чуть выше этого самого мешка, легко, без видимых усилий, забрасывал его себе на плечо и, мелко семеня, скрывался в распахнутой двери магазинной подсобки.
- Помочь вам? - неожиданно даже для себя самого вдруг спросил Егор.
- А что, и помоги, сынок, - радушно ответил китаец и, поманив его рукой, взгромоздил на плечо Егора мешок с мукой.
Парня прижало огромной тяжестью, ноги подкосились и неприятно заныли. Мелко перебирая ногами, Егор потащил мешок. Он чуть не промазал мимо двери, так его занесло в сторону. Скинув с плеч тяжесть, тяжело выдохнул. В это время мимо него с двумя (!) мешками на плечах резво пронесся китаец. У Егора от удивления наступил ступор. Так не бывает! Вана практически не было видно, казалось, мешки шли сами, на своих ногах. Скинув их в кучу, Ван повернул свое даже не вспотевшее лицо к Егору:
- Ну, вот и все, спасибо за помощь.
Говорил он по-русски чисто, правильно, только слегка как-то пришепетывая согласные. Так они познакомились.
Потом Егор уже целенаправленно убегал в гости именно к этому человеку. Ван показал ему несколько упражнений из невиданных тогда в нашей стране восточных единоборств. Причем он сразу сказал, что этим нужно заниматься всю жизнь, а Егор уже стар, чтобы достичь чего-то выдающегося, но пару-тройку приемов вполне в состоянии освоить, а также обязательно следует выполнять все упражнения с нагрузкой, растяжкой и дыханием.
Все это вспомнилось Егору сразу, и он не стал ничего объяснять Сашке. Лишь пожал плечами и сказал: «Само как-то получилось…»
После этого случая все, кто был в курсе инцидента, стали относиться к Егору с уважением и даже некой опаской. Но конфликтов с хабаровчанами больше не возникало. Да и «чертова дюжина» стала пользоваться авторитетом, тем более что ребята продолжали держаться вместе. На распределении Егор и тот самый храбрый крепыш Жека были направлены на автобазу, так как у обоих имелись права водителя. А остальных ребят все-таки забрал к себе на плотину Николай, но жить они остались в том самом общежитии.
Работа Егору понравилась тем, что на автобазе была в основном молодежь, как, впрочем, почти везде в этом поселке. Поначалу ему дали старенький «ЗИЛ-157», так называемую хозяйку. Егор, неделю провозившись с ним, сумел как-то все наладить. Не то чтобы он был большим спецом, просто отнесся к этому с ответственностью, а так как на базе были и электрики, и механики, и слесари, то дело пошло. Больше всего народу нравилось, что из кабины Егорова драндулета постоянно раздавалась музыка, японская техника работала исправно…
Осень проскочила быстро, в начале сентября выпал первый снег, темп работ слегка замедлился. Все перестраивались на зиму, поэтому личного времени стало побольше. Кстати, одним из первых зданий, возведенных в поселке, был просторный, современный и красивый Дворец культуры. Там каждый вечер устраивали танцы, играл хороший ансамбль, в буфете всегда было свежее пиво. Фильмы там тоже шли постоянно, так что молодежь все время крутилась возле клуба, это был своего рода центр поселковой жизни. И в один из осенних вечеров именно в этом клубе произошла ВСТРЕЧА.
Егор, как обычно после работы, переоделся, помылся и, дождавшись нескольких человек из «дюжины», отправился в клуб. Сразу можно сказать, что во встрече Егора и Тани не было ничего авантюрно-романтичного, никаких хулиганов, сломанных носов и спасений красавицы. Почему-то, только войдя в зал, он сразу же обратил внимание на стоящих у первой колонны двух девушек, не потому, что они были изумительно красивы или привлекали взгляд нарядами, просто вот посмотрел - и все.
Одна из них была чуть полновата, но ярко, по моде того времени накрашена, вторая стояла, опустив глаза, и, похоже, о чем-то думала. Одетая в простенькую плиссированную юбку и кофту с жабо, вторая девушка, тем не менее, выделялась на фоне остальных принаряженных представительниц слабого пола, которых, кстати, было здесь немного. Стройка хоть и комсомольская, молодежная, но ребят было подавляющее большинство. Вот тут, уже на глазах Егора, к девушкам подходили парни, приглашая на танец, но постоянно получали отказ. Причем было видно, что пухленькая совсем не против поскакать в кругу парней, но, глядя на отрешенную подругу, тоже независимо передергивала плечиком и отрицательно качала головой. Егор все это отметил для себя, как-то отложилось, и потому спустя полчаса он снова вышел на то место, откуда наблюдал за девушками.
Грустная красавица стояла уже одна, очевидно, подруга не смогла устоять перед очередным поклонником. Как на заказ, музыканты начали исполнять «Естэдэй», это была любимая «битловская» вещь Егора, и он рискнул. Подойдя к девушке, он слегка склонил голову к плечу и, отчаянно смущаясь, пригласил ее на танец. Та подняла на него взгляд и задумчиво посмотрела.
- Битлы, моя любимая песня, если можно, потанцуй со мной, - сказал Егор.
- Знаешь, а мне она тоже очень нравится, и еще - «Мишель», - внезапно улыбнулась она.
И именно в эту секунду, именно в эту улыбку Егор и влюбился. Сразу. Окончательно и навсегда. Девушка подала ему руку.
- Егор, - представился он.
- Таня, - снова улыбнулась она.
Потом они танцевали. Да что там, танцевали. Егор был небольшой мастак, да этого и не требовалось, главное в «медляке», это то, чтобы ты обнимал партнершу! Вот ЭТО было самое главное! После первого танца последовал второй, Егор не слышал музыки, он только чувствовал это тоненькое гибкое тело в своих ладонях. Он что-то говорил, Таня отвечала, но запомнить или понять, о чем шла речь, не мог, он просто слушал голос. В себя его привел звонкий смех, Таня хохотала.
- Слушай, Егор, ты уже пятый раз говоришь мне, что работаешь шофером и живешь в новой пятиэтажке. Я, конечно, женщина, но уже сумела это запомнить.
- Да? Ой, прости, Таня, я сам не понимаю, что со мной, разболтался тут. Наверное, это потому, что я боюсь оттоптать тебе ноги, я ведь такой неуклюжий в этих танцульках.
- Ну, хочешь, пойдем, посидим в фойе? Все равно Анька где-то запропала, а мне ее ждать.
Они вышли в фойе и устроились в удобных креслицах, стоящих вдоль стены. Там, уже успокоившись, Егор вкратце рассказал о себе. Как оказалось, Таня была почти его землячкой, жила на окраине Москвы (в те годы еще были такие районы, которые неизвестно к чему и относились), училась на экономиста… Как-то отчаянно тряхнув головой и прищурившись, девушка призналась, что «сама сбежала оттуда, потому что ей не повезло в любви». Егор удивленно присвистнул, и тут же, спохватившись, извинился.
- Да ничего, - улыбнулась Таня. - Я здесь в конторе в бухгалтерии работаю, взяли, все-таки третий курс…
- Ну, а я… - начал Егор.
- «Работаю водителем на автобазе, пока на «хозяйке», но скоро придут «КАМАЗы», мне завгар обещал…», - снова с улыбкой продолжила Таня.
Егор покраснел и совсем растерялся. Но потом как-то разговорился. Да и невозможно было с Таней по-другому. Не то чтобы она была болтушкой, просто каждую тему, каждую фразу она подхватывала и развивала. С ней было легко.
Егор удивился, что так вот просто, без жеманства, Таня рассказала о том, что была влюблена в парня гораздо старше ее. Тот давно окончил институт и работал там же, в аспирантуре. Как-то вскользь пояснила, что этот человек не умел отдавать, он только брал, а это уже не любовь. Таня поняла это почти сразу, но как, наверное, и все девушки, надеялась на то, что рядом с ней изменится ее любимый. Этого не произошло, к тому же, как доверчиво объяснила она, аспирант стал выпивать, да и молоденьких студенток вокруг всегда было достаточно.
- В общем, не срослось, - лихо закончила она свой рассказ.
- А почему ты уехала из дома? Нужно же было, наверное, доучиться? Все- таки девушка, и так далеко.
- А вот как раз потому, что далеко, - снова задорно улыбнувшись, ответила она, - да и подружка моя старинная, мы с пятого класса дружим, тоже решила сюда ехать, говорит - мужа искать, - уже в открытую расхохоталась девушка. - Да вот и она.
В фойе с двумя кавалерами, чинно идущими по обе стороны, выпорхнула та самая полненькая девушка. Анька, как сейчас уже понял Егор. Потом было провожание. Егор с Таней потихоньку шли позади компании, которая образовалась вокруг Ани, и тихонько разговаривали. Говорил теперь в основном Егор, Таня, оказывается, умела и внимательно слушать, так слушать, широко распахнув свои светло-карие глаза, что хотелось говорить, говорить и говорить. Егор и говорил. Как-то незаметно он рассказал ей почти всю свою жизнь. Хотя и рассказывать-то было особо нечего, но его слушали с интересом, и он вспоминал малейшие, порой незначительные детали.
Вот так все и началось. Почти всю зиму они ежедневно встречались, гуляли, ходили в кино, сидели в комнате, то у него, то у нее, когда соседи отсутствовали. Первый поцелуй тоже стал для Егора событием. Он никак не решался. Уже несколько раз вроде и были все предпосылки… Он обнимал Таню за плечи, зарывался лицом в ее длинные русые волосы. Сердце так бухало в груди, что казалось, его слышно и на улице. Они стояли так долго, прижавшись друг к другу. Потом Таня подняла голову и как-то особенно посмотрела ему в глаза. И мир взорвался! Егор коснулся ее губ, это было так… Это так было… Да нет, наверное, слов, чтобы описать, как это было, просто весь мир, вся жизнь, все чувства и помыслы, они были в этих ее мягких и сладких губах. Голова кружилась, слов не было. Был только поцелуй, поцелуй длиною в вечность. Уже и рука Егора робко коснулась Таниной груди, уже ощутила эту упругую мягкость, лихорадочно касаясь ее тут и там… Егор почувствовал жар и влагу, там. Все плыло вокруг него, комната кружилась, время остановилось. Такое случилось впервые за почти четырехмесячное знакомство, и уже отчаянно стучало в висках, уже руки стали тверже и настойчивее... Но тут внезапно Таня, уперев свой маленький кулачок ему в грудь, тихо сказала:
- Егор, не надо, не надо пока. Не обижайся. Пойми, ты мне очень, очень нравишься, но я еще не готова, Егор. Пожалуйста. Пойми.
В течение нескольких секунд девушка думала, что уже все, Егор ее не слышит, или не хочет слышать. Она испуганно попыталась высвободиться из его объятий, но это было равносильно попытке тростинки противостоять урагану. Каменное кольцо его рук не разжималось. В отчаянии девушка стукнула кулаком по этой широкой груди.
- Ну же, Егор, отпусти немедленно!
И сразу же руки ослабли, кольцо разжалось. Виновато улыбаясь и тяжело дыша, Егор смотрел на нее, пытаясь сфокусировать свой поплывший взгляд. Таня присела на кровать. Поспешно поправляла одежду, не глядя на Егора. Тот в растерянности переминался с ноги на ногу, не зная, что сказать.
- Знаешь что, Егор, - отдышавшись и приведя себя в порядок, сказала Таня, - давай поговорим об этом. Ты знаешь, я сама тебе об этом сказала, что у меня уже был мужчина. Так вышло. Тут некого винить и не о чем говорить. Мне хорошо с тобой, ты большой, добрый и какой-то, надежный, что ли, мне все в тебе нравится, Егор.
Заметив, что он снова собирается шагнуть к ней, Таня предупреждающе подняла ладошку:
- Погоди. Так вот, я тоже хочу, чтобы в жизни у нас что-то изменилось. Но мне нужно еще время, Егор, время, чтобы понять. Чтобы решить. Я не хочу больше ошибаться, я хочу на всю жизнь. Егор, понимаешь?
Долго они говорили в тот вечер. Говорили уже обо всем. Делились своими мечтами, планами, и, конечно же, целовались. Но уже по-другому. Егор целовал Таню бережно, нежно и очень часто. И она отвечала ему, отвечала со всей страстью, но граница уже была проложена, чувств это не притупляло, а скорее, наоборот, усиливало. Усиливало предвкушением, ожиданием, ведь уже почти все было сказано.
Теперь они встречались уже не как большинство молодежи, на танцах и в кино. Таня часто приглашала Егора на ужин, она очень вкусно готовила. Егор же старался принести с собой что-нибудь необычное. Так, например, один раз он купил у рыбаков мороженого тайменя, и они попробовали знаменитой строганины. Аня, немного посидев с ними, обычно находила повод оставить их одних. Да и у веселой разбитной девчонки было столько ухажеров, что порой, как она сама, смеясь, говорила, не могла запомнить, как кого зовут.
Зима подходила к концу. Наступали майские праздники. На работе у Егора все ладилось, он получил новенький самосвал «КАМАЗ» и очень этим гордился. Ребята из его «чертовой дюжины» тоже были частыми гостями на их с Таней посиделках. Все знали, что это «его девушка», и Егор спокойно отпускал ее с Аней на танцы, когда сам работал в ночную смену. Один инцидент все же произошел. Как ему потом рассказал Сашка, после танцев девчонок, как обычно, пошли провожать парни. Уже на подходе к общежитию им навстречу попалась группа нетрезвых ребят, основную массу которых составляли все те же «блатные» из Хабаровска. Пьяные парни стали задирать девушек. Сашка и те, кто был с ним, попытались их урезонить, но так как тех было больше, то особого успеха храбрость не имела. Девчонки хотели проскользнуть мимо них в дверь подъезда, но самый здоровенный из хулиганов ухватил за руку Анну и начал целовать. На помощь подруге бросилась Таня, но здоровяк грубо оттолкнул ее и еще сказал, что бл…й он целует в последнюю очередь. На счастье, из подъезда вышла, вероятно, на шум, комендант общежития, и подонки, хоть и были пьяны, ретировались.
Егор, выслушав это, молча оделся и ушел. Зайдя по дороге в комнату девушек, он застал там только Аню. Она тоже рассказала ему об этом случае, добавив, что Таня потом плакала от обиды. Эти ребята своей компанией жили в частном доме, которых много было в старом поселке. Они то ли купили его у кого-то, то ли так заселились в брошенный дом, но факт остается фактом, жили там вольно, никакого надзора.
Об этом случае потом тоже рассказывали по-разному. Когда бледный от ярости Егор вошел во дворик, навстречу ему сразу же попался старый знакомый. Тот самый крепыш, который пытался установить свои порядки в утро приезда. Те, кто это видел, говорили потом, что Егор сразу же как-то по-особому выкрутил ему руку, и тот почти на цыпочках побежал впереди него в дом. Через полчаса Егор вышел оттуда, у дома уже собралось довольно много народа, хотели идти выручать нормального парня, но пока не решались. И вот, выйдя из дома, Егор сказал, чтобы вызвали «Скорую», так как там, похоже, их главарь руку себе сломал.
Никто из хабаровчан не рассказывал потом, как все было, в основном потому, что, по просочившимся слухам, тот самый главарь плакал и просил у Егора прощения. Сам же Егор на все вопросы отвечал, что «нормально все». Таня, узнав об этом, сильно рассердилась, она говорила, что нельзя так наказывать за глупые слова, но Егор отмалчивался и смущенно улыбался. Выйдя из больницы (это было уже позже), блатнюк пообещал обязательно отомстить. Егору это сразу же передали, но он только отмахнулся, сказав: «Собака, которая лает, не кусается».
Так незаметно и наступил Первомай. Начальством была организована маевка, с выездом на природу. Еще лежал снег, было холодно, но на многочисленных кострах ароматно скворчали шашлыки, играла музыка. Магнитофон Егора был востребован. Праздник получился на славу, танцевали, играли, да просто отдыхали после тяжелых, нелегких трудов. «Дюжина», конечно, была тут как тут, поэтому в их компании все было по-домашнему. Татьяна с Анной готовили, ребята понемногу выпивали и мешали им неуклюжими попытками помочь.
Несколько часов пролетели незаметно, пора было возвращаться. К тому времени Егор с Жекой жили в комнате вдвоем, их третий сосед был отправлен в командировку, вернуться из которой он должен был еще не скоро. В автобусе чуть хмельные Егор и Таня сидели на задних сиденьях, крепко обнявшись.
- Пойдем ко мне? Посидим еще, у меня есть бутылочка сухого винца. Как ты, Тань?
- А что, можно! Завтра на работу не надо, выходной, посидим, Егорушка.
Слышавший этот разговор Женька шепнул на ухо Егору:
- Идите, конечно, я тогда у ребят переночую, - и он, подмигнув Егору, тут же пересел на другое место, поближе к «дюжине».
В комнате уже был полумрак, Егор потянулся к выключателю.
- Не надо, Егорка, давай немного посидим так, - сказала Таня, - доставай свое вино.
И вот в этот вечер все и произошло. Забытая бутылка вина сиротливо стояла на столе. А на стоящей у левой стены комнаты кровати жарко сплетались два тела. Это был полет, это были качели, качели, от которых замирает сердце и мягко кружится голова. Егор не смог бы передать свои ощущения словами, да и Таня, наверное, тоже, но это было так приятно, что даже немножечко больно. Егор ощупывал, целовал, изучал каждую клеточку ее тела, а она, расслабленно раскинувшись, только тихонько постанывала. Потом в какой-то момент она вдруг нетерпеливо, как будто решившись, рукой подтолкнула голову Егора, туда. И все продолжилось снова. Полет, неизведанность, счастливый вздох облегчения и крепкие объятия, которые не хотелось разжимать.
Наконец, неохотно встав с кровати, Егор спросил:
- Тань, а мы вино пить будем?
- Вино? - улыбнулась девушка. - А и будем! Наливай!
Губы у Танюшки немного опухли. Но это только подчеркивало ее красоту и женственность, ничем не прикрытая грудь задорно торчала, и вся она матово светилась в сумерках комнаты.
- А что за вино, Егорушка?
- «Хемус», - прочитав этикетку, ответил он, - ребята говорили, хорошее, правда, я не пробовал.
- Конечно, хорошее, Егорка, ведь это наше венчальное вино. Оно не может быть плохим! Отклей этикетку, я сохраню. И еще, вот теперь… Теперь, Егорка, все у нас серьезно, и я говорю тебе ЭТО. Я люблю тебя!
Егор собрался тут что-то сказать, но Таня уже знакомым жестом вскинула ладошку.
- Подожди. Послушай меня, Егор. Для меня все, что случилось, очень серьезно. Я, правда, полюбила тебя, и тут уже ничего не поделать, я хочу сказать только одно. Не обмани меня, любимый, я очень верю тебе и хочу счастья, счастья для нас обоих, я отдам тебе все, Егор, всю себя. Но и ты… Ты должен принадлежать мне. Давай поклянемся в этом друг другу и скрепим наш союз эти прекрасным вином. За нашу любовь, Егорушка!
Егор сидел и молча смотрел на эту самую красивую в мире девушку, девушку, которая принадлежала теперь только ему. Ему одному. Почему-то в эти слова Татьяны он поверил безоговорочно и сразу. Она тормошила его, дурачилась, заставляла пить вино из ее губ, и все это казалось Егору каким-то нереальным праздником. Он никогда не думал, что это так хорошо и весело - сидеть с обнаженной любимой девушкой и иметь возможность в любую минуту обнять и поцеловать ее.
До самого утра они любили друг друга, Татьяна не то чтобы была искусной в этом, просто она не знала запретов, она позволяла и себе, и ему все, что приходило в голову, все, чего хотели их тела, руки и глаза. Это была фантастическая ночь, после которой Егор и стал, наверное, уже окончательно взрослым мужчиной, главой семьи.
Так продолжалось все лето. Егор уже не раз предлагал Татьяне оформить их отношения, да и вся «дюжина» с нетерпением ждала этого, чтобы устроить, как говорил Сашок, «всеплотинный» праздник. Таня сказала, что расписываться разумнее на следующее лето, как раз будет их северный за два года отпуск, и она хочет, чтобы после свадьбы они с Егором поехали вместе, по тем местам, где раньше бывали поодиночке.
- Мы ведь договорились по-честному все. Я - твоя. Ты - мой. Кстати, замдиректора по хозчасти спрашивал, нам с тобой могут выделить отдельную комнату в общежитии, я ведь решила в институте восстановиться, только на заочном. Так что я почти молодой специалист, Егорушка!
Они всегда много разговаривали, Егор знал уже практически всю Танину жизнь, ее привычки и увлечения. Знал ее детство, особенно его восхищали рассказы Тани о детстве. Она, оказывается, росла сорванцом, играла в футбол, в войнушку, с двоюродным братом Вовкой лазала по чужим садам, лихо гоняла на «взрослом» велике. Летом, на каникулах, приезжала к Вовке в гости, и они также устраивали для родителей свой импровизированный концерт. Таня надевала какие-то нарядные вещи из гардероба Вовкиной мамы, закалывая булавками для уменьшения размера, и пела, а брат играл на гитаре. В Танины обязанности входило вовремя играть на ударных, роль которых временно исполняла легкая алюминиевая кастрюля, повешенная на ручку швабры. Да и вообще, брат и сестра были необычайно дружны. Их маленькие школьные секреты бережно хранились ими, и это придавало их детским отношениям еще больше тепла и искренности.
Такая, незнакомая ему Таня очень нравилась Егору! Но доля былой детской бесшабашности порой проскальзывала и теперь, и тогда они срывались на речку с ночевкой или бродили весь день по ручьям, пытаясь найти, как говорила она, «кусочек золота». Егор всегда молча шел рядом с ней и счастливо улыбался, он вспоминал, как недавно сам впервые увидел этот «кусочек». Очень много кусочков. Так начинается следующая глава нашей повести, назовем ее - «КЛАД».
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Понедельник, 16 Июля 2012, 18.10.27 | Сообщение # 194 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Глава 4 Клад
Дело было так. Возвращался Егор как-то после танцев в свою общагу и на углу возле магазина увидел стайку ребят, которые ожесточенно лупили кого-то. Этот «кто-то», сжавшись в комочек и закрыв голову руками, безуспешно пытался отползти в сторону. Прикрикнув на разошедшуюся молодежь и раздав пару подзатыльников для профилактики, Егор помог подняться с земли молоденькому, лет, может, 12-15 (у них не очень-то и поймешь), якутенку. Тот, сдерживая всхлипы, вытирал рукавом сочащуюся из носа кровь и настороженно глядел на Егора.
- Чего не поделили? - хмуро спросил тот.
- Деньги взяли, - плаксивым голосом ответил мальчишка.
- Во как! Что ж ты по ночам с деньгами-то бродишь? - с усмешкой поинтересовался Егор у мальчугана. - Поди, целый рубль отобрали.
- Сто рублей, - неожиданно как-то по-взрослому ответил малец.
- Нифигассе! - присвистнул Егор и быстро оглянулся, но малолетних бандитов уже и след простыл.
- Знаешь кого из них? Где сам-то живешь, далеко? Пойдем, провожу до дому.
- До дому далеко. Я в интернате, в Анадыре на Чукотке, сюда к деду прилетел на лето. Стойбище тут у нас, недалеко от вашей стройки, вверх по Реке (так уважительно называли здесь реку Колыму). Часа четыре идти. Меня Василий зовут, - он так же, по-взрослому, серьезно протянул Егору свою перепачканную в земле и крови ладошку.
- Егор, - пожал тот протянутую ему руку. - Ладно, пошли ко мне, умоешься, почистишься, поговорим. Милицию, наверное, надо вызвать…
- Нет, не надо милиции, дядьки мои ругаться будут, они втайне от деда меня в поселок отправили, за куревом и водкой. Дед не любит, не пьет совсем. Ругать будет, накажет дядьев.
Разговор продолжился в комнате Егора, где сидел уже умытый и опрятный Василий (вот интересно, имена у якутов русские, а даже пацана уважительно зовут Василий, как-то Васькой назвать и в голову не приходит).
- Да, дела… - протянул Егор. - Да кто ж тебе такому мелкому курево и водку бы продал? Что, твоя родня недотумкала? Зря погнали тебя.
- Да нет, продавщица, Николаевна, она знает, дает, даже в долг.
- Ладно, поздно уже, ложись, сейчас я тебе раскладушку поставлю. Утром решим, что нам делать.
Сам Егор лег на кровать, закинул по привычке руки за голову и задумался, нет, не о проблемах пьянства среди местного населения, просто сразу обо всем. Так незаметно и уснул.
Утром, пока Василий еще спал, Егор сходил в гараж и узнал, что его машина будет готова только завтра, и то после обеда, значит, выезжать в ночную смену. По дороге домой он зашел в тот самый магазин, возле которого вчера произошла драка. Посмотрел на дебелую, крашенную перекисью блондинку с золотыми зубами и вспомнил - ее действительно зовут Людмила Николаевна. Егор, недолго думая, купил пять бутылок водки и 30 пачек «Беломора». Зайдя в комнату, он увидел, что Василий уже встал, убрал раскладушку, сидит за столом и прихлебывает чаек. Лицо мальчика было совершенно спокойно, следов вчерашних побоев на смуглом лице не было видно совсем.
- Добрый день, Егор, чай будешь?
«Вот же, прям маленький Будда», - восхитился про себя Егор.
- Короче, так, малец, пьем чай и пойдем, отведу тебя домой. Четыре часа, говоришь? Я сегодня свободен, заодно и погляжу. Олени-то у вас есть? - подмигнул он мальчику. - Я купил водки и папирос, вон в сумке лежат, так что, думаю, не зря ты сходил.
- Спасибо, Егор, дядьки деньги дадут, спасибо скажут, мяса дадут, оленя забьем, - степенно ответил пацан.
- Ишь ты, - рассмеялся Егор, - во как у вас все! Не надо, вырастешь, сам отдашь. - Он наклонился и взъерошил волосы на голове мальчугана. - Ну что, допивай, и в путь.
Шли они, конечно, не четыре часа, а, пожалуй, все шесть. По одной ему видимой тропинке впереди резво шагал Василий, вслед за ним, покуривая, шел Егор. Он не спешил, тропинка шла по правому обрывистому берегу Реки, места здесь были удивительно красивы.
Сама по себе Колыма - река бурная, стремительная, поэтому никаких плесов и заводей, сплошное движение, от которого кружится голова. Такой чистой прозрачной воды в центральных районах России, конечно, не встретить, но было еще во всем этом что-то дикое, первобытное, необузданное. Запах, запах хвойного леса, настоянный на речной прохладе, бесконечные оттенки и переливы зеленого, синего, мельтешение многочисленной мелкой живности. Все это создавало настроение поиска, приключения, желания идти вперед. Идти вот так, прикусив мундштук потухшей папироски в зубах, и, прищурясь, смотреть по сторонам, изредка поправляя сползающую с левого плеча лямку рюкзака. Кое-где в распадках еще лежал ноздреватый смерзшийся снег, но было уже тепло, солнышко отчаянно пригревало, и от этого на душе было радостно.
Пару раз они ненадолго устраивали привал. Вот в это время Егор и узнал, что дед Василия был самым настоящим шаманом, главой их рода, что-то типа старейшины. Стойбища как такового давно уже не было, большинство жили в поселке, не в Синегорье, а в другом. Там был оленеводческий совхоз. А здесь же упрямо жил его дед, да и места для выпаса были хорошие, поэтому почти все время и бригада со стадом кочевала здесь, неподалеку.
- Ну вот, Егор, в том распадке и бригада стоит, спасибо, что довел. Пошли, с дедом познакомлю, водку давай здесь спрячем, он все равно потом узнает, но лучше притырить, - сказал мальчуган.
- Ишь ты, чему вас в интернатах-то учат, «притырить». Ну ладно, давай, тырь, - с улыбкой отозвался Егор.
Потом они спустились в долинку. На берегу маленького, удивительной формы озера стояло несколько палаток и старенькая, но крепкая еще изба. По-другому и не назовешь, именно избушка, даже «фольклорное» ведро, и то было надето на трубу, из которой шел дым.
- Ну, вот и пришли, - сказал мальчишка и шустро припустил к дому.
Егор неторопливо подходил к домику, когда распахнулась обитая старым ватным одеялом входная дверь, и оттуда на приступок вышел маленький, казалось бы, высохший до состояния мумии, старый якут.
- Добрый день, дедушка, - поздоровался с ним Егор.
- Проходи в дом. Чай пить будем, говорить будем, знакомиться будем, - еле заметно кивнул на входную дверь старик. - Петр меня зовут, ты - Егор, знаю, Василий сказал. Проходи, - в этот раз он вроде улыбнулся.
По его невозмутимому, выдубленному морозами и годами лицу ничего невозможно было прочесть. Да и глаза, их почти не видно было, так, прищуренные щелочки, но взгляд был пронзительно острый и какой-то - насквозь. Егор даже поежился.
В избушке было чисто, из мебели только стол и две лавки, железная походная печурка и топчан, устеленный оленьими шкурами. По стенам висели связки каких-то трав и корешков, отчего воздух в избе был душистым, пряным, густым. И это несмотря на то, что здесь курили. На столе, за которым важно сидел Василий, стояла самодельная пепельница, вырезанная из березового корня.
- Хочешь, сюда садись, - старик указал на топчан, - кури, если куришь. Василий, чаю налей гостю, говорить будем.
Егор не любил оленьих шкур, красивые на вид, они ужасно лезли, и волоски от них всегда налипали на одежду, а потом трудно очищались. Поэтому он незаметно провел по шкурам рукой. Дед, заметив это, слегка улыбнулся:
- Cадись, бойе, не бойся, сам выделал, крепкие.
Они пили чай и разговаривали, старик сокрушался, что после постройки плотины вода покроет многие заповедные места. Егор убеждал его, что краю нужно электричество. Потом в избу вошли трое взрослых мужчин в брезентовых грубых куртках. Это и были Васины дядьки, Сергей, Иван и Степан. Разговор перешел на простые жизненные темы. Якуты очень образно и просто рассказывали о своей жизни в тайге, о смешных и не очень случаях. Пили чай и нещадно курили.
- Василий, - внезапно сказал старик, - водку где прятал? Неси.
Егор восхищенно причмокнул и с интересом уставился на Василия. Мальчик молча встал, посмотрел на одного из дядьев (Егор пока так и не мог их различить), тот важно прикрыл глаза, и Василий пулей вылетел из избы. Дед повернул лицо к Егору.
- Ты купил?
- Да, дедушка, - виновато потупился он. - Так получилось, там наша шпана неразумная Василия обобрала, мал ведь еще, да это неважно, сам так решил. Вы же в тайге, а я давно хотел посмотреть на настоящих таежников.
Петр согласно кивал головой. «Как китайский болванчик», - улыбнулся своей мысли Егор. Потом старик перевел взгляд на родственников, те усиленно дымили папиросами.
- Иван, - строгий голос старика заставил того вздрогнуть, - ты зачем? Я же говорил, ЗДЕСЬ нельзя! Озеро обидишь, духов обидишь. Чтобы завтра же ты уехал. Не хочу такого помощника. Все. А Егору заплатите, как положено, и - подарок.
В это время, звеня сумкой с бутылками, вернулся Василий. Егор заметил, что шустрый малец притащил только четыре, одну все-таки запрятал от деда. «Ну-ну, посмотрим, как это пролезет», - про себя подумал он.
В тот день он и познакомился с этими в общем простыми и бесхитростными людьми. Когда водка была выпита, быстро захмелевший старик простил-таки Ивана. От предложения забить для гостя оленя Егор отказался, но пообещал, что в субботу придет к ним с ночевкой. Таня уезжала по делам конторы в Магадан на пять дней, и он решил посмотреть, как пасут стадо. На том и порешили.
По возвращении в поселок Егору опять намекнули, что хабаровчане что-то замышляют против него, уж очень уверенно они стали снова себя вести. Опять начались драки на танцах, мелкое воровство и прочие заварушки. Егор, как уже все привыкли, просто отмахнулся: «Да не давали бы им на шею садиться, всего и делов-то, тоже мне, корсары сухопутные».
Таня позвонила из города, сказала, что задержится еще на пару дней сверх оговоренного, там у них что-то с документами не проходило. И Егор с чистым сердцем отправился на выходные к своим новым знакомым на озеро. Конечно, памятуя обо всем, он прихватил все же с собой пяток бутылок «огненной воды». Запреты запретами, но уж больно разговорчивыми становились оленеводы после выпитого. На этот раз дорога показалась короче, Егор мудро взял с собой магнитофон и теперь бодро шагал по тайге под шлягер популярной тех лет «Машины времени».
К избушке он все же вышел чуть в стороне, немного промахнулся с курсом, и теперь нужно было спуститься с сопочки. Зато с этого места открывался удивительно красивый вид на озеро. Как сверху разглядел Егор, оно имело форму гантели, причем практически идеально. Два круглых озерка соединялись между собой узким проливом, посередине которого вдобавок торчал пик небольшой скалы. «Надо же, природа что творит», - восхищенно покрутил он головой, и, перекурив, начал спускаться.
Его приходу все искренне обрадовались. Егор не стал прятать водку, а поставил сумку с ней прямо на стол.
- Извини, Петр, это по-нашему, по-российски, я же в гостях, - улыбнулся он.
Тот махнул рукой:
- Немножко можно, однако, гость пришел, радость.
Ближе к вечеру все уселись за стол. Якуты искренне удивлялись маленькому магнитофону, особенно почему-то им понравился Высоцкий. Слушали, крутили головами и восхищенно цокали языками.
- Полнолуние сегодня, Петр, - внезапно сказал один из родственников. - Еще гости придут?
- Не знаю пока, если придут, то до заката, - ответил старик.
Все это время он почему-то смотрел на маленькую печатку Егора, которую тот прикупил, не удержавшись от местного шика. Почти все молодые парни с второй-третьей большой, по их меркам, получки покупали себе подобное украшение. Стоило это не так дорого, в пределах двухсот рублей, а вот значимости прибавляло. Первое время глаз так и косил на собственный, выглядевший теперь таким благородным палец, украшенный перстнем. Купил себе такой и Егор, только он выбрал на мизинец правой руки. Почему так, он и сам не знал, понравилось, и все.
- Зачем тебе золото? Любишь его? За ним сюда приехал? - неожиданно грубо спросил его Петр.
- Да не сказать, чтобы особо, так, безделушка, модно сейчас, - удивленно ответил Егор.
- Нет, зло это, большое зло, губит все и всех, кто его видит. Только сильный народ может не любить его, мой народ. Отдай его мне, куплю, не надо здесь, в доме у меня, чтобы было, - запальчиво почти прокричал старик.
- Нифигассе, «отдай». Да что тебе, мешает? Ну, хочешь, сниму? - Егор привычно лизнул палец и снял печатку. - В карман положу, раз так не нравится, успокойся. А продавать не буду, и не проси, - он тоже слегка рассердился. Не хватало еще, чтоб ему указывали, что носить, а что нет. - Выйду-ка я на воздух, курну, а то что-то водка, похоже, в голову ударяет.
Следом за ним на крыльцо вышел и Василий. Егор уже знал, что малец курит. Как-то у них с этим просто было, у якутов. Курили почти все, и женщины, и дети. Василий дернул его за рукав, показывая этим, мол, отойдем. Егор, прикурив свой «Космос», протянул зажигалку пацану и пошел за ним. Отойдя от домика на приличное расстояние, Василий сказал:
- Не сердись на деда, род у нас такой, не один род, много. Не любят якуты золото, плохой металл, много горя принес в тайгу. Давно это идет, как я знаю, с начала века. Пришли люди, стали землю рыть. Водку гнать, женщин портить, болезни плохие пошли. Тайгу портят, землю портят, людей портят. Я в интернате читал, дед рассказывал, раньше хорошо жили, далеко жили. Никто не трогал. Холодно у нас. А потом пришли. За золотом пришли, с каждым годом все больше. Иностранцы появились. Убивать начали. Не знаю я, но думаю, дед прав. Не любит наш род золото, убиваем мы его.
- Что делаете? - удивленно спросил Егор.
- Дед - хранитель, он знает, я не знаю, знаю только, что приносят хранителю, давно приносят, а он убивает, - тихо ответил мальчишка. - Не серди деда, не доставай золото, пусть в кармане будет, так лучше, пошли водку пить.
- Ну, офигеть, вы, тунгусы, - усмехнулся Егор, - золото - это просто золото.
Вернувшись в избу, Егор удивился. На столе лежала связка шкурок. Насколько он был «в теме», там было несколько песцов и две роскошные чернобурки. Якуты сидели тихо и выжидательно смотрели на него.
- Вот, Егор, это тебе за золото. Отдашь?
- Ну что ты, Петр, тут много, зачем?
- Бери, хороший человек ты, вижу, женщина есть у тебя. Понравится ей, - попыхивая папироской, спокойно ответил Петр.
«Вот правда, что ли, колдун? - Егор тоже слегка ведь выпил, и мысли путались. - Но как бы обрадовалась Таня, это же такая красота! Но нечестно, печатка не стоит столько».
Петр, между тем, разлил по стаканам четвертую бутылку.
- Одну оставим. Если гости придут, ладно? - обратился он к Егору.
- Да не вопрос, отец, ты что? Как надо, так и делай, нам и так ништяк.
- Берешь шкурки? - серьезно спросил якут.
- Да много это, вы что? Я так отдам.
- Так не надо, бери, это от нас.
Петр решительно придвинул всю кучку к Егору. Тот, достав из кармана печатку, отдал ее деду. Петр взял ее двумя пальцами. Так брезгливо, как женщина взяла бы лягушку, и, достав из кармана кожаный мешочек, уронил ее туда.
Они сидели и разговаривали еще где-то полчаса, когда Петр вдруг встрепенулся, помолчал и сказал:
- Иван, иди встреть, гости идут.
Один из дядьев быстро вышел наружу. Спустя какое-то время в избушку зашли трое незнакомцев - два якута и один уже пожилой русский мужчина, со шрамом на левой щеке. Поздоровавшись, они расселись на топчане. В избе стало как-то слегка напряженно. Гости сидели молча и выжидательно смотрели на Петра, дядьки тут же поднялись, сказав, что идут к стаду выбирать оленя. Ушли. Василий выразительно смотрел на Егора, тот понял, что в избе должен состояться какой-то разговор. И тут его дернул бес. Он уже пробовал неоднократно скрытую запись. На микрофоне, который крепился сбоку магнитофона, была кнопочка, при нажатии которой он начинал запись. И Егор, так как тоже был слегка выпивши, сам не зная зачем, щелкнул ею. И сказал:
- Мы с Василием прогуляемся до озера, может, хариуса поймаем.
Взяв стоявшие в углу избушки самодельные удочки, они вышли и отправились к озеру.
На берегу Василий еще немного рассказал о том, что его дед как-то «убивает» золото и это связано с озером. Сам он толком ничего не знал, потому что все происходило ночью, в полнолуние. Как теперь. Посидели они недолго. Поймав пару десятков крупного озерного хариуса, Егор увидел, что от избушки отделились три туманные фигурки, исчезли, как растаяли, в вечернем тумане. Вернувшись, он обратил внимание на то, что кассета еще крутилась, а значит, записался весь разговор, если он был. Извинившись, Егор сказал, что у него заболела голова и он посидит на крылечке один. Затем, прихватив с собой магнитофон, вышел. Дед не обратил на это никакого внимания, он был занят чем-то своим, что-то перекладывал из свертка в сверток и часто курил. Выйдя на крыльцо, Егор осмотрелся, рядом никого не было, Василий остался в избе, дед что-то поручил ему. Егор, недолго думая, включил воспроизведение, раздалось негромкое шипение, потом явственно послышались голоса:
- Хранитель, в этом месяце много. Константин принес большой мешочек.
- Что значит большой? - это уже был голос, вероятно, русского гостя. - Никогда не будет много. Если бы можно было собрать весь этот проклятый металл и убить, моя семья бы это сделала. Ведь из-за него наших предков на Байкале нашли, вычислили и сослали сюда. Из-за таких вот жадных людей, которые пришли туда искать это золото. Мы жили, никого не трогали, предки ушли от новой веры. В леса ушли. Деревня целая была, жили по своим обычаям. Не мешали никому. Эти привели чекистов. Всех собрали. Убили многих, моих деда с бабкой на Колыму к вам отправили. За что? Нет, не нужен нам этот металл. А много, потому что возле нашего совхоза тоже прииск открыли, народу много наехало. И эти, нерусские, нехристи, вот они-то на своей машине и собирали дьявольский металл. Людей убивали. Знаю. Мне сказали. Где они будут, узнали, с братьями пошли, они стрелять стали. Пришлось убить. Металл забрали. Машину сожгли, вот, тебе принес, хранитель.
Дальше был просто разговор, много говорили на якутском языке. Но Егор понял, что сегодня ночью хранитель должен был «убить» золото. Ему стало интересно. Докурив сигарету, Егор вернулся в избу. Там продолжали суетиться Петр с Василием.
- Петр, а ведь, пожалуй, пойду-ка я домой, а то моя женщина приедет, а меня нет, расстроится. Шкурки я потом заберу, хорошо?
- А иди, бойе, не боишься темноты? Тут нет большого зверя, дойдешь быстро, плутать негде, иди по Реке, - с охотой отозвался Петр.
Видно было, что старику сейчас не до него. Пожав плечами, Егор, подмигнув на прощание Василию, вышел из избушки.
Уже темнело, но на небе была полная луна, поэтому видно было почти как днем. «Надо же, Росгидромет», - усмехнулся про себя Егор и медленно побрел в сторону поселка. Но какая-то иголка все колола и колола его изнутри, бессознательно он выбрал дорогу, по которой пришел. Поднявшись на вершину сопочки, откуда открывался вид на озеро, мерцающее при свете луны, как капельки ртути, Егор решил посмотреть, что будет происходить там сегодня ночью. Нарвав мохнатых лап стланика, он устроил себе шикарное лежбище и, закурив, принялся думать о том, как хорошо все же жить на природе. Запах хвои, воздух, насыщенный какими-то незнакомыми ароматами… И даже назойливое жужжание комаров не мешало ему мечтать. Так прошло несколько часов. Видно было изумительно, и избушка, как на ладони, и озеро, и даже доносились звуки пасущегося неподалеку стада.
Егор уже начал подремывать, когда вдруг, открыв на секунду слипающиеся глаза, отчетливо увидел маленькую фигурку, идущую к озеру. Потихоньку, стараясь ненароком не хрустнуть сучком, Егор перебрался на самый край сопочки, откуда вид на озера и особенно на перемычку между ними был особенно хорош. Теперь видно было хорошо и контрастно, озеро, залитое лунным светом, казалось, исторгало его из себя, и от этого происходящее на более темном берегу видно было отчетливо.
Егор успел заметить, как, повозившись недолго в кустах, росших у самого берега, Петр вдруг вытолкнул оттуда что-то похожее на небольшой плотик.
Потом старик, легко запрыгнув на него и вооружившись шестом, быстро подплыл к торчавшей посередине скале. Получилось так, что пристал он к ней с той стороны, откуда внимательно и изумленно наблюдал за ним Егор.
После того как плотик перестал раскачиваться от движения, Петр встал, подняв лежавший до той поры у его ног небольшой бубен, принялся мерно постукивать в него. В ночной тишине этот негромкий звук, казалось, заполнил собой все пространство. У Егора перед глазами даже поплыли круги, так странно воздействовал этот негромкий, монотонный ритм.
В какое-то мгновение ему показалось, что вода перед плотиком закружилась, как будто большая воронка появилась на глади спокойной воды. Петр, не прекращая ритма, стал постукивать бубном о колено. Освободив одну руку, он достал что-то из-за пазухи. Затем, протянув руку над водой, отпустил зажатый в руке сверток, который, на удивление, не булькнув и не всплеснув, тут же исчез в этой воронке. Сразу после этого движение воды прекратилось, бубен медленно затихал. Постояв еще немного, Петр в несколько взмахов подогнал плотик к кустам и укрыл его там. Не оглядываясь, быстрым шагом он удалился.
«Да, дела у них тут творятся, интересно, что же он там утопил? Неужели правда золото? Посмотреть утром, что ли?» Идти домой уже не хотелось, Егор прилег на кучу веток и спокойно закрыл глаза. Когда он их открыл (казалось, всего через пару минут), то уже всходило солнце, яркое и чистое. Раннее утро на Колыме удивительно красиво, краски яркие, сочные, холодок бодрит. Егор слегка озяб. Вспомнив, что видел ночью, он решил взглянуть на все при свете дня. Пока курил, увидел, как из избушки вышли и ушли, вероятно, в сторону стада, дядья и Василий. Старика видно не было, и Егор решил рискнуть. Быстро скатившись по осыпи, он подбежал к тому месту, где был спрятан плотик. Сразу же увидел его. Поперек сбитого из крупных, потемневших от времени плах небольшого плота лежал длинный шест. Оттолкнув плот от берега, Егор, как и старик, одним прыжком перескочил на него с берега. Плот зашатался, но Егор, присев, удержал равновесие. В несколько толчков он направил плот к тому месту, к которому, по его прикидкам, вчера причаливал старик. Проливчик был неглубоким, и шест уверенно доставал до дна. Подплыв поближе к скале, Егор увидел с ее торца ровную площадку, как будто сама природа создала маленький причал. «Вероятно, это здесь, больше, вроде, пристать негде», - подумал он и приткнул плотик к этой площадке.
Вокруг было так тихо, что Егору казалось, что он слышит, как скатывается капелька пота по его разгоряченной спине. Встав на краю плотика, Егор пристально всматривался в хрустально-чистую воду протоки. Вода была такой прозрачной, что казалась увеличительным стеклом, сквозь которое отчетливо было видно каменистое дно. Буквально у себя под ногами Егор заметил небольшую кучку свертков, некоторые из них уже, очевидно, размякли от времени и рассыпались. Пробивший толщу воды солнечный луч внезапно блеснул на этих свертках хищным желтым цветом золота. Егору показалось, что это игра света, но когда первое ощущение прошло, он уже сфокусировавшимся взглядом определил, что это действительно были некрупные грязно-желтые кусочки металла. «Во как, да они и правда топят здесь золото. Интересно, сколько же его здесь уже, неужели и моя печатка теперь покоится тут, под охраной духа озера?» - про себя подивился он.
Странно, но ничего похожего на «золотую лихорадку», так красочно описываемую в книгах Джека Лондона, он не ощущал. Скорее, ему было неловко, что он таким вот образом, исподтишка, заглянул в тайну «хранителя». Быстро выкурив сигарету, он прикинул, что глубина здесь, пожалуй, не более трех метров, и то потому, что свертки лежали как бы в углублении дна, дальше было мельче. «Вот откуда ночью возникло ощущение воронки, вода в этом месте темнее», - подумал Егор и решительно оттолкнулся от приютившей его скалы.
Поставив плотик на место, он тщательно прикрыл его ветками и уже спокойным шагом отправился домой. По пути долго думал, вспоминал прочитанное и услышанное. А ведь действительно, с 1913 года, когда татарин Бориска Сейфулин нашел на Колыме первое золото, поток старателей, вольных и невольных, уже не прекращался. Потом была гражданская война, и по этому краю гуляли банды, бежавшие от новой власти. Затем были сталинские лагеря, и все они были задействованы на добычу металла. Во время войны даже был разрешен вольный принос, золота воюющей стране нужно было много. За золото прощали многое, но и убивали из-за него нещадно. Все это Егор знал. И поэтому он размышлял больше о том, насколько, наверное, правильно поступали эти люди, которые «убивали» золото. Он даже усмехнулся про себя, потому что в его представлении это было как-то дико. Но, хорошенько поразмыслив в дороге, Егор решил оставить все как есть и никогда никому не говорить о том, что он видел на этом озере. «Да и построят скоро плотину, вода ведь зальет эту котловину, - внезапно догадался он. - Тогда, выходит, умно они поступают, действительно, похоронят, уже окончательно. Значит, пусть будет так». Приняв такое решение, Егор уже спокойно вошел в поселок… С тех пор он ни с кем не говорил об этом, и только, гуляя с Таней, которая так по-детски мечтала найти «кусочек золота», всегда вспоминал о золоте, лежащем под слоем воды безымянного озера.
Все это происходило уже довольно давно, наступил август, в их жизни с Таней все было по-прежнему хорошо, и блатные ребята вроде успокоилась, и один из «чертовой дюжины», тот самый любитель пирожковой начинки Сашка, уже женился. Все было хорошо, и ничего не предвещало того, что скоро случится БЕДА…
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Понедельник, 16 Июля 2012, 18.10.54 | Сообщение # 195 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Глава 5 Беда
В этот, казалось бы, обычный, солнечный и погожий осенний денек все шло как обычно. Егор работал в ночную смену, поэтому, когда Татьяна вернулась с работы, был еще дома. Обрадовавшись встрече, Егор с прибаутками потянул ее к кровати, но Таня, ловко извернувшись, выскользнула из его объятий и сказала:
- Егорка, мне извещение на переговоры пришло, от тетки, через полчаса уже время, сходишь со мной, или отдыхать будешь?
- Так вот рядом с тобой и отдохну, потом, когда вернемся, - весело подмигнул ей Егор.
- Да ну тебя! Одно только на уме, - не слишком, впрочем, сердито, ответила Таня.
- Ну, тогда собирайся, пошли на почту.
По дороге они говорили о том, что на зиму все же нужно попросить коменданта выделить им комнату. О том, что они уже сложившаяся пара, знали все. Как и о том, что свадьба намечена на весну, поэтому особых проблем возникнуть не должно. Подойдя к зданию почты, в которой находился переговорный пункт, Егор сказал Татьяне, что покурит на улице. Та согласно кивнула и вошла внутрь.
Егор не спеша курил, разглядывая местную достопримечательность, расположенную на другом берегу Реки. Отсюда, от здания почты, ее видно было особенно хорошо. Этой достопримечательностью была сопка со странным названием «Распутница». Называлась она так потому, что со стороны поселка выглядела точь-в-точь, как лежащая на спине, с согнутыми в коленях и раздвинутыми в стороны ногами, женщина. Кто первый заметил это сходство, неизвестно, но, начиная приглядываться, находили все больше сходства. И грудь выделялась там, где и положено ей быть, и даже лобок, поросший лиственницей. В общем, такой вот подарок природы собравшимся здесь мужикам. На эту-то Распутницу бездумно и смотрел Егор, по привычке выискивая новые детали ландшафтного сходства. Внезапно услыхав за спиной сдавленный всхлип, он резко обернулся. Таня, прижимая к лицу носовой платок и низко опустив голову, едва не налетела на стоящего на ее пути Егора. Схватив девушку за плечи, он испуганно спросил:
- Что случилось, Танюш? Случилось-то что?
- Брат, Вовка, брат мой, понимаешь… - Таня, уткнув лицо в грудь Егора, уже открыто, отчаянно и горько зарыдала.
Плечи ее мелко тряслись, слезы непрерывным потоком текли по щекам. Так безутешно и отчаянно порой плачут дети.
- Да что с братом-то, Тань, живой он хоть?
- Живой… пока, живой, сказали, - все еще рыдая, ответила она. - Сейчас, Егорушка. Сейчас, подожди минутку.
- Да что тут ждать, пошли домой, - и он, крепко взяв Таню за руку, повел к общежитию.
По пути Таня несколько раз пыталась что-то сказать, но снова начинала плакать. Егор понял только то, что ее двоюродный брат Вовка лежит в больнице. Зайдя в комнату, Егор быстренько вскипятил чайник и, налив любимой большую кружку крепкого и сладкого чая, строгим тоном потребовал сначала выпить и успокоиться, потом все ему рассказать. А сам вышел на лестничную клетку покурить. Быстро выкурив сигарету, он вернулся обратно. Таня уже не плакала, а сидела над наполовину полной кружкой и отрешенно смотрела на вошедшего Егора, как бы не узнавая его.
- Так, а теперь четко и внятно расскажи мне, что произошло, - потребовал Егор.
И Таня начала рассказывать.
Звонила ее тетка, родная сестра Таниной матери, та, к которой на каникулы часто привозили маленькую Таню. Это ее сын Владимир был товарищем детских игр Тани и поверенным маленьких девчачьих тайн. С ним Татьяна дружила, и потом, когда они выросли, знали друг о друге все и очень ценили свои отношения. Вот с этим-то Вовкой и произошла беда. Как рассказывала знающая об этом сама Таня, Вовка очень любил свою девушку Марину. Любовь эта началась еще со школы, и все вроде было хорошо, хотя и учились они в разных городах. Но постоянно писали письма, звонили, и при каждой возможности спешили встретиться.
- В общем-то, кроме Марины, других девушек Вовка, наверное, и не знал. Не знаю, правда, как она, - продолжала рассказывать Таня. - Все шло к тому, что скоро свадьба, вот и я хотела, чтобы у нас было как бы вместе. Вовка весной собирался заявление подавать, и мы. Потом приехали бы и отпраздновали наши союзы еще разок, уже все вместе, семьей. Так мы мечтали с ним, Егорка, я так хотела вас познакомить, вы бы подружились, я знаю. Ладно, - снова взяла себя в руки Таня, - и вот мне рассказала тетя Лариса, это его мама, что Вовка и Марина внезапно поругались, причем инициатором разрыва выступила именно она. В чем было дело, Вовка ей не рассказывал. Но переживал сильно. С лица спал, и выпивать начал, есть там у него дружок один, его в школе Компотом дразнили, не очень хороший мальчишка был. Но Вовка, он же добрый, жалел его, тот был толстым и его все шпыняли, а Вовка заступался. И вот когда Вовка выпивать стал, этот Компот его и надоумил. У них там, в районе, почти все военные живут, бывшие и служащие, и сосед у них, дядя Костя вроде зовут, отставной полковник, он машину недавно купил по очереди. «Волгу», двадцать четвертую, новенькую. Вот этот Компот Вовке и присоветовал - взять ее незаметно и в город, где Маринка учится, смотаться. Мол, увидит, на какой шикарной машине к ней Вовка приехал, и сразу замуж согласится. А Вовка, он же доверчивый, а права еще в школе получил. Он отцову машину лет с шести, наверное, водил, еще на велике ездить не умел, а рулил уверенно. Вот он и согласился, да еще и потому, что пьяный был. Трезвый он бы никогда, я знаю, Егорушка, никогда бы такого не сделал! Вот так они, получается, и угнали машину у дяди Кости, - снова всхлипнула Таня, но, сдержавшись, продолжила: - Они даже и из города-то не сумели выехать, да и, как тетя Лариса говорит, не виноват был Вовка. Тот, который на грузовой машине, тоже сильно пьяный был и выскочил из переулка на большой скорости. А сворачивать Вовке некуда было, по тротуару люди шли, так весь удар они на себя приняли. Машина вдребезги, а они с Компотом в больнице. Тот-то вроде ничего, ушибами и испугом отделался, а у Вовки сложный перелом обеих ног, ребра сломаны и голову он о ветровое стекло разбил. Тетя Лариса говорит, что очень тяжелое состояние.
- Да, невесело, - задумчиво протянул Егор, - но, может быть, обойдется, вылечат. Можно перевод послать, ну, на лекарства там, на лечение. Ты же знаешь, я почти все деньги матери с сестрой посылал. Так что у них сейчас все нормально. Можно и твоим родственникам помочь, придумаем что-нибудь, Танюшка.
- Не все это, Егорушка, - продолжала Таня, - не все. Вот слушай дальше. В больнице сейчас Вовка, тетя Лариса не выходит оттуда, на лечение-то они найдут, но вот сосед этот, дядя Костя. У него же машины теперь нет, там совсем «дрова», только в металлолом. Да и милиция… Ведь угнали, дурачки, а за это и в тюрьму могут. Дядя Костя, он не злой, не вредный, но он сказал так - покупайте мне новую машину, и все, ничего вашему Вовке не будет, я не стану заявление писать, скажу, что сам разрешил. Ну, а машину-то, где же ее купить? Если с рук брать, то, тетя Лариса говорит, надо тысяч пятнадцать платить, да и то трудно достать. А где брать такие деньжищи? Она уже всех родственников и знакомых обзвонила. Тысяч пять-шесть. Больше нам не набрать, значит, еще и посадят Вовку потом, когда вылечат, - и Таня снова зарыдала в голос.
Егор, как мог, успокаивал ее. Потом пришел Женька, его тоже ввели в курс дела, и он побежал к ребятам. Вернувшись, Жека сказал:
- Ребята тоже соберут с получки, кто сколько сможет, но это получится тысячи три, может, чуть больше.
Долго они еще сидели и перебирали варианты. Женька ненавязчиво предложил Егору отработать за него смену.
- И вообще, Егор, сколько надо, столько и поработаю. Понимаю же я, ты Таню успокаивай и не переживай. Я завгару скажу, в табель тебя писать будут, потом отдашь, когда я жениться надумаю…
Верный друг похлопал Егора по плечу и ушел, а они с Таней какое-то время сидели вместе и молчали. И тут Егор решился:
- Знаешь, Танюшка, есть один вариант, правда, он не совсем красивый и трудный, давай-ка вместе спокойно подумаем.
И Егор рассказал ей о «похоронах» золота. Таня сначала не поверила. Но, посмотрев в серьезные глаза Егора, охнула:
- Егорушка, ну разве так можно? Там же якуты, это их золото, и духи, сам говоришь, воронка какая-то, и вообще, я боюсь.
- Да не их оно, ничье оно теперь, просто таким образом они вроде как борются с ним. Но ведь это же глупо, Таня, везде артели, ГОКи, промышленность целая. Куда им устоять? Да и затопят это озерко скоро, Реку перекроют и все, на том месте море будет разливанное. Не в этом проблема, Танюшка, вода очень холодная. Но я вытерплю, а вот продать его потом… Слышал я как-то от блатных этих, что есть люди, покупают. В Магадане, а может, и здесь уже есть, надо узнавать. Но это единственный способ помочь твоему брату, понимаешь, любимая?
- Подожди, Егорка, какой ты всегда, сказал, и сразу делать, надо же обдумать.
- Да некогда нам думать, роднушь. Если согласна, я сегодня ночью достану его, чего тянуть?
- Значит так, Егор, я иду с тобой. А там посмотрим, - решительным голосом произнесла Татьяна.
От принятого решения и появившейся надежды она сразу успокоилась.
- Что брать с собой? Покушать, чай, полотенце, еще что?
- Ну что там кушать-то? Мы к утру вернемся, если сейчас выйдем. Вот, Тань, масло растительное у нас есть? Возьми бутылку.
- Целую бутылку, зачем нам столько? Духов умасливать?
- Потом объясню, Тань, если идем, давай собираться. И вот еще что, ты на всякий случай предупредила бы кого там надо, что опоздать завтра можешь, мало ли чего.
- Конечно, Егорушка, я сейчас, быстро, я Аньке позвоню с вахты.
Татьяна выпорхнула из комнаты. Оставшись один, Егор не спеша собирал рюкзачок. Подумав, он положил в него две объемистые холщовые сумки, запасные трусы и носки, потом кинул пару банок тушенки, чай, плитку шоколада и, после недолгого раздумья, бутылку водки. Очень быстро вернулась Таня.
- Егорушка, все хорошо, я позвонила Павлу Петровичу, это наш старший бухгалтер, и он меня на завтра на весь день отпустил.
- Вот и замечательно! Ну, что с собой будешь брать? Кстати, фонарик надо, темнеет сейчас быстро, батареек новых несколько штук и целлофановых пакетов, простых. Прозрачных. У нас есть, хозяюшка?
- Сейчас, Егорушка, сейчас все соберу, есть у нас все, я только конфеты вытряхну, видишь, пригодились, а ты сладкоежкой обзывал, - тараторила Таня, быстро собирая перечисленное. - Ну вот, вроде все, пошли? - она взглянула на Егора.
- А давай-ка присядем на дорожку, по нашему, по старинному русскому обычаю.
Они присели на кровать, Егор обнял притихшую Таню за плечи, сидели, тесно прижавшись друг к другу, и молчали. Если бы они могли знать, насколько трудная и длинная выпадет им дорога…
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Понедельник, 16 Июля 2012, 18.11.22 | Сообщение # 196 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Глава 6 Плот
До сопочки, с которой открывался вид на озеро и домик, они дошли быстро. Таня на удивление резво и легко шла по тайге в сумерках. Снова была луна, поэтому почти всю дорогу обходились без фонарика. На восхищенную реплику Егора девушка задорно ответила:
- А мы в «Зарницу» в школе всегда играли и в походы часто ходили, так что я у тебя бывалая путешественница, не боись.
- Лягушка, - улыбнулся в сумерках Егор.
- Чего, чего ты сказал? Ну, если я лягушка, то ты у меня самый настоящий лягух, и скажи спасибо, что не жаб. Ишь ты, юморист.
Подойдя к месту, откуда можно наблюдать за всем распадком, Егор тихо сказал Тане:
- А теперь смотри под ноги, чтобы на сучки часто не наступать, и говори шепотом, а лучше молчи, что бы ни случилось, молчи. И вот еще что, ты помнишь, как мы сюда шли?
- Зачем это ты спрашиваешь? - сердитым шепотом в ответ спросила Татьяна.
- Тихо, не злись. Не время и не место, мало ли что. Вдруг убегать придется.
- Никуда я без тебя не побегу, и не мечтай!
- Ладно, Танечка, тише, вот смотри. Видишь? Это и есть озеро, о котором я тебе говорил. А вон там, справа, избушка.
- Красиво-то как, Егорушка! Правда, сказочное место, и так тихо вокруг, как в кино прямо.
- Ну вот, значит, вторая серия, - улыбнулся Егор, - ты тихо сидишь здесь, я спускаюсь. Ныряю и все, если достану, сразу уходим, поняла?
- А вот и не поняла, - надула губки Таня, - я с тобой иду, мы же решили, не буду я одна здесь сидеть, - она оглянулась по сторонам и зябко повела плечами, - да и боюсь я одна, Егорушка.
- Да, знал ведь, ладно, спускаемся, только тихо.
До озера они добрались без приключений. Плотик тоже был на месте, вероятно, Петр или не приходил больше сюда, или не заметил, что его трогали. Егор прямо на берегу разделся, достал из рюкзачка две сумки и бутылку с маслом. Потом тщательно завернул фонарик в два целлофановых кулька и подмигнул Татьяне:
- Ихтиандр готов к погружению.
Та жалостливо посмотрела на его уже покрывшееся мелкими пупырышками тело, прохладно все-таки уже было по ночам.
- Может, не надо, Егорка? Замерзнешь ведь?
- Замерзну - согреешь, - улыбнулся он в ответ, - я вот как-то читал, что немцы, ну, которые фашисты, во время войны проводили опыты над заключенными. Они же воевали и на северных морях. Так вот, выясняли, как можно вернуть к жизни человека, долго пробывшего в ледяной воде. И ты знаешь, Танюшка, только тепло женского тела способно на это. Проверено.
- Балбес ты у меня все же, - печально ответила она, - будет тебе тело, пошли уже, а то я бояться начинаю. Учти, если что, я к тебе нырну, плаваю я хорошо.
Егор помог Татьяне перебраться на плотик, и они отправились к месту. Вокруг было тихо-тихо, только плеск шеста и их с Таней учащенное дыхание нарушали тишину. Подплыв к месту и причалив, Егор быстро разделся, взял в руки фонарик и сумку.
- А теперь, Танюшка, давай мне масло, - он, нагнувшись, положил все на бревна и, открыв бутылку, щедро полил себя растительным маслом, начиная с головы.
- Что ты делаешь? - испуганно ахнула Таня.
- Надо так, родная, масло не даст сразу холоду пробраться, я об этом тоже читал, - улыбнулся ей Егор.
- Помоги лучше, спину намажь, - он повернулся к ней спиной.
Теплая Танина ладошка так приятно гладила его спину, что у Егора появились совсем другие мысли. Заметив, что он учащенно задышал, Таня звонко хлопнула его по блестевшей от масла спине.
- Вперед, Ихтиандр!
Егор аккуратно спустил ноги с плотика, вода сразу охватила их стальными жгучими тисками.
- Однако, - враз ставшими непослушными губами прошептал он.
- Холодно, Егорушка? - участливо спросила Таня.
- Да терпимо, поначалу всегда так, - и Егор мужественно окунулся с головой в темно-серебряную воду.
«Надо все делать быстро, долго я просто не выдержу», - такие мысли сразу возникли в его голове. Подхватив фонарик и сумку, Егор нажал кнопку и нырнул. Голову ломило от нестерпимого холода, сердце, казалось, взорвалось, а потом притихло, грудь сдавило. Но он все же несколькими мощными гребками достиг дна. При свете фонарика видно было просто изумительно. Кучка старых осклизлых свертков, многие из которых были, как оказалось, когда-то шкурами, и он лихорадочно принялся собирать их в сумку. Кожа скользила в руках, некоторые распадались, и тогда он просто рукой черпал самородки и тоже кидал их в сумку. Он настолько увлекся этим необычным занятием, что даже перестал чувствовать холод, или же его тело уже онемело настолько, что перестало на это реагировать. И только почувствовав, что воздух в легких уже закончился, и испытывая непреодолимое желание вздохнуть, Егор сильно оттолкнулся ногами от каменистого дна и пробкой вылетел наружу. Сумка, пока он держал ее в воде, была не особо тяжелой, Егор даже расстроился, но, попытавшись ее положить на край плотика, почувствовал ее тяжесть.
- Есть, - выдохнул он, - убери в центр, давай вторую, еще раз нырну.
Слова уже давались ему с трудом, губы тоже онемели.
- Егорушка, может, не надо уже, смотри, сколько здесь!
- Давай, быстро, - прохрипел он и, взяв протянутую Таней сумку, снова ушел на дно.
Теперь работа шла быстрее, уже наученный предыдущим погружением, Егор просто приставил сумку к этой кучке и стал сгребать в нее рукой все подряд. Набралось довольно быстро, правда, как он успел заметить, и камней, и каких-то непонятных деревяшек он тоже много туда натолкал. Но сил и времени уже не оставалось, и Егор снова ударил ногами о дно. Тут он даже не почувствовал, оттолкнулся или нет, ноги были бесчувственны, просто, вынырнув на поверхность, он понял - удалось! Вторую сумку он сумел закинуть на плотик только после того, как несколько раз погрузился с головой. Все же держась одной онемевшей рукой за край плотика, второй подтянул сумку до уровня поверхности. А вставшая на колени Таня быстро ухватила сумку за ручки и вместе с Егоровой рукой вытянула ее на плот. Сам Егор подтянуться уже не мог. Таня хватала его за руки, за плечи, за волосы, но тщетно, все скользило. У нее самой все было перепачкано в масле. Она плакала уже в голос и только просила:
- Ну же, Егорушка, милый, любимый, ну же…
Сам не соображая как, ногтями что ли, Егор сумел вытолкнуть свое тело из воды, благо плотик был мал, и, вытянув руку, он достал до противоположного края плота. Таким образом, Егор сам себя подтянул на руках и выбрался-таки из воды. Он лежал, тяжело дыша, и его тело сотрясала крупная дрожь. Не чувствовал Егор совсем ничего, холод был везде, глубоко внутри, холод был в голове, в висках, которые ломило, сердца он не чувствовал, просто лежал, и ему казалось, что с каждой секундой уходит жизнь. Разочарований из-за этого он тоже не испытывал, ему было холодно и пусто, даже уже и не холодно, а просто никак. Время замерло и остановилось, хотелось закрыть глаза. Что он и сделал. Каким-то уже угасающим, последним, что ли чувством, он слышал, как Таня, плача, хлестала его по щеке, прося открыть глаза. Глаза не слушались, мозг также отказывался выходить из глубокой заморозки, Егор засыпал. Так замерзают в пургу, когда становится тепло и клонит в сон. Это последняя милость природы, дарованная человеку, чтобы спокойно встретить неизбежное.
Егор умирал, умирал от переохлаждения и, наверное, еще от усталости, от этого, такого нелегкого для него дня. Все это сломало отлаженный ритм его организма, Егор просто засыпал, засыпал последним сном…
Таня безуспешно трясла его, тискала, целовала, она сама уже вся была мокрой и скользкой от масла, перемешанного с водой. Она плакала, да что там плакала, она рыдала в голос, уже не боясь быть услышанной, она в панике решила было бежать к той избушке, просить прощения, звать на помощь. Но тяжелый длинный шест не слушался ее, у нее не хватало сил оттолкнуть крепко засевший на краю площадки плот на чистую воду. Она растерялась. Плыть? Но ведь если даже Егор не выдержал, что будет с ней? Да и плавала она, если честно, не очень, больше хвастала Егору. Нет, умела, конечно, но разве можно сравнить заплывы в комфортном бассейне с этим безжалостно-ледяным водным купанием? И тут она вспомнила!
Лихорадочно срывая с себя одежду, Таня накрыла собой, своим жарким телом Егора, обняла его, прижалась, кажется, каждой своей клеточкой к нему и начала его растирать. Она терла его ладошками, грудью, животом, она растекалась по нему, целовала его закрытые глаза, холодные губы, вжималась в него. И все это продолжала снова и снова. По Таниным щекам катились слезы, она и сама уже замерзла, но с удивлением вдруг ощутила, что в ее глубине зарождается жар, ее стали возбуждать эти невиданные ранее ощущения бесконтрольного скольжения, блуждания ее тела по телу мужчины… И то, что благодаря маслу все это приняло такой нереально мягкий и скользкий оттенок, возбуждало ее еще сильнее. Таня, перестав плакать, с силой вжалась в любимое тело и негромко застонала, и вдруг… Она почувствовала слабое поначалу шевеление, там. Таня, не поверив, снова принялась яростно растирать тело любимого и рукой уже явственно ощутила зарождающуюся жизнь. Припав своими губами к губам Егора, она шептала:
- Милый, хороший. Родной, не уходи, мне страшно! Я люблю тебя. Не нужно нам это проклятое золото, мокрое и холодное, вернись, я сейчас выброшу его.
Внезапно глаза Егора открылись, еще не понимая ничего, и, наверное, не видя, Егор обеими руками крепко охватил Таню за спину, прижал к себе. Прижал так, что ей казалось, она услышала, как захрустели ее ребра. Потом, полежав так несколько секунд, остающийся еще, наверное, все же слегка по ту сторону жизни, Егор одним рывком перевернул девушку на спину и в ту же секунду вошел в нее. Таня вскрикнула, вскрикнула оттого, что ей показалось, что сначала ее заполнил холод, до такой степени все было нереально. Однако с каждым толчком все сильнее накатывало знакомое ощущение жаркой наполненности, но в этот раз все происходило не так, все это скольжение, все пережитое ею, и в то же время такое мощное и жадное вхождение Егора… Так не было никогда. Ее спина, вся скользкая от масла, плавно двигалась по мокрым бревнам плотика. Чтобы не съехать в воду, Таня отчаянно бросала свое тело навстречу Егору, в голове ее все смешалось, уже не было мыслей и чувств. Плот, раскачиваясь от мощных толчков двух тел, внезапно сам снялся с мели и, покачиваясь, медленно поплыл по протоке.
Таня опять была на качелях, только теперь качели были везде, они раскачивали ее, раскачивали ее тело и чувства, они уносили вдаль. Девушка практически потеряла сознание от нахлынувших ощущений и нереальности всего происходящего. Внезапно Егор зарычал, его и без того мощные движения переросли в какой-то вихрь, он вбивал Танино тело в бревна, он раскатывал ее по ним. Он не контролировал уже себя, и, несмотря на все Танины усилия, их тела неуклонно двигались к краю плота. Девушка уже успела почувствовать, что ее волосы оказались в воде, и в это время Егор особенно сильно вошел в нее и, содрогаясь, затих. А голова Тани все же коснулась воды. И в ту же секунду этот контраст ледяной воды и жара, которым залил ее Егор, подкинули ее тело в невероятном экстазе.
Потом они бездумно лежали на плотике, который покачивался уже почти на выходе в одно из полушарий «гантели». Все было залито мягким серебристым светом. У подножья скалы медленно затухал в глубине свет забытого там Егором фонарика. Сил не было даже говорить. Потом все же Егор спросил:
- Я что, потерял сознание, да?
- Все хорошо, любимый, - мягко улыбнулась Таня, - так вышло, пусть будет, ладно?
- Ну и пусть, - тоже улыбнувшись, ответил Егор. - А ведь хорошо-то как, я думал, замерзну, а ты меня оживила, колдунья, - и он, склонившись над ее лицом, очень мягко поцеловал в губы, - спасибо!
Полежав еще немного, они принялись одеваться, Егор, который предусмотрительно захватил все сухое, был в лучшем положении, Таня же, печально глядя на свои мокрые и масляные трусики, только вздохнула. Егор решительно забрал их у нее и, размахнувшись, запулил в озеро, потом достал из рюкзака предусмотрительно захваченное им спортивное трико и протянул ей.
- Одевайся, не комфортно, но, думаю, до дому дойдем, ты же у меня тот еще ходок.
Когда они снова поднялись на сопку, обратили внимание на то, что рюкзак весь тоже был промаслен. И его решили не брать с собой. Сумки выглядели не лучше, но тут уж выбирать не приходилось. Таня настояла на том, что первую, наиболее легкую, понесет она. Времени смотреть и разбирать то, что они достали, уже не оставалось. Ночь перевалила за свою вторую половину. Егор спорить не стал, так как чувствовал себя еще не очень хорошо. Они даже почти не разговаривали. Так потихоньку и подошли к поселку.
Уже почти рассвело, был седьмой час утра. Выйдя на лицу, которая вела к их общежитию, молодые люди вздохнули с облегчением, уже был виден конец пути.
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Понедельник, 16 Июля 2012, 18.12.05 | Сообщение # 197 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Глава 7 Прятки
Но не тут-то было. Судьба играет человеком, когда он этого уже не ждет. Казалось, на сегодня им выпало достаточно. Ан нет. Из переулка навстречу вырулила небольшая группа парней, которые явно были навеселе. Среди них был и тот, которого Егор один раз уже умиротворял. Тот самый крепкий хабаровчанин. Кстати, его звали Барсук. То ли по фамилии, то ли по повадкам, Егора это не интересовало. Окружив парочку, парни начали смеяться:
- Во как, клоуны, что ли? Откуда вы в такую рань, да еще с такими грязными торбами? По помойкам шаритесь? - весело ржали пьяные пацаны, окружив их полукольцом.
Почти все они были незнакомы Егору, новенькие, наверное. Один из них внезапно дернул сумку из рук Тани.
- А что там у тебя, киска, бутылки пустые собирали?
Таня крепко держала сумку, намертво зажав ее ручки в руках, и потому вместе с ней упала на дорогу. Этого уже не выдержал Егор. Двумя резкими ударами он вырубил смельчака. Помогая Тане подняться, спросил у Барсука:
- Вас всех убить, что ли?
Тот попятился:
- Ты что, Егор, не блатуй, это новенький. Он не при делах. Идите своей дорогой.
Таня уже поднялась и сказала:
- Милый, все хорошо, идем.
Егор, на прощание ткнув лежащего наглеца, обратился к Барсуку:
- Держались бы вы от нас подальше, ребята.
Тут кто-то из них выкрикнул:
- Ничего, ингуши скоро с тобой разберутся, крутой.
Егор, не глядя на парней, взял Таню за руку, и они молча прошли мимо ребят.
Вскоре были уже в своей комнате, там Егор высыпал все из сумок на стол. Вперемешку с камнями и какими-то старыми деревянными фигурками на столе выросла груда золота. Там были самородки. Мелкие, средние, крупные и не очень.
- А ведь, пожалуй, килограммов 15-20 будет, - с удивлением заметил Егор. - Ладно, отдохнем, потом думать будем. - Он снова сгреб все золото в сумку. - Иди в душ, Танюшка, потом я.
Таня, прихватив свои вещички, вышла в коридор, а Егор устало сидел за столом и курил. Через какое-то время в комнату, запыхавшись, вбежал Женька.
- Егор, что у вас опять стряслось? Там весь нижний поселок (где жили хабаровчане) на ушах стоит. К ним вчера какие-то блатные из города приехали на трех машинах, взрослые и, видно, солидные люди.
- Да все они солидные, пока на свободе, - отмахнулся Егор, - да видели мы их уже, такая же шелупонь.
- Да нет, Егор, - Женька помолчал, потом сказал: - Я сейчас проходил, они возле общаги стоят, человек двадцать. Я услышал, о каком-то золоте речь. Может, это не о тебе?
Егор удивленно посмотрел на него:
- О золоте? Ну, ну. Иди, Жень, к пацанам, пусть подойдут попозже, устал я сегодня. Разберемся, думаю, и с золотом.
Женька вышел. Вскоре посвежевшая и одетая в свою одежду, вернулась Татьяна.
- Иди, Егорушка, вода - класс!
Егор, стоя под горячими струями воды, с благодарностью вспоминал своего старого наставника Вана. Он провел небольшой комплекс дыхательных упражнений, несколько раз устроил себе контрастный душ, в голове прояснилось, усталость ушла. Вернувшись в комнату, он увидел, что Таня уже вскипятила чайник, а на столе стоит тарелка с бутербродами. Быстро перекусив, они легли спать. Все-таки бессонная ночь давала о себе знать.
Они толком не успели уснуть, когда в дверь уверенно и по-хозяйски постучали. Не дождавшись ответа, стоящий за дверью сильно ударил по ней ногой. Она распахнулась. В комнату вошел взрослый мужчина. Такой весь из себя даже ничего, симпатичный, очевидно, грузин или ингуш. Одетый в строгий деловой костюм, с помятой жизнью наглой физиономией, он, как у себя дома, подошел к столу, уселся на стул и сказал:
- Добрый день вам. Меня Мага кличут. Вообще-то я Магомед, но для русских это трудно, так что Магой зовите. Я пришел поговорить с вами.
Он положил на стол только входивший тогда в моду дипломат, или как называли его на Западе, атташе-кейс.
Егор пружинисто подскочил с кровати и, сжав кулаки, придвинулся к нему.
- А вот этого не надо, - лениво отмахнулся от него Мага, причем действительно лениво, как от надоевшей мухи, - сядь, джигит, я говорить пришел. Знаю, спортсмен ты. Но вот сейчас это глупо. Внизу мои люди, и я к тебе не пустой пришел. Щелкнув крышкой дипломата, он быстрым змеиным движением запустил туда руку. Через мгновение в ней холодно, вороненой сталью блеснул пистолет.
- Сядь, я тебе сказал. Теперь слушай.
Егор в растерянности опустился на табуретку. Не то чтобы он испугался, просто с такой наглой и жесткой действительностью столкнулся впервые в жизни. А на кровати, натянув одеяло до подбородка, лежала голая Татьяна.
- Вах, молодец, проговорил Мага. - Мужчина должен отвечать за свою женщину. Ты красавец. Теперь слушай. То, что ты ребят наших обижаешь, это одно. Барсука побил, так ему на пользу пойдет, злее будет. Помни, не просто все здесь, на Колыме, много нас, и живем мы по-разному. Мы по-своему, вы по-своему. Но разговор даже не об этом, пацан. - Он снова открыл крышку дипломата. - Вот что главное, - и на стол легло несколько самородков и кусочек шкуры, заплесневевшей и сморщившейся от воды.
Сердце у Егора ухнуло и провалилось в живот. Это значит, тогда, когда Таня упала, несколько самородков выпало из ее сумки. Внезапно ему стало спокойно. Пути назад уже не было. Он как-то отчетливо понял: либо у них заберут все, либо их просто убьют. Голова заработала в каком-то другом режиме. Мысли были ясные, точные, холодные и уже сформулированные: «Мы влипли, влипли основательно. И выход только один…» Не подавая вида, он также отрешенно сидел на стуле и слушал Магу. Тот продолжал:
- Так вот, парень, народ интересуется, откуда у вас это? Или эти байки про якутский клад - правда, и ты его нашел? Тогда отдай, и разойдемся краями, - Мага самодовольно улыбнулся.
- Хорошо, - сказал Егор, - только нас не трогайте.
Он встал со стула, и в ту же секунду высоко подпрыгнув, нанес удар, тот, который когда-то показал ему Ван, практически смертельный удар пяткой в голову. Мага без звука рухнул на пол комнаты. На кровати испуганно вскрикнула Таня.
- Вставай, одевайся, похоже, мы попали, - тихо сказал ей Егор. Открыв дверь, он выглянул в коридор. Там было пусто. - Собирайся, Танюшка, хорошо, что почти все свое ты ко мне перенесла. На улице нас, наверное, уже ждут.
- Что с ним, Егор? - испуганно спросила Таня.
Тот нагнулся и посмотрел на Магу.
- Похоже, я ему челюсть сломал. Жить будет, не переживай. - Егор вытащил из сжатой ладони Маги пистолет: - Ого, «ПМ», вооружились ребята! Я в армии из такого стрелял, - залихватски подмигнул он Тане. - Одевайся, одевайся, нам теперь спешить надо.
Говоря это, Егор сам натягивал на себя джинсы, рубаху, в процессе разговора откинул крышку дипломата и изучил его содержимое. Там лежало несколько самородков, которые он не стал трогать, штук 20 патронов для пистолета, небольшая пачка денег, бутылка коньяка «Арарат» и сменное белье. Забрав патроны и деньги, Егор небрежно столкнул дипломат на пол.
- Ты готова?
Таня, бледная и растерянная, сидела на кровати, прижав к себе одеяло.
- Собирайся, милая, собирайся, бежать нам теперь придется. Не просто все получилось. Ох и непросто!
Таня очнулась:
- Что надо-то, Егор?
- Сейчас нам надо уйти, а потом будем думать, - с расстановкой произнес Егор, - давай, собирай что-нибудь, чтобы неделю прожить в тайге.
Он сам стал доставать и складывать на стол необходимые вещи. Таня лихорадочно металась по комнате. Она хватала то одно, то другое, а потом вдруг внезапно успокоилась. Как будто что-то озарило ее. И она уже обдуманно стала собираться. Первым делом - документы! Хорошо, что все они хранились у Егора, Таня, приехав из Магадана, не успела отнести свою сумочку. Она также положила на стол полотенце, мыло, расческу, вату, бинт. Достала кое-что из еды, две кружки и ложки, пачку чая, ветровку, пару футболок, белье и все необходимое, что еще сочла нужным. Оглядев комнату, она заметила свои ключи, на которых был брелок, привезенный ей отцом из трудной командировки, и, решив не оставлять дорогую ее сердцу вещь, положила ключи в карман. Вещей набралось на большой Егоров рюкзак. Добавив туда же сумку с золотом, Егор взвесил его в руке:
- Однако… Ну ладно, эту проблему решим потом. - Он выщелкнул магазин из пистолета. Все восемь патронов хищно блестели в обойме. Засунув пистолет за пояс джинсов, сказал: - А теперь пошли.
Так как на улице, судя по рассказам Маги, их ждали, Егор выбрал свой вариант отхода. Они спустились на первый этаж. Когда все еще жили в спортзале, Егор заметил, что одно из окон не было забрано решеткой и открывалось наружу. Через него они и выбрались на улицу. Осторожно пройдя вдоль здания, Егор выглянул из-за угла. Возле центрального подъезда стояло три машины, в которых сидели люди. Еще человек десять просто курили рядом с ними.
- Пошли, - махнул он Тане, и, скрываясь за зданиями, они вышли на улицу, которая вела из поселка.
Пройдя пост ГАИ, свернули в тайгу. Все это время Таня шла молча. Она, наверное, не понимала до конца, что произошло, но во всем беспрекословно слушалась Егора. Когда отошли подальше от дороги и углубились в тайгу, Егор сбросил с плеч рюкзак и сказал:
- А теперь, родная, садись, подумаем. Значит так, Танюшка, влипли мы, надо полагать, основательно. Хотя все равно якуты, думаю, нам бы не простили того, что мы, получается, «оживили» это золото. Рано или поздно заметили бы, и тут уже особо гадать - КТО, им бы не пришлось. Значит, с Синегорьем по-любому у нас покончено, уходить надо было все равно. Не так, конечно, поспешно. Но что теперь сделаешь? Прошлое не возвращается, чтобы переиграть, да и ребята эти, которые приехали, видать, серьезные мужички. Что у тебя осталось там такого, за чем пока еще можно вернуться? Подумай, Таня.
- Ну, документы - хорошо, что были у тебя в комнате, я все собрала, и свое, и твое. Трудовая? Ну, тут мы никак не сможем, не отпустят меня так сразу, наверное, работать некому. Ну, вещи, конечно, жалко, но не настолько, чтобы из-за них ты рисковал, что-нибудь купим легкое. Мы ведь в Магадан будем выбираться, да, Егорушка?
- Подожди, Танечка, давай разберемся, да ты присядь на бушлат.
И только тут Таня заметила, что Егор, уходя, прихватил из комнаты две фуфайки, очевидно, свою и Женькину. Когда он это успел, она не заметила, но Егор уже по улице шел в накинутом на плечи бушлате, второй нес в руке. Таня села. Обхватив коленки рукой и положив на сцепленные ладони голову, внимательно смотрела на своего мужчину.
Егор продолжал рассуждать вслух:
- Думаю, в городе, и в аэропорту, и в морпорту нас будут ждать, роднушь. Скорее всего, у этих магомедов все давно схвачено, они живут этим. Вот только потому я и не ударил его в полную силу. Хотя уже начинаю об этом жалеть. - Он печально улыбнулся и продолжил: - Остается у нас дорога до Якутии, любимая. Это трудно, это долго, до Якутска отсюда километров пятьсот, наверное. Пешком с тобой такое расстояние нам не пройти. - Заметив, что Таня встрепенулась, Егор предупреждающе поднял руку: - Погоди, я знаю, что ты скажешь, нет, Таньча, это нереально. По крайней мере, у нас есть немного форы, думаю, что говорить этот Мага пока не сможет, да и болевой шок, пока будут искать нас в поселке и около. А тут у нас недалеко поселок на трассе стоит, а трасса-то, хоть и называется Колымской, но на самом деле она - Магадан-Якутск, понимаешь? Вот, теперь главное. Мы устали, не отдохнули, как нам лучше поступить? Есть еще аэропорт, местный, но он совсем крохотный, там, по-моему, и гостиницы-то нет, да и заглянут они туда. Поэтому я считаю, что правильней нам будет дня два переждать в тайге, пусть поищут. Лишь бы якуты не хватились, с теми тягаться сложнее, но, думаю, в случае чего они убивать не будут. Вот же… - сдержанно матюгнулся Егор. - Ладно, теперь, как говорил один мой знакомый москвич, будем танцевать до победы! Согласна, любимая?
- Конечно, Егорушка, ты не бойся, я выдержу, я ведь понимаю, из-за меня все. - Глаза Татьяны подозрительно заблестели.
- Ну вот, только сырости нам и не хватало, - ласково улыбнулся он ей.
- Нет, Егор. Я не буду плакать, не время сейчас, понимаю я все. И то, что теперь нам придется трудно очень, тоже понимаю. Но что делать? Так вышло, мы же совсем не этого хотели. Поэтому, давай, говори, что и как. Я буду слушаться.
Так это «слушаться» у нее по-детски получилось, что Егор, не выдержав, разулыбался. Обиженно глянув на него, Таня спросила:
- Смешного-то что?
- Да я не над тобой, милая, что ты, в самом-то деле? Просто вот подумал. С тобой и в беде не страшно, прорвемся! И Вовке поможем, и сами жить начнем, - он пнул ногой лежащий на земле рюкзак, - думаю, тут нам на все хватит. Ну что, пошли выбирать место для нашей с тобой стоянки?
Егор подхватил рюкзак и уверенно зашагал в глубь леса. Таня, накинув себе на плечи предусмотрительно захваченный им бушлат, быстро нагнала его и зашагала рядом.
- Мы сейчас в сторону уйдем немного, тут, я помню, мы с ребятами охотились, ручей есть, а рядом низинка, нам оттуда хорошо будет видно, если кто появится. Опять же, вода рядом, вот там и устроимся. Это не очень далеко, километров десять, дойдешь?
- Ну, если от пятисот отнять десять, уже четыреста девяносто остается, дойду, Егорушка, - улыбнулась она в ответ.
Странно, но у обоих улучшилось настроение, может, потому, что действительно дороги назад уже не осталось, может, оттого, что шли они в определенное место, а может, потому, что оба были молоды и влюблены.
Шли они, наверное, часа три. Наконец Егор указал Тане на возвышающийся вдали холм.
- Видишь? Это и есть тот самый, о котором я говорил, да и, оказывается, мы не сильно в сторону забрали. Вот и дорога не так далеко, слышишь?
Действительно, когда они остановились, в отдалении слышался гул автомобильных моторов. Пройдя еще немного, поднялись на небольшой увал. Отсюда хорошо было видно, что к этому месту незаметно подойти можно только сзади, но, как сказал Тане Егор, там была нежилая и нехоженая почти местность, несколько лет назад прошел пал, и природа еще не восстановилась. С вершины, весело журча, сбегал небольшой ручеек, возле которого они и остановились.
- Давай, Танюшка, пока светло, сварим что-нибудь, вечером придется без огня обходиться. Наденем все, что есть, я сейчас стланика нарублю, думаю, не замерзнем. Кашеварь пока, посмотри, что можно придумать из того, что у нас есть.
Та молча кивнула и зашуршала рюкзаком, Егор взял свой большой охотничий нож и отправился за ветками. Таня же решила сварить рисовую кашу с тушенкой. Булка хлеба у них была, поэтому, приготовив все необходимое, она стала собирать сушняк для костра. Вскоре и Егор, закончив изготовление постели, подошел и быстренько развел маленький костерок. Перекусив и сполоснув котелок, они заварили в нем чай. Потом, не сговариваясь, упали на мягкую кучу веток и, крепко обнявшись, уснули. Таню разбудили комары. Странно, но до этого они не очень беспокоили ее, может, потому что днем их было меньше. Намазав лицо и руки дурно пахнущей «Дэтой», она отошла «в кустики». «Ну, вот тебе и романтика, девонька», - с грустью подумала она. Вскоре проснулся и Егор. Пока еще не совсем стемнело, он, спустившись в расселину у ручья, вскипятил еще котелок с чаем. С куском хлеба сладкий чай прекрасно утолил голод.
Потом весь день они шли. Шли, чутко прислушиваясь к шуму проносившихся невдалеке машин. Далеко от дороги не уходили, к вечеру вышли к поселку, который был расположен на трассе и о котором говорил Егор. Таня уже очень устала, хотела есть и просто полежать, отдохнуть. Искусанное комарами лицо горело, неприятно чесалось за поясом брюк, туда каким-то образом проникала вездесущая мошкара. Посмотрев на ее измученное лицо, Егор сказал:
- Все, Тань, выходим к реке, отдыхаем и начинаем наш марш-бросок к счастью!
К реке они вышли чуть выше моста, был в этом поселке мост через Реку, его считали важным стратегическим объектом и охраняли всегда, поскольку он был единственным. Не спускаясь к самой воде, Егор с Татьяной присели на бревна, которые, вероятно, уложили здесь любители пикников на природе. Чурбачки, старое кострище, ямка, вырытая для сбора мусора, и даже стакан, предусмотрительно висевший на сучке. Метрах в пятидесяти от них на берегу возился с лодкой какой-то мужичок, видимо, он вернулся с рыбалки, потому что вытаскивал и укладывал в мешок сети и рыбу.
- Посиди тут пока, роднушь. Я схожу, кое-что узнать попробую, - проговорил Егор и быстрым шагом направился к воде, на ходу достав из пачки сигарету. Зажав ее в зубах, он обратился к мужчине, который оказался, наверное, немного старше Егора: - Бог в помощь! Огоньку не будет, спички закончились, выручишь?
Мужчина молча вытащил из кармана коробок и, не глядя, кинул его в сторону Егора. Тот ловко выхватил его из воздуха и прикурил.
- Спасибо, зема.
- Оставь себе, у меня есть.
Так же - не глядя на Егора, рыбак продолжал возиться в лодке.
- Слушай, браток, а магазин здесь далеко? Мы не местные, нам дальше ехать, надо что-нибудь купить перекусить.
- Твоя, что ли? - мотнул кудлатой головой собеседник в сторону Татьяны.
- Ну да, жена, мы вот попали с ней в историю неприятную, теперь надо уезжать, - решил отчего-то рискнуть Егор.
Ему понравилась манера этого парня - не глядеть и не спрашивать, просто кинул спички и продолжал свое дело. А может, уже просто Егор устал крутить в голове варианты спасения, кто знает. И, не дождавшись вопроса, что за история, тут же, на ходу, принялся сочинять:
- Понимаешь, она у меня красивая, но глупая еще. Я на работе был, а они с подругами на танцульки намылились, ну а там ее местные шпанята стали обижать. Приставали, хамили, в общем, сам знаешь, как это бывает. А мне рассказали. Я хотел просто поговорить с ними, объяснить, что нам вместе жить и надо как-то рамки соблюдать. А они драться кинулись. Ну, вот я одного из них и приложил. Судя по всему, сильно. Они не простят, да и милиция, наверное, уже знает, вот мы и решили убежать, всю ночь пешком шли.
Егор, выговорившись, выжидательно замолчал. Рыбак внезапно бросил на дно лодки только что собранный им рюкзак и, достав из кармана папиросу, тоже закурил. Потом, сев на нос своей «Казанки», сказал:
- Блатные, говоришь? Да, навалило их у нас за последнее время. Так вы со стройки?
Егор молча кивнул.
- Да, оттуда много сейчас народу бежит. Кто легких денег хотел, кто подъемные получил, а работать не хочет, ну, а шелупони у нас всегда и своей хватало, но теперь еще и приезжие мутят. Да, меня Славкой зовут, - он протянул свою жесткую ладонь.
- Егор, - представился тот в свою очередь. - Жена Татьяна.
- А не люблю я этих уродов потому, что у самого из-за них неприятности были. Так что я тебя понимаю. Вы куда собираетесь, в город?
Егор лихорадочно обдумывал ответ, делая вид, что пытается раскурить погасшую сигарету.
- Да нет, понимаешь, Слава, у Тани родня в Якутске, а с деньгами у нас не густо, вещей почти нет, вот рюкзак успели собрать, думали, может, на попутках получится. Ты вот местный, как считаешь?
Егор с надеждой взглянул на парня, тот неожиданно широко улыбнулся.
- А че ж не получится-то? У нас многие так ездят, да и водителю веселее, не уснет за рулем, а деньги, так у нас, слава Богу, пока за подвоз денег не берут, и не вздумай предлагать. Обидишь человека. А самое интересное, Егор, я ведь на мосту на этом и работаю, в охране. Видишь будочки на обоих краях моста? Это посты, мы включаем сигнал, ну и документы порой смотрим. Так что выбрать попутку не вопрос. Но вот только на смену мне послезавтра, Егор. Вы сейчас хотите уехать?
- Да, Славка, не знаем мы тут никого, а Танюшка моя устала, мы же пешком шли. Боялись на трассу выйти.
- Обалдеть, - присвистнул Слава, - нифигассе у тебя девка молодец! Столько прошагать! Да ей же отдохнуть надо, ты что? Знаешь, а пошли ко мне. Я недалеко тут живу, с мамой, но у нее отдельный вход, да и не против она будет, подождешь, я только лодку повыше вытяну, и пойдем.
Егор с удовольствием помог Славке вытянуть лодку подальше от воды и, пока тот все укладывал, вприпрыжку побежал к Татьяне. Рассказал ей все и объяснил, что нужно говорить, и они уже втроем направились в поселок. Причем Татьяна, невзирая на возмущенное ворчанье Славы, упрямо тащила на своих плечах два алюминиевых весла от лодки.
Жил Славка и правда недалеко от реки в своем домике. Мама его, Ольга Васильевна, оказалась очень милой маленькой полной женщиной. Она с радостью захлопотала, устраивая неожиданных гостей. В процессе знакомства Егор и узнал, почему так отреагировал на его рассказ Славка. Простодушная женщина, накрывая на стол, рассказала, что «у Славочки была невеста, ее тоже Оленькой звали, и вот пока Слава был в отъезде, ее изнасиловали какие-то заезжие подонки, вечером, прямо в поселке. И до сих пор никого не нашли, а сама Оленька от всего этого как умом тронулась, из дома не выходит, от мужчин шарахается. Славик переживает очень и надеется, что пройдет это у нее, любит он ее очень». Так закончила она свой рассказ. А в это время со двора вернулся и Славка, бросив взгляд на сочувственно всхлипывающую Таню и покрасневшие от слез глаза матери, он недовольно буркнул:
- Мама, ну зачем опять ты, я же просил.
После сытного ужина мужчины вышли покурить на крыльцо, женщины хлопотали на кухне.
- Короче так, Егор, вы сегодня спите здесь спокойно, я к маме уйду на ее половину, так что вам никто не помешает.
- Слушай, Славка, а вот с твоей Олей…
- Егор, не надо об этом, ты бы видел, какая она была. И что с ней стало теперь… - у Славки заходили крупные желваки на скулах, он судорожно затянулся. - Поэтому, Егор, я и ненавижу этих трусливых ублюдков. И найду их, и мало им не покажется!
Егор не знал, что сказать. Поэтому, молча встав, похлопал Славу по плечу и вошел в дом.
Переночевали Таня с Егором по-человечески, после ночи на колючих лапах спать на широком диване, на свежем белье, было просто здорово! Они оба уснули, едва коснувшись головами подушек.
Разбудил Егора скрип половиц, он машинально сунул руку под подушку, куда с вечера положил пистолет. Но, приоткрыв глаза, увидел немного сутуловатую фигуру Славки, который осторожно доставал что-то с полки в углу комнаты.
- Привет, хозяин, - прошептал Егор.
- Проснулся? Спи, еще рано, извини, что разбудил, мне сегодня с утра надо кое-какие бумаги в поссовет отнести, спи.
- Да ладно, уже проснулся, нормально все, спасибо тебе, - Егор покосился на сладко сопящую Таню и аккуратно встал с дивана. – Пошли, покурим?
- А и пошли, - так же шепотом ответил ему хозяин.
Вот тут, сидя на крыльце и щурясь от бьющих в глаза лучей восходящего солнца, Егор и рассказал Славке почти все. Он, конечно, не стал говорить о золоте, о якутском кладе, просто сказал, что мыл немного с ребятами, а об остальном - уже почти правду.
Славка слушал молча, не перебивая, потом сказал:
- Я сразу понял, Егор, что не все у вас так просто, те, кто просто убегают, бегут в Магадан, да и Таня твоя, она так измученно выглядит. Ты не бойся, я не продам, давай-ка подумаем, как вашей беде помочь.
Говорили они долго, до тех пор, пока на крыльцо не вышла Татьяна.
- Вот вы где, заговорщики, всю Колыму уже обкурили, вон от вас дым по реке стелется, - показала она рукой на утренний туман, поднимающийся от воды.
Ребята улыбнулись.
- Ну-ка, быстро бросили «бычки» и марш на кухню, завтракать, - нарочито утрированным «бабьим» голосом скомандовала она.
Ольга Васильевна уже ушла на работу, поэтому за стол сели втроем.
- Танюшка, я рассказал Славику все про нас, - негромко сказал Егор.
Та испуганно встрепенулась и посмотрела на хозяина дома. Славка сидел и, улыбаясь, смотрел на них.
- Все хорошо, Таньча, он нам поможет, мы все обдумали, сейчас расскажу.
Егор вкратце пересказал ей их разговор. По совету Славки, им нужно было ехать до Ленска, но главное было - добраться до Якутска.
- Там можно по реке, да и движение там оживленнее, и автобусы. В общем, главное, незаметно выбраться с Колымы, и вот тут Слава нам поможет. Во-первых, он рассказал маршрут, во-вторых, посадит нас на машину, идущую как можно дальше в нужном направлении, купит все необходимое в дорогу. А главное, он сегодня пройдется по злачным местам поселка и послушает, говорят ли о нас, а если говорят, то что. Ты, кстати, Таня, скажи ему, что надо купить тебе, что мы забыли, чего не взяли… Сейчас накидаем списочек, и еще что думаю - надо купить маленький рюкзачок и ей, - обратился он к Славке. - Пусть у нее будет свое, дамское, там, а то каждый раз перерывать мой баул утомительно. Правильно, Солнышко? - это он спросил уже у Татьяны.
Та согласно кивнула.
- Ну, вот и славненько, - заключил Егор, - значит, мы тут пока по дому, Слава по своим делам и в лавку. Отдыхаем мы сегодня, хорошая моя, - обратился он к Татьяне.
- Да, ребята, отдыхайте, только днем на улицу без нужды не выходите, все-таки поселок маленький у нас. Да и «по нужде» лучше вот так, - Славка кивнул головой на стоящее в углу ведро. - Ничего не поделаешь, северный комфорт, - обезоруживающе улыбнулся он, увидев, как недовольно скривилась Таня. - А зимой? Вот так мы тут и живем, извини за натурализм. Ладно, занимайтесь тут, я пошел, мама до вечера не вернется. Она на заправке работает, смена 12 часов.
После ухода Славика Таня принялась готовить обед, Егор бесцельно слонялся по комнате и приставал к ней. Им было спокойно, и они дурачились. Таня все-таки не рискнула воспользоваться ведром, пригнувшись, как солдаты в кино, прокралась к туалетной будочке во дворе. Егор смеялся у окна, наблюдая за этой картиной.
Но их веселье закончилось ближе к вечеру, когда вернувшийся Слава рассказал о том, что ему удалось узнать в поселке. По его словам, среди местных «деловых» прошла весть, что парень с девкой «накосячили» в Синегорье, в итоге был изуродован уважаемый авторитет, и самое плохое - пустили слушок, что именно у Маги они похитили золото, якобы из-за этого все и произошло. Теперь местные «деловые» считали долгом чести помочь попавшему в «непонятную» товарищу. В общем, дела обстояли плохо. Слава не знал пока, ищет ли их милиция. Но чуть позже обещал сходить в райотдел. Там у него работал одноклассник.
Ужинали молча, Таня даже слегка обиделась, невзирая на ситуацию, за то, что так старательно приготовленное ею жаркое молодые ребята поглощали машинально, очевидно, просто не ощущая вкуса. Закончив с едой, они принялись разбирать купленное Славиком. Он вроде предусмотрел все, даже спортивный костюм для Тани и маленькие резиновые полусапожки.
- Все не в твоих туфлях шлепать, если что, - улыбнулся Слава.
Воспользовавшись тем, что хозяин пошел-таки в милицию за новостями, перебрав рюкзак, Таня с Егором все уложили уже обдуманно. Золото, очистив от налипших шкурок и вытряхнув оттуда все камешки, тщательно распределили по маленьким матерчатым мешочкам, в которых, вероятно, Ольга Васильевна хранила в крупы. Таня обнаружила большое количество этих мешочков, когда хозяйничала на кухне. Вряд ли хозяйка заметит пропажу трех-четырех из них. Все это было старательно упаковано в большой рюкзак, завернуто в одежду. Один, самый маленький мешочек, отсыпав туда грамм семьсот, Егор уложил в рюкзачок к Тане. «На всякий случай», как он сказал.
Когда пришла с работы мама Славки, все у них было уже готово. Вот добродушная женщина по достоинству оценила кулинарный талант Тани. Ела и нахваливала:
- Повезло же тебе, Егорушка, с женой! Это же надо из обычного мяса такую вкуснятину сочинить. Славка-то мой где, куда опять понесло его на ночь глядя?
- Теть Оль, да он к другу какому-то пошел, сказал, скоро будет, вы кушайте. Давайте я вам еще положу, и компот есть, - ухаживала за ней раскрасневшаяся от похвалы Татьяна.
Вскоре вернулся и сын хозяйки. По его насупленному лицу Егор сразу понял: вести неутешительные. Так и оказалось. Выйдя на крыльцо, Слава рассказал, что в милиции есть ориентировка на них, Егор разыскивается за нанесение тяжких телесных повреждений. Про Таню просто написано: с ним может находиться молодая женщина.
- Вот тебе и блатные, авторитет, а заяву написал как последний лох, теперь он, по их понятиям, «потерпевший», но его даже это не остановило. Видать, сильно злой на тебя. Хотя это шакалье друг дружку оправдает, но все равно, менты в шоке. Такого здесь еще не было.
- И что теперь делать будем? - с тревогой спросил Егор.
- А что делать? Завтра я с утра на смену. Попрошусь на ближний конец моста. Напарник у меня хороший. Ухожу я к восьми. Вы тоже не тяните, подходите к моей лодке, мне из будки хорошо ее видно. Потому там и оставляю, приглядываем за своим имуществом, как можем. Ну, а я буду смотреть машины, надо, чтобы через поселок без остановки шла. Вот тут проблема. Но я придумаю, как ее решить. Прорвемся!
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Понедельник, 16 Июля 2012, 18.12.39 | Сообщение # 198 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Глава 8 Погоня
Наутро они встали рано, все были серьезны и собранны. Таня наготовила Славке с собой бутербродов, себе с Егором тоже уложила нехитрые продукты в свой рюкзачок. Молча посидели. Потом Славка, хлопнув себя по коленям, встал и сказал:
- Ну, я пошел. Через полчасика и вы выходите. А может, поживете еще у меня?
- Нет, братишка, спасибо. Сам же знаешь, это не выход. Иди, мы подойдем. С Богом.
Настроение было тревожным. Поэтому даже раньше оговоренного срока они собрались и, попрощавшись с Ольгой Васильевной, отправились к месту ожидания. Женщина как будто чувствовала, что все у них непросто, и незаметно, украдкой перекрестила две уходящие фигуры, бормоча про себя молитву.
Усевшись, как два нахохлившихся воробышка, на борта лодки, они принялись ждать. Выглянувший на минутку из своей будки Славка помахал им рукой, показывая, что видит их и все хорошо. Потянулись томительные минуты ожидания. Говорить не хотелось, Егор курил одну сигарету за другой, а Таня бездумно смотрела на проносящиеся мимо них стремительные воды могучей Колымской реки.
Таня не могла сказать, сколько времени они просидели так, скорее всего, совсем немного, но эти минуты неизвестности тянулись так мучительно долго, что она даже вздрогнула, когда услыхала пронзительный свист. Встрепенувшись, посмотрела по сторонам, но Егор, крепко взяв ее за руку, повел в направлении моста. Там у своей будочки нетерпеливо приплясывал Славик, и стояла какая-то легковая машина. Подойдя ближе, Таня поняла, что это старенький «Москвич». Возле автомобиля стоял и курил заросший бородой до самых бровей пожилой мужчина. «Прямо какой-то Карабас-Барабас», - подумала девушка.
- Давайте быстрее, - торопил их Славка. - На мосту останавливать машины нельзя, этот человек согласился вас до Усть-Неры довезти, это уже Якутия, но он торопится. Поэтому быстро, сели и поехали, до Ягодного остановок не будет.
Мужчина тем временем молча открыл багажник. Егор поместил туда свой рюкзак, Таню, попытавшуюся последовать его примеру, он остановил движением руки.
- Садись в машину, рюкзак у тебя маленький, на коленях подержишь, - потом повернулся к Славке: - Спасибо тебе, брат!
Парни обнялись, Егор похлопал нового друга по спине. Тот, разомкнув объятия, сказал:
- Выберетесь, дай телеграмму, адрес: Речная-20, Сафонов я.
- Хорошо, брат, обязательно, еще встретимся, уверен, и вы с Олей приедете к нам погостить.
Еще раз хлопнув друга по плечу, Егор сел в машину на заднее сиденье рядом с Таней.
- Ну что, можно ехать, - повернул к нему голову водитель.
- Егор, - протянул он свою руку. - Это Таня, жена моя, нам бы в Якутск.
- Василий я, - пожал тот протянутую руку.
- А отчество? - спросила Таня.
- Васильевич, - усмехнулся мужчина. - У нас в семье издавна старший сын Василий. До Якутска не еду. Но от поселка автобус ходит, вертолет, там разберемся. Дорога вот только плохая, а мне в Сусумане надо кое-что забрать в срок. Поэтому будем торопиться, вы не против?
- Да мы как бы за, - улыбнулся Егор, - если что, я вас и подменить могу, я водила второго класса, права вот. - Он полез было в рюкзак.
- Да кому тут твои права нужны? Водишь - хорошо. Я от Магадана без роздыху. Тогда поселок проскочим, и я вздремну час-полтора. До Ягодного, лады?
На том и порешили. Поселок проехали без приключений, стоявший у будочки поста ГАИ сержант даже взглядом не удостоил неказистую машинешку, поэтому спустя десяток минут они уже миновали этот ставший для них началом длинного пути населенный пункт. Егор и Таня облегченно перевели дух. Проехав еще немного, Василий снизил скорость и спросил:
- Ну что, порулишь?
Егор с удовольствием пересел за руль. Рядом с ним на пассажирском сиденье устроилась Таня, Василий перебрался на заднее место и моментально захрапел, не дождавшись даже начала движения. Несмотря на непритязательный внешний вид, двигатель у «москвичонка», видимо, был отменным. Егор сразу почувствовал его ухватистость и мощь.
- Не гони, Егорушка, не торопись, видишь, как все хорошо, - счастливо улыбалась сидевшая рядом Татьяна.
Так они ехали до тех пор, пока за очередным поворотом не показались многоэтажные дома большого поселка. Свернув на «пятак», молодые решили дать Василию поспать еще. Сходив в ближайшие к ним заросли, они вскоре вернулись, Таня залезла в машину, а Егор стоял у открытой дверцы и курил.
Внезапно раздался рев двигателей, работающих на полных оборотах, и к месту стоянки стали стремительно приближаться две легковые машины, «Волга» и «Жигули». По какому-то наитию Егор присел за машиной, кавалькада стремительно пронеслась прочь, но в одном из автомобилей Егор ясно рассмотрел знакомую до боли морду Барсука. Таня в это время смотрела на Егора, не понимая, отчего он так резко спрятался. Но когда Егор выпрямился, взглянула на его враз побледневшее лицо и тревожно спросила:
- Что, Егорушка, что случилось?
Тот, глядя на развевающиеся вдоль трассы клубы пыли от пролетевших машин, тихо ответил:
- Это погоня, родная. ПОГОНЯ.
- За нами гонятся, Егорушка, это они?
- Да, любимая, не знаю как, но они на верном пути. Ничего не поделаешь, ехать нам надо. Подождем, пока Василий проснется, и будь что будет, пути назад у нас все равно уже нет.
- А может, Василию рассказать, может, он что придумает, а, Егорка?
- Да не надо мне ничего рассказывать, кроме того, что у вас, голубки, стряслось, - раздался голос Василия с заднего сиденья.
- Проснулся, дядя Вася? Извините, что разбудили вас, - проговорила Таня. - Но у нас тут, понимаете…
- Подожди, не тарахти, - поморщился бородач, - сейчас я проснусь, покурю, а потом вы мне все расскажете. Что у вас не все так просто, я понял еще на мосту, убегаете, видать, от кого-то. Но поглядел я на вас и подумал, что вряд ли вы что-то плохое можете сделать, хотя парень у тебя здоровущий. Ну что, Егор, покурим?
- Да не вопрос, - с облегчением вздохнул тот, - все равно, думаю, рассказать бы пришлось.
В машине у Василия все было предусмотрено для дальних поездок, видимо, он часто делал на ней большие перегоны. Был там и кипятильник, работающий от прикуривателя, и пока мужчины молча затягивались ароматным дымком, Таня вскипятила большую кружку и заварила крепкий чай. Щедро насыпав туда сахара, она запустила кружку «по кругу». Таня видела, как порой пьют чай из одной кружки ребята из «дюжины». Василий, спрятав в бороде улыбку, шумно отхлебнул пару раз и передал ее Егору.
- Ну вот, а теперь рассказывайте.
Рассказ длился недолго. Опять упустив эпизод с якутским золотом, Егор вкратце рассказал Василию суть дела. О золоте он сказал только то, что мыли они его с ребятами и у них с Таней немного есть. Говоря так, он рассчитывал на тот небольшой мешочек, который лежал в Танином рюкзачке, поэтому и предложил Василию поделиться тем, что у них есть. Василий ответил не сразу, но говорил уже по существу, сразу было видно, что этот мужик был бит жизнью неоднократно и цену словам и поступкам знал.
- Ждать они вас будут, скорее всего, на въезде и выезде, ну, может, еще возле столовой. Поэтому выходить вам никак не желательно, не переживайте пока, мне в поселке заехать по адресу все равно необходимо будет. Там люди с понятиями, я и узнаю, что почем, а если за вами «хачики» гоняют, то и у нас они уже всех достали. «Будем делать посмотреть», - снова улыбнулся он. - Давайте на заднее сиденье и ложитесь там, чтобы не отсвечивать. Говоришь, черная «Волга» и красный «жигуль»? - уточнил он у Егора.
Тот согласно кивнул головой, и они с Татьяной устроились на заднем сиденье. Таня легла головой на колени Егора, он тоже опустился пониже, но все равно краем глаза наблюдал за дорогой.
Проезжая мимо столовой, возле которой стояло довольно много машин, Егор заметил тот самый красный «жигуленок». Несколько молодых парней медленно гуляли по площадке, заглядывая в кабины стоящих там автомобилей.
- Вот они, Василий, - тихо сказал Егор.
- Вижу, лежи, не отсвечивай, мы мимо едем.
Один из парней внимательно окинул взглядом неторопливо проезжающую мимо него машину, но, вероятно, заметив, что в салоне только один человек, равнодушно перевел взгляд дальше.
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Понедельник, 16 Июля 2012, 18.13.05 | Сообщение # 199 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Глава 9 Схватка
В общем, до дома, в котором жили друзья Василия, они добрались без приключений. На удивление, Таня так и спала на коленях у Егора, усталость и нервное напряжение последних дней дали о себе знать. Егор, уже выпрямившись, сидел и потихоньку гладил ее по голове. Василий, повернув к нему лицо, улыбнулся и сказал:
- Сидите тихо, я схожу, все узнаю, не переживай пока, это не самые крутые люди на Колыме за вами гоняются, - и, хлопнув дверкой, ушел.
Вернулся он нескоро. Егор уже тоже начал дремать, когда, скорее, почувствовал, а не услышал шаги подходившего к машине Василия. Он встрепенулся и тихонечко потрепал Таню за плечо. Она, проснувшись, долго недоуменно моргала глазами, не понимая, где она находится и что с ней.
- Все хорошо, родная, мы уже в поселке, просыпайся, наверняка сейчас что-то узнаем, - Егор поцеловал Таню в щеку.
Подходя к машине и докуривая сигарету, Василий незаметно огляделся по сторонам, потом, выбросив «бычок», сел за руль.
- Перекусывать, ребята, на ходу будете, - он передал Татьяне сумку. - Здесь мне по-быстрому кенты бутербродов сгоношили, в термосе чай. Так что не обессудьте, чем богаты, как говорится.
- Ой, ну что вы, зачем… - начала было говорить девушка, но тут же замолчала под его строгим взглядом.
Василий, уже не обращая на нее внимания, говорил Егору:
- Тебе бы, парень, канеш, какую другую попутку поймать бы, но вот, видать, Бог нас зачем-то вместе столкнул. Мне с твоими «корешами» резона нет встречаться, но и бросать вас тоже как-то не по-людски, не по нашим таежным законам выходит. Значит, так, - взгляд его стал колючим, от бывшего добродушного дядюшки ничего не осталось, - что бы ни случилось, не удивляйтесь, не дергайтесь и меня слушайте, по дороге все объясню.
Из дома, рядом с которым стояла их машина, вышел парень и махнул рукой. Василий завел мотор и медленно поехал к выезду на дорогу. Перед самым выездом на трассу он пропустил вперед невесть откуда выскочившую серую «Ниву» и только потом нажал на газ. Выехав за пределы поселка, Василий свернул на еле заметную колею, когда-то накатанную машинами, а теперь поросшую травой и мелким кустарником. Колея вела в лес, и Егор с беспокойством спросил:
- Куда это мы?
- Не боись, паренек, - ответил Василий, - мне свои дела решать надо, да теперь и твои тоже.
Егор незаметно завел руку за спину, где за поясом джинсов у него был спрятан пистолет. В зеркале заднего вида Василий заметил его движение и еле заметно улыбнулся.
- Да не спешил бы ты, парень, глядишь, и пригожусь я тебе еще. Да и ты мне, возможно, тоже.
Машина въехала в лес и остановилась. Василий, позвав Егора с собой, вышел из машины, и они, встав у капота, закурили. Из высоких кустов ольхи, густо росшей по краю поляны, навстречу вышли двое мужчин, на Егора они смотрели спокойно и оценивающе. В душе у парня снова заворочался комок беспокойства и неуверенности. Затянувшееся молчание прервал Василий:
- Времени у нас нет, ребята, в молчанку играть. Вляпался он со своей девчонкой, видать, в крутые дела. Что можно, сам рассказал, ну а о чем умолчал - пока это его проблемы. Решили ведь еще в поселке, что, если что, поможем. Да и нам самим перед этими новоявленными «мандаринами» отступать не с руки. Кто они и кто мы? А если сейчас схлестнуться с ними придется, что ж, все равно рано или поздно это случится, верно?
Мужики, кивнув, молча протянули руки Егору, коротко представились:
- Сергей, Колян, - и снова, как призраки, растаяли в кустарнике.
Василий с Егором шагнули за ними. За густой полосой ольхи была полянка, побольше той, на которой остановился их «Москвич», на ее краю стояла серая «Нива». Похоже, та, которая обошла их при выезде на шоссе.
Сергей открыл багажник и передал Василию карабин.
- Держи, чем черт не шутит, если что, отстреляешься, тебе не привыкать. Здесь патроны, - тряхнул он небольшим матерчатым мешочком наподобие кисета. - Ну, а это, сам знаешь, что и кому, - вытянул Сергей рюкзак, - братве привет от всех нас. Ну и все дела, сам в курсе, не первый раз едешь, учить не надо. А ты, паренек, - повернулся он к Егору, - поможешь ему, ежели что. Из-за вас, в общем-то, тут такое крутое дерьмо замутилось. Я не виню и не наезжаю, так карта легла, так бывает по жизни, хотя такой расклад нам сейчас и не в жилу, но что выросло, то выросло, прорвемся. Времени уже нет на длинные разговоры, что надо, Василий тебе сам по дороге расскажет. Шушеру, которая за вами ломится, мы тут, я думаю, тормознем на время, так что отрыв у вас будет. Но «булки» не расслабляйте, дальше уже сами. По обстоятельствам.
Обнявшись с Василием и пожав руки Егору, мужчины сели в свою машину и сразу уехали. Василий же, подхватив рюкзак, карабин протянул Егору.
- Давай, пацан, по-быстрому, тянуть нам и правда некуда, форы у нас от силы пару часов будет, не войну же в поселке начинать.
Рюкзак и карабин положили в автомобиле на пол, Василий выехал на трассу и прибавил газу. Проехав молча несколько километров, он вдруг сказал, не поворачивая головы:
- Ну, а теперь слушайте меня внимательно.
Поймав его вопросительный взгляд в зеркале, Егор кивнул головой.
- Деваху во все это посвящать не надо бы, но кто его знает, что нас там за поворотом ждет. Да и ничего особенного я тебя не скажу, только адресок один дам. В том поселке, куда мы едем, вот ты тот рюкзак, который у твоей любимой сейчас под ногами, при любом раскладе должен доставить по этому адресу. И никак иначе, понял? - Несколько раз Василий повторил название улицы и номер дома. - Спросишь Длинного, это важно.
Сжавшаяся в комочек на заднем сиденье девушка поняла, что их приключения и не думают заканчиваться, а, наоборот, нарастают, как снежный ком, несущийся по склону горы.
- Дядя Вася, - почти шепотом спросила Таня, - это из-за нас все так плохо? Мы вам помешали? Мы виноваты, да?
- Ну что ты, Танюш, и не думай ты ни о чем плохом. При чем тут вы? Все нормально, все «пучком», порой бывает, что несколько ситуаций в одну сплетаются, так и у нас вышло. Оно же само. Не волнуйся, скоро приедем, отдохнешь, а там вам уже легче будет, найдем, кому вас до места доставить, и все уладится, детка.
Егор, на ходу перебравшись назад, обнял Татьяну за плечи и прижал ее голову к своей груди. Но она, отстранившись, решительно продолжала говорить:
- Дядь Вась, а давай, останови на «пятаке», и мы на другую машину попробуем попроситься, ловят-то нас. А ты спокойно дальше поедешь, тебя же они не тронут, а мы…
Василий даже не дал ей договорить, в голосе его появилась даже какая-то неожиданная мягкость.
- Помолчи-ка, тарахтелка. Меня теперь, похоже, тоже ловят, да и повод у них теперь есть. Ребята наши вашим «догоняльщикам» чехарду небольшую, поди, в поселке устроили. Ну, а они «в теме», кто мы, и меня персонально знают, доводилось уже схлестываться. Только раньше так по-серьезному еще не было, но к этому шло. Ладно, ребятня, проехали, «с Дону выдачи нет», живы будем - не помрем, а там, глядишь, и вырулим. Так что не надо вам в другую машину садиться, там человек и вовсе не при делах будет. Разве не довезу я вас с комфортом, как ты думаешь, красавица? - подмигнул он девушке и вдруг неожиданно густым басом пропел: - Связал нас черт с тобой, связал нас черт с тобой веревочкой одной.
Таня не удержалась и прыснула, довольный произведенным эффектом, Василий продолжал лихо рулить по дороге.
Ехали они уже молча, дорога то петляла крутыми поворотами, то была такой прямой и похожей на взлетную полосу, что Тане казалось, что они действительно сейчас взлетят и оставят позади все неприятности последних дней. Проехав так несколько часов, Василий притормозил, и они с Егором поменялись местами.
- Не гони только сильно, - сказал Василий, поудобнее устраиваясь на заднем сиденье, - там впереди два обрыва поганеньких, не одна машина с них ушла вниз, не вписавшись в поворот, а к вечеру разбуди меня обязательно. Движение, сам видишь, какое, прямо как в Москве, ядрит ее.
По трассе действительно неслись «КРАЗы», «МАЗы», тяжелогруженые машины то появлялись из-за поворота, то даже обгоняли их неспешно уже пылящую машинешку. Легковушек было немного, и, как заметил Егор, все они старались уступить дорогу тяжеловозам, понимая, что такую махину остановить гораздо труднее. Егор вел машину не очень спеша, аккуратно. И все время поглядывал в зеркала, но машин преследователей вроде не было видно, он немного стал успокаиваться. Нервное напряжение отпустило и Таню, она смотрела по сторонам и иногда даже улыбалась.
- Может, еще вздремнешь, ненаглядочка, неизвестно, как оно все дальше будет? - спросил у нее Егор.
- Да не хочется пока, красотища-то кругом какая, никогда и не думала, что когда-нибудь увижу, насколько Колыма красива, тревожная, могучая, дикая. Но такая уже отчего-то родная вся, - тихо отвечала она, но потом все-таки задремала, прислонившись к плечу громко храпевшего Василия.
Егор вел машину плавно, старательно объезжая дорожные выбоины, чтобы от тряски не проснулись его любимая и этот странный мужик, который добровольно ввязался в их такую непростую и трудную историю. Кто он такой и чем может заниматься, Егор уже догадался. Скорее всего, Василий из старых колымских «братков», которые издавна крутили здесь свои дела. Вероятно, завязано все было на золоте и, судя по тому, что он из Якутии, на камнях. У них тоже были свои разборки, «терки» и «стрелки», случалась и стрельба, не всегда в воздух, и замешаны в этом были ну очень большие деньги. Что будет с ними дальше и чем закончится эта история, Егор не мог даже предположить. Как они выпутаются, как преодолеют тысячи километров расстояния, что делать с этим золотом и как им достичь своей цели?..
Ночью Егору удалось подремать. Василий, не раз ездивший по этой дороге, гнал машину без остановок. Остановились они только один раз, когда уже рано утром их обогнал новенький «КАМАЗ». Егор с завистью смотрел, как мощная машина легко обходит их по прямой. На обгоне из кабины водителя «КАМАЗа» им помахали рукой. Потом мигнули фары, и, проехав немного, тяжелый автомобиль стал притормаживать. Василий тоже сбавил скорость и остановился. Вглядевшись в выпрыгнувшего на дорогу человека, он успокаивающе кивнул Егору, мол, свои, и, выйдя из кабины, отправился навстречу. Подошедший водитель что-то быстро говорил ему и показывал рукой назад, туда, откуда приехал. Василий кивнул и вернулся в салон. Егор, увидев его побледневшее и осунувшееся лицо, понял: снова что-то стряслось.
- Ну? - не выдержал он. - Что там еще?
- Догоняют они нас с тобой, парень, хорошо, на переправе задержались, не успели проскочить, а мы совсем немного не дотягиваем до места. Буди свою девушку, не до сна теперь.
- Так не видно же их еще, - сказал Егор, посмотрев назад, - может, успеем еще?
- Нет, Егорка, у них машины новее, да и скорость я здесь, по прямой, не разовью, неудачно все сложилось-то как, нет бы на серпантине, там бы еще посмотрели, кто кого. Может, километров 5-10 еще успеем, поехали, - ответил Василий, нажимая на газ. - Ты, кстати, стрелять как, умеешь? - внезапно спросил он. - Попадаешь в цель хоть иногда, или все больше в «молоко» пулял в своей армии?
- Да нет, все больше попадаю, - ответил парень, - учителя в армии были хорошие, да и патронов не жалели. Граница все же.
Внутри него начинала скапливаться какая-то неведомая ему до этого ярость и нервная дрожь, странно, но мелко затряслись руки, он злился из-за этого и боялся, что Таня с Василием увидят это и неправильно поймут, подумают, что он трусит.
- Адрес, что я вам дал, не забыли? - отрывисто спросил Василий.
- Нет, - пискнула Таня.
- Сам по этому адресу и пойдешь, - почему-то зло ответил Егор.
- А вот, сдается мне, не пойду я, Егорка, - как-то уж очень спокойно ответил мужчина, продолжая гнать машину вперед. - Если что, ты сначала по колесам стреляй, а там - по обстоятельствам, трудно будет, рвем вперед, в поселке сориентируешься, да и не сунутся они туда. Там у нас братва покруче будет, вы их держитесь, и в рюкзачок, если что, нос не суйте, не вашего ума там дело, себе дороже обойтись может… Девушку на пол! - вдруг заорал он, изо всех сил вдавливая педаль тормоза.
Прямо перед ними, как в кошмарном сне, вдруг выросла легковушка, стоящая поперек дороги.
- Суки! Видать, и у нас из ихних кто-то есть,- зло сплюнул Василий, - капкан!
Как в замедленной съемке, Егор увидел медленно открывающиеся двери машины и выбирающихся оттуда парней. Одного из них он узнал сразу - Барсук! «Как же так? Вертолетом, что ли, забросили?» Но думать об этом уже не оставалось времени, замедленная жизнь потихонечку ускорялась. Резко швырнув Татьяну на пол машины, он крикнул ей:
- Голову вниз!
Девушка охнула от боли, ударившись о рюкзак, и закрыла голову руками. И тут раздались выстрелы.
- Стреляй, парень, вали их, не жалей, нам все равно тут амба, вторая машина сзади! Круши их, сук, не жалей! - это кричал Егору Василий, судорожно передергивая затвор карабина.
От одного из выстрелов рассыпалось лобовое стекло, тут же раздался грохот карабина, машина братков подпрыгнула и завалилась на один бок, Василий пробил ей колесо. На мгновение повернув к Егору залитое кровью от порезов стеклом лицо, он еще раз крикнул:
- Да стреляй же!
Этот крик как будто подстегнул парня, он вскинул пистолет и выстрелил несколько раз. Странно, но не испытывая никаких угрызений совести, Егор стрелял именно на поражение. С трудом успевая ловить взглядом метавшиеся у вражеской машины фигуры, рядом с ним с грохотом опустошал магазин карабина Василий.
Вот упал Барсук, и стоявший рядом с ним парень тоже завалился спиной на капот, третий успел нырнуть за машину и стрелял оттуда. Неожиданно сзади и сбоку тоже захлопали выстрелы. Егор увидел, что к браткам подоспела вторая машина, из нее тоже стреляли. Василий, загнав в карабин новую обойму, шарил рукой в бардачке. «Да что он мешкает-то?», - успел подумать Егор, сам в это время, удачно заменив обойму, открыл стрельбу по второй машине и первым же выстрелом попал в стрелка, который вел огонь, высунувшись в окно справа. Василий, наконец нашарив, что он там искал, тоже выстрелил по подмоге и тоже удачно - так же, как у них, в той машине лопнуло и осыпалось внутрь лобовое стекло.
- Сейчас, Егорка, сейчас мы их угостим!
Егор увидел в руке Василия самую настоящую боевую гранату. Внезапно Василий как-то со всхлипом охнул, Егор бросил взгляд в его сторону и увидел расширившиеся от боли зрачки и враз посеревшие губы.
- Ну вот и не доехал я, Егорка. Тебе теперь ехать, на мое место лезь, скорее, - на губах Василия уже лопались кровяные пузыри. - Лезь, да кому же я говорю! Конец мне подходит, девку свою спасай, ты ее беречь должен, ты мужик, я же понял, подохнуть сам всегда успеешь. Давай по газам, дорога в поселок здесь одна, у хребта увидишь, а я им тут пока по колесам… - Василий уже шептал эти слова, когда открывал дверку машины и выкатывался на дорогу. - Я им… по колесам…
Стреляя через выбитое стекло, Егор одной рукой направил машину в объезд перегораживающей им дорогу легковушки. Объехав ее почти по краю кювета, он на прощание выпустил оставшиеся в обойме три патрона по тому, кто прятался за ней. И, похоже, попал. Выжав до предела газ, пригнулся к рулю и, зажмурив глаза от бьющего в лицо ветра, рванул вперед. Сзади еще два раза гулко хлопнул карабин, следом раздался взрыв. Егору показалось, что он даже услыхал визг осколков. Уже входя в поворот, увидел краем глаза столб дыма и огня. «Все-таки взорвал», - промелькнуло в голове.
- Егор, ты здесь, Егор? - раздался Танин испуганный голос, ее голова, усыпанная осколками битого стекла, появилась из-за спинки сиденья.
- Здесь я, Танюша, - хриплым, оттого что ужасно хотелось пить, голосом ответил он. - Ты не высовывайся пока особенно, мало ли что.
- Они нас догонят, да? - с тревогой спрашивала Татьяна. - Ты знаешь, как я перепугалась, когда упала на этот рюкзак, даже пошевелиться боялась. Ничего не видно, только слышно, как стреляют вокруг. А где дядя Вася, Егор? - вдруг спросила она. - Я слышала, он говорил «по колесам, я им по колесам». Он что, там остался? Мы ведь вернемся за ним, да, Егорушка, ну, или, если опасно, ты же вернешься?
- Вернемся, родная, вернемся, - сквозь зубы бормотал Егор, и из его глаз текли слезы, то ли от ветра, то ли…
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Понедельник, 16 Июля 2012, 18.14.28 | Сообщение # 200 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Глава 10 Тайга
Он начал вслушиваться в работу двигателя, который заработал вдруг с перебоями. Мотор как будто захлебывался, несколько раз «чихнул», а через несколько минут заглох совсем. Немного проехав под уклон, машина остановилась. Выйдя из нее, Егор увидел небольшую пробоину в районе бензобака. Судя по величине отверстия, это была не пуля. Значит, Василий все-таки взорвал гранату, понял он.
- Что там, Егор? - спросила Таня, тоже выйдя из машины.
- Да вот, бензин неожиданно закончился, - ответил он, - а до поселка еще далековато, да и по трассе не пойдешь, вдруг у них одна из машин на ходу.
- Куда же мы теперь? - в голосе девушки прозвучало отчаяние.
- Пока подальше от трассы уйти надо, - ответил Егор, - и побыстрее, не так уж далеко мы и отъехали. Пошли в лес, там и решим, что дальше делать, - махнул он рукой в сторону деревьев.
Забрав из машины рюкзаки и кое-как отряхнувшись от мелкого битого стекла, которым оба были здорово запорошены, они быстро пошли в сторону леса. Несколько раз Егор оборачивался. Но по трассе неслись лишь грузовые машины, легковушек видно пока не было. Несмотря на это, он заметил, что до сих пор крепко сжимает в руке пистолет. Когда углубились в лес, Егор спросил:
- Ты как, Танюш? Может, подальше отойдем, а то трасса все-таки близко. Но если устала, то можно и сейчас передохнуть.
- Нет, нет, пошли. Пошли дальше, Егор, давай дальше отойдем, и не устала я совсем. Дальше, может, и ручеек какой найдем, тогда и умыться можно будет, там и остановимся, - девушка быстро пошла вперед.
Таня шла, не разбирая дороги. Солнце уже вовсю светило над головами путников, когда лес внезапно закончился. Они вышли на небольшую прогалину и рухнули прямо на траву. От усталости гудели ноги, болели плечи от рюкзаков. Немного полежав, незаметно для себя провалились в сон.
Егор проснулся первым, солнце висело уже где-то за деревьями и вот-вот должно было закатиться за далекие сопки. Он посмотрел на спящую Таню и вздохнул. Даже во сне у нее было уставшее лицо. «Надо будет развести хоть небольшой костер», - подумал Егор и, осторожно встав, потихоньку ушел к краю поляны, где виднелось поваленное и давно высохшее дерево. Дойдя до него, парень в изумлении остановился. Перед ним было совсем крошечное озерцо. «Надо же, буквально несколько метров до воды недотянули», - подивился он.
Сзади раздался испуганный крик. Перепуганная Татьяна выбежала ему навстречу. Подбежав к Егору, девушка крепко обняла его за шею и, уткнувшись лицом в грудь, громко заплакала.
- Ну что ты, роднушь? Чего испугалась? - Егор крепко прижал ее к себе. - Я вот воду нашел, видишь? Костер сейчас разведем, умоешься, все хорошо будет.
Татьяна подняла заплаканное лицо и улыбнулась сквозь слезы:
- Представляешь, проснулась, а тебя рядом нет. Знаешь, как испугалась! Я ведь в лесу одна никогда и не была, если честно.
- Глупенькая ты моя, ну неужели я бы тебя одну оставил? Ты же жизнь моя, а жизнь просто так не бросают, - улыбнулся Егор. - Давай-ка, пока совсем не стемнело, рюкзаки сюда перетащим, я костерок сложу, и поужинаем.
Озерцо оказалось совсем небольшим и мелким. Попив чаю и поев бутербродов, которые им дал Василий, ребята поняли, что они просто не наелись. Пережитое возбуждение и свежий таежный воздух пробудили у них зверский аппетит. Поэтому в ход пошли еще две банки тушенки и почти целый кулек конфет, который они с удовольствием запивали ароматным, пахнущим свежим дымком чаем.
- Смотри, Егор, звезды какие большущие. И луна, кажется, прямо над головой висит, - шепотом сказала Таня. - И спать мне совсем не хочется. Так бы вот сидеть и сидеть рядом с тобой у костра всю жизнь.
- Посидим еще, Танюшка, рядом посидим. А если повезет, то и полежим, - улыбнулся Егор, - но пока нам с тобой решить надо, что дальше делать.
Улыбка пропала с лица девушки, глаза снова стали испуганными.
- Правда, Егорка, что-то я размечталась и забыла про все. Про все это, от чего мы бежим. Если бы ты знал, как не хочется туда возвращаться. Ты не обижайся на меня.
- Ну что ты, родная, ты устала просто. Я понимаю, самому нелегко. За что мне обижаться-то? Надо думать, как нам из этой истории выбраться. Вот ведь беда какая приключилась с нами, Танюшка. Теперь нам с тобой самим все решать. Как дальше будет, от нас все зависит, - Егор обнял ее за плечи, погладил по волосам. - В поселок надо как-то выбираться, к людям, а мы с тобой в такие дебри забрели. Ты только не пугайся, милая, мы, кажется, заблудились. Мы же все равно выйдем, поплутаем немножко по колымской тайге, и выйдем. Потом когда-нибудь вспоминать будем и смеяться, как боялись.
- Да я и не боюсь, я с тобой ничего не боюсь. Ты мой. Ты сильный. Ты выведешь. Только ты же обещал за дядей Васей вернуться, помнишь, Егор? Мы же его там, на трассе оставили, ты что, забыл? - она легонько погладила его по руке. - Давай вернемся за ним, милый?
- Не за кем нам теперь возвращаться, Танюха, - хрипло ответил Егор, - убили они нашего дядю Васю. Он ведь уже почти мертвый нас прикрывал, дал уйти. Живого я его никогда бы не бросил. Вместе с ним бы отстреливался, поверь. Взрыв слышала? У него граната была, взорвал он себя, скорее всего, вместе с ними взорвал…
По щекам девушки побежали слезы. Они текли и текли из ее глаз. Кулачком она вытирала их со щек и тихо шептала:
- Как же так, убили? Дядю Васю убили. Значит, и нас могли, да, Егорка? Я ужасно боюсь, ты прости, но я, оказывается, трусиха.
- Вот потому, Танюшка, нам и надо побыстрее решить все вопросы. И первым делом рюкзак Василия его знакомым донести. Мы должны, Таня, я ему обещал. Только вот как теперь дорогу к поселку искать? Совсем ведь я не следопыт в этих делах, какой из меня таежник, - он вздохнул и виновато посмотрел на девушку.
Таня уже перестала плакать. Только ее плечи вздрагивали, как в ознобе. Егор еще крепче прижал девушку к себе, и она сказала:
- Мы выживем, ведь правда? Я так хочу, Егор, чтоб мы жили. И дорогу найдем, и потом все у нас получится. Я верю, Егорушка, и ты верь.
- Ну и вот, кто из нас сильный? - с улыбкой заметил Егор, бережно вытирая ладонью слезы с ее щеки.
Еще вечером рядом с костром Егор наломал веток лиственницы. Сейчас он подбросил в костер несколько толстых коряг, расстелил куртку. Измученная Таня снова очень быстро уснула. Егор несколько минут бездумно смотрел на огонь и курил. Потом притянул к себе за лямки рюкзак Василия и провел по нему рукой. Он помнил наказ - не совать нос, куда не надо. Но Василий был уже мертв, а Егор хотел хотя бы приблизительно знать, что он несет. Посидев в раздумьях еще несколько секунд, он решительно дернул завязки горловины.
Распахнув рюкзак, сразу увидел лежащий сверху автомат со складным прикладом. «Ничего себе! Да у нас в армии они только появились, десантный вариант, - подумал он. - Что же Василий его не достал, эта же штука похлеще карабина будет? С ним-то у нас проблем поменьше бы было, хотя, что об этом сейчас думать… Отложив автомат в сторону, Егор вытащил лежащую в рюкзаке сумку. Открыв ее, увидел, что внутри лежали деньги. Очень, очень много денег. Аккуратными банковскими пачками они занимали почти все пространство. И тогда уже одуревший от всего этого парень вытащил еще один пакет. Он был объемистый, но легкий, что-то было завернуто в марлю. Интуитивно стараясь быть аккуратным, Егор развернул сверток. Конопля - понял он. Этого добра в армии он навидался достаточно. На самом дне рюкзака лежало два автоматных рожка и патроны россыпью.
Егор снова закурил. Немного подумав, решил, что все понял. Очевидно, Василий был так называемым гонцом, скорее всего, возил из Якутии алмазы и золото. А почему в Магадан? Может, потому, что там большой морской порт. Да это уже и не важно. Все это нужно отнести по адресу, иначе будет еще хуже. Приняв такое решение, Егор снова сложил рюкзак. Только на этот раз пристегнул один из магазинов к автомату и положил его сверху. Потом он прилег рядом с Таней, крепко обнял ее и сразу же уснул.
Проснулись они с первыми лучами солнца. Небо было ясным, весело щебетали птицы. Егор заметил, что в волосах Тани запутался маленький кузнечик, к тому же он пытался стрекотать. Егор осторожно освободил его из волосяного плена и, посадив на ладонь, показал Тане.
- Смотри, какой зверь по тебе прыгал, а я тебя спас. Я заслужил поцелуй принцессы?
Татьяна весело рассмеялась и чмокнула его в нос.
- Спаситель ты мой, что бы я без тебя делала?
Они крепко поцеловались и долго стояли, не разжимая объятий. Угли в костерке еще тлели. Снова умывшись в озере, вскипятили чай. Татьяна, посерьезнев, перебирала в своем рюкзачке запас еды. Результат был неутешительным. Всего оставалось две банки тушенки, небольшой кусок колбасы, немного хлеба, банка рыбных консервов, соль в спичечном коробке и несколько пачек галет.
- Надо бы быстрее до поселка добраться, Егорка, - сказала она. - Можно, наверное, ягоды есть, ну, еще грибы. Морозы скоро начнутся, лето, считай, закончилось. Это у нас дома осень до декабря, а здесь, помнишь, как в прошлом году? Сразу после лета зима. И одежды теплой у нас нет… И что я распричиталась, все равно ведь дойдем, правда? А есть я мало могу, - Таня зябко передернула плечами.
Залив остатками чая тлеющие угольки костра, ребята вернулись на полянку. Егор попытался сориентироваться.
- На поляну мы вышли вроде с этой стороны, да, Танюшка? Значит, нам надо топать обратно. Кое-какие ориентиры я, кажется, помню. Там дерево какое-то поваленное было, и еще гнездо. Ничего, попробуем выбраться, нам бы трассу хоть услышать, будем знать, в какую сторону идти, а там на месте что-нибудь придумаем.
Но вокруг было очень много поваленных деревьев и вороньих гнезд. Сколько они блуждали по этому лесу? Два раза уже ночевали около костров, два раза встречали рассвет. Значит, прошло уже больше двух суток. Но за это время они ни разу не услышали гула машин. Только высоко над ними, далеко в синеве пролетали иногда самолеты, оставляя за собой белые, тающие в небе следы…
Днем Татьяна с Егором собирали голубику, она была сладкая и уже осыпалась. Вечерами около небольшого костра экономно грызли галеты, а с первыми лучами солнца отправлялись в путь. Тайга никак не хотела кончаться, но, тем не менее, они неуклонно приближались к сопкам. Казалось, вот-вот, еще пару часов, и они окажутся у их подножья. Но это опять был обман, тайга смеялась над ними.
Полностью сопки рассмотреть удалось только на третьи сутки. Ночевать путники остановились около небольшого ручейка, неожиданно вдруг зазвеневшего прямо у их ног. В запасе оставалась только одна пачка галет, но уже закончились спички. Так они и сидели, обнявшись, около этого ручейка. Макали в него галеты и откусывали по маленькому кусочку. Тщательно жевали, чтобы заглушить голод.
- Давай, может, спать, Егорка? - устало спросила Таня. - Что-то совсем я вымоталась сегодня, да и ты тоже устал. Холодно-то как.
- Тише, - вдруг быстро сказал Егор и повторил: - Тише.
Они замерли и в наступившей тишине услышали какой-то звук. Как будто кто-то хлопал по воде палкой. Странный и непривычный для тайги звук, такого они еще не слышали. Встав и сделав несколько шагов вперед, тщетно всматривались в темноту, но так ничего и не увидели, да и никаких звуков больше не было слышно. Вокруг снова была звенящая таежная тишина. Это трудно объяснить. Это понять, наверное, может только человек, который хоть раз в жизни оказывался в похожей ситуации. Быть затерянным в бескрайних таежных просторах - это совсем не романтично. Это страшно. Это действительно страшно.
Спать из-за холода не получалось. Озноб не проходил. И даже с первыми лучами солнца теплее не стало, да и не грело оно уже так, как летом.
- Что же за звуки мы с тобой ночью слышали, а, Танюх, может, жилье где-то рядом? А мы кругами вокруг него ходим. Ведь не понять тут ни фига, где что. Только сопки и видно, - задумчиво проговорил Егор.
- А пошли прямо туда, где ночью что-то хлюпало? - предложила Таня. - Может, и правда жилье где-то здесь есть? Что мы теряем? И сопки в той стороне. Чуть-чуть правее возьмем.
Закинув за спину уже ставшие им привычными рюкзаки, ребята двинулись в ту сторону, откуда ночью раздавались эти непонятные звуки. Идти было тяжело, уже сказывался голод и полубессонная холодная ночь. Рюкзаки казались неимоверно тяжелыми. Егор смотрел на осунувшееся лицо девушки, и сердце сжималось в груди от жалости к ней. Но что он мог сделать? Он просто не знал тайги. Не знал, как выбраться из нее, не знал, как выжить в ней, не знал, как накормить и спасти любимую. Не один уже раз он обругал себя за то, что тогда позволил им так далеко отойти от трассы. «Хоть бы сопки эти чертовы приблизились. Может, там и правда кто-то живет? Ведь здесь почти все поселки рядом с сопками построены», - в отчаянии думал Егор.
Тайга расступилась незаметно, и парень первым вышел на берег. Он смотрел на раскинувшееся перед ними огромное озеро и молчал. Молчал даже тогда, когда подошла Таня. Она так же, как и он, без слов смотрела на казавшуюся бескрайней воду. А потом устало спросила:
- Нам его ведь обходить надо, чтобы до сопок дойти?
- Не знаю, Танюшка, ничего я уже не знаю, - тихо ответил Егор, - наверное, надо. По воде только Христос ходил. Ты прости меня, Таня, не знаю я, как мы обходить его будем. Это же сколько идти…
Они сели на свои рюкзаки, Егор взял руку девушки и крепко ее сжал. А она вдруг радостно проговорила:
- Смотри, Егорка, смотри! - и показала рукой на заросли кустарника слева от них.
Встав и подойдя ближе, Егор увидел торчащую из кустов корму небольшой лодки, которая была просто привязана к кусту.
- Интересно, чья она? - спросила Таня.
- Откуда она здесь взялась, среди тайги, кто и откуда на ней приплыл? - в ответ спросил Егор. - Вот ведь, но это же лодка, Таня!
- А давай мы тут посидим, подождем. Ведь это же человек на ней приплыл, да, Егорка? Он, наверное, на том берегу живет. Или рыбаки здесь какие-нибудь. Да кто угодно, это же люди. Вот он придет и нам поможет! - и она счастливо рассмеялась.
Глядя на улыбающуюся Таню, с облегчением улыбнулся и Егор.
- Ну конечно же, человек приплыл, Танечка! Не медведи же здесь на лодках плавают. И конечно, он нам поможет. В тайге люди друг друга в беде не бросают, я думаю так. Будем ждать.
Кто бы знал, как радостно ему было слышать веселый смех любимой девушки. Он был по-настоящему счастлив видеть ее улыбающееся родное лицо. Даже голод ощущался уже не так сильно, но в желудке постоянно что-то подсасывало и слегка тошнило. Они сидели долго, день уже начал клониться к вечеру, а хозяин лодки так и не появлялся. Егор несколько раз пытался уговорить Таню самим переправиться на тот берег и поискать жилье, но она не соглашалась.
- А что будет делать хозяин, когда вернется и не найдет лодку? Он же подумает, что ее украли. Давай еще немного подождем, Егорка.
Егор все время пристально вглядывался вдаль, и вдруг ему показалось, что он заметил дымок на противоположном берегу.
- Смотри, Танюшка, смотри, вон там дым, видишь, дым, - почти закричал он.
- Где? - встрепенулась девушка.
- Да вот он!
Она проследила за его рукой и тоже вскрикнула:
- Ой, вижу, вижу, правда, вижу! Как будто из-под земли поднимается. Да ведь если дым, значит, там люди! Да, Егорушка, там же есть люди?
Таня внезапно заплакала. Улыбалась и плакала, а Егор снова бережно вытирал ей слезы своей заскорузлой ладонью и пытался успокоить.
- Это ничего, Егор, ничего, это я от радости разревелась, как девчонка меленькая, - виновато сказала Таня. - Не обращай внимания, я больше не буду, сейчас это пройдет.
Через какое-то время, уже совсем успокоившись, она вдруг сама предложила:
- А может, и правда, поплывем, пока не стемнело совсем? Хоть посмотрим, кто там. А потом на лодке за хозяином обратно вернемся. Мы ее назад пригоним, Егор. Поплыли?
Решительно отвязав лодку, Егор подождал, пока в нее заберется Татьяна, сильно оттолкнул ее от берега и запрыгнул сам. Почему-то в лодке лежало всего одно весло. Усевшись на корму, парень аккуратно, как когда-то видел в кино про индейцев, пытался грести одним веслом, но толком не получалось. Хотя ребята неплохо плавали, сердца трепетали у обоих, когда от неловкого движения весла лодчонка, казавшаяся теперь совсем крохотной, пыталась накрениться то в одну, то в другую сторону. Немного погодя Егор все-таки приноровился. Делая длинный гребок веслом, он слегка подворачивал лопасть вбок, и лодка шла прямо.
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Понедельник, 16 Июля 2012, 18.15.11 | Сообщение # 201 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| Глава 11 Остров
Озеро было еще больше, чем казалось вначале. Когда подумали, что уже приблизились к берегу, то с удивлением и разочарованием поняли, что это просто большой остров, а озеро простиралось дальше, до самого подножья гор. С горем пополам, промокшие и почти уже в полной темноте, молодые люди причалили к острову. Сил вытащить лодку на берег уже не оставалось, и Егор просто привязал ее веревками к лежавшему на берегу, и, казалось, вросшему в землю старому замшелому бревну. Устало сев на него, они в растерянности молчали.
- Ничего, Егорушка, мы переночуем как-нибудь, а завтра дальше поплывем, - негромко говорила ему Татьяна.
- Поплывем, конечно, поплывем. Не переживай, вот у меня еще две галеты осталось, я не хочу, кушай.
- И я не хочу, любимый, - судорожно сглотнув, ответила ему Таня. - Ты ешь, тебе сил больше надо, ты гребешь.
- Ну, давай тогда по одной, - сказал Егор, протянув ей галету (свою он незаметно снова спрятал в карман).
Таня подошла к воде и, присев на корточки, опустила галету в воду.
- Послушай, Егор, - внезапно сказала она, - но ведь дым-то был. Дым же мы видели, правда?
Егор в растерянности посмотрел на девушку.
- Танька, а ведь и правда, мы же видели дым. Я с этим островом так расстроился, что все из головы вылетело. Может, это где-то здесь, давай посмотрим.
И вот, бывает же так в жизни, именно в эту секунду, не раньше и не позже, именно сейчас они услышали громкий собачий лай - где-то совсем близко.
Бросив на берегу рюкзаки, Таня и Егор просто бежали на этот звук, не обращая внимания на хлеставшие по лицу ветки и перепрыгивая через поваленные деревья.
Неожиданно Егор вдруг вскрикнул и как-то неловко упал. Подбежавшая к нему Таня увидела, что парень лежит на земле и негромко стонет, держась за ногу.
- Что с тобой, Егорушка, ты упал? - спросила она.
- Да вот, Танюш, на сук в темноте напоролся как-то, темно ведь, кровь течет, - прикусив от боли губу, Егор убрал окровавленную руку от правого бедра. - Ты не бойся, я сейчас встану, только помоги мне немножко на эту ногу ступить, думаю, сразу не получится.
Перепуганная девушка попробовала помочь ему подняться, но, охнув от боли, Егор снова опустился на траву. Из глубокой раны текла кровь, она уже полностью пропитала штанину. Даже в такой темноте Татьяна разглядела, как побледнело лицо парня, и в отчаянии закричала:
- Помогите! Помогите же нам! Есть тут кто? Помогите, ну пожалуйста!
Она плакала и беспомощно пыталась зажать рану стянутой с себя рубахой.
Внезапно из кустов выбежала собака и звонко залаяла, а еще через несколько минут на этот лай из леса вышел молодой парень.
- Тихо, Туман, рядом сидеть, - скомандовал он, и собака послушно уселась к его ногам. - Что по ночам-то бродите? – хрипловатым, видимо, со сна, голосом спросил он у Татьяны. - Как вы вообще тут оказались на нашем острове?
- Мы на лодке сюда, - не переставая плакать, пыталась рассказать девушка.
- В тайге заблудились, к озеру вышли, а там лодка в кустах, и дым увидели, к вам шли, а Егор вот упал, и кровь… - она снова зарыдала в голос.
- А ну-ка пусти, - наклонился к Егору парень и мельком бросил взгляд на окровавленную ногу. - В темноте и не разглядеть ничего. - Он выдернул из своих брюк ремень и умело перетянул бедро Егора выше раны. - Ты как, дошкандыбаешь потихонечку? Тут не очень далеко. На руках-то я тебя, пожалуй, не уволоку, кабанчик приличный, - он приподнял Егора и усадил, привалив к стволу дерева.
- Голова немного кружится, - виновато улыбнувшись, пробормотал тот, - но я сейчас встану и пойдем, говоришь, ведь недалеко.
Стоя на коленях возле Егора, Таня взяла его за руку и, с беспокойством глядя на любимого, сказала:
- Ты посиди, посиди, Егорушка, я помогу тебе дойти.
Наблюдавший все это парень хмыкнул и отошел в сторону, наклонив голову и шаркая отчего-то ногами по земле. Он как будто что-то пытался найти. Не отходивший от него ни на шаг пес вдруг подошел к Татьяне и ткнулся носом в ее плечо, несколько раз при этом вильнув хвостом. Девушка нерешительно протянула руку и осторожно погладила пса по большой голове.
- Ого, а Туман-то вас признал, - раздался голос подошедшего парня, в руках он держал крепкую длинную палку с рогатиной на конце. - Вставай потихоньку, вот, опирайся на нее. Думаю, сухостоина выдержит, - обратился он к Егору, - сейчас помогу встать. - Посмотрел на поднявшуюся с колен девушку и продолжил: - Вообще-то Туман ни к кому не подходит, воспитан так, а вот вас почему-то признал, неплохие вы люди, видно. Ну ладно, он - Егор. А тебя как зовут?
- Таня, - негромко ответила девушка.
- Ну а я Павел, вот и познакомились.
Обняв Егора за плечи, Павел помог ему встать и протянул палку.
- На нее опирайся и потихонечку топай, я впереди пойду, там еще болотце небольшое есть, осторожней. До дома нашего недалеко, но вы не спешите и не бойтесь, вас теперь Туман выведет. Идите за ним. - Он ласково потрепал собаку. - Веди гостей домой, Туман. - И пошел вперед, быстро растаяв в темноте.
С небольшими передышками ребята все же вскоре вышли на край большой поляны и увидели посреди нее добротный дом с несколькими постройками помельче рядом. «Подворье», - именно это старое русское слово почему-то промелькнуло в мыслях Татьяны.
Выбившийся из сил Егор опустился на траву, голова кружилась, руки тряслись от напряжения (палка глубоко проваливалась в землю, и идти, опираясь на нее, было настоящей мукой). Таня с беспокойством смотрела на него, на испарину, выступившую на лбу, и гладила его вздрагивающие руки.
- Сейчас уже, Егорушка, сейчас, потерпи, потерпи немного, сейчас нам помогут, - шептала она.
Туман, оглянувшись на них, побежал к дому и несколько раз негромко гавкнул. Дверь избы приоткрылась. Оттуда на крыльцо вышел Павел, его хорошо освещал неяркий желтоватый свет, вырывавшийся из дома наружу. Вглядываясь в темноту, он что-то негромко проговорил, и из дома вышли еще два человека. Втроем они подошли к сидевшим рядышком молодым людям. Один из них осветил их фонариком, Егор сразу встрепенулся.
- Сейчас я, сейчас встану.
- Ох, грехи наши тяжкие, - это проговорил подошедший вплотную кряжистый мужичок, глядя на безуспешные попытки Татьяны помочь Егору подняться.
- Отойди-ко, девка.
Подхватив вдвоем парня под мышки, мужчины почти понесли Егора в сторону подворья. Мальчишка с фонариком бежал впереди них, а Таня бездумно шла сзади, еле передвигая отяжелевшие до судорог ноги.
Егора в избу почему-то не занесли, пройдя немного в сторону, остановились перед небольшим сарайчиком, куда, открыв дверь, все и вошли. Зайдя следом, девушка увидела, что Егора положили на разворошенный пук сена, от которого одуряюще приятно пахло. Мужики о чем-то тихо переговорили между собой, а потом старший, хмуро глянув на Таню, сказал отрывисто:
- Будьте здесь. Не выходи во двор пока.
Взрослые ушли. Мальчонка остался с гостями и, подсвечивая фонариком, важно проговорил:
- Не бойтесь, папенька с братцем сейчас маменьку приведут, она его вылечит. Маменька у нас разные травы и мази знает, всех нас от хвори лечит и раны заживляет. Петра, старшего братца, в прошлом годе медведь порвал, на спине места живого не было, так маменька его вылечила. Сейчас только два шрама и есть.
Под этот неторопливый говорок мальчика Татьяна снова присела рядом с Егором, с тревогой вслушиваясь в его тяжелое дыхание.
- А вот и маменька идет, - весело проговорил пацанчик.
Татьяна увидела, как в сарайчик входят знакомые уже ей мужики, освещая путь керосиновой лампой, хотя, скорее, они не себе дорогу освещали, а светили под ноги идущей рядом с ними невысокой женщины.
- Здорова будь, девица, - услыхала она не по годам звонкий голос женщины.
Привстав с сена, несмотря на гудевшие ноги, девушка чуть поклонилась и ответила:
- Здравствуйте.
Глянув на нее, женщина перевела взгляд на Егора. Немного помолчав, она начала говорить мужикам, что им надо делать. Те быстро расстелили на охапке сена кусок брезента, покрыв его сверху чистой простыней, и перетащили туда Егора. Парень еле слышно простонал, когда ненароком задели его раненую ногу. Мужчины аккуратно сняли с него брюки и посторонились, женщина снова что-то сказала. Один из них вышел и быстро вернулся с ведром, тазиком и каким-то кувшином. Женщина, взяв чистую холстину, обмыла рану, она оказалась неожиданно глубокой и рваной. Глядя на этот ужас, Таня опять беззвучно заплакала, закрыв лицо руками. Она не знала, сколько времени простояла так, всхлипывая и ничего не видя вокруг.
Неожиданно мягкая теплая ладошка погладила ее по спутанным волосам. Таня подняла голову и увидела перед собой улыбающееся лицо не старой еще женщины, которая смотрела на нее удивительно ясными, вроде бы лучащимися глазами.
- Ну что же ты ревешь-то, глупенькая, все хорошо уже, спит твой Егорушка, - услышала она мягкий, успокаивающий голос.
Судорожно всхлипнув еще раз, Таня вдруг уткнулась лицом в грудь женщины. Та гладила ее по голове, по плечам и что-то говорила. На душе у девушки стало спокойнее. Это спокойствие легким туманом окутывало все ее тело, и сквозь этот добрый туман Таня услышала, что через несколько дней ее Егор полностью поправится, все будет хорошо…
Неяркое солнце светило в небольшое окошко сарайчика. Открыв глаза, Таня зажмурилась. Повернула голову в сторону Егора и увидела, что он тоже смотрит на нее. Парень был еще бледен, но улыбался.
- Доброе утро, солнышко мое, - прошептал он и попытался привстать.
- Лежи, Егорка, лежи. Куда ты? - испуганно проговорила девушка. - Очень болит, да?
- Дело в том, роднушь, что совсем не болит, - ответил Егор. - Почему-то я ее просто вообще не чувствую. - Он, откинув с себя теплое одеяло, которым был заботливо укутан, посмотрел на забинтованную ногу. Потом перевел взгляд на девушку и виновато сказал: - Похоже, надолго мы тут из-за меня устроились, Танюш, вон как лихо меня забинтовали, прямо мумия. Ты будешь любить мумию, Тань?
- Да ну тебя, все шуточки, - тем не менее улыбнулась девушка.
Перебравшись поближе, она сама увидела, что нога Егора была забинтована от бедра до колена.
- Расскажи, что тут было, Танюш. Я кусками, как в тумане, все помню. Сознание, что ли, терял?
Таня вкратце рассказала, как его притащили в этот сарай, как женщина, хозяйка дома, обработала и забинтовала рану.
- Она сказала, что через несколько дней все заживет, а потом и я уснула, как в яму провалилась, - закончила она.
Внезапно приоткрытая дверь сарая заскрипела и слегка распахнулась, у входа стояла вчерашняя собака и внимательно смотрела на них. Пес был необычной светло-серой окраски, хвост был загнут тугим колечком.
- Туман, - позвала его Таня и протянула к нему руку.
- Вот почему его Туманом-то назвали, - сказала она Егору. - Он, кстати, тоже вчера тебя спасал, видишь, какой он, серенький, - говоря это, Таня гладила подошедшего к ней пса.
Тот, коротко лизнув ей руку, выбежал из сарая и, подбежав к крыльцу дома, громко залаял.
Уже через несколько минут к ним вошла женщина. В руках она несла дымящиеся кружки, а под мышкой держала здоровенный круглый каравай хлеба. Поздоровавшись и передав кружки молодежи, она сказала:
- Пейте-ко да сил набирайтесь, я сейчас вам покушать пришлю, чтоб все съели, - и вышла.
Несколько минут ребята прихлебывали из больших деревянных кружек какой-то травяной отвар и молчали. Наступившую тишину разбавлял птичий гомон, карканье ворон и какое-то веселое повизгивание. У двери сарайчика опять появился Туман, а около его лап крутились волчками три толстеньких щеночка, они хватали его за лапы, пытались потявкивать и постоянно валились друг на дружку. Глядя на них, Татьяна весело рассмеялась.
- Смотри, Егорка, Туман своих детишек привел нам показать. - Она почмокала губами и похлопала ладонью по брезенту. - Идите сюда, карапузы, идите.
Через минуту три толстопузых веселых щенка прыгали уже вокруг них. Они облизывали Егора, который пытался уберечь от этого «наезда» свою раненую ногу, таскали Татьяну за спутанные длинные волосы, ловили друг дружку за закрученные в колечко хвостики. Туман, как настоящий заботливый отец, прилег на самом краешке брезента и внимательно приглядывал за беспокойными сорванцами, нежно порыкивая на них, когда те принимались кусать его за уши и лапы.
Весело смеялась Татьяна, улыбался Егор, убирая очередного восторженного лизуна от своего лица. Они и не заметили, когда насторожился Туман, повернув свою крупную голову в сторону двери. И, только услышав угрожающее рычание, обратили внимание на то, что возле входа в сарай стоит еще одна собака. Тоже серая, но темнее Тумана, она рычала, глядя на них, и скалила крепкие острые зубы, прижав уши к голове. Казалось, она собирается кинуться на них. Глаза собаки горели желтоватым светом и не отрывались от людей. Испуганная девушка, прижав к груди одного из щенков, молча смотрела на эту злую собаку, а Егор вдруг прошептал:
- Как волк рычит, похоже, это волчица, Танюш, во здесь дела…
Не вставая со своего места, угрожающе зарычал и Туман, рычание его было спокойным, но с какими-то переливами. Коротким рыком ответив ему, прибежавшая собака отпрыгнула от входа в сарай и куда-то исчезла.
- Настоящий хозяин, - улыбнулся Егор, глядя на девушку, - видишь, как его жена слушается?
- Я тебя тоже слушаться буду, всегда-всегда, только ты не рычи так страшно, - засмеялась Танюша. - Вот выберемся отсюда, поженимся, и ты тоже будешь вожаком стаи. Да, Егорушка?
Улыбаясь, она смотрела на него и вдруг увидела, что парень беспокойно нахмурился.
- Что, Егорка, болит? - спросила она.
- Выберемся мы, Таньча, конечно выберемся, только самое главное-то мы забыли. Рюкзаки прямо на берегу бросили. Совсем из головы вылетело, расслабился я что-то. Представь, что будет, если их найдут. Идти надо и спрятать их где-нибудь получше, а то ведь, не приведи господь…
Девушка испуганно охнула и прикрыла рот ладошкой.
- И правда ведь, Егорушка. Я пойду, спрячу. Я помню, где мы их оставили. Хорошенько спрячу и вернусь.
- Вот они где, цуцики непослушные, - раздался у входа громкий хрипловатый голос.
Это появился хозяин дома, рядом с ним стояла убежавшая собака.
- А я-то думаю, что это Найда по двору как неприкаянная мечется и завывает. Ты, Туман, зачем дитев у матки отобрал и сюда привел? - Мужчина потрепал по загривку подошедшего к нему пса. - Гостей повеселить решил, а матка там убивается, за дитев боится.
Услышав голос хозяина и тихое рычание матери, щенки с веселым визгом, путаясь в траве короткими лапами, побежали по двору. Когда веселая семейка зверей удалилась, мужик внимательно посмотрел на парня и девушку.
- Ну, как зовут-то вас, я еще вчера узнал, а я Федор, стало быть. Супруга моя, Дарьюшка, или Дарья Степановна, она тебе ногу-то лечила. Три сына у меня, стало быть. Средний - Павел, он вас вчера нашел, Ванюшка – младшенький. Ну, да ты его видела, - кивнул он Татьяне. – Ну, и Петр, старший, он позавчера в поселок поплыл, сегодня к вечеру объявится. Что? - спросил он, глядя на девушку, которая внезапно ойкнула.
- Мы же лодку взяли, а вдруг он уже на берег пришел, а лодки нет, - растерянно ответила Таня. - Нехорошо как получилось,- договорила она уже тише, при этом внимательно глядя на Федора при свете дня.
Левую щеку мужчины пересекал грубый шрам, и от этого лицо его получалось немного зверским. В голове девушки даже мелькнула мысль, что вот сейчас, чего доброго, этот дядька начнет ругаться. А может, и вообще выгонит их с Егором обратно в лес.
- А давайте я лодку назад отгоню, я грести могу, вы не думайте, - быстро заговорила Татьяна. - Ведь правда нехорошо получилось, мы так и хотели сделать потом, вернуть, но Егорка ногу поранил, а потом ночь, все как-то… И я уснула, - совсем тихо закончила девушка, с испугом глядя на Федора.
Мужчина задумчиво смотрел на них, легкая улыбка вдруг тронула его губы, она пробежала по искореженному шрамом лицу и скрылась, когда он нахмурил брови.
- Не надо никуда бежать и тем более плыть, Павел уже отогнал лодку на место, да и поклажу вашу с берега сюда принести успел.
При слове «поклажа» снова хмурая тень набежала на его лицо, и он покосился на Егора. Спокойно так посмотрел, уверенно, и парень не стал отводить свой взгляд. Несколько мгновений оба вглядывались друг в друга, и Федор снова улыбнулся.
- Думаю, не ошибся Туман в вас, я этой собаке больше, чем себе доверяю, совесть есть у вас, и душа открытая. Нет темноты в вас, не вижу я ее. А сейчас - мыться и есть, небось, изголодались, в тайге-то бродивши. Извиняйте, но в избу не зову, у нас свой уклад, нельзя не нашей веры в дом пускать, тем и крепки мы. Пока жить здесь будете, и посуду вам дадим. Не обессудьте. - В дверях обернулся и добавил: - По двору только с Туманом ходите пока. Найда-то у нас волчица, я ее маленькую совсем из озера раненую вытащил, видимо, охотники выводок накрыли, а она в воду кинулась, от погибели. Так что она меня за вожака признает, с остальными просто мирится, ну а чужака и порвет запросто. Вот так-то, ребята.
Молодые люди молча смотрели друг на друга, потом Егор с беспокойством сказал:
- Из огня да в полымя, Танюш. Видел я этого Федора, у якутов тогда видел, из тех самых он, ты поняла, у которых мы…
Девушка быстро закивала головой.
- Что же делать нам, Егорка? Что будет-то?
- Не знаю я, Танюш, давай уже по обстоятельствам, что теперь толку гадать. Рюкзаки они нашли, не думаю, что туда лазили, не похоже на них. Но кто его знает. Если что, правду расскажу. Мне кажется, сочинять что-то глупо, он меня сразу раскусит. Да и врать-то что? Рюкзак Василия все равно отдавать надо. Да и нашей вины тут нет, что он у нас оказался. Ну, а про наше золото… Не знаю я, Танюшка, давай все-таки разговора дождемся, там видно будет, - вздохнул он.
- Знаешь, Егорка, мне кажется, все утрясется. Мы еще помучаемся немножко, а потом все будет хорошо. Помогут нам до поселка добраться, отдадим рюкзак этот. А потом что-нибудь придумаем, правда ведь? - Таня несмело улыбнулась и продолжила: - Я только немного боюсь, милый, вдруг в нас снова стрелять будут. А может, они уже и забыли про нас, а? - с надеждой посмотрела она на него.
Егор со вздохом ответил:
- Ну, это вряд ли, такие, как Мага, не забывают. Во-первых, авторитет потеряет, если за убитых кентов не отомстят, а во-вторых, золото, Таньча, это вот якутское золото. Оно же просто так под ногами не валяется. Да еще в таких количествах, - тяжело вздохнул он.
Таня почувствовала его беспокойство.
- Что же нам делать-то? Я ведь и вправду боюсь, должен же быть какой-то выход, - в ее голосе предательски зазвучали слезы.
- Только не плачь, Танюш, только не надо плакать, ну, посмотри сама, как нам везет на хороших людей. Помогут, подскажут. Вот с этим Федором поговорю, мужик-то, видно, не простой. Староверы, они издавна обособленно живут, у них свои правила, да и к золоту он, видать, равнодушен, если не больше сказать, ведь не зря же он к нашим якутам в такую даль добирался.
- Танюшка, выходь-ко на свет, - раздался у входа голос хозяйки, - мыться пора, вода согрелась уже.
Ребята увидели Дарью, она стояла с узелком в руке и с широким полотенцем через плечо.
- Пошли, пошли, - поторопила она девушку. - А ты, касатик, тут подожди, сейчас мои мужики придут и тебе тут обмыться помогут, - улыбнулась она Егору.
Поманив за собой Татьяну, хозяйка пошла в сторону леса, недоумевающая девушка отправилась следом. На отшибе от жилых помещений стояла небольшая будочка, казалось, что эта старая постройка вросла в землю, даже крыша ее уже поросла мхом.
- Вот тебе и банька. Вода теплая в бочке, ушатик там же стоит, вехотка и мыло на полочке, в банке отвар травяной. Голову помоешь, им сполоснешь, волосы блестеть будут и чистыми дольше останутся. Бельишко свое там простирнуть можешь, взволгла уже вся, вижу. Я вот на смену тебе рубаху свою и юбку принесла, и полотенце вот, все чистое, не побрезгуй. Мойся, не бойся, никто здесь не охальничает и не побеспокоит, я-то домой пойду, а Туман у двери останется, с ним и вернешься. Полюбилась ты псу нашему, вот где диво-то, - и она с улыбкой покачала головой.
- А у Егора скоро нога заживет? - тихо спросила Таня, прижимая к груди полотенце.
- Любишь его, поди? - все так же улыбаясь, спросила женщина.
- Очень! Больше жизни люблю, - отчего-то покраснев, кивнула девушка.
Дарья погладила ее по плечу и сказала:
- Ну и правильно, он у тебя настоящий, надежный, ты с ним как за каменной стеной проживешь, долго-долго жить будете, и все время вместе. Вот как мы с Федюнькой моим, и в горе, и в радости. Ты верь мне, я много наперед вижу, - неожиданно закончила она и поторопила девушку: - Давай поспешай, а то и вода, и банька остынут.
С удовольствием вымывшись и постирав снятое с себя белье, Таня выбралась из баньки и улыбнулась. «Какое же это все-таки счастье, помыться», - подумала она и, закрыв глаза, подставила лицо солнцу.
Поблаженствовать в тишине ей не удалось, за подол длинной белой юбки, которую дала ей хозяйка, кто-то резко задергал. Открыв в испуге глаза, Таня увидела Тумана, который, видимо, приглашал ее поиграть, так как между лап у него весело копошился один из щеночков.
- Ах ты, карапуз, смотри, как далеко за папой прибежал, - девушка рассмеялась и, подхватив щенка на руки, чмокнула его в холодный мокрый нос.
Собачонок вкусно пах молоком, тут же в ответ облизал щеки и нос Татьяны. Так они и подошли к сарайчику - огромный пес, чинно идущий рядом с девушкой, и маленький щенок у нее на руках, который увлеченно играл ее мокрыми волосами.
Дарья уже заканчивала перевязку. Егор, чисто вымытый и порозовевший, откинулся на чистую простыню.
- Спасибо вам, теть Даша, большое спасибо, - сказал он женщине, которая склонилась над ним.
- Лежи спокойно, сынок. Сегодня еще лежи, а завтра с утра уже с костылями немного попробуешь. Помылась, дочка? - обратилась она к девушке. - Сейчас Ванюшка вам кушать принесет, обед уже готов у меня. Вы же, бедные, сколько не кормленные-то, - сочувственно посмотрела она на них.
- Да у нас от вашего чая утреннего и хлеба силы откуда-то появились, и есть не так уж и хочется, - вмешался Егор.
- Чай чаем, а покушать все равно надо, не дело это в полном доме голодовать, - ответила женщина и ушла в дом.
Через некоторое время мальчик принес им два котелка с наваристым борщом, чуть помешкав, сказал:
- Я сейчас, - и, сбегав в дом, принес деревянные ложки. - Я сейчас вам еще кашу принесу, маменька велела, чтоб вы все съели, без остатку.
Боже, каким же вкусным оказался этот борщ! Хлеб таял во рту, а каша, она была с мясом, и такой дух исходил от глубоких тарелок, которые Ванюшка поставил перед ними, что ребята ускоренно заработали ложками, чтобы быстрее покончить с борщом. Внезапно Егор перестал жевать и глазами показал девушке на что-то рядом с ней. Посмотрев туда, Таня увидела, что к ее миске с кашей пристроился тот самый щенок, которого она принесла от бани. Каша была еще горячей и он, отчаянно шевеля своим черным носиком- пуговкой, пытался ухватить кусочек мяса, который лежал сверху. Таня улыбнулась, зачерпнув кашу с заветным кусочком, положила ее на краешек брезента. Так втроем они и пообедали. Отставив в сторону пустые котелки и миски, Таня, поглаживая раздувшееся пузо привалившегося к ней щенка, сказала:
- Егор, а ведь Федор говорил, что они принесли наши рюкзаки, может, спросим, где они? Там же одежда запасная еще есть, костюмы спортивные, футболки.
Вошедший Ваня забрал посуду и сказал, что сейчас отец с братом придут к ним на разговор. Егор, посмотрев в ее сразу ставшие испуганными глаза, сказал:
- Не бойся, говорить буду в основном я, главное, нам лишнего не сболтнуть. А там посмотрим. Во всяком случае, плохие люди не стали бы нас кормить, лечить, да и вообще, привечать.
Разговор Федор начал, сразу предупредив Егора:
- Давай, парень, без лжи, напрямую, врать смысла нет. По рюкзакам вашим мы не шарили, совесть имеем. Но один из них развязанным оказался, вы, видимо, когда из лодки вылезали, зацепились за что-то, вот завязка и лопнула. Автомат там, видно его. Мы в свои дела никого не пускаем. Наша жизнь - есть наша жизнь. Потому и ушли мы сюда, чтоб не мешали. Вот на этот остров ушли и здесь более-менее спокойно жить стали. А тут вы, да еще и с автоматом. Не хотелось бы нам опять в игры со стрельбой лезть. Да и вы… не похожи вы… не верится как-то, на вас глядя. Короче, рассказывайте всю правду. Если сможем - поможем делу, если нет - на ту сторону переправим, дорогу покажем, ну и, может, совет какой дадим.
В это время в сарайчик зашел еще один мужчина, молодой, очень похожий на отца, только без шрама на щеке и постройнее. Он спокойно посмотрел на молодых людей, представился:
- Петр.
- Ему тоже есть что рассказать, - кивнул в сторону сына Федор. – Но сначала вы. - Он снова прожег взглядом Егора.
Парень рассказал о стычке с блатными в общежитии. В общем-то, он не скрывал ничего. Только умолчал об истинной причине, о золоте не было сказано ни слова. О том, как они сели в машину к Василию - об этом рассказывали уже вместе, скрывать им было нечего, и главным действующим лицом в этой истории был именно их попутчик. Вспомнив, что Василий погиб, Таня опять заплакала и сквозь слезы повторяла:
- Он нас спас… спас, а мы его там оставили, жалко дядю Васю.
Потом они рассказали, как из пробитого бака вытек весь бензин, и они, боясь погони, ушли в тайгу и заблудились.
- Пока не увидели дым на острове и лодку, а рюкзак этот, который у вас, дядя Вася очень просил в поселок доставить, и адрес сказал. - Егор повторил адрес, который запомнил на всю жизнь. - А еще он сказал, что те люди, которым рюкзак отдадим, могут нам помочь до материка добраться, - закончил парень.
- Адресок-то повтори, - после долгого молчания попросил Федор и искоса посмотрел на сына.
Егор повторил адрес, Петр переступил с ноги на ногу:
- Ну да, батя, ты же с самого начала все знал. Ну что она, виновата, что ли, что братец у нее такой. Да и он неплохой мужик, только шебутной очень. Всегда куда-нибудь встрянет.
- Ну да, - хмыкнул в ответ Федор, - потом срок мотает, завязать обещает, а потом «мочало, начинай сначала». - Он в возмущении махнул рукой.
- Ну, бать… - в голосе Петра появились умоляющие нотки. - Мы же уже и избу новую начали ставить, переедем сюда, все прошлое на том берегу оставим.
Егор и Таня удивленно слушали этот разговор. Федор тряхнул головой и сказал, пристально глядя на сына:
- Если ты так любишь, женись, и сюда ее привози, но ежели оттуда, - он ткнул пальцем в сторону озера, - хоть одна ниточка потянется - выгоню. Безжалостно выгоню, запомни, сынок. И ты знаешь, что я это сделаю.
Петр облегченно вздохнул и ответил:
- Да мне и самому все это ни к чему, батя. Лучше мы тебе внуков нарожаем, - он неуверенно улыбнулся, глядя на отца.
- Смотри у меня, ты сам сказал, - ласково погрозил ему Федор и, вмиг посерьезнев, сказал: - А ребятам-то помочь надо. Рюкзак этот им в тягость будет. Придется тебе опять в поселок смотаться да Длинному все рассказать.
- Длинному? - спросил вдруг Егор. - Дядя Вася нам тоже пару раз говорил - Длинный. Он ничего не объяснил, сказал, что я сам все пойму, когда рюкзак отдам.
Федор посмотрел на него и начал говорить:
- Наш Петр жениться собирается, увидел как-то деваху в поселке, и все, сердцем прикипел. Девка хорошая, небалованная, без родителей рано осталась, да и брат ее, Санька… Он старше ее, а она ему за мамку и за папку была. Только все равно путя из парня не вышло, рано пить, курить начал, а это до добра не доводит. Да и шахты у нас тут кругом, артели, золотишко. А оно здорово людям жизнь портит. Вот и Санька влип в это болото. Короче, ему этот рюкзачок и предназначен, ищут они, похоже, вас, ребятки. Рассказывай, - кивнул он Петру.
Про кровавую бойню на дороге Петр рассказал вкратце. Ребята участвовали в ней сами, поэтому не удивились. Длинный со своими ребятами нашли подорвавшегося на гранате Василия, километрах в 35-ти от поселка, чуть дальше нашли и его брошенную машину, им стало известно и о попутчиках. А теперь Егора с Таней искали еще и поселковые, которые обещали достать их любыми путями. И, естественно, оторвать головы. Выслушав эти слова, девушка растерянно сказала:
- Но мы же ничего не взяли. Правда, Егор? Мы этот проклятый рюкзак с собой носили, мы дяде Васе обещали, за что же нас убивать?
- Кто же знал, что вы заблудились? Первым делом мы подумали, что вы рюкзак прихватили и бежать, - ухмыльнулся Петр. - Раз так, завтра с утра поплыву опять в поселок. Длинному все расскажу, да и Любашу свою еще раз проведаю, - счастливо улыбнулся он.
- Дурында ты двухметровая, - Федор дал сыну подзатыльник, - уж и вправду, скорее бы женился. А то избу и не достроим никогда.
Он поднялся и вышел из сарайчика. Петр остался.
- Не беспокойтесь, теперь все хорошо будет. Вы сами с «материка», что ли?
- Да, из-под Москвы, - ответил Егор.
- Надо же, куда забрались, я вот в Магадане и то всего два раза был, с батей ездил. Суета, а не город. Здесь лучше.
- А вы правда сюда жену привезете, на остров? - спросила Таня.
- Привезу, - спокойно ответил Петр, - вот женюсь и привезу. Да она рада, что здесь жить будет, дом построим, детишек заведем. Хозяйство у нас крепкое, куры есть, корова, две козы, поросята. Все свое, все свежее. А чего нет - в поселок ездим. Оттуда привозим. Озеро, между прочим, целебное, и зимой не замерзает. Это вам повезло сюда добраться, а так мы сами по себе живем. Никого не трогаем и к себе не пускаем, - повторил он слова отца.
- Ну, на этой лодочке много продуктов и не перевезешь, нас двоих еле вывезла, - недоверчиво сказал Егор.
- И здесь вам тоже повезло, что воду не черпанули, - сказал Петр. – Озеро наше бездонное, и забирает к себе сразу. Проверено это, никто в нем не купается. Мы с Петром с малолетства здесь живем, а сами купаемся только в знакомых местах. Чуть отплывешь не туда, и все, заберет озеро. А насчет продуктов, - он улыбнулся, - вам бы километра два вверх пройти да в кустах поискать. У нас там моторка спрятана, но о ней только мы с отцом и знаем, на всякий случай.
- А мы плыли и не знали ничего, да, Егор? Вот страх-то какой. А если бы… - Таня замолчала и переводила перепуганный взгляд с одного парня на другого.
- Вот и хорошо, что не знали, - сказал Петр. - Да, пойду я. Рюкзаки ваши здесь, - приподняв охапку сена около стены, он показал им, где спрятаны рюкзаки. - Пойду, бате с маменькой помогать надо по хозяйству, - Петр вышел.
Быстро достав рюкзаки, Таня первым делом вынула необходимую одежду. Переодевшись в привычные брюки и футболки, они решили выйти во двор. Егор крепко опирался на выструганную для него палку, Таня поддерживала его сбоку. Под ногами мельтешил проснувшийся щенок, ни Найды, ни Тумана рядом не было. На краю поляны было вбито несколько столбиков с натянутыми веревками, там Дарья развешивала белье. Ванюшка крутился около матери, подавал ей то постиранную рубаху, то простыню. Они о чем-то разговаривали. Дарья, показывая в сторону леса, что-то говорила, а мальчонка весело хохотал. Заметив Егора и Таню, женщина погрозила им пальцем.
- Ой, тетя Даша, наверное, ругается, что ты встал, - сказала Таня.
Но Егор уже и сам почувствовал, что поспешил. Ногу пронзала короткая острая боль, и она онемела. С горем пополам он дохромал обратно до сарайчика и лег. Испуганная Таня сидела около него. Развешав все белье, в сарайчик зашла Дарья.
- Ну что же вы за неслухи-то такие, прямо как дети малые, - с сердитыми нотками в голосе проговорила она. - Сказано же было, не вставать, значит лежать надо. У тебя нерв задет, врача бы хорошего, да где его взять, -выговаривала она Егору.
- Простите, тетя Даша, честное слово, больше не встану, пока не разрешите, - ответил он.
- Да ладно, - улыбнулась женщина, понимаю, как лежать-то не хочется. Я вам сейчас Ванюшку пришлю, чтобы не скучно было. Вот с ним и разговаривайте, глядишь, время и веселее пройдет.
Прибежавший вскоре Ванюшка открыл ребятам «страшную тайну». С улыбкой во весь рот он сообщил, что на ужин будет яичница на громадной сковороде, а еще маменька печет блины. Таня спросила его, где они держат коров, поросят и прочую живность, о которых упомянул Петр. Мальчонка с удовольствием рассказал, что в полукилометре от дома или ближе у них есть еще хозяйство, где они и держат всю эту животину. А еще там есть огород и небольшое поле с картошкой. Работать туда братья ходят по очереди, отец тоже ходит, но реже. Обычно он латает сети для рыбалки, рубит дрова, а сейчас они с Петром заготавливают бревна для новой избы.
За разговорами время пролетело незаметно. В сумерках Ванюшку позвал в дом отец, и вскоре мальчик, пыхтя от натуги, действительно приволок им на ужин громадную сковороду с яичницей, желтки которой были очень крупными и оранжевыми. Потом они поели блинов с молоком, затем зашла Дарья и, осмотрев ногу Егора, сказала, что все пока идет хорошо.
Выпив на ночь душистого травяного настоя, Егор и Таня крепко уснули.
Утром они, свежие и отдохнувшие, перездоровались со всеми домочадцами. Их накормили густой молочной кашей, и Таня вышла из сарайчика. Она хотела предложить Дарье свою помощь, но та отказалась.
- Ты отдыхай, Танюшка, пока возможность есть. Путь у вас впереди длинный, долгий, да и нелегкий. Так что отдыхай, дочка, - сказала она.
Пробегавший мимо Ванюшка, как всегда важно, сообщил, что со скотом сегодня маменьке помогает он. Рядом с домом Федор колол дрова и складывал их в высокую поленницу. Тут же с ним лежала Найда. Заняться было нечем и, войдя обратно в сарай, Таня прилегла рядом с Егором.
- Скорее бы уже вечер, - проговорил парень. - Приедет Петр из поселка, хоть что-то, может, узнаем.
- Да, скорей бы, - ответила Таня, - сама об этом все время думаю. Отдадим им этот рюкзак, уже легче станет. А там, может, и до дома скорее доберемся, - задумчиво продолжала она.
Им казалось, что день тянется бесконечно, но вот солнце уже почти закатилось за сопку. Весело прогавкав несколько раз, Туман бросился навстречу выходящему из леса Петру. Парень подошел к ним и поздоровался:
- Сейчас я зайду к вам, есть новости, только с батей поговорю и вернусь, - сказал он и вошел в дом.
Таня и Егор с нетерпением ждали. И вот Петр наконец-то появился на крыльце избы.
- Придется вам здесь у нас пожить немного, - сказал он. - У Длинного разборки какие-то с приезжими, он толком ничего не сказал, но, похоже, это те поселковые, с которыми вы не поладили. Они тоже вас ищут. Длинный приказал беречь вас, как зеницу ока, прикинь, - ухмыльнулся Петр.
- А как же рюкзак? - помолчав, спросил Егор.
- Заберут они рюкзак, чуть попозже заберут.
- Значит, никто нам теперь не поможет? - как-то беспомощно спросила Татьяна.
- Почему не поможет? - удивился Петр. - Они же и за вами тоже придут. В беде не бросят. Не по понятиям. Не сволочи же. Попадете вы домой, не бойтесь. Им сейчас просто время надо, с пришлыми разобраться, да и у тебя нога пока подживет, - кивнул он Егору.
Потянулись дни, томительные, тягучие, по ночам уже было совсем холодно, порой лужи схватывало льдом. Федор принес им еще два теплых одеяла. Как-то ночью к ним вкатился тот же толстенький щенок, бегавший за Таней. Он устроился между ними и сразу же уснул, вероятно, согревшись. Во сне он повизгивал, дергал лапками, чмокал губами. А Таня и Егор тихонько смеялись.
- Надо же, как он к тебе привык, Танюшка, к Найде почти и не подбегает, ты у него за мамку, - сказал Егор.
- Я без него скучать буду, тоже к нему привыкла, - ответила девушка.
|
| |
| |
| Артур1975 | Дата: Понедельник, 16 Июля 2012, 18.16.54 | Сообщение # 202 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 761
Статус: Отсутствует
| лава 12 Домой
Рано утром ребят разбудил Федор.
- Сегодня к вечеру вам надо быть готовыми, за вами приехать обещали, - сказал он.
Нога у Егора почти не болела. На бедре остался глубокий рваный рубец, но наступал он на нее почти уверенно. Таня с Дарьей собрали сумку. Они уложили вяленое медвежье мясо, пакет с сухарями, пакет с травами, которые Дарья наказывала заваривать и пить. Все было собрано. Оставалось только ждать. Наконец появился Петр. На плече его висела двустволка. Подойдя к сарайчику, он коротко сказал:
- Пора.
Прощались тоже быстро. Дарья смахнула со щеки слезинку и улыбнулась:
- Счастья вам, детки.
Угрюмый Федор на мгновение прижал Егора к своей груди.
- Держись, парень, и девку береги.
Ванюшка вприпрыжку подбежал к ним и вдруг растерялся. Покраснев, протянул Тане маленькую деревянную фигурку:
- Это вам лесовик, на удачу.
Девушка крепко поцеловала мальчонку и прошептала:
- Я тебя всегда буду помнить, Ванюшка.
И они пошли. Впереди Петра бежал Туман. Таня и Егор шли следом, не отставая ни на шаг. Вот уже показалось озеро.
- Здесь ждать будем, - сказал Петр и сел на поваленное дерево, ребята устроились рядом. - Длинный со своими ребятами скоро появятся. Я вас по очереди перевезу. Так договаривались, - объяснил он.
Таня переглянулась с Егором, тот почувствовал, что девушка боится.
- Ну что ты, роднушка, осталось совсем немного, потерпи, - прошептал Егор, прижимая ее к себе.
Взглянувший на Таню Петр вдруг подмигнул и сказал:
- Не боись, мне моя Любашка знаешь, что сказала? Я, говорит, Петя, с тобой в этой лодке только один раз поплыву, назад ты меня только вертолетом отправишь, так что подумай насчет женитьбы, один раз и на всю жизнь. Вот глупыха, как будто не знает, что я и так на всю жизнь, - он улыбнулся и договорил: - Так что, ребятки, мне тонуть и самому не резон, выгребем.
Рядом угрожающе зарычал Туман. Он повернул голову к противоположному берегу, там из-за кустов к самому краю воды вышли три человека и стали вглядываться в их сторону.
- А вот и они, - тихо сказал Петр, - вон он, ваш Длинный.
Один из мужчин действительно был намного выше других.
- Я сейчас выйду и им помашу, если все нормально - они ответят. Я перевезу рюкзак сначала, а потом вас, по очереди. Вы пока не высовывайтесь, - инструктировал он Егора.
Петр едва встал, как вдруг в тишине раздались выстрелы. Он сразу упал на дерево, на котором сидел. Рядом с ним залегли Егор с Таней. Выглядывая между засохшими ветками, они увидели, как Длинный с парнями отходят в кусты, а вдоль берега мчится лодка, в которой находятся несколько человек. Они-то и стреляли по берегу.
- Вот зараза, - выругался Петр, - глазам своим не верю, эти гады моторку нашу нашли, наверное. Не успел разобраться с ними Длинный, как хотел. - Он повернулся к Егору: - Что теперь делать-то будем? Ох, и не нужны нам эти разборки. Предупреждал же батя.
В это время моторка развернулась и понеслась к берегу. Рев мотора напрягал, прижимал к земле. «Бездонная глубина здесь, бездонная, не отпускает никого озеро», - забились в голове Егора слова Петра, и он подтянул к себе рюкзак, который должен был передать Длинному. Сверху так и лежал автомат. Нахохлившись и уже ни о чем не думая, Егор взял его в руки.
- Ты что, Егорка? - испуганно прошептала Таня.
- Может, пронесет, Егор, - вслед ей сказал Петр, не сводя с него глаз.
- Назад отползите, и лежать тихо, - сквозь зубы выдавил Егор.
Страха не было, встав во весь рост, парень не спеша подошел к самой воде. Лодка немного наклонялась влево, он насчитал в ней пять человек и про себя удивился: «Как она выдерживает такой груз?» Один из парней заметил его и что-то прокричал остальным, теперь уже все смотрели на Егора, а он видел их. Неожиданно мелькнуло знакомое лицо. «Вот мы и встретились, Мага», - прошептал Егор и поднял автомат.
Две короткие очереди. Изумленные лица. Разинутые в крике рты. Перепуганные глаза врагов. Даже хлопки выстрелов из пистолетов, которыми они отстреливались от него - ВСЁ уложилось в одну минуту. Потом он просто нажал на курок. Он стрелял и стрелял по лодке…
Очнулся Егор, когда Петр потряс его за плечо. Потом он пытался разжать побелевшие пальцы, сжимающие автомат. Гладь озера была уже ровной, спокойной, ничто не напоминало о том, что буквально минуту (или час, или вечность) назад по ней плыли люди, хотевшие их убить. Лишь медленно, кормой вперед, тонула пробитая лодка. Больше не видно было ничего. А кусты на том берегу зашевелились, и из них, как ни в чем не бывало, вышли три уже знакомых фигуры. Егор огляделся по сторонам:
- А где Таня? - с беспокойством спросил он.
- Да здесь она, здесь, - засуетился Петр и почти бегом направился к тому месту, где оставалась девушка.
Она сидела прямо на земле, обхватив себя руками за плечи и глядя в одну точку. Рядом с ней, поскуливая, бегал серый щенок. Егор одним рывком поднял ее с земли и крепко прижал себе.
- Ты живой? - услышал он ее шепот, и тут же ее руки обняли его за шею.
- Нам пора, Танюша, нас уже ждут, - Егор кивнул головой на другой берег.
Петр отвязал лодку и положил рюкзак.
- Ты возьмешь ее с собой, сейчас, а потом за мной, - неожиданно твердо проговорил Егор и подтолкнул Таню к лодке.
Петр посмотрел на него и молча кивнул головой.
- Давай, Танюш, и не бойся ничего и никого, - сказал Егор девушке.
- Егорка… - она посмотрела себе под ноги, где крутился серый комочек, а потом посмотрела на парней.
- Бери, - махнул рукой Егор и глянул на Петра: - Можно, хозяин?
- Да ради бога, будет у вас память, - облегченно вздохнул тот.
Прижав притихшего щенка к груди, Таня села в лодку…
Длинный с парнями сдержали свое слово, и с небольшими задержками Таня и Егор оказались на далеком «материке». И все у них получилось в жизни. Не все было просто, но все срослось. Но это уже другая история.
…Тихонько скрипнула дверь, и женщина на цыпочках вошла в комнату. Муж спал, чему-то улыбаясь во сне. В руке у него было зажата фотография. Потянув за краешек, женщина вытащила ее. И сама посмотрела. На этом фото - она и Егор, молодые и счастливые. А рядом серый пес, чем-то похожий на волка. Ее рука - на его большой голове, а сам пес счастливо щерится. На заднем плане, возле раскрытой двери машины улыбается Вовка.
- Туман, Туманище, - прошептала женщина.
И аккуратно поставила фотографию на рабочий стол мужа. На то место, где она стояла всегда.
Внук ворвался в комнату, как маленький вихрь…
- Я поспал, деда! Ну что, будем читать про приключения? Давай начнем, а…
Koluma7©
|
| |
| |
| Penguin | Дата: Воскресенье, 12 Августа 2012, 14.23.34 | Сообщение # 203 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 1206
Статус: Отсутствует
| К столетию ВВС России.
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ
Книга воспоминаний
...
Как-то утром, просматривая газеты, я увидел заголовки, сообщавшие об удаче полета Блерио над Ламаншем. Эта новость пробудила к жизни прежнего великого князя Александра Михайловича. Будучи поклонником аппаратов тяжелее воздуха еще с того времени, когда Сантос-Дюмон летал вокруг Эйфелевой башни, я понял, что достижение Блерио давало нам не только новый способ передвижения, но и новое оружие в случае войны. Я решил Немедленно приняться за это дело и попытаться применить аэропланы в русской военной авиации. У меня еще оставались два миллиона рублей, которые были в свое время собраны по всенародной подписке на постройку минных крейсеров после гибели нашего флота в русско-японскую воину. Я запросил редакции крупнейших русских газет, не будут ли жертвователи иметь что-либо против того, чтобы остающиеся деньги были бы израсходованы не на постройку минных крейсеров, а на покупку аэропланов. Через неделю я начал получать тысячи ответов, содержавших единодушное одобрение моему плану. Государь также одобрил его. Я поехал в Париж и заключил торговое соглашение с Елерио и Вуазеном. Они обязались дать нам аэропланы и инструкторов, я же должен был организовать аэродром, подыскать кадры учеников, оказывать им во всем содействие, а главное, конечно, снабжать их денежными средствами. После этого я решил вернуться в Россию. Гатчина, Петергоф, Царское Село и С.-Петербург снова увидят меня в роли новатора.
Военный министр генерал Сухомлинов затрясся от смеха, когда я заговорил с ним об аэропланах.
— Я вас правильно понял, Ваше Высочество,— спросил он меня между двумя приступами смеха: — вы собираетесь применить эти игрушки Блерио в нашей армии? Угодно ли вам, чтобы наши офицеры бросили свои занятия и отправились летать через Ламанш, или же они должны забавляться этим здесь?
— Не беспокойтесь, ваше превосходительство. Я у вас прошу только дать мне несколько офицеров, которые поедут с со мною в Париж, где их научат летать у Блерио и Вуазена. Что же касается дальнейшего, то хорошо смеется тот, кто смеется последним.
Государь дал мне разрешение на командировку в Париж избранных мною офицеров. Великий князь Николай Николаевич не видел в моей затее никакого смысла.
Первая группа офицеров выехала в Париж, а я отправился в Севастополь для того, чтобы выбрать место для будущего аэродрома. Я работал с прежним увлечением, преодолевая препятствия, которые мне ставили военные власти, не боясь насмешек и идя к намеченной цели. К концу осени 1908 г. мой первый аэродром и ангары были готовы. Весною 1909 г. мои офицеры окончили школу Блерио. Ранним летом в Петербурге была установлена первая авиационная неделя. Многочисленная публика — свидетели первых русских полетов — была в восторге и кричала "ура". Сухомлинов нашел это зрелище очень занимательным, но для армии не видел от него никакой пользы.
Три месяца спустя, осенью 1909 года, я приобрел значительный участок земли к западу от Севастополя, и заложил первую русскую авиационную школу, которая во время великой войны снабжала нашу армию летчиками и наблюдателями.
В декабре 1909 года я получил известие о смерти моего отца в Каннах. Ему было 77 лет, и в последние годы своей жизни он был инвалидом. Его кончина меня глубоко потрясла. Свет без него казался опустевшим. Он был одним из немногих людей, которые никогда не отступали пред выполнением своего долга и жили по заветам Императора Николая I.
Русский крейсер привез тело отца в Севастополь, а оттуда мы повезли его в Петербург, где оно должно было быть предано земле в усыпальнице Петропавловской крепости. Дорога была грустно-знакомая и произвела на меня тягостное впечатление. Три раза в моей жизни я путешествовал с останками моих близких. Шесть дорогих для меня могил смотрели на меня в усыпальнице Петропавловской крепости: Александра II, Александра III, великого князя Георгия Александровича, моего брата Алексея Михайловича я моих родителей.
Я продолжал свою деятельность в области воздухоплавания, ездил за границу и старался как можно меньше заниматься политикой.
Придворные круги были во власти двух противоречивых в своей сущности комплексов: зависти к успешной государственной деятельности Столыпина и ненависти к быстро растущему влиянию Распутина. Столыпин, полный творческих сил, был гениальным человеком, задушившим анархию. Распутин являлся орудием в руках международных авантюристов. Рано или поздно Государь должен был решить, даст ли он возможность Столыпину осуществить задуманные им реформы или же позволит распутинской клике назначать министров. Отношения мои к Государю и к Государыне были внешне вполне дружестве иными. Мы продолжали встречаться несколько раз в неделю и приглашали друг друга на обеды, но прежней сердечности в наших отношениях мы возродить не могли.
В остальных членах Императорской семьи чувствовалось недовольство и отсутствие дисциплины. В царствование Императора Александра III мой бедный брат Михаил Михайлович был выслан за границу за то, что вступил в морганатический брак с дочерью герцога Нассауского. Теперь же каждый из великих князей считал возможным в выборе подруги жизни следовать влечениям своего сердца. Брат Царя, великий князь Михаил Александрович женился на простой, дважды разведенной женщине. Дядя Царя, великий князь Павел требовал для своей морганатической супруги прав, которые давались только особам королевской крови. Двоюродный брат Царя, великий князь Кирилл женился на своей двоюродной сестре Дэкки (дочери великой княгини Марии Александровны и герцога Эдинбургского) — факт, неслыханный в анналах Царской семьи и православной церкви. Все эти три великие князя выражали явное неуважение к воле Государя и являлись весьма дурным примером для русского общества. Если Никки не мог заставить слушаться своих родственнике, то еще труднее было ему добиться того же от своих министров, генералов и приближенных. Мы несомненно переживали эпоху упадка монархического начала.
Авиационная школа развивалась. Ее офицеры участвовали в маневрах 1912 г. Сознание необходимости аэропланов для военных целей, наконец, проникло в среду закоренелых бюрократов военного министерства. Я заслужил великодушное одобрение Государя.
— Ты был прав,— сказал Никки во время посещения авиационной школы: — прости меня за то, что я относился к твоей идее недоверчиво. Я радуюсь, что ты победил, Сандро. Ты доволен?
Я был и доволен и недоволен. Мой триумф в авиации не смягчил горечи моих неудач во флоте. Эту рану ничто не могло залечить. Ничто не могло заставить забыть меня кошмары — 1904—1906 гг.
http://tzarskiy-khram.narod.ru/velk4.html#velk13
Алексей Крупин
|
| |
| |
| Penguin | Дата: Суббота, 01 Сентября 2012, 21.24.56 | Сообщение # 204 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 1206
Статус: Отсутствует
| М.И. Веллер
БАЛЛАДА О БОМБЕРЕ
Глава первая
Был СССР.
Был город Ленинград.
Было в Ленинграде издательство "Лениздат".
И была в издательстве том редакция историко-партийной литературы.
А редактором в той редакции работал некогда мой друг, замечательный писатель Олег Стрижак. Чтоб зарплату получать.
Он не только сам ее получал. Он и друзьям давал зарабатывать. Потому что издавала редакция в основном военные мемуары. А писали их ветераны войны. Когда-то они хорошо воевали и, малый процент, уцелели. Они много помнили и мечтали сохранить это для потомства. Но писали они чудовищно плохо.
Невыразимо. Не их это было дело.
И редактор нанимал на договор литературных обработчиков. Нищих и безвестных профессиональных литераторов. Литобработчик брал толстенную рукопись и, вздыхая, матерясь и проклиная свою горькую участь, переписывал ее с начала до конца. Чтоб придать удобочитаемый вид.
За это ему платили деньги. От 30 до 70 процентов гонорара автора - в зависимости от того, насколько заново приходилось все писать.
Ветераны очень переживали. Литобработка их нервировала. Они дорожили своим словом. И, как правило, настаивали на всемерном освещении их личной роли и заслуги в Войне и Победе.
Итак, на дворе стояли семидесятые, расцвет брежневской эпохи; а мы были молоды, еще далеко до тридцати,- были нищи, веселы и самоуверенны.
Сентябрь стоял - теплый и солнечный, с желтой листвой.
Сентябрь стоял, а я сидел. Не в тюрьме сидел, а у себя дома, на улице Желябова, что сейчас называется взад обратно Большой Конюшенной. Пил чай, курил беломор, писал рассказ и никого не трогал.
Звонит телефон. Зараза.
- Здравствуйте, масса Майкл. Стрижак осмеливается беспокоить. Вы работаете?
- Привет. Ну в общем да...
- Двести рублей хочешь заработать?
Вопрос гадский. На шесть дюймов ниже пояса. Заработать всегда хочется. А работать для этого - никогда. Халтура!.. Шедевры писать надо.
Если наука полагает, что человек произошел от обезьяны, то я полагаю, что Стрижак произошел от Змея, который в райском саду наладил удачную торговлю яблоками.
- М-м-кхм!..- мучительно отвечаю я.
- Слушай, подгребай в издательство. Всей работы будет тебе на один день.
- Да ну на фиг! - решаю я.
- Ты не представляешь, как это интересно! - говорит Стрижак.- Тут только ты можешь справиться! - льстит с матросской грубостью. - Ты же не знаешь, что я тебе предлагаю. Я предлагаю тебе написать на пятнадцати страницах историю Советской Дальнебомбардировочной Авиации! А?
Лесть - это агрессия на коленях. Всех льстецов я бы повесил. Но поскольку это не в моей власти, то слушать их все равно приятно. Я пострадал и пошел.
Что за люди заходили в ту редакцию! Что за судьбы, что за истории, что за невероятные случаи!
Потрясающая, сногсшибательная информация, состругиваясь с памяти, чтобы пропихнуть книгу сквозь игольное ушко военной и партийной цензуры, оседала в редакционной комнате.
И сейчас я расскажу только одну, одну-единственную из всех этих историй...
- А вот и наш лучший, самый (черт знает какой самый из всех) литобработчик Михаил Иосифович Веллер! - возвестил Стрижак, приветственно вставая из-за редакторского стола и простирая руки в белейших манжетах. - Мишенька, позволь представить тебе заслуженного летчика Ивана Григорьевича Богданова!
И я увидел на стуле между шкафом и окном некрупного, незаметного человека. Очень такого во всем среднего. Типичный пенсионер из толпы. Среднее сложение, средней плотности, среднее лицо, даже остатки волос какого-то среднего цвета между каштановым, седым и русым. Средней поношенности стандартный костюмчик неопределенно-темного цвета. Причем без всяких орденских планок, что для ветерана в официальном присутствии малотипично.
Он обернулся в профиль к свету, и стал заметен шрам через все лицо, от лба через нос и рот к подбородку. Шрам был широкий, сгладившийся, он придавал лицу некую старческую мятость, бугристость, и тоже был незаметным, незапоминающимся.
Отставному шпиону полагается обладать такой внешностью, а не летчику. Невозможно составить словесный портрет.
- Прошу оценить! - рассыпался Стрижак в изъявлениях любви, как если бы мы были гомосексуалистами и он мечтал меня обольстить. - Иван Григорьевич написал книгу о боевом пути своего полка, где о себе, командире полка, умудрился не сказать ни единого слова. Ты когда-нибудь такое встречал?
Он отмел скромно-протестующий жест автора и продолжал петь, как горнист, выводящий "захождение":
- Я много объяснять тебе не буду, Иван Григорьевич сам все расскажет. Твоя задача - написать предисловие, где об Иване Григорьевиче тоже будет достойно сказано. Да-да, тут не надо скромничать, читатель должен знать.
Иван Григорьевич, отставной стало быть летчик Богданов, выглядел человеком, из которого слово лишнее вытянуть не смогло бы даже гестапо раскаленными щипцами. Проклиная слабохарактерность, я дал себя уговорить на эту работу.
После чего нас дружески проводили за дверь и пожелали счастливого сотрудничества - мол, давайте, освобождайте помещение, у меня другие дела.
Идти нам было некуда, кроме как в скромный номер Богданова в гостинице. Жил он в Тульской области.
Дорогой я пытался его "разговорить". Разговорчив он был не более статуи Суворова на Марсовом поле.
Ну что. Бутылку брать надо. Для разговора. Производственные расходы.
Захожу в магазин. Коньяк "Плиска" - пять двенадцать. Денег у меня нет. Симулирую доставание кошелька, обозначая позой, что согласен пить за счет собеседника. Хамство, в общем. Хотя, с другой стороны: я о тебе пишу - ты меня поишь. Короче, взяли.
И вот сели мы у него в номере, и роняет он отдельные слова, и ни слова о себе, и я сбегал еще за бутылкой - уже водки, и с закуской. И к концу только литра собеседник поплыл, отмяк. Дело такое, журналистское, опыт был. Раскрутить клиента - иногда не просто.
- Ладно,- говорю,- Иван Григорьевич, давайте по-простому, конкретно. Я вам задам несколько вопросов, а там видно будет. Не получится рассказывать - и бог с ним. Как вам больше хочется.
- Пожалуйста,- говорит. Очень добрый такой и вежливый. Просто замкнут до чрезвычайности.
Положил я бумажку, раскрыл ручку, закурил папироску. Спрашиваю:
- Иван Григорьевич, когда лично вы начали войну? Когда состоялся ваш первый боевой вылет? Помните?
- А как же. Двадцать второго июня сорок первого года. В шестнадцать ноль-ноль мы поднялись.
- Какая была задача?
- Обнаружить и бомбардировать скопления техники и живой силы противника на восточном берегу реки Буг непосредственно южнее города Брест.
- Так. А последний ваш боевой вылет?
- Тридцатого апреля сорок пятого года.
- И какая была задача?
- Бомбардировать укрепленные точки противника в районе рейхсканцелярии в городе Берлин.
- Ничего себе...- говорю.- Что называется - от звонка до звонка. Всю войну!
Молчит.
- Вы в каком звании и должности войну начали?
- Лейтенант, командир экипажа дальнего бомбардировщика.
- А закончили?
- Майор, командир бомбардировочного полка Авиации Дальнего Действия.
- Иван Григорьевич, награды у вас, конечно, есть?
- Конечно.
- Первую в войне когда и за что получили? Какую?
- Орден Красной Звезды. В июле сорок первого года. За успешную штурмовку колонны боевой техники противника восточнее реки Березина.
- А последнюю?
- А вот тридцатого апреля сорок пятого года. За успешную бомбардировку огневых точек рейхсканцелярии.
Банку он держал исключительно. Старая гвардия. Сталинский сокол. Я взял у него еще пятерку и сбегал за третьей бутылкой.
- И какая это была награда?
- Орден Кутузова второй степени.
- Позвольте. Но ведь это полководческий орден. Давали от командиров корпусов.
- Командование сочло.
- Командование - это кто?
- Маршал Гречко.
- А прямо тридцатого же апреля - это как возможно?
- А еще в воздухе.
- ?! Простите... не понимаю. Это как?
- А он наблюдал. По рации: "Кто в воздухе?" Отвечаю: "Полк майора Богданова".- "Орден Кутузова второй степени, майор".
- Иван Григорьевич,- говорю,- сколько же у вас всего боевых орденов за войну?
- Что, - говорит, - ордена. Давайте за ребят выпьем.
И встал. Заплакал.
Глава вторая
Гадская это работа - бередить больное. Бойцы вспоминают минувшие дни - это праздник специфический...
Высморкался Богданов, извинился. Продолжает исполнительно докладывать:
- Восемь орденов и семь медалей. Не считая того, что уже в мирное время.
- А какие ордена?
- Ленина, два Боевых Красных Знамени, два Отечественной Войны, первой и второй степени, и еще одна Звездочка. Кроме тех, что говорил уже.
- Иван Григорьевич,- говорю,- это ведь большая редкость, чтобы боевой летчик прошел всю войну от первого до последнего дня.
- Да, - говорит. - Это редко бывало.
- Сколько у вас боевых вылетов?
- Сто пятьдесят шесть.
Вот тут профессионализм мой подослаб и сменился личным уже, живым уважением. Да ни хрена себе, кто понимает!
- Простите, - говорю, - так а... вы... получили Героя Советского Союза?
- Нет.
- Но ведь, если не ошибаюсь... штурмовикам и бомберам давали Героя по боевым вылетам - сначала за пятьдесят, а с сорок третьего за сто вылетов?
- Совершенно верно.
- Ну так?
- Были некоторые обстоятельства.
Значит. Советский истребитель имел запас прочности на пятьдесят-шестьдесят боевых вылетов - часов пятьдесят в воздухе. Больше не требовалось. Столько почти никто не жил. Раньше сбивали. Если кому вдруг дико везло - ему было дешевле дать новую машину. Средняя продолжительность жизни советского истребителя в войну - шесть вылетов.
Авиация союзников при налетах на Германию теряла за вылет в среднем пять процентов состава.
Двадцать вылетов - сто процентов. Норма для американских экипажей была двадцать пять вылетов.
Уцелел - домой. Пять последних вылетов летчики называли "за чертой смерти".
Это при том, что союзники всячески берегли свою живую силу. В отличие от нас. Которые цену выполнения приказа признавали только одну - любую. А из всех мер наказания за невыполнение преобладала также одна - высшая.
Константин Симонов в военных дневниках признается, что всегда хотел слетать в боевой вылет на бомбардировщике, да боялся; а пересчитывая возвращающиеся назад машины, жалел, что все же не решился.
И вот простецкий скромный человек, который налетал полторы нормы Героя, и ни фига не получил. И молчит тихо.
- Иван Григорьевич,- говорю,- а сколько у вас налета, всего?
- Девять тысяч часов в воздухе.
- Но за пять тысяч полагается давать Заслуженного летчика СССР? Вы?..
- Да нет...
- Вам это звание не присвоили?
- Нет.
- Но почему?
- Всяко бывает.
- А какая ваша последняя должность перед пенсией?
- Заместитель начальника Центрального научно-исследовательского летно-испытательного центра по летной части.
- А начальником кто был при вас?
- Гризодубова.
Ох да ни фига ж себе пилотяга мне попался! Ас из асов.
- А когда вы начали летать? Что кончали?
- В двадцать девятом году. Тогда это называлось "Московская школа военлетов".
- А первое место работы?
- Меня после окончания оставили там инструктором по пилотированию.
- А потом?
- В тридцать первом году уволили в запас и назначили летчиком гражданской почтовой авиации.
- На какую линию?
- Тифлис-Москва.
- Сложная была работа?
- Да.
- Чем?
- Во-первых, полеты часто проходили в сложных метеоусловиях. А график надо было выдерживать бесперебойно. Время было строгое. А во-вторых, это была самая длинная беспосадочная трасса в Союзе.
Приходилось беречь горючее, все время в воздухе экономить.
- И как вам там работалось?
- Летал.
- На каких машинах?
- На "юнкерсах".
- Судя по вашей биографии, летчиком вы были хорошим, чтоб не сказать больше?
- Нареканий не было.
- А успехи там, поощрения какие-нибудь? Были?
- В тридцать пятом году по итогам Всесоюзного соревнования был лучшим летчиком почтовой авиации. Дали Грамоту. Калинин вручал. Вызывали в Кремль. А в тридцать шестом - именные часы от наркома авиации.
- За что?
- Лето было грозовое. Многие попадали в аварии. Гибли, бывало. А я летал по графику.
- Как же вам удавалось?
- Опыт уже был. Машину чувствовал. И трассу хорошо знал.
Вот что я вам скажу. Если вы никогда не выбирали адмиралтейский якорь вручную, так вам не понять, с каким напряжением я это все из него вытаскивал. Третья бутылка, однако, на донышке плещется! Я уж косой, как сизый голубь. А он сидит. Улыбается мне добро. А рот при этом сомкнут в прямую линию.
- А как вы попали в Дальнебомбардировочную авиацию?
- В тридцать девятом году ее сформировали. Шестьдесят машин - пять эскадрилий по двенадцать. Командиром назначили Голованова. И он стал из кадров гражданской авиации вытаскивать к себе самых опытных летчиков. Летали-то мы лучше военных. Много, постоянно, в любых условиях, на большие расстояния. И меня тоже призвали. В прежнем звании лейтенанта. Поставили командиром экипажа. Все это тогда считалась одна дивизия.
Все. Вот тебе и вся его биография. Что хочешь, то и пиши.
Не раскручивается. Не колется. Не хочет про свои подвиги.
Плохо быть дураком. Не надо проламывать в лоб позицию, которую можно взять обходом. А чем его спровоцируешь?
- Иван Григорьевич,- говорю,- вы, наверное, читали ведь военные мемуары других летчиков.
- Не без этого.
- Там же, по идее, очень много умолчано. Встречаются просто фальсификации.
- Потому я и решил написать свою книгу. Уж как вышло... простите...
- Вы могли бы сейчас - в частном порядке, неофициально, - вот разоблачить какое-нибудь такое типичное вранье в таких мемуарах?
- Ну... зачем же людей порочить.
- Хорошо. А что-нибудь свое? Не для печати?
- Вы что имеете в виду?
- Иван Григорьевич, почему вам, с вашим послужным списком, не дали Героя и Заслуженного? Происхождения вы рабочего, член партии, русский, фронтовик, орденоносец, летчик высшей квалификации. В чем дело? ЧП, аварии, выходки? А? Ведь несправедливо же?
- Ни одной аварии,- говорит,- у меня никогда не было. За все девять тысяч часов. Не считая...- и умолкает.
- Давайте,- говорит,- окошечко откроем. А то вы накурили немного... нет-нет, пожалуйста, я сам курил! Просто - тепло, свежий воздух.
Выпили мы с ним по последней, и достал он из тумбочки одинокую бутылку "Жигулевского".
- Понимаете, - говорит, - дорогой, времена ведь бывали всякие, и о многом писать нельзя. Никто не позволит, да и зачем, понимаете... не все знать надо.
Ну например. Как-то в сорок втором прикрывала нас в вылете шестерка истребителей с соседнего аэродрома. Отбомбились мы без потерь, вернулись домой, садимся. Истребители помахали нам крылышками и отвалили к себе. И только они скрылись, мы уже на стоянки заруливаем, последнее звено садится - из облака вываливаются неожиданно два "мессершмитта"! С ходу, с пикирования, срубили двух последних - и исчезли раньше, чем наша ПВО смогла открыть огонь! Потеряли две машины, два экипажа, уже дома, понимаете.
Так вот. В двадцать четыре часа командира истребительного прикрытия расстреляли полевым трибуналом. Потому что был такой приказ. Не имеет права отлучаться ни при каких обстоятельствах.
Охранять ценой собственной жизни! А мы ведь еще не все зарулили и замаскировались. Все - нарушение приказа, бросил, понесли потери, виноват,- расстрел. А что вылет был на пределе их радиуса действия, что они на последних каплях горючего домой сели - это никого не интересовало.
Вот так вот. Кто это напишет...
А меня сбивали. Два раза. И оба раза - над территорией, занятой противником. Дважды выходил к своим. И все еще хорошо обошлось.
Потому что во второй раз я находился на оккупированной территории двадцать восемь суток.
А вы, дорогой, сейчас ведь не представляете, что это было такое - "находился на оккупированной врагом территории"...
Вот только один случай, который произошел с моим другом, из нашей же эскадрильи... а ведь мы еще на почтовых вместе летали.
Глава третья
- Его сбили в самые первые дни войны. Выбросился с парашютом и тут же был захвачен в плен.
Ну, документов мы ведь с собой не брали. Партбилет сдаешь перед вылетом замполиту, удостоверение личности - командиру строевой части. Так что он сказался бортмехаником - не командир, летающий рабочий, чего там, - для спокойствия, чтоб не расстреляли.
Попал в лагерь. Потом немцы начали из лагеря отбирать квалифицированных рабочих для разных своих нужд. И он попал на работу туда, куда только мечтать мог - на аэродром. И там среди таких же пленных обслуживал Ю-восемьдесят седьмые.
Конечно, немцы всю работу строго контролировали и проверяли. Возможность любого саботажа была исключена. Перед вылетом все смотрит немец, старший механик. Что заметит такое - расстрел тут же.
Работали.
И он все вынашивал идею улететь к своим на немецком самолете. До кабины пленных не допускали.
Заправка и непосредственная подготовка к вылету - под строжайшим присмотром. Все было у них продумано, подстраховано. И он ловил обрывки разговоров, присматривался краем глаза, чтоб представить себе детали управления.
И вот летом сорок второго их аэродром был под Псковом. И как-то выдался подходящий случай. Стоял чуть в стороне от других одинокий заправленный самолет - видимо, для воздушной разведки.
Повели пленных на обед. А он приотстал, закопался как бы в снятом на ремонт двигателе. На снятом двигателе не улетишь, диверсию тоже не очень устроишь, и охрана слишком уж не бдела на его счет. Он старательный был, дисциплинированный, на хорошем счету. Махнул рукой им - мол, иду, иду, айн момент, работаю.
А куда ты денешься? Кругом колючка, и пулеметчики на вышках.
Те колонной отошли, он схватил коленвал на плечо и поволок к заправленному самолету на отшибе. А пулеметчики, аэродромная охрана, к летной-то службе отношения не имеют и в ней не разбираются. Чего-то пленный ремонтирует - ну и ладно, значит, так надо.
Он положил коленвал, для виду еще покопался в моторном лючке, чего-то где-то попротирал, поправил, а потом влез в кабину.
Вот тут охранник с вышки ему заорал, чтоб вылезал, это запрещено. Он охраннику трясет отверткой над головой и кричит, что у него - приказ работать. А сам лихорадочно по приборной доске шарит, где аккумуляторы включаются. Ручка - это ясно, педали - ясно, сектор газа - вот, горизонт, шаг винта... подача топлива... а где аккумуляторы?!
Охранник свистит. Кто-то уже бежит по полю в его сторону.
Он переключателями щелкает лихорадочно. А! Осветились циферблаты! Есть!
Красная кнопка - запуск! Пошел пропеллер!
Главное - он ногами незаметно колодки из-под колес сдвинул, пока для отвода глаз в самолете копался.
И - с ходу выруливает на взлет.
Охрана начинает палить в воздух. Потому что жечь свой самолет - это уж самый крайний случай, немцы бережливы; а чтоб пленный, да улетел - это очень маловероятно, считалось-то, что летчиков среди них нет, только механики.
И он разгоняет самолет, уже мотоциклисты погнались, уже охрана с вышек на поражение строчит, фюзеляж дырявит. Но "Ю-87", надо заметить, к его счастью, машина очень живучая: бронированная, баки экранированы, и поджечь его довольно трудно даже из крупнокалиберных и скорострельных авиационных пулеметов, не говоря об обычном армейском МГ-34.
И взлетел ведь! Оторвал машину и на полном газу ушел на бреющем за лес. Фюзеляж очередями ему подрали, но в общем машина вполне управляема.
И взял курс на восток, и шел на высоте десяти метров, чтоб быть как можно незаметнее. Потом сообразил, что на востоке его будут перехватывать, радиосвязь у немцев хорошо работала, и пошел на юг. И пересек линию фронта уже за Великими Луками.
Огляделся, истребителей наших не видно, поднялся повыше и стал выглядывать подходящее для посадки место.
И нашел наш аэродром. И быстро на него сел, чтоб не сбили впопыхах.
И вот садится на наш аэродром "лаптежник", все смотрят, пулеметы наводят, насторожились.
Откидывается фонарь, глохнет движок, высовывается рука и машет. И вылезает он, вопя по-русски, что - свой, не стреляйте.
Ну, встреча, конечно, и все такое...
Богданов замолчал, налил себе пива и выпил.
- Может, еще пивка? - предложил он.
- А дальше? - спросил я.- А потом?
- Не было дальше. Не было потом. Арестовали, допросили в "Смерше" и расстреляли.
- За что?
- Ну как это за что. Красный командир, летчик, коммунист - сдался в плен. Обязан был застрелиться.
Это - раз.
Работал на врагов. Да не просто работал - обслуживал их боевую технику. Это уже прямая измена, предательство. Это два.
И, вероятно, завербован немецкой разведкой и прилетел по заданию, внедриться к нам и продолжать враждебную деятельность. Это три. Просто так-то, знаете, от немцев на их самолете не улетишь, верно?
Вот и вполне достаточно.
Потом уже, после смерти Сталина, после всех реабилитаций, в газетах писали о таких случаях как, значит, о примерах мужества и героизма. Ну, а о том, что этих героев расстреливали, писать, естественно, было как-то... ну, понятно.
- Иван Григорьевич, а когда вас сбили в первый раз?
- Седьмого июля сорок первого года.
- Где?
- Немного юго-западнее Орши.
- Как?
- Да очень просто. Истребители.
- А прикрытие?
- Не было никакого прикрытия.
- Почему?
- Этого нам не докладывали. И вообще летчики говорят, что когда Господь Бог наводил порядок на земле, авиация была в воздухе. А всерьез - практически всех истребителей немцы сожгли сразу на земле, на приграничных аэродромах.
- На каких машинах вы летали?
- Наша эскадрилья - на ДБ-ЗФ. Ну, потом их стали называть Ил-4. Дальний бомбардировщик. А две эскадрильи у нас были еще ТБ-3. Эти огромные тихоходы еще в конце тридцатых устарели, у них скорость вообще была 180 километров, у нас-то хоть под 300. И все мы считались ночными. Потому что дальность полета большая, а скорости нет, днем, да на малой высоте, да без прикрытия - это воздушная мишень. Нам полагалось что? - забраться ночью тысяч на девять, чтоб даже зенитки не доставали, и пилить хоть до Берлина. А если ночные истребители - сомкнуть строй и суммировать бортовой огонь. А тут ..
- А какая была задача?
- Вызвал нас к себе с утра лично Голованов, командир дивизии нашей ДБА. Нас - это пятую эскадрилью. А оставалось в эскадрилье два экипажа. Остальных уже сбили. Вот, значит, из двенадцати осталось два. Восемь человек.
Меня назначает командиром звена. И ставит задачу. Реку Березина южнее города Борисов форсировала колонна немецкой броне- и мототехники. Колонну остановить и уничтожить. Бомбардировать! По машинам.
Ну что. Взлетели. Легли на курс. Облачность - ноль. Дошли, обнаружили цель.
Здоровенная колонна. На несколько километров. Сбросили мы по бомбе. Колонна остановилась, люди от дороги бросились в траву, в заросли.
А как ее уничтожишь? Мы ж не пикировщики, не истребители танков.
Встали мы в карусель из двух машин и капаем на них по очереди. Загрузка у нас - тонна малых бомб, пятидесятикилограммовок. Круг - бомба, круг - вторая. Что-то опрокинули, что-то подожгли. Стоит колонна, дымит.
Когда бомбы вышли, мы еще на бреющем прошли несколько раз вдоль колонны, прочесали из пулеметов.
Минут сорок это заняло. Задержали, подавили.
Ну что, задача выполнена. Пора домой возвращаться.
Идем.
А видимость - миллион на миллион. И остается только молиться, чтоб немецких истребителей не было.
И, конечно, появились. Свалилась четверка "мессершмиттов" сзади-сверху от солнца, как полагается, и моего ведомого сожгли сразу, с первого захода. Вспыхнул он и падает камнем. Никто не выпрыгнул.
А на мне они, похоже, решили молодых потренировать. Распались на две пары и заходят сзади по очереди. Заходят, отстреливаются и проскакивают вперед.
Когда подходят ближе сзади, слышу, по ним стреляет стрелок-радист мой. А когда проскакивают - им вслед стреляет штурман из своего фонаря, из носовой турели.
Потом слышу - перестал радист мой стрелять. Я ему по связи: "Яша! Яша!" Молчит. Убили, значит.
А потом и штурман перестал стрелять. А он вот тут сидит, у меня перед коленями; впереди и ниже.
Смотрю я - а у штурмана вместо головы одна каша. Убили штурмана. Как раз в этот день у него день рождения был. Двадцать пять лет ровно ему исполнилось.
Ну что. Они у меня вдобавок перебили сразу тяги руля, педали проваливаются, и мне даже не свернуть.
Вцепился в ручку и держу себе по прямой, как по ниточке.
А они заходят сзади попарно и по очереди по мне отстреливаются. У меня уже плоскости в лохмотья, фонарь разбит, приборная доска - в щепки. А держусь! Неплохая была машина, устойчивая. Но всей бронировки на ней - бронеспинка у пилота. Я-то, как видите, ростом небольшой, сжался за ней, только в штурвал вцепился - и лечу!
Алексей Крупин
|
| |
| |
| Penguin | Дата: Суббота, 01 Сентября 2012, 21.25.11 | Сообщение # 205 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 1206
Статус: Отсутствует
| Глава четвертая
- Как они сзади зайдут - по бронеспинке как горохом стегнет! Я в кожаном реглане был - так полы все в клочья очередями изорвало. Даже локти, рукава сбоку посечены! А бронеспинка - хорошая была броня, не пробивалась. Только она меня и спасала.
А потом чувствую - машина вверх полезла. Задирает нос и задирает. Я назад высунулся чуть, посмотрел, а хвоста-то у меня больше нет. Вообще как нет. А машина летит!! И нос кверху лезет. Уже стоймя стала. И начинает лезть прямо в мертвую петлю, вверх ногами. Штурвал - какое там, болтается... а моторы держат же обороты!
Ну, я фонарь открыл, ремни отстегнул, и когда она стала вверх дном - оттолкнулся и вывалился.
Но вывалился недалеко, и хорошо, что сразу парашют не дернул. Потому что машина полет свой, похоже, закончила - и падает следом за летчиком, прямо сверху на него. Раньше прыгать надо было.
Но я-то думал что? Хоть сколько возможно, каждый километр лишний - поближе на восток, линию фронта перетянуть. А где она точно - сказать никто не может, потому что два часа назад была в одном месте, а сейчас в другом. Немец идет быстро, на броне и колесах. Вот я и тянул.
А теперь стал барахтаться в воздухе, делать какие-то плавательные движения, чтоб из-под обломков вынырнуть, с пути их отвернуть. А без самолета в воздухе, знаете, не очень-то полетаешь. Я все-таки летчик, а не профессиональный парашютист.
Не знаю, сколько я так падал рядом с машиной и отдельно от нее, но как-то все-таки она стала кувыркаться и пронырнула мимо. Тогда я дернул, значит, за кольцо, хлопок, и парашют раскрылся.
И в этот миг мне стало спокойно. Чувство спасения. Хорошо так, отчетливо помню.
Дыхание перевел. В лямках устроился поудобнее. Тихо спускаюсь себе вниз. Земля внизу зеленая, небо кругом голубое, парашют над головой белый, и я цел, ни единой ведь царапины.
И только подумал: ну вот и конец пятой эскадрилье, нет ее больше.
И только я это подумал - слышу моторы, поворачиваю голову: заходит на меня пара "мессершмиттов".
И открывает огонь.
Вот тут уже я закрыл глаза и думаю: ну, все. Все.
Решили, значит, в воздухе меня расстрелять. А что там. Полное господство. Почему не потренироваться.
Ударило меня по ноге, и потерял я сознание.
...Очнулся: мокро. Открываю глаза. Лежу в какой-то луже. Трава кругом, заросли. Парашют рядом, погашенный. Стал себя ощупывать. Вроде цел. Отстегнул лямки. Стал подниматься на ноги, и тут в бедре такая боль - что снова потерял сознание.
Снова очнулся, в той же луже. Вечереет уже. Нога ноет все сильнее. Проверил: пистолет в кобуре.
Ну что, думаю, у наших я или у немцев? Стреляться, или погодить еще? Стреляться, конечно, неохота.
Нет желания. Да и жалко по ситуации, понимаете: такое сейчас прошел, вытянул, остался живой - так что же теперь... чего ради. Уж лучше 6 тогда в воздухе сразу, в бою, от немецкой пули.
А двигаться не могу. Нога не пускает. Как свинцовая стала, и при малейшем движении - боль... страшная боль, честное слово.
Ладно, думаю. Полежу тут пока. Водички похлебаю. Поглядим, что там будет. Если немцы подойдут - застрелиться успею. А может, убью раньше одного. Или даже двух. Чего задаром-то умирать, да раньше времени. Воздух хороший. Птички поют. Нога не так уж и болит, если не шевелиться. Поживу еще сколько можно.
И слышу вдруг тихий такой голос: "Дяденька! А, дяденька! Эй, дяденька летчик!.. Ты живой?.. Не бойся, мы свои, русские. Мы пионеры. Не стреляй!.."
Это, значит, они видели, как меня сбили и как я с парашютом опускался, и пошли меня искать.
Выручать, значит. А маленькие еще. В камыше в болоте спрятались и смотрели, как я лежу. А подойти боялись.
"Ребята, - говорю, - вы откуда?"
"Из деревни".
"Да сколько вас там, вылезайте, не бойтесь".
Один выходит - а остальные сидят, прячутся.
"В деревне-то вашей, - говорю, - наши, или немцы пришли?"
"Никого, - отвечают, - нету. - Наши ушли, и немцев нет. Но, вроде, должны прийти".
"А взрослые-то есть в деревне вашей?"
"Да никого почти и нету. А ты что так лежишь? Ты раненый? Ходить не можешь? Ты погоди тут, мы лошадь найдем, и телегу найдем, приедем за тобой. Ты есть хочешь? Ты лежи пока тут, а мы вернемся скоро".
Вот, понимаете, такое, как в книжке.
И в самом деле, вернулись они вскоре с лошадью и телегой, и помог я им положить меня на эту телегу - и снова без сознания.
Просыпаюсь ночью. Телега трясется мягко. По дороге едет, тихо едет, шагом. Один пацаненок вожжи держит, второй сидит рядом - на меня смотрит. Нога у меня чем-то перевязана.
"Не бойся,- говорят,- мы дорогу знаем. К нашим тебя вывезем. Завтра будем. Пить хочешь? А ты на каком самолете летал - на том самом бонбардировщике? А ты немцев много убил?"
...Ну, это все уже лирика. Детали, к делу не относящиеся. В общем, они действительно меня доставили к вечеру следующего дня в расположение наших частей, сплошной линии фронта не было. И оказалось это буквально в полусотне километров от нашего аэродрома. Нас ведь использовали как фронтовую авиацию и передвинули на запад после начала войны.
Бывает такое везение. Часть стояла без приказа, копала оборону, и упросил я доставить меня к своим.
Выделили мне ездового с повозкой и, значит, довезли.
Там уж со мной, конечно, попрощались, списали. Из вылета не вернулся. Хотели отправить в госпиталь, но я уперся, пусть своя санчасть лечит. А то пока довезут, пока то-се, это хуже может обернуться. Здесь по крайней мере свои, если что - так не бросят. И потом, после госпиталя неизвестно куда тебя сунут, обратно в свою часть никогда ведь, в общем, не попадали. А здесь дома.
Ну и... вот. Повалялся, отдохнул, поправился.
От дивизии осталось всего несколько машин. Отвели нас под Москву, на переформирование. Развернули в корпус.
И в сентябре я уже летал. Бомбили немцев под Смоленском.
Потом - оборона Москвы. Потом зимнее наступление. Потом назначили меня командиром эскадрильи.
В общем - все обычно.
Что тут рассказывать?.. Летали.
Вот вы говорите - сто пятьдесят шесть вылетов. Так а как, спрашивается, иначе? Война, приказ - летали. Как мы летали... как щепки из-под топора мы летали. А куда ты денешься.
Правда, обычно начальство летало поменьше. Командиры полков уже старались сами-то поменьше в воздух подниматься. Что было, то было. Никому не хочется лишний раз под смертью летать.
Ну, а мне это было как-то неловко. Вроде, других отправляешь, а сам на земле отсиживаешься. Когда сам летаешь - к тебе и подчиненные иначе относятся, и настрой в полку лучше.
Бывали ведь куда более тяжелые на войне работы, чем наша. И морально, и в смысле риска.
Вот в сорок втором нас одно время использовали для связи с партизанами. Грузы доставляли, раненых забирали иногда. А пару раз диверсионные группы с воздуха десантировали.
- Из бомбардировщика - десантировали?..
- А дело в том, что мы тогда летали на американских "дугласах". У нас их обычно называли "Ли-2".
- Это те, что потом у нас выпускали как "Ил-12"?
- Так точно.
- Но ведь это транспортные машины.
- Ну и что же. Машина прочная, цельнометаллическая. Дальность неплохая, и грузоподъемность достаточная - пару тонн всегда возьмет. И скорость тоже. На ДБ-ЗФ у нас было двести восемьдесят - а тут триста восемьдесят, на сто больше. И как ночной дальний бомбардировщик машина очень даже годилась.
- А куда же бомбы-то в транспортном самолете загружать?
- А это сами уже переделывали. Техники приваривали наружные бомбодержатели. И в фюзеляже прорезали бомболюк, делали стеллажи - для малокалиберных бомб. Сверху ставили плексигласовый колпак для стрелка-радиста. И очень даже неплохо было на них летать.
И вот тогда, летом сорок второго, как-то и столкнулись с таким случаем...
Понимаете, на фронте ничего от людей утаить невозможно. Каким образом информация всегда просачивается - сказать буквально невозможно. Но, раньше или позже,- все всё знали.
Значит, дается нам задание - принять группу из четырех человек. Доставить в такой-то квадрат за линией фронта, во столько-то часов, обнаружить там внизу четыре костра квадратом и выбросить их с парашютами.
Ну, для надежности решил я лететь сам.
Привозят их вечером в "виллисе" прямо на аэродром, сопровождает офицер фронтовой разведки. Наше дело маленькое: принял - доставил.
Трое ребят и девушка-радистка. Совсем девочка, маленькая такая.
Так дело-то, понимаете, вот в чем... Как бы сказать. Мы-то это уже потом узнали...
У немцев ведь все службы хорошо были налажены. В том числе и контрразведка, и полевая жандармерия. Работать в их тылу было очень трудно. Группы эти сгорали очень быстро. И чтоб внедриться, был такой способ. Группа приземлялась, начинала работу - и один из них сдавал немцам всех остальных.
Заслуживал, таким образом, доверие. Его, конечно, проверяли и потом обычно использовали в их разведке.
А на самом деле он работал на наших.
- А остальные?
- Что - остальные... Остальные - по законам военного времени. Остальные шли под расстрел. Или в лагерь, если повезет.
И вот мы их везем. Они там сидят рядом, переговариваются о своем. И трое не знают, что четвертый их завтра выдаст. И девочка эта не знает. Что не выполнят они никаких заданий. Что все их задание - умереть у немцев.
Глава пятая
- Вышли мы вовремя в заданный район, нашли внизу костры, выбросили группу. Мы ведь тогда не знали еще, что троих привезли, можно сказать, прямо на расстрел. В том числе и девочку эту.
Потом рассказывали, что тот, который их должен был выдать, ее любил. Вот такой роман...
Правда это, нет,- кто знает. Приврать народ тоже любит. Но ведь и такое могло быть, верно?
Да... А если б мы и знали - чего нам никак не полагалось - какая разница? Наше дело маленькое. Выполнил приказ - и ничего тебя не касается.
- А что с ними было дальше - не знаете?
- Понятия не имею. Да и откуда. Тем более что в тот именно вылет меня сбили во второй раз... и своих хлопот было выше головы.
И такое совпадение - это было седьмого июля сорок второго года. День в день - ровно через год после того, как меня сбили в первый раз. И тоже над Белоруссией.
Ветер был, гроза. И стали мы грозу обходить с севера. А поправку на боковой ветер учесть в воздухе довольно трудно. Короче, оказались северней, чем думали, километров на тридцать.
Темь полная, иду по приборам. И вдруг - будто взрыв у меня перед лицом, чувствую - словно глаза выжгло. Зажмурился, ничего не соображаю. Что такое?!
Штурман кричит:
- Прожектор! Уходи!
Тогда я понял, что это нас прожектор поймал. Ощущение - непередаваемое. Полная беспомощность.
Будто тебя на ладонь посадили. Глаза открыть невозможно - словно бритвой их режет этот ярчайший свет, прямо в мозг ломит. Попасть ночью в прожектор, неожиданно, сразу - это очень деморализует, прямо парализующее действие оказывает.
Ну, я на ощупь выдвинул до отказа газ обоим моторам, штурвал от себя, и на полной скорости - машина вниз скользит, как с горы, почти пикирует - отдаю левую педаль, чтоб как-то выйти из луча. И тут - разрыв!
Это немецкие зенитки дали залп, и первым же залпом они нас сняли. Служба ПВО у немцев, надо сказать, очень хорошо была поставлена, четко работали.
Потом уже оказалось, что мы проходили прямо над Витебским железнодорожным узлом. Они, видимо, засекли нас на подходе звуколокаторами, определили нашу высоту и курс, и когда мы подошли поближе - сразу врубили прожекторы и открыли огонь на изготовленных установках. Вот так - ошибся немного штурман мой в расчетах...
Очевидно, у меня осколком перебило бензопровод в правой плоскости, потому что оттуда сразу пошел шлейф пламени. А я был в левом довороте, на скорости, пламя срывалось - и огонь сразу перекинулся на фюзеляж, хвост гореть начинает.
Сзади - стрелок:
- Командир! Горим!
Ну а что - горим... Я сам вижу.
Единственный выход - попробовать сбить пламя. Моторы у меня на полном газу, правый уже захлебывается, я - штурвал круче от себя, пикирую с левым креном, скорость уже за семьсот, машина трещит... хорошие самолеты были "дугласы", прочные.
И как-то в самом деле удалось мне сбить пламя, бензин правому мотору я перекрыл, резко взял вправо, и вдруг - хоп! - ослеп. Ну ничего не вижу, словно черной тряпкой по глазам ударили. Это, значит, выскочили мы из прожекторного луча. Это я только через несколько мигов сообразил.
- Вроде, погасло, - докладывает стрелок-радист.
- Ниже давай! - кричит штурман,- чтоб не зацепили снова!
А я выше и не могу. Только один двигатель тянет. Второй, погорелый, заглушенный, я уж и не трогаю, естественно.
Снизились мы по приборам метров до пятисот, чапаем домой. Скорость - двести сорок - двести пятьдесят, сопим, значит, на честном слове и на одном крыле.
Но настроение - прекрасное! Летим - и поем:
"В далекий край товарищ улетает!.." Ведь уже сбитые - а сбили пламя, ушли, не потеряли способность к полету. Как второй раз родились! Через час дома будем.
И тут - шарах! - какой-то странный свет. Откуда-то сверху, и тоже вполне яркий, ну... как фары догоняющего автомобиля.
Стрелок-радист докладывает:
- Похоже, ночной истребитель.
И начинает там сзади стрелять из пулемета. А нам в ответ - тр-р-р-р! - очередь сверху, одна пуля сквозь крышу прямо передо мной в приборную доску воткнулась, прямо в высотомер, только пыль стеклянная брызнула.
Это, значит, нас по выхлопу засек немец сверху. Они в качестве ночных перехватчиков любили использовать Ю-88. Машина скоростная, радиус действия большой, экипаж четыре человека - вот они на малом газу патрулируют квадрат и головами вертят. А тут им, видимо, передали наши координаты, и они специально нас высматривали, чтобы добить.
- Иван Григорьевич, но ведь... Ю-88 - это же бомбардировщик.
- Ну и что? Скорость у него - 480, любого нашего ночника он догонит спокойно. Бортовое вооружение вполне мощное. А летать может долго. И бронирован. Вполне успешно они их использовали в таком качестве.
Врубает он прожектор, специально для удобства поставленный, освещает цель - и штурман, значит, садит из своего спаренного крупнокалиберного пулемета.
И бывает же такое невезение, снова поджигает мне правую плоскость и мотогондолу. А тут уже пламя не собьешь, не выскользнешь - он выше, и быстрее, и видит тебя как на ладони, а у меня уже ни скорости, ни маневра - на одном-то двигателе. У меня на "Дугласе" и в целом виде скорость на сто километров ниже, чем у него, и маневренность хуже, и скороподъемность - он ведь все-таки настоящий бомбер, а я - переделанный грузовик.
- Яша, - говорю по связи стрелку-радисту, - давай, милый, тут уж последняя надежда только на тебя... а то сожжет он нас сейчас, паразит, как головешку.
И представляете - Яша его сбил! Как он там исхитрился, куда попал, может - прямо в носовой фонарь очередь уложил и летчика убил со штурманом - а только прожектор погас, стрельба по нас прекратилась, а Яша орет так, будто ему Героя Советского Союза дали:
- Все!!! П...ц! Срубил! Валится!!!
Ну, мне назад ничего на "Дугласе" не видно, да и темно, да и мне не до сбитого немца - мне своих хлопот хватает. Потому что я горю, и никакой надежды сбить пламя нету. Выжимаю последний газ - какое там...
Когда машина в воздухе горит - это такое ощущение, будто кто-то тебя держит за хвост и старается не пускать вперед. Прямо физически ощущаешь, как машина задерживается, не лезет вперед, тормозится. И уже вся в огне, мы уже дым глотаем!
Ну что делать. Чувствую - запас живучести на исходе. Сейчас падать будем. Еле удерживаю машину, чтоб не свалилась, она уже рыскать начала, рулевые тяги, похоже, перегорают.
Даю команду:
- Экипажу - покинуть машину.
А сам-то я сижу без парашюта. Кабина-то у меня - транспортного самолета. Сзади за спину парашют поместить некуда - там дюралевая переборка, она в жесткости фюзеляжа встроена, не уберешь. И снизу - тоже некуда, кресло низенькое и пол, так что штурманский парашют под себя тоже не приспособишь, и поэтому мой парашют лежит в фюзеляже прямо за переборкой, там всегда его и оставлял, потому что в кабине-то некуда, нет лишнего места.
И я ребятам говорю:
- Вы мне только мой парашют подайте сюда, помогите лямки накинуть.- Потому что управление мне не отпустить ни на секунду.
Ну и по запарке, все-таки горим, падаем, они мне в толкучке как-то парашют дать и забыли.
Выпрыгнули все, значит, и остался я один.
Ну, что мне остается? Все... Единственная возможность - это все же попытаться как-то посадить машину. Шансов, конечно, немного. Что внизу - не вижу. Топлива у меня в баках еще много - взорваться могу в любой момент. А чем я уже рискую? Да ничем. Так что можно спокойно пытаться сажать машину.
Открыл я форточку, буквально высунул в нее голову - смотрю, что внизу. Снижаюсь. Ни хрена, конечно, не видно.
Еще ниже. Разбираю: лес.
Ну - лес, ночью, горю - это, конечно, конец. Сейчас зацеплю за верхушку, удар, взрыв, - прощай, Родина.
Но, думаю, а дай я поищу - вдруг какая поляна, прогалина там попадется? Чем черт не шутит. Терять-то мне нечего.
И, значит, изо всех сил стараюсь замедлить снижение и делаю маленькие довороты влево вправо: а вдруг?
И представьте себе: ведь действительно нашел вырубку! И притер, как мог, аккуратно машину, сажаю на брюхо, но вырубка-то все же в пнях, и вот в один пень, высокий такой, больше метра, наверно, прямо по курсу - я и воткнулся.
Наделся фонарем на пень, машина скапотировала и начала разрушаться. Тащит ее по инерции, развернуло... Я уж в штурвал вцепился обеими руками, напряг все мускулы, но меня от удара приложило лицом о приборную доску - сломало челюсть, зубы все выбило, рассекло язык, глаз поврежден... но понимаю - сел! живой!
Выбираюсь я кое-как в фюзеляж, ползу на четвереньках к двери - а она закрыта... Значит, они все попрыгали через бомболюк, штурман открыл, мне было не до этих подробностей... а сейчас его прижало к земле, не выберешься. А дверь от удара заклинило. И никак мне ее не открыть.
А машина полыхает! на мне уже комбинезон дымится!
Ох, как обидно. От прожектора ушли, пламя сбили, от истребителя избавились, на лес сел, жив остался - и вот сейчас, уже на земле, заживо сгореть.
Пихаю я эту проклятую дверь - а сил-то уже никаких нет, сознание теряю.
И тут слышу:
- Эй!!! Командир!!! Эй!!!
И вижу, что в пламени скачет какая-то фигура. Приплясывает, как индеец, руками машет и матерится отчаянно!
Глава шестая
Оказалось что. Яша передавал на землю сообщение, что полет наш, так сказать, прекращается, и замешкался. Все уж попрыгали, а он только закончил свой прощальный сеанс связи. Прыгать поздно, деревья под брюхом летят, что делать? А он старый воздушный волк, на гражданке пятнадцать лет бортрадистом отлетал. Ну, он схватил оба чехла от двигателей, которые в хвосте лежали в полете, и вот на них в самом хвосте устроился, обложился, расперся в борта руками. Правильно зная, что хвост всегда страдает в самую последнюю очередь при вынужденной посадке. Даже при скоростном падении тут уцелеть можно.
И представьте - ни одной царапины! Нос мы разбили - а он в хвосте цел абсолютно. А дверь в огне найти не может!
Я ору:
- Сюда давай! Дверь здесь!
- Командир, это вы?! - он ко мне прыгает.
Ну, вышиб он кое-как ногами дверь, помог мне выбраться, машина горит как костер... и только мы метров на сто отбежали с той скоростью, на которую были способны, как остатки топлива в баках взорвались.
У меня уже и ноги не идут. Полежать хочется. Все-таки шок, травма, явная контузия. А лежать некогда.
Потому что слышим мы: мотор где-то тарахтит; может быть и за нами пожаловали. Зона же немецкая.
А я бежать не могу. Тащусь кое-как, а иногда Яша поднимает меня на закорки и тащит на себе.
А там уже у самолета мотоциклы тарахтят, собаки лают: точно, отрядили группу поглядеть, что там со сбитым русским самолетом и нельзя ли захватить летчиков, если живы. Нет, все-таки наземные службы были у немцев очень хорошо поставлены.
Ну что, держим мы темп, как можем. А можем не очень. Собачки след наш взяли, и голоса немецкие с лаем все ближе.
И тут на наше счастье болото на пути. Тут уж особо опасаться не приходится: или плен, или болото.
Влезли мы в воду подальше, по самые ноздри, за кочку с кустом каким-то спрятались, и стоим: стараемся даже не дышать. Собаки - такое чувство, что прямо над головой лают. Это они бегают взад-вперед по берегу, явно в воду след, а дальше его нет. И люди в болото соваться не хотят...
Солдаты покричали:
- Рус, выходи! Рус, капут! Жить, хорошо, капитулирен!
Попускали ракеты над болотом, дали несколько очередей поверх голов - одна листья прямо с нашего куста срезала,- плюнули и через какое-то время ушли. А мы всю ночь и утро, до ясного света, так в воде и простояли. Убедились - точно ушли немцы.
Вылезли, обсушились, и тут я чувствую - жар у меня. Яша там клюковки пособирал, а я даже ее есть не могу: рот разбит, язык рассечен, распухло все и горит. Только водички могу попить.
Ремешок планшета оборвался у меня, когда Яша меня в дверь тащил, так что карты нет, да и толку с нее было бы немного, эти белорусские болота ни на каких картах не обозначены. Но все же надо двигаться на восток, в сторону своих... а что еще делать. Может, на партизан наткнемся, если повезет.
И вот так мы шли восемнадцать дней. Яша хоть ягоды собирал, корешки там какие-нибудь, а я мог только воду пить. И сам идти уже не мог, он меня поддерживал. На лбу у меня, где рассечено, рана нагноилась, видеть хуже стал, потом совсем почти ослеп. Если бы не Яша - конечно пропал бы. Но у него даже мысли не было меня бросить, все подбадривал... хотя в такой ситуации бросить обузу, тяжелораненого, - довольно естественно ведь, чего там, прямо сказать надо.
И набрели мы на восемнадцатый день на какую-то избушку в лесу. Я уже наполовину без сознания все время, вообще плохо соображал. В избушке бабка какая-то жила, и вот Яша ее упрашивает (я-то уж и говорить практически не мог): мать, значит, где тут у вас партизаны, мы советские летчики, наши, нам к своим надо, сбили нас, пробираемся к фронту, значит. А она все отнекивается.
Но потом пришел парень какой-то назавтра, с лошадью и телегой, меня положили на телегу... и привезли нас в партизанский лагерь. Там Яша рассказал все, что с нами было. А мне срочная помощь нужна, я уже, в общем, одной ногой там, на том свете.
И что ж вы думаете. У партизан в деревне неподалеку была знакомая врачиха, она им помогала. А здесь-то операцию делать надо, а меня в деревню как приволочь? Полицаи в деревне! Вот ночью партизаны пришли к врачихе, и она сама вызвалась, обо всем они договорились. Партизаны симулировали налет на деревню, как будто силой захватили врачиху и увезли к себе в лагерь. А инструменты и лекарства та взяла с собой, естественно. И вот прямо в лагере, на пне, застеленном куском парашютного шелка, инструменты в котелке прокипятили, она сделала мне операцию. Вскрыла нагноение, все вычистила, продезинфицировала, зашила рану. Гноя вышло много. И мне сразу стало легче, видеть стал немного уже на следующий день.
И зубы она мне осколки корешков повытаскивала, и на язык рассеченный несколько швов наложила, и уже вскоре мог кашу кушать, стал поправляться.
И партизаны говорили же ей: нельзя в деревню возвращаться, полицаи все равно подозревают! Оставайся в лагере, с нами, нечего тебе в деревне больше делать. Она ни в какую - у нее там дети остались. Они ей предложили детей тоже выкрасть, увезти, и будут они тут всей семьей. А она: нет, ни в какую. Огород там, хозяйство, все знают ее, везите обратно.
А потом оказалось, после войны уже я узнал, что вернулась она - и расстреляли ее полицаи вместе с детьми, прямо на их же огороде.
Это я узнал уже потом. А сейчас в лагере стал собираться транспорт - идти через линию фронта. Трое девочек там было из армейской разведки, после глубокого рейда, и человек десять тяжелораненых. И мы с Яшей. Раненых привязали на волокуши, и пошли, значит. Вел проводником старик один, который эти места всю жизнь знал. И прошли мы фронт через так называемые Сурожские ворота - там болота непролазные, и по ним линии фронта не проходило.
Ну, и перешли нормально, прибыли в свое расположение. Тут, значит, партизаны пошли в госпиталь, на них были соответствующие документы. Девочки из разведки - в особый отдел и дальше по своей линии. А нас с Яшей прихватил прямиком СМЕРШ:
- Кто такие? Откуда? Какие задание?! Мы им все рассказываем: как и куда летели, как сбили нас, как выбирались, - нет, ни в какую слушать не хотят. Крики, оскорбления, бьют, грозят расстрелом. И ничего же слушать не желают!
Яша уж говорит: лучше бы, говорит, нас немцы тогда перестреляли.
Глава седьмая
Мы говорим:
- Ребята, да пошлите вы запрос! Вот номер полка, полевая почта такая-то, дислокация такого-то числа, когда мы улетали, была там-то, фамилии командира, начальника штаба, задание было такое-то! Командир второй эскадрильи Богданов и воздушный стрелок-радист Яков Туликов! Чего же проще - вот все данные, убедитесь сами.
Ни в какую. Бьют они нас и слушать не хотят. Сознавайся, сволочь фашистская, кто тебя и зачем заслал!
И хоть ты тресни.
Плохо дело. Расстрелом грозят. А это ведь - очень запросто. Расстреляли двух диверсантов - и дело с концом. Кто нас искать станет. В полку наверняка давно списали.
Кинули в подвал. Лежим в грязи. У меня опять рана моя нагноилась.
И пальцы они мне ломать стали. Каблуками. Боль большая. Иногда думаешь, что если они с нами так подольше - тут во всем, знаете, признаться можно.
Но все же не расстреляли. Кинули в грузовик и отправили в корпусной СМЕРШ. Мол, там с вами не так поговорят.
Лежим в кузове, трясемся, стонем иногда невольно. Руки связаны. У Яши ребра поломаны, зубы выбиты.
А конвоир в кузове - молодой такой парнишка, светлоглазый. Лицо чистое, хорошее.
Я говорю ему:
- Братишка. Как солдат солдата, прошу тебя. Ошибка вышла, клянусь. Позвони ты в Москву. Хоть телефонограмму отправь, хоть радио, хоть как. Лично генералу Голованову, он при Ставке, командующий Авиацией дальнего действия. Скажи - Богданов, старший лейтенант Богданов, я из его дивизии был, мы войну начинали вместе, он меня хорошо знает. Лично знает, он друг мой. Нас всего несколько человек осталось, кто войну в дивизии ДБА начинал. Сделай, прошу... не бери ты греха на душу.
А конвоир наш:
- Р-разговорчики!
Ну что. Стали нас пытать в СМЕРШЕ корпуса. Мы им говорим - они гнут свое. Сказка про белого бычка. Прямо сказать - били смертным боем. Жрать не давали. Пить не давали. На оправку не водили, ходили под себя, простите за подробность.
Но, видно, паренек тот все же хороший оказался. Видно, дозвонился он до Москвы, или еще как доложил.
Потому что через два дня прибывает самолет лично от Голованова. С офицером фельдсвязи. Нас в самолет - и в Москву.
Положили в Центральный госпиталь ВВС.
Ну, вот и вся история.
Вылечили. Дали новое назначение.
И в декабре я уже летал бомбить Сталинград.
...Но вот эти, понимаете, двадцать восемь суток на оккупированной территории - так они на мне и остались. Это, конечно, тормозило. И награды, и рост по службе... ведь как: кадровик личное дело посмотрит - ага! ну и, естественно, притормаживали.
Поэтому войну я кончил майором. Понятно, многие летчики росли быстрее. Но уж это дело такое... военное счастье.
И подполковника получил аж в пятьдесят третьем году. Я был тогда заместителем командира дивизии по летной части. Летали мы в Арктике. Да в общем, даже, почти не летали, а все больше строили.
Про это тоже пока писать нельзя. Это уж я так рассказываю.
Аэродромы мы в Заполярье оборудовали. Как можно севернее. Ракетных войск ведь тогда еще не было.
И главной стратегической ударной силой были стратегические бомбардировщики. Вот мы и строили полосы для этих бомбардировщиков.
А бомбардировщики были, я вам скажу, дерьмовые. Может, слышали - М-3, конструкции Мясищева?
Огромные такие машины. Сделаны были специально под водородную бомбу.
Доктрина была - через Северный полюс, через ледяной, значит, купол, по кратчайшей прямой - удар по американским агрессорам.
И, значит, как можно севернее - аэродромы подскока. Для последней дозаправки и проверки.
А машина была капризная, ненадежная. Летчики ее не любили, побаивались. Бились довольно часто.
Крыло очень длинное, жесткости не хватает, а посадочная скорость низкая, а на низкой скорости она довольно плохо слушалась управления. Свалиться норовила.
Вообще они были рассчитаны на дозаправку в воздухе. А дозаправка тоже происходит на малой скорости. И вот то танкер начинает сваливаться, то заправляемый, летчик чуть по газам даст, педали двинет - и сталкиваются.
Вот и решили - аэродромы подскока. А это - Север, метели, пурга. А полосу полагается постоянно поддерживать в рабочем состоянии. В любую погоду, круглосуточно, над полюсом болтались на боевом дежурстве наши бомберы с водородными бомбами на борту.
Нервное напряжение было очень большое. На постоянной связи с Москвой, в постоянной полной боевой готовности. У каждого командира в воздухе - черный пакет. Приказ по радио - и пошел на цель: вскрыл пакет - а там уже цель указана.
Так что... и седели, и лысели, и спивались, откровенно скажем, некоторые.
Но это все... ничего тут такого интересного. Служба.
* * *
- Иван Григорьевич,- спросил я,- а семья у вас есть? Дети?
- Своей личной жизни, - вежливо сказал он,- я бы не хотел касаться. Это, знаете, к делу ведь не относится.
Вот и поговори с ним.
- А то, что у нас писали про бомбардировки Берлина еще летом сорок первого - это насколько соответствует истине?
- В какой-то мере соответствует.
- В какой?
- Ну. Летали. Бомбили.
- Вы сами участвовали в таких операциях?
- Естественно.
- Почему - естественно?
- Я ведь был в дальнебомбардировочной авиации.
- Что было самое трудное?
- Самое трудное было долететь.
- ПВО мешала?
- Да нет. Горючего не хватало.
- А как же?
- Очень просто. У нас была оптимальная высота полета - три тысячи метров. А на трех тысячах, в августе сорок первого, - и думать нечего было до Берлина дотянуть. В прожекторах ты как на ладони.
Любой истребитель тебе король. И эффективность зенитного огня максимальная на такой высоте. Потому что у тебя и угловая скорость небольшая, и в то же время высота небольшая, даже малокалиберные зенитки, скорострельные автоматы, достают отлично. А им смести тихоходную машину, идущую на средней высоте, - ничего не стоит хорошему наводчику.
Поэтому летали на максимальной высоте. Залезали под девять тысяч,
А это что значит?
Во-первых, это значит, что прожектора тебя практически не берут. Луч на такой дистанции сильно рассеивается, иссякает.
Во-вторых, тебя вообще засечь трудно. На земле тебя практически не слышно. Звуколокаторными батареями ведь всю Германию не перекроешь, а если локатор звук и возьмет - черт его знает, кто там летит и зачем, по чьему приказу.
В-третьих, зенитки тебя на такой высоте тоже не берут. Практически не достают. Даже от восьмидесятивосьмимиллиметровок разрывы ниже остаются.
В-четвертых, "мессеры" на такой высоте резко теряли свои боевые качества. Моторам кислорода не хватало, падала скорость, и главное их достоинство - скороподъемность, маневренность на вертикалях - сходило на нет.
А теперь про недостатки.
Ну, то, что холодно было, коченели - кабины-то не герметичные - это ладно. Летали на высоте в кислородных масках, кое-как дышали.
Главный был недостаток - что на такой высоте резко повышался расход топлива. Воздух-то разреженный. Машину он держит хуже. Моторы ревут на полных оборотах, шаг винта минимальный - а воздушная струя-то все равно не той плотности, винтам тащить машину трудно.
Но это я ударился в технические подробности, это, наверное, вам не интересно. В общем - если лететь на такой высоте до Берлина и обратно, то на бомбовую загрузку уже никакого ресурса грузоподъемности не остается. А чего тогда лететь? Чтоб одну малокалиберную бомбу капнуть?
А нам был поставлен приказ - не менее полутонны. Это было решено наверху. Тоже, причем, не бог весть что...
Ну, Голованов собрал нас, опытных летчиков, все бывшие почтовики, к дальним трассам привыкли: давайте, говорит, советоваться, что делать будем.
Первое, конечно - облегчать машины. Снимали все, что можно. А с самолета много не снимешь.
Убрали бронезащиту... да сколько ее было.
Поставили дополнительные баки.
Разработали кратчайший маршрут. Выбрали оптимальную скорость, экономическую. Вроде - получается, достаем.
С метеорологами посоветовались, карту ветров тоже постарались учесть.
Ну, значит, наберешь высоту - и ползешь себе, только на расход горючего поглядываешь. Мотор разрегулируется, начнет пережигать бензин сверх расчетного - можешь не дотянуть домой потом.
Долетим, разгрузимся - и обратно. Эффективность таких бомбардировок была, конечно, очень низкая.
Скорее, тут политическая задача, психологическое воздействие. Во всех газетах назавтра: "Сталинские соколы обрушили бомбы на логово фашистского зверя!"
А куда мы их обрушили - черт его знает, честно говоря. Бывало, как половина топлива сожжена - ищем любой огонек внизу, разгружаемся по нему - и назад. А что делать? Иначе назад не вернешься.
Бывало, и без всякого огонька бомбы сбрасывали. Штурман на карте отметит где надо, в бортовой журнал запишет, что цель была затемнена - вот и все.
В октябре сорок первого фронт был уже под Москвой, и мы эту затею бросили - до самого сорок пятого.
Потом, и предисловие, и саму книгу, долго и поступенчато кромсала военная цензура и ГлавПУР.
Выходила она, как было принято, около трех лет.
Иван Григорьевич Богданов дожил до ее выхода. И умер через несколько месяцев.
Что тут скажешь. Достойный был человек.
Алексей Крупин
|
| |
| |
| Т_атьяна | Дата: Суббота, 15 Сентября 2012, 23.45.56 | Сообщение # 206 |
|
Группа: Поиск
Сообщений: 865
Статус: Отсутствует
| Сказ про "Илью Летучего", Александр Чаплыгин
Пока пауза в эфире - в капонире, как в квартире,
В ожидании работы и заданья на полёты,
Мирно дремлет "Добродушный".
Зверь - летучий, нрав - послушный.
Порох нюхает стабильно, в заварушках был не раз.
Носит он мундир цивильный, только для отвода глаз!
Под килём в хвосте турель - "боевая карусель".
Но, увы, анахронизм! - Бесполезный механизм.
Хоть и помогал не раз "Командиру сзади глаз,"
Слишком короток предел. Что ж, морально устарел.
Мозгом служит экипаж. Слётан, сдружен, есть кураж!
Каждый член его как нерв! – Эрудиции - резерв.
Крепкий жгут сплетён в едино! - Биомасса плюс машина!
Тут Мичурин не "канает". Павлов, тоже «отдыхает».
Этот славный симбиоз в мир Можайский нам принес.
Новожилов потрудился! Он - с артелью. Всей притом!
Славный Ил на свет родился! С взлётным весом в двести тонн!
Добрый взгляд как у детей, право слово - "Берендей!"
Думу думали, рядили... В NATO – "CANDID" окрестили,
А народная молва – Ил - "ИЛЬЮШЕЙ" нарекла!
Добрый молодец былинный! Славный Богатырь старинный!
На подмогу к нам пришел! И стезю свою нашел.
Миру - мир несет послушно, помогает простодушно -
Туда хлеб, сюда воды, мирных беженцев с войны.
Где военный контингент. Где воздушный лазарет.
Нужен "Скальпель"? - Не вопрос! Вот спасателей привез.
То эфир подавит лихо. В регионе станет тихо.
То с подвесок сбросит ФАБы - превратив "Нighway" в ухабы.
Плавно сядет он на снег, с грунта может взять разбег.
Полоса без подготовки - не собьёт его сноровки.
И часов за семь, за восемь "Десантуру" в раз забросит
В отдаленный регион, чтоб врагу создать заслон.
В Антарктиде "посерфит", дальнобойщика заправит,
В небо лазер боевой, без проблем, легко доставит.
Космонавтов тренирует - невесомость создает.
И в пространстве массу целей перехватчикам найдет.
Он как сказочный шаман - в небе спрячет караван!
Не его совсем стезя высший пилотаж, друзья.
Он и улей, и гараж, ферма, танкер, Эрмитаж!
Мой рассказ, совсем не лесть - всех задач не перечесть.
Не соврёт проспект-информер - потрясающий - "Трансформер!"
Всё для дела - в себе носит есть и пить оно не просит.
В чреве рампы - эстакада. Соберется, коли надо.
Ждать подмогу - не резон, словно "бархатный сезон."
В грузовой, у переборки инженерный пульт стоит,
Там "АДОшник" "мочит корки", он здесь "Маг"! И всем рулит.
То настилы разбросает, то вздымая словно шерсть
Вверх рольганги выставляет, проще груз катить чем несть!
Серпантины вытяжной разведёт легко рукой.
В гермостворку парашют - вставит в временный приют.
Тельфера ему послушны - носят в чрево грузы дружно!
И лебёдка с полиспаст - тянет лямку не ленясь!
Но бывает, что в полёте - перерыв в его работе...
Он, поверьте, не скучает - кофеварку заряжает.
Чистит, режет, размельчает - жарит, парит, кашеварит!
И к посадке, без "понтов" - Экипажу "Пир" - готов!
Спит ревун под потолком. Коль со зверем не знаком -
Не буди его, дружок! - Сухость сохраншь порток!
Как проснется – заревёт! "Десантура" - "когти рвет!"
В раз пустеет фюзеляж! - За бортом - ажиотаж!
Мирно дремлет грузовик... Видит сон – не боевик.
Он лет сорок пролетал и конечно, подустал.
Но готов ещё летать - неба синеву пахать...
Призадумались в КБ - Прокрутили в голове-
Фюзеляж бы удлинить. Тягу надо увеличить.
Приуменьшить аппетит. И шумы поограничить.
Авионику сменить, что морально устарела.
И крыло чуть обновить. Что ж теперь вперед, за дело!
Это "Вещий сон" друзья. Я уверен, без сомнений!
В новой жизни НАШ ИЛЬЯ! Будет жить для поколений!
Тут закончу свой рассказ об Илье Летучем.
Встретившись - Илью Узнаешь?! Грузовик могучий!!!
http://bvvaul-88.ucoz.ru/news....-22-589
|
| |
| |
| Penguin | Дата: Суббота, 13 Октября 2012, 21.41.43 | Сообщение # 207 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 1206
Статус: Отсутствует
| Юлий Шкроб
ДИРЕКТОР ИЗ РАЙКОМА
Это не историческое исследование, основанное на документах,
а свидетельство участника и очевидца описанных событий.
Воспоминания о пережитом в коллективе строителей лучших
советских истребителей Отечественной войны.
Глазами школьника
Не только мы, школьники, еще не поняли, что свалилось на нас 22 июня 1941 года: приказ дирекции туполевского опытного завода, где работала моя мама, немедленно собирать пожитки для эвакуации неизвестно куда, показался нелепым. Мы же привыкли к мысли о скорой и полной победе над любым врагом, если он посягнет на нашу Родину. «С песней родной мы по земле чужой пронесем наше гордое знамя» — пели на марше красноармейцы, по радио — солисты, ансамбли, хоры. А тут вдруг — эвакуация из Москвы?! Но приказ есть приказ.
Новоселье
Выгрузились на окраине Омска в чистом поле. Невдалеке — недостроенные заводские корпуса. Это и был наш новый авиазавод. Не успели там разместиться, приказ: перебазироваться на строительство автосборочного завода. Рядом. Мы, школьники, ходили туда чуть ли не каждый день то землю копать (экскаваторов не было), то кирпичи переносить. Заодно слушать разговоры взрослых. Они обычно сводились к выяснению, кто главнее. На каждой ступеньке иерархической лестницы от директора до бригадира оказалось по три начальника. Если один приказал нести кирпичи (доски, цемент, ящики) влево, другой командовал тащить вправо, а третий — бросить все и бегом — разгружать
вагоны. Причина неразберихи простая: в одно предприятие слили опытный завод Туполева (на нем заканчивали разработку лучшего пикирующего бомбардировщика Второй мировой войны Ту2), серийный Тушинский, строивший новейшие высотные истребители МиГ3, и только зарождавшийся для серийного производства Ту2, Омский.
Застой
Шли дни, фронт требовал оружие,но не было не только продукции, но и завода. Пока не последовало очередное искривление линии партии: теперь признаком верности ей стала не сверхбдительность (стукачество), а результативность практической работы. Первыми это изменение восприняли директора заводов. Двое из них безоговорочно подчинились туполевскому — А.В. Ляпидевскому, участнику челюскинской эпопеи, одному из семи первых Героев Советского Союза. Бессмысленная нервотрепка стала заменяться производительной работой. Завод рос как на дрожжах, хотя дефицит был всеобщий — помещений, станков, электроэнергии, тепла (в морозной Сибири!), а главное — людей. Эту проблему решали просто: мобилизовали школьников, домохозяек, колхозниц — профанов в технике. Научить их строить самолеты следовало на ходу. Каждый квалифицированный работник готовил себе помощников из неумех. Понемногу налаживался порядок, но Ляпидевский отбыл на фронт. Склока вспыхнула с удвоенным накалом. Тогда сам Сталин назначил директором завода бывшего секретаря райкома комсомола в оккупированном врагом Харькове — Леонида Петровича Соколова.
Гром среди ясного неба
Руководить он начал еще из Москвы — телеграммой предложил созвать ко дню своего прибытия партийнохозяйственный актив предприятия. Установки в этой телеграмме были
непривычно ясные, конкретные, точно адресованные. Но это мы (меня по окончании восьмого класса тоже мобилизовали и сразу практически назначили членом комсомольского руководства) узнали потом. А сначала коллектив запаниковал: вместо квалифицированных руководителей свалился на наши головы невежда оратор. Будет теперь навалом мартышкина труда, репрессий и прочих прелестей дурацкого руководства. И никакой еды, тепла, крыши над головой, не говоря уже о производительной работе.
Речь нового директора на активе поразила всех: спортивного вида молодой человек спокойно вышел на трибуну, внимательно оглядел аудиторию, дождался полной тишины и негромко, но напористо, без обычных «ээээ», «значит» и прочего словесного мусора языком не митингового оратора, а профессора изложил задачи каждого руководителя. Неимоверно трудные, так что сразу всем стало ясно: время выяснения отношений миновало. Пора засучив рукава работать. Никаких лозунгов, заклинаний, проклятий врагу. Только конкретные задачи. С удивительным для нового на заводе человека знанием дела. Лейтмотив выступления был по понятиям старого руководства крамольным: улучшение быта работников. Под демагогическим лозунгом «все для фронта, все для победы» нерадивые и вороватые прежние руководители не создали для людей, вырванных из привычных условий жизни, потерявших почти все имущество (в дорогу разрешено было взять по пятьдесят килограммов багажа на человека), элементарные условия существования.
— На фронте люди гибнут, а вы чем лучше? — нагло выкрикивали в зал, заполненный полуоборванными, голодными, утомленными работой без выходных по двенадцать, а нередко намного больше часов подряд, сытые, хорошо одетые командиры производства.
— Если, — отвечал им новый директор, — в один далеко не прекрасный день рабочие начнут выполнять задания, как вы требуете, ценой жизни, завтра их выполнять будет некому.
Фронту могут помочь не драконовские меры, а хорошо организованная на основе новых технологий работа. Необходимы инициатива, настойчивость, предприимчивость,
техническая грамотность, а главное — совесть. Эти положения он не уставал внедрять в сознание всех руководителей до самого своего ухода с завода в 1946 году.
Цена обмана
Другая директива — «руководству докладывать только чистую правду» — показалась вовсе парадоксальной мастерам, привыкшим угадывать, что приятно услышать начальнику. Что это не пустая декларация, Л.П. наглядно показал через несколько дней. Вышел приказ по заводу о награждении мужественной комсомолки Маши Токарь. Она уронила заклепку в полость отсека крыла. Если бы током воздуха этот крошечный кусочек металла занесло в узел управления элеронами, самолет бы погиб, возможно, вместе с летчиком. Чтобы достать злополучную детальку, пришлось порядочную часть крыла разобрать. Сменно-суточное задание не выполнили. По мнению многих, зря: Маша могла не заметить потерю такой мелочи или промолчать. Никто никогда не догадался бы, отчего погиб самолет — может, его немец подстрелил.
Война же! Но честная девушка не побоялась наказания, возможно, сурового: о выполнении плана еженощно докладывали самому «отцу народов». Директор рисковал головой, но всем показал, что дороже правды нет на производстве ничего. Того же теперь требовали руководители всех ступеней. Вероятно, именно поэтому работа предприятия налаживалась удивительно быстро.
Подслушивать неприлично, но поучительно
Мне надо было снять с фанерной перегородки старый боевой листок и повесить новый. За тонкой стенкой раздавались голоса. Один — директорский — все время повышался.
— Сколько еще терпеть твои невыполненные обещания?!
— Ну еще, Леонид Петрович, дней…
— Просто не знаю, что с тобой делать — сколько одних выговоров набрал. Дождешься, в «Жало» настучу. Пусть твои детки полюбуются. (Сын, дочь и зять мастера Сычева работали в техотделе.)
— Ну, Леонид Петрович…
— Что Леонид Петрович, Леонид
Петрович, я, что ли, обещаю и ничего не выполняю?
— Как перед богом — …
Дальше я не слышал, но поразило меня отношение двух не просто взрослых, а ответственных работников к сатирическому листку. Игрушке в моих еще почти детских глазах.
Множество партийных и прочих взысканий показалось убеленному сединами отцу семейства не таким тяжелым наказанием, как появление карикатуры в стенгазетке. Больше полувека прошло, а этот урок не забывается.
Чем занят товарищ директор
Соколов не был, как многие поначалу опасались, обычным комсомольским «вождем», случайно оказавшимся в директорском кресле, ничего, кроме заученных идеологических
фраз не знающим, но считающим свои глупые решения непререкаемой истиной. Л.П. умел с первого взгляда определить, к чьему мнению стоит прислушаться. Не стеснялся спрашивать совета, но всю ответственность брал на себя.
Много сил и времени уделял оперативной работе, хотя считал ее не своим делом. Чрезвычайные обстоятельства заставляли — В хорошо организованном производстве, —
часто повторял он, — директор непосредственно не участвует. Его задачи — перспективы
развития предприятия, подбор и расстановка кадров, поддержание хорошего психологического климата в коллективе, действенная поддержка новаторов, связь с госструктурами, техническая и коммерческая стратегия, и ее основа — дружба, а не традиционная свара с главным конструктором и заказчиком. Главная забота — непрерывное улучшение продукции.
А оперативная работа и разработка конкретных детальных планов — забота специалистов-командиров разных уровней. Но их и в мирное время не хватало. Откуда взять теперь, во много раз больше? Ответ «прост»: вырастить в своем коллективе. В переводе с русского на русский, смело выдвигать мастеров в начальники цехов, технологов — в начальники служб, и так по всей иерархии. Практически все рабочие туполевской фирмы — люди высокой производственной и общей культуры — стали мастерами, начальниками разных служб, технологами. Для удачного назначения мало одной смелости. Важнее чуткость психолога. Соколов умел угадать в человеке способности, о которых сам кандидат порою не догадывался. Конечно, ошибался. Но редко. Многовато для одного? Конечно. Именно поэтому директорами могут работать не все. Так же, как примабалеринами.
Тяжелейшая проблема была кадровая: производство выросло во много раз, а квалифицированных работников стало меньше. Кто в армии, кто в Москве как-то
остался, а многие умерли от невыносимых условий жизни и непосильного труда в досоколовские времена. Единственно реальное решение — компенсировать качество количеством. Мобилизовали, как уже сказано, тысячи колхозниц, школьников, домохозяек.
Но как научить их работать с наисложнейшей техникой, когда они и простейшей не владеют?!
— Непросто, — сказал на комсомольской отчетно-выборной конференции Л.П., — но можно. Надо производственный процесс разбить на множество элементарно-простых
операций. Каждую из них сможет освоить средней бестолковости баба. Так поступил когда-то Г. Форд. Это и есть спасительный поток. Потребуется несуразно много женщин, в основном милых. Но и сварливых мегер терпеть придется — без их рук Красная Армия может оказаться безоружной. Работа эта намного сложнее для технологов, чем кажется поначалу, но у нас выбора нет. Или мы организуем поток, или нас сметут с лица земли.
С этой задачей мы справимся, только если будем всячески поддерживать новаторов — инженеров, изобретателей, рационализаторов. Технолог — центральная фигура на производстве. От него многого ждут, значит, ему надо дать все, что в наших силах, и даже
сверх того.
Это уж было слишком, с молоком матери мы усвоили классовое сознание: центр мироздания — рабочий. Его «младший брат» — крестьянин-колхозник. А интеллигенция — жалкая прослойка, хлюпики, которых до поры терпят.
Как заставить неумех делать отличные вещи
— Каждую операцию, — продолжал директор, — инструмент, приспособление, даже деталь самолета (разумеется, с разрешения ОКБ) можно чуть-чуть улучшить, если крепко подумать и посоветоваться со знающими людьми. А из многих «чуть-чуть» обязательно родится великое. Наша победа. За каждое рацпредложение еще до апробации, «за смелость» выдавалась небольшая премия и талон УДП («усиленное дополнительное пита
ние», или по-простому — «умрешь днем позже»). Если предложение внедрялось в производство, платили согласно «Положению об изобретениях, рацпредложениях…» и прикрепляли к комсоставской столовой. Питание заметно лучше. За изобретение — большая премия, прикрепление к директорской столовой (полноценный, вроде и не война, ресторан, только цены чуть выше, чем в комсоставской). Но главное — свобода! — пропуск «вездеход» во все подразделения завода и даже на улицу в любое время.
О каждом рацпредложении — подробная информация во всех заводских СМИ.
Но самым сильным двигателем совершенствования технологии и повышения квалификации всех сотрудников была формально преступная практика: рабочий день каждого сотрудника заканчивался не после двенадцати часов работы, как установлено Указом Президиума Верховного Совета СССР, а немедленно по выполнении сменного задания.
— Можете, — заявил директор на митинге по случаю присуждения заводу переходящего красного знамени, — вообще на работу не ходить, если работа будет выполнена в срок и качественно.
Произошел естественный отбор: способные мальчики и девочки под руководством старших товарищей овладели профессиями — научились не только мастерски выполнять свои операции, но и улучшать понемногу технологию. Остальные вернулись домой. Одновременно по инициативе директора постоянно увеличивалась «придирчивость» контролеров качества. Те дефекты, что в сорок третьем году с грехом пополам проходили, в сорок четвертом стали недопустимыми. Наши машины так же, как Тбилисского завода имени Димитрова, по всем характеристикам были лучше, чем изделия других заводов, изготовленные по тем же чертежам. Сначала об этом заявили фронтовые летчики,
потом подтвердил НИИ ВВС.
— Не числом, — любил повторять суворовский лозунг Л.П., — а уменьем!
К концу сорок четвертого года в цехах уже не толпы круглые сутки сновали, а отдельные лица неторопливо выполняли сменные задания часто до обеда, хотя выпуск машин увеличился впятеро. После перерыва увидеть кого-нибудь в цеху было нелегко — почти все уже отправились на свои огороды. Порядочная часть их была вспахана по преступному приказу директора заводскими трактористами. Израсходовали на это немало стратегического топлива. Нецелевое расходование. По закону военного времени — уголовное преступление. На «вышку» потянет. Но…
— Нет, — сказал стукачам-разоблачителям прокурор, — в СССР закона против директора, дающего армии оружие, а трудящимся — хлеб.
Противостояние
Получив правительственное задание направить на наш завод семьсот рабочих, власти Заводоуковска (километров пятьсот от Омска) среди рабочего жаркого летнего дня погрузили на железнодорожные платформы указанное число мальчиков и девочек,
якобы для разгрузки барж неподалеку. Приятная командировка на полдня.
Как были на работе — без вещей, документов, денег, курьерской скоростью, без остановок (еще сбегут!) — приехали на наш завод (отсюда не убежать — охрана строже, чем в ГУЛАГе). Жилье — землянки — для них подготовлено было, но одетьобуть в преддверии лютой сибирской зимы — задача посложнее, чем теперь обмундировать президентский полк, а их теплые вещи остались дома. Не директорское это дело — доставать ватники да валенки. Но только у него была возможность серьезно, без обычных проволочек, связаться с решающей инстанцией. Только ему боялись отказать. Но часто необходимое действительно достать было невозможно. Жизнь у этих обманом мобилизованных, оторванных варварски от семей детей старшего школьного возраста была ужасна. Директор делал для них все, что мог, но мог он немного. В землянках и дырявых бараках было холодно и сыро. С огромным трудом «выбитая» одежда и обувь быстро изнашивалась от постоянной ходьбы по бетонным и кирпичным полам цехов.
А морозы сибирские — не шутка. В худых валенках три километра от барака до цеха натощак не всегда резво пробежишь. Не только прогул, опоздание на двадцать минут по тогдашним законам — уголовное преступление. Карается принудительными работами. Практически — удержанием четверти зарплаты в течение полугода.
— Прежде чем в суд дело передавать, — распорядился Л.П., — разберитесь в причинах. Не вообще, а каждого случая. Может, виноват не нарушитель, а те, кто не создал установленные законом условия жизни. Расследование «укрывательства» длилось недолго и завершилось показательным процессом над «злостным прогульщиком» — отцом трех малых детей, замерзавших в дырявой халупе, вечно голодных. Этот человек, по выражению военного прокурора, «на правах люмпенпролетария» работал иногда вместо нашего цеха на хлебозаводе. Оплата там — бракованным хлебом. Часть съедала его семья, часть меняли на рынке на молоко, дрова, керосин и прочие жизненно необхо
димые припасы. Публика — больше тысячи человек — явно сочувствовала нарушителю дисциплины. Это прокурора бесило. В конце концов, когда отдельные выкрики с места сменились сплошным, с каждым мигом нараставшим гулом, прокурор «сорвался».
— Все вы, — визгливо закричал он, — лодыри и преступники, от фронта увиливаете и работать не хотите!
— Вы не правы, — попытался погасить скандал директор. Но прокурор уже ничего не соображал. Трясущейся рукой он пытался расстегнуть кобуру. Дело приняло нешуточный оборот: еще мгновение, и разъяренная толпа растерзает всех судейских, а может, еще и некоторых местных.
— Товарищи, — перекрывая шум, выкрикнул в мегафон директор, — прокурор контуженый, стоит ли обращать внимание на его неудачные выражения…
А в цех, где происходило судилище, вбежали с пистолетами и винтовками наготове дюжие, хоть и раненные на фронте стрелки ВОХР. Прокурор к тому времени уже добрался до своего пистолета, но, увидев себя в кольце слишком серьезных оппонентов, сник. Весь состав суда мгновенно оказался в моем кабинете (ближайшая к месту действия бытовка). Бурное веселье охватило публику. Огромная, практически неуправляемая толпа уставших от лишений и непосильной работы, обезумевших от несправедливости, творимой на их глазах теми, кто должен был их защищать, была готова крушить все и вся.
— Ребята, — увещевал директор, — прокурор все понял, с нами согласен.
Время идет, до утра промитингуем, а когда домой? Сменное задание выполнить надо, несмотря ни на что. Не я, фронт требует. Публика разошлась.
— Осуждение этого, как вы изволили выразиться, — сказал прокурору Л.П., — «люмпенпролетария» нанесло бы непоправимый удар по сознанию тысяч несчастных детей, героически работающих в этих цехах: они знают его как одного из лучших работников цеха. Авторитету советской власти и юстиции был бы нанесен существенный урон.
Конверсия
В конце сорок четвертого, когда уже ни у кого не осталось никаких сомнений в скором окончании войны, у многих выдвиженцев появился страх перед будущим: они привыкли жить и работать в чрезвычайных обстоятельствах. Нормальной жизни просто боялись. Небеспочвенны были эти страхи — многие передовики и даже герои военных лет не
нашли свое место в мирной жизни. А наш директор остался верен себе — никакой демобилизации! Просто усилия надо направить в иные стороны. Неожиданно нашлись внутренние резервы — капитально ремонтировали трамваи, донельзя изношенные за
время войны, развернули строительство нормального жилья, поликлинику расширили, открыли дома отдыха на Иртыше, недалеко от Омска. Проектировали в ударном порядке совсем забытые за время войны Дом пионеров, стадион (теперь — лучший в Сибири). Но самые крупные после жилищного строительства работы — реконструкция завода: очистные сооружения, без которых пришлось с опасностью для здоровья и даже жизни работать четыре года, теперь сооружались в пожарном порядке. Проектировали новые цеха — было ясно, что родине теперь понадобятся не маленькие истребители, а солидные лайнеры. С каждым днем развертывалась работа по переходу на мирные
рельсы. Не только продукция новая — вся жизнь изменялась.
— Вы, — напутствовал командированных в Москву на курсы повышения квалификации технологов Л.П., — вероятно, станете руководителями подразделений, а может, и предприятий. Хотелось бы передать вам кровью и потом заработанный опыт. Рассказать все не хватит моей жизни и вашего терпения, потому скажу, как мне кажется, главное. Руководить — значит, прежде всего внимательно слушать. Особенно — подчиненных.
Тогда вам будут предлагать массу идей. Ваша задача — из этой массы извлечь лучшие. А
без инициативы подчиненных не проживете — будьте хоть семи пядей во лбу, все необходимое сами не придумаете. Итак, важнее всего — уметь слушать. Но и говорить надо уметь — чтобы ваши указания можно было понять без труда, а главное — однозначно. И еще: указывать надо только при крайней необходимости. Очень многое люди знают сами. Много начальников повидал я за минувшие годы, самому приходилось руководить. Убедился в мудрости и универсальности простых правил, сформулированных
так четко.
Итоги
В производстве Яков наш завод занимал довольно скромное место: давал в сутки десять—двенадцать машин, а например, завод имени Чкалова — тридцать пять.
Еще больше — гиганты на Волге. Все — по одному проекту. Но машины получались разные: как сказано выше, омские и тбилисские оказались лучше других, в том
числе опытных. Это была сенсация: считалось неизбежным снижение характеристик при переходе от опытного к серийному производству. Не одна научная работа посвящена теоретическому обоснованию этого положения. Не зря Л.П. дружил с рационализаторами и заставлял скрупулезно отрабатывать технологию. Удалось, конечно, не все: безукоризненными были аэродинамические формы, отлично отделаны внешние — обтекаемые воздухом — поверхности, нормально — рабочие поверхности всех деталей, а все остальные — кое-как. Вернее, просто ужасно. Болты не вывинчивались из гаек. Как их завинтили, одному богу известно. Это была не небрежность, а экономия остро дефицитных технологических средств. Как показала практика, разумная и результативная.
Аварийность в наших ВВС к концу войны оказалась заметно меньше, чем в «Люфтваффе» и даже у союзников.
Сознательные, технически обоснованные отступления от общепринятых норм себя оправдали. В этом большая заслуга полковника-инженера ИТС Леонида Петровича Соколова — комсомольского директора, настоящего руководителя, которого многие считают спасителем жизни. Своей и своих детей. Это дороже многих наград.
Алексей Крупин
Сообщение отредактировал Penguin - Суббота, 13 Октября 2012, 21.46.25 |
| |
| |
| Penguin | Дата: Воскресенье, 02 Декабря 2012, 00.50.57 | Сообщение # 208 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 1206
Статус: Отсутствует
| А. и Б. Стругацкие
ХИЩНЫЕ ВЕЩИ ВЕКА
...
В кафе-автомате был только один посетитель: за
столиком в углу, обставившись закусками и бутылками, сидел
смуглый, прекрасно, но нелепо одетый человек восточного
типа. Я взял себе простоквашу и творожники со сметаной и
принялся за еду, время от времени поглядывая на него. Он ел
и пил много и жадно, лицо его блестело от пота, ему было
жарко в дурацком лоснящемся фраке. Он отдувался,
откидываясь на спинку стула, и распускал широкий ремень на
брюках. При этом на солнце ярко вспыхивала длинная желтая
кобура, висящая фалдами. Я уже доедал последний творожник,
когда он окликнул меня.
- Алло! - Сказал он. - Вы местный?
- Нет, - сказал я. - Турист.
- А, значит, вы тоже ничего не понимаете...
Я сходил к стойке, сбил себе коктейль из соков и
подошел к нему.
- Почему пусто? - Продолжал он. У него было живое
худощавое лицо и свирепый взгляд. - Где жители? Почему все
закрыто?.. Все спят, никого не добьешься...
- Вы только что приехали?
- Да.
Он отодвинул пустую тарелку и придвинул полную. Потом
он отхлебнул светлого пива.
- Откуда вы? - Спросил я. Он свирепо взглянул на меня,
и я поспешно добавил: - если это не секрет, конечно...
- Нет, - сказал он, - не секрет... - И принялся есть.
Я допил сок и собрался было уходить, но он сказал:
- здорово живут, собаки. Такая еда, и сколько хочешь,
и все бесплатно.
- Ну, все-таки не совсем бесплатно, - возразил я.
- Девяносто долларов! Гроши! Я за три дня съем на
девяносто долларов! - Глаза его вдруг остановились. -
С-собаки, - пробормотал он, снова принимаясь за еду.
Я знал таких людей. Они приезжали из крошечных,
разграбленных до полной нищеты королевств и княжеств, они
жадно ели и пили, вспоминая прокаленные солнцем пыльные
улицы своих городов, где в жалких полосках тени неподвижно
лежали умирающие голые мужчины и женщины, а дети с
раздутыми животами копались в помойках на задворках
иностранных консульств. Они были переполнены ненавистью, и
им нужны были только две вещи: хлеб и оружие. Хлеб для
своей шайки, находящейся в оппозиции, и оружие против
другой шайки, стоящей у власти. Они были самыми яростными
патриотами, горячо и пространно говорили о любви к народу,
но всякую помощь извне решительно отвергали, потому что не
любили ничего, кроме власти, и никого, кроме себя, и готовы
были во славу народа и торжества высоких принципов уморить
свой народ - если понадобится, до последнего человека -
голодом и пулеметами. Микрогитлеры.
- Оружие? Хлеб? - Спросил я.
Он насторожился.
- Да, - сказал он. - Оружие и хлеб. Только без
дурацких условий. И по возможности даром. Или в кредит.
Истинные патриоты никогда не имеют денег. А правящая клика
купается в роскоши...
- Голод? - Спросил я.
- Все что угодно. А вы тут купаетесь в роскоши. - Он
ненавидяще посмотрел на меня. - Весь мир купается в
роскоши, и только мы голодаем. Но вы напрасно надеетесь.
Революцию не остановить!
- Да, - сказал я. - А против кого революция?
- Мы боремся против кровопийц Бадшаха! Против
коррупции и разврата правящей верхушки, за свободу и
истинную демократию... Народ с нами, но народ надо кормить.
А вы нам заявляете: хлеб дадим только после разоружения. Да
еще грозите вмешательством... Какая гнусная лживая
демагогия! Какой обман революционных масс! Разоружиться
перед лицом кровопийц - это значит накинуть петлю на шею
настоящих борцов! Мы отвечаем: нет! Вы не обманете народ!
Пусть сложат оружие Бадшах и его молодцы! Тогда посмотрим,
что надо делать.
- Да, - сказал я. - Но Бадшах, вероятно, тоже не
хочет, чтобы ему накинули петлю на шею.
Он резко отставил бокал с пивом, и рука его привычно
потянулась к кобуре. Впрочем, он быстро опомнился.
- Я так и знал, что вы ни черта не понимаете, - сказал
он. - Вы, сытые, вы осоловели от сытости, вы слишком
кичливы, чтобы понять нас. В джунглях вы бы не осмелились
так разговаривать со мной!
В джунглях я бы говорил с тобой по-другому, бандит,
подумал я и сказал:
- я действительно многого не понимаю. Я, например, не
понимаю, что случится после того, как вы одержите победу.
Предположим, вы победили, повесили Бадшаха, если он, в свою
очередь, не удрал за хлебом и оружием...
- Он не удерет. Он получит то, что заслужил.
Революционный народ раздерет его в клочья! И вот тогда мы
начнем работать. Мы вернем территории, отторгнутые у нас
сытыми соседями, мы выполним всю программу, о которой вопит
лживый Бадшах, чтобы обмануть народ... Я им покажу
забастовки! Они у меня побастуют... Никаких забастовок!
Всех под ружье и вперед! И победим. И вот тогда...
Он закрыл глаза, сладко застонал и повел головой.
- Тогда вы будете сытыми, будете купаться в роскоши и
спать до полудня?
Он усмехнулся.
- Я это заслужил. Народ это заслужил. Никто не посмеет
попрекнуть нас. Мы будем есть и пить, сколько пожелаем, мы
будем жить в настоящих домах, мы скажем народу: теперь вы
свободны, развлекайтесь!
- И ни о чем не думайте, - добавил я. - А вам не
кажется, что это все может выйти вам боком?
- Бросьте! - Сказал он. - Это демагогия. Вы демагог. И
догматик. У нас тоже есть всякие догматики, вроде вас.
Человек, мол, потеряет смысл жизни. Нет, отвечаем мы,
человек ничего не потеряет. Человек найдет, а не потеряет.
Надо чувствовать народ, надо самому быть из народа, народ
не любит умников! Ради чего же я, черт побери, даю себя
жрать древесным пиявкам и сам жру червей? - Он вдруг
довольно добродушно ухмыльнулся. - Вы, наверное, на меня
обиделись немного. Я тут обозвал вас сытыми и еще как-то...
Не надо, не обижайтесь. Изобилие плохо, когда его нет у
тебя и оно есть у соседа. А достигнутое изобилие - это
отличная штука! За него стоит подраться. Все за него
дрались. Его нужно добывать с оружием в руках, а не
обменивать на свободу и демократию.
- Значит, все-таки ваша конечная цель - изобилие?
Только изобилие?
- Ясно!.. Конечная цель всегда изобилие. Учтите
только, что мы разборчивы в средствах...
- Это я уже учел... А человек?
- Что человек?
Впрочем, я понимал, что спорить бесполезно.
- Вы никогда здесь не были раньше? - Спросил я.
- А что?
- Поинтересуйтесь, - сказал я. - Этот город дает
отличные предметные уроки изобилия.
Он пожал плечами.
- Пока мне здесь нравится. - Он снова отодвинул пустую
тарелку и придвинул полную. - Закуски какие-то незнако-
мые... Все вкусно и дешево... Этому можно позавидовать. -
Он проглотил несколько ложек салата и проворчал: - мы
знаем, что все великие революционеры дрались за изобилие. У
нас нет времени самим теоретизировать, но в этом и нет
необходимости. Теорий достаточно и без нас. И потом
изобилие нам никак не грозит. Оно нам еще долго не будет
грозить. Есть задачи гораздо более насущные.
- Повесить Бадшаха, - сказал я.
- Да, для начала. А потом нам придется истребить
догматиков. Я чувствую это уже сейчас. Потом осуществление
наших законных притязаний. Потом еще что-нибудь объявится.
А уж потом-потом-потом наступит изобилие. Я оптимист, но я
не верю, что доживу до него. И вы не беспокойтесь,
справимся как-нибудь. Если с голодом справимся, то с
изобилием и подавно... Догматики болтают: изобилие, мол, не
цель, а средство. Мы отвечаем на это так: всякое средство
было когда-то целью. Сегодня изобилие - цель. И только
завтра оно, может быть, станет средством.
Я встал.
- Завтра может оказаться поздно, - сказал я. - И
напрасно вы ссылаетесь на великих революционеров. Они бы не
приняли ваш лозунг: теперь вы свободны, развлекайтесь. Они
говорили иначе: теперь вы свободны, работайте. Они ведь
никогда не дрались за изобилие для брюха, их интересовало
изобилие для души и головы...
Рука его опять дернулась к кабуре, и опять он
спохватился.
- Марксист! - Сказал он с удивлением. - Впрочем, вы же
приезжий. У нас марксистов почти нет, мы их сажаем...
Я сдержался.
Проходя мимо витрины, я еще раз взглянул на него. Он
сидел спиной к улице и снова ел, растопырив локти.
...
Алексей Крупин
|
| |
| |
| Андраш | Дата: Понедельник, 03 Декабря 2012, 00.31.34 | Сообщение # 209 |
Группа: Старейшина
Сообщений: 5209
Статус: Отсутствует
| Аркадий и Борис Стругацкие
Отель у Погибшего Альпиниста
.......................
У меня
отличное зрение, я хорошо видел их, и это было самое дикое и нелепое
зрелище, какое я помню.
Впереди мчалась госпожа Мозес с гигантским черным сундуком под
мышкой, а на плечах ее грузно восседал сам старый Мозес. Правее и чуть
отставая, ровным финским шагом несся Олаф с Луарвиком на спине. Билась по
ветру широкая юбка госпожи Мозес, вился пустой рукав Луарвика, и старый
Мозес, не останавливаясь ни на секунду, страшно и яростно работал
многохвостой плетью. Они мчались быстро, сверхъестественно быстро, а
сбоку, им наперерез, сверкая на солнце лопастями и стеклами кабины,
заходил вертолет.
Вся долина была наполнена мощным ровным гулом, вертолет медленно,
словно бы неторопливо, снижался, прошел над беглецами, обогнал их,
вернулся, спускаясь все ниже, а они продолжали стремительно мчаться по
долине, будто ничего не видя и не слыша, и тогда в это могучее монотонное
гудение ворвался новый звук, злобный отрывистый треск, и беглецы
заметались, а потом Олаф упал и остался лежать неподвижно, а потом кубарем
покатился по снегу Мозес, а Симонэ рвал на мне воротник и рыдал мне в ухо:
"Видишь? Видишь? Видишь?.." А потом вертолет повис над неподвижными телами
и медленно опустился, скрыв от нас и тех, кто лежал неподвижно, и тех, кто
еще пытался ползти... Снег закрутился вихрем от его винтов, сверкающая
белая туча горбом встала на фоне сизых отвесных скал. Снова послышался
злобный треск пулемета, и Алек сел на корточки, закрыв глаза ладонями, а
Симонэ все рыдал, все кричал мне: "Добился! Добился своего, дубина,
убийца!.."
Вертолет так же медленно поднялся из снежной тучи и, косо уйдя в
пронзительную синеву неба, исчез за хребтом. И тогда внизу тоскливо и
жалобно завыл Лель.
Эпилог
С тех пор прошло более двадцати лет. Вот уже год, как я в отставке. У
меня внуки, и я иногда рассказываю младшенькой эту историю. Правда, в моих
рассказах она всегда кончается благополучно: пришельцы благополучно
отбывают домой в своей прекрасной сверкающей ракете, а банду Чемпиона
благополучно захватывает подоспевшая полиция. Сначала пришельцы отбывали у
меня на Венеру, а потом, когда на Венере высадились первые экспедиции, мне
пришлось перенести господина Мозеса в созвездие Волопаса. Впрочем, не об
этом речь.
Сначала факты. Бутылочное Горлышко расчистили через два дня. Я вызвал
полицию и передал ей Хинкуса, миллион сто пятнадцать тысяч крон и свой
подробный отчет. Но следствие, надо сказать, кончилось ничем. Правда, в
разрытом снегу было найдено более пятисот серебряных пуль, однако вертолет
Чемпиона, забравший все трупы, исчез бесследно. Через несколько недель
супружеская чета туристов-лыжников, путешествовавших неподалеку от нашей
долины, сообщила, что они видели, как какой-то вертолет прямо у них на
глазах упал в озеро Трех Тысяч Дев. Были организованы розыски, однако
ничего интересного обнаружить не удалось. Глубина этого озера, как
известно, достигает местами четырехсот метров, дно его ледяное, и рельеф
дна постоянно меняется. Чемпион, по-видимому, погиб - во всяком случае на
уголовной сцене он больше не появлялся. Банда его, благодаря Хинкусу,
который торопился спасти свою шкуру, была частично отловлена, а частично
рассеялась по всей Европе. Гангстеры, попавшие под следствие, ничего
существенного к показаниям Хинкуса не добавили - все они были убеждены,
что Вельзевул был колдуном или даже самим дьяволом. Симонэ считал, что
один из роботов, уже в вертолете, очнулся и в последней вспышке активности
сокрушил все, до чего мог дотянуться. Очень может быть, и если это так, то
не завидую я Чемпиону в его последние минуты...
Симонэ сделался тогда главным специалистом по этому вопросу. Он
создавал какие-то комиссии, писал в газеты и журналы, выступал по
телевидению. Оказалось, что он и в самом деле был крупным физиком, но это
нисколько ему не помогло. Ни огромный его авторитет не помог, ни прошлые
заслуги. Не знаю, что о нем говорили в научных кругах, но никакой
поддержки там он, по-моему, не получил. Комиссии, правда, функционировали,
всех нас, даже Кайсу, вызывали в качестве свидетелей, однако ни один
научный журнал, насколько мне известно, не опубликовал по этому поводу ни
строчки. Комиссии распадались, снова возникали, то объединялись с
Обществом исследования летающих тарелок, то отмежевывались от него,
материалы комиссий то засекречивались властями, то вдруг начинали широко
публиковаться, десятки и сотни халтурщиков вились вокруг этого дела, вышло
несколько брошюр, написанных фальшивыми свидетелями и подозрительными
очевидцами, и кончилось все это тем, что Симонэ остался один с кучкой
энтузиастов - молодых ученых и студентов. Они совершили несколько
восхождений на скалы в районе Бутылочного Горлышка, пытаясь обнаружить
остатки разрушенной станции. Во время одного из этих восхождений Симонэ
погиб. Найти так ничего и не удалось.
Все остальные участники описанных выше событий живы до сих пор.
Недавно я прочитал о чествовании дю Барнстокра в Международном обществе
иллюзионистов - старику исполнилось девяносто лет. На чествовании
"присутствовала очаровательная племянница юбиляра Брюнхилд Канн с
супругом, известным космонавтом Перри Канном". Хинкус отсиживает свою
бессрочную и ежегодно пишет прошение об амнистии. В начале срока на него
было сделано два покушения, он был ранен в голову, но как-то вывернулся.
Говорят, он пристрастился вырезать по дереву и неплохо прирабатывает.
Тюремная администрация им довольна. Кайса вышла замуж, у нее четверо
детей. В прошлом году я ездил к Алеку и видел ее. Она живет в пригороде
Мюра и очень мало изменилась - все так же толста, все так же глупа и
смешлива. Я убежден, что вся трагедия прошла совершенно мимо ее сознания,
ни оставив никаких следов.
С Алеком мы большие друзья. Отель "У межзвездного Зомби" процветает -
в долине теперь уже два здания, второе построено из современных
материалов, изобилует электронными удобствами и совсем мне не нравится.
Когда я приезжаю к Алеку, я всегда поселяюсь в своем старом номере, а
вечера мы проводим, как встарь, в каминной, за стаканом горячего портвейна
со специями. Увы, одного стакана теперь хватает на весь вечер. Алек сильно
высох и отпустил бороду, нос у него стал бордовый, но он по-прежнему любит
говорить глухим голосом и не прочь подшутить над гостями. Он, как и
раньше, увлекается изобретательством и даже запатентовал новый тип
ветряного двигателя. Диплом на изобретение он держит под стеклом над своим
старым сейфом в старой конторе. Вечные двигатели обоих родов все еще не
запущены; впрочем, дело за деталями. Насколько я понял, для того, чтобы
его вечные двигатели работали действительно вечно, необходимо изобрести
вечную пластмассу. Мне всегда очень хорошо у Алека - так спокойно, уютно.
Но однажды он шепотом признался мне, что постоянно держит теперь в подвале
пулемет Брена - на всякий случай.
Я совсем забыл упомянуть о сенбернаре Леле. Лель умер. Просто от
старости. Алек любит рассказывать, что этот удивительный пес незадолго до
смерти научился читать.
А теперь обо мне. Много-много раз во время скучных дежурств, во время
одиноких прогулок и просто бессонными ночами, я думал обо всем случившемся
и задавал себе только один вопрос: прав я был или нет? Формально я был
прав, начальство признало мои действия соответствующими обстановке, только
начальник статского управления слегка побранил меня за то, что я не отдал
чемодан сразу и тем самым подвергнул свидетелей излишнему риску. За поимку
Хинкуса и за спасение миллиона с лишним крон я получил премию, а в
отставку вышел в чине старшего инспектора - предел, на который я только и
мог рассчитывать. Мне пришлось немало помучиться, пока я писал отчет об
этом странном деле. Я должен был исключить из официальной бумаги всякий
намек на мое субъективное отношение, и в конце концов это мне,
по-видимому, удалось. Во всяком случае я не стал ни посмешищем, ни
человеком с репутацией фантазера. Конечно, в отчете много не было. Как
можно было описать в полицейской бумаге эту жуткую гонку на лыжах через
снежную равнину? Когда при простуде у меня понимается температура, я снова
и снова вижу в бреду это дикое, нечеловеческое зрелище и слышу леденящий
душу свист и клекот... Нет, формально все обошлось. Правда, товарищи
иногда посмеивались надо мной под веселую руку, однако чисто дружески, без
зла и язвительности. Згуту я рассказал больше, чем другим. Он долго
размышлял, скреб железную свою щетину, вонял трубкой, но так ничего
путного и не сказал, только пообещал мне, что дальше него эта история не
пойдет. Неоднократно я заводил разговор на эту тему с Алеком. Каждый раз
он отвечал мне односложно и только однажды, пряча глаза, признался, что
тогда его больше всего интересовала целость отеля и жизнь клиентов. Мне
кажется, потом он стыдился этих слов и жалел о своем признании. А Симонэ
до самой своей гибели так и не сказал мне ни слова.
Наверное, они все-таки действительно были пришельцами. Никогда и
нигде я не выражал своего личного мнения по этому поводу. Выступая перед
комиссиями, я всегда строго придерживался сухих фактов и того отчета,
который представил своему начальству. Но теперь я почти не сомневаюсь. Раз
люди высадились на Марсе и Венере, почему бы не высадиться кому-нибудь и у
нас, на Земле? И потом, просто невозможно придумать другую версию, которая
объясняла бы все темные места этой истории. Но разве дело в том, что они
были пришельцами? Я много думал об этом и теперь могу сказать: да, дело
только в этом. Они, бедняги, попались как кур в ощип, и обойтись с ними
так, как обошелся я, было, пожалуй, слишком жестоко. Наверное, все дело в
том, что они прилетели не вовремя и встретились не с теми людьми, с
которыми им следовало бы встретиться. Они встретились с гангстерами и с
полицией... Ну, ладно. А если бы они встретились с контрразведкой или
военными? Было бы им лучше? Вряд ли...
Совесть у меня болит, вот в чем дело. Никогда со мной такого не было:
поступал правильно, чист перед богом, законом и людьми, а совесть болит.
Иногда мне становится совсем плохо, и мне хочется найти кого-нибудь из них
и просить, чтобы они простили меня. Мысль о том, что кто-то из них, может
быть, еще бродит среди людей, замаскированный, неузнаваемый, мысль эта не
дает мне покоя. Я даже вступил было в Общество имени Адама Адамского, и
они вытянули из меня массу денег, прежде чем я понял, что все это только
болтовня и что никогда не помогут они мне найти друзей Мозеса и
Луарвика...
Да, они пришли к нам не вовремя. Мы не были готовы их встретить. Мы
не готовы к этому и сейчас. Даже сейчас и даже я, тот самый человек,
который все это пережил и передумал, снова столкнувшись с подобной
ситуацией, прежде всего спрошу себя: а правду ли они говорят, не скрывают
ли чего-нибудь, не таится ли в них появлении какая-то огромная беда? Я-то
старый человек, но у меня, видите ли, есть внучки...
Когда мне становится совсем уж плохо, жена садится рядом и
принимается утешать меня. Она говорит, что, если бы я даже не чинил
препятствий Мозесу и всем им удалось бы уйти, это все равно привело бы к
большой трагедии, потому что тогда гангстеры напали бы на отель и,
вероятно, убили бы всех нас, оставшихся в доме. Все это совершенно
правильно. Я сам научил ее говорить так, только теперь она уже забыла об
этом, и ей кажется, что это ее собственная мысль. И все-таки от ее
утешений мне становится немножко легче. Но ненадолго. Только до тех пор,
пока я не вспоминаю, что Симон Симонэ до самой своей смерти так и не
сказал мне ни одного слова. Ведь мы не раз встречались с ним - и на суде
Хинкуса, и на телевидении, и на заседаниях многих комиссий, и он так и не
сказал мне ни одного слова. Ни одного слова. Ни одного.
Андрей Блащенко
|
| |
| |
| Penguin | Дата: Вторник, 04 Декабря 2012, 20.21.43 | Сообщение # 210 |
|
Группа: Старейшина
Сообщений: 1206
Статус: Отсутствует
| Кир Булычев
СТАРЕНЬКИЙ ИВАНОВ
Разумеется, он не всегда был стареньким. Это он только в последние годы стал стареньким. Его койка стоит в убежище рядом с моей, и он мне показывал свои детские фотографии.
Иван Иванович, серьезный, худенький, одетый почему-то в девичье платьице, сидит на коленях у массивной женщины в большой шляпе и с выходящим из живота обширным бюстом.
- Похож? - спросил Иван Иванович.
- Похож, - сказал я.
- И всегда был похож, - сказал Иван Иванович. - А это моя мать. Она меня воспитывала в бедности, но строгости. Папа нас оставил в младенчестве.
С первого взгляда ясно, что иначе воспитывать она не умела.
Историю своей интересной жизни Иван Иванович рассказывал мне не по порядку. Теперь же, когда его нет среди нас, я разложил его воспоминания в хронологическом порядке. И мне открылись некоторые любопытные закономерности.
1917 год Иван Иванович встретил гимназистом последнего класса. Он был хорошим учеником, но не блестящим, и потому его любили учителя. В классе он ни с кем не дружил, потому что друзей ему подбирала мама, а ему хотелось дружить с другими. Самое яркое воспоминание того года - получение премии за перевод Овидия.
На демонстрации Иван не ходил, потому что мама велела ему получить достойный аттестат зрелости, полагая, что он пригодится при любой власти. К тому же Иван Иванович всегда боялся толпы. Он был невелик ростом, худ и очкаст. Таких бьют при любом народном возмущении.
В 1918 году Иван Иванович поступил на службу. Аттестат ему не понадобился. Он был делопроизводителем в Москульттеапросвете, но ездить на работу было далеко. Они с мамой жили на Сретенке, а учреждение располагалось на Разгуляе. Так что когда Иван Иванович увидел объявление о том, что делопроизводители требуются в Госзерне, что помещалось напротив клиники Склифосовского, он перешел туда.
Впервые его исполнительские способности проявились именно там.
То есть способности были и ранее. Иван Иванович был аккуратен, вежлив и тих. Он никогда не выступал на собраниях и чурался общественной деятельности. У него была одна всем известная слабость. Смысл жизни для Ивана Ивановича заключался в получении премий. Обычно он работал от сих до сих. Правда, добросовестно. Но если он узнавал, что за такое-то задание положена премия, он мгновенно перевоплощался. Он готов был просиживать на службе ночами, он мог своротить Гималайские горы, совершенно независимо от размера этой премии. Само слово "премия" вызывало в нем внутренний ажиотаж, подобно тому, как словом "щука" можно свести с ума заядлого рыболова, а запахом водки - алкоголика.
В период нехватки продовольствия произошел первый случай из длинной череды подобных, который обратил на исполнителя внимание руководства.
- Если кто-нибудь из вас, архаровцы, придумает, как отыскать эшелон с пшеницей, что затерялся на пути между Белгородом и Москвой, - сказал начальник подотдела Шириков, заходя в большую гулкую комнату, где сидели тридцать сотрудников подотдела, - он получит премию.
- Я найду, - сказал тихий Иванов, приподнимая худенький зад над стулом. Только мне надо выписать мандат.
В комнате засмеялись, а товарищ начальник подотдела Шириков, однорукий матрос с "Ретвизана", сказал:
- Зайди ко мне.
Иванов под хихиканье коллег прошел за перегородку, где проницательный Шириков сказал:
- Если не шутишь, бери мандат, и чтобы через два дня зерно было в Москве. Не доставишь, пойдешь под ревтрибунал. Охрану дать?
- Ни в коем случае, - испугался Иванов. Он не выносил вида винтовок.
Вечером второго дня осунувшийся Иванов, в пальто без правого рукава, с кровавой ссадиной через щеку, вошел в кабинетик товарища Ширикова, который, за неимением другого угла, там и ночевал.
- Состав на Брянском вокзале, - сказал он и упал в обморок. Шириков отпоил Ивана Ивановича горячим чаем. Потом взял трубку и позвонил на Брянский вокзал. Иванов не врал. Состав стоял там. Может быть, Иванов и рассказал Ширикову, как он совершил такой революционный подвиг, но мне Иван Иванович о подробностях не рассказывал. Известно лишь, что Шириков предложил Иванову наградить его почетным оружием, но тот сказал, что хотел бы получить положенную премию. На следующее утро Иванов сложил в дерматиновую сумку два фунта воблы, фунт муки и полфунта леденцов. Остальные сотрудники подотдела готовы были растоптать его от ненависти.
С тех пор так и пошло. Если надо было сделать невыполнимую работу, Шириков приходил в комнату и говорил Ивану Ивановичу, что тот по выполнении ее получит премию. И тот выполнял любую работу. Одна недоброжелательница прозвала его даже Василисой Премудрой. Но прозвище не привилось, потому что было длинным.
Тем более, она сама его быстро забыла, потому что Иван Иванович, теперь уже замначальника подотдела, сделал ей предложение, и она переехала к нему на Сретенку. Они прожили два года, но потом Соня, как звали жену Иванова, не выдержала притеснений его мамы, которые были тем более невыносимы, что приходилось жить в одной комнате в коммунальной квартире, и уехала от него, хотя развода не взяла.
В 1924 году Госзерно реорганизовали, Ширикова кинули на укрепление коммунального треста, и тот, уходя, взял с собой Ивана Ивановича.
Так прошло несколько лет. Иван Иванович ничем особенным не отличался, хотя и совершил несколько небольших подвигов, оцененных премиями. Года через два умерла мама, полагавшая, что сына недооценивают. Жена Соня после этого вернулась к Ивану Ивановичу, и у них родилась дочь. Жизнь налаживалась.
Иван Иванович показывал мне фотографии того времени. Он, еще молодой, но строгий, стоит рядом с женой Соней, которая держит на коленях дочку, очень похожую на Ивана Ивановича в детстве.
Ивану Ивановичу запомнилась от тех лет премия в виде наручных часов в стальном корпусе и секундной стрелкой, которую он получил за то, что разработал и провел в жизнь идею товарища Ширикова о создании цепи современных бань в подотчетном районе. Задача была сложная, достойных помещений не хватало, а народу надо было мыться. Шириков обратился к Ивану Ивановичу и сказал:
- Будет премия.
Иван Иванович думал три дня. Он ходил по Москве, рассматривал дома и строения. Наконец, удовлетворенный, вернулся за свой небольшой стол и написал, а затем подал по начальству докладную записку о размещении бань в некоторых церквах. Там толстые стены и даже встречаются подвалы, где можно разместить котлы.
Шириков несколько смутился, опасаясь, не слишком ли радикально решение Иванова. И премию выдать воздержался, пока не провентилирует вопрос в Моссовете.
Иванов был обижен. Он привык уже, что если премию обещали, премию должны дать. Так и сказал жене. Жена Соня сказала, что лучше прожить без премии, чем принимать такое решение. Иванов ничего не ответил жене, но той же ночью написал письмо в ОГПУ, где разъяснил свои разногласия и честно поведал об обещанной премии. Шириков больше на работу не пришел, но Иванову его место не отдали, как беспартийному. Впрочем, Иванов на него и не претендовал, так как был идеальным исполнителем, а не организатором.
Новый начальник подтвердил, что премия Иванову положена, однако после того, как тот лично проведет операцию по передаче церквей под бани. Иванов честно провел эту операцию и был премирован часами с секундной стрелкой, которые носил до старости.
Умение с выдумкой исполнять принесло Ивану Ивановичу еще одну премию в размере месячного оклада в середине тридцатых годов, когда в коммунальном тресте был обнаружен правотроцкистский заговор на немецкие деньги. Сверху спустили разнарядку, в которой было сказано, что в тресте есть восемнадцать участников заговора, во главе которых стоит Семенов. Но более ничего не уточнили.
Начальник был растерян и призвал Иванова.
Иванов прочел письмо из ОГПУ и спросил: а может ли он рассчитывать на премию, если удачно выполнит поручение? Когда он получил соответствующее обещание, он взял список сотрудников, в котором нашел семнадцать Семеновых и двадцать одну Семенову. Из них он и составил список участников правотроцкистского заговора на немецкие деньги. Начальник колебался, потому что от него требовалось лишь восемнадцать заговорщиков, а если отыскать тридцать восемь, то не останется кандидатов для следующих заговоров.
Тогда Иванов, почувствовав, что рискует остаться без премии, переслал второй экземпляр списка в ОГПУ. На следующий день начальник не пришел на работу, а Иванов получил премию в размере месячного оклада.
Его жена Соня выразила сомнение, правильно ли Иванов ведет себя. Тот даже не рассердился.
- Я же получил премию, - сказал он. - Зря премии не дают. Мама была бы рада.
Его жена Соня навсегда уехала от мужа, взяв с собой дочку. Она поселилась у родственников под Запорожьем.
Иванов посылал алименты на воспитание дочери, а когда получал премию, присылал больше. Если Соня получала денег больше, чем рассчитывала, она долго плакала.
Последний раз Иван Иванович прислал дополнительные тридцать рублей в 1947 году, в день восемнадцатилетия дочери.
В то время он уже работал в Академий наук, но не ученым, а исполнителем в Президиуме. Тогда случился казус: к нам в страну приехала Высокопоставленная делегация из недружественной страны, чтобы ознакомиться со Сталинским планом преобразования природы. Для Делегации был выделен специальный участок, где должны были колоситься поля, огражденные буйными лесными посадками. Однако за день до отъезда делегации стало известно, что посадки, созданные на принципах внутривидового сотрудничества и взаимопомощи, завяли, а поля, засеянные ржаной пшеницей, перерожденной из яровой, пусты. Ни остановить делегацию на правительственном уровне, ни пустить ее в сторону, не удалось. Тогда тот академик, который придумал дружбу между деревьями, отыскал Ивана Ивановича и обещал ему премию.
Иван Иванович, как он мне признался, взял географическую карту того района и выяснил, что выше его находится большая плотина. По согласованию с академиком и другими лицами он предложил выход. Он сам отправился на ту плотину и в нужный момент открыл все ее створы. Река, разлившаяся по полям и лесным полосам, нечаянно утопила иностранную делегацию, а также несколько деревень. Были принесены соответствующие извинения за стихийное бедствие. Больше подобные делегации не ездили. Иван Иванович получил свою премию, но был строго наказан за самоуправство и три года провел в лагерях строгого режима.
Денег оттуда он семье не посылал, потому что дочь уже достигла совершеннолетия, и никто не ждал от отца вестей. В то же время он четырежды получал в лагере премии. В первый раз за то, что исполнил просьбу начальника лагеря экономить ватники заключенных, которые за пятилетку изнашивали ценную одежду до дыр. Он предложил совместить борьбу за экономию ватников с экономией питания. Двойная экономия привела вскоре к тому, что ватники стали освобождаться от содержимого вдвое быстрей, а из сэкономленных продуктов удалось выделить премию Иванову в виде пирожка с повидлом.
Иванов был освобожден досрочно. Он не изменился, лишь облысел. Обиды ни на кого не таил, так как все премии, которые ему были обещаны, как до ареста, так и во время жизни в лагере, он получил.
Я пропускаю здесь несколько лет плодотворной работы Ивана Ивановича. Но надо сказать, что за эти годы он получил более двадцати премий, и репутация его настолько укрепилась, что его стали использовать в самых различных областях хозяйства.
Однажды судьба свела его с бывшей женой Соней.
Проблема, стоявшая перед проектировщиками большого комбината в Запорожской области, заключалась в том, что комбинату требовалось много воды, а воды было мало. Пригласили Иванова. Обещали премию.
Иван Иванович решил, что посетит во время этой командировки свою семью. Семья встретила его прохладно. Дочь была замужем и отца не узнала. А Соня узнала, но не обрадовалась. Чтобы не тратиться на гостиницу, в которой были номера лишь по три рубля, тогда как командировочные Ивана Ивановича предусматривали оплату в размере полутора рублей, Иванов решил переночевать в домике у Сони.
Ему постелили у окна на диване.
Утром Иван Иванович проснулся от звона цепи. Его жена набирала воду из колодца. Он встал, подошел к колодцу и увидел, что до воды метров десять.
Попрощавшись с Соней, Иван Иванович отправился в Запорожье и узнал у специалистов, что в том районе есть большая подводная линза, Из которой и черпают воду местные жители. Иван Иванович обрадовался, вернулся в Москву и там сообщил, что воду для комбината можно найти, если выкопать возле него колодцы глубиной в пятьдесят метров и качать воду прямо из линзы.
Некоторые специалисты подняли шум, уверяя, что этим будет ликвидировано местное сельское хозяйство. Однако они не знали, как суров становится Иван Иванович, когда дело идет о заслуженной премии. Он смог пробиться к министру, и комбинат получил воду, а Иванов премию. Четыре близлежащих района области были выселены, так как невозможно возить воду в цистернах для ста пятидесяти тысяч семей.
Когда в другом министерстве, которое прознало о способностях Ивана Ивановича, решено было повернуть на юг северные реки и таким образом насытить влагой поля юга, исполнителем пригласили Иванова. Иванов уже стал пожилым человеком. Он получил отдельную однокомнатную квартиру, где повесил фотографию мамы и почетные грамоты, но жениться снова не стал.
Ученые и любители старины сильно возражали и рвались в кабинет к министру, чтобы объяснить, почему нельзя губить север ради спасения юга. Иван Иванович добился в министерстве, чтобы другим ученым, которые будут доказывать обратное, тоже дали премии. Другие ученые, узнав о премиях, стали доказывать общественности, что опасения первых ученых напрасны. Тем временем, пока никто не мог разобраться в споре, Иванов дал сигнал бульдозерам и экскаваторам двинуться на север, где они срочно прокопали каналы. Эта борьба, закончившаяся победой Ивана Ивановича, заняла три года. Но для Иванова не прошла бесследно. Он получил премию в размере ста двадцати рублей. И смог купить красивый импортный торшер.
Еще пятьдесят рублей премии он получил за то, что ему удалось уничтожить озеро Байкал. А потом шестьдесят пять - за ликвидацию Аральского моря.
Газеты и журналы метали громы и молнии в министров и академиков, полагая, что это они уничтожают природу и культурные ценности. Что из-за их легкомысленных, корыстных и даже преступных действий нашим детям нечего будет есть и нечем дышать. Но никто не метал молний в Ивана Ивановича, потому что он был совершенно незаметен. И никто так и не догадался, что именно его страсть к получению небольших, честно заработанных премий и есть главная причина упадка нашей цивилизации.
На рубеже девяностых годов Иван Иванович, согбенный возрастом, собрался уйти на пенсию. Но тут его вызвал к себе сам Петрищев.
- Иван Иванович, - сказал Петрищев. - Как ты знаешь, народ у нас за последние годы очень разболтался. Все труднее строить новые заводы, так нужные нашему министерству для выполнения плана. Мы, конечно, не возражаем с тобой против охраны окружающей среды.
- Нет, не возражаем, - сказал Иванов. Петрищев налил в стакан воды из графина, подошел к подоконнику и лично полил стоявшие в горшках цветы.
- Боюсь, что златогорский комбинат нам не дадут пустить. И тогда мы не реализуем ассигнования.
- Плохо, - сказал Иванов.
- Мне хотелось бы дать тебе премию, Иванов, - сказал Петрищев. - И немалую. Рублей в сто. Как ты на это смотришь?
- А чем они мотивируют?
- Ах, не говори. Типичные демагоги. Говорят, что дым этого комбината уничтожит воздух над европейской частью территории нашей страны. А это преувеличение.
- А премия когда будет? - спросил Иванов.
- Сразу, как только задымят трубы комбината. Удивительная сила духа и упорство крылись в этом немощном на вид старичке. Не прошло и шести месяцев, как, несмотря на протесты общественности, на три специальных постановления правительства и даже резолюцию ООН, златогорский комбинат дал первый дым.
Вскоре половина человечества была вынуждена перейти в газоубежища.
Премию Иван Иванович получил вместе с противогазом. Он отложил ее на черный день и переселился в газоубежище. Там мы с ним и познакомились. Длинными вечерами Иван Иванович дребезжащим голосом рассказывал мне о своей жизни, и постепенно я стал понимать, какую громадную, неоцененную роль он сыграл в жизни нашего государства. Я сказал ему об этом, и Иван Иванович удовлетворенно кивнул. А на следующей неделе, когда из-за кислотных дождей никто не мог выйти из газоубежища, мы с ним занялись подсчетами. Оказалось, что за свою жизнь Иван Иванович получил в общей сложности сто сорок две премии общей суммой в восемь тысяч тридцать два рубля. Это помимо зарплаты. Затем мы с ним стали подсчитывать, во сколько его деятельность обошлась стране. Без ложной скромности Иванов согласился на мои неполные выводы: восемнадцать триллионов с хвостиком. И каждый новый день, сколько бы их ни осталось до конца света, стоил не меньше шестнадцати миллиардов.
- Что ж, внушительно, - сказал старенький Иванов. Впрочем, эти цифры на него не произвели большого впечатления, потому что были абстрактны. Я сужу об этом, потому что за последующие дни он ни разу не вспомнил о них, зато как-то утром растолкал меня, чуть не свалил с раскладушки.
- Послушайте, - шептал он. - Мы ошиблись. Я забыл о трех премиях. Общая сумма - восемь тысяч триста тридцать шесть рублей.
Вот так-то! Вчера Иван Иванович покинул нас. В полдень в газоубежище вошли три человека в галстуках и противогазах. Они долго шептались с Иваном Ивановичем. Наконец, один из них внятно произнес:
- Премию вам гарантирую.
Иван Иванович подмигнул мне и ушел вместе с ними, натягивая противогаз.
Уже третий день я жду конца све...
Алексей Крупин
|
| |
| |
