Русский советский поэт, прозаик, фантаст.

Вадим Шефнер — внук Алексея Карловича Шефнера, капитан-лейтенанта, основателя порта Владивосток. Родился в семье пехотного офицера. Почти всё детство и юность провёл в Петрограде — Ленинграде. Но в 1921 году семья уехала в Старую Руссу к месту службы отца. После его смерти от чахотки Вадим Шефнер вместе с матерью-воспитательницей жил при детском доме в Старой Руссе, спустя некоторое время вернулся в Петроград. После школы окончил ФЗУ, в 1930-е годы был рабочим на различных ленинградских заводах. В первые месяцы Великой Отечественной войны был рядовым в батальоне аэродромного обслуживания под Ленинградом, с 1942 года — фронтовой корреспондент газеты Ленинградского фронта «Знамя победы», закончил войну в звании старшего лейтенанта, был награждён тремя орденами.
Писать стихи начал в детстве. В 1933 году опубликовал в журнале «Резец» первое стихотворение(«Баллада о кочегаре»). В 1985 году за сборник стихов «Годы и миги» был удостоен Государственной премии России имени Горького. Прозу публиковал в журналах («Литературный современник», «Звезда» и др.) с 1940 года. Первый сборник прозы («Облака над дорогой») издан в 1957 году. Наиболее значительным своим прозаическим произведение считал повесть «Сестра печали». С 1960-х годов работал также в жанре фантастики, определяя свои фантастические произведения как «полувероятные истории» и «сказки для умных». В 1973—1975 годах создал повесть «Имя для птицы, или Чаепитие на жёлтой веранде» (с подзаголовком «Летопись впечатлений»), в которой положил начало ещё одному пласту своего творчества — мемуарной прозе. Лауреат премии «Странник» в номинации «Паладин Фантастики»(1999). Лауреат премии «Аэлита» (2000).

***
Любовь ведёт через пустыни
И через горные хребты,
И на ветру она не стынет,
И не боится высоты.

Порою с поворота глянет —
И вдаль с улыбкою зовёт,
И, обнадёживая, ранит,
И жаловаться не даёт.

Куда б ни ехал, где б ни шёл ты —
Всегда с тобой она в пути, —
Не та, которую нашёл ты,
А та, которой не найти.

ВОИН

Заплакала и встала у порога,
А воин, сев на чёрного коня,
Промолвил тихо: «Далека дорога.
Но я вернусь. Не забывай меня».
Минуя поражения и беды,
Тропой войны судьба его вела,
И шла война, и в день большой победы
Его пронзила острая стрела.
Средь боевых друзей — их вождь недавний —
Он умирал, не веруя в беду, —
И кто-то выбил на могильном камне
Слова, произнесённые в бреду.
…………………………………………..
Чертополохом поросла могила,
Забыты прежних воинов дела,
И девушка сперва о нём забыла,
Потом состарилась и умерла.
Но, в сером камне выбитые, строго
На склоне ослепительного дня
Горят слова: «Пусть далека дорога.
Но я вернусь. Не забывай меня».

СЛОВА

Много слов на земле. Есть дневные слова -
В них весеннего неба сквозит синева.

Есть ночные слова, о которых мы днем
Вспоминаем с улыбкой и сладким стыдом.

Есть слова - словно раны, слова - словно суд,-
С ними в плен не сдаются и в плен не берут.

Словом можно убить, словом можно спасти,
Словом можно полки за собой повести.

Словом можно продать, и предать, и купить,
Слово можно в разящий свинец перелить.

Но слова всем словам в языке нашем есть:
Слава, Родина, Верность, Свобода и Честь.

Повторять их не смею на каждом шагу,-
Как знамена в чехле, их в душе берегу.

Кто их часто твердит - я не верю тому,
Позабудет о них он в огне и дыму.

Он не вспомнит о них на горящем мосту,
Их забудет иной на высоком посту.

Тот, кто хочет нажиться на гордых словах,
Оскорбляет героев бесчисленный прах,

Тех, что в темных лесах и в траншеях сырых,
Не твердя этих слов, умирали за них.

Пусть разменной монетой не служат они,-
Золотым эталоном их в сердце храни!

И не делай их слугами в мелком быту -
Береги изначальную их чистоту.

Когда радость - как буря, иль горе - как ночь,
Только эти слова тебе могут помочь!

Ни ушей, ни взоров лишних, -
Вот пропели петухи -
И за ангелами в вышних
Славят Бога пастухи.

Ясли тихо светят взору,
Озарен Марии лик.
Звездный хор к иному хору
Слухом трепетным приник, -

И над Ним горит высоко
Та звезда далеких стран:
С ней несут цари Востока
Злато, смирну и ладан.
Рождественская ночь

Ольга Гузова
Снег ложится белый-белый
на пригорки и дома;
искрой-инеем оделась
старорусская зима.

Неподвижность синей речки...
И не надо ничего -
на расписанном крылечке
притаилось Рождество.

Колыбельку покачает
и отгонит тучи прочь...
Все сомненья развенчает
та Рождественская ночь.
Рождество

Немцев В.С.
Рождество! И земля, и небо
Соединились в Младенце Христе,
И живительным истинным хлебом
Обладаем теперь мы все.

Рождеством в Вифлеемских яслях
Торжеством просияли навек
Божьи замыслы просто и ясно:
Всех дороже Ему человек.

В Сём Младенце кротком и мирном
Бог надежду в сердцах озарил,
Нам не золото, ладан и смирну —
Он нам Небо Собой подарил.

Если я заболею,
к врачам обращаться не стану,
Обращаюсь к друзьям
(не сочтите, что это в бреду):
постелите мне степь,
занавесьте мне окна туманом,
в изголовье поставьте
ночную звезду.

Я ходил напролом.
Я не слыл недотрогой.
Если ранят меня в справедливых боях,
забинтуйте мне голову
горной дорогой
и укройте меня
одеялом
в осенних цветах.

Порошков или капель - не надо.
Пусть в стакане сияют лучи.
Жаркий ветер пустынь, серебро водопада -
Вот чем стоит лечить.
От морей и от гор
так и веет веками,
как посмотришь, почувствуешь:
вечно живем.

Не облатками белыми
путь мой усеян, а облаками.
Не больничным от вас ухожу коридором,
а Млечным Путем.

Ярослав Смеляков

Нелюдимо наше море,
День и ночь шумит оно;
В роковом его просторе
Много бед погребено.

Смело, братья! Ветром полный
Парус мой направил я:
Полетит на скользки волны
Быстрокрылая ладья!

Облака бегут над морем,
Крепнет ветер, зыбь черней,
Будет буря: мы поспорим
И помужествуем с ней.

Смело, братья! Туча грянет,
Закипит громада вод,
Выше вал сердитый встанет,
Глубже бездна упадет!

Там, за далью непогоды,
Есть блаженная страна:
Не темнеют неба своды,
Не проходит тишина.

Но туда выносят волны
Только сильного душой!..
Смело, братья, бурей полный
Прям и крепок парус мой.

Николай Языков

Я не люблю иронии твоей.
Оставь ее отжившим и не жившим,
А нам с тобой, так горячо любившим,
Еще остаток чувства сохранившим,-
Нам рано предаваться ей!

Пока еще застенчиво и нежно
Свидание продлить желаешь ты,
Пока еще кипят во мне мятежно
Ревнивые тревоги и мечты -
Не торопи развязки неизбежной!

И без того она не далека:
Кипим сильней, последней жаждой полны,
Но в сердце тайный холод и тоска...
Так осенью бурливее река,
Но холодней бушующие волны...

Н.А. Некрасов

Снега синей, снега туманней;
Вновь освеженной дышим мы.
Люблю деревню, вечер ранний
И грусть серебряной зимы.

Лицо изрежет ветер резкий,
Прохлещет хладом в глубь аллей;
Ломает хрупкие подвески
Ледяных, звонких хрусталей.

Навеяв синий, синий иней
В стеклянный ток остывших вод,
На снежной, бархатной пустыне
Воздушный водит хоровод.

В темнеющее поле прыснет
Вечерний, первый огонек;
И над деревнею повиснет
В багровом западе дымок;

Багровый холод небосклона;
Багровый отблеск на реке...
Лениво каркнула ворона;
Бубенчик звякнул вдалеке.

Когда же в космах белых тонет
В поля закинутая ель,
Сребро метет, и рвет, и гонит
Над садом дикая метель,—

Пусть грудой золотых каменьев
Вскипит железный мой камин:
Средь пламенистых, легких звеньев
Трескучий прядает рубин.

Вновь упиваюсь, беспечальный,
Я деревенской тишиной;
В моей руке бокал хрустальный
Играет пеной кружевной.

Вдали от зависти и злобы
Мне жизнь окончить суждено.
Одни суровые сугробы
Глядят, как призраки, в окно.

Пусть за стеною, в дымке блеклой,
Сухой, сухой, сухой мороз,—
Слетит веселый рой на стекла
Алмазных, блещущих стрекоз.

Андрей Белый

Предки из орловских крестьян, выбившиеся в люди ещё в дореволюционные времена. Бабушка поэта родом из бунинских мест и лично знала в юные годы Ивана Бунина. Дед по материнской линии - известный губернский ветеринар, участник Белого движения, репрессирован в 1938-ом году. В 1964 году Котюков блестяще сдал вступительные экзамены в МГУ. За год учёбы на факультете журналистики, он осознает, что его призвание — литература и, уже в 1965 году, вновь поступает, но уже в Литературный институт. Диплом защищает по творчеству А. А. Фета. Считается прекрасным специалистом по русской поэзии XIX века. Сегодня Котюкова заслуженно считают одним из выдающихся российских поэтов и прозаиков. Его книги, написанные в последнее десятилетие, получили признание не только на родине, но и за её пределами.
Первый поэт в истории России, отмеченный за литературные труды Московской Патриархией и Патриархом Всея Руси Алексием II. Он лауреат Международной премии имени Святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, а также лауреат ещё 37 международных, всероссийских и региональных литературных премий.
Лев Котюков — председатель правления Московской областной писательской организации, секретарь правления Союза писателей России, Заслуженный работник культуры России, главный редактор журнала «Поэзия», академик Международной академии Духовного единства народов мира и ряда других Академий России, профессор Академии безопасности, обороны и правопорядка.

Классическое

Я бы мог, наверно, жить иначе.
Будто лед, кремнистый путь блестит.
Не жалею, не зову, не плачу -
И звезда с звездою говорит.

Где-то жизнь... А здесь совсем другое.
И слова пустые давят грудь:
"Уж не жду от жизни ничего я -
И не жаль мне прошлого ничуть".

Где-то жизнь... А здесь дыра сквозная.
Да звезда над домом ледяным.
И никто души своей не знает, -
Все пройдет, как с белых яблонь дым.

Но летит на Север солнце Юга,
Но, как прежде, полон сад Луной.
Мы еще откроемся друг другу
В этой жизни, а потом в иной.

Эта жизнь без нас не повторится,
И любовь избудет вечный страх.
И Луна навеки раздвоится
В океанских черных зеркалах.

Я бы мог, наверно, жить иначе,
Но никто меня не повторит.
Не жалею, не зову, не плачу, -
Пусть звезда с звездою говорит.
* * * * *

Пред высшей стихией

Пустые речные просторы,
Промозглый осенний откос.
Всё это в недавнюю пору
Тревожило душу до слёз.

Тревожил полуночный ветер
И летняя жизнь в шалаше.
А ныне я с болью заметил,
Что этого мало душе.

Что время такое настало,
Когда, наконец-то, она
Пред высшей стихией предстала,
И больше ни в чём не вольна.

Бери мою душу стихия!
Сегодня во всём твоя власть…
И эти просторы родные —
Твоя неотъёмная часть.

Чего ж ты ещё ожидаешь?!
Года пролетают! Спеши!..
Быть может, случайно узнаешь
Последнюю тайну души…
* * * * * *

Сквозь тёмные года

1
Я сам себе не современник,
Как будто жизнь давно прошла.
Но за меня, как за репейник,
Ещё цепляется душа.

В звериной пустоши безлунья
В душе — спасение и боль…
И что с того, что средь безумья
Нам не постичь свою любовь.

И в час всемирного затменья
Душа, как зеркало в крови.
Но Божья тайна воскрешенья —
В непостижимости любви.

2
Живу, глуша печаль тоскою,
Как водкою любовь глуша.
И сам себя давно не стою,
И не со мной моя душа.

И всё безумнее безбожье,
Но что на зеркало пенять,
Коль раньше срока невозможно
Себя и душу потерять.

Храню тоску назло тревогам,
Ломясь сквозь тёмные года.
И не со мной душа, а с Богом!
И, слава Богу, навсегда!..

Метелица, как медведица,
Весь вечер буянит зло,
То воет внизу под лестницей,
То лапой скребет стекло.

Дома под ветром сутулятся,
Плывут в молоке огоньки,
Стоят постовые на улицах,
Как белые снеговики.

Сугробы выгнули спины,
Пушистые, как из ваты,
И жмутся к домам машины,
Как зябнущие щенята.

Кружится ветер белый,
Посвистывает на бегу...
Мне нужно заняться делом,
А я никак не могу.

Приемник бурчит бессвязно,
В доме прохладней к ночи,
Чайник мурлычет важно,
А закипать не хочет.

Все в мире сейчас загадочно,
Все будто летит куда-то,
Метельно, красиво, сказочно...
А сказкам я верю свято.

Сказка... мечта-полуночница...
Но где ее взять? Откуда?
А сердцу так чуда хочется,
Пусть маленького, но чуда!

До боли хочется верить,
Что сбудутся вдруг мечты,
Сквозь вьюгу звонок у двери -
И вот на пороге ты!

Трепетная, смущенная,
Снится или не снится?!
Снегом запорошенная,
Звездочки на ресницах...

- Не ждал меня? Скажешь, дурочка?
А я вот явилась... Можно? -
Сказка моя! Снегурочка!
Чудо мое невозможное!

Нет больше зимней ночи!
Сердцу хмельно и ярко!
Весело чай клокочет,
В доме, как в пекле, жарко...

Довольно! Хватит! Не буду!
Полночь... гудят провода...
Гаснут огни повсюду.
Я знаю: сбывается чудо,
Да только вот не всегда...

Метелица как медведица,
Косматая голова.
А сердцу все-таки верится
В несбыточные слова:

- Не ждал меня? Скажешь, дурочка?
Полночь гудит тревожная...
Где ты, моя Снегурочка,
Сказка моя невозможная?..

Эдуард Асадов

Слышен чей-то голос звонкий-звонкий,
Снег, как зачарованный, лежит.
Девочка по имени ПОЗЁМКА.
В невесомом платьице бежит...
Стриженая, рукавами машет,
Ой, ты, ледяная стрекоза!
И подмигивая ветру, пляшет,
И сверкают весело глаза...
Спит луна, как будто бы живая,
И, ее, качая колыбель,
В лёгкой шубке песню напевает
Девушка по имени МЕТЕЛЬ.
Свои руки тонкие сложила
Косы распустила до земли....
А с волос посыпались снежинки
И уже растаять не смогли.
Злобный ветер тишину нарушил,
разбудив полночные снега...
И летит над городом уснувшим
Женщина по имени ПУРГА.
Волосы растрёпанные пряча,
На себя набросила платок.
И несётся, и кричит, и плачет.
Выпуская вихри из-под ног...
А в лесу в избушке самой дальней,
Где на окнах лёд и бахрома.
Отдыхает, сидя за вязаньем,
Бабушка по имени ЗИМА.

На трудных тропах бытия
Мой спутник - молодость моя.

Бегут как дети по бокам
Ум с глупостью, в середке - сам.

А впереди - крылатый взмах:
Любовь на золотых крылах.

А этот шелест за спиной -
То поступь Вечности за мной.

(Герш Вебер, перевод М.Цветаевой 1941г.)

ЗВУКИ СОМНЕНИЙ

Самообманом истины больны,
Им не поможет пресловутый лекарь...
Широкоглазы идеалы века.
Тупоголовы идолы войны.
Нас дразнит бог
соблазнами небес.
Душа -
сомненье -
Я иду к тебе!

I

Встаёт за окнами рассвет.
И в ожидании потерь
Зевнула лестничная дверь,
И домовой зевнул в ответ.

Холодная зевает рань
И карты старые тасует.
И начинается игра,
И проиграть любой рискует.

Усатых дразнит королей
В азарте пиковая дама.
И задохнулась холодами
Неутомимая свирель.

2

Кружение и суета,
И посвист дудок деревянных.
И астры солнечные вянут,
Сомкнув прозрачные уста.

И в боли моцартовых нот
Растёт высокое движенье.
Блаженен мир, и мы блаженны,
Пока сомненье в нас живёт.

Покуда истины судьбы
Не принимаем мы на веру,
И на невольничьих галерах
Мы вольными умеем быть.

3

Войди в меня, моё сомненье,
Душой и разумом владей.
Среди заученных идей
Живи волчонком воскресенья.

Ищи в словесном океане
Скупого разума следы,
Наполнив ветром молодым
Дырявый парус начинаний.

Домов одноэтажных дни
Взрывай соцветием рассвета.
И вдохновение поэта,
До звёзд безумья подыми.

4

Переоценка старых цен.
Пора прозрений на мгновенье.
Пора признаний и призренья,
Когда, подчас, в одном лице
Героя видят в подлеце,
И бунтаря в стране смиренья...
Какое светопредставленье,
С весёлым трагиком в конце.

5

Приходит ночь уединенья.
Ищейка - ночь и ночь - сова.
Становятся прозрачней тени,
И призрачней звучат слова.

Слова - улыбки и оскалы.
Слова - цветы,
слова - шипы,
Слова, склонённые устало,
Слова, поверженные в пыль.

Слова державного молчанья -
Венец союза и вражды.
Слова обиды за плечами,
И бездорожья - впереди.

И не хватает слов обычных
Ночную боль заговорить...
И трагик в небо пальцем тычет,
Решая: быть, или не быть.

Вл.Мотрич (род. 11.01.1935)

Почему так устроено в мире
- те, кого любишь, уходят?
Где-то живут с другими,
где-то по свету бродят...

Делят и радость и горе
с кем-то мне жутко далёким,
А мне самою судьбою
написано быть одиноким.

Тёмною ночью делиться
думой своей с бумагой
И безуспешно бороться
с глаза застилающей влагой.

Памятью жить бесконечно...
с тем, что давно минуло...
С тем, что в душе когда-то
что-то перевернуло.

Александр Павлов (род. 11.01.1950)

А голова все больше зад напоминает,
Судьба все чаще оставляет в дураках,
И на подножку уходящего трамвая
Хотим запрыгнуть сквозь тоску и липкий страх.
Кто виноват, что наша жизнь так скоротечна,
Что столько лет ты жил не с теми и не так,
Что ты дрожишь в преддверии станции конечной
И покупаешься на молодости смак.

Женою юности своей ты утешайся –
Совет нешуточный мудрец библейский дал,
Но, хоть убей, надоедает постоянство,
И сердцу снова подавай страстей накал.
Ну, что, казалось бы, тебе от жизни надо,
И для чего бросаться в омут головой?
Ведь ясно всем, что ждет тебя одна награда:
Капризный нрав твоей подруги молодой.

А в сумерки густые тревогу бьет ребро,
И бес коварный не дает покоя,
И бороды седые, ломая много дров,
Бегут за длинноногою судьбою.

Всему свой час: мы поутру бросаем камни,
А поздним вечером идем их собирать,
Но валит с ног, похлеще всякого цунами,
Желание что-то в этой жизни поменять.
На те же грабли наступать хватает дури,
На мыло шило мы меняем под луной
И по причине непонятной ищем бури…
Какой чудак сказал, что в бурях есть покой?

А в сумерки густые тревогу бьет ребро,
И бес коварный не дает покоя,
И бороды седые, ломая много дров,
Бегут за длинноногою судьбою.

Но, значит, порох есть еще в пороховницах,
С веселым ветром нам пока что по пути,
И снова тянет нас весной куда-то смыться
И приключение на голову найти.
А красота со страшной силой опьяняет,
Лукавый бес душевно шепчет: «Ну, давай!»
И мы бежим, трамвай последний догоняя,
Хотя, как водится, в депо идет трамвай.

Ах, боже мой, за что мы грабли эти любим?
Мы по лбу бьем себя безумною ногой
И навлекаем на себя такие бури…
Ну, кто сказал, что в этих бурях есть покой?
И шило с мылом жить нормал не дают
Покоя нет, а есть одни сплошные бури
И совершить готов не самый мудрый шаг?

Михаил Загот (род. 11.01.1946)

Из послания к кн. С. Н. Долгорукому (Невероятные)

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
К словесности на час мы нашей обратимся!
Произведениями ее не восхитимся...
В ней модных авторов французско-русский лик
Стремится искажать отеческий язык.
Один в ней следует жеманну Дюпати,
Другой с собачкою вступает в симпати;
Там воздыхающий, плаксивый Мирлифлор
Гордится, выпусти сентиментальный вздор;
Тот без просодии стихами песни пишет;
Иной наивностью в развратной сказке дышит;
А сей, вообразив, что он российский Стерн.
Жемчужну льет слезу на шелковистый дерн.
Приветствует луну и входит в восхищенье,
Курсивом прописав змее свое прощенье.
Всем хочется писать, велик иль мал их дар.
Повсюду авторства в сердцах затмился жир;
Исполнить торопясь писательски желанья,
Все в ежемесячны пустилися изданья.
И наконец я зрю в стране моей родной
Журналов тысячи, а книги ни одной.
Орел поэзии, честь лиры, слава Россов,
К тебе я обращусь, великий Ломоносов,
К тебе, которого в стихах бессмертный дар,
В тьме подражателей родил напрасный жар!
Сколь путь шероховат к Парнасу их ватаге!
Надеются, прыгнут, споткнулись и - в овраге!
Я часто оды их читая, хохочу,
Бросаю и с тобой беседовать хочу.
Но, может быть, театр здесь славой Россиянам
И две на нем сестры к нам смотрят не Касьяном?
Заглянем на него, заглянем на успех
Искусства - в нас раждать иль слезы, или смех.
Какие, общего достойны удивленья,
Мы в модных драмах зрим диковины явленья?
И, скучных свободясь издревле чтимых уз,
Чем превосходен стал очищенный наш вкус?...
В комедиях теперь не нужно острых слов:
Чтобы смешить, пусти на сцену дураков!
К законным детям дверь чувствительности скрыта
Нет жалости к бедам несчастна Ипполита,
Иль Ифигении, стенящей от отца;
Один лишь "Сын Любви" здесь трогает сердца!
"Гусситы", "Попугай" предпочтены "Сорене"
И Коцебятина одна теперь на сцене.

Пусть нежный баловень полуденной природы,
Где тень душистее, красноречивей воды,
Улыбку первую приветствует весны!
Сын пасмурных небес полуночной страны,
Обыкший к свисту вьюг и реву непогоды,
Приветствую душой и песнью первый снег.
С какою радостью нетерпеливым взглядом
Волнующихся туч ловлю мятежный бег,
Когда с небес они на землю веют хладом!
Вчера еще стенал над онемевшим садом
Ветр скучной осени, и влажные пары
Стояли над челом угрюмыя горы
Иль мглой волнистою клубилися над бором.
Унынье томное бродило тусклым взором
По рощам и лугам, пустеющим вокруг.
Кладбищем зрелся лес; кладбищем зрелся луг.
Пугалище дриад1, приют крикливых вранов,
Ветвями голыми махая, древний дуб
Чернел в лесу пустом, как обнаженный труп.
И воды тусклые, под пеленой туманов,
Дремали мертвым сном в безмолвных берегах.
Природа бледная, с унылостью в чертах,
Поражена была томлением кончины.
Сегодня новый вид окрестность приняла,
Как быстрым манием чудесного жезла;
Лазурью светлою горят небес вершины;
Блестящей скатертью подернулись долины,
И ярким бисером усеяны поля.
На празднике зимы красуется земля
И нас приветствует живительной улыбкой.
Здесь снег, как легкий пух, повис на ели гибкой;
Там, темный изумруд посыпав серебром,
На мрачной сосне он разрисовал узоры.
Рассеялись пары, и засверкали горы,
И солнца шар вспылал на своде голубом.
Волшебницей зимой весь мир преобразован;
Цепями льдистыми покорный пруд окован
И синим зеркалом сравнялся в берегах.
Забавы ожили; пренебрегая страх,
Сбежались смельчаки с брегов толпой игривой
И, празднуя зимы ожиданный возврат,
По льду свистящему кружатся и скользят.
Там ловчих полк готов; их взор нетерпеливый
Допрашивает след добычи торопливой,—
На бегство робкого нескромный снег донес;
С неволи спущенный за жертвой хищный пес
Вверяется стремглав предательскому следу,
И довершает нож кровавую победу.
Покинем, милый друг, темницы мрачный кров!
Красивый выходец кипящих табунов,
Ревнуя на бегу с крылатоногой ланью,
Топоча хрупкий снег, нас по полю помчит.
Украшен твой наряд лесов сибирских данью,
И соболь на тебе чернеет и блестит.
Презрев мороза гнев и тщетные угрозы,
Румяных щек твоих свежей алеют розы,
И лилия свежей белеет на челе.
Как лучшая весна, как лучшей жизни младость,
Ты улыбаешься утешенной земле,
О, пламенный восторг! В душе блеснула радость,
Как искры яркие на снежном хрустале.
Счастлив, кто испытал прогулки зимней сладость!
Кто в тесноте саней с красавицей младой,
Ревнивых не боясь, сидел нога с ногой,
Жал руку, нежную в самом сопротивленье,
И в сердце девственном впервой любви смятенья,
И думу первую, и первый вздох зажег,
В победе сей других побед прияв залог.
Кто может выразить счастливцев упоенье?
Как вьюга легкая, их окриленный бег
Браздами ровными прорезывает снег
И, ярким облаком с земли его взвевая,
Сребристой пылию окидывает их.
Стеснилось время им в один крылатый миг.
По жизни так скользит горячность молодая,
И жить торопится, и чувствовать спешит!
Напрасно прихотям вверяется различным;
Вдаль увлекаема желаньем безграничным,
Пристанища себе она нигде не зрит.
Счастливые лета! Пора тоски сердечной!
Но что я говорю? Единый беглый день,
Как сон обманчивый, как привиденья тень,
Мелькнув, уносишь ты обман бесчеловечный!
И самая любовь, нам изменив, как ты,
Приводит к опыту безжалостным уроком
И, чувства истощив, на сердце одиноком
Нам оставляет след угаснувшей мечты.
Но в памяти души живут души утраты.
Воспоминание, как чародей богатый,
Из пепла хладного минувшее зовет
И глас умолкшему и праху жизнь дает.
Пусть на омытые луга росой денницы
Красивая весна бросает из кошницы3
Душистую лазурь и свежий блеск цветов;
Пусть, растворяя лес очарованьем нежным,
Влечет любовников под кровом безмятежным
Предаться тихому волшебству сладких снов!—
Не изменю тебе воспоминаньем тайным,
Весны роскошныя смиренная сестра,
О сердца моего любимая пора!
С тоскою прежнею, с волненьем обычайным,
Клянусь платить тебе признательную дань;
Всегда приветствовать тебя сердечной думой,
О первенец зимы, блестящей и угрюмой!
Снег первый, наших нив о девственная ткань!

Петр Вяземский. Ноябрь 1819

МИГ

Не привыкайте к чудесам -
Дивитесь им, дивитесь!
Не привыкайте к небесам,
Глазами к ним тянитесь.

Приглядывайтесь к облакам,
Прислушивайтесь к птицам,
Прикладывайтесь к родникам,
Ничто не повторится.

За мигом миг, за шагом шаг
Впадайте в изумленье.
Все будет так - и все не так
Через одно мгновенье.

* * * * * * * * * *

ВЕЩИ

Умирает владелец, но вещи его остаются,
Нет им дела, вещам, до чужой, человечьей беды.
В час кончины твоей даже чашки на полках не бьются
И не тают, как льдинки, сверкающих рюмок ряды.

Может быть, для вещей и не стоит излишне стараться,-
Так покорно другим подставляют себя зеркала,
И толпою зевак равнодушные стулья толпятся,
И не дрогнут, не скрипнут граненые ноги стола.

Оттого, что тебя почему-то не станет на свете,
Электрический счетчик не завертится наоборот,
Не умрет телефон, не засветится пленка в кассете,
Холодильник, рыдая, за гробом твоим не пойдет.

Будь владыкою их, не отдай им себя на закланье,
Будь всегда справедливым, бесстрастным хозяином их,-
Тот, кто жил для вещей,- все теряет с последним
дыханьем,
Тот, кто жил для людей,- после смерти живет средь
живых.

* * * * * * * * * *

ОЖИДАНИЕ

За пятьдесят, а все чего-то жду.
Не бога и не горнего полета,
Не радость ожидаю, не беду,
Не чуда жду - а просто жду чего-то.

Хозяин вечный и недолгий гость
Здесь на Земле, где тленье и нетленье,
Где в гордые граниты отлилось
Природы длительное нетерпенье,-

Чего-то жду, чему названья нет,
Жду вместе с безднами и облаками.
Тьма вечная и негасимый свет -
Ничто пред тем, чего я жду веками.

Чего-то жду в богатстве и нужде,
В годины бед и в годы созиданья;
Чего-то жду со всей Вселенной, где
Материя - лишь форма ожиданья.

Русский поэт, культуролог, публицист, телеведущий, литературтрегер.

Окончил с отличием Куйбышевский институт культуры (1984). Служил в армии.
Работал ответственным редактором-составителем «Историко-культурной энциклопедии Самарского края», литературным редактором архитектурного журнала «А.С.С. — Проект Волга». Создатель и главный редактор вестника современного искусства «Цирк Олимп» (1995—1998), где публиковались ведущие авторы неподцензурной и постмодернистской литературы.
Автор и ведущий литературно-художественных и аналитических программ на радио "Эхо Москвы" в Самаре (1998-2002), политических и художественно-экспериментальных программ на канале «Терра-НТВ» (Самара, 2000—2006), ток-шоу «Южная трибуна» на канале «РИО» (с 2006). Режиссер-постановщик "драматических инсталляций" и перформансов. Преподавал историю мировой художественной культуры в самарских вузах: Педагогическом университете, Гуманитарной академии, Академии искусств и культуры и Архитектурно-строительном университете. Инициатор и организатор всероссийских и международных фестивалей актуального искусства "Диалог без посредников", "Равновесие вина и любви", "Пушкин после Пушкина", "Европейские дни в Самаре" (1995—2005), куратор литературно-театрального фестиваля «Майские чтения» в Тольятти (1990—2007, 2009). Автор проекта и куратор Музея самарского футбола.
Член Московского отделения Союза литераторов России. Член Союза журналистов России. Член-корреспондент Самарской гуманитарно-эстетической академии.
«В текстах Лейбграда нет отдельных слов, есть цепочки, нить, пластика языка, которая поддерживает речевой поток в постоянном напряжении. Потому что тексты Лейбграда — это ускользающие смыслы невнятного бормотания, „кипяток сознания“, в который невозможно погрузиться, не обжегшись, и который невозможно остудить». (Галина Ермошина, лит. критик)

Из цикла Безымянские романсы

Жизнь моя, беременная девочка,
болью откликается на боль.
Вьётся связь в эфире, как верёвочка,
но убиты адрес и пароль.

Ты меня отсюда, слышишь, вымани.
Пресен православный общепит.
В облаке над городом без имени
солнце, как яичница, шипит.

Три сестры расплакались над чайкою,
сад вишневый в копоти, как мавр.
И картавит ржавой балалайкою
мотоциклопический кентавр.

Жжёт в микрорайоне деревенщина,
всё не верит счастью своему.
Линия ломается, как женщина,
и никто не нужен никому.

Обратный отсчёт

Всё кончилось уже. Пошел обратный счёт.
И камень на душе. Сизифов. Чей ещё?
Сжимается кольцо и рвётся панорама.
И кожа на лице, как опалённый мрамор.

Пусть молятся рабы свободному баблу.
Я разведу костёр на мраморном полу.
Пусть чёрная река вскипает под литавры.
Здесь в Риме номер три я более чем варвар.

Семь раз я уходил от смерти и семьи.
Раз пять я избегал увечного распятья.
Прости, пророк, прости. Глумиться над людьми
и жертвовать собой – унылые занятья.

Пусть веселит народ мой медицинский брат,
наш Каин Мономах при шапке и при шубе.
Обманываться рад, - сказал аристократ.
Все ролики висят давно уже в ютубе.

Парикмахер-октябрь...

Парикмахер-октябрь всех стрижёт под одну,
окончательно пьян, оглушительно нежен.
Я люблю свою страсть ощущать, как вину.
Но всё реже и реже.

Всё смешалось в одно: ваш сгоревший Рейхстаг,
наш сгоревший Манеж. Я однажды в Манеже
выступал, как поэт, да, бывает и так.
Но всё реже и реже.

Я ещё засыпаю поближе к утру,
только стихнет сквозняк, только-только забрезжит.
Я ещё забываю, что скоро умру.
Но всё реже и реже...

Заключительный монолог Чацкого (комедия "Горе от ума")

Ч а ц к и й (после некоторого молчания)

Не образумлюсь... виноват,
И слушаю, не понимаю,
Как будто всё еще мне объяснить хотят,
Растерян мыслями... чего-то ожидаю.

(С жаром.)
Слепец! я в ком искал награду всех трудов!
Спешил!.. летел! дрожал! вот счастье, думал, близко.
Пред кем я давиче так страстно и так низко
Был расточитель нежных слов!
А вы! о боже мой! кого себе избрали?
Когда подумаю, кого вы предпочли!
Зачем меня надеждой завлекли?
Зачем мне прямо не сказали,
Что всё прошедшее вы обратили в смех?!
Что память даже вам постыла
Тех чувств, в обоих нас движений сердца тех,
Которые во мне ни даль не охладила,
Ни развлечения, ни перемена мест.
Дышал, и ими жил, был занят беспрерывно!
Сказали бы, что вам внезапный мой приезд,
Мой вид, мои слова, поступки - всё противно,-
Я с вами тотчас бы сношения пресек,
И перед тем, как навсегда расстаться
Не стал бы очень добираться,
Кто этот вам любезный человек?..

(Насмешливо.)
Вы помиритесь с ним по размышленьи зрелом.
Себя крушить, и для чего!
Подумайте, всегда вы можете его
Беречь, и пеленать, и спосылать за делом.
Муж-мальчик, муж-слуга, из жениных пажей -
Высокий идеал московских всех мужей.-
Довольно!.. с вами я горжусь моим разрывом.
А вы, сударь отец, вы, страстные к чинам:
Желаю вам дремать в неведеньи счастливом,
Я сватаньем моим не угрожаю вам.
Другой найдется благонравный,
Низкопоклонник и делец,
Достоинствами, наконец,
Он будущему тестю равный.
Так! отрезвился я сполна,
Мечтанья с глаз долой - и спала пелена;
Теперь не худо б было сряду
На дочь и на отца,
И на любовника-глупца,
И на весь мир излить всю желчь и всю досаду.
С кем был! Куда меня закинула судьба!
Все гонят! все клянут! Мучителей толпа,
В любви предателей, в вражде неутомимых,
Рассказчиков неукротимых,
Нескладных умников, лукавых простяков,
Старух зловещих, стариков,
Дряхлеющих над выдумками, вздором,-
Безумным вы меня прославили всем хором.
Вы правы: из огня тот выйдет невредим,
Кто с вами день пробыть успеет,
Подышит воздухом одним,
И в нем рассудок уцелеет.
Вон из Москвы! сюда я больше не ездок.
Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,
Где оскорбленному есть чувству уголок!..
Карету мне, карету!

Уезжает.

Как облаком сердце одето...

Как облаком сердце одето
И камнем прикинулась плоть,
Пока назначенье поэта
Ему не откроет Господь:

Какая-то страсть налетела,
Какая-то тяжесть жива;
И призраки требуют тела,
И плоти причастны слова.

Как женщины, жаждут предметы,
Как ласки, заветных имен.
Но тайные ловит приметы
Поэт, в темноту погружен.

Он ждет сокровенного знака,
На песнь, как на подвиг, готов:
И дышит таинственность брака
В простом сочетании слов.

* * * * *

Как черный ангел на снегу
А. Ахматовой

Как черный ангел на снегу
Ты показалась мне сегодня,
И утаить я не могу —
Есть на тебе печать Господня.

Такая странная печать —
Как бы дарованная свыше,—
Что, кажется, в церковной нише
Тебе назначено стоять.

Пускай нездешняя любовь
С любовью здешней будут слиты,
Пускай бушующая кровь
Не перейдет в твои ланиты,

И пышный мрамор оттенит
Всю призрачность твоих лохмотий,
Всю наготу причастных плоти,
Но не краснеющих ланит.

* * * * *

Не спрашивай...

Не спрашивай: ты знаешь,
Что нежность безотчетна,
И как ты называешь
Мой трепет — все равно;

И для чего признанье,
Когда бесповоротно
Мое существованье
Тобою решено?

Дай руку мне. Что страсти?
Танцующие змеи!
И таинство их власти —
Убийственный магнит!

И, змей тревожный танец
Остановить не смея,
Я созерцаю глянец
Девических ланит.

Русский ученый, исследователь Сибири, геолог, исследователь метеоритов, поэт, писатель. Политический заключённый и якутский ссыльный царских времён, заключенный и казахстанско — тобольский ссыльный сталинской эпохи.
П. Л. Драверт известен как поэт, автор ряда поэтических сборников, первый из которых вышел в свет под названием «Тени и отзвуки» (Казань, 1904). Леонид Мартынов ценил поэзию П. Драверта и восхищался «гармоническим сочетанием обоих начал» в Петре Людовиковиче, — учёного и поэта.

ОПАЛ

Как дивно играет опал драгоценный! -
В нем солнечный блеск и отливы луны;
В нем чудится жизни поток переменный
И тихая прелесть ночной тишины...

Рождаясь под тяжестью горной породы,
Не видел он света лучистого дня.
Над ним проходили несчетные годы,
И рос он, не зная тепла и огня.

Порой содрогалися недра земные...
Вздымалися горы в усильях труда...
Сползали по скатам пласты ледяные...
Безумно врывалась в пещеры вода...

Земля в одеяньях своих многоцветнных
От солнца брала красоту и любовь
И в беге веков, словно миг незаметных,
Мечтала, дремала и грезила вновь...

А он, заключенный в объятьях кремнистых,
Впитал отдаленной природы цвета -
Лазурность морей в берегах золотистых,
И пурпур заката и зелень листа.

Какая-то странная, чудная сила,
От пышного, яркого мира струясь,
Незримо к нему в глубину нисходила
И с жизнью давала волшебную связь...

Но вот, человеком из гор извлеченный,
Увидел он долго незнаемый свет,
И, с ним от рожденья во тьме обрученный,
Он радужный бросил навстречу привет...

Под ласкою солнца, в мерцаньи лампады
Играет и блешет он, чуждый тревог,
И скрытую влажность подземной прохлады
В себе сохраняет, как жизни залог.

ЧЕТЫРЕ

Одна мне сказала так ясно и четко,
Прощаясь надолго со мной:
«Я Вас не забуду — и жду самородка
С верховьев Реки Золотой».

Другая, желая в дороге успехов,
Держа мою руку в своей,
Напомнила, чтобы кедровых орехов
Привез я на праздники ей.

А третья, волнуясь неотданной силой,
В глазах обещанье тая,
Шепнула: «скорей возвращайся, мой милый,
И буду я только твоя...»

Я встретил четвертую... Россыпь хрустела.
Брусника меж кедров цвела...
Она от меня ничего не хотела,
Но самой желанной была.

Невыносимо чувство одиночества,
Когда туман осенний за окном,
И голые деревья, как пророчества,
О том, что все проходит день за днем.

Невыносимо чувство ожидания,
Когда живем надеждой на «авось»,
И так легко находим оправдание
Всему, что в жизни нашей не сбылось.

Невыносимо горькое отчаянье,
Когда привычно тлеем, не горим,
И вновь глядимся мы в глаза случайные
И не о том все время говорим.

Еще невыносимей чувство близости,
Когда вполсилы эта боль и страсть,
И мы боимся до Любви возвыситься,
Чтоб, не дай Боже, больно не упасть…

А за окном приметы увядания …
И неизбежно торжество зимы,
И ветер полон горького рыдания
За все, что не успеть сумеем мы!

И оттого кричать порою хочется,
Услышав сердцем холод вечных зим:
«Спаси меня! Спаси от одиночества,
Когда я сам себе невыносим…»

Анатолий Матвийчук

Ты обо мне давно забыла...
И что тебе моя любовь?
А у меня, все то, что было,
Тревожит сердце вновь и вновь.

Я вспоминаю наши встречи...
И на душе тотчас светло, -
Как будто ты со мною рядом,
Как будто время вспять пошло:

Мы снова вместе... мы едины...
Твое дыханье... сладость уст...
И все мечты осуществимы -
Хоть нереальны... Ну и пусть!

Я для тебя живу. Я счастлив.
Я твой... и сердцем и душой.
И все что я прошу от жизни -
Возможность рядом быть, с тобой.

* * *

Но миг пройдет... мираж растает...
Все растворится будто дым...
И снова я один, в печали,
А ты счастливая... с ДРУГИМ!

Александр Павлов

Не хочу я просить о замене судьбы,
Пусть идёт как идёт, без оглядки.
Я войду в твои крепкие сладкие сны
И неузнанным выйду украдкой.

В твоей спальне таится священный покой,
Млечный путь нежно в форточку льётся…
Ярко светит звезда над моей головой,
Белый месяц куда-то крадётся.

Благодать тишины… Даже сад задремал…
От черёмухи – омут молочный…
Неужели тебя никогда я не знал?
Сердце в это поверить не хочет.

Ты теперь как полночная эта звезда,
Что надеждой зову и любовью;
Ты с орбиты своей не сойдёшь никогда,
А я просто лечу за тобою…

Я не жду повторенья ушедшей весны,
Бесшабашной, безумной и краткой;
Невозможно весну отыскать средь зимы
И тебя разгадать… ты – загадка

Александр Дьяконов

Варлам Шаламов !

Антология русской поэзии .

Жизнь — от корки и до корки
Перечитанная мной.
Поневоле станешь зорким
В этой мути ледяной.

По намеку, силуэту
Узнаю друзей во мгле.
Право, в этом нет секрета
На бесхитростной земле.

Я шел к тебе долго – не год, не два,
Как путник, что ищет в буран жилье.
Я верил в большие, как мир, слова
И в счастье единственное свое.

Пускай ты не рядом, пускай не здесь,
Я счастья легкого и не жду,
Но ты на земле непременно есть,
И я хоть умру, но тебя найду!

О, сколько же слышал я в мире слов,
Цветистых, как яркая трель дрозда,
Легко обещавших мне и любовь,
И верность сразу и навсегда.

Как просто, на миг себя распаля,
Люди, что честностью не отмечены,
Вручают на счастье нам векселя,
Которые чувством не обеспечены.

И сколько их было в моей судьбе,
Таких вот бенгальски-пустых огней,
Случалось, я падал в пустой борьбе,
И вновь подымался и шел к тебе,
К единственной в мире любви моей!

И вот, будто вскинувши два крыла,
Сквозь зарево пестрых ночных огней,
Ты вдруг наконец-то меня нашла,
Влетела, как облако, подошла,
Почти опалив красотой своей.

Сказала: - И с радостью, и с бедой,
Ты все для меня: и любовь, и свет,
Пусть буду любовницей, пусть женой,
Кем хочешь, но только всегда с тобой.
Не знаю, поверишь ты или нет?!

Ды что там – поверишь, ты сам проверишь,
Что то не минутный накал страстей,
Любовь ведь не ласками только меришь,
А правдой, поступками, жизнью всей!

Вот этому я и молюсь закону.
И мне... Мне не надо такого дня,
Который ты прожил бы без меня,
Ну пусть только слово по телефону.

Мечтать с тобой вместе, бороться, жить,
Быть только всегда для тебя красивою.
Ты знаешь, мне хочется заслужить
Одну лишь улыбку твою счастливую.

Я молча стою, а душа моя
Как будто бы плавится в брызгах света.
И чувствую нервами всеми я,
Что это не фразы, а правда это.

И странной я жизнью теперь живу.
Ведь счастье... Конечно б, оно свершилось,
Да жалко, что ты во сне мне приснилась,
А я то искал тебя наяву...
Эдуард Асадов

В гибельном фолианте
Нету соблазна для
Женщины. - Ars Amandi
Женщине - вся земля.

Сердце - любовных зелий
Зелье - вернее всех.
Женщина с колыбели
Чей-нибудь смертный грех.

Ах, далеко до неба!
Губы - близки во мгле...
- Бог, не суди! - Ты не был
Женщиной на земле!
Марина Цветаева

Хорошо весною бродится
По сторонке по родной,
Где заря с зарею сходится
Над полями в час ночной;

Где такое небо чистое,
Где ночами с давних пор
С молодыми гармонистами
Соловьи заводят спор,

Поглядишь — глазам не верится:
Вдаль на целую версту —
То ли белая метелица,
То ль сады стоят в цвету.

Ветка к ветке наклоняется —
И шумит и не шумит.
Сердце к сердцу порывается,
Песня с песней говорит.

И легко, привольно дышится,
И тебя к себе зовет
Всё, что видится и слышится,
Что живет и что цветет.

Михаил Исаковский (род. 19 января 1900 г.)