Дата: Пятница, 06 Сентября 2019, 07.42.26 | Сообщение # 2
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Присутствует
Из протокола допроса И.П. Ромодина[332], рядового 544-го отдельного батальона связи 15-го мотомеханизированного корпуса 6-й армии, в Ворошиловском РО МГБ Молотовской области
опрос: Где, когда и при каких обстоятельствах вы были пленены немцами?
Ответ: 15-й мотомехкорпус, участвуя в боях под г. Полтавой, был полностью окружен и отходил в направлении г. Киева. Я занимал должность писаря при штабе корпуса. Числа 10 сентября 1941 г. штаб корпуса был разбит. Мы, численностью семь человек, отбились от своих частей и продолжали выходить из окружения. Кольцо окружения сжалось, немцы вели по отступающим артиллерийский огонь. Я 22 сентября 1941 г. был контужен и потерял сознанье. Когда же я очнулся, т. е. вошел в сознанье, был уже среди других военнопленных у немцев в населенном пункте (название не помню), расположенном от Полтавы [в] 40 км.
Вопрос: Вызывали ли вас на допросы в момент вашего пленения и впоследствии?
Ответ: На допросы я не вызывался ни разу.
Вопрос: После пленения куда вы были направлены?
Ответ: После того, как я вошел в сознанье, меня отправили на сборный пункт М. Гродеево, где, пробыв четыре дня, [я был] отправлен этапом в Винницкую обл. Дойдя до г. Гайсин, дальше двигаться не имел сил. Меня направили в лагерь для военнопленных в г. Гайсин. В этом лагере я находился до мая 1942 года, ничем не занимался. Я продолжительное время находился при санчасти лагеря по состоянию здоровья.
Вопрос: Когда вы были вывезены в Германию?
Ответ: В мае 1942 г. из лагеря в/пленных я был вывезен в Германию.
Вечером мы добрались до предместья Гайсина и большую часть из нас разместили в какой-то заброшеной конюшне. Я сразу уснул и спал относительно долго, но беспокойно, часто просыпаясь от болей в левой ноге, где гноилась рана на голени. Я этим страшно тревожился, ибо боялся развития гангрены. Мои друзья сделали мне перевязку из подручного материала, обнаружив, что в ране появились свежие грануляции, а это свидетельствовало о начале заживления. Рана на внутренней поверхности правого бедра также понемногу заживала и нагноения в ней отсутствовали.
Через некоторое время последовала команда выйти во двор и построиться. Мы, медики, пытались держаться вместе. К нам присоединилась группа командного состава, а поскольку на их форме знаков различия уже не было, мы их назвали своими фельдшерами и санитарами.
Затем последовала команда – марш! Нас вывели со двора и повели по проселочной дороге по направлению к городу. Пройдя несколько сотен метров и подойдя к развилке, мы услышали правее от нашей дороги автоматные очереди и душераздирающие крики и стоны взрослых и детей. Оказалось, что там совершались казни целых семей. Невдалеке, в балке фашисты подводили к оврагу взрослых и детей разных возрастов и в упор расстреливали их. Увиденное зрелище массовой публичной казни потрясло нас. Мы буквально оцепенели и ничего не могли сказать друг другу. Наступило состояние, описанное великим русским физиологом академиком И.Павловым – ’’запредельное торможение’’.
Следом пролетел слух, что и нас ждет такой же конец. Кто-то из нас заметил, что впереди развилка дороги – одна дорога поворачивала влево, к каким-то постройкам, вторая – вправо, к месту казни. Мы вцепились друг в друга. По колонне передали: если нас поведут вправо, к месту казни – всем наброситься на конвой. В схватке всех не перебьют, поэтому каждый решил, что лучше погибнуть в поединке с врагом, чем пассивно ожидать смерти.
Но произошло чудо и судьба оказалась к нам благосклонна – голова колонны повернула влево, в направлении каких-то строений и напряжение сразу спало, среди пленных прокатился вздох облегчения. Нас отконвоировали к одному из строений, где во дворе уже стояли деревянные кадушки, из которых нам черпаком стали разливать ’’баланду’’. Однако, почти никто не имел котелков и только у ’’счастливчиков’’ оказались какие-то жестянки, банки или другие черепки. Остальным баланда раздавалась в пилотки или в подол гимнастерки. У меня же оказалась вместительная сумка от противогаза из довольно плотной ткани, в которую для меня и Герасимовича влили два черпака баланды.
После ’’завтрака’’ нас вновь построили и повели почему-то обратно. К середине дня стало известно, что в той балке на окраине Гайсина расстреливали еврейское население города и нам рассказали о некоторых эпизодах этой неслыханно жестокой расправы. Даже на другой день там еще шевелилась земля и из этих могил удалось извлечь нескольких заживо погребенных, спасая их от неминуемой гибели. Трудно было поверить, но эсесовцы повальными облавами вылавливая евреев, охотились даже за грудными детьми и седыми стариками, никого не щадя. Позднее я сам неоднократно был свидетелем подобных жестокостей. Невероятной по циничности была даже форма отправки несчастных на казнь. Первыми в колонне шли старики, часто с длинными бородами и старушки с маленькими детьми на руках, которые вдобавок едва тащили вещи. Такую колонну окружала цепь автоматчиков, впереди которой шли пулеметчики. Позади, на некотором расстоянии следовали солдаты или гражданские с лопатами. Особенно тяжело было наблюдать, как следуют на казнь матери со своими младенцами. Каким нужно быть извергом, чтобы с невероятной жестокостью уничтожать всех поголовно, от грудного младенца до глубокого старика!
Много лет спустя, уже в мирное время, работая более 40 лет детским врачом, преимущественно с больными с патологией органов дыхания, я часто вспоминаю о первых тяжелых послевоенных годах, сравнивая их с днями сегодняшними. Было время, когда диагноз ’’туберкулез’’ был равен смертному приговору, а острые пневмонии, токсичесике диспепсии почти в 50% случаев заканчивались смертельным исходом. Но последние лет 30 в медицине произошла подлинная революция, появилось огромное количество новых препаратов и антибиотиков, улучшились условия жизни людей, что привело к снижению заболеваемости, а главное – смертности детей. Всякий раз, являясь свидетелем гибели больного ребенка – переживаешь все увиденное в жизни вновь и вновь. Разве хирург, сделав все возможное, легко переносит неблагоприятный исход операции?! Только невежда может обвинить такого доктора во всех смертных грехах.
Но вернемся к жизни концлагеря. Количество пленных в нем возрастало в основном за счет поступления легкораненых, тяжелые же просто не поступали – еще на поле боя их просто добивали. В одной из конюшен, а на территории было несколько построек, попавшими в плен врачами был оборудован санитарный пункт. Но не было у нас перевязочного материала и дезинфицирующих средств. Для перевязок использовали все, что было под руками, чаще разорванное на куски, многократно постиранное белье, которое доставалось нам от населения. В лечении ран широко использовались целебные травы. В оказании помощи раненым огромную помощь оказывали женщины, которые нескончаемым потоком шли к лагерю. Кто искал отца, кто мужа или сына, кто просто считал своим долгом оказывать посильную помощь очутившимся в беде людям. Каждый, кто шел к нам, брал с собой и отдавал нам продукты питания, одежду, обувь. Простым женщинам – труженицам, принадлежит огромная заслуга в спасении многих десятков тысяч ослабленных раненых. Медработники, особенно сестры Гайсинской районной больницы Галина Владиславовна Кирилюк и Мария Ивановна Королюк, принимали активное участие в снабжении нас перевязочными и другими необходимыми материалами для раненых и больных, особенно сыпным тифом и туберкулезом, которые находились в изоляторе. Много жизней удалось спасти известной в Гайсине героической женщине Доре Борисовне Скокодуб, - маленькая, худенькая, она постоянно оказывала нам помощь, пытаясь как можно больше раненых спасти от лагеря и перевести их в больницу, а потом при первой возможности переправить в лес к партизанам. Сейчас, спустя много лет, пусть станет известным то, что медсестры больницы, аптечные работники и другие медики подвергали смертельной опасности не только себя, но и своих детей, свои семьи. Они систематически оказывали помощь больным и раненым лагеря. А, ведь за малейшее подозрение в неповиновении или отступлении от требований фашистов, тем более за связь с партизанами было одно наказание – избиение резиновыми палками или чем попало, а затем расстрел. Знайте и помните, как порой происходило наказание – жертве снимали штаны и заставляли лечь ее на живот, по бокам становились палачи, вооруженные резиновыми палками и начиналось избиение. Удары рассекали не только кожу и мышцы, но порой ломали кости. Избиение продолжалось до тех пор, пока несчастный не терял сознание. Когда тело переставало вздрагивать – следовал выстрел в затылок и на этом пытка и мучения жертвы заканчивались. Пощады никому не было. Казнили не только тех, кто проявлял неповиновение, но и их ближайших родственников. Иногда фашисты загоняли непокорных в дома, а затем поджигали их. Но, несмотря на беспощадный разгул фашистского террора, люди шли на отчаяный риск, чтобы облегчить страдания пленных.
В то же время сама Гайсинская больница испытывала огромные трудности в перевязочном материале и в решении этого вопроса Дора Борисовна нашла простое решение. Путем обхода квартир и домов Гайсина и пригорода, через знакомых учителей города, ей удалось собрать достаточное количество белья, после стирки которого из него изготовляли прочный перевязочный материал с возможностью его многократного использования.
Кроме того, Дора Борисовна имела ряд поручений по организации партизанских групп в районе Гайсина. С помощью нашего фельдшера Сученко Владимира Андреевича, пользуясь разными способами, вплодь до подкупа охраны, она уводила из лагеря командиров и переправляла их в формирующиеся партизанские группы и отряды. Благодаря бесстрашию, неиссякаемой энергии, ей удалось за короткое временя организовать активных женщин, медсестер, аптекарей, учителей школ и воспитателей, которые принимали участие в оказании помощи больным и раненым в больнице и концлагере.
За небольшой промежуток времени в половине конюшни, ставшей ’’санчастью’’, сгруппировался преданный делу коллектив: врачи Герасимович П.Г., Николаев З.А., Мясников Н.И. и Кшановский С.А., фельдшер Сученко В.А., Хохлин И. и другие. Почти все знали друг друга еще задолго до плена, проходя службу в армии и участвуя в оборонительных боях. К нам начали обращаться за помощью не только раненые, но и больные с заболеваниями органов дыхания, особенно с подозрением на туберкулез, истощенные лица с кишечными расстройствами, у которых была высокая возможность возникновения дизентерии. Это в свою очередь не на шутку обеспокоило оккупантов, в результате чего появилось их распоряжение отправить из лагеря больных с кишечной патологией в городскую больницу, где приспособить для них здание бывшего туберкулезного диспансера. Эти действия врагов всесили в нас надежду и уверенность на установление более тесной связи с медиками районной больницы и аптеки, а также с месным населением. По этой причине, с целью расширения показаний для изоляции больных мы внесли предложение охране лагеря о необходимости перевода в изолятор райбольницы также заболевших туберкулезом легких, которого немцы боялись как огня. Эту задачу мы относительно легко разрешили и теперь нужно было внедрить в изолятор как можно быстрее и больше своих проверенных людей. Вскоре, по договоренности с главврачом больницы и при согласии немцев для работы в изоляторе были переведены врачи Филоненко, Федоров, Герасимович, Мясников и Забияка. Через некоторое время Филоненко и Федоров стали привлекаться для оказания хирургической помощи гражданским лицам на базе райбольницы. Таким образом, осуществилась важная задача более тесной связи с местным населением, которая изо дня в день крепла, с ’’гражданки’’ начали поступать в ’’санчасть’’ концлагеря некоторые медикаменты и перевязки.
Способ добычи и изготовления перевязочного материала, предложенный Скокодуб, был усовершенствован в условиях больницы. После стирки материала его стерилизация проводилась уже в автоклаве больницы. И здесь женщины, не считаясь с возможными, гибельными для себя последствиями, выполняли свой патриотический долг, ежедневно занимаясь сбором среди населения продуктов питания, перевязочного материала и лечебных трав, которые с успехом применяли в наших условиях, особенно при лечении гнойных и плохо заживающих ран.
Местные женщины оказывали посильную помощь находящимся в бедственном положении на оккупированной территории женам командного состава, которые оказывались одни среди чужих, нередко с малыми детьми на руках. Их забирали в свои дома, кормили, одевали, выдавали за родственников, дабы сберечь их от расправы или отправки на работы в Германию.
Тем временем в концлагере началась волна новых испытаний. Огромный поток людей в лагерь, пересортировка их по каким-либо признакам – физическим или национальным, формирование команд и отправка их по этапу на Винницу или на работы, без элементарной санобработки привело к невероятной завшивленности людей. Стихийной борьбой со вшами, их поиском и удалением с самого себя занимались все с утра до вечера. Однако, произвести элементарную санобработку – помыть людей в бане с мылом, которое бы содержало инсектициды, сменить им белье, своевременно изолировать лихорадящих не преставлялось возможным. Дезкамеры же для обработки одежды просто не было.
Настораживало, что в последние дни появились случаи с типичными симптомами сыпного тифа - температурой до высоких цифр, наростающей головной болью и слабостью, инъецированностью сосудов с точечными кровоизлияниями на конъюктиве глаз и слизистой рта, в придачу – появление типичной розеолезной сыпи преимущественно на коже сгибательных поверхностей конечностей и на боковых поверхностях туловища. Это вызвало немалую тревогу не только среди пленных и медперсонала, но и у охраны лагеря, которая опасалась возникновения и распространения эпидемии сыпного тифа среди своих. В лагерь прибыло начальство, от которого можно было ожидать самых крайне жестоких мер, вплоть до физического уничтожения заболевших. Однако, на следующий день мы вздохнули с некоторым облегчением, ибо последовало распоряжение о переводе заболевших в организованный на территории горбольницы изолятор.
Говорят, возможно, так оно и есть, человек обладает каким-то ’’шестым’’ чувством. Нередки случаи, когда вдруг ощущаешь какую-то наростающую внутреннюю тревогу и ждешь неприятностей. Вот и я в тот день почувствовал, что на этом все не кончится. На следующий день последовала команда направить меня для медобеспечения в один из близрасположенных рабочих лагерей. Внутренне я сознавал свою необходимость там, ибо расчитывал, что в невероятно трудных условиях смогу быть полезен в облегчении страданий своих товарищей – раненых и больных, да еще – тяжко работающих с утра до позднего вечера. Я успел попросить дать мне в помощь хотя бы фельдшера, но мне отказали. Qui quaerit, reperit
Дата: Воскресенье, 31 Мая 2020, 07.20.52 | Сообщение # 4
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Присутствует
Прошло несколько дней и я убедился, что в лагере господствует неслыханный произвол. Главными исполнителями наказаний были ’’свои’’ – предатели из числа пленных или местных жителей. Особо изощренным садистом прославился старший из них, Иван, по фамилии кажется Голик. Это был физически очень хорошо развитый молодой субъект лет 20-22, уже успевший располнеть, который постоянно двигался по территории лагеря с несколько опущенной головой, не выпуская из рук резиновой дубинки с оловянным наконечником на конце. Таких мерзавцев обычно вербовали из закоренелых уголовников. Иван был типичным палачом-садистом, который испытывал огромное удовлетворение при истязании попавшей в его руки жертвы. В хромовых офицерских сапогах, он постоянно рыскал по лагерю, выискивая очередную жертву. При его появлении на территори все живое вокруг замирало, никто не решался выйти из барака. Если во дворе никого для наказания не удавалось найти, он начинал поиск в бараках, где всегда можно было найти подходящую жертву, которую можно было стегануть дубинкой раз-другой. Вот и сейчас он вышел ’’на охоту’’, не дожидаясь построения пленных перед отправкой на работу (а другой раз - на получение баланды), - ему хотелось срочно найти кого-то для быстрой расправы. И такая возможность вскоре представилась – очередной жертвой был избран его сверстник, блондин с вьющимися волосами по имени Саша, который был выше среднего роста, правильного телосложения, с несколько вытянутым изможденным лицом, с запавшими щеками, а его синие глаза глубоко сидели в орбитах. Последние дни Саша выглядел сильно угнетенным, по утрам до построения на работу и после так называемого ужина он, опустив понуро голову, медленно передвигался перед бараками то в одну, то в другую сторону. Его вид свидетельствовал о сильном внутреннем переживании, будто он осознавал, что на него надвигается роковая опасность.
В действиях же Ивана прослеживались повадки бешанной собаки, которая бежит вроде бы в одном направлении, а потом вдруг сворачивает в твою сторону и внезапно очень больно кусает тебя. Этот зверь в облике человека предпочитал незаметно подкрадываться к намеченной жертве и внезапно набрасываться на нее. Qui quaerit, reperit
Дата: Воскресенье, 31 Мая 2020, 07.21.26 | Сообщение # 5
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Присутствует
Глава 5. ГАЙСИНСКИЙ ИЗОЛЯТОР ДЛЯ СЫПНОТИФОЗНЫХ И БОЛЬНЫХ ТУБЕРКУЛЕЗОМ
Меня поместили в изолятор для пленных, где содержали больных с подозрением на сыпной тиф. Охрану изолятора осуществляли румыны, венгры и ’’свои’’ – предатели-полицаи. Больных снабжало продуктами местное население Гайсина и окрестных сел. К этому времени в изоляторе, несмотря на дичайшие условия содержания, сформировалась группа отчаяных и преданных Родине людей: врачи Николаев З.А., Герасимович П.Г., Филоненко А.И., Забияко А.А.Мясников Н.В., фельдшер Сученко В.А., Хохлин И.Т., к которой принадлежал и я. В эту группу привлекались после проверки некоторые выздоравливающие. Созданная группа ставила главной своей задачей разоблачение предателей. Естественно, в условиях плена никто никогда не составлял список этой группы, но каждый из нас чувствовал, что обязан вкладывать частицу своего труда во имя грядущей победы над ненавистным врагом.
Однако, были и другие. Один из них, типчик по имени Гриша (фамилии не помню), который ненавидел советский строй. Он попал к нам в изолятор с подозрением на сыпной тиф, но уже с нелицеприятной для него устной характеристикой. Поэтому немецкому врачу, который курировал наш изолятор он был представлен как симулянт. И был сразу отправлен в работающую команду по ремонту дороги. Я больше его не видел, но рассказывали, что через некоторое время его уже было не узнать по внешнему виду и убеждениям. с характеристикоймню) ненавистным врагом. Палочная дисциплина и тяжелый труд с утра до вечера на голодном пайке мигом вышибли дурь из его головы и теперь он поносил, как мог немецкие порядки.
Каждый из нас, медиков, находясь в плену знал, что он обязан делать все для облегчения страданий раненых и больных товарищей. В первые дни плена были случаи, когда можно было без особого риска и труда уйти из лагеря, когда многие женщины под разными предлогами уводили с собой пленных. Этим могли воспользоваться и мы, медики, но понимая, что без нас и элементарной медицинской помощи людям в плену будет намного хуже, мы не имели права оставить товарищей. Скажу без колебаний – я и сейчас бы не бросил своих и не воспользовался такой возможностью удрать из лагеря.
Находясь в подпольной группе сопротивления, мы выполняли разные задания. К этому времени нам в изоляторе удалось установить тесную связь не только с медработниками райбольницы и аптеки, но и с активистами городского подполья. Мы ставили перед собой и другие конкретные задачи – сохранение проверенных и преданных Родине военных специалистов под видом больных и санитаров, разоблачение предателей, оказание медицинской помощи раненым и больным, моральная поддержка ослабленных. Нытиков, не верящих в нашу победу, как правило, не трудно было вернуть на путь истинный. Даже на первых этапах успешных военных действий германских войск некоторые офицеры Вермахта переставали верить в победу Германии. Еще в первые дни моего пребывания в плену в Головановске как-то ночью в наш барак, где содержался командный состав, в т.ч. врачи, зашел немецкий офицер и заявил: ’’Если к Англии присоединиться Америка и тоже объявит Германии войну, Германия войну проиграет’’. Затем он развернулся и тут же вышел…
После возвращения из Кропивное я с каждым днем чувствовал себя все хуже. Вначале мне казалось, что это связано с сильно стрессовой, как сейчас говорят, обстановкой за время пребывания в Крапивное. Однако, несмотря на возвращение к своим в относительно лучшие условия содержания, я быстро потерял аппетит, затемпературил, наросла боль в левом боку грудной клетки и появился кашель с одышкой. После физикального обследования (о рентгене в тех условиях можно было лишь мечтать) мои коллеги установили, что у меня левосторонний экссудативный плеврит. Я отдавал себе отчет, что сам по себе плеврит – явление редкое, которое чаще всего сопровождает другую патологию легких, особенно туберкулез, как его осложнение. В моем случае плеврит сыграл относительно положительную роль, как механизм самозащиты. Известно, что в природе среди людей, да и в мире животных и растений покой создает благоприятные условия для заживления. Думается, что длительное сдавление легкого экссудатом в плевральной полости, который сохранялся у меня около 6 месяцев, привело к заживлению процесса в самом легком. И здесь нет никакой загадки. Именно на принципе покоя основано лечение туберкулеза легких методом наложения искусственного пневмоторакса или пневмоперитонеума (в народе поддувание). Разумеется, бесследно такое лечение не проходит. Остаются рубцовые изменения, которые в жизни больного периодически дают о себе знать. Даже теперь, спустя много лет, задолго до предсказания метеорологов, я предугадываю изменения погоды.
С каждым последующим днем наша группа сопротивления оказывала все возрастающее влияние не только на вновь поступающих в изолятор больных, но на местное население. Эта задача облегчилась со времени, когда один из пленных, врач Забияка Анатолий Алексеевич дал немцам согласие работать главным врачом района (гебиц-арцт). Он был освобожден из лагеря и уже не являлся пленным, но постоянно общался с коллегами в лагере военнопленных, помогал спасению многих больных и раненых, находящихся в изоляторе и лагере, наладил нам регулярное снабжение перевязочными материалами и медикаментами. Конечно, это грозило ему разоблачением и последующей быстрой расправой – казнью. Поэтому надо было действовать так осторожно, чтобы никто не мог заподозрить его в нелояльности к ’’новой’’ власти. Он же всегда был спокоен и постоянно находился в приподнятом настроении, всегда улыбаясь, подбадривал других. Анатолию Алексеевичу удалось конкретизировать и совершенствовать формы нашей работы. Были выделены медсестры райбольницы и аптеки, ответственные за регулярное снабжение медикаментами и перевязками для пленных в лагере и изоляторе, организован сбор ветоши среди населения для изготовления перевязочного материала. Было важным и то, что через Анатолия Алексеевича, по службе постоянно контактировавшего с немцами, мы получали сведения о ближайших намерениях городской управы, важнім и то, что через Анатолия Алексеевича, которій по службе постоянно контактировал с немцами, мі получали систематическиовать формы нашей работы. Были выделены нных, наладил регулярное сн всегда с нетерпением ждали его прихода и с жадностью слушали сообщения о том, что творится на фронте и вокруг нас.
И все же он был иногда крайне неосторожен, за что спустя время жестоко поплатился. Незадолго до освобождения Гайсина нашими войсками его схватили гестаповцы и после мученических пыток расстреляли. После освобождения Гайсина удалось отыскать место его захоронения и останки. Пытая, фашисты вбили ему в кости черепа в большом количестве мелкие гвозди, ногтевые ложа пальцев рук и ног были обуглены. Жестокость расправ оккупантов с подпольщиками и населением вызывала ненависть и готовность борьбы не на жизнь, а на смерть. Примером могла служить щуплая на вид, но неутомимая и бесстрашная Дора Борисовна Скокодуб. Ей удалось через Володю Сученко уводить из лагеря наших людей и сперва прятать их дома у себя и подруг, а затем, снабдив документами, переправлять в партизанские отряды.
Местное подполье поставило перед собой задачу в день приезда в Гайсин главного палача Украины Коха взорвать его резиденцию и уничтожить его вместе со свитой. Но, увы! Среди подпольщиков оказался предатель, основной состав городского подполья был схвачен и подвергся пыткам. Выследили и Дору Борисовну, которую вместе с другими подпольщиками казнили. Оккупанты беспощадно расправлялись с населением и при малейшем сопротивлении расстреливали несогласных с режимом, угоняли многих в Германию и увозили материальные ценности.
Весной 1943 года к нам в лагерь прибыло пополнение пленных из района Днепропетровска, который становился уже прифронтовым городом. С этой группой прибыл врач по фамилии Сихашвили. Сейчас уже стерлась память о том, как он выглядел, но было ему лет 30, среднего роста, худощав, с седеющими волосами. Почему-то он сразу вызвал у меня неприязнь и настороженность. Он почти открыто пользовался у немцев привилегией и мог уходить из лагеря в город без охраны, иногда даже не ночевал в лагере. Через некоторое время наши опасения подтвердились. Чешкий врач Коваржик, который продолжал обслуживать немецкий гарнизон, сообщил через операционную сестру Галину Владиславовну Кирилюк, что на имя коменданта лагеря поступило письменное донесение от Сихашвили о том, что врач Кшановский является посредником в передаче перевязок и медикаментов для партизан. Накануне я действительно учавствовал в передаче перевязочного материала из аптеки. Но Сихашвили указал лишь мою фамилию, очевидно, избрав пока лишь меня в качестве жертвы. Коваржик настоятельно советовал мне исчезнуть. Но как и куда?!
И все же я ’’родился в рубашке’’. В тот день, под вечер последовало распоряжение погрузить и отправить в неизвестном направлении группу выздоравливающих пленных. Мои товарищи пристроили меня к этой группе, нас погрузили в переполненные товарные вагоны и через некоторое время состав тронулся, увозя нас в неизвестность. Разместиться в вагонах можно было лишь под стенками, ибо в центре вагона стояла параша. Ночью мы не спали, думали о возможности побега, потому что были наслышаны о случаях, когда по пути следования поезда партизаны освобождали пленных. Через щели вагона удалось установить, что состав движется в сторону Шепетовки. Утром наш путь закончился на станции Славута, где нас высадили и построили в колонну, которая наше путишествие закончилось на станции Славута, где нас высадили и построилиаях проследовала на околицу города, где на территории бывшего военного городка расположился большой концентрационный лагерь, в котором были сконцентрированы десятки тысяч военнопленных. Qui quaerit, reperit
