|
А.П. Полубедов. Пролинник. Ружанский.
|
|
| polubedov_g | Дата: Вторник, 31 Августа 2021, 12.08.11 | Сообщение # 1 |
|
Группа: Эксперт
Куратор темы
Сообщений: 398
Статус: Отсутствует
| Рассказ на «военно-авиационную» тему моего двоюродного брата Александра Петровича Полубедова (Москва)
ПРОЛИННИК
Александр Полубедов
I.
В душе и за окном пробуждался апрель. Было самое начало нового сезона весенних надежд и ожиданий почти несбыточного военного счастья. Знать бы, как оно выглядит?
Саша Пролинник, двадцатичетырёхлетний старший лейтенант, оценивающе посмотрел в окно на мокрые тротуары с подтаявшими закраинами льда и покачивающиеся на ветру голые ветви берёз в скверике. Зябковато. А в далёком отсюда Донбассе сейчас уже солнышко начинает припекать, помогая утаптывать тропки вдоль заборов родного шахтёрского городка. В здешних же ленинградских широтах пока не забалуешь. Надо бы куртку набросить.
Он собирался идти на обед в лётную офицерскую столовую. Соседа по комнате не было, ещё не вернулся из командировки. Пролинник надел его кожаную лётную куртку и вышел из гарнизонной гостиницы. Своей такой куртки у него не было. Александр служил сменным руководителем системы посадки на аэродроме, а значит – не летал. Наземному штурману полагалась инженерно-техническая куртка. Это тоже добротная вещь, но какой же авиатор откажет себе в удовольствии хотя бы ненадолго ощутить себя лётчиком?!
В Ворошиловградском авиационном училище штурманов, которое он закончил тремя годами раньше, многие курсанты рады были бы вступить в орлиное племя, но медкомиссия строга. Здоровье должно быть отменное. Да ещё необходимо профессиональный отбор пройти. Мало быть просто здоровым парнем, надо ещё уметь соображать в состоянии физического переутомления в опасных ситуациях. Спинным мозгом и тем, что пониже, почувствовать критическую точку, дальше которой – нельзя. Это особый природный дар – сочетание смелости и осторожности. Впрочем, такими качествами он обладал вполне. Знал свои возможности и границы их применения. В лётчики не прошёл по зрению. В очкариках не состоял, видел нормально, стрелял метко, но окулист определил нечто, подходящее под запрет. Ну, и ладно. Не в лётчики, так в штурманы. Не оставаться же со шпаной.
Родной район ему достался хулиганистый. Отсидевшие воры организовывали шайки, в которые вовлекали местную молодёжь. Дрались между собой, избивали и грабили пьяных шахтёров в день получки. Могли и зарезать в запале, добывая деньги любым способом. На Пролинника у них имелись свои виды. Хороший кулачный боец любой шайке нужен, но Александр не собирался связывать свою судьбу с уголовниками. А ведь ещё требовалось соблюдать неписаный кодекс чести: чтобы не прослыть, так сказать, испугавшимся, он должен был вечером приходить на танцы, именно туда, где шпана кучковалась. Александр демонстративно появлялся там и дрался, если приставали. Парнем он был крепким, на карманные расходы деньги зарабатывал разгрузкой вагонов вместе с друзьями.
Вскоре подошла пора выпускных школьных, а затем и вступительных училищных экзаменов. Когда он приехал в первый курсантский отпуск, шпана уже попритихла: вожаки пошли по очередной ходке, а «бакланов» отправили обживать иные колонии.
Александру же предстояло освоить профессию офицера боевого управления. Это штурман, дежурящий на наземном пункте управления. Он находится у индикатора кругового обзора, на который подаётся информация о воздушной обстановке от радиолокационной станции (РЛС). Круглый индикатор расчерчен от центра к окружности радиусами на 360 градусов. Центральная точка круга соответствует месту расположения РЛС, а летящие самолёты, которые она видит, отображаются на экране метками-чёрточками. Офицер боевого управления наводит самолёты на воздушные и наземные цели, а также не допускает опасного сближения летательных аппаратов.
В полку Александр отвечал за управление полётами самолётов в ближней зоне и на посадочном курсе. Чтобы такие задачи выполнять, на его рабочем месте не один, а четыре индикатора установлены. На индикаторе кругового обзора всё небо с самолётами видно в зоне его ответственности. По второму индикатору надо следить, точно ли по курсу самолёт заходит на посадку. По третьему – как самолёт на посадку снижается по линии глиссады. На четвёртом видны самолёты и за пределами ближней зоны, чтобы он представлял общую картину. Для безопасного управления ему надо знать расположение всех зон пилотирования, их границы по длине, ширине и высоте, а также позывные всех лётчиков, с которыми ведёт радиообмен. Ещё нужно внимательно следить за полётами всех самолётов по маршрутам, знать выполняемые лётчиками упражнения и задачи, контролировать курс и глиссаду самолёта на посадке и своевременно подсказывать пилоту об отклонениях, не забывать включать фотокамеру объективного контроля, помогать руководителю полётов своевременной информацией об изменении воздушной и наземной обстановки, выполнять ещё множество разных обязанностей, тоже требующих твёрдых профессиональных знаний, уверенных навыков, точного глазомера, правильного распределения внимания, хорошей памяти и быстрой сообразительности. Если коротко, то он должен был всё делать вовремя, чтобы лётчики выполняли полётные задания, не мешая друг другу в воздухе и на земле. В зоне его ответственности до 15-20 самолётов летали в несколько эшелонов по высоте, образуя этажерку. Каждая смена полётов – словно сеанс одновременной игры в шахматы на более десятка летающих досках. Работёнка напряжённая и очень ответственная. Опасные ситуации возникали нередко, но Александру удавалось успешно их «разруливать», за что регулярно получал благодарности от командования и имел репутацию отлично подготовленного специалиста.
Сегодня полётов нет, они запланированы на завтра, а пока – обед, один из элементов распорядка дня, выполняемых в войсках без напоминания и с неподдельным рвением. Что же касается куртки, то лётчик-сосед такую временную экспроприацию поощрял, втайне гордясь своим привилегированным статусом. Конечно, носить её положено в комплекте с лётным обмундированием, но Пролинника нарушение формы одежды не смущало. Встретить командира полка именно в это время в том месте он не предполагал.
Штурманский расчёт оказался точен, командира полка он там действительно не встретил, но недалеко от входа в столовую стоял генерал с голубыми лампасами на брюках, начальник одной из служб военно-воздушных сил округа. Генерал недавно прилетел в гарнизон и уже отобедал. На нём тоже была кожаная лётная куртка, не положенная ему по должности. Увидев молодого офицера с явным нарушением формы одежды и не зная его звания, так как, в отличие от сухопутных войск, на лётных и технических куртках ВВС погоны не носятся, генерал остановил Пролинника законным вопросом:
– Кто ви ест? – произнёс он с южным акцентом, как в известном анекдоте: «сол и фасол пишутся с мягким знаком, а тарелька – без!», и ткнул указательным пальцем в грудь Александра.
– Старший лейтенант Петров, – спокойно и ровно ответил Пролинник. Генерал понял, что не дождётся от него подхода с отданием чести и повинным рапортом. Присутствующие поблизости офицеры, в предчувствии драмы, перестали ковыряться в зубах послеобеденными спичками и обратили взоры на «гладиаторов».
– Ви ест х.., а не офицер! – гневно воскликнул генерал.
– Что?? – всмотрелся в него Пролинник. – Да пошёл ты сам....!
Пролинник двинулся в его сторону, с явным намерением не уступать и выдал многоэтажную тираду с матюками. От неслыханной дерзости блюститель чужой дисциплины побледнел, пошатнулся назад и съехал спиной вниз по берёзе, глухо шмякнувшись задом на непросохший газон. Вспорхнули галки. Тишина… Заходить в столовую Пролиннику расхотелось. Не мешкая, он вернулся в гостиницу и стал обдумывать нежданно свалившуюся на него проблему: «Я сделал то, что должен. Не позволю обзывать себя безнаказанно!» Вскоре к нему пришёл посыльный из штаба с вызовом к командиру полка.
Командир авиационного полка – категория особая. В отличие от командира мотострелкового или танкового полка, не в обиду, а в разъяснение будет сказано, он один из самых опытных лётчиков полка. Девиз лётного командира – «Делай, как я!», а от командиров сухопутных войск часто можно услышать команду – «Делай, как я приказываю!» На лётные командирские должности назначают лучших лётчиков. Авиационное звено или эскадрилью в небо ведут, соответственно, командир звена или комэска. Такова специфика лётной работы. Командир летит впереди, в воздухе уточняет обстановку и ставит задачи своим соколам. В пехоте командир управляет боем с командного пункта и отправляет в атаку батальоны и роты, наблюдая сзади за их действиями. Там так и должно быть, чтобы не потерять управления боем. Такова общевойсковая специфика.
В полёте некогда обращаться по воинскому званию и спрашивать на это разрешение, как на земле. В небе в экипаже самолёта принято короткое и ёмкое обращение: «Командир!» Не щёлкнешь лихо каблуками, с разворотом, отвечая на приказание: «Есть!» В экипаже у каждого на борту своё место, свои обязанности и общая для всех судьба. А рискуют они собой на каждых полётах. Поэтому командир своих лётчиков ценит и воспитывает, сознавая, что каждый лётчик – индивидуальный экземпляр, и за каждого с него, командира, спросится. С небес эти лётные нормы общения переносятся на землю, на взаимоотношения лётчиков с инженерами, техниками и прочим наземным составом – всеми теми, кто готовит самолёты к полёту, всесторонне обеспечивает выполнение лётных задач и от кого, в конечном счёте, тоже в немалой степени зависит их личное благополучие. Командир строг без самодурства и требователен без оскорбления подчинённых. А уж если кто накосячил – получи и не пищи. Не в «Зарницу» играем. От командира во многом зависит судьба и жизнь подчинённых.
Сейчас в руках командира полка оказалась судьба Александра Пролинника.
– Ты сегодня обедать в столовую ходил? – прервав доклад о прибытии, сходу спросил его командир.
– Никак нет, не ходил, – ответил тот.
– Правильно, – лицо командира оставалось строгим. – Вот так всем и говори, если спросят.
– А ты знаешь, – продолжил командир, – что со вчерашнего числа находишься в командировке в Ленинграде, на месяц?
– Понял, – прояснилось на душе Пролинника.
– Сейчас же получай командировочные у начстроя (помощник начальника штаба по строевой части и кадрам) и сразу же, немедленно, уезжай! Понял?
– Так точно, товарищ полковник! – ответил Александр и вышел из кабинета.
Сколько ни бодрись, что тебе всё равно, как решит начальство, а всё-таки приятно, что обошлось без лишней нервотрёпки.
А полк гудел! Только и было разговоров, что о происшествии у столовой. Медицинскую помощь пострадавшему оказали, но сдавать Сашку желающих не нашлось. Пролинника в полку уважали, а «грача» не любили за чванливость. Когда полк был построен для опознания дерзновенного, тот уже пересёк контрольно-пропускной пункт по пути к автобусной остановке. На вершинах тополей пристроилась грачиная стая. Нахохлившиеся от холодного ветра птицы взирали на ещё заснеженный лес с огромными серыми валунами, посланцами ледника. «И эти не вовремя прилетели. Тоже, наверное, своего штурмана пороть будут!» – усмехнулся Александр.
Тем временем потерпевшего убедили, что его обидчик наверняка из состава перелетающих экипажей, благо, что аэродром трассовый. К счастью, в тот день улетело несколько бортов из других военных округов. Высокий, плотный, широколицый, черноволосый, кареглазый, в лётной куртке и фуражке с синим околышем – в авиации таких немало, ищи его по белу свету!
Едва Пролинник вернулся из командировки, как ему сразу же вручили отпускной билет и отправили на отдых. А к выходу из отпуска для него были срочно и вне очереди подготовлены документы на замену в Германию!
«Так вот оно какое, военное счастье! – улыбнулся Александр. – Уже готов был со службой расстаться, а тут так понесло!»
II.
Германия, в представлении советского офицера того времени, была как Палестина для потомков Авраама – страна, где течёт молоко и мёд. Служить там считалось во всех отношениях привлекательно. Прежде всего – двойная зарплата: пока вы в Германии получаете немецкие марки, на родине вам на сберкнижку кладут советские рубли. Приятно же? Самооценка повышается! Только вообразите себе: на целых пять лет вы оказываетесь в стране с высоким уровнем организации жизни, при котором не бывает пустых прилавков и разбитых дорог. Вам не придётся снимать квартиру. Жилфонда хватает на всех, в крайнем случае, разместят с подселением. Холостому найдётся место в общежитии, «Лондоном» зовётся во всех наших гарнизонах по Германии, а женское, соответственно, именуется «Парижем». Это страна-профилакторий! Здесь всегда есть что купить и на что это сделать. Напутствуя вас перед отъездом, бывалые сослуживцы с затаённой грустью будут вспоминать годы, проведённые в Германии, как самое счастливое время своей службы.
– Что там хорошего? – возразит им кто-либо в курилке.
– Хе, чудак. Там люди ЖИВУТ! – будет ответом.
Не раз услышите расхожую фразу, что Германия – «Страна дождей, б….й и велосипедов». Оказавшись на месте, вы заметите, что дожди докучают там гораздо меньше, чем в родных краях, потому что после дождя тротуары не превращаются в привычные нам ручьи, а по-прежнему остаются проходимыми для пешеходов. То же относится и к дорогам, которые не становятся руслами рек, от бордюра до бордюра, а быстро освобождаются от воды, стекающей в ливневую канализацию. При этом вода не накапливается возле высоко установленного стока, а именно стекает в него через решётку.
По второму пункту вышеуказанной фразы тоже можно оставаться совершенно спокойным. Вероятность вашего личного участия в событии столь ничтожна, что ею можно пренебречь. Вот что действительно полезно принять во внимание, так это таможенные правила, касающиеся беспошлинного провоза той же водки – не более 1 литра. А её уже ждут ваши будущие сослуживцы, потому что местный аналог под названием «Корн» (зерновая), заметно уступает нашему продукту. «Пшеничная» или «Экстра» будут самой лучшей весточкой из Союза, так за границей мы называем СССР, и станут украшением стола на «вливании в коллектив». Следует знать, что это мероприятие может оказаться роковым для несведущего новичка. Известны случаи, когда заменяемый (тот, кто должен вернуться в Союз), подставлял своего доверчивого пьяного заменщика под начальственный гнев. Например, после затянувшегося застолья, под предлогом знакомства с дамами, которые того не против, подводил конкурента к двери квартиры командира полка, нажимал кнопку звонка, а сам исчезал в темноте подъезда. Любителя приключений в 48 часов выдворяли из страны пребывания, а подлец, оказавшись без замены в этом году, оставался служить до замены следующего года.
– Саня, а ты знаешь, что вторую зарплату скоро могут отменить? В ГСВГ (Группа советских войск в Германии) уже давно об этом говорят. Может быть, туда и не стоит ехать? Ты подумай! – подскажет удушаемый жабой зависти доброжелатель, в тайной надежде, что счастливчик и впрямь откажется. Ну, это уж перебор! Ищи таких дураков перед зеркалом!
И вот позади все советы и сборы, отправлен на Запад нехитрый багаж, качаются, вместе с купе, разговоры про марки, таможню и первый вояж!
Непривычно топорщится клапан левого нагрудного кармана форменной рубашки. В нём – паспорт. Тоже «молоткастый и серпастый», только не красный с золотом (тот сдан навсегда при поступлении в военное училище), а синий с серебром, служебный, выданный на время этой командировки. Женатому, который в обороне устойчив, – на пять лет, а холостому – на три года, чтобы не успел свихнуться. На обороте обложки многозначительная надпись, прибавляющая весу в собственных глазах: «Просьба ко всем гражданским и военным властям СССР и Дружественных Государств пропускать беспрепятственно предъявителя настоящего паспорта, гражданина Союза Советских Социалистических Республик, отправляющегося за границу, и оказывать ему всяческое содействие». Текст продублирован по-французски, на языке международной дипломатии. Статус! И ты, в соответствии с этим статусом – «Лицо из состава советских войск».
За окном остаются станции с обелисками, застывшими в палисадниках сирени. На постаментах обелисков отливают серебром фамилии погибших солдат. Строк отсюда не разобрать, но мы и так знаем эту нашу нескончаемую перепись населения, от А до Я. От Абрамова до Яшина, с неизменными Алексеевым, Андреевым, Антоновым, Николаевым, Поповым, Смирновым… Ну и, конечно, с Ивановым, Петровым, Сидоровым – без них История не может обойтись. Наверняка есть в таких списках и фамилии проносящихся сейчас в поездах. Их имена тоже навечно среди тех, кто проложил этот путь на Берлин.
Прозрачная вечерняя дымка ковром-самолётом стелется над мелькающими полями, овражками, темнеющими рощицами, закрывая их от взоров, словно перевёрнутая книжная страница, сохраняющая кисточку сирени, вложенную на память. Колёса поезда размеренно-быстро отбивают такт уже начавшейся для тебя новой полосы жизни.
Утром, в Бресте, лёгкое волнение. Всё ли в порядке? Пограничный и таможенный контроль пошушукался с проводниками и вот уже у кого-то нашли лишнюю бутылку водки, блок сигарет или батон колбасы. Вот досада. Хоть пей на месте, но дальше не провезти. Правда, пьяного тоже могут с поезда снять. За то, что пьян. После проверки документов и багажа пассажиры выходят на перрон, а вагоны уезжают на «переобувку» – замену колёсных пар с широкой советской колеи на узкую европейскую. За два с половиной часа свободного времени можно посетить Брестскую крепость. Говорят, что до неё недалеко на такси или автобусе. Однако, в первый раз суетиться не хочется. С этим успеется: ещё столько отпусков впереди!
А сейчас лучше прогуляться по перрону, осмотреть мощное, словно вросшее в землю, здание вокзала. Немногим известно, что большая война началась с нападения и на этот объект тоже. В ночь на 22 июня 1941 года с немецкой стороны прибыл товарный поезд с затаившейся штурмовой группой, которая должна была захватить невредимыми все объекты железнодорожной станции Брест. Водокачкой, депо, путевыми стрелками и самим вокзалом они, конечно же, овладели, но с вокзальными подвалами вышла непредвиденная заминка. Там оказали сопротивление сотрудники линейного отделения милиции, железнодорожники и военные, оказавшиеся в ту роковую ночь на вокзале. Конфискованного у предвоенных диверсантов оружия в отделении милиции оказалось достаточно, и окружённые успешно отстреливались, надеясь продержаться до подхода подразделений Красной Армии. Тогда немцы залили подвалы водой. Подвальные окна сделаны ниже уровня асфальта, свет проникает в них через вырезанные в перроне ниши. На седьмой день всё было кончено...
А Брест, как всегда, точка входа на Запад. Сюда прибывает поезд Москва –Вюнсдорф (немного южнее Берлина, место дислокации Главного штаба ГСВГ). Из Бреста же отправляются в Германию и другие поезда. Через Польшу идут они «шнеллер-цугом» друг за другом до Франкфурта-на-Одере, а далее — роспуск веером во все концы ГДР: в Шверин на севере, в Магдебург на западе, в Дрезден на юго-востоке и в Эрфурт на юго-западе, в самый дальний угол. Пассажиры этих поездов проходят контроль в здании вокзала, поэтому днём там всегда оживлённо. Офицеры с жёнами, детьми и чемоданами медленно продвигаются к посту досмотра.
Известна байка, что однажды внимательный таможенник заметил уголок купюры, высунувшийся из-под погона кителя.
– Нехорошо, товарищ полковник! – контролёр, улыбаясь, похлопал его по плечу и вытащил несколько червонцев. Офицер вспыхнул краской негодования и стыда, повернулся к стоящей за ним жене, с первого взгляда понял, что это её проделки и врезал ей по физиономии. Так и поехала на заднице по кафельному полу, обратно в Советский Союз. А он прошёл вперёд, на выход к поездам.
Есть на брестском перроне одно замечательное местечко — книжный киоск. Из-за витринного стекла манят корешки книг, которых в обычных российских книжных магазинах и не выставляют. В союзных республиках это обеспечение было налажено хорошо, потому что Москва о них заботилась, обязывала издавать художественную литературу, как на русском, так и на национальных языках. Местным населением тиражи не раскупались, вот и оставалось кое-что для приезжих русских, чему они были очень рады, потому что в РСФСР на книжных полках в изобилии стояли только материалы партийных съездов, пленумов и программа КПСС. На этот киоск нужно было предусматривать некоторый финансовый запасец, здесь при каждом проезде находилось немало интересного.
Наконец-то «переобутый» поезд мчится по Польше. Первым её признаком в вагоне появляется суетливый поляк в железнодорожной униформе. Он протягивает пассажирам пригоршню затасканных флакончиков с духами «Быть может», потёртые тубы с губной помадой и тушью для ресниц, давненько отчаявшимися повстречаться с губами и ресницами. Вагон качается, руки маркитанта дрожат, косметика падает на пол, полячёк лезет под ноги пассажиров, собирая свой товар. На помятом, давно не чищенном пиджачке отсвечивает то ли собачья, то ли кошачья волосня. Говорят, что у них даже профессия такая есть — спекулянт, т. е. извлекающий прибыль перепродажей. Так и в паспорте написано. В Союзе за подобное привлекают к ответственности, с конфискацией имущества, а здесь — пожалуйста! Тоже трудящийся! Однако, у Александра пропало желание поговорить с этим коробейником по-польски. Язык он выучил по самоучителю ещё в военном училище. В книжном магазине «Дружба» на полках стояло много детективов на польском. Книжечки компактные, удобные. Такая хорошо умещается во внутренний нагрудный карман курсантской куртки. А язык для нас не сложный, на украинский похож. Общая языковая группа — славянская. Детективы и журналы Александр читал без затруднений, а разговорной практики получить было негде. Да теперь уже, пожалуй, и ни к чему.
За окном мелькали лоскутные одеяла частных земельных наделов, большие серые амбары и запряжённые в длинные телеги лошади, словно из довоенного кино. В конце лета по этим полям будут на четвереньках передвигаться люди, собирая картошку в плоские плетёные корзины. Местная картинка.
Для всего служивого люда, вновь направляемого в ГСВГ, первый день пребывания в Германии начинается с прибытия в Вюнсдорф. Не вокзал, а так, небольшая станционная постройка. Поезд ежедневно прибывает в 22-00, а ожидать нужно, стоя до утра. Среди офицеров, вынужденных бодрствовать в крохотном зальчике, Александр сразу же увидел знакомое лицо. Это оказался Витя Кулименко, сослуживец по прежнему месту службы. Два года тому назад он заменился в Германию, а сейчас проводил на московском поезде жену с ребёнком и коротал время до утренней электрички. Знакомы они были больше по инженерно-технической столовой, в которой не раз оказывались за одним столиком в ожидании щей-борщей.
Тогда Витя служил «комсомольцем» в батальоне связи, несмотря на то, что окончил училище связи и должен бы считать своей лямку командира взвода. Однако ему предложили политрабочую стезю. Улыбнулось такое вот военное счастье сразу же после выпуска! Не довелось Вите принимать разукомплектованных радиостанций на разворованных автомобилях, восстанавливать их на нервах – «чтобы к утру работало!»; вставать ни свет ни заря на первую смену полётов или после второй, чтобы успеть на утреннее построение, отвечать за связь с экипажами в воздухе и с вышестоящим штабом на земле, держать дисциплину против солдатской дедовщины и много ещё чего, не располагающего к восторгу, отведать не пришлось. Да и ладно бы. Повезло человеку, пусть живёт и радуется! Командиры взводов, такие же выпускники училищ связи, инженеры по эксплуатации связной техники, воспринимали его без укора и, беззлобно посмеиваясь, называли бывшего коллегу «инженером по комсомолу». Учился на инженера, а получился комсомолец. А какие у комсомольского секретаря батальона значимые дела? Да никаких. Провести комсомольское собрание? Даже замполит батальона как-то высказался под настроение: «Ну, с командиров взводов хоть есть за что спросить: и обеспечение полётов на них, и дисциплина, и техника, и в наряды-караулы заступают, занятия проводят. А с моих замполитов рот и «комсомольцев» – за что спросишь? Отругать не за что! Ни за что не отвечают!» Да, такова была эта система.
На учениях батальон показал себя неплохо. Развернулись, набрали связи, закрыли каналы, приняли радиолокационную обстановку. В общем, сработали. Инженеры-связисты довольны собой, а Витя опять здесь не при чём — «инженер по комсомолу»! Вот тогда-то и задумал он перейти обратно в связь. Стать командиром взвода радиосвязи, согласно диплому об окончании училища. И ведь перешёл-таки, уже в Германии! Куда жена смотрела? Только кликни технарям в авиационном полку, что открылась вакансия замполита, инструктора по комсомолу, парторга или пропагандиста, — от кандидатов отбоя не будет! Чисто место пусто не бывает.
Утром, побрившись в станционном умывальнике безопасной бритвой, распрямляя ладонями замины на поглаженных ещё в Союзе брюках и кителе, отправился Александр в штаб воздушной армии. Доложить о прибытии и получить предписание к новому месту службы. Кто куда предназначен, уже давно расписано кадровиками в плане замены. Однако при представлении начальству возможны судьбоносные перемены. Вместо дождливого севера (Померания) можно поехать на более комфортный юг (Тюрингия, Саксония), да и в центре неплохо.
– Товарищ полковник, а Мер-зе-бур-г - это на севере или на юге? – взглянув в предписание и читая название города по слогам, обращается простоватый старлей к начальнику своей службы.
– А вам, товарищ До-ри-сен-ко, не всё ли равно? – досадливо морщится полковник.
– Да у меня ребёнок..., а на севере Германии, говорят, дождливо, – канючит старлей. – Нельзя ли мне распределиться на юг?
– У всех дети. А вы сюда откуда приехали-то?
– Из Пугачёва, Саратовской области.
– Так, может быть, вам сейчас же и вернуться в солнечный Саратов? Там не промокнете.
А Александр получил предписание в Нору (ударение на первый слог) и помалкивает, дурных вопросов не задаёт. Штурман географию любит и знает, что Нора — это между Веймаром и Эрфуртом, в Тюрингии, на юге! Да он бы и от германского севера не отказался. Есть в армии верное правило: «Ни на что не напрашивайся, ни от чего не отказывайся!» Сказал: «Есть!» и пошёл на железнодорожную станцию.
Обратился там в информационное окошко, немка быстро расписала ему на бланке номера поездов и время отправления по маршруту. Улыбнуться не забыла. Так принято. Вагоны в немецких поездах почти такие же, как у нас в электричках, только разделяются на «Для курящих» и «Для некурящих». Купейных и плацкартных с верхними полками и в помине нет. Расстояния небольшие, в течение одного дня страну можно пересечь хоть вдоль, хоть поперёк, хоть по диагонали. Есть мягкие места в купе со стеклянными дверями. Пересадка в Галле. Вышел с чемоданами на перрон. Мимо пыхтит тот самый Дорисенко, который географию не любит. У него пересадка на Мерзебург, что совсем недалеко отсюда. А это же средняя полоса ГДР! Только напрасно себе репутацию подпортил.
У окон поезда напротив стоят немецкие офицеры с нашивками люфтваффе, германских ВВС. Среди них есть и женщины в такой же форме. Молча смотрят на наших. О чём-то они размышляют?
Вскоре Александр продолжил знакомство с немецкими железными дорогами и убедился, что главным их достижением можно считать вагонный буфет сети ресторанов железных дорог ГДР «Митропа» (сокращённое от «Миттельойропа» – «центральная Европа»)! Холодное пиво и горячие жареные сосиски с горчицей — что ещё нужно человеку для приятной поездки по незнакомой стране?! За окном проплыл Наумбург с махиной средневекового замка на горе. Южнее, на холмах Тюрингии, их сохранилось немало. Пехотный офицер-попутчик рассказывает, что в замках любят останавливаться туристы. Да и сами местные немцы могут там провести выходные с ночёвкой.
Вот и конечная, Веймар. Город Гёте, Шиллера, Баха, но и Гитлера тоже. Полковые казармы, где он служил, всё те же. На высоком холме, за городом, торчит крематорская труба Бухенвальда. Из нашего военного городка и с аэродрома открыто просматривается. Такой вот ориентир. Видимость в тумане по ней определяют.
Во всех военных округах служба, в рамках одного рода войск, примерно одинаковая, поэтому что о ней говорить? В военных городках всю жизнь офицера занимает его служба, стирающая границы между рабочим временем и личным. Жилые дома расположены недалеко от штаба и казарм. Очень удобно. Словно в вашей квартире туалет устроен рядом с кухней.
К примеру, где-нибудь в Кызылкумах вечером смотрит офицер телевизор дома, сидя на диване, в трусах и тапочках, а через пять минут он уже срочно оказался в штабе или в казарме. Командир части, словно запасливый рыболов, вытащил его, как карася в садке, из родной среды в менее благоприятную служебную. Мог бы на завтра отложить несрочное дело, но в удалённом отовсюду гарнизончике, среди пустыни, с развлечениями не очень-то. От службы отвлечься человеку не на что, вот и накручивает себя сам, как лебёдка трос на застрявшей в песках машине. А по третьему закону Ньютона всякое действие вызывает противодействие. Приходит новенький посыльный домой за лейтенантом, которого в лицо не знает:
– Скажите, лейтенант Лисин здесь живёт? Его вызывает командир батальона!
– Неее-т, – отвечает ему Лисин, которого уже порядком достала такая собачья жизнь, – лейтенант Лисин здесь не живёт!
Конечно, со второй попытки лейтенант является к комбату, которого видит чаще, чем свою жену, и на издёвочку «Так вы там не живёте?» вздыхает сокрушённо: «Да разве это жизнь?!»
Так вот именно в этом, в условиях жизни, и надо искать отличия между местами дислокации. Если не принимать в расчёт саму службу, то остаются климат и досуг, а также, как говорится, «что там пьют и чем закусывают». Можно ещё добавить – где это происходит. В Германии у наших офицеров гаражей и быть не может, поэтому собираются по субботним вечерам в безопасном деревенском гаштете (небольшой ресторан), куда гарнизонный патруль не заглядывает. Гаштетчик не сдаст, покупателей терять — себе в убыток. От односельчан ему прибыль небольшая: немец может весь вечер просидеть с одним дупельком водки (50 граммов) или бокалом пива. К тому же, они почти не закусывают, удивляясь, зачем же выпитое заедать? Тогда хмель пройдёт и опять трезвый, только деньги зря потратил! Иное дело советские офицеры, наследники славных традиций русской армии! Нашим ребятам разворот души нужен, своя компания! Усидят за вечер батарею корна и пива, под картошечку с капусткой и традиционные «цвай сосискен унд порезать», и хоть бы что! Все бодры и на ногах. Немцы нас ценили! Никаких обид мы им не чиним, зато всю зарплату в марках у них же в магазинах оставляем. Не везти же её в Союз, где покупать нечего?
А ещё хороша Германия рыбалкой. Только за фишкарту (разрешение) надо заплатить. Можно обойтись и без «фишки», если знать места, где её не проверяют. В особом почёте карп и форель в платных прудах. По весне можно поймать язя. С майским теплом балтийский угорь плывёт-ползёт на нерест в фатерланд. В озёрах и старицах лещи осеннего жора дожидаются. Щука и зимой не дремлет, а с весны и вовсе призывно шлёпает хвостом.
Природа ухожена, как тёщин огород. В заказниках дёрн первозданный, словно от сотворения нога не ступала. Экологическая полиция за всю земную, водную и воздушную сферу переживает. Быть хамом не принято. Окурок из авто не выбросят! Сорить стыдно, да и наказуемо. За нарушения — штраф. Соседи и прохожие всем миром помогают друг другу быть культурными и законопослушными. Если увидят что-либо не по правилам, то непременно сообщат в полицию. Доносительство тайное и платное. У них даже городская свалка — не смердящая куча, а организованный склад использованных материалов. Всё рассортировано и аккуратно уложено. Да что там хлам – сюда списанные автомобили своим ходом приезжают! Порядок царит везде и виден во всём. Немки окна моют только по четвергам, никому и в голову не придёт делать это в иной день. Потому что их чистоту экополиция будет проверять в пятницу.
Частные дома добротные, кирпично-брусовые, ко входной стеклянной двери подводит витая лестница, украшенная туей и можжевельником в вазонах. Заборчики низенькие, не для защиты, а для обозначения границ территории. Никаких овощных грядок, только цветы, дорожки и малые архитектурные формы, чтобы радовать взор. Нечто подобное впервые увидел и царь Пётр в Кукуевой немецкой слободе. Ни одной завалившейся избёнки даже в посёлках нет. Зато в каждом из них имеется своя кирха, составная часть немецкой женской воспитательной триады: «киндер – кюхе – кирхе» (дети – кухня – церковь).
На церковном кладбище, на постаменте, высится германский крест или орёл на шаре, готовый ко взлёту, с приподнятыми крыльями и немного пригнувшейся головой. Это памятники немцам, погибшим в первую мировую войну. Что желал показать скульптор в образе такого орла? Вознёсшиеся в небо души погибших? Несломленный дух немецкой нации, надеющейся на реванш? Наверное, и то и другое.
После второй мировой в ГДР ставили памятники уже не солдатам третьего рейха, а их жертвам – узникам концлагерей со всей Европы и советским солдатам, добившим фашизм. Проезжая мимо воинских мемориалов со звёздами, мы всегда салютуем им клаксонами автомобилей. А крылья орла на взмахе, после второго разгрома Германии, напоминают поднятые руки сдающихся немецких солдат: «Гитлер капут!»
Внешне немцы закрыты. Идёт человек своей дорогой, мысленно в себе, но это только до вашего первого вопроса. Стоит лишь к немцу обратиться, как он обязательно остановится, непременно улыбнётся, не сочтёт за труд уточнить ваш вопрос и постарается понятно ответить. В войсках ГСВГ ходила хохма:
– Эй, Кондрат (от «камрад» — товарищ)! А где здесь мост через вассер (вода)? — спрашивает немца наш военный. – Ну, какой же ты немец, если по-русски не понимаешь?
С 1945 года немцы здесь хорошо понимают по-русски. Они благодарны нам за спасение их от голода после краха Германии, за то, что мы не мстили всему немецкому народу, не сделали их рабами, не загнали в лагеря, не убивали тысячами, как поступали с нами их соотечественники. Однако расслабляться не стоит. Уступив в автобусе сидячее место немцу, можно невольно спровоцировать его на арийскую «благодарность»: «Свинья знает своё место». Хамы среди любого народа не редкость, великодушие и порядочность за слабость принимают.
Сообщение отредактировал polubedov_g - Вторник, 31 Августа 2021, 15.17.31 |
| |
| |
| polubedov_g | Дата: Вторник, 31 Августа 2021, 12.13.00 | Сообщение # 2 |
|
Группа: Эксперт
Куратор темы
Сообщений: 398
Статус: Отсутствует
| (Продолжение)
Приверженность к абсолютному порядку и строгому соблюдению правил иногда немцев подводит. Как достался германцам в древности алфавит на основе латинского из 26 букв, так они им до сих пор и обходятся, хотя звуков в немецком языке несколько больше. Довольно-таки распространённый звук «ш» передают сочетанием из трёх букв – «sch», вместо одной. А звук «ч» даже в самом что ни на есть немецком изо всех немецких слов «deutsch» («немецкий», «по-немецки») и вовсе пишут четырьмя буквами! Такая письменность явно не от стремления к рациональности. Не смогли новые литеры придумать – так добавили бы галочку над согласными. Додумались же, для различия, над некоторыми гласными по две точки «умляута» поставить! Не посмели нарушить канон?
Или вот такой случай, по всей ГСВГ рассказывали, как о примере немецкого упорства, когда они правы. Едет немец ранним утром по шоссе на «Трабанте» (местного производства легковой автомобиль с пластмассовым корпусом). Видит, что на дороге, перед въездом под автомобильный мост, поперёк полосы его движения лежит перевёрнутый советский танк, упавший сверху. Ночью по мосту прошла наша колонна, и молодой неопытный механик-водитель, не справившись с управлением танка, сорвался вниз. Эвакуировать танк ещё не успели. А немец-то знает, что он прав, потому что едет по своей полосе, а танка здесь вообще быть не должно! Так и врезался, с переломом обеих ног.
Что ж, это их дело – как им писать и когда тормозить, но тогда и нечего задаваться. А вот чем действительно немцам можно гордиться, так это изобретением колбасы! Во всяком случае, запах жареных сосисок неизменно напоминал Александру о доброй, сытой и чистой Восточной Германии, где прошли лучшие годы его службы.
III.
Там, за Читой, где жить нельзя,
Москве и Питеру дерзя,
Напротив "странного" Пекина
Стоит кра-са-вица Борзя! (Армейский стих)
Оказаться после Германии в Забайкалье – это всё равно, что в мороз обмочиться. Сначала было тепло, а потом станет холодно. Дальневосточники возразят, что у них тоже климат суровый. А никто и не спорит. Просто у нашего героя замена состоялась именно в Забайкальский военный округ. Край лысых сопок и полынных степей, продуваемых студёными ветрами. Зима солнечная, но холодная и длинная; лето жаркое, но до обидного короткое. Коренное население немногочисленное, потому что и природные ресурсы изобилием не отличаются. Для обитания человека места малопривлекательные. В древние времена на эти земли даже плодовитые китайцы не зарились, предпочитая держаться ближе к тёплым южным морям. В тесноте, да не на стуже.
В результате идеологического раскола между СССР и КНР, происшедшего в 1960-х годах, в Забайкалье стала резко увеличиваться численность приезжего населения. Срочно расширялись имеющиеся и возводились новые военные гарнизоны. Развивалась и сеть аэродромов: Джида, Оловянная, Безречная, Степь, Домна, Борзя, Укурей, Кяхта…
Вопрос: может ли человек прожить счастливо всю свою жизнь, даже не подозревая о существовании этих географических названий? Конечно, может! Если только он не служит в армии. Потому что для тысяч наших офицеров, а также их жён и детей, эти названия стали частью их судеб.
Небольшой военный городок авиационного полка. Самого аэродрома с дороги не видно, только четырёхэтажная «вышка» командно-диспетчерского пункта маячит над постройками, да гул самолётов сотрясает воздух во всей округе. Километрах в двух от аэродрома расположилось несколько длинных одноэтажных кирпичных зданий: штабы и казармы полка, аэродромного батальона и батальона связи, а также лётная, техническая и солдатская столовые. Далее – клуб, спортплощадка и автопарки. Рядом со служебной территорией расположена жилая. Общежитие и с десяток ДОСов (домов офицерского состава). Те из них, что поновее, – по праву для лётчиков, а те, что постарше, – для прочей гвардии, которая по аэродрому ходит. Несколько бараков, разделённых на квартиры, и десятка три частных домиков образуют неизменный для всех гарнизонов «Шанхай». Одинокий магазин, с очередью в день завоза продуктов, запылённая кафешка «Полёт», буфетчица с оценивающим прищуром и беломориной в зубах, как и подобает обладательнице дефицита. Детский садик с палисадничком и раскрашенной беседкой. Детей школьного возраста на учёбу надо возить в ближайший населённый пункт, располагающий школой. Как правило, это посёлок при железнодорожной станции. Для транспортировки выделяется военный автобус или машина со списанным КУНГом (кузов универсальный герметичный).
Дети в таких удалённых военных городках могут за лето даже не почувствовать вкуса мороженого. Хладокомбинат-производитель, словно сказочный дворец, – за тридевять земель, в Чите (на местном жаргоне – Читтаго). Пока сотни офицеров и прапорщиков в гарнизоне служат, летают, учебно-боевые задачи выполняют, у их детей детство проходит! Такое же короткое, как забайкальское лето. Только лето ещё вернётся, а детство – нет. За защиту родины все военные отвечают как один. За то, чтобы своим детям привезти в гарнизон несколько ящиков мороженого летом, – ни один не в ответе. Нет такого пункта в обязанностях ни у начпрода, ни у начальника политотдела, ни у командира полка. Все задачи у них – боевые, по предназначению. Как будто семей и рядом нет.
Там сама жизнь показывает, что основная и лучшая её часть – она где-то далеко отсюда протекает, на Большой Земле, в обустроенных для жизни городах. А мы здесь, на маленьком пятачке, как на плацдарме. Ещё лет пяток продержимся, служба нас помнёт-потреплет, да и заменит за границу, в какую-нибудь Группу войск. Не в Германию, так в Венгрию, в Чехословакию или хоть в Польшу, на худой конец. А пока, чтобы когда-нибудь попасть в план замены, надо просто пережить зиму. А потом подготовиться к следующей зиме. Именно это и является основным содержанием жизни и главной задачей всех забайкальских командиров, их подчинённых и членов семей.
Топливо для спасительницы-котельной расходуют экономно, чтобы его хватило на весь отопительный период. Батареи в домах чуть тёплые. Даже лётчики вынуждены зачастую спать одетыми в лётных куртках и брюках! Двигатели автомобилей не выключают всю зиму. На стоянках в автопарках движки работают на холостом ходу. Если заглохнет двигатель, то до весеннего тепла завести его уже невозможно, даже если блок не разморозился.
А что, если «заглохнет» котельная? Например, откажет насос, который тёплую воду по трубам перекачивает. Если не устранить такую аварию экстренно – полопаются трубы от заледеневшей в них воды, и гарнизон станет замерзать вместе с боевой готовностью. В квартирах и казармах электрообогреватели и без того с осени включены. Теперь же их количество резко возрастёт за счёт самодельных «козлов» из спиралей накаливания. От перегрузок срабатывают автоматы защиты сети, отключая электричество во всём гарнизоне. Начинается аврал! В полку отбивают (отменяют) полёты. Комбат аэродромный срочно добывает агрегаты и трубы для ремонта, а все люди в погонах, от солдата до лётчика, ломами долбят оттаявшую после костров землю, раскапывая траншеи теплотрассы. Какой уж теперь план боевой подготовки! В холод за сорок, да на ветру, все мысли о тепле, а не о плановой таблице. Вот потому-то мудрые китайцы эти просторы и «за бесплатно» не взяли.
Ну, а когда котельная работает, то полк занимается любимым делом – боевой подготовкой. Пилоты повышают лётное мастерство, а инженерно-авиационная служба, тыл и связь всесторонне обеспечивают полёты. Дело это хлопотное и ответственное, требующее слаженных действий десятков подразделений и высокой квалификации сотен офицеров, прапорщиков, сержантов и солдат. Цена несогласованных действий или ошибки может быть очень высока. К тому же, в самолёте и на аэродроме всегда есть чему сломаться. Поэтому особое внимание в авиационном полку уделяется обеспечению безопасности полётов.
Даже для того, чтобы один-единственный лётчик успешно взлетел, полетал и приземлился, задействуются все службы полка с частями обеспечения. Ведь лётчику необходимо предоставить полностью подготовленный к полёту самолёт, все приборы и агрегаты которого должны быть проверены и исправны, системы заправлены, а топливо кондиционно, чтобы движок в полёте не чихнул. Парашют и аварийный неприкосновенный запас в кабину уложены. Средства радиосвязи и пилотажной навигации на борту исправны.
Средства связи и радиотехнического обеспечения полётов на аэродроме включены и проверены. Группа руководства полётами находится на рабочих местах на командно-диспетчерском пункте. «Добро» вышестоящего штаба на вылет получено. Магнитофоны объективного контроля все переговоры группы руководства полётами по радио и проводам записывают. Экипаж поисково-спасательной службы, пожарная команда и медицина находятся в готовности к применению.
Радиотехническая система посадки (РСП) всё небо в радиусе километров на 200 вокруг аэродрома и километров за 70 на посадочном курсе видит. Выносной индикатор этой системы (ВИСП), расположенный на «вышке», получает от РСП всю необходимую радиолокационную информацию о воздушной обстановке. На КДП у ответственного дежурного по связи и рто (радиотехническое обеспечение) из динамиков доносятся голоса ближней и дальней приводных радиостанций, подающих в эфир точки и тире своих позывных. Курсовой и глиссадный радиомаяки включены.
Радиотехническая система ближней навигации готова определить азимут и дальность до самолёта. Радиопеленгаторщик по первому запросу подскажет лётчику пеленг для определения направления на аэродром.
Если же полёт ночной, то на лётном поле и подступах к нему ещё и световая иллюминация включается: огни взлётно-посадочной полосы (ВПП) светят жёлтым светом, ограничения ВПП – красным, а огни рулёжных дорожек – синим. Кроме того, возле приводных радиостанций, что расположены по курсу в нескольких километрах от торца ВПП, вспыхивает алым огнём кодо-неоновый светомаяк, в такт букве позывного, венчая строгую геометрию жёлтых огней направления посадки, светового горизонта и подхода к аэродрому. А вдоль ВПП, по направлению захода на посадку, четыре мощных прожектора на автомобилях развёрнуто, в готовности подсветить полосу.
По громкоговорящей связи (ГГС) все службы доложили о готовности к обеспечению полётов. Само собой, что лётчик должен быть здоровым, отдохнувшим, сытым, экипированным, без личных и жилищно-коммунальных проблем. Тягач на жёсткой сцепке отвезёт самолёт из ангара до централизованной заправки. Мощный генератор на автомобильном шасси «даст прикурить» самолёту – запустит двигатель. Это же сколько людей и техники задействовано для обеспечения одного только полёта!
Как правило, для полётов в полку назначается три лётных дня в неделю. Обычно на лётный день планируется выполнение двух лётных смен: дневной и ночной. На каждую смену предусматривается разный личный состав, потому что людям надо отдыхать, чтобы исключить влияние «человеческого фактора». В авиации этот термин очень тесно связан с понятиями «предпосылка к лётному происшествию» (это когда самолёт чуть не разбился), «лётное происшествие» (когда самолёт разбился) и «авиакатастрофа» (когда самолёт разбился и лётчик погиб). С учётом рабочей нагрузки на одного человека, предусматривается необходимое количество специалистов по каждой должности.
Сменный руководитель системы посадки обеспечивает не только полёты своего полка, но и в промежуточные дни на КДП дежурит, когда этот аэродром является запасным для соседнего летающего полка или в ожидании перелётных бортов. А они и по выходным летают. В штатной книге кадровики не поскупились и определили четыре должности для сменного руководителя системы посадки. Чего бы лучше? Как обычно, вмешался «человеческий фактор».
На две должности, как дрова, свалили «обнявшихся с зелёным змием» списанных лётчиков, чтобы дать несчастным до пенсии дотянуть. На третьей должности стоит штурман, решивший досрочно уволиться, а потому на службу являющийся не всегда. В те годы уволить офицера было очень сложно. Если увольнять каждого желающего, то кем же дыры вдоль границ затыкать прикажете? На четвёртой – Саша Пролинник. Соответственно, все лётные смены, запасные аэродромы и перелётные борты он делит со своим напарником, когда тот не в загуле. На свои лётные смены напарник являлся, но от других дежурств мог уклониться. Отдежурит Александр своё, а на следующий день напарника на службе нет – после вчерашнего возлияния дома валяется, изломанный «фашистским крестом» (руки-ноги в стороны разбросаны, в локтях-коленях согнуты). Встряхнёт его Александр, пригрозит, но поскольку напарник к несению службы «не готов», то опять ему приходится дежурить.
Соседки с детскими колясками и мужьями каждый день прогуливаются, а его жена, словно мать-одиночка, только с дочкой в городке появляется.
– Да кем у тебя муж служит, что ты всё одна и одна? – сочувствуют из интереса.
– А я знаю? – отвечает Сашкина жена-героиня.– Он на аэродроме живёт! За него за квартиру можно не платить, с таким распорядком! Ему даже меня с дочкой из роддома забрать не было возможности!
Вопреки расхожему мнению, что незаменимых нет, Александр фактически оказался таковым на своём рабочем месте в сложившихся обстоятельствах. Между прочим, это означало, что в какой бы день ни произошло чрезвычайное происшествие на полётах, оно наверняка не минует Пролинника.
А безопасность обеспечения полётов здесь далеко не так высоко поставлена, как в наших европейских округах. Особенно в отношении связи и радиотехнического обеспечения, с чем плотно сопряжена работа сменного руководителя системы посадки.
Без связи система управления полётами парализована, а когда связь есть, то её воспринимают как должное и не замечают, словно воздух. Это правильно, потому что офицерам группы руководства должна быть предоставлена надёжная связь, не мешающая своими хрипами и свистами управлять полётами и не отвлекающая их от контроля за действиями лётчиков. Тем более, когда пилот заходит на посадку с отказавшими навигационными приборами, следуя только указаниям руководителя системы посадки.
В ЛенВО с этим видом обеспечения дело обстояло неплохо. Александру запомнился такой случай из давней службы. Во время полётов с участием генерала из штаба ВВС округа Пролинник увидел, что тот отклонился от маршрута. Александр дал ему команду вернуться на своё место.
– За своими следи! – раздалось в ответ генеральское ворчание.
– Пролинник, не трогай его! Оставь его в покое! – недовольно сказал командир полка, находившийся на КДП. – Пусть летает, как хочет!
Самолёт вышел за пределы пилотажной зоны и приблизился к воздушной трассе, по которой в это время шёл пассажирский борт, на такой же высоте. Александр повторил свою команду и сообщил об опасном сближении с другим летательным аппаратом. Теперь уж генерал и сам увидел грозящую ему опасность и развернулся в сторону разрешённой зоны. Бальзамируя задетое самолюбие, он решил-таки проучить принципиального штурмана и при заходе на посадку объявил об отказе своей курсовой системы. В этом случае Пролинник должен был сходу давать ему команды о курсе, крене и времени для захода самолёта на посадку. Задача непростая, требующая большого практического опыта. Александр сработал безукоризненно, но как-то оценит его работу генерал, которому предоставлено это право? На разбор полётов, вопреки обыкновению, комполка взял с собой Пролинника, заранее злорадствуя: «Ну, будет тебе сейчас нахлобучка!» Заходя в класс предполётных указаний, в котором всегда проводятся подобные мероприятия, генерал картинно снял лётный шлем, как будто раньше этого сделать не мог, и взглянул на командира полка.
– Кто сидел на посадке?
Тот с ухмылкой кивнул на Александра.
– Старший лейтенант Пролинник, – представился Александр.
– За отличное руководство полётами объявляю Вам благодарность! – отчеканил генерал к удивлению присутствующих и добавил: – От имени Командующего ВВС округа!
Да-а уж! Многие в армии хорошо служат, да не всех высоко оценивают.
– А ведь толковый парень за нами присматривает! – переговаривались лётчики. – С таким не пропадём.
В Забайкалье отлично обеспечивать полёты получалось не у всех и далеко не всегда. При годовых перепадах температур до 90 градусов огромные железобетонные плиты на ВПП норовили вылезти одним краем вверх, образуя выступы и впадины.
Электрические кабели светооборудования на полосе и подходах к аэродрому периодически повреждались, а то и пропадали бесследно, поэтому огни светили не все, что затрудняло пространственную ориентацию. Радиосвязь пока держалась, потому что от земли мало зависела, но неплохо было бы уже обновить парк радиостанций. Громкоговорящая связь частенько фонила, заглушая команды руководителя полётами и доклады дежурных. Телефонная связь в самый нужный момент могла прерваться: то пара пропадёт, то муфта замокнет, если верить связистам.
Исправность связи – это вообще отдельный фокус! Про связь говорят, что вот только что она «была», а сейчас она «бууу-дет!» То есть связь существует только в прошлом времени и в будущем, а в настоящем, когда срочно нужно – её не бывает. Электроснабжение отключалось. Двигатели автомобилей размораживались, либо замерзали до весны. От выхлопа двигателей и отопителей угорали солдаты. Не хватало исправной техники, людей и тепла.
А летом коровы через взлётку ходили, как по выгону: утром – на выпас, вечером – в стойло, для чего селяне, потомки высланных сюда в XVIII веке участников восстания Емельяна Пугачёва, тайком рвали проволочное ограждение аэродрома.
О работе с выносного индикатора на КДП Александру здесь приходилось только мечтать, потому что не было кабеля между радиотехнической системой посадки и ВИСПом на «вышке». На полётах теперь он находился на РСП, откуда и управлял ближней зоной пилотирования и посадкой самолётов на свой страх и риск.
На диспетчерском радиолокаторе действовал только верхний луч, не замечая маловысотные объекты. Вообще же РСП «видела» самолёты только в активном режиме, а это значит, что при отказе бортового ответчика летательный аппарат на экране превращался в невидимку. Что же подскажешь лётчику, если его не наблюдаешь? Нарушался основополагающий принцип управления самолётами в воздухе с земли: «Вижу, слышу, управляю».
Сообщение отредактировал polubedov_g - Вторник, 31 Августа 2021, 18.53.26 |
| |
| |
| polubedov_g | Дата: Вторник, 31 Августа 2021, 12.13.56 | Сообщение # 3 |
|
Группа: Эксперт
Куратор темы
Сообщений: 398
Статус: Отсутствует
| (Окончание)
Такое состояние безопасности полётов вызывало беспокойство и летающих, и за них отвечающих. Как-то в клубе проводилось закрытое партийное собрание полка с повесткой «Повышение безопасности полётов». На закрытом собрании присутствуют только члены партии, коммунисты. Пролинник же был беспартийным, но пришёл на собрание по собственной инициативе. Не лишне послушать, о чём же именно будут говорить присутствующие. Александр никогда не являлся ни записным общественником, ни комсомольским активистом. Просто повестка дня была для него чрезвычайно актуальной. До спинного мозга. Ему разрешили присутствовать, изменив формулировку мероприятия на «открытое партийное собрание». В президиуме заседали командир полка, его заместитель по лётной подготовке, начальник штаба и начальник политотдела со своим заместителем по партийно-политической работе.
В зале собрались лётчики и инженеры во главе с командирами эскадрилий. В первом ряду сидели приглашённые на собрание командиры частей обеспечения: командир аэродромного батальона и командир батальона связи. Докладчиком выступил зам по лётной. Со знанием дела он прошёлся по имеющимся недостаткам в лётной подготовке, которые потенциально могли привести к лётным происшествиям. О том же говорили и последующие выступающие, каждый в меру своей служебной компетенции.
Александр заметил, что в выступлениях не прозвучало ни слова об основных, хронически не решаемых проблемах по безопасности полётов, накопившихся в полку. Он попросил разрешения высказаться и с места зачитал свой список из десятка недостатков в организации и обеспечении полётов полка, непосредственно серьёзно влияющих на безопасность полётов. Согласно Наставлению по производству полётов, из-за каждого такого недостатка необходимо отменять полёты до его устранения. Между собой лётчики озабоченно обсуждают целый ворох существующих проблем, а на собрании сидят и помалкивают. Дисциплину-субординацию соблюдают. Есть старшие – вот они и должны говорить, но молчат и комэски. Командиру полка обо всех трудностях и без того известно! Уже сколько раз говорено-переговорено, но улучшений что-то не происходит.
Перекуривая с участниками собрания в курилке, Александр услышал от кого-то из начальников обрывок анекдота, предназначенный явно для его ушей: «А мама посадила Вовочку на горшок и предупредила: «Сынок, сиди на попе ровно, а то и горшок опрокинешь и сам испачкаешься!» После партсобрания существенных изменений в устранении перечисленных Пролинником замечаний не произошло, только стал он для руководства полка «нехорошим».
Вскоре подошло время командирских полётов, как положено в начале учебного года. Это когда первые лица полка и частей обеспечения лично возглавляют свои дежурные смены. Командир полка непосредственно руководит полётами вместо штатного руководителя. Зам командира по инженерно-авиационной службе в качестве дежурного инженера управляет вверенным инженерно-техническим составом. Командир аэродромного батальона становится дежурным по аэродромно-техническому обеспечению, а командир батальона связи превращается в дежурного по связи и радиотехническому обеспечению. Соответственно, все начальники служб и командиры подразделений возглавляют свои дежурные силы и стараются показать «товар лицом».
Прежде чем руководить такими полётами, командир должен лично выполнить воздушную разведку погоды и попутно оценить, не привирает ли полковая метеослужба? Пока командир минут сорок погоду в воздухе разведывал, Пролинник его на индикаторе РСП почти не наблюдал. Увидел метку его самолёта уже только на посадочном курсе. На предполётных указаниях Александр доложил командиру полка о том, что радиотехническая система посадки к обеспечению полётов не готова.
– Решение о проведении полётов принимает командир! – усмехнулся командир полка на его доклад и скомандовал: – По самолётам!
Офицеры группы руководства полётами заняли свои рабочие места на КДП, лётчики убыли к самолётам.
– Всем начальникам дежурных смен доложить о готовности к полётам, – приказал командир полка по громкой связи.
В ответ раздались привычные, бодрые, подтверждающие доклады старших дежурных смен.
– На диспетчерском радиолокаторе РСП нижний луч не работает. Режимы «Пассивный» и «Селекция движущихся целей» тоже не работают. Безопасность полётов не гарантирую, – твёрдо выделяя отрицание, доложил Пролинник по громкоговорящей связи со своего рабочего места на РСП.
Группа руководства вздрогнула от неожиданности. Подобного демарша никогда ещё не бывало! В полку, конечно, знали о выступлении Пролинника на партсобрании, но не ожидали, что оно будет иметь «супротивное» продолжение.
– Капитан Пролинник, прекратите! – резко отреагировал командир полка.
А бесстрастные магнитофоны объективного контроля пишут всё, о чём речь идёт по радио и проводам. Даже разговоры группы руководства между собой записываются через специально предназначенный для этого микрофон. В обиходе «Шпионом» зовётся, хотя установлен открыто и даже подписан. Командир взглянул в плановую таблицу и скомандовал по стартовой радиосвязи:
– «Два полсотни первый», запуск!
– Выполняю, – доложил командир первой эскадрильи, назначенный на воздушную доразведку погоды.
– Безопасность полётов не гарантирую! – теперь уже по радиостанции передал в эфир Пролинник, чтобы слышали все лётчики, у кого радиостанции включены.
– Понял, выключаюсь,– доложил комэска.
Дуэль с командиром по громкой и в эфире вспыхивала ещё дважды и последнее слово осталось за Пролинником. «Своё слово я сказал, а теперь делайте то, что считаете нужным, – подумал Александр, – и пусть вам мальчики на горшках помогают».
Досадно командиру, но делать нечего: такая «свадьба» без эрэспэшника не играется.
– Группе руководства и лётному составу, собраться в классе предполётных указаний! – раздалась команда по аэродрому. Прибыл на разбор и Александр.
Командир был убеждённым матерщинником, поэтому на разборе несостоявшихся полётов от него ожидалась буря мата по поводу обстоятельств вообще и Пролинника в частности. К общему удивлению, извержения не произошло. Быть может, из-за того, что как-то в неформальной обстановке и при свидетелях Александр убедил командира, что способен решительным образом пресечь его оскорбления в свой адрес. С тех пор Пролинник стал едва ли не единственным в полку офицером, с которым командир разговаривал на «вы» и без матюков, хотя и с неизменной ухмылкой.
Сейчас, на разборе, командир и бровью не повёл в сторону Пролинника, а обратил вопросы к командиру батальона связи по поводу прогремевших по громкой и радио неисправностях в работе РСП. Комбат заявил в своё оправдание, что заявки на требующиеся магнетроны и кабель подавались неоднократно, но таких материальных средств нет в наличии в ВВС округа.
Полёты отбили. Закрутилась карусель докладов и выяснений! Зазвенели телефоны в штабе ВВС округа, полетели телеграммы. Доложили «НАВЕРХ», аж в Москву. Отбить полёты – это же чрезвычайное происшествие! Уже через несколько часов прилетела комиссия штаба ВВС округа. Безопасность посадки этого самолёта обеспечивал, конечно же, Пролинник. Началось обстоятельное разбирательство.
В основе происхождения большинства нарушений – неблагоприятные климатические условия и недостаточное материально-техническое обеспечение. Однако если случится в полку авиакатастрофа, то «красная фуражка» (следователь военной прокуратуры) не примет во внимание, что в этих широтах плевок на лету замерзает и падает на бетонку ледяными осколками, а станет проверять реальное соответствие состояния безопасности полётов требованиям руководящих документов. Без поправок на холод и ветер.
Большие-то командиры и начальники прикроются своими приказами и инструкциями, в которых всё правильно написано, согласно руководящим документам. Упрекнуть их не в чем: ничего не упустили и не исказили. Слово в слово добросовестно переписали, но нерадивые подчинённые чего-то из правильно написанного не выполнили, не доложили – с них и спрос. Примерно такие звучат объяснения при серьёзных неприятностях: «Сменный руководитель системы посадки знал, что при указанных неисправностях РСП запрещается обеспечивать полёты? Знал! Вот его росписи и даты о сдаче экзаменов и зачётов по знанию руководящих документов. Он же мне, командиру, доложил, что к обеспечению полётов готов? Доложил. На магнитофоне записано. Значит, это он меня обманул! Да если б мне об этом стало известно, то я немедленно прекратил бы полёты, и мы не имели бы сейчас авиакатастрофы! А он мне об этой неисправности РСП не докладывал, вот с ним и разбирайтесь». И ведь разберутся…
Пролинник понимал, что без скандала обойтись не получится, поэтому морально был готов к доказательным объяснениям. Уж лучше делать это сейчас, пока ещё никто не разбился, чем потом, когда окажешься единственным крайним. Вялотекущие болячки так и лечатся: к выздоровлению – через обострение!
Проверяющие сразу же начали давить на Пролинника. Как же: сорвал полёты, саботирует работу РСП, поставил план боевой подготовки полка под угрозу невыполнения! Вредительством занимается? Да мы ему сейчас покажем и размажем! Однако вскоре убедились, что все недостатки, о которых говорил Пролинник, подтвердились. До их устранения действительно запрещалось проводить полёты.
Более того, в комиссию посыпались сообщения и о других несоответствиях требованиям руководящих документов, которые тоже надо было срочно устранять. Замять дело не получилось, свалить вину на Пролинника – тоже. Комиссия написала по установленным недостаткам акт во всей красе. Деваться некуда – отбили полёты на месяц, составили план устранения недостатков и пошла работа!
Сверхсрочно привезли остродефицитный кабель для подключения ВИСП к РСП. Положили дрова от РСП до «вышки», а также вокруг торца полосы к другим аэродромным объектам, до того остававшимся без связи или электричества, полили этот настил керосином и подожгли, чтобы растопить скованную морозом землю. Только после такого подогрева можно было пытаться «договариваться» с ней ломами, кирками и лопатами. Солдаты, техники, инженеры и лётчики встали в цепи вдоль всех трасс, по два метра на каждого, и продолбили траншеи, в которые связисты и электрики уложили кабели. Пролинник вместе со всеми свою долю отработал.
В то же время инженерный батальон плиты на взлётке выравнивал. Установили новое светооборудование на полосе и в районе приводных радиостанций – аэродром в ночи ещё ярче засветился, только огней рекламы нет! Развернули новенькую, как любят говорить связисты – «ещё муха не сидела», радиотехническую систему посадки – мечту эрэспэшников! На КДП заблестела свежей эмалью радиостанция самого нового типа, которая совершенно не шумит на приём, а только полезный сигнал пропускает. На аэродромных объектах подключили новые, более мощные дизельные электростанции. Обновили и заменили ещё множество разной техники и агрегатов в полку и батальонах.
Беспокойно на душе командиров, когда полк летает: не случится ли чего? Но нет покоя и когда полёты отменены по причине чрезвычайного происшествия. Не шутка: вопрос на контроле у Москвы! Чита во все лопатки помогает и подталкивает, ни дня простоя! Что оргвыводы будут сделаны, сомнений ни у кого нет. А вот насколько строго обойдётся Москва с виноватыми и кого сочтёт таковыми, во многом зависит от оперативности и своевременности восстановления боеспособности полка. За месяц привели аэродром в порядок!
– Ай, да Пролинник! – восхищались в гарнизоне. – Всех на уши поставил! Командир полка не смог, а Пролинник добился!
Облетали новую технику связи и рто, успешно провели командирские полёты. Пролинник с ВИСПа руководил полётами в ближней зоне пилотирования и на посадке. Всё работает! Авиационный народ ликует! Безопасность полётов на высоте, полк снова боеспособен.
Как-то в последнюю пятницу ноября дежурил Александр на КДП. Денёк выдался спокойный, никто никуда не летит, все «точки» (аэродромы) выключены, погода – лётный минимум, т.е. облачность низкая, видимость плохая. По всем войскам тогда замирение вышло – подведение итогов учебного года. На этом аэродроме два полка базировались, поэтому дежурный лётчик на КДП назначался по очереди: день от одного полка, день от другого. В тот день дежурил лётчик от соседнего полка. Перелётных бортов на плане заявлено не было, и он ушёл домой. У диспетчера собралась компания неравнодушных к преферансу. Почему бы не «расписать пулю» в конце рабочего дня и даже года? Завтра выходной. Фактически он уже начался. Такие часы были необходимой отдушиной в нескончаемой череде служебных будней. Аэродромный улей затих. Только дежурная служба бдит, в части касающейся. Вдруг разговоры о мизере прервал телефонный звонок. Диспетчер выслушал и передал трубку Пролиннику.
– Саня, привет! – узнал Александр голос приятеля-штурмана с командного пункта соседнего полка. – На первом канале какой-то борт вас запрашивает!
Идущие по воздушной трассе транспортные и прочие перелётные борты всегда запрашивают у наземного пункта управления разрешение на пролёт зоны аэродрома. Пролинник поднялся в комнату группы руководства полётами, чтобы только подтвердить борту по радиостанции свободный пролёт зоны. Услышанное от пилота сообщение его совсем не обрадовало. Бортом оказался истребитель, возвращающийся с Дальнего Востока после ремонта. Лётчик сообщил, что потерял ориентировку, не представляет, где летит и просит посадку. Принимать самолёт в одиночку руководителю системы посадки не разрешалось. Для этого требовалась хотя бы сокращённая группа руководства полётами. Он должен был только помогать тому самому дежурному лётчику. И что же теперь делать?
– Связь! – крикнул Пролинник по ГГС. – Срочно включить все средства для приёма самолёта! С основным курсом!
Потом сказал диспетчеру позвонить дежурному по аэродромному батальону, вызвать по тревоге технику для приёма самолёта и посмотреть в плане перелётов борт 372.
Чтобы борт не улетел далеко, пока включается радиотехническая система посадки, Александр дал ему команду выполнить «коробочку» со стороной 1 минута, т. е. лететь 1 минуту на север, потом 1 минуту на восток, 1 минуту на юг и опять 1 минуту на запад, фактически оставаясь в своём районе.
– Какая «коробочка»! – закричал пилот. – У меня топлива нет!
Тогда Александр дал ему пока курс в сторону от китайской границы.
– Этот борт заявлен на понедельник, а не на сегодня! – тем временем сообщил диспетчер.
С балкона Пролинник увидел солдата, посланного срочно включать РСП, идущего обычным шагом, не напрягаясь.
– А ну, бегом! – крикнул Александр ходоку и выстрелил из ракетницы вверх. Огненный шар упал в стороне от балбеса и тот припустил во всю прыть.
Полк на подведении итогов, в клубе. Связи не было. Наверное, линия оборвана. Сказал дежурному по полку срочно вызвать на КДП группу руководства полётами для приёма борта. Тот отправил в клуб своего посыльного солдата-азиата, плохо знавшего русский язык. У входной двери солдатика обругали и в зал не пустили.
Полоса уже зажглась огнями, обозначая свои границы. Аэродром пришёл в движение. Включив мигалку, на стоянке АТО (аэродромно-техническое обеспечение) лихо развернулась пожарная машина. Следом за ней поспешала санитарная «буханка» и другая аэродромная техника. Вот и на индикаторе радиолокатора кругового обзора, недалеко от края экрана, появилась метка самолёта.
– «Триста семьдесят второй», вас наблюдаю, – сообщил Пролинник пилоту, после чего передал данные для разворота в сторону аэродрома, а потом довернул его на посадочный курс. Истребитель приземлился с первого захода с почти сухими баками. Пилот сказал своему спасителю по радиостанции «Спасибо», попросил поскорее его заправить и «протолкнуть» далее на запад. Такой вариант устраивал всех, чтобы избежать разбирательства: нарушение в организации перелёта, потеря ориентировки, несанкционированная посадка и т.п.
Когда всё закончилось, Александру позвонил свой штатный руководитель полётами.
– Саша, что там у тебя за суета в нелётную погоду?
– Принимал заблудший перелётный борт.
– Всё нормально?
– Да. Оказывается, что мне уже и группа руководства полётами не нужна. Ни от соседнего полка, ни от нашего.
– Так ведь недаром же эрэспэшную должность на одну категорию повысили и тебе майора присвоили! Надо командиру доложить, что всё хорошо закончилось.
– Ещё как хорошо-то! – подтвердил Александр. – Особенно для перелётчика и того, кто выпустил его в этот полёт, не получив нашего подтверждения о готовности к приёму.
Мелькнула мысль, что до чего же вовремя заменили РСП и подключили ВИСП! А как бы он в одиночку управлялся с этой ситуацией, разрываясь между КДП и РСП?
Александру и раньше приходилось самостоятельно принимать нестандартные ответственные решения. В ЛенВО на полётах в режиме радиомолчания один самолёт при заходе на посадку, уже пролетев дальнюю приводную радиостанцию (расположена в 4-х километрах от торца ВПП), на высоте менее 200 метров от земли вдруг стал отклоняться в сторону. Лётчик на свой позывной не отвечал. Тогда Александр в эфире назвал его по фамилии, что запрещено вообще, а в приграничной зоне тем более. «Антонов! Горизонт! Обороты! Уход на второй круг!» – кричал ему Сашка в эфире, чтобы тот успел выровнять самолёт после крена и добавить газа двигателю. Опасное снижение прекратилось, но восстанавливать курс лётчику уже было поздно. Самолёт пронёсся в стороне от взлётки и едва не снёс «вышку» командно-диспетчерского пункта вместе с группой руководства полётами. Пилот ушёл на второй круг, после чего посадка была успешно произведена.
На разборе полётов Пролинник выслушал строгое и неприятное назидание за нарушение режима радиомолчания. Вечером в дверь его номера в гостинице деликатно постучали. Двое молодых пилотов занесли ящик коньяку. За ними вошёл тот самый лётчик. Это был заместитель командира эскадрильи, майор. В полёте у него отключилось сознание. На позывной он уже не реагировал, и только услышав свою фамилию в наушниках шлемофона, пришёл в себя. Получается, что Александр спас его. А если бы Сашка строго по инструкции «радиомолчал» или долдонил только его позывной?
Вот и здесь, в Забайкалье, так и летали бы на чувстве долга до скорого конца. Ведь чью-то жизнь он точно сберёг от авиакатастрофы. Если у каждого хирурга своё кладбище, то у таких офицеров, как Пролинник, – галерея спасённых! «Надо Пролиннику памятник поставить!» – шутили в полку. Лётчики Александра благодарят, весь гарнизон ему от чистого сердца здравия желает, а командиру полка неловко как-то. Не по себе. Как будто это он сам не желал приведения аэродрома в порядок. Да разве же не он, командир, всегда ратовал за безопасность полётов? Сколько заявок было им инициировано на обновление техники, подключение ВИСП, ремонт ВПП и тому подобное, но Чита почти всё отклоняла, объясняя отсутствием материальных средств. Упрекали, что паникует, что в других полках обстановка не лучше, но там не плачут, а работают. Намекали, что другого на его место найдут, если он не справляется. А когда Москва с самой Читы спросила, так сразу же нашлось всё необходимое, а чего не оказалось, то Москва же и предоставила.
Что Пролинник молодец – спору нет, но неудобно стало командиру в глаза людям смотреть. В любой улыбке чудится насмешка. В каждом взгляде читается вопрос: «Так кто же фактически в полку главный?» По справедливости, надо бы Пролинника хорошенько поощрить за высокую ответственность в обеспечении безопасности полётов. Благодарностей у него и без того штук за сто, почётные грамоты на каждый праздник вручаются. Предложили ему подполковничью должность руководителя полётами и очередное воинское звание досрочно – отказался. Ну, это его личное дело – носить ли лавровый венок на голове или эту же лаврушку в кастрюле со щами варить. А вот каково матёрому командиру, ежедневно встречаясь с Пролинником, смиряться с мыслью, что подчинённый победил, а он ему проиграл?
Как же им дальше вместе служить в одном полку? Получается по пословице: «Два медведя в одной берлоге не живут», а что Пролинник медведь, хоть и не командир, это совершенно ясно. Надо бы его куда-нибудь в другой гарнизон срочно по службе продвинуть. Окружные кадровики взялись помогать, но Александр ничем не прельстился. Здесь его любят, ценят, уважают, условия для работы созданы, а на другом аэродроме опять начинай сначала? Один хомут на другой менять – только время терять. Да и слава-то за ним, соображает начальство, как шлейф по округу пойдёт. Уж если убирать «неудобного» офицера, то подальше, в другой округ. Однако, межокружные переводы, это такая морока… Нужно, чтобы на новом месте были согласны принять представляемого кандидата, а кто же примет офицера, прославившегося способностями ставить на контроль и полк, и округ?! Для такого случая остаётся последний вариант – длительная служебная командировка в какую-нибудь Группу войск за границей! Там даже личных дел заранее не проверяют – кого им из внутренних округов пришлют, с теми и служат. Пришлось-таки кадровикам расщедриться на безвозмездное козырное предложение.
– Ну, вот что, Пролинник, – поинтересовался командир полка, – а от замены в Германию вы тоже откажетесь, что ли?
– Если я ещё и от замены в Германию из ЗабВО откажусь, – усмехнулся Александр, – то мне здесь точно памятник поставят!
Когда Александр прибыл к командиру доложить о сдаче дел и должности, в связи с убытием к новому месту службы в Германию, тот налил ему и себе коньяку в стаканы.
- Смотри же, …., Пролинник, – напутствовал его командир теперь уже в своей привычной манере, – чтобы ты всегда и везде, …., так служил, а не только,.…, в моём полку!
Сентябрь-декабрь 2017 г.
https://proza.ru/2019/02/15/526
Сообщение отредактировал polubedov_g - Вторник, 31 Августа 2021, 19.02.39 |
| |
| |
| polubedov_g | Дата: Пятница, 03 Сентября 2021, 21.23.13 | Сообщение # 4 |
|
Группа: Эксперт
Куратор темы
Сообщений: 398
Статус: Отсутствует
| Цитата polubedov_g (  ) Рассказ на «военно-авиационную» тему моего двоюродного брата Александра Петровича Полубедова (Москва)
ПРОЛИННИК ... ... ...
От polubedov_g: краткая справка для читателей, которых заинтересовал герой повествования.
Пролинник Александр Сергеевич, родился в г. Горловка Донецкой области в 1956 году.
В 1977 г. закончил Ворошиловградское высшее военное авиационное училище штурманов имени Пролетариата Донбасса. Специальность: офицер боевого управления ВВС.
Проходил службу в Ленинградском ВО (Смуравьёво), ГСВГ (Нойвельцов), Забайкальском ВО (Укурей), ГСВГ (Нора), Московском ВО (г. Воротынск Калужской обл)., Управлении армейской авиации ВС РФ (г. Москва). Последняя должность – старший штурман дежурной смены КП Управления армейской авиации ВС РФ. Закончил службу в 2005 г. Подполковник в отставке. Живет в Москве.
На фотографии - А.С. Пролинник:
…………………………………………………………………..
Еще одну свою работу – военный роман «Русские осколки» – А.Полубедов снял с «Прозы.ру», где он пару лет находился, так как получил его недавно в виде книги из типографии.
Сегодня забрал на почте экземпляр, который мне прислал автор. Вот такая получилась книга.
Начало, окончание, оглавление:
Выходные данные и страница с отзывами ранее прочитавших этот труд:
Сообщение отредактировал polubedov_g - Среда, 25 Января 2023, 23.26.02 |
| |
| |
| polubedov_g | Дата: Воскресенье, 03 Октября 2021, 12.37.53 | Сообщение # 5 |
|
Группа: Эксперт
Куратор темы
Сообщений: 398
Статус: Отсутствует
| Еще один рассказ (на почти «военно-авиационную» тему) моего двоюродного брата Александра Петровича Полубедова (Москва).
РУЖАНСКИЙ
Александр ПОЛУБЕДОВ
(На фото – Виталий Ружанский)
Из окна кабинета я, между делом, посматривал на соседнюю улицу. Ожидал, когда же в поле зрения появится мой друг Виталий Ружанский. Загадал, что если на таком приличном расстоянии узнаю его среди пешеходов в первую же секунду, то смогу помочь ему в деле, ради которого Виталька ехал сейчас ко мне на работу. Месяц тому назад я обещал ему помощь в трудоустройстве. Уже полгода, как он уволился с военной службы, став пенсионером в 47 лет. Ранее мы с ним долго служили в одной войсковой части в Подмосковье, где и сдружились, несмотря на шестилетнюю возрастную разницу. После перевода в Москву и увольнения в запас, я работал в одном из учреждений правительства города. Из разговора по мобильнику следовало, что Виталий уже на подходе. По улицам гуляла мартовская оттепель. Вокруг ноля градусов и беспокойный ветер. Ружанский ожидаемо возник на дальнем тротуаре. Большой, широкий, похожий одновременно на Моргунова и Шрека, с непокрытой стриженой головой и раздуваемыми холодным ветром полами расстёгнутой нараспашку куртки, он шёл напрямую по мокрому снежному месиву. Это была его привычная манера. Циклоны напрасно продували, мочили и холодили столицу. Презирая неблагоприятные погодные условия, Виталька всегда одевался «по-мужественному». Под напором разросшегося организма, рубашка вылезла из брюк и уже не могла прикрывать низ живота. Таким отсвечивающим я и встретил его у входа в учреждение.
– Привет, отъявленный негодяй! – улыбаясь, я хлопнул его по холодному пузу, как по туловищу тюленя.– Скажи Марине, чтобы она тебе лямки к штанам пришила!
– Все вы тут чччайники и ппподонки! Чмарить вас некому, кроме меня! – оглядываясь по сторонам и похохатывая поздоровался Виталька. Обычно он так приветствовал.
– Без штанов на работу не принимают! Заправься, чудило! – я со смехом развернул его в угол, в сторону от взоров камеры видеонаблюдения и проходящих сотрудников.
– Мне жарко! – делано восклицал Виталька, упаковывая живот в одёжку. Для надёжности я сказал ему застегнуть и куртку, после чего провёл приятеля по коридору в кабинет.
- Петрович, а тебя здесь уважают? – с ухмылкой спросил он тоном: «А у вас на производстве несчастные случаи были?»
- До твоего появления – уважали. А вот как станет после твоего визита – сомневаюсь, – ответил я, включая электрический чайник. – Учти, что я сознательно пошёл на такой риск, ради тебя, чудо. Ну, и как же ты с голым пузом к начальству явишься?
- Заправлюсь! А наливаться чаем будем после собеседования, – предложил кандидат на должность оперативного дежурного.
- Не болтай там лишнего. Шеф серьёзный, тоже из военных. В людях хорошо разбирается. Держи живот и промежность! И на женщин не разевай! – напутствовал я Виталия.
Во время аудиенции у шефа Ружанский держался собранно и внешний вид его не подвёл. Однако результат собеседования оказался отрицательным.
- Я не могу принять на работу этого человека, потому что он не совсем здоров, – пояснил мне директор. – Зашёл ко мне на второй этаж уже с одышкой. Вы же видите, что у него избыточный вес, а это дополнительная нагрузка на сердце. Ну и что же, что медицинская справка в порядке, если я по облику вижу, что у него повышенное давление, гипертония. С таким состоянием здоровья запрещается дежурить сутки на подземном пункте управления. А если он там сознание потеряет? Вы представляете себе последствия?
- А нельзя ли его на какую-либо другую должность принять? – на всякий случай спросил я, не надеясь на благополучный исход дела.
- Можно, – совершенно неожиданно для меня объявил директор, – помощником оперативного дежурного. Помощники в наземном помещении дежурят, там есть естественное проветривание и освещение. Только потребуется согласование его кандидатуры с начальником управления.
Витальку вполне устраивали такие условия: сутки через четверо и зарплата больше, чем в Подмосковье. Работать на ежедневке он не желал принципиально. Для него не существовало ничего скучнее, чем каждый будний день ходить на какую-нибудь работу и протирать там штаны в то время, когда мимо пролетали времена года и разные приятные события.
- А на кого я брошу рыбалку, водку, пиво, «Спартак», всех вас - чмырей и всё остальное?! Я же успевать перестану! – любил каламбурить Ружанский.
Он жил так, словно сытый жеребец в овсах валялся. Не пропускал радостных мероприятий и сам умел создавать весёлую и непринуждённую атмосферу. Это особый человеческий дар. Наверное, даже талант. Ни до, ни после знакомства с Ружанским, мне не доводилось встречать таких неунывающих людей. Свою службу (работу) он считал неизбежной необходимостью ради получения зарплаты, а также обретения достойного служебного статуса. По военной профессии он был геодезистом (на армейском языке – «топик», от «топография»). В нашей части геодезисты активно работали только в периоды подготовки и проведения нечастых учений, а в остальное время занимались общеслужебными делами. Ни своей техники на круглосуточном дежурстве, ни солдат-срочников под непосредственным началом у Виталия не было, поэтому служебные заботы не могли заполнить собою всего его кипучего существования.
В эту войсковую часть, находившуюся тогда в Латвийской ССР, он прибыл после окончания военного училища в 1988 году. Сразу показал себя хорошо подготовленным специалистом и оригинальной личностью. Ну, определять координаты все «топики» умеют, а вот вести гусарский образ жизни не каждому дано. Да не каждому это и нужно. Виталию же почему-то было крайне необходимо выделяться и привлекать к себе внимание даже ценой экстравагантных выходок.
Армейская дисциплинарная среда не терпит индивидуальных выкрутасов, поэтому вскоре его имя стало нарицательным. Если где-то звучит «Ружанский», значит там хохма, порой на грани адекватности. Обычный нормальный офицер не станет возражать своему начальнику, получив указание организовать уборку снега на стоянке техники в автопарке. А Ружанский непременно начнёт трунить, что снег весной и сам по себе растает, так чего же сегодня лопатами махать? В пехоте его бы сразу оборвали и вымуштровали, чтобы не дурковал, а выполнял приказ беспрекословно, точно и в срок. К его счастью в беспилотной авиации, к которой относилась эта войсковая часть, дисциплина поддерживалась без фанатизма и горлохватства. Ну, опять хохмит Ружик – так что с него взять? Он и так – Ружанский! По-другому не умеет. Зато он свой на все сто! Если затевается охота, рыбалка, футбол, день рождения, «обмывание» очередного воинского звания, должности, отпуска и т.п. – Ружанский обязательно в гуще событий. За словом и за делом в карман не полезет! Сослуживцы ценили его за весёлый нрав и силу.
Мне довелось приехать в эту часть в 1992 году, когда Советский Союз уже развалился, и нужно было выводить наши войска из-за границы в Россию. Часть большая – авиационное соединение, несколько сотен офицеров и прапорщиков, поэтому в Латвии мне о Ружанском приходилось только иногда слышать, но в лицо я его не знал. Для меня эта «легенда» обрела зримые очертания уже после передислокации нашей части в Подмосковье. Городок нам достался уютный, с лопухами и Домом культуры, в котором командование и порешило отпраздновать годовщину Вооружённых Сил РФ, совместно с соседней войсковой частью. Заодно и познакомимся. Официальное мероприятие так и прошло бы незамеченным в культурной жизни города, если бы в ДК не оказалось буфета, а в буфете – Ружанского. Офицеру не выпить в такой день за нашу Красную Армию невозможно. Так? Так. Возле буфетной стойки образовалась очередь из офицеров и прапорщиков обеих частей. Выпили. Повторили. Кто-то кого-то в очереди обошёл или задел, либо это только показалось, но высокий и плотный Ружанский столкнулся с почти таким же по параметрам прапорщиком из роты спецназа соседней части. Для такого спеца драка – служебная обязанность. Перешли ближе к гардеробу, где наших не оказалось, и прапор первым ударил Ружанского кулаком по корпусу. Виталий ответил ему ударом ноги в грудную клетку, и пошла рукопашная. Подбежали офицеры из обеих частей, завертелась карусель разнимания. Дольше всех унимали Ружанского, который в запале не узнавал своих и раздавал оплеухи на все стороны, отправляя успокаивающих его офицеров за стойку гардероба – только подошвы мелькали. Ну, прямо, Евпатий Коловрат. Ему казалось, что он остался один, а вокруг только чужие. Опомнился лишь тогда, когда друг Андрей Рязанцев схватил его за грудки и крикнул: «Толстый, это я – Дрон!»
Вскоре после такого «празднования» Ружанского вызвали на суд офицерской чести, уже второй в его послужном списке. Первый состоялся ещё в Латвии, не знаю, за что именно, но тоже по дисциплинарной линии. Теперь дело могло окончиться увольнением Ружанского со службы. Я всё ещё не был знаком с ним лично, но видел, что это смелый и решительный офицер, со своим кодексом. Такими ли разбрасываться? Да, он выделялся некоторыми особенностями поведения, но в его проступках не было шкурного интереса. Хорошо помню свою тревогу за его судьбу. Ружанский напирал на то обстоятельство, что он защищался, потому что прапорщик первым его ударил.
- Ну да, конечно, забияка выбрал в жертву самого слабенького, – усмехнулся командир части. Ограничились последним предупреждением «проблемного» парня.
Познакомились мы с ним летом того же 1995 года. Ружанский без стука стремительно открыл дверь в мой кабинет, едва изобразив «Здрасьте», и остановился в дверном проёме.
- Ты, это, дежурством можешь поменяться с кем-нибудь? – спросил он с гримасой недовольства, без объяснения причины визита. Чувствовалось, что он принципиально не желает обращаться ко мне на «вы».
- В чём дело? – я досадливо оторвался от бумаг. Его бестактность меня задела, как старшего по званию, должности и возрасту, но «меряться авторитетами» пока не стал.
- Мы завтра в наряд заступаем. Поменяться можешь с кем-нибудь?
- Я не стану ни с кем меняться. Мне это не нужно. Меняйся сам.
- Да не с кем! В шеш-беш хоть играешь?
- В шахматы играю.
- Ну, ладно.
Дверь закрылась. В следующую секунду он уже орал о чём-то кому-то вдоль коридора. Утром следующего дня мы с ним заступили на дежурство: я – дежурным по части, а Ружанский – моим помощником. Совершенно разные по характерам, во многом даже противоположные – за сутки мы обнаружили немало интересного друг в друге. Как там у классика: «Сперва своею разнотой они друг другу были скучны. Потом понравились, потом съезжались каждый день верхом и скоро стали неразлучны» («Евгений Онегин», А.С. Пушкин).
С Ружанским было весело! Служба всё равно идёт себе своим чередом, по отлаженному распорядку, но можно в дежурке просидеть дундуком, от скуки шлёпая мух сложенной газетой, а можно приятно и с пользой поговорить с интересным человеком. Лёгкость и непринуждённость общения с Ружанским пришлись мне по душе. Этому способствовало и отсутствие между нами отношений подчинённости по основной службе. Будучи начальником связи Центра боевой подготовки, мне не пришлось бы отвечать за «топика» одной из частей, входящих в его состав. Понимаю трудности прямых начальников Ружанского, потому что служить с таким беспокойным подчинённым довольно хлопотно. Командиры держали его на безопасном от себя расстоянии. Нагловат, подпустишь поближе – того и гляди, что на шею сядет. А для равных и младших Виталий был хорошим товарищем. Старшие офицеры по опыту знали, что с такими замашками, как у Ружанского, долго не служат и ненавязчиво помогали ему не съехать с рельсов. С некоторыми из них у него установились дружеские отношения – людей всех рангов сплачивает охотколлектив. Поорать в загоне на кабана, испытать волнение охотничьего азарта, настреляться, отпировать на славу свежедобытым зверем в охотничьем домике!
Там было на кого равняться. Легендарные личности! Например, Юрий Котенко (для своих – Курт), в ту пору майор, как-то стоял крайним номером в цепи охотников. Догоняя уходившую колонну кабанов, споткнулся, зацепивши ногами палку, и в падении двумя выстрелами подстрелил двух крайних кабанов. И это в очках! Надо ещё учесть, что в тот день никому ничего добыть не удалось и уже в самом конце охоты Курт, единственный из всех, завоевал такие шикарные трофеи. Его на руках качали за спасённую честь охотколлектива! Добывшему кабана доставался и оригинальный трофей – кабаньи яйца. Их зажаривали поштучно, как яичницу-глазунью, после чего Курт клал это изделие на отставленный в сторону локоть, подбрасывал им вверх и хватал добычу на лету зубами, под восторженные крики соплеменников! Ну, чем не казак?!
Сергей Цыбанюк, балагур и заводила, неутомимый рыбак и охотник, один из вдохновителей и лидеров так называемой компании «Богатырей». В «Богатыри» офицеры принимались за личные выдающиеся достижения в любом виде деятельности: всех перепил, перепел, передрал, перебил и т.п.
Олег Кондратьев, майор, защищаясь голыми руками, хладнокровно схватил за шею прыгнувшего на него злющего сторожевого пса и так ударил его об забор зверофермы, что псина убежала, поджав хвост! У немногих достанет самообладания на подобное противоборство.
Офицерский молодняк тоже проявлял себя достойно. Миша Самсонов, лейтенант, немногим старше Виталия, едва ли не в одиночку отвадил обнаглевших местных парней от гарнизонной танцплощадки. Костя Тетерядченко буквально чудом, благодаря редкой охотничьей удаче, подстрелил матёрого кабана и вместе с Андреем Рязанцевым и Виталием вывез его на разделку. Вскоре об этом узнал председатель охотколлектива подполковник Загребельный Валерий Андреевич, который сам мечтал заполучить именно эту добычу и очень разгневался на прыткую молодёжь – центнер котлет увели в постное советское время! С досады даже поставил вопрос об исключении прытких стрелков из охотколлектива. Тогда ребята в ближайшую ночь подстрелили косулю, мясо забрали, а набитую картоном шкуру с копытами положили на багажник легковушки Загребельного. Идут утром офицеры на службу и возмущаются: «Андреич совсем обнаглел! Хотя бы не выставлял напоказ свою браконьерку!» Старший по охоте оценил остроту ситуации и отстал от стрелков.
Вообще в этом нашем Центре царила благоприятная служебная атмосфера: командиры управляли сбалансированно и личный состав держался в рамках не запрещённого. За себя скажу – на службу там ходил, как на праздник. Честное слово – ноги сами несли! Так было.
«Гарнизон этот – словно пасхальное яичко! Как будто его рука всевышнего с неба на лесную поляну положила для отрады души. Лесной воздух, озёра, кругом чистота, порядок! – напутствовал меня перед отправкой в Латвию полковник Козлов Владимир Николаевич, начальник войск связи армейской авиации. – Начальник Центра полковник Бебешко Геннадий Иванович, – как хороший командарм! Умён, эрудирован, выдержан. Ему под стать и начальник штаба полковник Марченко Игорь Васильевич. Тебе с ними работать. Должен соответствовать. Свободного времени у тебя там будет больше, чем на предыдущей службе, поэтому смотри, не сорвись с катушек. И учти, что мне будет очень жаль снимать тебя с этой должности, если проштрафишься».
В этой войсковой части можно было спокойно и счастливо служить до самого выхода на пенсию. У многих офицеров так и получалось на малом ходу, запряженным в недогруженную повозку конём, по утоптанной дорожке дотрюхать от лейтенанта до подполковника, не меняя места дислокации. Служи и не выпендривайся – всё получишь в своё время. Не таков был Ружанский.
Рыбачил я как-то раз в компании друзей с их детьми. Пятилетний малыш впервые в жизни поймал удочкой рыбку – маленького судачка. От радости ребёнок начал прыгать, крутиться, пританцовывать и напевать. Взрослые улыбались, глядя на искреннее излияние детского восторга, но когда он при этом вдруг нечаянно пукнул, то все покатились со смеху! Малыш остановился, пару секунд помолчал и изрёк, делая вывод: «А пукать смешнее, чем танцевать!» Так вот и Виталий из имеющихся вариантов всегда выбирал самый весёлый. Ради красного словца даже друзей не жалел. Не крякнет, так брякнет, но чтобы обязательно его заметили и оценили, что было для него жизненно необходимо.
А дело, видимо, было в том, что в десятилетнем возрасте он оказался перед не детским выбором при разводе родителей: остаться с матерью или с отцом. У матери была дочь от первого брака, а у отца не было детей кроме него, и Виталька остался с отцом. Каково осознать ребёнку такое горе? И как жить с этой тоской? У многих детей есть и отец, и мать. У некоторых нет отца, но мать-то есть. А у него? Сирота при живой матери! Почему так? За что ему такая доля? Чем он хуже других? Мало кто знал об этой его ране, но Виталий оказался обречён всю жизнь доказывать себе и всем в округе, что он не хуже, а лучше многих. В юности – для самоутверждения, а потом уже просто по привычке к сформировавшимся манерам.
Его отец Виталий Яковлевич был человеком сложной судьбы. В годы Виталькиного взросления он заведовал городской поликлиникой в Серпухове, как когда-то в годы войны его отец Яков руководил военным госпиталем в Махачкале. В этом госпитале Виталий Яковлевич, в ту пору морской пехотинец, лечился после тяжёлого ранения, полученного при обороне Севастополя. Отец Виталия был личностью неординарной, умел сочинять стихи, но талант всегда усложняет жизнь. В 1949 году его осудили на 10 лет за четыре строчки:
Ляжешь поздно, встанешь рано,
Бросишь взгляд свой на страну -
Вся она танцует рьяно
Под грузинскую зурну.
После смерти Сталина, Виталий Яковлевич был освобождён и реабилитирован. Невзгоды оставили в его памяти неизгладимые оттиски увиденного и пережитого. Сохранились магнитофонные записи его песен под гитару об отчаянных боях морской пехоты. Фронтовики с передовой, уцелевшие после той войны, жили взахлёб, словно догоняли жизнь за себя и погибших друзей. А чего не наверстал Виталий-старший, то досталось догонять Виталию-младшему. Разбираться в людях, рифмовать и играть в шахматы он тоже научился от отца. В его школе шахматы преподавали, как предмет, что способствовало развитию математических способностей, а математик примитивным быть уже не может.
- Вит, ты не находишь, что жизнь человечества подобна шахматной партии, в которую играют два гроссмейстера – добро и зло (удача и препятствие), управляемые одним Творцом, – рассуждал я за партией, делая очередной ход.
- И каждый чмырь, он же – тормоз, в этой партии является одной из фигур. Или пешкой. Рядом с ним, на соседних полях, тоже стоят и движутся разные другие чмыри со своими целями и возможностями, – поддержал тему Виталька.
- Подобна шахматной партии и жизнь каждого человека. В своё время уходят в размен кони, слоны, ладьи – то есть молодость, азарт, здоровье, влюблённости, служба… И что же остаётся?
- Пора тебя мочить, филллософ! – похохатывал он, разменивая коней и слонов, – мы уже с одними пешками при королях!
- Вот именно пешки и определят исход партии! Их наличие и взаимное расположение. Так и в жизни. Оставшиеся к концу партии пешки, это то, что ты имеешь к увольнению со службы: состояние здоровья, полученное образование, пенсия, семья, квартира, машина, гараж, дача, счёт в банке, уровень благополучия и т.п. Надо думать о своих пешках с самого дебюта!
Виталька жил так, словно играл себя на шахматной доске. Уверен, что он и людей постоянно оценивал, как шахматные фигуры. Когда мы с ним дежурили по гаражам, то всегда брали с собой шахматы. Приняв дежурство, начинали жарить шашлык или коптить заранее подсоленную скумбрию, а ближе к обеду расставляли на доске фигуры. В целом подготовлен он был лучше меня, но общий счёт результатов партий у нас был равный. Бывало такое, что первые баталии выигрывал я, тогда Виталька разливал по стопкам припасённую для дежурства водку, и партия перетекала в обед, в ходе которого он отыгрывался. Впоследствии Виталий даже стал победителем городского шахматного турнира. Здесь нужно сказать, как именно Ружанский добился этой победы. Он вовсе не пыхтел за шахматной доской, морща лоб в поисках правильного варианта. Виталька вошёл в турнирный зал, как Остап Бендер, сразу обратив на себя внимание весёлой трескотнёй. Чмарил он одновременно всех и каждого, но делал это настолько мастерски, что все хохотали и никто на него не обижался. Описать это действо в принципе невозможно, как нельзя печатным словом в точности воспроизвести его интонацию, мимику и жестикуляцию, без чего не получить полной картины. Это надо видеть и слышать самому. Так оттиск печати не даёт полного представления о её форме, цвете и материале, также по отпечатку ботинка не определить наверняка облик его обладателя.
- Ты куда меня привёл, чудило ватное? – громко и насмешливо заявил он, покосившись на знакомого распорядителя турнира, и развёл руки в сторону шахматистов.
– И ты считаешь, что я буду с ними играть?
За шахматными столами попарно сидели седые пенсионеры в очках и пиджачках.
- Ну, и с кем мне здесь играть? Ты чего, не соображаешь? У тебя вообще головной мозг есть – предлагать мне такое! – балагурил он, обводя взглядом публику и встречая одобрительные ухмылки старичков, которые душою уже были на его стороне.
Вот так, между незатейливой весёлой болтовнёй, в созданной им непринуждённой атмосфере, он выигрывал партию за партией.
- Чего тут думать? – как к больному обращался он к очередному конкуренту. – Это же практически копец! Сдавайте партию – хотя бы успеете домой дойти по светлому!
Заговаривая подобной чепухой соперникам их здоровые мозги, как шаман – больные зубы, он рассеивал их внимание, а сам не допускал ошибок и обыграл всех, чем сильно озадачил своих недоброжелателей. Вот и назови после этого простачком обладателя первого места! Таков он был всегда, везде и со всеми.
Можно сказать, что людей он любил. Интересовался ими, присматривался, оценивал, кто на что способен, что от кого можно ожидать. Психологические размышления его увлекали. Изначально не делил на своих и чужих, ко всем относился ровно и даже мог помочь мало знакомому сослуживцу. Например, рано утром или поздно вечером отвезти на своей машине на вокзал или в Москву. Другой бы предпочёл отоспаться в выходной, а Виталий был безотказен. Разумеется, поездку оплачивал заказчик, но найти извозчика не всегда было просто. С собратом военным ехать надёжнее. Понемногу приходило признание от старших.
- Виталик, вот к тебе то один, то другой офицер обращается, – говорил ему Иван Владимирович Чаман, наш ветеран, – и ты всем помогаешь! До поздней ночи ты отмечал вместе с эскадрильскими вливание в коллектив вновь прибывшего офицера, а утром уже поехал по чьей-то просьбе. Но нас-то много, а ты такой – один!
- А что я могу поделать?! Не бросать же вас, чмырей! – отшучивался Ружанский.
Как-то поехали мы с ним по зимней дороге в Монино. Мне надо было отвезти свои вещи в академию Военно-воздушных сил имени Ю.А. Гагарина, и Виталий согласился помочь, а заодно посмотреть на это славное учебное заведение. Перед выездом он в автосервисе заменил заднее левое колесо. Минут через пятнадцать езды в салоне возникла вибрация. Мы не догадались, чтобы это значило, а следовало остановиться и подтянуть гайки на шпильках вновь поставленного колеса. Вскоре последовал удар, колесо огромными скачками улетело вперёд, машина провисла на задний левый угол, и нас стало разворачивать влево. На первом круге едва не зацепили встречную «Волгу». Виталька сбросил газ и удержал машину на скользкой дороге, не допустив столкновения с обледеневшими снежными валами вдоль обочин. На втором круге, уже с выключенным двигателем, нам повезло разъехаться с самосвалом. На третьем круге Виталий удачно сманеврировал и въехал выхлопной трубой вперёд на единственно свободную площадку рядом с автобусной остановкой. Даже стойку навеса не зацепил. Всё время, пока нас носило кругами по дороге, он хладнокровно оценивал меняющуюся обстановку и уверенно справлялся с почти не управляемой машиной. Между делом ещё и моё спокойствие успевал оценить. Из инструментов в багажнике оказался только домкрат.
- Вит, какой же, однако, лётчик в тебе умер, а раздолбай остался! Даже гнутой ржавой отвёртки не завалялось в бардачке!
- Только всякие ппподонки в бардачке железяки возят! Там водка должна быть и бабы!
Выручила водительская взаимопомощь. Сработал Виталькин лозунг – «не бросать же нас, чмырей!» Мы всё-таки доехали до цели путешествия и вернулись обратно, всю дорогу очищая лобовое окно тряпкой, вместо неисправных дворников. Задача должна быть выполнена, невзирая на препятствия! Он и в курсантскую пору на полевом выходе, с уже два дня растёртыми в кровь ногами, не отказался от марш-броска.
Когда на службе прихватило сердечко у одной из сотрудниц, то Виталий сразу же согласился доставить её в больницу.
- Нельзя терять ни минуты! – предупредила его наша медсестра в санчасти, – дело идёт о спасении жизни!
- Не потеряем! – браво заверил женщин Виталий и так лихо провёз приболевшую по зигзагам зимней дороги, что она простонала: «Ох, лучше бы я умерла на работе! Ружанский, ты чуть не разбил меня! Даже про сердечную боль забыла!»
Сообщение отредактировал polubedov_g - Среда, 25 Января 2023, 23.31.36 |
| |
| |
| polubedov_g | Дата: Воскресенье, 03 Октября 2021, 12.40.40 | Сообщение # 6 |
|
Группа: Эксперт
Куратор темы
Сообщений: 398
Статус: Отсутствует
| Ружанский(Рассказ)
(Окончание)
Сколько сердец, столько и замков. Подбирать к каждому механизму свой ключ – занятие долгое и утомительное. Презирая скучную возню, Ружанский применял свою безотказную отмычку – бесцеремонность и остроумие! Он успешно поддерживал хорошие отношения и с сослуживцами, и с ментами, и с местными авторитетами. Ни с кем не бывал в ссоре: «Если человек лично тебе ничего плохого не делает, то он тебе уже почти что друг!» А чтобы вызвать проявления дружбы приятелей мог запустить проверочную фразу: «Разве, глядя на меня, можно подумать, что у меня есть друзья?» На день рождения к нему приходили разные люди, которых объединяла только военная служба и дружба с именинником.
- Сегодня я собрал вас за одним столом. Вы все очень разные по характерам, возрасту, взглядам на жизнь, увлечениям, профессиям. Маловероятно, что бы вы смогли собраться сами по себе, без меня, к примеру, пивка выпить. Но ко мне вы все пришли! Значит, я вам, всем таким разнообразным, тоже интересен! А это значит, что я чего-то стою!
- Ну, да. Ведь Маринка что-то стоящее в тебе нашла? Неспроста же такая куколка с этаким Трестом свою судьбу связала?
- Конечно, стоишь! Два суда чести, майорское звание досрочно и командировка в Анголу на полгода за баксами! Где ещё есть такие кадры?!
Не искала такого другого и Марина, его жена. Они были одноклассниками по школе. Стройная, миниатюрная, сероглазая красавица с волосами до пояса – где бы он ещё такую нашёл? К месту службы приехали уже семейной парой. Говорят, что в первое время у Витальки даже дыхание замирало от мысли, что Марине что-либо может не понравиться. Оберегал её от возможных неприятностей. Потом пообвык, как все молодые мужья. Осмотрелся в быту и определился, что никакой он не домосед и уж тем более не трудоголик. Чтобы сменить обои, Марина выбирала время, когда его не будет дома, и звала на помощь подруг.
- Какая жена у тебя рукодельная! Когда бы ни пришёл к вам, она всё время строчит на швейной машинке. Всё знает, всё умеет!
- А я и не позволяю ей чего-нибудь не знать или не уметь! – ухмыляется Виталькина рожа. – Кто же тогда всё делать будет? Я что ли? Мне некогда! Я не успеваю!
Однажды я был неподдельно удивлён, когда увидел его с мастерком в руках возле только что сложенной им кирпичной стенки-перегородки на лоджии. Оказывается, в их классе на уроках труда мальчишек обучали специальности каменщика.
- Ха-ха! Так вот почему тебе не удалось отвертеться от этой работы – Марине известно, что ты умеешь стенку сложить!
На мои вопросы о том, как правильно укладывать кирпичи в Великую китайскую стену Виталий не отвечал, секретов каменщика не раскрывал, а сосредоточенно промазывал швы между кирпичами.
- Марина, а на котовода его в школе не учили?
- Скотовода?
- Да нет! Котов разводить! Стенку он уже сложил, чем исполнил свой мужской долг сполна и надолго. Что ему ещё делать-то? У вас же был один рыжий кот, Абрикос. А теперь смотрю, второй появился. Сиамский, что ли?
- Да. Тимофеем зовут.
- Три мужика в доме! Не много ли?
- Справимся.
Инстинкт подсказал котам, что царём зверей на территории их проживания является этот здоровенный "кабан". Они признали авторитет хозяина и боролись между собой за его внимание. Когда Виталька ложился на диван и переворачивался на живот, то ему на спину немедленно запрыгивал один из котов. Урча, счастливчик устраивался там поудобнее и всем видом подчёркивал своё привилегированное положение. Другой же кот в это время с завистью смотрел на конкурента и жалобно мяукал, тоже пытаясь забраться на спину богдыхана. Занятно было наблюдать, когда Виталька поднимал кота левой рукой вверх, а правой имитировал шлепки по его морде, приговаривая: «Тошный, тошный, получай! Получай! Будешь у меня всегда получать за это!» Довольный хозяйской лаской кот при этом закрывал глаза, млел, и прижимал ушки. Когда же Виталька приближал его к своему лицу, то кот, не открывая глаз, отводил лапы в сторону, чтобы ни в коем случае не коснуться лица обожаемого повелителя. А как они ждали его с рыбалки! Едва Виталий заходил в подъезд первого этажа, как они сразу же занимали место у двери на своём девятом этаже в ожидании угощения.
На рыбалку мы ездили с ним в местный карпятник. Он перезнакомился со всеми рыбоводами и охраной, выяснил маршруты и время патрулирования инспекторов и появлялся там, где нужно, когда его никто не ждал. Пруды наполнялись водой из речки, протекавшей между ними. При разливах и во время путины некоторым карпам удавалось буквально смыться в эту речку, но уплыть с территории карпятника им было невозможно из-за шандор (перегораживающих устройств), установленных выше и ниже по течению. На этом участке у карпов бурлила своя вольная жизнь. Пойма речки стала естественным заказником внутри охраняемой территории. Берега достаточно густо заросли деревьями и кустарником, так что работники рыбхоза в эту чащу не заходили. Мало кому было известно об этом первозданном уголке природы. Здесь непуганые бобры заготавливали лесоматериал, оставляя заточенные карандаши пеньков, а по берегу бегали и ныряли за добычей выдры, не обращая внимания на редких рыбачков. Неожиданно нас накрывала обширная тень – это на бреющем полёте плавно скользили цапли, казавшиеся огромными над суженным лесными берегами руслом. После рыбалки мы брали в гастрономе чего-нибудь на перекус, ставили машину в гараж и накрывали дастархан, продолжая неспешную беседу за жизнь, до приезда дежурной машины, на которой и возвращались по домам. Таким же образом завершались и поездки за грибами.
В феврале 2000 года дежурили мы с ним по гаражам. Утром в дежурку пришёл наш сменщик и сослуживец Андрей Башкатов. Он поздоровался и с интересом взглянул на меня:
- Петрович, в часть на тебя телеграмма пришла!
- О чём же?
- Об откомандировании тебя в Москву. Ты что же, переводиться туда собираешься?
- Да. Есть такая мысль.
Виталик опешил.
- Ну, ты отъявленный негодяй! Что же ты молчал? Мы с тобой сутки тут обо всём толкуем, и ты ни слова об этом не сказал!
- Чтобы не сглазить. Сделается дело – расскажу.
После перевода в Москву я приезжал домой только на выходные дни, и мы с ним стали видеться редко. По нескольку месяцев могли не созваниваться, но я всегда знал, что у меня есть друг Виталий Ружанский. Один звонок и опять услышу его хриплый, развинченный голос, знакомую «пургу» о чайниках и тормозах. Теперь встречались по выходным, когда это было возможно, то у меня, то у него на квартире или же в какой-нибудь харчевне. В скудные времена платил тот, у кого имелись деньги, и этих расходов мы друг за другом не считали. Он был мне как брат. Мы не упускали возможности порассуждать о жизни, политике, истории, войне и мире, судьбе, личности, религии и т.д. Хорошо разбираясь в событиях и людях, он принимал к сведению и моё мнение по всем вопросам, включая резюме о знакомых, начальниках и сослуживцах, что от кого можно ожидать, как с кем себя вести, что для кого приёмлемо или нет. Обстановка у нас всегда складывалась душевная и весёлая, располагающая к работе мысли. С интересным собеседником раскрываешься и сам. Неожиданно поднятая тема, фраза или даже одно слово могли вызвать из памяти давно хранящийся незаурядный эпизод, которого мог бы не касаться ещё многие годы. Это как в домашней библиотеке: ежедневно видишь стоящие на полках прочитанные книги, но не вспоминаешь их содержание каждый час. А тут подходящий случай.
- Саня, мы с тобой знакомы уже много лет. Сколько нами прожито и обо всём переговорено! Казалось бы, я всё о тебе знаю. Но ты вдруг, как выдашь перл, что удивляюсь, почему же ты мне раньше об этом не говорил?
- Значит, не было подходящего момента. Для воспоминаний нужна благоприятная атмосфера. В стакане горячего чая лимонная долька больше сока отдаёт, чем в холодной воде. Наливай!
Иногда, если это было к месту, я читал свои стихи, после чего Виталий изрекал своеобразную похвалу:
- То есть, ты хочешь сказать, что пора тебя мочить? – кивал он головой, отводя взгляд в сторону.
- Нет, рано! Я пока ещё не совершил всего предначертанного свыше, – и я наполнял стаканы.
Согласно армейской традиции, мы никогда не пропускали третий тост – «За тех, кого с нами нет…». В один из моих приездов Виталий сообщил об уходе его старшего товарища Геннадия Григорьевича Ольховикова. Виталий принял активное участие в организации похорон, обеспечил отдание воинских почестей: почётный караул, подушечки для наград, прощальный залп – чтобы всё было честь по чести.
После этого события он стал заметно серьёзнее. Оказывается, Виталий воспринимал Гену Ольховикова, Курта, меня и некоторых других как офицеров, занимавшихся его становлением. Вот так! А я-то считал, что мы просто живём и жизни радуемся!
Как-то пришёл к нему домой. Давно не виделись. Виталий достал банку солёных опят и принялся жарить картошку. Мяукали и боролись за еду коты, а в соседней комнате занималась школьными уроками его дочка Анжела.
Как всякий крупноформатный папаша, Виталий беспокоился, что его дочери достанутся от него лишние габариты. Вреднючая Виталькина фантазия придумала для дочери некий псевдоним, которым он и воспользовался в моём присутствии.
- Ты чего дочку обижаешь? – удивился я. – Она у тебя нормальный ребёнок!
Оказывается, хитрый Ружанский умышленно применял это обидное словцо при знакомых, чтобы услышать от них опровержение, как в моём случае, и успокоить свои сомнения. Однако дочку он только расстраивал такими глупостями.
- Анжела, ты чья дочка?
Молчание. Вопрос повторяется снова и снова. Наконец Анжела резко отвечает:
- Мамина!
- А ещё чья ты дочка? – Виталька хочет услышать, что она его дочь, хотя знает, что она этого не скажет, потому что надоел.
- Кто же назовёт отцом такого балбеса! – негромко вмешиваюсь я. – Отстань от ребёнка!
- Не мешай, – тихонько отмахивается ухмыляющийся Ружанский и продолжает своё.
- Анжела, ну чья ты ещё дочка?
- Бабушкина! – с напором отвечает Анжела.
- А ещё чья?
- Другой бабушки!
- А разве ты не моя дочь? Нет?
- Нет! – выразительно отвечает Анжела, мол, получи за свою глупость!
- Моя дочь! – С достоинством заключает Ружанский о её твёрдом характере.
- Ага, подрастёт – получишь от неё «тубаретом» по пустой балде! Педагог хренов!
В детском саду Анжела не жаловалась воспитателям и родителям на обидчиков, а сама отвешивала им подзатыльники, чтобы не приставали.
- Моя дочь! – также гордился тогда Виталий. – Не она, а на неё жалуются!
К своему времени девушка оформилась красивая и с нормальной фигурой. На работу Виталий устроил её в военкомат, чему помог случай в духе Ружанского. Военком был приглашён в нашу часть на торжество, но приехал с большим опозданием, уже после третьего тоста. В качестве штрафной ему налили стакан, вместо небольшой стопки. Закалённый дальневосточными морозами полковник усмехнулся и попросил наполнить водкой большой фужер.
- Ну, кто со мной выпьет? – желая удивить объёмом, обвёл он взглядом наших офицеров.
- Да запросто! – поднялся из-за стола Ружанский, взял початую бутылку водки и, чокнувшись с гостем, выпил её из горла под восхищённый рёв присутствующих. Отстоял честь нашей части. Как же отказать такому кавалергарду?! Военком с радостью принял на работу дочь достойного офицера. А в день рождения нашего бессменного командира полковника Бебешко Геннадия Ивановича, после того, как отзвучали тёплые поздравительные речи, Ружанский воздвигся над столом и резко заявил:
- А я не согласен!
– Ружик совсем оборзел! – ахнули ошарашенные присутствующие. – С чем ты не согласен-то?
- Не согласен ни дня служить без Вашего руководства! – обратился Виталий к командиру, теперь уже под одобрительный гул офицеров.
- Ну и Ружанский! Растёт!
Продвигался Виталий и по службе. Офицеры старших возрастов уволились, их место занял бывший молодняк. Специалистом Ружанский всегда был надёжным и командир без колебаний поставил его на подполковничью должность. Такой и дело сделает, и в командировках с ним не соскучишься. На полигонах условия сложные, поэтому разрядка не повредит. Под маскировкой напускного разгильдяйства в нём всё равно проглядывала офицерская жилка. Будучи дежурным по Центру, он добросовестно проверял ночью несение службы в удалённо расположенных автопарках, что делали не все его сослуживцы. В эту пору прапора-дежурные, как правило, спали, и он так умело ставил их на вид перед командованием, что потерпевшие на него не обижались. Таким образом, он получил неофициальное почётное звание «Лучший кирзовый сапог» за несение дежурства, хотя не стремился к этому. Виталию просто надоело мириться с общим упадком дисциплины в сокращаемой «министром-табуреткиным» армии. А ведь мог бы дремать в дежурке, как многие другие. В Дагестане вызвался в группу на поиск нашего беспилотного самолёта, упавшего на неконтролируемой государственными властями территории, где вполне можно было встретиться с боевиками. Эти и другие новости он мне рассказывал уже в Москве, куда я переехал с семьёй на жительство после увольнения со службы.
Теперь мы с ним встречались в дни проведения хоккейных матчей команды «Спартак» на стадионе в Сокольниках. С шести лет Виталий являлся болельщиком этой команды. Сюда его привозили из Серпухова отец и мать, когда они ещё были вместе. Он интересовался разными видами спорта, знал историю и составы команд, особенно футбольных, хоккейных и баскетбольных. Сам любил играть в футбол, пока не сломал голень в борьбе за мяч, сильно припечатав ступню об пол. Он выбирал подходящий матч, звонил мне, и мы встречались у выхода из метро на станции «Сокольники». После первых радостных восклицаний, мы отправлялись к стадиону за билетами, а потом заходили в харчевню, чтобы обстоятельно поговорить за обедом. К началу матча Виталий надевал на голову красно-белую бандану, набрасывал на шею спартаковский шарф и мы шли на стадион. За компанию обзавёлся таким шарфом и я.
- Если я по ошибке окажусь в толпе «Динамо» – то всё! Мне копец! Меня убили! – Виталька изображал себя, поверженного.
- А если я иду со своими, – он приподнимал мощные руки и принимал торжествующую позу, – то кто против нас?! Всех порвём!
Матч захватывал нас, вместе с трибунами мы орали кричалки и махали шарфами. Однажды нам даже посчастливилось поймать шайбу, которая по праву стала Виталькиным трофеем. Несколько раз он приезжал ко мне домой вечером, накануне матча.
Это были радостные встречи для всей моей семьи. Мои домашние тоже очень его любили и ждали, в предвкушении не иссякающих приколов. После весёлого ужина мы с ним перемещались за шахматы, а с утра ехали на стадион. Мне очень дороги были эти встречи. Год за годом у нас с Виталием сформировалась своя длинная история дружеских отношений, которая сама по себе уже представляла большую ценность. В мае 2014 года хоккейная команда «Спартак» давала прощальный матч, в связи с финансовыми проблемами клуба. Приехали в Сокольники и мы с Виталием.
- Вит, у тебя лицо побледнело! – удивился я за обеденным столом. – Как ты себя чувствуешь?
- Нормально, – спокойно ответил он.
- Может, обойдёмся без горячительного? Ты нездоров?
- Сейчас пройдёт.
В конце июня он приехал ко мне на работу утром, после своего дежурства. Я разлил по чашкам кофе и опять отметил внезапно появившуюся бледность на его лице. Он перешёл на чай и поведал о своей гипертонии. Ему даже психологически тяжело было перейти на таблетки. Десятилетиями удивлявший и заряжавший всех своей энергией здоровяк, пока ещё не мог перестроиться на спокойный ритм жизни. Сознание отбивало привычный темп, а организм уже диктовал ограничения.
- Ты же в жизни ни одной таблеточки не выпил! – вспомнилась мне давнишняя фраза Марины, адресованная Виталию. – Ты даже не представляешь себе, что такое головная боль!
Я зашёл тогда за Виталием – давно не виделись, надо было обсудить новости.
- Ну ладно, Ёж! – миролюбиво отвечал Виталий. – Колючка, ну чего ты?
И вот пришла его пора глотать таблетки. В июле я заехал к нему на дежурство. В коллектив он вошёл с ходу и уверенно освоился на новом месте работы. Коллеги особенно ценили в нём уверенное владение менявшейся оперативной обстановкой. Вроде бы всё у моего друга наладилось. Договорились с ним о рыбалке на Оке, когда я буду в отпуске. А утром 14 августа, будучи дома, у Виталия случился инсульт, и через сутки, не приходя в сознание, он оставил нас.
На похороны пришли и приехали человек сто сослуживцев и знакомых. Он всем нам, таким разным, был другом, и мы это сейчас прочувствовали особенно остро. Положили Виталия в офицерском мундире и со спартаковскими регалиями. Марина сидела, обняв мужа, в окружении дочери и его матери. Душевно высказались командир и начальник штаба, знавшие Виталия с лейтенантских залётов. Я отвернулся, отошёл к лесу и плакал навзрыд. Потом было прощание, троекратный залп и горсть земли. На поминках в уголке стоял портрет нашего друга с траурной лентой наискосок. Курт, Костя, Василик и я, как наиболее близкие друзья Виталия, за столом присели рядышком. Виталькина душа, если верить посвящённым, из-под потолка видела и слышала всё происходящее. Друзья и товарищи говорили много добрых, благодарных и печальных слов о нашем замечательном Виталике. Сказал Костя, в жизни которого много хорошего было связано именно с Виталием. Взял слово я и зачитал написанные накануне стихи. Курт тихонько проговорил нам: «Вы, ребята, я смотрю, хоть что-то говорить способны, а я …. не могу». Сергей Сывороткин, бывший главный штурман, а тогда замглавы администрации города, много сделавший в организации этих похорон, пропел со всеми «Вечную память».
Мы попрощались с Мариной, Анжелой, Галиной Григорьевной (мамой Виталия) и вчетвером поехали на дачу к Косте, продолжить прощание с другом. Виталий был весёлым и жизнерадостным человеком, и мы решили вспоминать всё интересное о нём и с его участием. Я возвращался домой в электричке. На душе было тяжко, после вырванной из неё частицы. Сколько в нём было жизни! А мы-то считали, что он нас всех переживёт…. И вот… От тоскливой безысходности и непоправимости случившегося хотелось плакать в рёв. Всё кончено. Его более не увидеть, не услышать и не ….. забыть? Да! Не забыть! Потому что остаётся вечная память о неповторимом и незаменимом друге, который, оставаясь единственным, был нужен всем.
Ждут друзья за столом
Твоего искромётного слова…
Вместе с рыжим котом,
Что застыл в ожиданьи улова,
Ёж-Колючка и дочка
Чутко поступь твою сторожат.
Ты ушёл. Многоточие….
Только вещи привычно лежат.
На вопросы – один
Бьётся пульсом височным ответ –
Тебя нет, тебя нет, тебя нет….
(Все совпадения фамилий и имён в этой повести – случайны.)
Февраль-июль 2018 г.
https://proza.ru/2019/02/17/900
От polubedov_g: краткая справка для читателей о герое повествования.
Ружанский Виталий Витальевич, родился в 1966 году в г. Серпухов Московской области.
В 1988 г. окончил Ленинградское высшее военно-топографическое командное училище.
Проходил службу в частях беспилотной авиации Прибалтийского и Московского военных округов. Подполковник.
.........................................................
P.S. от 26.01.2023 г.:
Несколько дней назад получил по почте от Александра Полубедова экземпляр его новой книги "Офицерские сюжеты", вышедшей в издательстве Академии им. Н.Е. Жуковского в декабре 2022 г.
В книгу вместе с новой большой повестью "Офицерские сюжеты" вошли ранее написанные автором произведения, среди которых - опубликованные мною здесь на форуме рассказ "Карта мира", повесть "Пролинник", рассказ "Ружанский".
P.S. от 27.05.2023 г.:
В январе 2023 года А.П. Полубедов Московской городской организацией Союза писателей России принят в члены Союза.
Сообщение отредактировал polubedov_g - Суббота, 27 Мая 2023, 20.21.57 |
| |
| |
| Саня | Дата: Понедельник, 11 Марта 2024, 18.22.46 | Сообщение # 7 |
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
| 
Qui quaerit, reperit
|
| |
| |
| Ariana4243 | Дата: Пятница, 23 Августа 2024, 07.55.47 | Сообщение # 8 |
Группа: Поиск
Сообщений: 1441
Статус: Отсутствует
| Цитата polubedov_g (  ) Ну, какой же ты немец, если по-русски не понимаешь?
Это здорово! Читаю. 
За неимением возможности жить вечно мы имеем возможность жить ярко
|
| |
| |
