ПЕТРОВИЧ, вот что говорит о Леониде Чашечникове интернет:

Чашечников Леонид Николаевич

(1933-1999)

Леонид Николаевич Чашечников родился в 1933 году в Седельниковском районе Омской области. После окончания Тарского культпросветучилища работал в сельских клубах Тарского, Колосовского и родного ему Седельниковского районов, в тарской районной газете, где и опубликовал первые стихи. В Омске работал на заводе имени Баранова, в многотиражной газете «Сельский строитель». Омичам оставил нестареющую песню: «Я люблю этот город, мой город зеленый у могучей реки Иртыша».
Как профессиональный поэт расправил крылья над Нижней Волгой, в Астрахани, куда переехал по семейным обстоятельствам. В родную Сибирь присылал письма друзьям и стихи в областные периодические издания.
Уже на пятом десятке Чашечников окончил Высшие литературные курсы при Литинституте имени А.М. Горького.
Более семнадцати лет отдал журналистике, работал в газетах «Советская Россия», «Сельская жизнь».
Автор изданных в разные годы десяти книг, среди которых «Время жатвы», «Лебедь-песня», «Я вновь про это» и других. Незадолго до кончины Леониду Чашечникову удалось осуществить главную мечту своей творческой жизни. С помощью спонсоров выпустил в столичном издательстве свою самую солидную книгу – «Русская Голгофа», в которую вошло двести пятьдесят стихотворений и две поэмы, полные тревог за Россию и надежд на ее возрождение.
Член Союза писателей России.
Умер в 1999 году в подмосковной деревне Семенково.

http://www.stihi.ru/2010/01/03/3489

Леонид Чашечников

АСТРАХАНЬ

Шел по дорогам я,
бродил по тропам
Сгорал в июле,
мерзнул в январе —
Пока на стыке Азии с Европой
Явился белый город на заре.
Он колыхался, как мираж в пустыне,
Он отражался в маковках кремля,
Он расползался красками густыми
В развалах за кормою корабля.
Над пристанями чайки голосили,
Тянуло с Волги волглою пенькой...
Старинный город
на краю России,
Такой как все —
и все же не такой!
Двадцатый век и здесь взметнул над водью
Громады из бетона и стекла,
Но в тихих улочках живет сегодня
Та Астрахань,
которая — была.
Она застыла в каменных фасадах,
В смешенье стилей русских и татар,
Она торгует на Больших исадах,
Сбывая свой немыслимый товар.
И продавцы — немыслимые сами —
С немыслимых приехали сторон:
Кавказцы с черно-синими усами,
Мордовки с расторопностью ворон.
Гудит, бурлит
Семнадцатая пристань —
Туристы изнывают от жары.
И страшно возмущаются туристы,
Что нет в продаже воблы и икры.
А на базаре бабы языкасты:
Коль спрашиваешь —
слушай, рад не рад.
Толкуют,
что мелеет Волго-Каспий,
Что рыбу, мол, изводит Волгоград,
Что виновата будто бы плотина
(А, может, вовсе не в плотине суть),
Что сами ждем с путины до путины,
А на продажу — нет,
не обессудь...
Ну что с них взять,
с базарных тараторок!
Мне Астрахань не слухами мила —
Стоит в низовье Волги белый город,
С которым жизнь навек меня свела.
Я начал уставать от долгих странствий.
Сибиряка по нраву и крови,
Зачисли меня, город, в астраханцы
За робкое признание в любви!

Леонид Чашечников

В Сибирь за песнями

Как назвать мне это самое,
Если в полдень и в ночи
Вижу я дороги санные.
Голубые кедрачи;

Вьюги снежные, тугие,
Шорох ветра у виска?..
Говорят, что ностальгия,
Или попросту тоска.

Только плакать я не стану
По снегам, по кедрачу -
Я закрою плотно ставни,
Накрест дверь заколочу;

Я рюкзак за плечи вскину,
Укачу в урман и снег.
Мне соседи бросят в спину:
"Ненормальный человек.

Было то и было это -
Задурил, и трын-трава.
И куда-то на край света.
Словно в рощу по дрова..."

Невдомёк им, домоседам,
Неприкаянность моя.
Я в Сибирь за песней еду -
Душу там оставил я!

В день рождения Есенина

Дрожит листва под моросью осенней.
Берёзы по лесам роняют грусть.
Звучат по радио стихи Есенина
Про Персию, а больше всё про Русь.
Они весь день в ушах, как наважденье,
Чтецы порой срываются на крик.
Сегодня у Сергея день рождения.
Он был бы нынче дряхленький старик...
Не верится. Да я и не поверю!
Я с озорным Есениным знаком.
Вот прозвенит сейчас звонок над дверью
И он войдет - красивый, под хмельком.
Присядет в кресло, макинтош отбросит
И вымолвит: - Дожди, как на беду.
Плаксивая в Москве сегодня осень,
Как в двадцать пятом роковом году;
Вторые сутки, как из сита, сыплет
И на душе такая ерунда!..
А нет ли у тебя, приятель, выпить?
Ах, только чай - и чаю, не беда -
Не господа, мы к бедности привычны -
С дождя чайку покрепче - тоже впрок.
Наговорили нынче мне прилично
Заздравных слов и поминальных строк.
Про то насочиняли и про это:
Каким я не был и каким я был.
А был я гражданином и поэтом
И Родину, как женщину, любил.
Мне лжи и славы с юности хватало -
Не разберешь: где слава, а где ложь... -
Он закурил, откинулся устало,
А над Москвой всё так же плакал дождь.

Деревенские окна

Я люблю окошки деревенские
И старух, сидящих у окна.
Я люблю произносить и женские,
Словно Русь, простые имена:
Домна, Пелагея, Серафима...
С детства их запомнил наизусть.
Я иду, и проплывает мимо
Мудрая, несуетная Русь.
Русь с ее надеждой и печалью.
Памятью, впечатанной давно,
Русь, которую еще встречаю
В деревнях и, изредка, в кино.
Матери, печальницы Державы! -
Будет Русь по-прежнему статна.
За Любовь и Веру уважаю
Я старух, сидящих у окна.

Ностальгия

Люблю глубинную Россию:
Чтоб сразу за селом - леса,
Чтоб по утрам дымки косые
Завинчивались в небеса.
Чтоб от росы на зорьке дрогнуть,
Вожжами шлепать по шлее,
Чтобы подрагивали дроги
На допотопной колее, -
Шагать дорогою, которой
Шагал за возом прадед мой;
Чтоб ни трамвая, пи мотора,
Ни толчеи в пути домой.
Чтоб после бани на крылечке
Курить и думать не спеша,
И слушать, как жуют овечки,
Трухой душистой шебурша.
Потом, при тусклом свете сидя,
В кругу семьи гонять чаи...
Но обречён любить и видеть
Глубинку ту - из толчеи.
Издалека. Манит и дразнит,
Знать, оттого и дорога
Россия та, что давний праздник
Заносят памяти снега.
На гребне лет. Крутой и нервный.
У века смутного в долгу -
Я в тишине такой, наверно.
Недолго выдержу - сбегу!
Но в час, когда закрутит лихо -
И ссоре быть, и быть беде -
Вздыхаю о России тихой,
Которой нет теперь нигде.

Лебедь-песня

У меня две реки, как две верных руки:
Справа - гордый Иртыш, слева - вольная Волга.
У меня по России везде земляки
И причалы везде на пути моём долгом.
На яру постою - Ермака воспою,
На песчаной косе возвеличу Степана.
У меня две реки, как две сильных руки,
Караваны ведут - кораблей караваны.
Справа - глубь-глубина, слева - голубь-волна.
Правой сила дана, левой нежность и ласка.
И на все времена лишь Россия одна -
Лебедь-песня моя, моя вечная сказка.

Распродажа

Торговых людей и жульё будоража,
По нашей Державе разносится зов
"Идёт распродажа, идёт распродажа -
На рынок скликаем краплёных тузов!"
Летят косяком, от азарта балдея,
И льстиво елозят, и прут на таран -
Всех рас прохиндеи, всех каст иудеи-
К российским иудам масоны всех стран.
Идет распродажа Забыты уставы.
В ухватке торговцев дзюдо и у-шу.
И хохот, как в цирке, где клоун лукавый
Зевакам на уши навешал лапшу.
Идёт распродажа. Не сеем, не пашем.
Садов не сажаем, не строим дорог, -
Идёт распродажа в Отечестве нашем-
Вгрызаются Соросы в русский пирог.
Идёт распродажи, идёт распродажа
И мы, одурев от масонских оков,
Пока пробавляемся костью и кражей,
Как стая шакалов за стаей волков.
Очнитесь, славяне! Во лжи, словно в саже
Вы святость отцов позабыли, сыны!
Идёт распродажа, идёт распродажа,
Идёт распродажа великой страны!..

ГЕНРИХ ГЕЙНЕ (1797 г.)- немецкий поэт, публицист и критик. Гейне считается последним поэтом «романтической эпохи» и одновременно её главой. Он сделал разговорный язык способным к лирике, поднял фельетон и путевые заметки до художественной формы и придал ранее не знакомую элегантную лёгкость немецкому языку. На его стихи написал песни композитор Роберт Франц.

ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ (1873 г.) - русский поэт, прозаик, драматург, переводчик, литературовед, литературный критик и историк. Один из основоположников русского символизма.

ЛЕВ КАРСАВИН (1882 г.) - русский поэт, историк культуры, философ, знаток религиозных учений европейского Средневековья. Развивал учение о всеединстве применительно к проблеме личности, методологии истории, истории культуры, социологии.

ТЕОДОР БУЙНИЦКИЙ - польский поэт, сатирик и журналист. В поэтическом творчестве лирическая рефлексия, унаследованная от романтизма, сочетается с модернистской поэтикой. Значительная часть творчества тематически связана с Вильной и Литвой.

Женское тело — те же стихи!
Радуясь дням созиданья,
Эту поэму вписал господь
В книгу судеб мирозданья.

Был у творца великий час,
Его вдохновенье созрело.
Строптивый, капризный материал
Оформил он ярко и смело.

Воистину женское тело — Песнь,
Высокая Песнь Песней!
Какая певучесть и стройность во всем!
Нет в мире строф прелестней.

Один лишь вседержитель мог
Такую сделать шею
И голову дать — эту главную мысль
Кудрявым возглавьем над нею.

А груди! Задорней любых эпиграмм
Бутоны их роз на вершине.
И как восхитительно к месту пришлась
Цезура посредине!

А линии бедер: как решена
Пластическая задача!
Вводная фраза, где фиговый лист —
Тоже большая удача.

А руки и ноги! Тут кровь и плоть
Абстракции тут не годятся,
Губы — как рифмы, но могут при том
Шутить, целовать и смеяться.

Сама Поэзия во всем,
Поэзия — все движенья.
На гордом челе этой Песни печать
Божественного свершенья.

Господь, я славлю гений твой
И все его причуды,
В сравненье с тобою, небесный...
Мы жалкие виршеблуды.

Сам изучал я Песнь твою,
Читал ее снова и снова.
Я тратил, бывало, и день и ночь,
Вникая в каждое слово.

Я рад ее вновь и вновь изучать
И в том не вижу скуки.
Да только высохли ноги мои
От этакой науки.

Генрих Гейне

Ева

Адам! Адам! приникни ближе,
Прильни ко мне, Адам! Адам!
Свисают ветви ниже, ниже,
Плоды склоняются к устам.

Адам

Приникни ближе, Ева! Ева!
Темно. Откуда темнота?
Свисают ветви справа, слева,
Плоды вонзаются в уста.

Ева

Адам! Адам! кто ветви клонит?
Кто клонит, слабую, меня?
В певучих волнах тело тонет,
Твои — касанья из огня!

Адам

Что жжет дыханье, Ева! Ева!
Едва могу взглянуть, вздохнуть...
Что это: плод, упавший с древа,
Иль то твоя живая грудь?

Ева

Адам! Адам! я — вся безвольна...
Где ты, где я?., все — сон иль явь?
Адам! Адам! мне больно, больно!
Пусти меня — оставь! оставь!

Адам

Так надо, надо, Ева! Ева!
Я — твой! Я — твой! Молчи! Молчи!
О, как сквозь ветви, справа, слева,
Потоком ринулись лучи!

Ева

Адам! Адам! мне стыдно света!
О, что ты сделал? Что со мной?
Ты позабыл слова запрета!
Уйди! уйди! дай быть одной!

Адам

Как плод сорвал я, Ева, Ева?
Как раздавить его я мог?
О, вот он, знак Святого Гнева, —
Текущий красный, красный сок.

Валерий Брюсов

Лев Карсавин

http://www.vcisch2.narod.ru/KARSAVIN/Karsavin.htm

Теодор Буйницкий

http://www.media-office.ru/showevent.php?event=21417

Мерцая желтым язычком,
Свеча все больше оплывает,
Вот так и мы с тобой живем -
Душа горит и тело тает. (1926)

#

Перси Биши Шелли
«Разобьется лампада, не затеплится луч»

I

Разобьется лампада,
Не затеплится луч.
Гаснут радуг аркады
В ясных проблесках туч.
Поломавшейся лютни
Кратковременный шум.
Верность слову минутней
Наших клятв наобум.

II

Как непрочны созвучья
И пыланье лампад,
Так в сердцах неживучи
Единенье и лад.
Рознь любивших бездонна,
Как у стен маяка
Звон валов похоронный
Над душой моряка.

III

Минут первые ласки,
И любовь - из гнезда.
Горе жертвам развязки.
Слабый терпит всегда.
Что ж ты плачешь и ноешь,
Что ты, сердце, в тоске?
Не само ли ты строишь
Свой покой на песке?

IV

Ты - добыча блужданий,
Как над глушью болот
Долгой ночью, в тумане,
Птичьей стаи полет.
Будет время, запомни,
На осенней заре
Ты проснешься бездомней
Голых нив в ноябре.
Перевод - Б. Л. Пастернака
#
Не покаянье за грехи,
А трезвое признанье –
Писать абстрактные стихи
Не женское призванье.

Стих без героя гол и пуст,
Мир без него бессмыслен.
От женщин ждут глубоких чувств,
А не глубоких мыслей!

От женщин ждут уменья ждать,
Желать, смеяться, плакать,
Любить, страдать и сострадать,
А ум поглубже прятать!

© Татьяна Бакланова?

Константин Бальмонт

Родился под Таганрогом в дворянской семье с греческими корнями (его бабушка была гречанкой). Позже семья переехала в Таганрог, где Николай стал учиться в городской гимназии.
Щербина как потомок греков еще в детстве познакомился с бытом и легендами этого народа, выучил греческий язык, что впоследствии отразилось на творчестве поэта. Почти во всех своих произведениях он воссоздавал древнегреческие сцены.
Свою первую поэму «Сафо» мальчик написал в 13 лет. Однако издаваться начал в 1838 году, дебютировал в печати со стихотворением «К морю». После гимназии Щербина поступил в Харьковский университет, но из-за недостатка средств не смог окончить обучения. Поэт остался в Харькове и начал работать учителем.
В 1850 году поэт в Одессе опубликовал свой сборник «Греческие стихотворения», который имел успех у читателей. Благодаря успеху, Щербина переезжает в сначала в Москву – в журнал «Московские Губернские Ведомости», а через четыре года в Петербург – в министерство народного просвещения.
История поэтического творчества Щербины распадается на два периода, причем время с 1854 по 1860 г. является как бы переходным. В первом периоде поэт не подвергался влияниям литературных течений и в своей поэзии был предоставлен самому себе. В это время он писал антологические стихотворения, звучные и красивые. Он тосковал в своих стихах о Греции, о любви к женщинам, которая у него является пластической и чувственной. Эпоха подготовки реформ отразилась и на поэзии Щербины: у него появились и гражданские мотивы, и чувство бодрости. Но это продолжалось не долго; в конце жизни поэт перешел на сторону реакции; остроумный и желчный, он выливал свою злобу в эпиграммах, осмеивавших по большей части передовые идеи и передовых людей
Интересно, что стихотворения Щербины были популярны среди моряков. По мотивам его стиха «Моряк» в начале 20 века была написана песня «Раскинулось море широко», которую считают народной.
Полное собрание сочинений Щербины вышло в 1873 году уже после смерти поэта.

МОРЯК

Не слышно на палубе песен,
Эгейские волны шумят...
Нам берег и душен, и тесен;
Суровые стражи не спят.

Раскинулось небо широко,
Теряются волны вдали...
Отсюда уйдем мы далеко,
Подальше от грешной земли!

Не правда ль, ты много страдала?
Минуту свиданья лови...
Ты долго меня ожидала,
Приплыл я на голос любви.

Спалив бригантину султана,
Я в море врагов утопил
И к милой с турецкою раной,
Как с лучшим подарком, приплыл.

ЮЖНАЯ НОЧЬ

На раздольи небес ярко светит луна,
И листки серебрятся олив;
Дикой воли полна,
Заходила волна,
Жемчугом убирая залив.

Эта чудная ночь и темна, и светла
И огонь разливает в крови;
Я мастику зажгла,
Я цветов нарвала,
Поспешай на свиданье любви!..

Эта ночь пролетит, и замолкнет волна
При сияньи бесстрастного дня,
И, заботы полна,
Буду я холодна.
Ты тогда не узнаешь меня!

* * * * * * * * * * *

Когда любовь моя смущает ваше счастье,
Забудьте про нее... Зачем меня любить!
Я благодарен вам за прошлое участье, -
Я вашим счастьем буду жить.

Пора мне в путь... Скажите мне, не вы ли
И кров любви простерли надо мной,
И, странника, меня у сердца приютили,
Где я гостил и отдохнул душой?..

Невольны мы в любви и в охлажденьи:
Я вас не упрекну изменой никогда...
Нет! Чувство, как и мысль, всегда горит в движеньи,
И чувству есть свой возраст и чреда...

Но как боялся я, чтоб вы не помутили
Слезою обо мне своих небесных глаз...
Я счастлив тем, что вы меня забыли,
Я счастлив тем, что не забуду вас!

когда сердце плачет Господь слышит
боль поднимается из души (наполняет душу)
человек падает прежде чем погружается
в короткую молитву (короткой молитвой) рассекая безмолвие
слушай Израиль Бог мой ты всесильный
ты дал мне жизнь дал мне все
у меня слезы на глазах сердце тихо плачет
когда сердце молчит кричит (вопит) душа
Слушай, Израиль Бог мой я теперь один
держи меня Боже сделай так чтоб не боялся
боль невыносимая и некуда деться
сделай чтобы это кончилось нету больше моих сил
когда сердце плачет останавливается время
вся жизнь вдруг проходит перед глазами
человек не хочет идти в неизведанное
к Богу зовущему его (к себе) на краю бездны
Слушай Израиль, Бог мой, …

В тему приведу два стихотворения Андрея Дементьева из его цикла стихов "Припав к Земле обетованной".

Четвёртый год живу средь иудеев...

Четвёртый год живу средь иудеев.
Законы чту и полюбил страну.
И ничего плохого им не сделав,
Я чувствую в душе свою вину.

Не потому ль, что издавна в России
Таилась к этим людям неприязнь.
И чем им только в злобе ни грозили!
Какие души втаптывали в грязь!

Простите нас... Хотя не все виновны.
Не все хулу держали про запас.
Прошли мы вместе лагеря и войны.
И покаянье примиряет нас.

Дай Грсподи Земле обетованной
На все века надежду и покой.
И кем ни был ты -
Абрамом иль Иваном,
Для нас с тобой планеты нет другой.

Они хотели жить со всеми в мире...

Они хотели жить со всеми в мире.
Иметь свой дом, свободную страну.
Но их святые Храмы разгромили.
И жизнь саму поставили в вину.

Спасаясь от неправедного гнева,
Они искали мир в чужих краях.
Где общим было только небо,
И где своими стали боль и страх.

Их уводили в рабство, истязали.
Не потому ли дети с давних пор
Рождаются с печальными глазами,
В которых замер вековой укор.

Они спускаются, кружась
В небесном танце непрерывно,
Как будто исполняют вальс –
Такой чарующий и дивный.

Я им гляжу с восторгом вслед
И ощущаю сердцем радость.
Воспринимаю белый снег
Как ожидание, как праздник.

Снежинки падают с небес…
На них не в силах наглядеться,
Я начинаю ждать чудес,
Как в Новый год в далёком детстве.

Чего я жду? Проходит жизнь.
Как скорый поезд, мчатся будни.
Порой случается тужить,
Что счастья нового не будет.

Но, грустным мыслям вопреки,
Смотрю на белый пир природы
И верю: ждут ещё деньки
Счастливые, а, может, годы.

И в душу льётся чистый свет.
И наполняет сердце радость.
Воспринимаю белый снег
Как очищение, как праздник.

Зима разделена на части:
До, или после января.
У времени так мало власти…
Меняй листы календаря!

Сюрпризы, елка и подарки
Вернут нас в прошлое опять.
Гирлянды свет, как в детстве, яркий,
И тайн волшебных не понять.

Есть чудеса на белом свете!
От нас зависит всё! И тот,
Кто Новый год с улыбкой встретит,
Веселым будет целый год!

Конечно, не всё было плохо в году,
Но многим принёс он шальную беду.
Теракты в метро, нефть покрыла залив,
Пираты бесчинствуют из Сомали.

Сгоревшие сёла, пожары в лесах –
Так огненный Тигр нагонял на всех страх.
По осени рыкнул на мэра Москвы,
Кому-то пришлось не снести головы.

Навстречу нам Кролик и Заяц идут.
Все ждём: ну чего же они принесут?Затишье ли будет? Продолжим стонать?
Или побежим – только пяткам сверкать?

А Кролика знаем: он – символ – плейбой.
И, значит, детишки пойдут чередой.
А с ними заботы – любви, доброты.
Не стоит нам прятаться, люди, в кусты.

Пусть год будет тёплым пушистым для всех.
Пусть радостью встретит, звучит только смех!В семье без раздоров, достаток во всём.
И счастьем наполнится, каждый наш дом!

Русский советский поэт, сценарист, драматург, автор и исполнитель собственных песен. Член НТС. Галич — литературный псевдоним, составленный из букв собственных фамилии, имени и отчества.

СТАРАТЕЛЬСКИЙ ВАЛЬСОК

Мы давно называемся взрослыми
И не платим мальчишеству дань
И за кладом на сказочном острове
Не стремимся мы в дальнюю даль
Ни в пустыню, ни к полюсу холода,
Ни на катере... к этакой матери.
Но поскольку молчание - золото.
То и мы, безусловно, старатели.

Промолчи - попадешь в богачи!
Промолчи, промолчи, промолчи!

И не веря ни сердцу, ни разуму,
Для надежности спрятав глаза,
Сколько раз мы молчали по-разному,
Но не против, конечно, а за!
Где теперь крикуны и печальники?
Отшумели и сгинули смолоду...
А молчальники вышли в начальники.
Потому что молчание - золото.

Промолчи - попадешь в первачи!
Промолчи, промолчи, промолчи!

И теперь, когда стали мы первыми,
Нас заела речей маята.
Но под всеми словесными перлами
Проступает пятном немота.
Пусть другие кричат от отчаянья,
От обиды, от боли, от голода!
Мы-то знаем - доходней молчание,
Потому что молчание - золото!

Вот как просто попасть в богачи,
Вот как просто попасть в первачи,
Вот как просто попасть - в палачи:
Промолчи, промолчи, промолчи!

Александр Галич

Снова утро туманное, хмурое утро седое,
Дождь по крышам стучит, отцвели хризантемы в саду,
Журавли улетают, трубя, и грозят нам бедою,
И летят снегири (не сочтите, что это в бреду),
Облетают последние маки в саду дяди Вани,
И сударыня-речка швыряет мой маленький плот,
И дубы-колдуны что-то шепчут, как ежик в тумане,
И встают тени прошлого вновь из поганых болот.

И тревожно в груди, словно тигры у ног моих сели,
И звучат, и звучат, и умолкнуть никак не хотят
То мелодия вальса, то песня рабочей артели,
И неясные думы, как в обруч горящий, летят.
И схожу я с ума, но к врачам обращаться не стану,
Лучше лягу-прилягу - меня на заре не буди
И не сыпь, умоляю, ты горькую соль мне на рану:
Просто кончилось лето, и юный октябрь впереди.

Помнишь, вел я когда-то безумные, страстные речи
С ненаглядной певуньей - и тень наводил на плетень…
Если б снова начать!.. Ты накинь, дорогая, на плечи
Оренбургский платок, кружева на головку надень -
И открой мне калитку, прими же меня, как родного,
Вот уж окна зажглись - не томи же меня, уступи!
Я вернулся домой. Я люблю тебя снова и снова.
Что мне снег, что мне зной? Пусть хоть пули свистят по степи!

Шизель (Любовь Сирота)

Наполним дом своим теплом
И притяжением друг к другу.
Пусть время движется по кругу,
Оберегая нас и дом.

Мы по земле идем вдвоем
С волненьем вглядываясь в утро
Оно обычное, как будто,
Но сколько сказочности в нем!

Как мало нужно для любви –
Всего лишь встреча и удача,
И ничего тогда не значат
Ошибки прошлые твои

Нас в этой жизни защитит
Нет, - не вещей нагромождение,
А наших рук соединение,
И наших чувств надежный щит.

И с высоты своих вершин
В своих домах теплом согреты,
Мы копим добрые приметы
Прикосновений, ласк и вин.

Петр Давыдов