Модератор форума: doc_by, Назаров, AgniWater71  
Авиации СГВ форум » ВОЕННОПЛЕННЫЕ - ШТАЛАГИ, ОФЛАГИ, КОНЦЛАГЕРЯ » СВОБОДНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ НА ТЕМЫ ПЛЕНА » Дискуссионные вопросы по плену
Дискуссионные вопросы по плену
СаняДата: Среда, 05 Сентября 2012, 20.19.57 | Сообщение # 751
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Nestor,
Про калек Вл.Волынска я в сети читал,причем давно,но ссылки не могу дать,потерял статью,поэтому тема остается пока открытой.
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Среда, 05 Сентября 2012, 20.26.15 | Сообщение # 752
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Nestor,
Что то нашел,правда Кривошееву веры мало,но другого материала пока не нахожу:

Немецкий плен: обращение с раненными военнопленными

Отдельно хотелось бы остановиться на вопросе об отношении вермахта к попавшим в плен раненым советским военнослужащим, ибо это поистине страшная тема. Начать следует с того, что огромное количество советских раненых немецкими солдатами просто были добиты на поле боя. По данным коллектива авторов «Книги потерь» (под ред. Г. Ф. Кривошеева) это количество приближается к полумиллиону! Но даже если тяжелораненый военнослужащий Красной Армии и попал в плен, его шансы на выживание были практически нулевыми. Вот об этом и поговорим.

Немецкое командование постоянно ссылалось на то, что СССР, дескать, не подписал Женевскую конвенцию, и поэтому советские военнопленные на подпадают под ее действие. Но вот как раз по отношению к раненым военнопленным СССР ратифицировал основополагающий международный договор «Об улучшении участи раненых и больных в полевых условиях» от 1929 года. Так как же германские вооруженные силы обращались с ранеными советскими военнослужащими, попавшими к ним в плен? Неужели в соответствии с международным договором от 1929 года?

Какие указания об отношении к раненым были отданы ОКХ и ОКВ до начала вторжения в СССР достоверно неизвестно. Но 7 июля 1941 года ОКХ дает указание «оказывать военнопленным первую медицинскую помощь при армиях и дивизиях, как это было во время предыдущих кампаний». Но при этом следовало дополнение: «в первую очередь следовало использовать русский медицинский персонал, а также русские лекарства и перевязочные средства». Каким образом осуществлять транспортировку раненых пленных ОКХ не разъяснило, однако подчеркивает, чтобы «автомобили для этого не выделять». То есть использование автотранспорта для перевозки раненых было запрещено. Через две недели приказ был еще ужесточен, теперь в зону ответственности ОКВ можно было транспортировать только тех раненых, чьи раны заживут в течение 4-х недель. Возникает резонный вопрос: а как же остальные?

А вот и ответ:

«За другими (то есть тяжелоранеными) следовало присматривать в особых вспомогательных лазаретах для военнопленных, оборудованных персоналом пересыльных лагерей».

Эти лазареты следовало создавать не на территории пересыльных лагерей, а на расстоянии от 500 до 1000 м от лагеря. Для оказания помощи раненым рекомендовалось «использовать русских пленных и гражданских врачей, а также русский обслуживающий персонал. Также надлежало использовать исключительно русские инструменты, лекарства и перевязочные средства, в остальном также полагаться лишь на русские силы». Смертность советских военнопленных в этих лагерных лазаретах приближалась к 90%!

Источников по отношению к раненым советским военнопленным очень мало. Но достаточно много немецких документов сохранилось по так называемым «ненужным на войне» советским военнопленным. На языке нацистской риторики это означало пленных, которые утратили зрение, конечности или из-за тяжелых ранений не были более способны к военной службе, а соответственно были нетрудоспособны. Их участь, даже на фоне ада лагерей, была действительно жуткой.

В сентябре 1941 года в тыловом районе ГА «Центр» уже думали над тем, а нельзя ли пленных «более непригодных к войне» просто распустить по домам. Естественно после «тщательной проверки их увечий». С наступлением холодов, когда и здоровых пленных практически не кормили, стремление избавиться от лишних едоков возросло. 17 декабря комендант тылового района приказал освободить неспособных к службе инвалидов из лазарета для пленных в Смоленске. Остальные раненные в этом лазарете, «обессилевшие от голода, истощенные и замерзшие», многие из которых недавно перенесли ампутации конечностей, без перевязок были отправлены в «открытый сборный лагерь, где они вскоре должны были погибнуть от холода». Вот такое «милосердие» по-немецки!

30 декабря 1941 года командование 9-й полевой армии распорядилось, чтобы все пленные, которые будут признаны немецким врачом «безвредными», после проверки были отпущены. Однако за этим приказом крылось не гуманное отношение к военнопленным инвалидам, а извращенная логика нацизма. Калеки специально вывозились в районы, где царил голод, а так как инвалиды должны были жить при гражданском населении и как «неработающие» не получали никакого питания и жили лишь на подачки местного населения, то фактически обрекались на голодную смерть.

В зоне ответственности ГА «Север» в начале февраля 1942 года 207-я охранная дивизия получила приказ «вывезти из зоны ответственности 18-й армии… около 1800 военнопленных, которые вследствие ран или болезней не представляют опасности и разместить в тыловом районе группы армий среди гражданского населения. Эвакуацию провести с помощью саней». Месяц спустя начальник тылового района ГА «Север» Фриц фон Рок докладывал, что «эта акция оказала на настроение населения крайне неблагоприятное впечатление, которое не прошло до сих пор. Военнопленные, почти умирающие от голода, отчасти с гноящимися и зловонными ранами походили на живые скелеты и производили ужасающее впечатление. То, что они рассказали про условия, в которых жили, не осталось для нас без последствий».

Несмотря на такие отзывы, инвалиды продолжали вывозиться в голодные районы, обрекаясь на смерть (в частности в район Себежа). И только в мае 1942 года был отдан приказ вывозить таких пленных в шталаг № 340 в Динабурге (Даугавпилс).

То же самое производилось и в зонах ответственности других групп армий, после того как 22 января 1942 года ОКХ распорядилось вывезти всех инвалидов в тыловые районы и отпустить. Причем армейское командование вермахта прекрасно отдавало себе отчет, что вывозя абсолютно беспомощных раненных в районы, где и так царил голод, обрекает их на мучительную смерть. И в этой ситуации войсковые командиры не могут сослаться ни на «преступные» приказы «бесноватого» Гитлера, ни на приказы Кейтеля, ибо приказ ОКХ всего лишь узаконил ту практику, которая и так уже сложилась в прифронтовой зоне.

Обращение с тяжелоранеными военнопленными еще раз подчеркивает, что всякие улучшения в судьбе советских военнопленных произошедшие позднее, начиная с середины 1942 года, были сделаны исключительно ради получения побольше дармовой рабочей силы, а не иными целями.

Но этим дело не ограничилось. Начальник ОКВ Кейтель констатировал в приказе 22 сентября 1942 года, что рейхсфюрер СС Гиммлер жалуется на то, что отпущенные пленные, даже инвалиды, ходят и выпрашивают милостыню по оккупированным восточным землям и представляют «тем самым большую опасность для этих областей», поскольку могут помогать партизанам. Этой гипотетической возможности для инвалидов, лишившихся зрения и конечностей, помогать партизанам хватило для издания приказа, который предписывал «тех советских военнопленных, которые согласно прежним положениям были признаны нетрудоспособными и отпущены, следует передать в руки полномочных руководителей СС и полиции на местах. Последние согласно указаниям рейхсфюрера и начальника германской полиции позаботятся о передаче их дальше, в том числе о работе».

Хочу специально пояснить термин «передача дальше и работа». Под этой вроде бы невинной формулировкой скрывается ликвидация пленных. Приказ, говорящий открытым текстом об этой ликвидации, не сохранился, но 3 декабря 1942 начальник гестапо Мюллер (да-да, тот самый добрый дедушка из кинофильма «Семнадцать мгновений весны») дал следующее указание:

«27 ноября рейхсфюрер СС Гиммлер приказал, чтобы обращение [еще один завуалированный синоним слова ликвидация — А. Кравченко] с отпущенными по причине нетрудоспособности советскими военнопленными было поручено руководителям СС и полиции…

В применявшуюся до сих пор практику приказ рейхсфюрера СС не внес никаких изменений».

По приказу Мюллера, этих пленных доставляли в ближайший концентрационный лагерь, где надлежало проверить «нельзя ли в последующем хотя бы отчасти использовать доставленных пленных на работах». О том, как именно принималось решение о ликвидации тяжелораненых советских военнопленных практически мало что известно. Бывший руководитель отдела IV A 1 РСХА штурмбанфюрер СС Курт Линдов показал после войны, что генерал-майор Гревениц (начальник службы по делам военнопленных), предложил на совещании представителей ОКВ и РСХА «передавать неизлечимо больных и тяжелораненых советских военнопленных для ликвидации в гестапо». Но представители гестапо будто бы отклонили это предложение на том основании, что «гестапо, не будет более палачом вермахта» (получается, что до того момента оно им было?). Генерал Рейнеке утверждал, что даже Кейтель был против. Из приказа самого Кейтеля от 22 сентября 1942 года вроде бы следует, что инициатива исходила от Гиммлера. Однако известно, что к решению о ликвидации этих категорий советских военнопленных приложило руку и ОКВ.

В каком количестве нетрудоспособные пленные передавались в гестапо, установить невозможно. Но уже осенью 1941 года айнзацкоманды мюнхенского гестапо отбирали в VII корпусном округе неизлечимо больных пленных. А после приказа Кейтеля от 22 сентября 1942 года нетрудоспособные советские пленные стали массово привозиться в несколько концентрационных лагерей. Точный подсчет количества жертв невозможен из-за того, что многие документы нацисты успели уничтожить (причем часто по описи документы есть, а по факту — отсутствуют). Но, например, в концлагере Нойенгамме в ноябре 1942 года газом «Циклон-Б» был отравлен 251 советский военнопленный-инвалид. Большое количество (несколько тысяч) нетрудоспособных пленных было доставлено в концлагерь Маутхаузен, где их просто уморили голодом. В концлагере Майданек в ноябре 1943 года газом отравили группу из 334 советских тяжелораненых военнопленных, которые были доставлены из шталага в Эстонии.

В оккупированных областях СССР также поступали с советскими ранеными военнопленными, в полном соответствии с приказами Мюллера и Кейтеля. В конце октября 1942 года нетрудоспособные военнопленные из 358-го шталага в Житомире «в большом количестве были переданы в распоряжение начальник полиции безопасности и СД». Часть пленных была тут же «вывезена на грузовиках в какую-то местность и устранена» (интересно, кому-то надо объяснять, что скрывается за термином «устранена»?) А 24 декабря 1942 года оставшиеся в живых «68 или 70 военнопленных были по приказу начальника полиции безопасности подвергнуты в Житомире особому обращению». При этом из сохранившихся документов известно, что речь шла «исключительно о тяжелораненых пленных. У одних пленных не было обеих ног, у других — обеих рук, некоторые были лишены одной конечности. Только немногие из них обладали всеми конечностями, но были настолько измучены прочими ранами, что использовать их на каких-то работах было невозможно». Весьма прагматично, с истинно немецкой рачительностью, убивают лишь тех, кто не может работать.

Это дело об «особом обращении», только потому попало в документы, что 20 советских военнопленных-инвалида (т. е. лишенных конечностей), которые уже стали свидетелями расстрела своих товарищей, умудрились каким-то образом убить двух эсэсовцев и сбежать. Представьте себе эту картину: безоружные калеки убивают двоих вооруженных и здоровых эсэсовцев!

В общем, можно сказать, что документы по обращению с советскими ранеными военнослужащими в немецком плену фактически отсутствуют. Даже прожженные нацисты понимали: ТАКОЕ не прощают. Именно поэтому в сохранившихся документах так много иносказательных эпитетов слова казнь: «особое обращение», «обращение», «передача дальше» и т. д. и т. п.

На самом деле, по современным оценкам примерно 150 тысяч советских раненых военнослужащих были ликвидированы при «особом обращении». Еще раз повторю, точных данных нет. И эти цифры получены расчетными методами.

http://poslezavtra.com.ua/nemecki....nt
Qui quaerit, reperit
 
NestorДата: Среда, 05 Сентября 2012, 20.32.08 | Сообщение # 753
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Для уточнения придется, пожалуй, выделить и еще одну категорию. Это освобожденные со справками на руках, которые еще не получили аусвайсов. Далее ее следует разделить, в свою очередь, еще на две группы. В первой отпущенные подчистую, без подписок, во второй - отпущенные под обязательства. Получившие уже аусвайсы без данных при освобождении обязательств никакого более отношения к плену совсем не имеют, они "полноценные" вольные граждане.
Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Среда, 05 Сентября 2012, 20.35.28
 
NestorДата: Среда, 05 Сентября 2012, 20.49.53 | Сообщение # 754
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Quote (Саня)
Что то нашел,правда Кривошееву веры мало,но другого материала пока не нахожу

На меня текст производит впечатление бояна, если честно сказать. Вижу много путаницы, некорректных умозаключений, происходящих из-за смутного представления об общей тогдашней обстановке. Притом не сказал бы, что текст неправильный по существу. Что у меня вызывает возражения? Автор пишет о том, что пленных инвалидов отправляли в места, где было голодно. А неголодно-то было где? Такие оазисы благополучия вряд ли вообще где-то существовали на оккупированной территории. Допускаю, что, может быть, где-то в Прибалтике, но кому и зачем там надо было кормить инвалидов иванов, притом в колоссальном числе? И т. д.
Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Среда, 05 Сентября 2012, 20.52.07
 
СаняДата: Среда, 05 Сентября 2012, 21.41.57 | Сообщение # 755
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Nestor,
Думаю,что инвалиды создавали определенную проблему Вермахту на фоне огромной массы здоровых пленных.Поэтому Вермахт и пытался проблему инвалидов,после их лечения переложить на ведомство СС.
Qui quaerit, reperit
 
NestorДата: Среда, 05 Сентября 2012, 22.32.35 | Сообщение # 756
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Quote (Саня)
Думаю,что инвалиды создавали определенную проблему Вермахту на фоне огромной массы здоровых пленных.

Это-то очевидно для меня, с этим не спорю.
Quote

Поэтому Вермахт и пытался проблему инвалидов,после их лечения переложить на ведомство СС.

А вот это уже абсолютно другое дело, с этим категорически согласиться не могу. Тут дело, по-моему, совершенно в другом. И вообще оно совершенно не так происходило, как это представляет автор только что представленного Вами материала.
В основном он берет фактуру по 1941 г. В событийном плане это достаточно однородный материал, который качественно отличается от ситуации на весну 1942 г., даже и на декабрь 1941 г. А в изложении событий 1941 г. изменения не отмечаются, не фиксируются.
С начала войны берут в плен много советских солдат, в т. ч. инвалидов. Количество их накапливается, становится громадным, но так как до наступления зимы предполагается взять Москву и кончить войну, в этом не видится никакой проблемы. Пускай хоть и все переумирают от голода, ничего.
В октябре-ноябре появляются первые очень тревожные знаки. Во-первых, становится ясным, что скоро Москву не получится взять, тем самым кончив войну, в лучшем случае, летом следующего года. Во-вторых, в шталагах вспыхивают эпидемии, что само по себе, по представлениям командования вермахта, не было бы проблемой, но затем эпидемии перекидываются на немецкие войска, а это уже очень и очень даже серьезно, плохо. Как-то надо эти вопросы решать. В декабре-январе происходит массовый мор в шталагах. Это, с одной стороны, существенно облегчает вопрос, с другой образует трудности, с которыми не сталкивались ранее. Ведь массовые захоронения умерших, территория лагерей, на которой почти все умерли, остаются тоже серьезными опасными источниками поражения эпидемиями гитлеровских войск. Кроме того, тогда появилась и еще одна проблема. Стало понятно, что без использования рабочей силы советских воинов, попавших в немецкий плен, германской экономике придется очень даже туго. Надо пойти на массовый завоз в Г. Г. и в рейх военнопленных, хотя совсем не хочется нести туда красную заразу, подрывной элемент.
Ладно, худо ли, хорошо ли, зиму пережили, стало возможным проанализировать создавшуюся обстановку, подвести итоги, принять дальнейшие важные решения по пленным, в т. ч. по инвалидам. Они и были приняты 15 апреля 1942 г. Соответствующий приказ я здесь приводил.

Что же касается передачи инвалидов полиции и СС, то это уже из абсолютно другой оперы. Просто, по-моему, недоразумение. На справках об освобождении из плена типично приводилось предписание явиться по месту жительства в гестапо, иной орган военной администрации, для постановки на учет. Это вот самое оно и есть, ничего больше. Т. е. это совсем не то же, что передача СД, гестапо, которая широко производилась и в лагерях. Из того, что освобожденный по прибытии на ПМЖ становился на учет в полиции, само по себе еще решительно ничего не вытекало...
Будьте здоровы!
 
СаняДата: Среда, 05 Сентября 2012, 22.43.26 | Сообщение # 757
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Nestor,
Согласен.
Но я больше рассуждал в сторону концлагерей,которые курировал Гимлер.Вермахт реально мог инвалидов предлагать Гимлеру в качестве рабочей силы,при том,что Вермахт им давал нестроевую,но годным к работам и в карточках им уже прописывал,что это гражданский человек.Но Гимлеру они были не нужны на его производствах в больших количествах,хватало гражданских молодых и здоровых,поэтому основная масса калек болталась в лагерях Вермахта,потихоньку вымирая.Хотя не спорю,что какую то часть концлагеря забрали инвалидов.
Даже Ломоносов в плену оказался в инвалидном бараке и выжил только потому ,что для него плен был в конце войны и успели американцы освободить.
Надо тему по инвалидам все таки открывать,давно уже предлагал ее на обсуждение.
Qui quaerit, reperit
 
NestorДата: Среда, 05 Сентября 2012, 22.58.16 | Сообщение # 758
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Но для завершения обсуждения на данном этапе хотел бы дополнить мной сказанное тем, что акции СС по уничтожению инвалидов в лагерях притом действительно производились достаточно широко. На соответствующие факты указывает Кривошеев, на самом деле их было очень много, массовые казни производились систематически. Вопрос тут для меня только в том, что акцентировалось и что имело бОльшее распространение. Именно, выше я описал процедуру освобождения и регистрации в полиции по месту жительства, заметив притом, что само по себе это значило практически не слишком много. С другой стороны, притом инвалиды, зарегистрировавшиеся в полиции по месту жительства, автоматически вместе с тем становились "клиентами" СС. Т. е. при поступлении в соответствующие города заявок на отправку в концлагеря и в расстрельные рвы на местах определенных количеств "врагов рейха" инвалидов легко могли добавлять "до кучи", для достижения заявленных квот.
Т. е. уничтожение производилось и в лагерях зондеркомандами, и на воле, разными способами, механизмами. Вопрос только в том, какой из этих двух способов давал в сумме бОльшее число жертв, больше практиковался.

Добавлю еще. Освобождая инвалидов из лагеря, комендант шталага В. В. действовал не своевольно, а, в полном соответствии с орднунгом, на основании существовавшего спущенного сверху для всех комендантов лагерей разрешения. Тем самым он решал проблемы управления своим "хозяйством". Далее освобожденные пленные переходили под "опеку" городской полиции, ЗИПО. Поступила заявка отправить на работу в концентрационные и трудовые лагеря рейха энное количество "врагов рейха" из этого города. Набрали, сколько смогли, а нужное количество не добиралось. Тогда обратили внимание на инвалидов. Они, конечно же, не работники, но для добора, чтобы формально выполнить заявку, в зачет шли. Оставалось только подстраховать свои задницы, представить предлог, под которым их отправляли. За чем, за чем, а уже за этим у ЗИПО, СД дело вообще никогда не стояло, исполнялось легче легкого. Сообщили, будто бы инвалиды занимались попрошайничеством и воровством. А что там было на самом деле, совсем другой вопрос. При этом за то комендант лагеря не нес ни малейшей ответственности и сотрудники ЗИПО тоже. Все было строго по орднунгу.

И тут есть еще один важный момент. Если в рассказе о событии говорится, что инвалидов возвратили в лагерь, то это значит одно из двух. Или они были не освобождены, а расконвоированы, или освобождены под подписку. Можно предположить еще, что были освобождены без подписки, но не успели еще получить аусвайсы. Такое, в принципе, тоже могло быть, но достаточно маловероятно для версии возврата в лагерь. Тогда они могли быть и возвращены в лагерь, и отправлены в концлагерь - по выбору СД. Но если же они уже получили аусвайсы и при освобождении подписки не давали, то должны были быть однозначно отправлены в концлагерь.
Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Четверг, 06 Сентября 2012, 01.42.54
 
СаняДата: Четверг, 06 Сентября 2012, 13.21.05 | Сообщение # 759
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Quote (Nestor)
Но если же они уже получили аусвайсы и при освобождении подписки не давали, то должны были быть однозначно отправлены в концлагерь.

Только по логике,как гражданские,но через биржу труда.А какая фирма даст бирже труда заявку на инвалидов для производств,тем более на инвалидов чужой армии,когда своих инвалидов в Германии прибавлялось не мерянно и которым тоже работу надо было искать !?
Qui quaerit, reperit
 
NestorДата: Четверг, 06 Сентября 2012, 13.41.22 | Сообщение # 760
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Quote (Саня)
Только по логике,как гражданские,но через биржу труда.

Биржа труда совсем другое. К инвалидам она действительно не имела никакого отношения. Да и потом я уже пытался здесь объяснять, что выражение "биржа труда" в контексте истории оккупации употреблять чаще всего так же некорректно, как "гестапо". Существовало минимум три службы, которые занимались трудресурсами. Биржи труда имелись далеко не везде и охватывали своей деятельностью очень малую часть населения там, где были. Основной поток рабсилы шел по совершенно другим каналам, инстанциям.
Что же касается инвалидов, то пока мы остановились на том, что после освобождения из лагерей они регистрировались в военных комендатурах (конкретней, в СД) по месту жительства, после чего получали аусвайсы. В Польше, я знаю, аусвайсы выписывали сразу во время посещения. А как у нас, точно не скажу.
Тут вся тонкость в том, что СД и ЗИПО, в частности, зондеркомандам, предписывалось изымать воров и попрошаек. Практически это значило, что любого калеку бери и делай с ним все, что хочешь под этим выдуманным предлогом. Но их еще надо было набирать, устраивать облавы, делать что-то еще. А с освобожденными из плена, которые все зарегистрированы, проще простого. Вызвал повестками сколько нужно и отправляй хоть в расстрельный ров, хоть в лагерь смерти. Очень удобно для улучшения отчетности по охране тыла.
Будьте здоровы!
 
СаняДата: Четверг, 06 Сентября 2012, 14.21.01 | Сообщение # 761
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Инвалиды разные.Одни с полной потерей трудоспособности,а вторые с частичной.Если все гражданское трудоспособное население обязано было встать на учет ,на бирже ,то и инвалиды с частичной потерей трудоспособности мимо биржы не проскочат.
Все фирмы в Германии делали заявки на рабочую силу только бирже труда.После того,как Германия разрешила ввоз рабочей силы с оккупированных территорий,то заявки на биржах труда и там стали появляться.Только на основании заявок производился набор рабочей силы,а оформлением документов и расселением за границей гражданских рабочих занималось ведомство СС.
Это ведомство и строило рабочим концлагеря,которые,кстати были только базовыми для осторарбайтеров.Приехал,встал на учет,прошел карантин и вали на фирму,которая на тебя заявку сделала.В концлагерях находились временно,не считая тех,кто входил в обслугу этих концлагерей.Врачи,писаря,банщики,повара и т.д.
Qui quaerit, reperit
 
NestorДата: Четверг, 06 Сентября 2012, 15.40.56 | Сообщение # 762
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Quote (Саня)
Если все гражданское трудоспособное население обязано было встать на учет ,на бирже ,то и инвалиды с частичной потерей трудоспособности мимо биржы не проскочат.

Это абсолютно конкретный вопрос, а Вы к нему подходите, я бы сказал, поэтически. Во-первых, порядка более 80% населения оккупированных территорий проживало в деревнях и райцентрах (в сущности, тех же деревнях, только размером побольше). А в городах (включая райцентры в статусе городов) и до войны жило менее трети населения. С началом войны многие эвакуировалась, ушли на фронт, погибли, переселились в деревни. В Смоленске, в частности, где население было более 120 тыс., на момент входа в него немцев осталось всего 2 тыс. Город был почти весь деревянный и почти целиком сгорел, сильно пострадал от бомбежек. Из оставшихся 2 тыс. большинство жило в древней городской стене до самого конца оккупации. Тем не менее, в течение нескольких последующих месяцев в городе стало жить уже немного десятков тыс. чел. Таковой была общая картина по оккупированным городам. В них организовывали биржи труда. Однако еще раз повторяю, что вопрос о них абсолютно конкретный. Вермахт обслуживал себя сам. В его распоряжении имелись еще сотни тысяч пленных. Поэтому вольная рабсила почти до конца 41 г. ему была не нужна. Еще раз повторяю: существовала парадоксальная ситуация безработицы в одном конверте со всеобщей трудовой повинностью.
В Смоленске, который был оккупирован 15 июля, биржа труда была создана и начала работать лишь с сентября. И как она работала? Это миф, будто бы всех обязывали под страхом смерти регистрироваться на биржах труда. Во всяком случае, такие приказы начали издавать очень не скоро. Сначала в биржи труда топали те, кто расчитывал получить хорошие местечки, пользуясь знакомствам, родством, свойствами, давая взятки. Кто-то действительно из них устраивался. Очень вскоре затем объявлялась обязательная регистрация на биржах труда всех ЕВРЕЕВ. Вы, наверно, догадываетесь, зачем. А до всего остального населения очередь очень даже не скоро подходила. Притом действовали избирательно, например, обязуя регистрироваться молодежь в возрасте от 14 лет, а не все население. Короче, совершенно неправильно представлять дело так, будто бы биржи труда играли ведующую роль и вполне выполняли свое назначение. Потому что когда по-настоящему была нужна рабочая сила, людей просто хватали на облавах и направляли, куда хотели.
Quote


Все фирмы в Германии делали заявки на рабочую силу только бирже труда.После того,как Германия разрешила ввоз рабочей силы с оккупированных территорий,то заявки на биржах труда и там стали появляться.

Даты точнее назвать можете? Я-то их знаю и потому смеюсь. Оккупация продолжалась на большей части территории примерно до трех лет. Из них в первые полгода угоны были очень редкими и малыми. Достаточно интенсивно и массово начали выполняться лишь с весны 1943 г. и продолжались затем до освобождения в течение где-то года - полутора лет. Другими словами, историческим явлением это стало по-настоящему лишь со второго периода оккупации, по окончании Сталинградской битвы. А как таковое заметно началось только с конца 1941 г.
Quote

Только на основании заявок производился набор рабочей силы,а оформлением документов и расселением за границей гражданских рабочих занималось ведомство СС.

Не совсем так. СС набирало народ на оккупированной территории, везло и в конечном счете сдавало работников в магистраты, конкретным хозяевам. А дальше уже к невольникам не имело прямого отношения, лишь в концлагерях и трудовых лагерях СС.
Quote

Это ведомство и строило рабочим концлагеря,которые,кстати были только базовыми для осторарбайтеров.Приехал,встал на учет,прошел карантин и вали на фирму,которая на тебя заявку сделала.В концлагерях находились временно,не считая тех,кто входил в обслугу этих концлагерей.Врачи,писаря,банщики,повара и т.д.

Достаточно многие в концлагеря и вовсе не попадали. Хотя не в этом суть. И в таких случаях их тоже ни на минуту не оставляли без надзора.
Будьте здоровы!
 
СаняДата: Четверг, 06 Сентября 2012, 15.53.36 | Сообщение # 763
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Quote (Nestor)

Не совсем так. СС набирало народ на оккупированной территории, везло и в конечном счете сдавало работников в магистраты, конкретным хозяевам. А дальше уже к невольникам не имело прямого отношения, лишь в концлагерях и трудовых лагерях СС.


Абсолютно верно!
Quote (Nestor)
Достаточно многие в концлагеря и вовсе не попадали. Хотя не в этом суть. И в таких случаях их тоже ни на минуту не оставляли без надзора.

Могли сразу проехать к хозяину,но это не значит,что их не поставили на учет в концлагере.Концлагерь,это временная прописка в чужом государстве,а без регистрации разговора быть не может ни о какой работе.
Притом концлагеря брали на себя медицинское обеспечение и в случае болезни работник ехал в концлагерь лечится ,к которому был приписан.Поэтому и смертность вся вешалась на концлагеря.
Qui quaerit, reperit
 
NestorДата: Четверг, 06 Сентября 2012, 21.54.32 | Сообщение # 764
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Quote (Саня)
Могли сразу проехать к хозяину,но это не значит,что их не поставили на учет в концлагере.

Чего? Какой такой учет? Покажьте бамажку. Конечно, и такая практика была, как Вы описываете, но не она была значительно преобладающей. Поймите, что немцы тоже не дураки, дохлых рабочих скотов покупать не будут. Просто не принимали такой товар. А подержи депортированного 40 дней на концлагерном карантине, он потеряет вовсе всякий товарный вид. Для крупных промышленных концернов сгодится, туда такие в основном и направлялись, но бауэр, считающий каждую копеечку, скелета-доходягу просто не возьмет, имеет на то полное право. Ему откармливать дистрофика себе дороже будет. Поэтому типичные массовые случаи были не такими, как Вы это себе представляете. Начнем с того, что практически угоном рабов в Германию занималось не СС, а войска охраны тыла. СД при этом играло важную организующую и координирующую роль. В типичных случаях рабов партиями покупали магистраты, коммуны на средства, уплаченные их гражданами. Контроль и охрану обеспечивало не СС, а гражданское ополчение (ландвер), ауссеннебенштеллен абвера (местные комендатуры контрразведки), СД и, наконец, криминальная полиция. Этих ресурсов для обеспечения контроля вполне хватало. СС с его системой концлагерей тут было абсолютно не причем.
Quote

Концлагерь,это временная прописка в чужом государстве,а без регистрации разговора быть не может ни о какой работе.

Временную прописку (правильнее сказать, вид на жительство) давали специальные чиновники магистратов, выписывая аусвайсы конкретной формы. Они достаточно представлены в сети.
Quote

Притом концлагеря брали на себя медицинское обеспечение и в случае болезни работник ехал в концлагерь лечится ,к которому был приписан.Поэтому и смертность вся вешалась на концлагеря.

Что за фантазии? Был специальный трудовой кодекс остарбайтеров, где четко регламентировалось оказание медуслуг. Никаких вообще концлагерей и их лазаретов. Хозяин раба обязан оплатить лечение. Точка. Дальше не конкретизировалось, кому и как. Практически, как правило, лечились у тех же врачей, которые лечили немцев.
Будьте здоровы!
 
СаняДата: Четверг, 06 Сентября 2012, 22.18.08 | Сообщение # 765
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Quote (Nestor)
Чего? Какой такой учет? Покажьте бамажку.

Я бы тоже хотел увидеть документы гражданских концлагерей,но они и ныне видать секретные,пока немцев ,как дураков доят на бабло бывшие узники.
Qui quaerit, reperit
 
NestorДата: Четверг, 06 Сентября 2012, 22.57.25 | Сообщение # 766
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Quote (Саня)
документы гражданских концлагерей

Где Вы у меня такое слово вычитали? Я ничего подобного не писал. Видно, Вы что-то неправильно у меня поняли.
Будьте здоровы!
 
СаняДата: Четверг, 06 Сентября 2012, 22.59.37 | Сообщение # 767
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Nestor,
Я зато пишу ,потому что концлагеря строились для сугубо гражданских остарбайтеров,и прочих стран гостарбайтеров.
Qui quaerit, reperit
 
NestorДата: Пятница, 07 Сентября 2012, 00.44.30 | Сообщение # 768
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Ну дык. Военнопленных за примерное поведение освобождали из плена, передавали СД для отправки работать в качестве остарбайтеров в концлагеря.
Не смешно.
Будьте здоровы!
 
СаняДата: Пятница, 07 Сентября 2012, 00.48.24 | Сообщение # 769
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Nestor,
В какие концлагеря их отправляли? Сто раз писал,что концлагеря только для гражданских существовали.
Лишенного статуса пленного,могли отправить в концлагерь,а со статусом пленного никак он не мог попасть в гражданский лагерь!Кто бы его там кормил бесплатно в платной столовой?Это как любой военный сегодня придет в гражданское кафе и будет требовать бесплатного обслуживания! )))
Qui quaerit, reperit
 
NestorДата: Пятница, 07 Сентября 2012, 01.02.42 | Сообщение # 770
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Quote (Саня)
В какие концлагеря их отправляли? Сто раз писал,что концлагеря только для гражданских существовали.

Я разве о чем-то другом говорю? Лишенный статуса пленного пленный - это гражданский со всем из того вытекающим. Здесь важно усвоить различие между работой в коммунах, на семьи, в обычных трудовых лагерях для иностранцев, в лагерях и тюрьмах принудительного труда и концлагерях. Все это далеко не одно и то же, условия очень даже сильно разные. Бывало, принудительно вывезенные в Германию работники становились настоящими членами семей, женились (после войны), отказываясь возвращаться в Союз. Это - одна система. Такое случалось даже и с пленными, которых направляли в рабочих командах работать на крестьян. Хотя, бывало, что к ним относились и хуже, чем к скоту. Поближе к этому обычные рабочие лагеря. Бывали при маленьких мастерских, на маленьких производствах. Туда отправляли и искренне добровольно, и принудительно. А дальше уже кому как везло. Вот эту систему следует принципиально отличать от системы лагерей принудительного труда и концлагерей, куда посылали не просто на работу, как в рабочие лагеря, а в наказание за что-то. Например, за неправильную национальность или за неправильное отношение к арийцам.
Вы этой разницы явно вовсе не представляете.
Будьте здоровы!
 
СаняДата: Пятница, 07 Сентября 2012, 01.19.33 | Сообщение # 771
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Nestor,
Не верю я,что гражданские могли проехать к хозяину в деревню минуя регистрацию в концлагере.Так же как и ныне гостарорбайтеры не могут у нас официально работать,не регистрируясь.Хотя у нас все возможно,но немцы,это законопослушные люди и никто связываться с нелегалами не будет!
Концлагеря,это распределительные пункты.Выгнал работягу хозяин,и работяга возвращается в концлагерь и ждет нового места работы,а пока ждет может и от тифа умереть!Концлагеря тоже тифа не миновали.
В чем принципиальное отличие концлагерей гражданских и лагерей военнопленных,так это в том,что в лагерях военнопленных жили за счет государства,а в концлагерях за свой счет!
Qui quaerit, reperit
 
NestorДата: Пятница, 07 Сентября 2012, 01.50.15 | Сообщение # 772
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Quote (Саня)
никто связываться с нелегалами не будет!
Концлагеря,это распределительные пункты.

Какие-то у Вас абсолютно фантастические представления. Воспроизведу еще раз типичную процедуру. Крестьянам некой немецкой деревушки предлагается купить рабов по низкой цене. Они вносят плату, либо обязаются внести ее при получении товара. Пакет заявок от деревни идет наверх до ближайшего распредузла, которым распоряжается специальный чиновник магистрата. Он объединяет пакеты разных деревень своего куста, передает рейхсуполномоченному по гостевым трудресурсам. Оттуда заявка поступает в гебитскомиссариат Глубокое на исполнение 286 дивизии войск охраны тыла. Набрать 5 тыс. чел. и отправить в Котбус. Добровольно ли завербовать, заставить силой, это уже несущественные подробности. Набирают количество по гебитскомиссариату, концентрируют в одном из постоянно действующих рабочих лагерей - транзиток. Для данного случая годится Молодечно, к примеру. Партия укомплектовалась, эшелон с ней едет в Котбус. Чиновник магистрата выписывает приехавшим аусвайсы и распределяет по хозяевам. Никакой вообще самодеятельности, все под полнейшим контролем от и до. Какие такие концлагеря? Вы путаете их явно с трудовыми лагерями.
Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Пятница, 07 Сентября 2012, 01.53.39
 
СаняДата: Пятница, 07 Сентября 2012, 02.01.16 | Сообщение # 773
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Nestor,
Набирали в Минске,на улице Широкой,а в Глубоком был лагерь отправки в Германию,оттуда эшелоны уходили.
И никто рабов не покупал. Рабы бесплатно работают,а остарбайтеры работали за деньги,причем за такие же как и немцы и столько же часов рабочего времени,как и немцы в период военных действий.
Не сочиняйте небылиц про рабов.
Qui quaerit, reperit
 
NestorДата: Пятница, 07 Сентября 2012, 02.11.46 | Сообщение # 774
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Quote (Саня)
Набирали в Минске,на улице Широкой,а в Глубоком был лагерь отправки в Германию,оттуда эшелоны уходили.

Опять путаница. Минск был всего лишь одним из провинциальных городов гебитскомиссариата Глубокое Белорутении. Соответственно, мест сбора и лагерей для отправки в Германию было полно. В Глубоком только начальство сидело и находился штаб войск охраны тыла, а лагерь для отправлявшихся в Германию там был совсем не центральным, а рядовым, одним из многих. К слову, отнюдь не самым удобным в логистическом отношении. В Молодечно такой же лагерь был во много раз бОльшим, поскольку он находился на производительной транспортной развязке в четыре стороны света, а от Глубокого прямо на северо-запад (до Вильнюса и далее везде) работала лишь узкоколейка с пропускной способностью два эшелона в неделю.
Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Пятница, 07 Сентября 2012, 02.13.05
 
СаняДата: Пятница, 07 Сентября 2012, 02.12.14 | Сообщение # 775
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Nestor,
Читаем воспоминания:

И – Фамилия, имя, отчество?
Р – Свою ци девочую, ци гэтую?
И – Гэтую.
Р –Афонасьевка Мария Фёдоровна.
И – Год рождения?
Р – 25-ый.
И – Как началась война, помните?
Р – Помню. Ну, что Вам рассказать? Ну, мы ж казали. Деревня наша большая была, по 350 дворов, у нас сельсовет был. Мы даже до вечера не знали, что война. Радиво у нас не было. Тады уже увечары сказали, что едут у Слуцк беженцы, евреи. И говорят, что война. На завтра утром в сельсовете все люди собралися и с других деревень и з наших. Уже там митинг был, что уже кого направляли на Витебск, кого на Слуцк, кого на Бобруйск. Со Слуцка все вернулись, уже там было занято, не было чаго, когда им разбираться.
Ну, и жили, жили мы… Уже организовалась у нас в Дражне полиция, это пять километров от нас. У нас уже приписников было. Забрали всех в партизаны, а тады уже стали и хлопцев брать. Ну, и стали уже партизаны, объявилися, стали нападвать они на нас, эти дражневские полицаи тыя. Спалили нас на Троицу всё старое село. Осталися яшчэ тольки одно село за рекою, посёлки.
Р – Ну, ехали, нас провожал старший. Мы ехали через, як яго, последняя посадка у нас была со Львова. Там уже пятнадцать километров наш лагерь был. Погрузили две вобласти такие. Ну, тады ужо приехали у Осиповичи. «Кто со Стародорожского района, с Осиповичского - слезайте. Мы едем на Минск», - кажа провожаты. Мы послазили, и еще ехала со Стародорожского одна, с Орши одна, и одна ехала с Коугары. (Тихо) Так я тут убачыла, и я поеду. Познакомились мы там. Так яны мяне правяли, я села…
Приехали, приходят в скорости пять полицаев в разведку: «Чаго Вы не приезжали?» А Мы приехали на Покровы копать, четырнадцатого этого месяца. Так не было когда.
Яны гавораць: «У Вас бандиты были?» Ци яны партизаны назвали, ци бандиты? Что нам говорить? Бабы гавораць: «Мы не знаем. Мы поехали – не было». А мы знаем, что кто-то тутака сядзиць за конавкой, у лесеку там, у ельнику.
Ну, и яны тры оставили каля нас, а два пошло в разведку. Свояк казау, что ён не допустил в конавку, а мост спалили, только перила лежали. Яны перешли эту кладку, не дали перейти. Один выстрелил и, мабыць, ранил. А другие казали: «Хай яны перейдуць. Мы тут их покладём». Яны ишли, тоже жить хотели, боялися. Выскочили на дорогу и кричат: «Ранили, ранили! Помощь давайте!» Яны выскочили, няма когда разбираться за ими. А яны сказали, что не уцекайте, допросят и пустят. Ну, свояк гэты мой, брат орал, ага, орал мой брат, а други хлопчык водил волов. Они там полегли в кустах. Ды и мы бежим, чуем, уже в Дражне стреляют, едуць на машинах и на мотоциклах полицаи. И тут стреляют партизаны. Мы лежали, тады одна баба говорит: «Уцекаем у кусты!» Тут пули только летели. Так: «Фтью!» А тады – лоп - и разрываются. Жарко стало, жарко. Вот, кажется, скоро пуля в тебя попадёт.
Ну, уцекли в лес, до вечера уже сидели у лесе. Там в лес и с деревни поуцякали, кажуць, что той посёлок горит, той посёлок горит. А у мене жили семья большая, детей было богато. Ну, я говорю: «Живите». Мы с братом жили, веселей будет. Будем уцякаць, а Вы будете дома. Партизаны прыдуць, стукаюць – тоже страшно. И она уже перебралась у селище. Я вот выкинула, что у нас было, что мы сироты были, не было ничога.
Тады уже брат не вернулся. Мы двое. Можа, ён остался с хлопцами ночевать там ци что. Потым сказали уже, что убили его, той полицай сказал, что это бандит охранял, а ён бандитскую картошку приезжал копать. Яго убили. (Тихо) Ну, что, на колёсах он лежал, у лесе ночь ночевал и на колёсах ночь. Приехали, уже всё погорело. На колёсах ноч лежал, тады уже у огонь доклали. Стали доску дзе у кого, стали гвоздя якого шукать. Так яго мы сховали, усё.
Так мы боялися. Яны сюда приедут к нам в деревню, боялися, чтоб в Германию не взяли. А потом всё равно я попала в Германию. И в Германии пробыла. И так вот горевали, мучились. Никого не осталося. У нас такая деревня была, мо 300-350 дворов, большая деревня была. Было у нас девяносто семей у партизанах. Кого забяруць, этого, сына – бацька боялся, ишоу у лес. А могуць и сраляць, расстреляли были. Два хлопца забрали, расстреляли мать и батьку. Прыйшли мы, в крыви было всё, полная хата. А еты сказали. Я сижу: «Не хавайте! Мы и Вас побьём». Назавтра приехали, паглядели. Бабы гавораць: «Хлопцы, дайте, мы их закопаем, а тиф цяпер, хвароба такая». Так закопали.
Страховалися, горевали всю войну. Они прыедуць, всё побрали. То партизаны побяруць. И коровы, и куры, ничога не было. Ни куры не было, ничога не было. Такая деревня большая! Вот так мы горевали! (Пауза)
И – А в Германию как Вы попали? Расскажите, пожалуйста.
Р – А, в Германию. Приехали, у лесе ночевали. Приехали из леса, ага, свояк дома был. И я тады взлезла на печь, вот так вот ноги поставила, хоть бы погреться. И эыя, партизаны поехали два. Застауся один, а один сам сабе убиу, один остался, разведка. А сестра говрит: «Вроде машина раве. Пойду, послухаю». Ну, яна не вярнулася назад, уже не вярнулася. А свояк стал обуваться. А я вот так вот на печы ноги погреть. Вот так вот раскладем огонь. У войну ж ничога не было обувать, ничога. Это нас 24-го мая забрали, через месяц уже красные пришли.
Ага. Я так вот ноги поставила. Тады свояк стал обуваться. У стопочцы мы были. Хто землянку рабиу, а мы у стопачцы. Ён гаворыць: «Вот тогда попалися!» Ён тады: «Выходите, выходите!» И подруга пришла моя. Мы так дружили з ёй. (Тихо) Ну, и я так обернулась – няма яе. Ну, я ж не скажу: «Идите, в той стопочке деука сядзиць». И я так, когда уже приехала, говорю: «Як ты схавалася? Дзе ты схавалася? Мы ж разам были, разам пришли домой». А яна говорит: «Брат заболел с 27-го года крепко тифом. Мама у вакно убачыла, что идут». Яна гаворыць: «Палицаи идуць». Я платок завязала вот так вот и залезла за брата, а мама сказала, что больные они». Яны и пайшли. Потым того брата, была блокировка, ци то не разобралися, ци что, долго он болел, и яго забили. У землянке спалили яго, у стопочке спалили яго.
Ну, тады уже нас забрали: «Выходите, выходите!» Во дворе там сярод деревни много собралось машин. И ходят они по хатах и там стоят, пильнуюць нас уже. А там уже, кто брёвна понакладау, понаготавливал. Ага, складеные были, и сестра принесла вещи свои. Усих побрали по хатах, человек сорок. И мужчин побрали, и баб. А я говорю: «Не бегай». У неё было трое детей: одна с 32-го года, другой с 37-го, и одна с 40-го, девочка. Так я уже не бачыла (Очень тихо)…
И – А как Вы ехали, в чём, на машинах?
Р – На машинах, побрали нас, на машины погрузили, повезли. Там мы поночевали ночь, у тюрьме. А тады нас на разъезд, и сразу вагоны подошли. И нас назавтра погрузили в вагоны, и закрыли. И нас везли до самой Германии, покуда в Германию не приехали, тады уже открыли этыя вагоны. Ага, там была вонь, дыхать не было чым, мо якия удобрения ци что. И сикали там, яны когда выпустят посярод вулицы, окружат, деуки - хочешь выправляйся, хочешь сикай, хочешь что, и снова в вагон. Так что было плохо, у кого кусок хлеба, деуки делились. А потым нас завезли туды, карантин был три недели, только давали баланды в сутки раз.
Тады нас развозили. Деуки с другой деревни за рекой, а моих усих гэтых подруг оставили так. Я хотела уже помяшацца, каб со своими, что гуляли разам, и уже не дали. А тады на окопах встретились усе. Встретились на окопах, тыя две деуки за рекой были. А мои все попали туды. Ну, а тады мы на окопах, тады прыгнали усих гэтых девок. И гавораць, что всех белорусов пригнали. Мы пошли шукаць их. А чаго их звали деуки подореские, я не знаю. Гадоу по пятнадцать им было. Там их звали подоресские. Там мы попытались кого со Стородорожского района. Так он говорит: «Деуки подореские, во з Вашего района». Ага, как сказал, так Катя тая, матка моя была за бабку им, мы ходили гулять, она с 27-го года была. Так яе посадили на машину, так тая матка уже голосит: «Дачушачка моя, я цябе больш не убачу!» А яна: «Мама, не плачь!» Ну, а по мне ж не было кому плакать. Матки не было. Так яна тольки сказала: «Манька, гляди Катю мою. Яна молодейшая, а ты без матки гадавалася. Гляди!» Я кажу: «Добра!»
А тады что, разрознили нас, мы не бачылись уже. А тады уже, как соединились на окопах (Плачет), ага, яны там, мои подруги кажуць: «Мы цяпер не кинем Маню. Куда Маня, туда мы». А тая одна за рекою кажа: «Нет, мы будем хаваться. Утраёх нам легче схаваться. Мы год были вместе и цяпер будем вместе». А тыя уже говорят: «Деуки, не кидайте нас!» (Тихо) Ага, я думаю, что когда приеду, а я там не жила, там у сестры хата стояла, так пойдешь на завод и будешь работать. Я только пошла справку взяла. Председатель совета наш был в партизанах, так ён кажа: «Коля, ты знаешь, как её забрали, добровольно ци как. Добровольно поехала, ци силой забрали?» Так тот кажа: «У нас мало кто, можа, никто не поехал добровольно. Усих силой побрали». И мне дали справку, написали у дорогу, написали в сельсовете.
И – А в каком городе Вы работали в Германии?
Р – Я у Кёльне работала. Сразу работало у Троездорхе, а потым нас перевели у Кёльн, а тады уже на окопах, я не знаю, яки город был. Я говорю, вот марки получала, я писала, то я не знаю яки там. Там, можа, хутор яки, тры хаты было. У хозяина у сараях мы ночевали и окопы копали. А сразу в Кёльне, сразу в Троесдорхе были. Фабрика была небольшая, одни девки были, восемдесят девок было нас, а тады уже в Кёльне были.
И – А фабрика чего? Что Вы там делали?
Р – Ну, я не знаю, что там делали. Етыя, такие капсульки нейкия делали. Вот как пустят машину, таки паз, большы цех, машина гуде, и кожны вот таки над тобою, таки станок. И я вельми ломала ножики. Я ж ничога, мы ж не знали, а деуки уже по три гады рабили, деуки понавучвалися. А я тольки знала «майстер клейстер капут». Я як ножак зламлю, а ён, так уже ломала, ён трохи показал мне, вот, как рабиць. Тут и на завод пойди, так три месяцы вучаць, а то ж пять минут. Ну, хотя б рассказал по-русски. Ци помалу там зажимать, трэба и так зажимать, и так. А тады трэба разжимать, каб снять, а тады трэба зноу аджать, каб это одевать. Так вот такую капсульку проробить, то одну рысочку, то другую. Нейкия такия капсульки. Что это за капсульки, кто их знает. Фабрика называлась.
Так я зламала, а ён як замахнул рукой. Ён вельми биуся. А я так плакала, так плакала, так из меня слёзы текли. Я говорю: «Я не виновата!» Деуки кажуць: «Маучы!» А ён так скосо поглядел и адняу руку, не ударил, не буду говорить. А деуки, мы стояли з одной деукой, а уночы вельми, мы по двенадцать часов работали. Неделю в ночную, а неделю в дневную. И вот уночы вельми спать хочется. Яна захотела спать, были стулики, яна заснула. Ён як прыйшоу, як дал ей по морде, так яна и ноги задрала. Каб я быстро не выключила, каб я быстро не выключила, могло и в машину, в станок уцягнуць яе. Так яна говорила: «Манька моя, больш николи не буду спать! Не засну». Ну, а як ты, ну, кажется, не будешь спать, а яно само наплетается у вочы. Спать захочешь.
А увечары прыйдешь, в шесть часов – баланды черпак и утром – в двенадцать часов. А раницай идём голодные. Покуда уже той обед. Увечары гаворым: «Ну, давай, поляжим спать». Шесть часов, ещё же рано, а яно не спиться, есци хочется, что ж яно не спится, есци хочется. Я подумала, что теперь старая, я б не выжила уже. А так ещё молодые были…
И – А где Вы ночевали?
Р – У нас был лагерь. Зарешеченный лагерь, решётки такие были с проволки. А тут вокны были, открывались. Так там на фабрыцы была такая келья, убежище, вот с плашек сбита. Ну, постольку поскольку, если б она упала, то не выдержила б, потому с плашек. А на фабрыцы не было. Як стало бомбить близко, сразу вокны посыпались все, столы попереворачивались. Мы у один угол, у други угол. Этыя деуки-хохлухи молятся. Говорят, чтоб убило сразу на смерть, чтоб руку, ногу не оторвало только. Тады давай у этых немцев прситься. А тут горит этот огонь, красно, что не можно. Только раз поразу – бах и бах, и бах в воздух. Побегли, стукали, стукали. Пусти, пусти по-немецки. Она не открывает. Тады гаворыць, что не чула. Можа, и не чула. Гаворыць: «Я не чула». Тады, правда, пустила она нас в подвал той, пустила нас.
И так часто бомбило, с неба бомбили. И нас американцы освободили. И стали говорить, что Вы не будите работать, что всех отправим домой. Тады один русский военнопленный як заплача. Тады прывяли русского переводчика, так ён говорит: «Мы летали, бомбили, бачыли, як Вы горюете. Освобождали Вас. Теперь Вы работать не будите. Мы Вас завтра заберём всех в военгородок. Будите, охрана там будет, всё. Мы на вражеской земле. В одну минуту может нас враг сорвать». Так хорошо уже выступал. А такие деревяшки были. Так оторвалась деревяшка, ён верёвочкой привязал. Нам деревяшки давали, такие по шоссе идёшь, тольки «чах»-«чах».
Так ён немцу сказал, скидай сапоги, ён уже лысы таки был, на фонте не был. Ага, и ён скинул: «Добра?» А ён гаворыць: «Добра, носи». Говорит: «Дай им ести и хай у сваим сарае поспят. И завтра мы заберём». И хлеба, правда, богато вынес булок, и молока. И сам черпаком ци кружкой, правда, попробовал, помешал и попробовал, что не отравлено уже. Мы поночевали и назавтра поехали. Американцы добро содержали, есци давали, по радио всё по-русски говорили, что водопроводы отравлены. «Не пейте воду, водопроводы отравлены, только на кухне берите». Чай всё давали, чай. Наберём чаю, пойдём, встретимся с девками своими. Опять встретились. Там мы восемь. Нас было двенадцать всего, хлопцев таких молодых, одного мина там забила. Я ж думала далёка, а мы ж во, Витебского района были. А что я тады думала, где той Витебский район, что я тады понимала. Это теперь же дети и кино глядят, и вучацца, грамотные. А я у дярэуни жила, сирота, так ничога не понимала.
И – Какие отношения с немцами были у Вас?
Р – Як?
И – Ну, вот, как… С хозяином как, вот Вы говорили… Как он к Вам относился, как Вы к нему?
Р – Ничога мы. Одна немка была, я ходила к ёй, помогала рабиць после работы. Яна хорошо обращалась, хорошо обращалась. Казала: «Зачем нам война. Хай бы Сталин с Гитлером воевал». И её сына забили. Её сыну восемнадцать гадоу. Яна плакала, что забили под Сталинградом, капут. А я не знала той, что за Сталинград, где той Сталинград. Это цяпер дети знаюць, кина глядзяць. А ничего, она так плакала, хорошо обращалась. Давала, кофточку дала и юбку дала. Так одеться, переодеться.
Яны там хорошо, не так страшно там. Только вот что на фабрыцы гэтай, начальник наш. А так там одни были, только бабы были и этыя, старики. Так усих побрали. Нейки молодой рабиу, таки, як мой Сярожка, як твой Женька, мо шестнадцать гадоу. Рабиу, так ён говорыу: «Мабыць, Вы политику читали?» Так ён говорил, что нас скоро заберут, войне капут, и нас заберут усих-усих у Сибир. А Сибиры «халь, халь» там. Так я говорю: «Ну, там мороз». Ага, а тады гляжу, стою я ля лагеря своего, выйшла. Едет автобус, кричит: «Мария, Мария, и махает рукой». Гляжу, а Кондрат в немецкой одежы уже поехал. Пришла к девкам, говорю: «Деуки, поехал наш Кондрат. Можа, где Коля трахне ему на передовую». Потому что подвучили, як стрелять и забрали. Уже там не было каго брать, всех забрали и молодого такого. Так яны по восемь часоу рабили, а мы по двенадцать. И ён рабиу з нами. Тады, кали идзе, поздароукается…
Вот так мы ходили к немкам, ну, и навучылися трохи гаварыць уже. Но мы год тольки пожили. Да и году не было, 24-го мая забрали, а 12-го апреля нас освободили. А девятого, когда уже освободили, мы были с американцами.
И – А с американцами как отношения были?
Р – Ну, мы их не бачыли. Мы при русских жили. Они отдельно стояли в штабе. А русским кто давал задания, я думаю и они ж давали. Бо были, у нас была старшая над нашим этажом, военная дисциплина была. До одиннадцати, каб никуды не ходили с двора, стояли часовые с повязками, у воротах стояли, каб не прорвалися. Знаешь, могут и подорвать, як той казау немец. Так военная была дисциплина, до одиннадцати часоу, никуды не ходили. У нас рядом жила старшая такая, цэлый этаж под яе было. Тады приехал русский полковник, собрание нам рабиу. Яна всех построила, сказала: «Одевайтесь, старайтесь белые кофточки, чёрные юбки». И мы шли с песнями.
Таки выгон, як за рекою у нас, цяпер огород, больши-больши выгон был. Там трибуна была, и он всё нам по-хорошему говорил. (Тихо) Что кажа: «Вам богато что надавают хто. Гавораць, что будут на границе отбирать у Вас ци что. Никто не будет. Что Вы прыдбали, то вязите домой. Особенно белорусы. Беларусь пострадала. Вас кожны день ждут братья, мужья, мацяры, братья, мужья. Вас встречают кожны день на поезде». Собрание провёл, сел на машину и поехал…
И – А вот расскажите, пожалуйста, как жили вот в последнем месте, где окопы копали? Как Вы там жили, как жили хозяева?
Р – Мы ж это не у хозяина работали, так неяк. На окопы это уже не хозяин командовал у нас. Там другая командовала, другие командовали люди, какие полицаи, ци добровольцы, кто их знае, кто командовал.
И – И как они?
Р – Ну, что они. Мы придём в сарай, поночуем да и всё. А день копаем там, на окопах. Баланды дадуць. А у сараи спали там на полу, там постели не было. Там постель была, нормальная постель, давали одеяла, подушечки давали, двухэтажняе койки у лагере. И была старшая немка над нами. А старший немец был, с палочкой ходил, поднимал. Спим, уже чувствуем, что надо вставать. Так вот он иде по калидоры, иде со своёй комнаты. Прыде, запаливае свет: «Ауштейн». Глядим, усе устаюць с этых двухэтажных, подымаются, одеваются, прыгают. Помыемся и бежим на работу уже. А тыя з работы прыходзяць ужо ложатся спать. До двенадцать часов спяць, покуль баланды не дадуць.
И – А чем мыться Вам давали?
Р – Там был умывальник, давали.
И – А мыло?
Р – И мыло, мабыць, давали. По кусочку якому, давали. Ну так давали нам, дали эты, комбезон, дали и деревяшки, дали юбку и косынку, и кофточку, и две рубашки. Давали уже переодеваться для работы. Так я не хотела гэты комбезон носить. А тады стала, привыкла, так и добра, прауда. Уже и немка мне дала нейкую кофточку. Я познакомилась, юбочку, хоть старенькую, але ж. У них ничога у шкапе не было, можа, тоже боялись, закапывали.
А гэта, бани у нас там не было, а таки быу котёл, комната такая, по очереди так, кто захочет, придёт, дасть она, распалишь, помыешься. А тады другие помыются. Мылися, бани не было, а котёл большы, напустим шлангом воды и мыемся. Ну, мыло нам давали кусок на месяц, ци на сколько давали. А так же ж там им не давали ничога. Карточная система была. Нам по десятке давала на месяц, уже эта самая старшая наша. Кто на цяжейшай работе рабиу, можа, токарем яны рабили, гэтыя две деуки. Бо я ходила наниз, я ж говорю: «От чего у них такие вот водянки были и нарывы?» А она говорит: «Это масло».
А тады у Толика моего такие вот ноги были, промокало масло. Я говорю: «Толик, у цябе масло тамака е?» А ён гаворыць: «Ну». А я это знала. А мой Сергей на меня: «Яна знае, масло, масло!» Я говорю: «Ну, что ты мне гаворыш, мне деуки рассказывали». Нешта яны закладаюць гэтыя кранты такия у машины. И яны тольки так вот: «тух, тух, тух, тух». Идуць, идуць. Ци яны секли их, ци что. Яж говорю, только раз сходила поглядеть это вот. А мы уже этыя готовыя рабили.
И вот нам привозят эту машину, стружки забирают в машину, привозят машину проволки какой ржавой, прутоу, вот такие в палец, а то и толще, чем в палец. Яны вот закладаюць, яны вот там. Яны говорят: «От масла». Этыя деуки. У нас не было. Мы рабили, сухо рабили. У нас тольки стружки были. Подметали ужо. И так уже добра было у комбизоне, уже нагнесся и подлятаешь, я привыкла. А то стыдно, як я ж не носила николи гэтых штаноу. А на нас крычаць, что надо штаны этыя одевать. И каб волосы хавали, бо бывае у машину попадзе.
И – Волосы длинные были у Вас?
Р – Длинные были волосы, толстые, косы были.
И – И не трудно было ухаживать?
Р – Ну, времени же нам хватало. Мы прыйдем, ну, хоть двенадцать часоу рабили. Ну, прыйдем мы утром, прыйдешь у шесть часоу вечара. А если на ночное, так не будешь же все часы спать. Можно было заплестися кожны раз.
И – А деньги на что тратили?
Р – Ничога не купляли. Только можно было вот гэта, брошку, грэбень купить, шпильки. Так вот, вот такое купить. Мо и пива, кажется, было. Так мы ж не пили. А там нам давали десять тысяч рублей у месяц.
И – И Вы не пили?
Р – Да, мы не пили, деуки, не пили. Мы там, у нас там одни деуки работали. Восемдесят девок было. Так сорок на одну смену рабило, сорок на другую.
И – А брошки какие покупали?
Р – Ну, я нешта не купляла ни брошек ничога. Мы не ходили, раз тольки одна нас звадила. И мы не ходили. Такие нюньки из деревни приехали, на что нам тое. Мы пацерак купили, по шнурку, ци по сколько и больш ничога. А каб с одежи что купиць, ци хлеба – всё на карточки. Яны семь гадоу на карточках жили. (Пауза. Тихо) У них тоже скупо было. (Пауза)
Вот там одна немка эта во очень хорошая была, только что это, ну, бедная она была. Можа у яе и не было ничога, шкаф пустой был. Она мне шкаф открыла, там два платки: один красивый такой вишнёвый, с кутасиками. Казала: «Это Ман прислал из России». А эта косынка из какой-то другой страны. А тады кажа: «Мой Ман приедет в отпуск на Новый Год. Прыйди ты». Я пришла. Он был одет в чёрную одежу, усё, хороший был, так умел говорить по-русски. По-русски пытае: «З якой Вы области?» Я кажу: «З Минской». «А я был в Смоленску». Так кали не забили, можа, и живы остался. Сына забили. Так она мне рассказывает: «Что мой Ман пиша письма, Мария, что у Вас печи большие – можно спать». Я говорю: «Ну, мы там спали на печы, у нас же там мороз там». А у их было тёпла, мы были на французской границе. Восемнадцать километров от французской границы. И сто километров от Берлина. (Тихо) Я говорю: «А чего Вы пошли воевать?» А она говорит: «Сталин с Гитлером пошли воевать. Зачем нам война».
И – Скажите, а их жизнь отличалась от Вашей? Как там в Германии?
Р – Ну, конечно, яны ж вольныя были. Мы ж невольные, подчинялися им. Мы ж боялись проговориться, каб не проговориться каб ничога, знаете?
И – А что проговориться?
Р – Ну, бывае, там сказать про их ци что. Гэты во один пытае. Она пришла с церквы и вяжет. Девочке было, девочка и хлопчык малые были. А девочка с 27-го года. Но я не знаю, она нейдзе работала, бо яна встретила, нас на окопы гнали. Яна дала мне досвидания и казала: «Марыя, вернуться тебе домой и всех родных побачыць». И просто слёзы у вачах. Я так думаю, она по мне не плакала. Но мы растягнулися богато, две фабрики гнало. Яна думала, что, можа, вот-вот прыдуць и им тое буде. А яны знали, что скоро уже фронт прыйдзе. Так думала и нам так будзе, что война, мы ж не виноваты, ничога гэтыя пленные. Так яна так уже скажа матке, что Марыю уже забрали, погнали.
Ага, так вот я говорю, что у нас не робяць у няделю. А она кажа: «Можна, вот с церкви прыйти и можно рабиць всё». Ну, вот она вяжет. И я вязала в войну кофтку сабе и свояку вязала з шэрсти. Были овечки, так стригли. Я говорю: «Вы умеете по-русски говорить?» Ён говорит: «Не, нихт ферштейн». И вот з ею гаворыць и вот я понимаю, что с нею гаворыць про мяне что. А тады пытае: «А что вяжите, делаете?» «Ну, девочке кофтку вяжу». Я вязала и она. Я говорю, что у нас не можно у няделю. «Ну, а як Вас, скажите, забрали, силой или добровольно приехали?» Я говорю: «Силой забрали, окружили деревню и забрали». Ён говорит: « и мы так определяем, что там зрабили Вас». Ага, я говорю: «Добра у нас было. Колхозы давали хлеба нам и по шесть соток, и корову держали мы, и свиней». Да и боюсь говорить. «Только культуры такой не было, як у Вас». Ён говорит: «По городах и у Вас была культура». Я говорю: «А хиба Вы там были?» Ён посядзеу-посядзеу и говорит: «Я сам русский». Я говорю: «Чаго Вы попали?» Ён говорит: «Я у тую войну остался в плену. Ага, и вот ци верно это, ци не верно. Мои друзья написали, что твой отец живёт с твоей женою. Мне стало стыдно и обидно, и я не поехал, остался тут. Ага, и вот хочется, если можно будет, вот война кончится, хочу туда поехать, на Родину. Я со Смоленской области. Хочу поехать».
Ну, и ён дал адрес, гэты мне сказал, где дом. Ну, я два раза ходила к яму, ён на гумне там был. Яна дасць мне столик сести: «Пойду Мана позову». Ён прыйде, по-русски уже поговорит. Ну, я два раза сходила, а тады думаю: «Ну, что мне ходить, каб ты мне что дал, есци, ци что дал. А чаго я буду ходтить к табе гулять?» Я больше не пошла к нему. Так и жизнь моя прошла тамака.
Так они не чапали, яны старые ужо, не чапали. Но у них тоже дисциплина была. Яны ж ета на фабрыцы, ци дзе, яны, эта в келью мы хавалися, потому что яны заставляли работать, ци хозеява, ци что. Так як келью хавалися мы там, яны ж тоже расписывались за этих русских там, тоже. Ну, которые вредные были, так казали. Вот деуки у хозяина были, а которым хорошо было деукам, хорошо было. Казала одна: «Колбаски съела целый чердак. Я пойду, оторву одну и рассуну, тады зъем один, яшчэ схаваю один». А други раз… Конечно, у хозяина, корову она доила, так яна хоть молока попье. А мы что – ничога, жалеза того не укусим. А норму зраби – четыреста. И каб браку не было, бо дали табе мерку, каб браку не было – раби. Так и рабили.
Николи мы не думали, что вернемся домой. Сказали, что, если заберут уже в Германию немцы, то мы будем уже двадцать гадоу рабами, а немцы будут гулять уже, а мы рабиць на их. Але им не удалося, нас через год, я в августе и приехала уже.
И – Скажите, а одежда Ваша, которую Вы носили дома и та, которую носили немки в Германии, она отличалась чем-то?
Р – Она ничем не отличалась. Ну, такая, надта хорошая, нам не попадало хорошей. Немки хорошо ходили, одетые чисто, которые деуки и бабы рабили, и на нашем заводе. Ну, они же не рабили с нами, за станком. А там проверяли только брак, мерили, проверяли. Так идут чистые, ну, куда там разодетые идут. Ну, яны, можа, ещё до войны одежи назапасили, ну, можа, по талонам им давали что-нибудь. Быть не может, мо и обувь давали и одежу давали, я этого не знаю уже. А нам же не давали, нам только дали юбку, комазейная такая у белые бубочки, зелёная юбка такая и всё. Давали это переодеться. А то комбизон – брюки и пиджак, и деревяшки давали.
И – А кто был красивие, наши девушки, которые там работали или немки?
Р – Их немецки народ тоже таки, як наш, не отличался. Такие, як и наши. Были у их там усякия, и у нас были усякия. Наши ж так не могли одеться, як яны.
И – А расскажите, как Вы вернулись домой? И что изменилось, чем Вы занимались дома?
Р – Ну, я вярнулася домой, так эты, ну, я ж говорю, приписалась. Тоже мне сказали – справку с сельсовета. И пошла в сентябре, приехала я в августе, а пошла в сентябре, в 45-ом году на завод работать, у спиртзавод, у Коугорах. Проработала там десять гадоу, не было квартиры, и Вова у меня там родился. И я тады уже переехала…
И – А замуж Вы когда вышли?
Р – Я?
И – Ага.
Р – В 52-ом году вышла.
И – А Вы во время войны не влюблялись?
Р – Ну, я в войну, один у нас был разведчик, так мы встречались. А там же в войну боялись мы. Я никуды не ходила, боялись ходить куды, ды нас никуды не пускали. До девяти часов, не пускали. Хлопцы дзе были там, которые, я не знала их, мы не знали, не ходили. Вот собираемся, пяем, рассказываем, что як дома было, песни пяём, як уже в няделю, у субботу, ци у няделю. Уже в выходные усе – восемдесят девок.
И – Домой хотелось?
Р – Хотелось, яшчэ як! Хоть у мяне не было никога. А у которых, як уже освободили, так ходили по комнатам письма писать. Так написала одна деука, як казала мне племянница рассказывала: «Тётка, як прислала письмо и сказала, яких няма, а якия мы вместе, этыя восемь девок, так тыя матерки, мо по пять раз брали тое письмо чытать. Кто там написаны». А тады, як приехали яны, так я ж поехала, у Коугары, а яны до дому. А сестра казала, так яны собралися усе, матерки, кто якой горелки, кто яйцо, кто что, да в одну хату, да пили, да пели. И казали, что и Маня приехала. Так яна говорит: «И я уже, и у меня была горелка тая, сивуха. И бы уже дала». Так я говорю: «Я уже поехала».
А тады, яшчэ сестра была у Коугорах моя, жила. Яна тоже собрала. Я жила там до войны там у яе, у Коугорах, два гады. А тады пайшла уже, як война, перед войной брат ажаниуся, ещё до армии жил, мо, полтора года. (Тихо) Я жила у яе, яна 21-го года. А тады пайшоу на фронт, на войну, ну, у солдаты пайшоу. Так один брат яшчэ остался. Я поехала. Не хотела. Мне у сястры было добра, и есци было что. Так она тоже знала, где я. Так прыходили тоже к ужину.
Потом я пошла в 45-ом, в сентябры пошла, в августе приехала, не знаю якога, но в августе приехала. У 45-ом, у сентябре я пошла на работу. Месяц побыла и пошла на работу, на завод. Тоже трудно было. Ну, работала.
И – Расскажите немножко про своего разведчика.
Р – Ну, ён убачыу мяне, и так уже встречался, приезжал когда к своеку, закурить приезжал. А потым, ну, я стеснялася з им. А потым раз приехал и гаворць, что ён жил у тётцы, а батькоу яго спалили, там пять километров, всем селом спалили. И матеру спалили, и батьку спалили, и сестру спалили. А тады назаутра прыехау на кони, деуки с того посёлка прыходять и кажуць, что Вы наших хлопцау поотбивали, ага, гулять к нам пришли с другого посёлка. (Тихо) Яны едуць, разведчыки, и не пазнали яго, у яго конь быу красны. Гавораць: «Глядите, скора опять будут забираць». А мы кажам: «Мы ж хаваемся у лесе». А потым через чатыры дни мяне ужо и забрали. Ну, к свояку приезжау, каб табаку дау, ён накрышиць нажом. Ну, и я ж там была, познакомился так. Свояк кажа: «Жанися, я гарэлки нагоню, покуль не забили». (Усмехается) Посмеялись. Так мало и встречались мы з им. По-хорошему встречались. Только что было трудно, война.
И – А после войны?
Р – Я не видела, он погиб под Берлином. А брат старший яго, ён с 21-го года, а ён с 23-го, так вярнууся живы, а батькоу пабили.
И – Вы переживали из-за этого?
Р – Кто, я?
И – Да.
Р – Ну, переживала… (Очень тихо) Нравился. Ну, что ж, война была. В войну трудно было, знаешь, ци застанешся живы, ци не застанешся. Вот всё это и кончилось.
И – А из Ваших близких кого-нибудь убили на войне?
Р – Брата ж моего убили, не вернулся. И етага брата, другого убили немцы. Картошку ж копали, привезли хоронить. И свояка таго убили… (Тихо) Он был в плену, в Осиповичах, не вернулся…
И – А какой-нибудь смешной случай был? Смешное что-нибудь с Вами происходило?
Р – Ой, не. Як усе гады прайшли, кали нам было веселиться, знаете. Усе боялися, что ци останемся живые…
Наши все пошли в партизаны. Кто пайшли, а кто силой побрали хлопцы. Уже и батьки пайшли у лес, и батьки винтоуки побрали. Боялись, бо адных забили батькоу. Два браты забрали, сыны, а их забили у хате. А ещё, як тады поехали с Сяргеем памятник устауляць. И сестра, и нейки хлопец, мужчына усыпае молодой. Ну, а эты, можа, то дзиця было, ци что. Она говорт, сестра: «А кого ты там шукаешь?» Яна: «Батькоу». «Ци не тут твой батька ляжить?» «Не тесть с тёщей, а мой батька под Варшавой ляжить». А яна рассказала, что тых девочек оставили, а гэтыя хлопцы пайшли у партизаны, так батькоу их порастреливали, мати. (Пауза)
И – А как Вы назад ехали из Германии?
Р – Назад ехали?
И – Ага.
А тады уже на Покровы, в 43-ем году уже мы поехали картошку копать, сестра одна моя пошла в партизаны. Ён быу председателем колхоза, можа, ён чаго им не угадил, ци что. Ён один, приехали полицаи, гавораць: «Мы Ваших бандитов половим». Приехали в белых халатах, семь человек пазбирали. Бабы шэпчуць, кто таки прадае их, прадае их, знаюць. Тады мы поехали туды картошку копать. Мы поехали копать, а яны тут зрабили засаду недалёка у лесе, такая полянка такая, Дражню видать, наша дярэуня была не видать, что як лощина была. Тады, гэта, выйшау свояк, гаворыць: «Едьте смело, копайте». Мы кого там были, пустили, а так жа мы не перебедим.
И – А вагоны какие были?
Р – Такие, як и все были.
И – Как туда ехали, так и обратно?
Р – Так и обратно. Этых мало, ходили ещё в 45-ом году. Война ж была.
И – Скажите, а после того, как объявили о поражении Германии, Вы общались ещё с немцами или нет уже?
Р – Не, мы уже не бачыли, бо нас, как побрали, допросил як Игорь Каменский, забрали у военгородок. И мы по комнатах спали, там и стол был, и кровати были – всё. И зеркало, и шкаф, и утюг – усё было. Так яны поуцекали, усё покидали. Мы уже и не бачыли их. Нас уже не пускали, у нас охрана уже была у дверях, была у воротах, чтоб немцы не прорвалися сюды. Ужо не бачыли, только своих.
И – А скажите, никогда не хотелось поговорить с теми, с Маном, как Вы его называли, с хозяйкой?
Р – Так нас уже ж отвезли далёка.
И – Ну, я имею в виду после войны, когда Вы уже здесь были, приехали в Беларусь.
Р – Ааа. Так они уже поумирали, можа. Я уже и забылася про это. Жили своей жизнью, разживались тут. Приехали к Сергею, спалена тоже их хата была. Строили калидор, строили сарай. Не было когда, уже своя жизня была, не думали.
И – Скажите, а Ваши родители, где они были на войне?
Р – У меня не было родителей, поумирали.
И – До войны?
Р – Батька, мне было два гады, як помёр. А матеры – одиннадцать. Мати у 36-ом году померла, батька – у 27-ым помёр. Мы жили сиротами. Пока у сестры пожила два гады. Як брат уде ажаниуся…
И – Скажите, а девочки, с которыми Вы работали, они, может быть влюблялись в кого-то, с кем-то встречались? В Германии или здесь, Вы ж много с кем дружили. Какие-нибудь истории…
Р – Я ж это ж, я ж осталася ж тут уже ж, в другой деревне жить. Я не знаю, как они уже тут…
И – Не, я имею в виду, когда Вы вместе были в Германии…
Р – Не, не с кем они там в Германии не встречались, мы в лагере жили, никого не бачыли, не ходили. Тольки пойдешь когда, там одни немки были, старые уже. А так же всех побрали их на фронт. То погаворыш, то работы немножко поможешь рабиць. Яна даст поесци, ци юбку и кофтку давала. Тоже ничога не было, ци, можа, закопано всё было. Бо раз в подвал слоики носили, а у нас же не было, так яна гаворыць, что тут будем жыць, як война будзе, идти фронт. «У подвале будем жить», - яна рассказывала.
И – А расскажите поподробнее, как она жила, чем, как хозяйство вела, что варила, готовила?
Р – Яна ета ничога не готовила. Сколько я ходила, раз давала супу, готовила, и раз картошку жарила, давала. Яны без карточки, яны ничога не получали, не было у их и яна не хозяйкой была. А так вот была, можа, рабочей якой, а, можа, яна ужо старая была, а дачка работала яе.
И – А суп они так же варят, как мы?
Р – Ну, варила так суп, трохи мяса кусочки маленькие кидала, так вот, рисовы, кажется, ци что варила. И эты, горох, горох добры. Правда, она была хорошая. Картошки жарила, так она: «Мешай на плите». Такая бляшка была, яна мяшала, так она мне больш наклала. Я кажу: «Чаго Вы мне больш наклали?» Так яна гаворыць: «Ты в лагере мало ешь». Так больш наклала. Так больш и ничога не варила, вот, я приду…
И – А вязали, шили они сами?
Р – Ну, яна умела гэта во, шить, вязать. Девочкам вязали кофточки.
И – А одежду они, в основном, получали или сами делали?
Р – Яны?
И – Да.
Р – Я ж не знаю, можа, получали. Ну, каб я жила у их всё время, так я б знала.
И – Понятно.
Р – А так же, кали я приду, так хиба я пытаюся? (Пауза) Яна мне старенькое дала такое – пиджачок, кофточку, юбочку. (Тихо) Можа, туфли якия получали. Я ходила к одной, разговаривала. Яна, тая деука пытае: «Ци кавалер е?» Я кажу: «Няма. А у цябе на фронте е?».
Яна высыпала карточки военные. Нашла тая девочка: «Мария, во, посмотри». Ну, военный, ци живы остался, ци не. И тоже, бомбило их, всё…
Ну, везли яны траву на этых колясках. Уже работали, ну, и такие хаты были, только шлакобетонные, крашеные такие. Такие хаты были узенькие и дворы узенькие. Можа, земли мало у них было, хто их ведае. Так ничога больше не было, хозяйство было.
Той Кондрат с нами ходил. Так ён гаворыць, дал по два яблока. Так я говорю: «Чего ты ещё не принёс нам?» А ён говорит: «Няма». А Надя: «Он же рабочий, может где украл?» Так я говорю: «Так няможна, у Вас же не крадуць?» Надя кажа: «Можно, можа, у лес дзе сиганул, у сад». (Усмехается)
Кажа няма, так дал нам по два яблока. Каб быу у нас хлеб, так дал яму, так он бы взял. Ён жа тоже получае по карточкам, вот так Надя сказала.
Были которые хозяева богатые, были, так мы ж не бачыли. Вот, ехали, так бачыли, что земли было, мо, по гектару, там ци что, и коров богато было, и возеры были. Ну, мы ж тольки проезжали, ещё только поездом ехали, нас везли, так там и богатые были. Ну, правда, у нас тут вот была, молочная рядом. Так деуки были, у хозяйки рабили, так яна попросила, мы з одной девкой брикет возили туда. Так мы б весь перенесли, так яна нешта: принеси в подвал корзину, склади аккуратненько. Так я трохи не донесла, яна дала мне тольки булку хлеба, а ёй молока кружку. Так яна: «Дала мне молока и табе ещё даст». Я говорю: «Так я ж не доносила». Яна: «Так яна дарма дасць».
Назаутра вышла, стою. Яна мне махае: «Хадзи сюды». Я подошла, яна дала мне молока, говорит: «Паяси, доносишь». Я говорю: «Добра». Две деуки у яе были с Подоресся, давала девкам по кусочку хлеба, молока по кружке (Тихо)… Хлеба е, а у нас карточек няма, т
Qui quaerit, reperit
 
ГеннадийДата: Пятница, 07 Сентября 2012, 02.13.34 | Сообщение # 776
Группа: Модератор
Сообщений: 26519
Статус: Отсутствует
Quote (Саня)
остарбайтеры работали за деньги,причем за такие же как и немцы и столько же часов рабочего времени,как и немцы в период военных действий.

Саня, хорошо, что мой отец этого не видит. Как и немецких денег не видел, не считая пару марок в месяц.
С уважением,
Геннадий
Буду благодарен за информацию о побегах советских военнопленных
Suche alles über Fluchtversuche von russischen Kriegsgefangenen.
 
NestorДата: Пятница, 07 Сентября 2012, 02.16.11 | Сообщение # 777
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Много буков. Идея - в чем? В двух словах, покороче.
Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Пятница, 07 Сентября 2012, 02.16.42
 
NestorДата: Пятница, 07 Сентября 2012, 02.22.58 | Сообщение # 778
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Quote (Саня)
И никто рабов не покупал. Рабы бесплатно работают,а остарбайтеры работали за деньги,причем за такие же как и немцы и столько же часов рабочего времени,как и немцы в период военных действий.
Не сочиняйте небылиц про рабов.

нет, выдумываю не я, а Вы.
"хороший человек не пойдет покупать себе раба; привезенные в Германию остарбайтеры видели совсем другие лица.

«Один за другим к нашему строю подходили респектабельные господа. Присматривались, выбирая самых крепких, сильных. Ощупывая мускулы, деловито заглядывая в рот, о чем-то переговаривались, ничуть не считаясь с нашими чувствами. Я был маленького роста, хилый и остался среди десятка таких же нераспроданных заморышей.

Но вот высокий покупатель в потертой куртке презрительно оглядел нас, что-то пробурчал себе под нос и пошел в контору платить деньги. За всех оптом»{555}.

«Ох, и скрупулезно они отбирали себе рабов, особенно те, кому нужно было мало людей, человек по 10–15. Одна фрау раза три требовала выставить в ряд человек 50 и выбирала. Сразу отобрала тех пятерых девчонок из Бобруйска, которых я видела на вокзале у вагона. Они были чистенькие, явно городские, сопровождал их немецкий офицер. Чьи они были дети, что пережили до этого и как сложилась их судьба после — Бог весть. Одна из них прижимала к груди подушку и вытирала об нее слезы. Лицо этой девушки я запомнила надолго.

Я приметила немца, который стоял в сторонке и спокойно ждал своей очереди. Мне показалось, что лицо у него доброе и неплохо было бы попасть к нему. Так и вышло — он забрал всех, кто остался, человек 200, и повез в сопровождении охранников в небольшой лагерь в городе Бланкенбурге... Уже по дороге мы поняли, с кем предстоит иметь дело. Мое первое впечатление «о добром шефе» оказалось ложным. На правой руке у него висела резиновая дубинка, и она то и дело прохаживалась по нашим спинам, когда кто-то позволял себе заговорить чуть погромче»{556}. [325]

Военнопленных не выставляли на торгах; их покупали оптом по крайне низким ценам. Имперское угольное объединение даже добилось того, что цена, которую предприятия отрасли уплачивали государству за труд военнопленных, оказалась ниже той, которую запрашивал Гиммлер за работу узников своих лагерей{557}. Естественно, что столь дешевую рабсилу использовали «на износ». "

http://militera.lib.ru/research/dukov_ar/13.html
Будьте здоровы!
 
СаняДата: Пятница, 07 Сентября 2012, 02.27.16 | Сообщение # 779
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Геннадий_,
Десять тысяч рублей в месяц платили,читай воспоминания,не я же придумывал их.

А деньги на что тратили?
Р – Ничога не купляли. Только можно было вот гэта, брошку, грэбень купить, шпильки. Так вот, вот такое купить. Мо и пива, кажется, было. Так мы ж не пили. А там нам давали десять тысяч рублей у месяц.
И – И Вы не пили?
Р – Да, мы не пили, деуки, не пили. Мы там, у нас там одни деуки работали. Восемдесят девок было. Так сорок на одну смену рабило, сорок на другую.
И – А брошки какие покупали?
Р – Ну, я нешта не купляла ни брошек ничога. Мы не ходили, раз тольки одна нас звадила. И мы не ходили. Такие нюньки из деревни приехали, на что нам тое. Мы пацерак купили, по шнурку, ци по сколько и больш ничога. А каб с одежи что купиць, ци хлеба – всё на карточки. Яны семь гадоу на карточках жили. (Пауза. Тихо) У них тоже скупо было. (Пауза)
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Пятница, 07 Сентября 2012, 02.30.25 | Сообщение # 780
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Nestor,
Quote (Nestor)
Много буков. Идея - в чем? В двух словах, покороче.


Я в этом тексте нашел подтверждение,что вначале привозили в концлагерь,где был карантин,что я и писал раньше,кормили в карантине плохо,два раза в день баландой.Далее уже отправляли на производства,там было легче.
Qui quaerit, reperit
 
Авиации СГВ форум » ВОЕННОПЛЕННЫЕ - ШТАЛАГИ, ОФЛАГИ, КОНЦЛАГЕРЯ » СВОБОДНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ НА ТЕМЫ ПЛЕНА » Дискуссионные вопросы по плену
Поиск: