Отец был профессором права в Варшавском университете, а мать литературной переводчицей. Юность провел с дедушкой - ректором Петербургского университета, где Блок изучал юриспруденцию и филологию. Россия была "прекрасной дамой" Блока, черты которой он находил то в женщине, раздавленной колесами, то в острожной тоске мимолетного взгляда из-под крестьянского платка. Блок был певцом распада и в то же время его беспощадным обвинителем - тем самым гумилевским аистом на крыше, видящим сверху, как в город с кораблей "пробирается зараза". Революцию Блок воспринял как историческое возмездие за распад уже сильно пованивавшей монархии. Встретив Маяковского ночью в революционном Петрограде, Блок сказал: "Костры горят... Хорошо...- И добавил:- А у меня в деревне библиотеку сожгли..." Призывая "слушать музыку революции", Блок тем не менее предвидел удушение российской культуры после того, как свершилось мрачно-ерническое предсказание Пушкина: "Кишкой последнего попа последнего царя удавим". Для Блока в предстоящем торжестве кровавого бескультурья места не было. С одной стороны, его пытались "поставить на службу революции", читали в агитбригадах конец "Двенадцати" так: "В белом венчике из роз - Впереди идет матрос". С другой стороны, ему демонстративно не подавали руки за то, что он "продался большевикам". Христианского смысла поэмы не уловил никто, потому что формула "кто не с нами, тот против нас" была свойственна не только красным, но и белым. А Блок не был ни тем, ни другим. Он, как большой поэт, не мог быть примитивно одноцветен. Кто-то точно сказал, что "Блок умер от смерти". Блок умер вместе со своей эпохой, с ее культурой, одинокими обломками которой остались Ахматова, Цветаева, Пастернак.

Твое лицо мне так знакомо

Твое лицо мне так знакомо,
Как будто ты жила со мной.
В гостях, на улице и дома
Я вижу тонкий профиль твой.
Твои шаги звенят за мною,
Куда я ни войду, ты там,
Не ты ли легкою стопою
За мною ходишь по ночам?
Не ты ль проскальзываешь мимо,
Едва лишь в двери загляну,
Полувоздушна и незрима,
Подобна виденному сну?
Я часто думаю, не ты ли
Среди погоста, за гумном,
Сидела, молча на могиле
В платочке ситцевом своем?
Я приближался - ты сидела,
Я подошел - ты отошла,
Спустилась к речке и запела...
На голос твой колокола
Откликнулись вечерним звоном...
И плакал я, и робко ждал...
Но за вечерним перезвоном
Твой милый голос затихал...
Еще мгновенье - нет ответа,
Платок мелькает за рекой...
Но знаю горестно, что где-то
Еще увидимся с тобой.

Превратила всё в шутку сначала

Превратила всё в шутку сначала,
Поняла - принялась укорять,
Головою красивой качала,
Стала слезы платком вытирать.

И, зубами дразня, хохотала,
Неожиданно всё позабыв.
Вдруг припомнила всё - зарыдала,
Десять шпилек на стол уронив.

Подурнела, пошла, обернулась,
Воротилась, чего-то ждала,
Проклинала, спиной повернулась,
И, должно быть, навеки ушла...

Что ж, пора приниматься за дело,
За старинное дело свое.
Неужели и жизнь отшумела,
Отшумела, как платье твое?

Года летят в суровых буднях и громко-тихих голосах.
Приходит время, замечаешь седые пряди в волосах.
А черно-белые полоски мелькают на твоем пути.
Тебе за семьдесят. Но что-то еще отпущено пройти.

Дай Бог, чтобы на склоне жизни, когда в окне тускнеет свет,
Ни обстоятельства, ни люди тебе не говорили "нет".
Чтобы ты смог увидеть брата, своих друзей из юных лет.
И чтобы в точке невозврата на все вопросы был ответ.

Алан Эббот

29 ноября на 74 году жизни умерла знаменитая поэтесса, писательница, переводчица Белла Ахмадулина. Она была одним из крупнейших русских поэтов второй половины XX века. Ахмадулина участвовала в создании литературного альманаха "Метрополь" — сборника неподцензурных текстов известных литераторов.

О смерти Беллы Ахмадулиной сообщил в своем блоге писатель Евгений Попов. "Час назад умер великий русский поэт Белла Ахмадулина. Вечная память! Других слов пока нет", — написал он. Поэтесса скончалась в машине скорой в Москве. В последнее время она тяжело болела. У нее был сердечно-сосудистый кризис.

Белла Ахмадулина родилась в 1937 году в Москве. В 1960 году она закончила Литературный институт, первый ее сборник "Струна" был опубликован в 1962 году. Далее последовали поэтические сборники "Озноб" (1968), "Уроки музыки" (1970), "Стихи" (1975), "Метель" (1977), "Свеча" (1977), "Тайна" (1983), "Сад" (Государственная премия СССР, 1989). В 1979 году поэтесса участвовала в создании литературного альманаха "Метрополь". В 1993 году она подписала "письмо сорока двух", в котором литераторы требовали запретить "все виды коммунистических и националистических партий, фронтов и объединений". Ахмадулина — член Союза российских писателей, почётный член Американской академии искусств и литературы.

Повсюду могилы, могилы,
Могилы ушедших друзей.
А были они не стары и не хилы...
Да, видно, уж Богу видней...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но помнят вас те, кто остался
На горестной этой земле.
В бессмертных мелодиях
Танго и вальса
Несётся планета во мгле...

Андрей Дементьев

Белла Ахмадулина

Кто знает - вечность или миг
мне предстоит бродить по свету.
За этот миг иль вечность эту
равно благодарю я мир.

ЗАКЛИНАНИЕ

Не плачьте обо мне - я проживу
счастливой нищей, доброй каторжанкой,
озябшею на севере южанкой,
чахоточной да злой петербуржанкой
на малярийном юге проживу.

Не плачьте обо мне - я проживу
той хромоножкой, вышедшей на паперть,
тем пьяницей, поникнувшим на скатерть,
и этим, что малюет Божью Матерь,
убогим богомазом проживу.

Не плачьте обо мне - я проживу
той грамоте наученной девчонкой,
которая в грядущести нечёткой
мои стихи, моей рыжея чёлкой,
как дура будет знать. Я проживу.

Не плачьте обо мне - я проживу
сестры помилосердней милосердной,
в военной бесшабашности предсмертной,
да под звездой моею и пресветлой
уж как-нибудь, а всё ж я проживу.

Человек в чисто поле выходит,
травку клевер зубами берет.
У него ничего не выходит.
Все выходит наоборот.

И в работе опять не выходит.
и в любви, как всегда, не везет.
Что же он в чисто поле выходит,
травку клевер зубами берет?

Для чего он лицо поднимает,
улыбается, в небо глядит?

Что он видит там, что понимает
и какая в нем дерзость гудит?

Человече, тесно ль тебе в поле?
Погоди, не спеши умереть.
Но опять он до звона, до боли
хочет в белое небо смотреть.

Есть на это разгадка простая.
Нас единой заботой свело.
Человечеству сроду пристало
делать дерзкое дело свое.

В нем согласье беды и таланта
и готовность опять и опять
эти древние муки Тантала
на большие плеча принимать.

В металлическом блеске конструкций,
в устремленном движенье винта
жажда вечная - неба коснуться,
эта тяжкая жажда видна.

Посреди именин, новоселий
нет удачи желанней, чем та
не уставшая от невезений,
воссиявшая правота.

Белла Ахмадулина

Ботинком по снегу скребя,
Остановиться, оглянуться,
Увидеть день, дома, себя
И тихо-тихо улыбнуться...

Ведь уходя, чтоб не вернуться,
Не я ль хотел переиграть,
Остановиться, оглянуться
И никогда не умирать!

Согласен в даль, согласен в степь,
Скользнуть, исчезнуть, не проснуться –
Но дай хоть раз еще успеть
Остановиться, оглянуться.

Александр Аронов

Все может быть.

По космическим причинам.
Под влиянием извне.
Прекратилась связь стихийно
Повсеместно на Земле.

Телевиденье не кажет.
Да и радио молчит.
Интернетчик, что со стажем
Бьется в стенку и кричит.

Телефоны замолчали.
«Позвони мне. Позвони».
Вот же не было печали.
Черти что ли принесли.

Электричество застыло.
Электроны не бегут.
Самолетов сникли крылья.
И машины не идут.

Поезда остановились.
Без движенья корабли.
Супермаркеты закрылись.
Хлеба нет. Не напекли.

Власть уже никто не слышит.
Как она там за Стеной?
Может быть указы пишет
Просто ручкой перьевой.

Срочно надобен глашатай –
Президенту, что ль, кричать?
Мол, держитеся ребята.
С вами я. Ебдрёна мать.

Город замер как в нирване.
Ночь. Темно. Хоть глаз коли.
Не засветятся экраны.
Не зажгутся фонари.
…………………………..

Пригнала домой корову.
Хлеба в печке испекла.
Тетка Дунька. Черноброва.
Белолица и светла.

Телевизор не включала.
Да и некогда включать.
Сплетни все уже слыхала.
Ужин. С мужем. В койку. Спать.

Физик-лирик

Поэт, прозаик, лауреат Государственной премии.

Если б ты в реку упала...

Если б ты в реку упала,
Я бы достал до дна,
Мне и морского вала
Сутемень не страшна.

Если б в тайгу, в берлогу
Зверь тебя уволок,
Я бы нашел дорогу
Даже из ста дорог.

К девятиглавому змею
Я бы просек пути,
Даже из рук Кащея
Смог бы тебя спасти...

В реку ты не упала —
Тут ни при чем вода:
В сердце ты мне запала.
Мне — не тебе беда.

И глубоки ли реки,
Сердце не им под стать
С этого дна вовеки
Мне тебя не достать.

ПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА

...Дописать или оборвать -
Горе горькое догоревать?
Сам с собой не всегда в ладу.
По своей
Иль чужой вине
Так живу, как сквозь строй иду,
Что ни день -
Горю на огне.

Книга жизни...
Только ль слова?
Сколько лет я сижу над ней!
Пожелтели страницы в ней,
Как трава в сентябре,
Как листва,
Поседела моя голова.
Но вдвойне дается трудней
Заключительная глава.

Родилась в Казани в профессорской семье. Там же окончила школу. С детства писала стихи. Затем вместе с семьей переехала в Ленинград и по желанию отца поступила в медицинский институт. Институт не окончила, хотя и проучилась четыре года. Занялась живописью, тогда же началось серьезное увлечение поэзией. В 1941 поступила в Литературный институт им. М.Горького, но учиться не пришлось. Началась война, и она стала работать в госпиталях, имея на руках маленькую дочь и больную мать. Продолжает писать стихи. В 1945 издательство "Молодая гвардия" выпустило поэтический сборник Тушновой "Первая книга". В 1950-е Тушнова публикует поэму "Дорога на Клухор", "Пути-дороги". По-настоящему дарование Тушновой раскрылось в последний период ее творчества: сборники "Память сердца" (1958), "Второе дыхание" (1961) и "Сто часов счастья" (1965). Любовь - сквозная тема в ее стихах, с ней связаны горе и радость, утраты и надежды, настоящее и будущее. Она во весь голос говорила о любви, призывала к подлинно человеческим отношениям между людьми. Ее стихи были очень популярны. После тяжелой болезни в возрасте 50 лет Вероника Тушнова 7 июля 1965 скончалась в Москве.

Нельзя за любовь - любое,
Нельзя, чтобы то, что всем.
За любовь платят любовью
Или не платят совсем.

Принимают и не смущаются,
Просто благодарят.
Или (и так случается!)
Спасибо не говорят.

Горькое... вековечное...
Не буду судьбу корить.
Жалею тех, кому нечего
Или некому подарить

* * * * * * *

Хмурую землю
стужа сковала,
небо по солнцу
затосковало.
Утром темно,
и в полдень темно,
а мне всё равно,
мне всё равно!
А у меня есть любимый, любимый,
с повадкой орлиной,
с душой голубиной,
с усмешкою дерзкой,
с улыбкою детской,
на всём белом свете
один-единый.
Он мне и воздух,
он мне и небо,
всё без него бездыханно
и немо...
А он ничего про это не знает,
своими делами и мыслями занят,
пройдёт и не взглянет,
и не оглянется,
и мне улыбнуться
не догадается.
Лежат между нами
на веки вечные
не дальние дали —
года быстротечные,
стоит между нами
не море большое —
горькое горе,
сердце чужое.
Вовеки нам встретиться
не суждено...
А мне всё равно,
мне всё равно,
а у меня есть любимый,
любимый!

Вероника Михайловна Тушнова, известная советская поэтесса, родилась 27 марта 1915 года в Казани в семье профессора медицины Казанского университета Михаила Тушнова и его жены, Александры, урожденной Постниковой, выпускницы Высших женских Бестужевских курсов в Москве.
Переехав в Ленинград, она закончила учебу в медицинском институте, начатую еще в Казани, вышла замуж за известного врача Юрия Розинского и родила в 1939 году дочь Наталью. Второй муж Тушновой — физик Юрий Тимофеев. Подробности семейной жизни Вероники Тушновой неизвестны — многое не сохранилось, потерялось, родственники тоже хранят молчание.
Она рано начала писать стихи и после окончания войны, во время которой ей пришлось работать в госпиталях, навсегда связала свою жизнь с поэзией.

Неизвестно, при каких обстоятельствах и когда точно познакомилась Вероника Тушнова с поэтом и писателем Александром Яшиным (1913-1968), которого она так горько и безнадежно полюбила и которому посвятила свои самые прекрасные стихи, вошедшие в ее последний сборник «Сто часов счастья». Безнадежно — потому что Яшин, отец семерых детей, был женат уже третьим браком. Близкие друзья шутя называли семью Александра Яковлевича «яшинским колхозом».
См. далее http://vilavi.ru/sud/270806/270806.shtml

Стих Александра Яшина посвящен Веронике Тушновой

Думалось, все навечно,
Как воздух, вода, свет:
Веры ее беспечной,
Силы ее сердечной
Хватит на сотню лет.

Вот прикажу —
И явится,
Ночь или день — не в счет,
Из-под земли явится,
С горем любым справится,
Море переплывет.

Надо —
Пройдет по пояс
В звездном сухом снегу,
Через тайгу
На полюс,
В льды,
Через «не могу».

Будет дежурить,
Коль надо,
Месяц в ногах без сна,
Только бы — рядом,
Рядом,
Радуясь, что нужна.

Думалось
Да казалось...
Как ты меня подвела!
Вдруг навсегда ушла —
С властью не посчиталась,
Что мне сама дала.

С горем не в силах справиться,
В голос реву,
Зову.
Нет, ничего не поправится:
Из-под земли не явится,
Разве что не наяву.

Так и живу.
Живу?

А Яшин

Ни в благодушии ленивом,
Ни в блеске славы,
Ни в тени -
Поэт не может быть счастливым
В тревожные для мира дни.

Беря пророческую лиру,
Одно он помнит
Из всего,
Что все несовершенство мира
Лежит на совести его.

Василий Федоров

* * * * * * *

Поэт не может быть счастливым…
И возражает кто-то пусть,
Но вянут рифмы сиротливо,
Коль душу не снедает грусть.

Тому, кто их творит ночами,
Нагие нервы в пыль дробя,
Объят вселенскою печалью –
Когда жаль всех, но не себя.

Да, только так – никак иначе,
На свет родиться может стих –
Страстей он полон или плача -
Но неподдельна сущность их.

И если стих тревожит чувства,
Он луч надежды в зыбкой мгле –
Знать, был поэт отравлен грустью,
Во славу жизни на земле.

Отшельник, в мире суетливом
И стражник нравственных начал -
Поэт не может быть счастливым…
Как свет дарящая свеча.

Вячеслав Хрусталев

* * * * * * * *

Поэт не должен быть счастливым

Поэт не может быть счастливым.
Он должен быть на поводке.
Он вечно должен быть сопливым,
С платочком, скомканным в руке.

Стихи от счастья сахарятся.
Их можно только на десерт.
А от разлук они искрятся,
Мин херц.

Ну, должен быть Поэт несчастен.
А, улыбнулся – подразни.
Вот в этот миг Поэт прекрасен
И лягут на душу стихи.

А если он кому-то нужен.
Уверен. Любит и любим.
Все время чист и отутюжен
Как херувим?

Не назовешь тогда Поэтом.
Поэт - голодный и босой.
Одни лишь пятки из-под пледа
И запах водки с колбасой.

Физик-лирик

Фет (Шеншин) Афанасий Афанасьевич (1820-1892), русский поэт, переводчик, мемуарист. Родился 23 ноября (5 декабря) 1820 в с. Новоселки близ Мценска. За несколько месяцев до его рождения мать сбежала от мужа (и по всей вероятности отца поэта, Иоганна-Петера Фёта, Foeth) с российским помещиком Шеншиным, лечившимся на водах в Германии. При крещении мальчик был записан законным сыном Афанасия Неофитовича Шеншина. До четырнадцати лет он и считался таковым, но затем орловская духовная консистория сочла отцом мальчика, родившегося до брака, гессен-дармштадтского подданного Фёта, и присвоила ему отцовскую фамилию.
Творчество Фета получило достойную оценку еще при жизни поэта в статье Соловьева «О лирической поэзии» (1890). Соловьев считал программными для Фета его собственные строки:

...крылатый слова звук
Хватает за душу и закрепляет вдруг
И темный бред души, и трав неясный запах

Сам же он считал, что в поразительном образно-ритмическом богатстве поэзии Фета «открывается общий смысл вселенной»: «с внешней своей стороны, как красота природы, и с внутренней, как любовь». Лирика Фета, романтическая по своим истокам («к упоению Байроном и Лермонтовым присоединилось страшное увлечение стихами Гейне», — писал Фет), явилась своеобразным преодолением романтического субъективизма, претворением его в поэтическую одушевленность, особого рода чуткость мировосприятия. Исследователь творчества Фета Б.Я. Бухштаб характеризует его пафос как «упоение природой, любовью, искусством, воспоминаниями, мечтами» и считает его «как бы связующим звеном между поэзией Жуковского и Блока», при этом отмечая близость позднего Фета к тютчевской традиции.
Умер Афанасий Фет в Москве 21 ноября (3 декабря) 1892.

БАЛ

Когда трепещут эти звуки
И дразнит ноющий смычок,
Слагая на коленях руки,
Сажусь в забытый уголок.

И, как зари румянец дальный
Иль дней былых немая речь,
Меня пленяет вихорь бальный
И шевелит мерцанье свеч.

О, как, ничем неукротимо,
Уносит к юности былой
Вблизи порхающее мимо
Круженье пары молодой!

Чего хочу? Иль, может статься,
Бывалой жизнию дыша,
В чужой восторг переселяться
Заране учится душа?

ВЕЧЕР

Прозвучало над ясной рекою,
Прозвенело в померкшем лугу,
Прокатилось над рощей немою,
Засветилось на том берегу.

Далеко, в полумраке, луками
Убегает на запад река.
Погорев золотыми каймами,
Разлетелись, как дым, облака.

На пригорке то сыро, то жарко,
Вздохи дня есть в дыханье ночном,-
Но зарница уж теплится ярко
Голубым и зеленым огнем.

ОДИНОКИЙ ДУБ

Смотри,- синея друг за другом,
Каким широким полукругом
Уходят правнуки твои!
Зачем же тенью благотворной
Всё кружишь ты, старик упорный,
По рубежам родной земли?

Когда ж неведомым страданьям,
Когда жестоким испытаньям
Придет медлительный конец?
Иль вечно понапрасну годы
Рукой суровой непогоды
Упрямый щиплют твой венец?

И под изрытою корою
Ты полон силой молодою.
Так старый витязь, сверстник твой,
Не остывал душой с годами
Под иззубренною мечами,
Давно заржавленной броней.

Всё дальше, дальше с каждым годом
Вокруг тебя незримым ходом
Ползёт простор твоих корней,
И, в их кривые промежутки
Гнездясь, с пригорка незабудки
Глядят смелее в даль степей.

Когда же, вод взломав оковы,
Весенний ветр несет в дубровы
Твои поблеклые листы,
С ним вести на простор широкий,
Что жив их пращур одинокий,
Ко внукам посылаешь ты.

Какое счастие: и ночь, и мы одни!..

Какое счастие: и ночь, и мы одни!
Река - как зеркало и вся блестит звездами;
А там-то... голову закинь-ка да взгляни:
Какая глубина и чистота над нами!

О, называй меня безумным! Назови
Чем хочешь; в этот миг я разумом слабею
И в сердце чувствую такой прилив любви,
Что не могу молчать, не стану, не умею!

Я болен, я влюблён; но, мучась и любя -
О слушай! о пойми! - я страсти не скрываю,
И я хочу сказать, что я люблю тебя -
Тебя, одну тебя люблю я и желаю!

Смеялась над любовью его громко,
Кричала в час полночный: "Уходи!",
Плевала ему в душу, Боже, сколько!
И сколько ещё плюну впереди!..

Врала, что я не жду, что ненавижу,
Что нам теперь совсем не по пути,
И на полшага подойдя поближе,
Отталкивала - не на шаг, на три.

Показывала всем друзьям для смеха
Все письма, сообщения его,
Желала в личной жизни лишь успеха,
Всё зная - что нужна лишь я всего.

Вот и сегодня, дав чуть-чуть согреться
Его слезам мужским в моей руке,
Когтями разрываю ему сердце...
Да только почему-то больно МНЕ...

Nelly

Шарль Бодлер.

Наталья Дурнева:

Я благодарна своим врагам
Умным и очень жестоким.
Тем, кто сказал:
"Помоги себе сам",
Бросив меня в дороге.
Я выбиралась со дна сама,
Бога молила, просила:
"Господи, Боже, дай мне ума,
Дерзости, смелости, силы".
А выбираясь, училась всему
И становилась жёстче,
Думала, что никогда не прощу
Тех, кто в дороге бросил.
Но поняла и простила всех
Небывших вовремя рядом:
Если б не этот вражеский грех,
Я бы осталась слабой...

* * * * * * * *

Не измены боюсь - Предательства.
Не волнений боюсь - Покоя.
Наивысшее надругательство
Третьим быть, где должно быть двое.
Не упрёков боюсь - Молчания.
Громогласного, как проклятие.
Затаившегося отчаяния,
Словно магма, в затихшем кратере.
Не хочу, унижающей жалости.
Ни бичующего сострадания.
У любви не бывает старости.
Убивает - Непонимание.
Не пощады прошу, не помощи,
Не спасительного заклинания.
Не уступок прошу, беспомощных.
Одного прошу - Понимания.

* * * * * * * *

Я ворую тебя. Воровство – нехорошая штука,
Но сейчас отказаться от этого - смерти подобно.
Я ворую не много: полвзгляда, полжеста, ползвука…
Я ворую тебя аккуратно, тихонько, беззлобно.
На мгновение только касаюсь тебя невесомо –
Словно жажду свою утоляю струёй водопада…
Я ворую тебя и – увы! – не могу по-другому!
Я тобою больна! Мне во имя спасения надо!
Нанося себе раны, тебя возвращаю на место,
Оставляя лишь запах в своих опустевших ладошках…
Оставляя лишь имя – для губ - утешения вместо…
И лелею в себе твоих слов драгоценные крошки.
Я воровка… Воровка… Какое ужасное слово!
Но уткнувшись в ладони, вдохнув аромат преступленья,
Понимаю, что, как бы там ни было, я не готова
Отказаться от счастья, в себе поборов искушенье.

* * * * * * * * * * * * * *

Ты самая счастливая ошибка,
Которую я только совершала
Жалеть не буду, счастье – слишком зыбко
Чтоб всем подряд безмолвно угождало
В избытке мне судьба определила
Любить, желать, страдать и верить в чудо
Пусть только миг… Но мы с тобой любили
И я подарок этот не забуду
Пошлю я к лешему былую осторожность
Минутой счастья просто упивалась
Благословенная моя оплошность
И страсть безумная, которой отдавалась
Бежать бы от любви, да от разлуки
И откреститься от всего улыбкой
О.. Это были сладостные муки
Ты самая счастливая ошибка…

Окончил филологический факулультет ЛГУ, кандидат филологических наук, специалист по английской литературе. Занимался научной и педагогической деятельностью в Институте им. г.Герцена. С 1974 г. жил в США, защитил диссертацию «Сатира и юмор Михаила Зощенко» в университете Беркли, преподавал русский язык и литературу в различных университетах. Стихи начал публиковать в 1976 г. в альманахе «Побережье», журнале «Новый мир» и др. Наряду с традиционной, хотя и отличающейся легкостью слога и ритма, лирикой Крепс с самого начала обращался к эффектным и парадоксальным образам, мотивированным зачастую звуковыми соответствиями. Особый интерес Крепса вызывали палиндромы — слова и целые фразы-перевёртыши (см., напр. Фет «А роза упала на лапу Азора»).

Первая мысль

Замечательный и первозданный,
Я по райскому саду брожу,
Незнакомый с тоской чемоданной
Я на голую Еву гляжу.

В голове ни страстям, ни мыслишкам
Места нет еще. Тишь, пустота.
Слишком мало здесь жителей. Слишком
Много яблок в саду. Неспроста.

ЗИМНИЙ ВЕЧЕР В ДАТСКОМ КОРОЛЕВСТВЕ

Век вывихнут, и разум оглушен,
День черно-бел, со щек слиняла краска,
Над каждой головою - капюшон,
На каждое лицо надета маска.

Прохожие не раскрывают рта
В боязни то ль мороза, то ль доноса,
На псов зловеще лают ворота,
И фонари на встречных смотрят косо.

Офелия, не по зиме легка,
В дешевенькое пальтецо одета,
Из телефонной будки старика
Торопит двухкопеечной монетой.

А рядом, в снежной пене января,
Порхают кружки над пивной цистерной,
И черный ворон в белые края
Увозит Розенкранца с Гильденстерном.

Порвалась связь времен, и дни белы,
Как лица, уличенные в неправде,
И в каждом сердце - черные углы,
И каждый встречный - Гамлет или Клавдий.

В квартире полдень немощен и нем.
Перед камином рваных писем груда.
Накладывая на морщины крем,
Глядится постаревшая Гертруда
В трюмо. Туда не лучше, чем оттуда.

Форма зависти

Когда старики, проходя
Мимо влюбленных,
Целующихся на улице,
Бросают осуждающие взгляды,
Что-то бурчат себе под нос,
Тычут узловатыми пальцами
В белые руки на спине и затылке,
Не обращайте внимания! —
Это форма зависти.

Уродливая старость
Бесится от сознания своего бессилья
И от боязни пустоты.
Поэтому с возрастом
На смену любви
Приходит мораль,
Которая есть тоже форма зависти.

Не обращайте внимания!
Пусть жалкая старость
Справляет поминки
По любви,
Тыча узловатыми пальцами
В пустое пространство.

А что ей еще остается делать?

* * * * * * * *

Парка. Накрап.
И ни сини!
Тут
лидер бредил
престолом: молот, серп
и те де. Дети
теперь, трепет
и речь о дочери.
Тэопоэт
тут
пел слеп,
и лире верили.
Мы же бежим.

ОДОЕВСКИЙ Александр Иванович!

Портрет

ОДОЕВСКИЙ Александр Иванович (1802-39), князь, русский поэт-декабрист, корнет, участник восстания на Сенатской пл. Приговорен к 8 годам каторги, отбывал в Нерчинских рудниках, с 1837 рядовой на Кавказе. Поэзия характерна для гражданского течения русского романтизма: элегии, историческая поэма «Василько» (1829-1830), стихотворный отклик на «Послание в Сибирь» А. С Пушкина, содержащий крылатую строку«Из искры возгорится пламя».

Поэт, переводчик, литературный критик и публицист, классик белорусской литературы.

Родился в семье известного этнографа и историка, одного из руководителей местной организации «Народная воля» А. Е. Богдановича. Окончил Ярославский юридический лицей. Впервые выступил в печати в 1907 со стихотворением в прозе «Музыкант» в газ. «Наша нива», издаваемой в Вильно. Писал стихи по-белорусски и по-русски, однако последние значительно меньше. Единственный прижизненный сборник стихотворений «Венок» вышел в Вильно в 1913 на белорусском яsыке в типографии Мартина Кухты. В возрасте 25 лет умер от туберкулеза легких. Литературное наследие Богдановича было впервые полностью собрано и издано АН БССР в 1927—29 при участии отца поэта.

Хорошо прозрачной тёплой ночью мая
В травах светляков зелёный свет горит.
Хорошо на небе россыпь золотая
Звёзд блестящих переливчато дрожит.
В этот час душа широко раскрывает
Крылья белые, помятые житьём,
И, взмахнувши вольно ими, улетает
В царство сказки, всё овеянное сном.

Костел Св. Анны в Вильне

Чтоб заживить на сердце раны,
Чтоб освежить усталый ум,
Придите в Вильну к храму Анны,
Там исчезает горечь дум.

Изломом строгим в небе ясном
Встаёт, как вырезной, колосс.
О, как легко в порыве страстном
Он башенки свои вознёс.

А острия их так высоко,
Так тонко в глубь небес идут,
Что миг один, и — видит око —
Они средь сини ввысь плывут.

Как будто с грубою землёю
Простясь, чтоб в небе потонуть,
Храм стройный лёгкою стопою
В лазури пролагает путь.

Глядишь — и тихнут сердца раны,
Нисходит мир в усталый ум.
Придите в Вильну к храму Анны!
Там исчезает горечь дум.

Зелёная любовь

По улице, смеясь, шаля,
Проходят бойко гимназисточки.
Их шляпок зыблются поля,
И машут нотных папок кисточки.

Болтают, шутят, не боясь,
Что их сочтут ещё зелёными.
Но чья б душа не увлеклась
Коричневыми papillon’ами.

Вон, словно цапля, за одной
Кокетливой вертиголовкою
Кадет высокий и прямой
Идёт походкою неловкою.

Близка уж стужа зимних дней;
Покрыта вся панель порошею.
Царица дум его по ней
Чеканит мелкий след калошею.

Волнуяся, кадет идёт.
В её следы попасть старается.
А сердце в грудь всё громче бьёт
И тихим счастьем озаряется.

* * * * * * * * *

Я вспоминаю Вас такой прекрасной, стройной,
И тайно мне милы и голос Ваш, и смех,
И теплота руки, и взор очей спокойный,
И лёгкой шапочки морозный, тёмный мех.

Три года протекли, как нам пришлось расстаться.
Не посещай меня, воспоминаний час!
От них проснётся боль, и мысли омрачатся,
И горечь всё зальёт… Я вспоминаю Вас.

Татарский советский поэт. Родился в деревне Кармат, ныне Аксубаевского района Татарской АССР. Один из зачинателей татарской советской поэзии. В 1924‒25 учился на восточном отделении Казанского педагогического института. Печатается с 1924. Поэмы Турхана «Начало начал», «Между двумя эпохами», «Бибиевы» (все ‒ 1927) положили начало рабочей теме в татарской поэзии. В 30-е гг. Турхан переходит от тонического стиха к классическому татарскому метру, к народным ритмам. Репрессирован в 1940 г. и вернулся из сталинских лагерей в 1956 г. Позднее Турхан обращается преимущественно к философской лирике (стихотворения «О жизнь!», 1963; «Куда ты, Большая Медведица?», 1965; «Ты ровесница вечности», 1966). Республиканская премия им. Г. Тукая (1965). Произведения Турхана переводились на языки народов СССР. Награжден 2 орденами, а также медалями.

ПРОЙДИ, СКЛОНИВ ГОЛОВУ

Меня поэтом мать не родила,
Мой стих - итог пережитого:
Всех предков горести, надежды и дела
В душе моей живут и просят слова.
Рабами были прадеды и деды,
Но я за гордость в горе их люблю.
Иного - хан,
Иного - бай,
Иных - нужды и беды
Вгоняли в смертную петлю.
Когда бы стали в ряд те, кто века
За волю шли на смерть, не размышляя,
Он растянулся бы в длину материка
От Лиссабона до Шанхая!
Сошли в могилу деды, завещав
Надежду, что сведем мы с прошлым счеты,
Избавимся от рабства и расправ,
От виселиц и всяческого гнета.

Не я

Нет, не я, а тропинки в саду
На заре, на закате, впотьмах
Ждут прихода живой красоты
В летних легких цветных башмачках.
И, дыханье своё затаив,
На забрызганный солнцем балкон
Всё глядел терпеливо не я,
А сияющий юностью клён.
Целый день по звонку твоему
Телефон, а не я тосковал;
И не я, а часы мои ждут
Долгожданного: «Ты меня звал?»
Здесь Хафиз и Есенин одни
Говорят о тебе в тишине:
То они, а не я, то они
Называют тебя «Шаганэ».
Почему тебя каждая вещь
В этом доме сумбурном моём
Вдруг признала хозяйкой?
Но тут
Я, ей богу, совсем ни при чем!
Эти строки не я написал –
Прошептала их ты, Шаганэ...
Не приданое ль это твоё
Нашей речи и нашей стране?
Нет, не я, а людские сердца
На заре, на закате, впотьмах
Ждут явления песни живой
В тех татарских цветных башмачках...

СПУТНИКИ

Ты помнишь, как в пути настиг нас вечер,
В огне заката руки грели мы,
Как путники пустынь.
Осенний ветер
Нас пробирал.
Теснясь, сидели мы -
Врасплох застало наступленье тьмы.
Все больше места звездам уступала
Классического неба синева.
За горизонтом солнце утопало,
И лик земли, светившийся сперва,
Другая омрачила синева.
Нет, не на осень темно-золотую,
Не на лиловый сумрак тишины
Глаза глядят.
Но испытуя
Грядущее, они ему верны
И к одному ему обращены.
И вот, ему вопрос,
Смущаясь втайне,
Я задаю в вечерний этот час:
- Там, в новом веке, изредка, случайно
Найдутся ли читатели у нас?
-Так я спросил в вечерний этот час.
И кто-то, схож с Алыпом-исполином,
Встает, вобрав зари вечерней свет,
И чертит знаки в воздухе пустынном,
Как голос тех, кому и счета нет,
И это был грядущего ответ:
«В душе мой спрятан клад: его и ярый
Огонь неймет, и мина не взорвет;
Не я ль, прошедший всех веков пожары,
И все ударь! вынесший народ,
В чьем сердце песни скрылись от невзгод?!»
Ты помнишь, как мы, всматриваясь в дали
За горизонтом, гаснущим вдали,
В огне заката душу согревали,
Как путники, кого на край земли
Дороги бесконечные вели...

Из Казани передают:

Празднование 110-летия со дня рождения выдающегося татарского поэта, лауреата Государственной премии им. Г. Тукая, общественного деятеля Хасана Туфана состоялось вечером 8 декабря в ТАГТОиБ им.Джалиля. Участие в вечере приняла заместитель Премьер-министра РТ – министр культуры Зиля Валеева.
Главным сюрпризом вечера стало то, что именем Хасана Туфана теперь будет названа малая планета, расположенная в 250 млн. километров от Земли. Эта планета была открыта 26 сентября 1995 года на астрономической станции Казанского университета.

Старый конь

Я в транс войду. Впаду в нирвану.
На ровном месте упаду.
Не от того, что в стельку пьяный,
А что не порчу борозду.

Ведь старый конь ее не портит.
А я и есть тот старый конь.
Пора вручить в Кремле мне орден –
И на заслуженный покой.

Или как загнанную лошадь –
Без сожаленья пристрелить.
Борозд напортил много в прошлом.
Уже б и хватит бороздить.

Физик-лирик

Кто мы с тобой?

Кто мы с тобой?Любовники?Друзья?
Как странно нам определили роли:
И до конца открыться нам нельзя,
И обо всём молчать не можем боле...

Пусть будет мимолетной наша связь,
Мы даже назовем ее Любовью,
Которую нельзя ни дать, ни взять,
Ни разделить между собою...

Не так, как все, ты не находишь,
Мы движемся в потоке серых лиц?..
Ты для меня как будто с неба сходишь,
И я всегда готова падать ниц!

Ты грусть моя... и сладкая печаль.
Тебя любя, я прожигаю душу,
И на челе моем тяжелая печать
От сожаления, когда я трушу!

Кто мы с тобой? Любовники? Друзья?
Бог раздает бездумно роли...

Соня Николаева

Перевод С.Я. Маршака.

Прервал я санок легкий бег,
Любуясь, как ложится снег
На тихий лес, и как далек
Владеющий им человек.

Мой удивляется конек:
Где увидал я огонек,
Зовущий гостя в теплый дом
В декабрьский темный вечерок.

Позвякивает бубенцом,
Переминаясь надо льдом.
И наста слышен легкий хруст,
Припорошенного снежком.

А лес манит - глубок и пуст.
Но словом данным я влеком.
Мне еще ехать далеко,
Мне еще ехать далеко.

Жизнь вернулась так же беспричинно,
Как когда-то странно прервалась.
Я на той же улице старинной,
Как тогда, в тот летний день и час.

Те же люди и заботы те же,
И пожар заката не остыл,
Как его тогда к стене Манежа
Вечер смерти наспех пригвоздил.

Женщины в дешевом затрапезе
Так же ночью топчут башмаки.
Их потом на кровельном железе
Так же распинают чердаки.

Вот одна походкою усталой
Медленно выходит на порог
И, поднявшись из полуподвала,
Переходит двор наискосок.

Я опять готовлю отговорки,
И опять всё безразлично мне.
И соседка, обогнув задворки,
Оставляет нас наедине.
_______

Не плачь, не морщь опухших губ,
Не собирай их в складки.
Разбередишь присохший струп
Весенней лихорадки.

Сними ладонь с моей груди,
Мы провода под током.
Друг к другу вновь, того гляди,
Нас бросит ненароком.

Пройдут года, ты вступишь в брак,
Забудешь неустройства.
Быть женщиной — великий шаг,
Сводить с ума — геройство.

А я пред чудом женских рук,
Спины, и плеч, и шеи
И так с привязанностью слуг
Весь век благоговею.

Но, как ни сковывает ночь
Меня кольцом тоскливым,
Сильней на свете тяга прочь
И манит страсть к разрывам.

Борис Пастернак

Перешагни, перескочи,
Перелети, пере- что хочешь -
Но вырвись: камнем из пращи,
Звездой, сорвавшейся в ночи...
Сам затерял - теперь ищи...

Бог знает, что себе бормочешь,
Ища пенсне или ключи.
1922

Иннокентий Анненский (1855-1909)

Снег

Полюбил бы я зиму,
Да обуза тяжка...
От нее даже дыму
Не уйти в облака.

Эта резанность линий,
Этот грузный полет
Этот нищенски синий
И заплаканный лед!

Но люблю ослабелый
От заоблачных нег -
То сверкающе белый,
То сиреневый снег...

И особенно талый,
Когда выси открыв,
Он ложится усталый
На скользящий обрыв.

Точно стада в тумане
Непорочные сны -
На томительной грани
Всесожженья весны.

"Ты женщина,и этим ты права......" Валерий БРЮСОВ

ВЕНОК СОНЕТОВ

1.

Лежу в траве.А в небе облака
Плывут, плывут, у горизонта тая.
Не так ли уплывали вдаль века,
Легендами и былью обрастая?

Не так ли, лежа в мураве густой
Мечтал когда-то пращур диковатый,
И созревал в душе его косматой
Из древних слов поэзии настой.

И он хмелел от сочетанья слов:
Роза, Россия, женщина, любовь.
Он изнывал от мысли окаянной,
За словом слово,за строкой строка,
А в небе также плыли облака,
Поэзией и солнцем осиянны.

2.

Поэзией исолнцем осиянны
Цветы и тернии, добро и зло,
И женщины,что так непостоянны...
Но женщине в поэзии везло
На оды величальные, на стансы.

Ревнивые мужья и женихи
Страдали от притворного жеманства
И скрещивали шпаги и стихи
О, женщина - язычница любви!

То жар по крови, то душа в крови _
Причудливая, грешная, святая!
Неправая, ты все-таки права,
Не потому ли нежные слова
Черемухою белой зацветают.

3..

Черемухою белой зацветают
И обретают истину слова
Неоспорима истина простая:
Любовь бессмертна. Женщина права.

Права она, когда рождает в муках,
Извечнр продолжая род людской;
Мудра она, когда, качая внуков,
Испытывает сладостный покой,

Усталость увядающего сада,
Раздумье накануне листопада -
Она еще прекрасная пока -
Хотя покрылся изморосью волос,
И потускнел когда-то дивный голос,
И взор туманит тихая тоска.

4.

И взор туманит тихая тоска
Старушки, в одиночестве скорбящей,
Чья с жизнью связь не толще волоска,
Она не в прошлом и не в настоящем.

Судьбе сопротивляться не вольна,
Иссохла, словно стебель чернобыла:
Трех сыновей отобрала война,
А про нее, видать, и смерть забыла.

Трех сыновей. А дочь всегда одна,
Красивая и статная она,
И в тридцать лет цветет, не отцветая.
Но дочь вдали. У дочери дела.
А мать жива, да словно умерла,
Знать оттого, что ласки не хватает.

5.

Знать , оттого, что ласки не хватает,
Душа у нас черствеет день за днем.
И тает чувство, словно дымка, тает.
И мы уже живем былым огнем.

И вырождается любовь в привычку,
И хуже ссоры равнодушный мир
Становится и серым и обычным
Боготворимый некогда кумир.

И ничего нельзя переиначить:
Живем, как будто бы без пламени горя,
Без радости танцуем и поем.
Все реже плечи обнимают руки,
Все чаще встречи, горше, чем разлуки,
Ночами - одиночество вдвоем.

6.

Ночами - одиночество вдвоем,
Подушка, орошенная слезами,
Окна лимонно-желтый окоем
Навязчиво торчит перед глазами.

Стучат на столике часы - тик-так.....
Храпящий муж раскинулся устало,
Луна блестит, как стершийся пятак,
А как когда-то при луне мечталось!

О, если б прошлое сейчас украсть -
В траве некошеной шальную страсть,
Уста в уста, всю ночь напропалую!
Но равнодушна, как стена, спина,
И ночь до бесконечности длинна,
И тишина звучит, как аллилуйя.

7.

И тишина звучит, как аллилуйя,
Когда ночами мучишься один,
С тоской припоминая жизнь былую
От первых поцелуев до седин.

Припоминаешь небыли и были,
Людскую добродетель и порок.
Тех женщин, что тебя не впрок любили,
И тех, которых сам любил не впрок.

Покоен тот, кто жизнь прожил достойно,
Несчастен, если совесть не спокойна
За то, что ласки крал и брал взаем,
За то, что сердце разрывал на части,
Мы цену человеческому счастью
Порою слишком поздно познаем.

8.

Порою слишком поздно познаем
Мы цену легкомысленных ошибок,
Когда беспечно душу раздаем
За мишуру кокетства и улыбок.

Чужую душу тешим не любя,
Тоску за нежными словами пряча,
И убеждаем каждый раз себя,
Что невозможно поступить иначе.

Любовь сложна. И я не обвиню,
Коли разлюбят. Трезво оценю
Соперника ухватку удалую.
Любовь свою напрасно не порочь,
Когда уходит, и не превозмочь
Навязчивую горечь поцелуя.

9.

Навязчивую горечь поцелуя
Я часто ощущал в тревожном сне;
Я звал - "Вернись, тропинку устелю я
Черемуховым цветом по весне"!

Не ты тот зов услышала. Другая
Пришла ко мне, за что-то полюбя.
А я и ненавижу, и ругаю,
А я люблю по-прежнему - тебя!

Мечусь ночами в оголтелом страхе:
Неуж еще одна любовь на плахе,
Неужто зло зарубит доброту?
Поймешь ли ты: Не дни потратил - годы,
Через такие миновал невзгоды,
Чтобы найти единственную - ту?

10.

Чтобы найти единственную - ту,
Что нам нужна. По свету куролесим,
Влеченье принимая за мечту,
Нам трезвый мир обыденности тесен -
Нас радуга романтики зовет.
Мы вдаль спешим, а счастье где-то рядом.
Мы не ведем годам и встречам счет,
Считая лишь заслуги да награды.

Я в жизни рисковал и ошибался,
Я часто очень больно ушибался,
Коварство принимал за доброту,
Карабкался наверх, срывался с кручи,
Болят ушибы, потому и учат:
Не путай с пустоцветом красоту!

11.

Не путай с пустоцветом красоту,
Осу с пчелой смотри не перепутай!
Когда весна, когда ты сам в цвету,
Легко всю жизнь перечеркнуть минутой.

А в общем-то неверно, ерунда -
Влеченье сердца сдерживать рассудком.
Любовь - звезда. Падучая звезда -
Пока горит - светло, сгорает - жутко.

И все-таки зачем-то до сих пор
Я сам с собой веду бесплодный спор -
Люби, покуда сердце не остыло!
Пусть многого себе ч не прощу,
Но я любовь свою не отпущу,
Иначе жизнь покажется постылой.

12.

Иначе жизнь покажется постылой,
Коль не внимать кипению крови.
Скажи, какая женщина простила б
Того, кто отказался от любви?

И кто из нас к соблазну не причастен,
Проверить непорочность божества?
И если честно: не бывает счастья
Без яростного плоти торжества.

Любовь грешна. Без ханжества замечу:
Я не вязал узлы при каждой встрече -
Не верю в прочность всяческих узлов!
Ханжа в любви достоин лишь презренья,
Пусть я сгорел, но в звездное горенье
Я испытал - мне в жизни повезло.

13.

Я испытал, мне в жизни повезло -
И при любви и радость вдохновенья.
А все, что поддавалось на излом,
Пошло на слом и предано забвенью.

Но странно, где-то там, на дне души
Гнездится прошлое и шепчет тихо:
"Отречься от былого не спеши,
Иначе в будущем придется лихо!"

Любовь моя, прошу, на всякий случай,
Прости меня и ревностью не мучай,
Не говори обидных резких слов!
Издревле в этом мире ходят рядом
Измена и любовь, тоска и радость,
Цветы и тернии, добро и зло.

14.

Цветы и тернии, добро и зло
Переплелись в моем венке сонетов.
Где правил сам, а где меня несло
Под ветром вдохновенья по сюжету.

Снимаю парус. Впереди причал.
И говорю: "Любовь моя, спасибо!"
Ты терпелива. Я не замечал,
Как иногда кидал тебя на глыбы".

У всякого начала есть конец.
Нет у венка? На то он и венец -
Доволен я. Еще хватило пыла,
Хватило голоса и, может, слов
Пропеть свою сонату про любовь,
И чувство новое мне душу осветило....

15.

Лежу в траве, а в небе облака
Черемухою белой зацветают,
И взор туманит тихая тоска,
Знать, оттого, что ласки не хватает.

Ночами одиночество вдвоем,
И тишина звучит, как аллилуйя -
Порою слишком поздно познаем
Навязчивую горечь поцелуя.

Чтобы найти единственную - ту,
Не путай с пустоцветом красоту,
Иначе жизнь покажется постылой.
Я испытал, мне в жизни повезло:
Цветы и тернии, добро и зло -
И чувство новое мне душу осветило!