• Страница 1 из 1
  • 1
Авиации СГВ форум » МЕМОРИАЛЫ И ЗАХОРОНЕНИЯ СОВЕТСКИХ ВОИНОВ » ЛИТЕРАТУРА О ВОЙНЕ » Лопуховский Лев "1941. Вяземская катастрофа"
Лопуховский Лев "1941. Вяземская катастрофа"
СаняДата: Воскресенье, 24 Марта 2019, 16.06.18 | Сообщение # 1
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Лопуховский Лев Николаевич

1941. Вяземская катастрофа

Содержание книги

От автора
Глава 1 Вместо пролога
Глава 2 Перед бурей
Глава 3 «Тайфун» набирает силу
Глава 4 Отход
Глава 5 В окружении
Глава 6 Катастрофа
Эпилог
Послесловие
Перечень сокращений, встречающихся в тексте
Приложения
Список литературы
Карты, схемы
https://military.wikireading.ru/6619
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Воскресенье, 24 Марта 2019, 16.06.35 | Сообщение # 2
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
От автора

Эту книгу я писал 40 лет — с тех пор, как всерьез занялся выяснением обстоятельств гибели отца, командира 120-го гаубичного артполка полковника Н.И. Лопуховского, числившегося пропавшим без вести в 1941 году, — и еще один год.

Последнее письмо семье отец написал 1 октября, когда вернулся в свой полк из госпиталя в Вязьме. Он, в частности, писал: «На все угрозы фашистов мы отвечаем ураганным огнем. Артиллеристов в плен им не захватить! Тому, что было в начале войны, пришел конец». Затем последовали долгие месяцы молчания. Его сослуживец и давний знакомый семьи из штаба артиллерии Западного фронта на письмо матери ответил, что на фронте произошли большие изменения и о Николае Ильиче он ничего не знает, никого из его боевых товарищей в последнее время не встречал.

Потом пришло извещение — «пропал без вести». Это хотя бы оставляло надежду, что не погиб, может быть, ранен, остался у партизан. Закончилась война. На все запросы в различные инстанции, в том числе и в архивы, ответ был одинаков — пропал без вести. В апреле 1959 г. из Главного управления кадров МО СССР я получил более подробное извещение: «Ваш отец, полковник ЛОПУХОВСКИЙ Николай Ильич, по данным ГУК, значится пропавшим без вести 30 ноября 1941 г. в бою с немецко-фашистскими захватчиками на Западном фронте. Никаких других, более подробных данных о его судьбе нет. Он, безусловно, погиб, но в связи с особой обстановкой, сложившейся на фронте, зафиксировать факт его гибели и сообщить об этом в центр или родственникам в то время было невозможно».

Естественно, мне захотелось узнать, что за особая обстановка сложилась на Западном фронте в ноябре 1941 г. Но никаких следов 120-го гап большой мощности Резерва Главного Командования в ноябре найти не удалось. Зато выяснил, что в октябре этот полк входил в состав 19-й армии, которая тогда же попала в окружение под Вязьмой. На запрос в Центральный архив МО получил ответ, что 120-й гап был исключен из списков артиллерийских частей с 24 декабря 1941 г. и никаких документов военного времени на хранение в архив не поступало. Я стал искать сослуживцев отца. Прежде всего обратился с письмом к бывшему командующему 19-й армией М.Ф. Лукину. Михаил Федорович 3 декабря 1966 г. ответил также письмом, подтвердив, что 120-й гап действительно входил в состав армии. Но командира этого полка не помнит, так как армией стал командовать только с середины сентября и не успел лично познакомиться со всеми командирами. Я знал, что Лукин пишет воспоминания, и не терял надежды узнать хоть что-то об отце. Зимой 1969 г., за полгода до смерти М.Ф. Лукина (последовала 25.05.1970 г.), мне удалось прорваться к нему на беседу. Родственники его не хотели меня пускать, так как Михаил Федорович только что вернулся из госпиталя и неважно себя чувствовал. Однако тот услышал, что к нему кто-то пришел, и настоял, чтобы меня пропустили. Выглядел он очень плохо. Ничего нового об отце он сообщить не смог, высказав мнение, что он мог погибнуть в окружении или позднее в плену.

Рассказывая о ходе боев под Вязьмой, о той тяжелой обстановке, которая сложилась в окружении, о попытках прорваться из него (ниже я вернусь к его рассказу), генерал разволновался. Родные в приоткрытую дверь подавали мне знаки, чтобы я немедленно уходил. Несколько раз я вставал, чтобы выйти из комнаты, но Михаил Федорович приказывал мне садиться и продолжал свой рассказ. В частности, он спросил, читал ли я статью Конева в «Военно-историческом журнале», опубликованную в конце 1966 года? На мой отрицательный ответ генерал сказал:

— Вы, молодые, никогда не узнаете всей правда о вяземской трагедии пока будут живы Конев, Буденный и другие причастные к этим событиям люди. А мои воспоминания вряд ли когда-нибудь опубликуют…

Командарм ошибся — его воспоминания были опубликованы в том же журнале через одиннадцать лет — в 1981 году. Содержание статьи разительно отличалось от того, что Лукин говорил мне при встрече. Редакторы здорово поработали над текстом. Это и понятно — говорить правду о вяземских событиях тогда еще не пришло время. Но слова генерала Лукина подтолкнули меня узнать как можно больше о событиях под Вязьмой — может быть, найдутся следы отца? Решил как можно больше узнать о вяземской оборонительной операции и о том, что с нею связано. В открытых источниках о поражении советских войск говорилось весьма скупо. С трудом получил допуск в Центральный архив МО СССР. Работая с архивными документами, убедился, что многие события минувшей войны освещаются в печати весьма тенденциозно — в зависимости от желаний очередного «вождя». Умолчание и ложь только усиливали мое желание узнать правду. Попутно попытался узнать о сослуживцах отца, которые вернулись из плена и прошли спецпроверку. Их дела находились в ведении КГБ и МВД. В приемной два полковника, представлявших свои уважаемые ведомства, выслушав меня, ответили:

— Капитан, бросай это дело, а то можешь найти совсем не то, что ищешь, и будешь потом всю жизнь жалеть…

Но я решил продолжать свой поиск, о котором вкратце расскажу в конце книги. Сейчас скажу только, что обстоятельства гибели отца узнал через 38 лет после того, как это произошло при выходе из окружения под Вязьмой.

В годы хрущевской «оттепели» архивы несколько «приоткрыли». Это способствовало появлению книг и сообщений, содержание которых не всегда соответствовало официальной точке зрения. Многое тайное стало явным, и власти перепугались. 3 марта 1968 г. Л. Брежнев заявил своим соратникам по Политбюро:

«У нас появились за последнее время много мемуарной литературы… Освещают Отечественную войну вкривь и вкось, где-то берут документы в архивах, искажают, перевирают эти документы… Где эти люди берут документы? Почему у нас стало так свободно с этим вопросом?» [1]. Тогдашний министр обороны Гречко заверил генсека, что они наведут порядок в этом деле. И навели. Допуск к документам, хранящимся в архивах, был снова ограничен — допускались только официальные историки, умеющие держать нос по ветру. Конечно, надо же было готовить почву для воспевания подвигов очередного вождя и вошедших в фавор военачальников, чему могли помешать настырные исследователи.

Через 60 лет после окончания войны, 14.04.2005 г., вышел приказ рассекретить материалы до фронта включительно (раньше исследователи допускались к документам до армии включительно, и то под строгим контролем). Но тут же заработала комиссия, которая начала засекречивать отдельные дела, касающиеся наиболее острых моментов нашей военной истории. Направляла ее работу «умная» рука. Хотя иногда очень трудно, почти невозможно уловить логику в необходимости засекречивания того или иного документа. Очевидно, действуют по давно известному бюрократическому правилу — лучше переусердствовать в выполнении требований начальства, чем пропустить какую-либо «крамолу».

Попытки исследователей переосмыслить некоторые события в свете появления неизвестных ранее фактов до сих пор встречаются в штыки со стороны тех ученых и историков, которые в силу своего официального положения обязаны защищать любые, даже самые сомнительные, решения и действия военного и политического руководства страны в военные годы. По-прежнему замалчивается или искажается правда о наиболее тяжелых периодах в истории минувшей войны, когда наша армия порой терпела сокрушительные поражения. Некоторые начальники с большими звездами (правда, уже бывшие) публично, по телевидению или в письмах-доносах в высшие инстанции, призывают «заткнуть рот» тем, кто «осмелился бросить тень на славную историю советских Вооруженных сил». Особенно болезненно воспринимаются попытки выявить истинные потери наших войск в людях. Ведь при сопоставлении потерь войск сторон могут лопнуть, как мыльные пузыри, многие мифы и легенды, внедренные в свое время советским агитпропом в сознание своих граждан. Мне уже приходилось писать о манипуляциях с цифрами потерь Воронежского и Степного фронтов в Курской битве.

История требует к себе уважения, ее нельзя изменить — то, что произошло, можно скрыть только на время. А ложь только побуждает искать правду. В ходе поиска и анализа архивных документов я убедился, что мемуары некоторых видных военачальников в силу субъективных причин в значительной степени тенденциозны. В попытках оправдать свои решения и действия они часто интерпретируют события в свою пользу. Впрочем, авторы публикаций в недавнем прошлом даже при желании не могли многое сказать в условиях жесткой цензуры. А может быть, и сказали, но до читателей это не дошло благодаря усердию редакторов. И нужна большая кропотливая работа по сопоставлению сведений из различных источников информации, в том числе и альтернативных — документов бывшего врага, чтобы установить или хотя бы приблизиться к истине.

О наиболее сложном — начальном этапе московской оборонительной операции — отходе и боях в окружении под Вязьмой и Брянском сохранилось не так уж много сведений. Документы объединений и соединений, попавших в окружение, в основном были уничтожены. Сохранились те из них, что были переданы (и приняты) в высшие штабы. Но большая часть из них, особенно переговоры по средствам связи в звене фронт — Ставка ВГК, до сих пор засекречены. Интересно, что сразу по окончании боевых действий был издан приказ о сдаче в архив всех документов, дневников (их, несмотря на запрещение, многие все-таки вели), записей, карт, находящихся на руках. Знаменательный приказ. Властные инстанции уже тогда были озабочены, чтобы обеспечить единый «правильный» взгляд на историю войны. Например, в Центральном архиве Российской Федерации почему-то нет отдельного фонда 2-й стрелковой дивизии второго формирования (бывшей 2-й дивизии народного ополчения Сталинского района г. Москвы). А она играла не последнюю роль в сражении под Вязьмой. Хорошо, что командир этой дивизии генерал-майор В.Р. Вашкевич в свое время не выполнил приказ о сдаче документов, которые он вынес при прорыве из окружения. Он писал о своей дивизии, выступал в журналах в период хрущевской «оттепели» и после. Теперь имеется возможность ознакомиться с ними без всяких изъятий.

В последнее время появился целый ряд серьезных работ, в которых более или менее объективно рассматриваются события битвы под Москвой (по ходу повествования я буду на них ссылаться). Однако многие важные моменты оборонительной операции, масштабы и причины катастрофы (многие как огня боятся этого слова, хотя его употреблял и маршал Г.К. Жуков) широкой общественности до сих пор неизвестны. Может, действительно прав был генерал Лукин, когда говорил, что всей правды о вяземской трагедии мы не узнаем, пока живы Конев, Буденный и другие причастные к ней люди? И вот уже в новой военной энциклопедии читаем, что, оказывается, «командующие фронтами (Конев и Буденный) в ходе операции не осуществляли маневр войсками на угрожаемые направления, не руководили их отходом и действиями окруженных войск». Но только ли командование фронтов виновно в вяземской катастрофе? Почему буквально за 2–3 дня боев рухнула оборона сразу трех фронтов на западном стратегическом направлении? Почему, несмотря на наличие в тылу подготовленных оборонительных рубежей, на шестой день немецкого наступления основные силы Западного и Резервного фронтов оказались в окружении? Наконец, почему окруженные войска не смогли вырваться из него и продержались, сковывая врага, всего семь дней? Считаю, что 65 лет — достаточный срок, чтобы попытаться проследить, как развивались события, приведшие к катастрофе. Я намеренно сосредоточил внимание на первом этапе этой битвы, чтобы попытаться подробно, в деталях рассмотреть основные моменты сражения, оценив существующие мнения и выводы с позиций фактов, в том числе неизвестных или малоизвестных широкой общественности. Попутно выскажу свою позицию по поводу реальных потерь Красной Армии в людях в этих боях.

Книга написана на основе анализа документов, собранных мной за 40 лет поиска, а также трофейных немецких документов, хранящихся в соответствующем фонде ЦАМО РФ. В тексте будут приводиться выдержки из первичных документов разгромленного вермахта, которые в числе других архивов в качестве трофеев оказались в Национальном архиве (NARA) США. Прежде чем вернуть архивы Германии, американцы микрофильмировали их и сейчас за плату предоставляют всем желающим. Перевод этих документов выполнен полковником в отставке Ю.Д. Чупровым. Вообще, в эпоху Интернета возможность использования иностранных источников значительно упростилась. Сопоставление архивных документов противоборствующих сторон, а также других иностранных источников позволило выявить целый ряд случаев намеренного искажения истины в описании боевых действий и их результатов в наших официальных изданиях и мемуарной литературе. Их цитирование, конечно, несколько утяжеляет повествование. Но без этого обойтись не считаю возможным, так как в ряде случаев приходится доказывать несостоятельность некоторых стереотипов, укоренившихся в общественном сознании.

И еще один момент, за который заранее прошу извинения у читателей. Использование документов военного времени вызывает необходимость пользоваться картой. Но на современных и общедоступных картах порой невозможно найти населенные пункты, упоминаемые в них. Многие деревни и поселки стерты с лица земли в результате боевых действий или пали, как неперспективные, в борьбе с ярыми поборниками стирания различий между городом и деревней (теперь там, где был возделан каждый клочок земли, поля заболачиваются и зарастают кустарником). Они есть на топографических картах масштаба 1:100 000 довоенного издания, но они до сих пор считаются секретными. Некоторые населенные пункты пришлось искать на русской карте издания 1911 г. масштаба 1:300 000, копиями которой в ходе операции «Тайфун» пользовались немцы. На них сохранены русские названия (лишь некоторые важные пункты дублированы латинским шрифтом), нанесены вновь построенные участки железных дорог, а также оборонительные рубежи советских войск. Поэтому при описании боев с упоминанием исчезнувших населенных пунктов пришлось рядом в скобках указывать их положение относительно известных (или обозначенных на схемах) ориентиров. Это несколько затрудняет восприятие текста, впрочем, как и нудное для неподготовленного читателя перечисление номеров частей и соединений. Но я сознательно иду на это в надежде, что детали и подробности окажутся полезными тем читателям, родные и близкие которых погибли или пропали без вести в тех краях, и особенно исследователям, желающим глубже понять логику решений командования и действий войск сторон. Не исключено, что приведенные в книге сведения смогут использовать и поисковики при определении новых районов своей работы по розыску до сих пор не захороненных останков погибших советских воинов в целях увековечения их памяти.

К работе над этой книгой приступил с тяжелым сердцем — о победах писать легче. Но это мой долг перед отцом и его боевыми товарищами, солдатами и офицерами 120-го гап, павшими в боях за свободу и независимость нашей Родины. Над темой работал с намерением написать честную книгу. Насколько это получилось — судить читателям.

22 июля 2006 г.
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Воскресенье, 24 Марта 2019, 16.15.10 | Сообщение # 3
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Глава 1

Вместо пролога

Общая обстановка на советско-германском фронте к сентябрю 1941 г. Действия советских войск на Западном стратегическом направлении. Группа армий «Центр» переходит к обороне, а войска Вейхса и Гудериана поворачивают на юг. Смоленское сражение. Контрнаступление советских войск. Духовщинская и Ельнинская фронтовые наступательные операции. Итоги Смоленского сражения.

Официально считается, что Московская оборонительная операция началась с 30 сентября 1941 г. — с момента начала операции «Тайфун». Однако следует учитывать, что с самого начала войны столица Советского Союза являлась главной целью для Германской армии. Еще до начала войны, 20 июня 1941 г., в документах генерального штаба сухопутных войск (ОКХ) было отмечено: «Москва — не только главная цель наступления в Центральной России, но и одна из важнейших целей на всей русской территории <…> Захват или разрушение Москвы парализует военный, политический и экономический руководящий аппарат и уничтожит важную базу советской власти» [2]. На разгром основных сил Красной Армии путем проведения блицкрига — молниеносной войны по плану «Барбаросса» — отводилось четыре месяца. О первоочередной задаче разгрома советских войск на московском направлении и захвате столицы России говорилось в журнале боевых действий Верховного командования вермахта (ОКВ): «Наступление на Москву сломает спинной хребет русского оборонительного фронта. В этом наступлении будут уничтожены все крупнейшие русские силы, потому что русские будут биться за Москву до последнего и беспрестанно вводить в сражение новые силы».

Сражения лета и начала осени 1941 г. самым непосредственным образом повлияли на ход и исход Московской оборонительной операции. Поэтому без рассмотрения боевых действий, предшествующих битве под Москвой, хотя бы самого краткого, не обойтись. Гитлеровское командование с самого начала нападения на Советский Союз основные усилия вермахта сосредоточило на Западном стратегическом направлении, создав на нем наиболее мощную группировку войск в составе группы армий «Центр». Между тем наше командование сосредоточило основные силы Красной Армии южнее р. Припять — на Юго-Западном стратегическом направлении. Этот просчет (наряду с целым рядом других причин) самым отрицательным образом сказался на результатах первых сражений начавшейся войны. К 10 июля танковые соединения ГА «Центр» продвинулись на 600 км, пройдя свыше трети пути от границы до Москвы. По мере успешного продвижения в глубину советской территории протяженность советско-германского фронта значительно увеличилась. Ударным группировкам врага пришлось действовать по расходящимся направлениям. Соответственно, резко снизилась оперативная плотность войск и ударная сила противника, к тому же понесшего большие потери в живой силе, вооружении и технике. Сил для одновременного наступления на всех стратегических направлениях уже не хватало. Тем более что Ставка Верховного Главнокомандования (ВГК) принимала все меры по наращиванию усилий на западном направлении, и сопротивление советских войск усиливалось с каждым днем.

30.06.1941 г. в командование Западным фронтом вступил генерал-лейтенант А.И. Еременко, но уже со 2 июля его на этом посту сменил маршал С.К. Тимошенко, который одновременно являлся Главнокомандующим войсками Западного направления[1]. В состав Западного фронта были включены 19, 20, 21 и 22-я резервные армии второго стратегического эшелона. Однако только 24 дивизии из их состава заняли назначенные рубежи. С учетом возможности дальнейшего продвижения противника в тылу фронта развертывались еще четыре вновь сформированных объединения (29, 30, 31 и 32-я армии), которые вместе с 24-й и 28-й армиями с 14 июля составили Фронт резервных армий.

К 10.07.1941 г. наши вооруженные силы потеряли 11 783 танка, в действующей армии осталось всего 1731, из них — 1214 легких [3]. Когда Гитлеру доложили о числе уничтоженных и захваченных русских танков, он заявил в узком кругу своих приближенных, что если бы он знал о их количестве и качестве, то никогда бы не начал поход на Восток. Потерпевшие поражение в приграничных сражениях войска отводились в тыл для переформирования и доукомплектования. А войска резервных армий, прибывшие из глубины страны, еще не успели полностью сосредоточиться. Об устойчивой обороне в этих условиях говорить не приходилось. В таких исключительно трудных условиях для наших войск развернулось Смоленское сражение, которое началось 10 июля и затянулось на два месяца — срок, на который совершенно не рассчитывало немецкое командование.

Несмотря на принимаемые Ставкой ВГК меры, остановить противника не удавалось. И на первом этапе, с 10 по 20 июля, гитлеровцам удалось добиться серьезного успеха. К 16 июля противник прорвал оборону Западного фронта и захватил Оршу, Смоленск, Ярцево и Духовщину[2]. 7-я танковая дивизия противника ударом со стороны Духовщины захватила Ярцево и перерезала автостраду Смоленск — Москва. 19, 20 и 16-я армии Западного фронта оказались в оперативном окружении в районе Смоленска. С этого времени в этом районе не прекращались ожесточенные бои. 16 июля Главнокомандующий Западным направлением донес в Ставку: «Подготовленных в достаточном количестве сил, прикрывающих направление Ярцево, Вязьма, Москва, у нас нет. Главное — нет танков».



Однако 20 июля И. В. Сталин в ходе переговоров по прямому проводу с Главкомом Западного направления маршалом С.К. Тимошенко сказал:

«Вы до сих пор обычно подкидывали на помощь фронту по две, по три дивизии, и из этого ничего существенного не получалось. Не пора ли отказаться от подобной тактики и начать создавать кулаки в семь-восемь дивизий с кавалерией на флангах… и нацелить всю эту группу на район Смоленска, чтобы разбить и вышибить противника из этого района, отогнав его за Оршу.

Я думаю, что пришло время отказаться от крохоборства и перейти нам к действиям большими группами».

При этом И.В. Сталин потребовал начать наступление в ближайшие дни. Тимошенко не посмел возразить вождю и в этот же день издал директиву о проведении операции по окружению и разгрому противника в районе Смоленска и деблокированию окруженных там войск 16-й и 20-й армий (боевые действия в ходе Смоленского сражения показаны на схеме 1). За счет Фронта резервных армий (29, 30, 24 и 28-я армии), которые заканчивали сосредоточение и развертывание на рубеже Осташков, Ржев, Ельня, Брянск, было создано несколько оперативных групп войск (всего 20 дивизий). В целях повышения боевых возможностей в каждую стрелковую дивизию, предназначенную для наступления на направлениях ударов, включили по одному танковому батальону, а в группу генерала Качалова — 104-ю танковую дивизию. Опергруппы должны были нанести одновременный удар по сходящимся направлениям на Смоленск и во взаимодействии с 16-й и 20-й армиями, сражавшимися в тылу противника, разгромить группировку противника севернее и южнее города. Для дезорганизации управления войсками могилевско-смоленской группировки противника и работы его тыла и содействия войскам, наступавшим с фронта, была создана кавалерийская группа в составе трех кавалерийских дивизий.

Поставленная задача явно не соответствовала боевым возможностям войск фронта. Главком Западного направления С.К. Тимошенко отдал приказ войскам 16-й и 20-й армии Западного фронта перейти в наступление с задачей в течение 30–31 июля овладеть Смоленском. Войска этих армий были измотаны и обессилены непрерывными боями в течение месяца и были не способны выполнить эту задачу. Вновь назначенный (с 19 июля 1941 г.) командующий войсками Западного фронта генерал-лейтенант А.И. Еременко доложил свои соображения о нереальности поставленной задачи маршалу С.К. Тимошенко, который якобы согласился с его доводами и предоставил ему право самому решать этот вопрос. По словам Еременко, он принял на себя тяжелую ответственность, отказавшись от попыток организовывать это наступление. Сей пассаж в его воспоминаниях не совсем понятен — он что же, решил саботировать решение Ставки ВГК?

Скорее всего, отказ от немедленного перехода в наступление был вызван значительно ухудшившейся обстановкой в районе юго-восточнее Смоленска. Части 10-й танковой дивизии противника внезапным ударом 19 июля сломили слабое сопротивление 19-й сд и захватили Ельню. Предпринятая 20.07 в 9.30 контратака частей 19-й сд с 20 танками Т-26 успеха не имела. Противнику удалось создать здесь плацдарм, довольно далеко выдвинутый на восток. Здесь, в излучине р. Десна, находился важный узел дорог, удобный для развертывания войск, предназначенных для будущего наступления на находящуюся всего в 300 км Москву. Выход гитлеровцев на линию Великие Луки, Ярцево, Ельня сделал еще более тяжелым положение Западного фронта, у которого почти не осталось резервов.

Ввод в сражение на западном направлении войск Фронта резервных армий позволил лишь несколько изменить количественное соотношение в силах (главным образом в людях) в нашу пользу на некоторых участках фронта. С 21 июля по 7 августа советское командование попыталось организовать и провести контрнаступление с целью срыва наступления врага на главном стратегическом направлении. Маршал Тимошенко докладывал в Генштаб: «Я все, что в моих силах, сделал, собрал и направил на усиление Хоменко и Калинина. Но Вы знаете, что пушек у меня нет, самолетов нет и людей очень мало».

В ходе боевых действий, кроме района Смоленска и Ельни, образовался новый очаг борьбы — на р. Сож и в междуречье Днепра и Березины. Для удобства управления войсками из 13-й и 21-й армий левого крыла Западного фронта и выдвинутой из резерва 3-й армии 24 июля был создан самостоятельный Центральный фронт под командованием генерал-полковника Ф.И. Кузнецова. Членом Военного совета фронта был назначен П.К. Пономаренко, начальником штаба — полковник Л.М. Сандалов. В конце июля на Смоленщине с новой силой развернулись наступательные и оборонительные бои.

Первой 23 июля нанесла удар в районе Рославля группа генерал-лейтенанта В.Я. Качалова (сд — 2, тд — 1). На следующий день из района юго-западнее Белый перешла в наступление группа генерал-майора В.А. Хоменко. В эту группу, кроме трех дивизий 30-й армии (242, 251 и 25О-я сд), входили также одна дивизия из состава 19-й армии и 107-я мотострелковая дивизия, имевшая около 200 танков (из них более половины были устаревшие Т-26). Группа генерала С.А. Калинина в составе 53-го стрелкового корпуса (91-я и 166-я сд) получила задачу наступать из района 30 км северо-восточнее Ярцево в юго-западном направлении и во взаимодействии с группой генерал-майора В.А. Хоменко уничтожить смоленско-ярцевскую группировку противника. К сожалению, вместо того чтобы создать мощный танковый кулак на одном из направлений (главном), решили усилить дивизии опергрупп генералов Калинина и Хоменко одним танковым батальоном в составе 21 танка каждую (10 Т-34, 11 БТ или пушечных Т-26). Для этого из 110-й и 102-й танковых дивизий изъяли 60 танков Т-34 и 60 БТ (пушечных Т-26). Группа генерал-лейтенанта К.К. Рокоссовского (сд — 2, тд — 1)в течение нескольких дней отражала атаки противника, пытавшегося прорваться к Ельне и Вязьме, и только 28 июля смогла нанести удар. Последней выступила группа генерала И.И. Масленникова (252, 256 и 243-я сд, два бронепоезда).

Бои сразу приняли встречный характер и были крайне ожесточенными. Взаимодействие между группами и с войсками 16-й и 20-й армий в районе Смоленска организовать не удалось, и контрнаступление не достигло поставленной цели. При этом наши войска понесли большие потери. Немецкое командование стремилось замкнуть с востока кольцо окружения вокруг 16-й и 20-й армий, оборонявшихся в районе Смоленска и северо-западнее его. С этой целью противник 26–27 июля нанес также удар силами 7-й танковой и 20-й моторизованной дивизий из района северо-западнее Ярцево на юг, в направлении Соловьево, где находилась чрезвычайно важная для окруженных армий переправа через Днепр. Одновременно с юга из района западнее Ельни в том же направлении нанесла удар частью сил 17-я танковая дивизия.

Примером решительности и мужества советских войск служат их действия в районе Ярцева. В эти дни немногочисленная группа войск под командованием генерала-лейтенанта К.К. Рокоссовского внезапно для врага перешла в наступление, с ходу освободила этот город, форсировала реку Вопь и захватила на ее западном берегу выгодные позиции, где и закрепилась. Все попытки врага отбросить советских воинов за реку и вернуть Ярцево были успешно отбиты. К.К. Рокоссовский вспоминал: «В бою за овладение Ярцево самым чувствительным были для нас удары с воздуха. И то, что мы, несмотря на это, добились успеха, говорило о мужестве и героизме войск».

Разгромить смоленскую группировку противника не удалось, но активные действия опергрупп способствовали выходу 16-й и 20-й армий из окружения, соединения которых продолжали вести упорные бои сначала в полуокружении, а с 27 июля — в окружении в районах севернее и западнее Смоленска. Войска под общим командованием генерал-лейтенанта П.А. Курочкина сковали до 10 дивизий противника (из них три танковые и две моторизованные). Кроме того, свыше шести вражеских дивизий было задействовано на внешнем фронте окружения для отражения попыток деблокады ударами извне. По мере развертывания боев в районах Духовщины, Ярцева, Ельни вражеское командование усилило внешний фронт еще двумя дивизиями. Все это в конечном счете не позволило группе армий «Центр» развить успех из района Смоленска в направлении Дорогобуж, Вязьма и способствовало созданию сплошного фронта советских войск восточнее Смоленска. В журнале боевых действий ОКХ было отмечено, что противнику удалось на несколько недель исключить непосредственную угрозу Москве и этим добиться большого политического успеха.

28 июля группа Рокоссовского нанесла контрудар. В ходе боев маленький смоленский городок Ярцево неоднократно переходил из рук в руки. В районе Соловьево завязались ожесточенные бои. В результате удалось пробить коридор во внешнем кольце окружения шириной до 10 км, в пределах которого были оборудованы пять переправ через Днепр. В целях их удержания Рокоссовским был сформирован подвижный отряд во главе с полковником И.К. Лизюковым[3], усиленный пятнадцатью танками. Этот отряд сыграл большую роль в отражении непрерывных атак противника с севера и юга, стремившихся прорваться к переправам.

5-й механизированный корпус не смог пробиться к Соловьевской переправе, и был направлен в район Ратчино, где с боями переправился через Днепр. Главные силы 20-й армии, прорвав окружение, вышли к Днепру в районе Заборье на фронте в 20 км, где к 3 часам 3 августа были подготовлены четыре переправы. В первую очередь начали переправлять больных и раненых, затем пехоту, автотранспорт. Всего за Днепр было переправлено около 3 тыс. раненых и больных 16-й и 20-й армий. Тяжелая артиллерия и тяжелые грузы переправлялись у Соловьево. Переправа, продолжавшаяся несколько дней, проходила под воздействием артиллерийского огня и авиации противника.

В боях наши войска понесли огромные потери. Дивизии 20-й и 16-й армий, согласно докладу Военного совета Западного направления о причинах отхода наших войск из Смоленска, буквально «растаяли» в длительных, непрерывных боях (в ряде случаев в них осталось по 1–2 тыс. бойцов). Они сражались в условиях острого недостатка боеприпасов и горючего, которые доставлялись в последние дни в ограниченных размерах только по воздуху (каждую ночь 1 О самолетов ТБ-3). Военный совет 16-й армии 5 августа доложил, что дивизии, в которых остались десятки людей без командиров и штабов, в настоящее время вести бой не смогут. Для приведения их в порядок и доукомплектования требуется несколько дней[4]. В связи с этим они были отведены в тыл для переформирования, а управление армией Лукина было передано в опергруппу Рокоссовского, которая с этого момента получила наименование 16-й армии. Генерал М.Ф. Лукин возглавил 20-ю армию.

Всего за последнюю декаду июля — с 21 по 31.07 — войска Западного фронта потеряли 105 723 человека (в том числе пропавшими без вести — 46 827 человек, или 44 % от общих потерь). К этому числу надо добавить потери поддерживающих частей — 6157 человек. За это же время 19-я армия потеряла 18 284 человека, из них убитыми примерно 4 тыс., пропавшими без вести — в два раза больше.

Немцы явно переоценивали свои успехи. 23 июля Гитлер в беседе с главнокомандующим сухопутными войсками В. Браухичем и начальником штаба Ф. Гальдером еще раз подтвердил, что «в основном имеются три цели: 1. Район Ленинграда. Важен как промышленный центр и с точки зрения военных действий на море. Цитадель большевизма. 2. Район Москвы. 3. Украина с ее промышленными центрами и нефтяные районы восточнее Украины». Поэтому, пояснил он, «после окончания боев в районе Смоленска 2-я и 3-я танковые группы должны разойтись одна вправо, другая влево, чтобы оказать поддержку войскам групп армий „Юг“ и „Север“. Группа армий „Центр“ должна вести наступление на Москву силами одних пехотных дивизий <…>» [4].

Учитывая, что почти половина сил фон Бока была задействована для обеспечения флангов, а остальные скованы активными действиями с фронта, Гитлербыл вынужден отдать распоряжение о прекращении наступления на Москву [5]. Группе армий «Центр» было приказано 30 июля перейти основными силами к обороне. Ей разрешалось вести наступательные действия лишь с ограниченной целью.

Вопреки предложениям ОКХ, Гитлер решил использовать благоприятную обстановку, сложившуюся в результате выхода войск фон Бока на линию Гомель, Почеп, для проведения операции смежными флангами группы армий «Центр» и «Юг» по сходящимся направлениям. Целью операции провозглашалось полное уничтожение группировки противника, противостоящей группе армий «Юг», прежде чем русские успеют отойти. Группа армий «Центр» должна была выделить на проведение этой операции «такое количество сил, которое обеспечило бы выполнение задачи <…> и в то же время позволяло группе армий отражать атаки противника на Центральном направлении на таком рубеже, оборона которого потребовала бы минимального расхода сил».


В ставке Гитлера. Слева направо: В. Браухич, А. Гитлер, Ф. Гальдер. 1941 г

С 8 августа центр боевых действий переместился на юг. В этот день 2-я танковая группа генерал-полковника Гудериана и 2-я полевая армия генерал-полковника Вейхса (всего 25 дивизий, из них 6 танковых и моторизованных) перешли в наступление против Центрального фронта в направлениях Могилев, Гомель и Рославль, Стародуб. 13-я и 21-я армии фронта, растянутые в одну линию, не смогли сдержать удара противника и начали отходить в южном и юго-восточном направлениях. Отход войск Центрального фронта облегчил противнику выход в глубокий тыл Юго-Западного фронта. Одновременно между Резервным и Центральным фронтами образовался большой разрыв.

Понимая уязвимость этого направления, Ставка ВГК 14 августа приняла решение о создании между Резервным и Центральным фронтами Брянского фронта из остатков 13-й и вновь формируемой 50-й армий. Позднее в его состав была включена 3-я армия. Командующим фронтом был назначен А.И. Еременко, которому присвоили звание генерал-полковника[5]. Он был вызван в Ставку, где Сталин лично поставил ему задачу: прочно прикрыть Брянское направление и активными действиями разгромить основные силы 2-й танковой группы Гудериана. Командующий держался уверенно и заявил Верховному: «Да, враг, безусловно, очень силен и сильнее, чем мы ожидали, но бить его, конечно, можно, а порою и не так уж сложно. Надо лишь уметь это делать». В последующие дни он еще не раз заверял Сталина, что, безусловно, в ближайшие дни разобьет «подлеца Гудериана». К сожалению, во время войны такими заверениями грешил не один Еременко.

Последующие события показали, что расчет на успешные действия Брянского фронта был ошибочным. Перегруппировка войск фронта шла медленно. Противник же, упреждая действия войск генерала Еременко, постоянно срывал планомерное сосредоточение их для контрударов. Немецкие войска к 21 августа продвинулись на глубину 120–140 км и, выйдя на рубеж Новозыбков, Стародуб, охватили с востока и запада 21-ю армию. Связь между Центральным и Брянским фронтами нарушилась.



24 августа 1941 г. состоялись переговоры Верховного Главнокомандующего и начальника Генштаба с генерал-полковником Еременко об обстановке в полосе Брянского фронта. Сначала Еременко подробно за каждую дивизию доложил Шапошникову о сложившейся обстановке.

Далее приводятся выдержки из записи переговоров:

«Шапошников: Какой план Вы принимаете, если бы последовала атака Гудериана завтра или послезавтра? Имейте в виду, что его главная группировка нацелена против 217, 279 сд (выделено мною. — Л.Л.). Поэтому необходимо здесь усилить второй эшелон и разбросать мины, дабы не допустить развития его наступления на Жиздра и в обход Брянск с севера. Все.

Еременко: Если противник поведет атаку на фронте Почеп и севернее, то я здесь, имея 3 противотанковые полосы, сначала думаю разбить его на этих противотанковых рубежах, а затем контратакой трех стрелковых и одной танковой дивизий добить его. Относительно севера, т. е. на участке 217, 279 дивизий, сейчас приму меры к высылке саперов и сосредоточивающуюся дивизию в районе Сельцо нацелю в этом направлении.

Шапошников: Пополняете ли Вы сейчас 13 армию? Ее нужно срочно восстанавливать…

Еременко: Относительно 13 армии принимаю все меры ее восстановления. Уже 10 000 пополнения дано и две дивизии, которые прибыли и включены в ее состав. Также включена в ее состав 4 кавдивизия. Передано 17 танков, прибывших для восстановления 50 тд.

Шапошников: Вы мне не ответили на вопрос, как Вы смотрите на действия 55 кд?

Еременко: Хорошо. 55 кд может перейти на партизанские действия, но только надо самому Калмыкову поддать перцу (любимое выражение Еременко. — Л.Л.). Я хотел бы поставить еще один вопрос относительно пикирующих бомбардировщиков в связи с тем, что перед фронтом действуют подвижные войска противника и затруднить их маневр могли пикирующие бомбардировщики. Они хороши главным образом для действий по мостам и по узким дефиле. Это я знаю из опыта, как нам затруднял противник под Смоленском своими пикирующими бомбардировщиками, поэтому прошу дать один полк Пе-2, желательно 244 краснознаменный полк. Кроме того, для систематического ночного воздействия на противника дать одну эскадрилью ТБ-3, а также прошу дать 10 шт. У-2 для связи.

Сталин: У аппарата Сталин. Здравствуйте! У-2 Вам уже отправлены, ТБ-3 получите, Пе-2 полка два или даже 3 можем немедленно отправить Вам. У меня есть к Вам несколько вопросов.

1. Не следует ли расформировать Центральный фронт, 3 А соединить с 21 и передать в ваше распоряжение соединенную 21 армию. Я спрашиваю об этом потому, что Москву не удовлетворяет работа Ефремова.

2. Вы требуете много пополнения людьми и вооружением. Из ваших заявок я вижу, что Вы исходите из старых штатов 17 000 чел. на дивизию. Но у нас имеется решение не иметь больше 17 000 [тысячных] дивизий в виду громоздкости тылов, а иметь 11 000 в дивизии. Если же в старых дивизиях сохранились оба полка артиллерии, то можно иметь в дивизии до 13 000. В самом крайнем случае до 15 000, но не больше. Я прошу Вас руководствоваться при составлении заявок на пополнение этими соображениями.

3. Мы можем послать Вам на днях, завтра, в крайнем случае послезавтра, 2 танковые бригады с некоторым количеством КВ в них и 2–3 танковых батальона. Очень ли они нужны Вам?

4. Если Вы обещаете разбить подлеца Гудериана, то мы можем послать еще несколько полков авиации и несколько батарей PC. Ваш ответ?

Еременко: Отвечаю.

1. Мое мнение о расформировании Центрального фронта таково: в связи с тем что я хочу разбить Гудериана и безусловно разобью, то направление с юга нужно крепко обеспечить, а это значит прочно взаимодействовать с ударной группой, которая будет действовать из р-на Брянск. Поэтому прошу 21 армию, соединенную с 3 армией, подчинить мне. Относительно пополнения: тут, по-видимому, вкралась где-либо ошибка. Я, наоборот, те дивизии, которые восстанавливаются 13 армии, поставил задачу укомплектовать их на первое время хотя бы до 6000 и не требовал 17 000. Тут просто, по-видимому, неопытные наши работники просто напутали.

Я очень благодарен Вам, товарищ Сталин, зато, что Вы укрепляете меня танками и самолетами. Прошу только ускорить их отправку. Они нам очень и очень нужны. А насчет этого подлеца Гудериана, безусловно, постараемся задачу, поставленную Вами перед нами, выполнить, т. е. разбить его.

Сталин: Мы думаем, что можно было бы тов. Ефремова снять с фронта и сделать его вашим заместителем, если Вы этого хотите… Учтите, что 21 армия получила уже или получит 27 000 пополнения. Мы думаем, что работников 3 армии Вы могли бы использовать для усиления вашего фронтового штаба. Что касается фронтового штаба Центрального фронта, то его работников мы хотели бы получить в Москву.

Один вопрос. Как действуют у вас штурмовики Ил-2? Все.

У меня к Вам больше вопросов нет, будут ли вопросы мне.

Еременко: Отвечаю на первый вопрос. Я не возражаю против назначения Ефремова заместителем командующего Брянским фронтом. Относительно штаба 3 армии я просил бы его использовать как штаб армии, посадив его на фронте между 50 и 13 А с подчинением ему 3 стрелковых и одной кав. дивизий, ибо сейчас в армиях по 10–11 единиц и мне трудно управлять в армиях, и назначить командующим этой армией генерал-майора Крейзера, проверенного мною, в боях показавшего исключительные командирские качества. Он сейчас командует 10 мотодивизией на Зап. фронте.

Второй вопрос. Я Вам сегодня послал доклад шифром, в котором прошу командармом 13 назначить генерал-майора Городнянского, командира 129 дивизии. Он тоже проверен в боях и показал большие тактические способности и непреклонную волю к победе. Относительно штурмовиков Ил-2, летчики и все командиры в восторге от их действий. Они-то, по сути дела, за два дня значительно нанесли поражение противнику и заставили топтаться на месте группу Гудериана.

Сталин: Хорошо. Сделаем, как Вы предлагаете…

До свидания! Желаю успеха.

Еременко: До свидания, товарищ Сталин! Хорошо, буду ждать…»[6].
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Воскресенье, 24 Марта 2019, 16.15.25 | Сообщение # 4
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Показательно, что начальник Генштаба не исключает удара главных сил Гудериана в обход Брянска с севера — в восточном и северо-восточном направлениях. Оценивая намерения врага, в директиве № 001253 от 25 августа 1941 г. Ставка ВГК делает вывод:

«1. Противник, обороняясь на направлениях Белый, Вязьма, Спас-Деменск, сосредоточивает свои подвижные силы против войск Брянского фронта, по-видимому, с целью нанести в ближайшие дни удар на направлении Брянск, Жиздра» [6].

Для советского командования казалось невероятным, что враг может решиться снять силы с главного — московского направления, где наметился наибольший успех, и повернуть на юго-восток. Впрочем, как стало позднее известно, что против такого решения Гитлера выступали даже его наиболее опытные генералы. Гудериан, говоря о совещании в штабе группы армий «Центр» 23 августа, много позже вспоминал:

«<…> Гальдер сам [был] глубоко потрясен тем, что его план развития наступления на Москву потерпел крах. <…> Мы все были глубоко уверены в том, что планируемое Гитлером наступление на Киев неизбежно приведет к зимней кампании со всеми ее трудностями, которую ОКХ хотело избежать, имея на это все основания» [7].

Гудериану противоречит фельдмаршал Ф. Паулюс. В беседе с представителем советского командования 8 июня 1948 г. на вопрос, чем был вызван поворот на юг 2-й танковой группы Гудериана и 2-й армии, он ответил:

«Решающим направлением была Москва. <…> Прямая атака на Москву после выхода группы армий „Центр“ к Смоленску не могла быть произведена по той причине, что с юга следовало ожидать удара сильной группировки советских войск. Случилось это потому, что группа армий „Юг“ потеряла темп и ее продвижение отставало от запланированного. Группа армий „Юг“ встретила сильное сопротивление под Киевом <…> Возникла необходимость либо усиления этой группы армий, либо ускорения ее продвижения. В связи с этим планировался поворот на юг двух армий <…> После этого предполагалось перебросить танковые силы на московское направление, в том числе и часть сил 1-й танковой группы.

Интересно было то, что поворот этих двух армий на юг был предложен не главным командованием сверху, а самими армиями, которые обосновывали это тем, что их дальнейшее продвижение на восток является трудно выполнимой задачей, т. к. им все время будет угрожать противник с юга.

Основываясь на этом, 2-я танковая группа и 2-я армия предложили провести удар на юг (выделено мною. — Л.Л.), окружить находящиеся там русские войска и затем ввести общие силы на прежнее — московское направление. Однако проведение такого маневра привело к большой потере времени, вследствие чего начавшееся в октябре наступление на Москву совпало с периодом распутицы и его темп оказался сорванным». Генералы вермахта использовали любую возможность, чтобы вину за поражение свалить на Гитлера. Задним числом они поняли, что не учли в свое время особенности метеорологических условий театра военных действий. У пленного же фельдмаршала не было причин для уловок подобного рода.

Зато это прекрасно понимали и в Ставке ВГК. Там решили не давать передышки врагу. Согласно вышеприведенной директиве Ставки ВГК, Брянский фронт должен был перейти 2 сентября 1941 г. в наступление с задачей разбить группировку противника, сосредоточивающуюся в районе Дубровка, Почеп, Сураж (имелась в виду 2-я танковая группа Гудериана. — Л.Л.), и в дальнейшем выйти на фронт Петровичи, Осмоловичи, Бел[ая] Дубрава, Гута-Корецкая. В его состав с 25 августа включались войска Центрального фронта, который подлежал расформированию. Задача Брянского фронта была увязана с действиями других фронтов. Соседний Резервный фронт — 30 августа левофланговыми 24-й и 43-й армиями перейти в наступление с задачами: покончить с ельнинской группировкой противника и, нанося в дальнейшем удары в направлениях Починка и Рославля, к 8 сентября 1941 г. выйти на фронт Долгие Нивы, Хиславичи, Петровичи. Западный фронт — развивать наступление с задачей к этому же сроку выйти на фронт Велиж, Демидов, Смоленск.

Таким образом, советское руководство по-прежнему не отказывалось от попытки перехватить стратегическую инициативу путем проведения наступательных операций силами трех фронтов. При этом Ставка ВГК потребовала хорошо организованной и систематической разведкой во всех войсковых звеньях исключить какие бы то ни было неожиданности со стороны противника. В ходе наступления войска должны были обязательно закреплять захваченные в процессе операции у противника рубежи и пункты, путем немедленного устройства оборонительных сооружений, хорошо увязывать по времени и месту действия пехоты, артиллерии, авиации и танков. Как говорится, в воздухе висело решение — выигрывать время, чтобы мобилизовать человеческие и материальные ресурсы страны и затянуть боевые действия до зимы.

23 августа 2-я полевая армия и 2-я танковая группа повернули на юг. Группе армий «Центр», действовавшей на московском направлении, было приказано временно перейти к обороне в готовности отразить возможные удары русских и подготовиться к последующему наступлению на Москву… Тем самым немцы, следуя принципу экономии сил, перешли к последовательному решению поставленных Гитлером задач.

25 августа войска Вейхса из района Гомель, Новозыбков и Гудериана из района Почеп начали наступление в направлении Чернигов, Нежин и Конотоп, Прилуки. Уже 27 августа противник силами танковой и моторизованной дивизий прорвал оборону на левом фланге 13-й армии Брянского фронта в районе Почеп, Стародуб и стал продвигаться в направлении на Новгород-Северский. 21-я армия, переданная фронту 25 августа, была к этому времени обойдена с востока и запада силами 2-й танковой группы и 2-й армии гитлеровцев. Потеряв связь с соседями, она начала поспешный отход на юг к Десне. Разрыв между нею и остальными войсками Брянского фронта увеличился до такой степени, что никакого руководства ее действиями осуществить было уже невозможно.

В связи с поворотом значительных сил противника на юго-восток для нанесения ударов по правому флангу и тылу Юго-Западного фронта наше командование пришло к выводу, что враг в ближайшее время не сможет продолжать наступление на Москву. В то же время нельзя было не учитывать, что группа армий «Центр» может попытаться в ближайшее время разгромить войска Центрального фронта. В сложившейся обстановке Ставка 27 августа указание командующему ВВС КА генералу П.Ф. Жигареву подготовить и в период 29.08–04.09.1941 г. провести воздушную операцию с целью разгрома танковой группы Гудериана в районе Почеп, Стародуб, Новгород-Северский, Шостка.

Одновременно с этим командующему Брянским фронтом генералу А. И. Еременко приказывалось, максимально использовав результаты авиационного удара, перейти в наступление, уничтожить группу Гудериана и, развивая в дальнейшем наступление на Кричев, Пропойск, к 15 сентября выйти на рубеж Петровичи, Климовичи, Новозыбков, Щорс. Кроме этого, с рассветом 30 августа в решительное наступление должны были перейти 24-я и 43-я армии Резервного фронта с задачей разгромить ельнинскую группировку противника, овладеть Ельней и к 8 сентября выйти на рубеж Долгие Нивы, Хиславичи, Петровичи, а 1 сентября — войска Западного фронта с целью нанести поражение 9-й немецкой армии и выйти на рубеж Велиж, Демидов, Смоленск.

Эти решения Ставки свидетельствовали об очередной попытке провести большое наступление группы фронтов на западном направлении. Но, как показали дальнейшие события, условия для перехвата стратегической инициативы еще не сложились. Разгромить Гудериана, как того требовала Ставка, не удалось. Войска Брянского фронта не смогли в полном объеме воспользоваться результатами ударов авиации. Так, наиболее сильная 50-я армия фронта действовала не против танковой группы Гудериана, представлявшей наибольшую опасность, а против перешедшей к обороне 4-й немецкой армии, по которой авиационные удары практически не наносились. 3-я и 13-я армии также не смогли добиться серьезного успеха.

Несмотря на победные реляции штаба Брянского фронта и опергруппы штаба ВВС Красной Армии, немецкие танковые и моторизованные части Гудериана продолжали наступление и 1 сентября, форсировав Десну, создали плацдарм на ее левом берегу в районе Новгород-Северский, Собич, Шостка. На левом крыле фронта был спешно организован Рыльский боевой участок группы полковника А.З. Акименко в составе 127-й и 160-й стрелковых дивизий. Группа Акименко развернулась южнее группы генерала А.Н. Ермакова (21-я, 55-я кавалерийские дивизии, 121-я, 150-я танковые бригады и 183-я стрелковая дивизия). Все эти соединения были малочисленны. В танковых бригадах имелось всего по 20 танков. В дальнейшем обе группы были объединены в одну под командованием Ермакова.

Верховный Главнокомандующий И.В. Сталин 2 сентября в 2.50 по прямому проводу через начальника штаба фронта выразил генералу А.И. Еременко свое недовольство:

«Ставка все же недовольна вашей работой: Несмотря на работу авиации и наземных частей, Почеп и Стародуб остаются в руках противника. Это значит, что вы противника чуть-чуть пощипали, но с места сдвинуть его не сумели.

Ставка требует, чтобы наземные войска действовали во взаимодействии с авиацией, вышибли противника из района Стародуб, Почеп и разгромили его по-настоящему. Пока это не сделано, все разговоры о выполнении задания остаются пустыми словами.

Ставка приказывает:

Петрову оставаться на месте и всеми соединенными силами авиации способствовать решительным успехам наземных войск.

Гудериан и вся его группа должна быть разбита вдребезги. Пока это не сделано, все ваши заверения об успехах не имеют никакой цены. Ждем ваших сообщений о разгроме группы Гудериана»[7].

Еще ранее начальник Генштаба генерал армии Г.К. Жуков предлагал Сталину укрепить Центральный фронт, передав ему не менее трех армий, усиленных артиллерией. Для этого одну армию можно было взять из западного направления, другую — за счет Юго-Западного фронта, третью — из резерва Ставки. Поскольку А.И. Еременко своими безответственными заверениями вводил Сталина в заблуждение относительно реальной обстановки, Жуков предложил поставить во главе фронта опытного и энергичного командующего — конкретно Н.Ф. Ватутина. Сталин из опасений ослабить московское направление отверг его предложения. Доводы Жукова, что противник на этом направлении вперед пока не двинется, что крупные силы вермахта, задействованные под Ленинградом, до взятия города и соединения с финской армией тоже не смогут принять участия в наступлении на Москву, а за 12–15 дней можно перебросить с Дальнего Востока не менее восьми боеспособных, дивизий, успеха не имели.

Предложение же Жукова отвести войска Юго-Западного фронта целиком на восточный берег р. Днепр, сосредоточив при этом в районе Конотопа, Прилуки необходимые резервы для парирования удара противника по флангу этого фронта, вызвало гнев Сталина. Г.К. Жуков был отстранен от должности начальника Генштаба и назначен командующим Резервным фронтом.

В конце августа — начале сентября 1941 г. войска Брянского фронта нанесли удары по флангам 2-й танковой группы Гудериана, наступавшей в направлении Рославль, Конотоп. Однако из-за серьезных просчетов командования фронта в оценке намерений противника и допущенных ошибок в организации и ведении военных действий они сумели лишь сковать незначительную часть сил врага (один немецкий моторизованный корпус). Предотвратить же выход основной его группировки в тыл Юго-Западному фронту не смогли и, более того, сами оказались в тяжелом положении.

Обстановка на правом крыле Юго-Западного фронта ухудшалась с каждым часом. На предложение командующего фронтом М.П. Кирпоноса отвести войска на тыловой рубеж начальник Генштаба Шапошников ответил, что Ставка считает это предложение пока преждевременным. Самого командующего обвинили в панических настроениях. Главком Юго-Западного направления маршал С.М. Буденный, понимая опасность назревающей катастрофы, поддержал Кирпоноса и запросил разрешения на отвод войск ЮЗФ. В докладе Сталину 11 сентября он пишет:

«<…> Промедление с отходом Юго-Западного фронта может повлечь потерю войск и огромного количества матчасти.

В крайнем случае, если вопрос с отходом не может быть пересмотрен, прошу разрешения вывести хотя бы войска и богатую технику из Киевского УР, эти силы и средства безусловно помогут Юго-Западному фронту противодействовать окружению противника».

Но Сталин опасался, что отвод войск на неподготовленный рубеж превратится в отступление с непредсказуемыми последствиями. На переговорах с Кирпоносом по прямому проводу он напомнил тому, что при отводе войск из района Бердичев и Новоград-Волынский на р. Днепр фронт потерял две армии, а отход превратился в бегство. Он приказал «перестать, наконец, заниматься исканием рубежей для отступления, а искать пути сопротивления». Переговоры Верховный Главнокомандующий закончил фразой: «Киева не оставлять и мостов не взрывать без разрешения Ставки <…>».

На следующий день, 12 сентября, С.М. Буденный Ставкой был отстранен от должности Главкома и заменен маршалом С.К. Тимошенко. Кроме чисто военных аспектов возникшей кризисной обстановки, несогласие Сталина с предложением об отводе войск Юго-Западного фронта было также связано с обещанием, которое он дал представителям Великобритании и США, не исключавшим возможность разгрома Красной Армии, в результате чего обещанная ими помощь может попасть в руки Гитлера. Сталин заверил их, что к началу зимы линия советско-германского фронта будет проходить по линии юго-западнее Ленинграда, восточнее Смоленска и западнее Киева. Убеждая будущих союзников в способности Красной Армии эффективно использовать их помощь, Сталин хотел добиться увеличения поставок. Позднее Василевский вспоминал, что Сталин до 17 сентября вообще отказывался обсуждать вопрос об отводе войск Юго-Западного фронта. Он хотел сохранить угрозу правому флангу группы армий «Центр», так как надеялся, что наступление трех фронтов — Западного, Резервного и Брянского — не позволит противнику перебросить значительные силы для выхода в тыл Юго-Западного фронта.

Особенно он надеялся на Еременко, который обещал ему разгромить «подлеца Гудериана». Но эти надежды не оправдались. Спешное объединение войск в составе Брянского фронта должных результатов не дало. Многие его соединения были слабоукомплектованы и недостаточно обеспечены боеприпасами. Наступательная операция Брянского фронта на рославль-новозыбковском направлении, начатая 30 августа, завершилась 12 сентября провалом. Ликвидировать разрыт, между 13-й и 21-й армиями не удалось. Наоборот, он увеличился с 30–35 до 60–75 км. Потери фронта оказались огромными: к октябрю фронт был обескровлен. Из 261 696 человек и 269 танков, брошенных в бой за время операции, потери Брянского фронта составили около 100 тыс. человек и 140 танков [8].

Ставка ВГК 12 сентября потребовала от командующего Брянским фронтом:

«Самым срочным и решительным образом покончить с группировкой противника в районе Шостка, Глухов, Путивль, Конотоп и соединиться с войсками ЮЗФ, для чего разрешается приостановить наступление на рославльском направлении…

Операцию начать 14 сентября. Желательно закончить эту операцию и полностью ликвидировать прорыв между Брянским и Юго-Западным фронтами не позднее 18 сентября…» [6].

Но было уже поздно. Невыполнение Брянским фронтом поставленной задачи привело к тому, что войска правого крыла группы армий «Центр» ударом в южном направлении добились крупного успеха. 15 сентября танковые клинья Гудериана с севера и Клейста с юга сомкнулись в тылу Юго-Западного фронта в Лохвице. В результате дело закончилось полным разгромом войск этого фронта, громадными потерями наших войск в людях, вооружении, боевой технике и материальных запасах. Главной причиной крупнейшей неудачи советских войск были ошибки самой Ставки ВГК. Сталин не принял предложение Генштаба о своевременном отводе войск Юго-Западного фронта за Днепр, нарушив тем самым один из главных принципов военной стратегии о необходимости беречь армию даже за счет потери территории. Потеря крупной группировки войск Юго-Западного фронта предопределила судьбу всех усилий Красной Армии вернуть Смоленск и перехватить стратегическую инициативу.

А что же происходило в это время на московском направлении?

Обстановка заставила командование Западного фронта начать наступление, не дожидаясь полного сосредоточения войск. Конечно, наспех сформированные дивизии не имели боевого опыта и не были полностью оснащены вооружением. Но ввод их в сражение позволил приостановить продвижение противника. У Ярцево путь врагу преградила группа генерала Рокоссовского. Постепенно к наступлению подключились все силы фронта в полосе более 200 км — от Торопца на севере до Ярцево на юге. Соединения 29-й армии генерала Масленникова в районе Велижа, захватив переправы через Западную Двину, успешно форсировали реку и отбросили оборонявшуюся здесь пехотную дивизию противника. Для восстановления положения на этом участке фронта немецкое командование вынуждено было перебросить моторизованный корпус из 3-й танковой группы и другие части. И наступление 29-й армии было остановлено.

Войска 30-й, 19-й армий и группы Рокоссовского, выполняя требования Ставки ВГК, в течение первой половины августа продолжали вести малоуспешные наступательные бои. Так, в период с 6 по 9 августа 89-я и 91-я стрелковые дивизии 19-й армии, перейдя в наступление, продвигались на 500–700 метров в сутки, отбивая многочисленные контратаки противника. Поставленная Ставкой задача по разгрому духовщинской группировки противника так и не была выполнена.

В боях у Ярцево в составе группы войск генерала Рокоссовского с 1 августа участвовал 120-й гаубично-артиллерийский полк(гап) под командованием полковника Н.И. Лопуховского[8]. Затем, действуя уже в составе 19-й армии И.С. Конева, полк 11 августа, наряду с другими артчастями, огнем обеспечивал прорыв из вражеского тыла группы генерал-лейтенанта И.В. Болдина[9], которая 45 дней с боями шла по тылам немецких войск от самой границы. Артподготовка началась в 7 часов утра. Навстречу группе нанесли удар части 166-й сд. В 12.50 в районе Приглово (15 км севернее Капыревщина) им удалось соединиться. Согласно донесению, части 19-й армии и группы Болдина совместным ударом с фронта и тыла за день боя уничтожили до 2 тыс. человек из состава 5-й пехотной дивизии, одну батарею и до 80 автомашин 900-й учебной моторизованной бригады противника. Группа Болдина численностью около 1500 человек с тремя орудиями и большим обозом вышла из окружения и сосредоточилась в районе совхоза Неелово.

Здесь мне придется опровергнуть одно прочно утвердившееся заблуждение. На самом деле «отряд генерал-лейтенанта И.В. Болдина, якобы совершивший 500-км рейд по тылам противника» в большей своей части состоял из личного состава частей 91, 127 и 134-й стрелковых дивизий Западного фронта, оказавшихся в окружении в районе Горбатовцы после отхода этих дивизий за р. Вопь. Комиссар 91-й сд Шляпин 2425 июля организовал разрозненные подразделения и отдельных бойцов в отряд, который с 30 июля по 8 августа действовал в лесном массиве, что северо-западнее населенного пункта Занино 2-е. За это время бойцы отряда захватили в плен 11 немцев, две штабные машины с документами и две грузовые машины, произвели налет на штаб и минбатарею противника.
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Воскресенье, 24 Марта 2019, 16.21.15 | Сообщение # 5
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Глава 2

Перед бурей

Планы гитлеровского командования. Боевой и численный состав противостоящих группировок войск сторон, общее соотношение в силах и средствах. Ставка приказывает фронтам перейти к жесткой обороне. Задачи Западного, Резервного и Брянского фронтов, особенности построения их обороны. Оборонительные рубежи на подступах к столице. Создание и становление народного ополчения Москвы. Генерал Еременко вместо усиления обороны не оставляет попыток разгромить противника в районе Глухова.

За три с небольшим месяца военных действий гитлеровской Германии удалось достигнуть больших успехов. Вермахт, продвинувшись на 800 км в глубь Советского Союза на фронте 1650 км, овладел важными в военном и экономическом отношении районами страны. На севере нами была потеряна Прибалтика, на юге — значительная часть Украины, Ленинград полностью блокирован с суши. Враг вышел на линию озеро Ильмень, Осташково, Ярцево, Ельня, Полтава, Запорожье. Создалась непосредственная угроза Москве, харьковскому промышленному району, Донбассу и Крыму. Однако, несмотря на эти успехи, основные цели гитлеровского плана «Барбаросса» — захватить Москву и закончить войну к 1 октября — оставались невыполненными. К концу сентября напряженная обстановка на советско-германском фронте вновь обострилась. Завершив разгром советских войск на Украине, гитлеровское командование вновь перенесло свои усилия на центральное направление.

Планы гитлеровского командования в общем виде были изложены в директиве № 35, подписанной Гитлером 6 сентября 1941 г. В ней говорилось о проведении «решающих операций <…> против группы армий Тимошенко, которая ведет неудачные наступательные действия на фронте группы армий „Центр“ и должна быть уничтожена еще до наступления зимы. Для этого необходимо сосредоточить все силы воздушных сил и сухопутных войск, без которых можно обойтись на флангах».

В директиве Гитлер потребовал, чтобы вермахт перешел в решительное наступление на всех трех стратегических направлениях, уничтожил вражеские силы до начала зимы и захватил Крым, Харьков и Ленинград. На северном участке советско-германского фронта группа армий «Север» (18-я и 16-я полевые армии) ударом из района Чудово на Тихвин должна была перерезать коммуникации, связывающие Ленинград с Москвой, и соединиться на реке Свирь с финской армией в Карелии. Группа армий «Юг» (6-я и 17-я полевые армии, 1-я танковая группа Клейста) нанесением главного удара из района Полтавы через Донбасс на Ростов должна была овладеть харьковским промышленным районом и Крымом, имея в перспективе наступление на Кавказ.

Но основные усилия опять сосредоточивались на московском направлении. Здесь не позднее конца сентября группа армий «Центр» должна была быстро, насколько это возможно, перейти в наступление в общем направлении на Вязьму, с тем чтобы уничтожить войска группы армий Тимошенко, расположенные к востоку от Смоленска, двойным охватом мощными танковыми силами, сконцентрированными на флангах.

Для этого предлагалось сформировать две ударные группировки: первая — в полосе 4-й армии в районе к юго-востоку от Рославля для наступления в северо-восточном направлении, вторая — в полосе 9-й армии с направлением наступления, по-видимому, через Белый. После уничтожения основных сил врага в решающей операции на окружение и уничтожение группа армий «Центр» должна была перейти в преследование на московском направлении, обеспечив свой правый фланг на реке Оке, а левый — в верховьях Волги.

Подготовка новой операции практически началась 16 сентября, когда командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Ф. фон Бок разработал свою директиву на захват Москвы. Операция 19 сентября 1941 г. получила кодовое название «Тайфун». Гитлер потребовал начать ее как можно скорее — не позднее чем через 8–10 дней. Поэтому начало операции «Тайфун» было запланировано на 28 сентября, завершение — к середине ноября. В отличие от директивы Гитлера, в которой предусматривались два удара силами 3-й и 4-й танковых групп, фон Бок, используя успешные действия по окружению и разгрому основных сил советского Юго-Западного фронта, решил нанести третий удар — силами 2-й танковой группы Гудериана из района Шостки на орловском направлении. Таким образом, для осуществления новой операции на 400-км фронте сосредоточивались три танковые группы из четырех, имеющихся в составе вермахта (см. схемы 3 и 10). Нанесение трех ударов на более широком фронте в случае успеха позволяло разгромить основные силы трех советских фронтов, обороняющих подступы к Москве с запада, оставив ее совершенно беззащитной. Для обеспечения максимальной силы первого удара и высоких темпов прорыва, группа армий «Центр» строилась в один эшелон с выделением небольшого резерва: 19-й танковой дивизии, 900-й учебной моторизованной бригады и моторизованного полка «Великая Германия». Наращивание усилий в ходе наступления планировалось за счет двухэшелонного построения танковых групп и большинства моторизованных корпусов.


Командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Ф. фон Бок

Оценивая обстановку, немцы учитывали, что «после потери Ленинграда (они уже списали Ленинград со счетов. — Л.Л.) и большей части территории Украины противник будет стремиться удержать и оборонять Москву до наступления зимы» всеми силами, преследуя прежнюю цель — выигрыш времени. Гитлеровское командование небезосновательно считало, что советские войска, прикрывавшие Москву с запада, будут упорно удерживать свои позиции. «При своих примитивных формах управления войсками и примитивных формах организации боя противник будет так же, как и прежде, наиболее сильно прикрывать и оборонять крупными силами дорогу на Москву, то есть автостраду Смоленск — Москва, а также до рогу Ленинград — Москва. Поэтому наступление немецких войск по этим основным дорогам встретит наисильнейшее противодействие со стороны русских» [25].

Командование группы армий «Центр» на основе данных разведки, в том числе и аэрофотосъемки, имело достаточно полное представление о системе подготовленных оборонительных рубежей в глубине обороны советских войск(см. схему 17). Поэтому вариант наступления на Москву по кратчайшему направлению, который, несомненно, привел бы к медленному «прогрызанию» хорошо подготовленной обороны русских, был сразу отброшен. При обсуждении конкретного плана операции среди высшего командования вермахта возникли некоторые разногласия по вопросу, где должны соединиться танковые клинья после прорыва русской обороны. Возникли опасения, что при выходе к далеко отстоящим целям внутренний фронт охвата и окружения может оказаться недостаточно плотным. В этом случае крупные вражеские силы смогут прорваться из окружения и отойти на другой оборонительный рубеж в глубине, как это случилось под Смоленском.

По данным немецкой разведки, соотношение сил на Восточном фронте на 6 сентября выглядело следующим образом: ГА «Юг» — 77 германских дивизий против 47 русских; ГА «Центр» — 55 против 86,5 (очевидно, с учетом установленного разведкой формирования в окрестностях Москвы 12 резервных дивизий); ГА «Север» — 31 против 25. Фон Бока больше всего беспокоил вариант, когда противник в ходе прорыва его обороны правильно оценит обстановку и отойдет своими главными силами на восток, чтобы оказать немецким войскам сопротивление на подготовленных оборонительных рубежах. «До сих пор русское командование недостаточно оперативно руководило своими войсками. Русские войска отличаются нечувствительностью, когда им с фланга угрожали наши войска, и не боялись окружения, прорыву из которого они были обучены еще в мирное время» [25]. Если бы это было так! Наши войска не обучались отходу, не говоря уж о способах выхода из окружения. Осмелившихся предложить подобные темы занятий или учений немедленно засадили бы в тюрьму за пораженческие настроения.

В конечном итоге в ОКХ было решено завершить двойной охват группы армий Тимошенко в районе Вязьмы, а не Гжатска, как предлагал фон Бок. Тактика сравнительно небольших «котлов» гарантировала надежное уничтожение окруженных сил врага. Если кратко изложить замысел операции «Тайфун» своими словами, то он заключался в том, чтобы расколоть фронт советских армий тремя мощными ударами, охватить, а затем окружить и уничтожить их главные силы. Удары наносились по сходящимся направлениям с применением двойного охвата основных группировок русских за их подготовленными оборонительными рубежами. Расчет строился на опережении противника в наращивании усилий на направлениях ударов, срыве его маневра резервами, захвате мостов и переправ через водные преграды и упреждении его в выходе на подготовленные в тылу рубежи.

26 сентября генерал-фельдмаршал Ф. фон Бок подписал приказ о наступлении. В нем, в частности, говорилось:

«<…>2. 4-я армия с подчиненной ей 4-й танковой группой наступает в общем направлении по обе стороны дороги Рославль — Москва. После осуществления прорыва, прикрываясь с востока, поворачивает крупными силами в направлении автомобильной дороги (автострады) Смоленск — Москва с обеих сторон Вязьмы.

3. 9-я армия с подчиненной ей 3-й танковой группой прорывает позиции противника между автострадой и районом Белый и прорывается к железной дороге Вязьма — Ржев. <…> поворот предполагается восточнее верхнего течения р. Днепр в направлении автострады западнее Вязьмы при одновременном прикрытии с востока. Наступление армий должно быть прикрыто с севера.

Дорога, ведущая через Еткино на Белый, должна быть захвачена для подвоза снабжения.

<…> 4. На внутренних флангах 4-й и 9-й армий между районом Ельня и автострадой, впредь до получения возможности наступления на этом фронте, необходимо вводить противника в заблуждение, создавая видимость наступления, и путем отдельных сосредоточенных ударов с ограниченными целями максимально сковывать противника.

<…> 9. 2-й усиленный воздушный флот уничтожает русские авиационные силы перед фронтом группы армий и поддерживает наступление армий и танковых групп всеми имеющимися в его распоряжении средствами.

Налеты на промышленные предприятия московского района в связи с этими задачами отходят на второй план и будут выполнены лишь тогда, когда это позволит обстановка наземных войск. Для того чтобы затруднить снабжение противника и подброску резервов, железные дороги, ведущие из района Брянск, Вязьма, Ржев на восток, будут систематически прерываться.

10. День и час наступления будут установлены мною в соответствии с данными 24.09 указаниями»[37].

В целях лучшего взаимодействия немцы сочли целесообразным подчинить северную ударную группировку 9-й армии 3-й танковой группе. Каждому моторизованному корпусу было придано по одной пехотной дивизии. Для повышения ударной (пробивной) силы 3-й танковой группы танковые полки 6-й и 7-й танковых дивизий были сведены в одну танковую бригаду. Танковая бригада пробивала брешь в обороне врага и быстро продвигалась к намеченной цели. Пехота 9-й армии следовала вслед за танками, чтобы создать плотный внутренний фронт окружения. 2-я танковая группа Гудериана, получившая на усиление два пехотных корпуса, подчинялась непосредственно командованию группы армий.

Немцы всегда придавали большое внимание обеспечению скрытности перегруппировок и внезапности действий войск в предстоящих операциях. На этот счет еще 17 сентября последовала директива ОКХ:

«Главное командование сухопутных сил обращает внимание на то, чтобы перегруппировки войск группы армий „Центр“, необходимые для проведения операции „Тайфун“, оставались по возможности скрытыми для русских, в особенности передвижения моторизованных соединений в район расположения группы армий „Центр“, а также перемещение главных усилий авиации.

<…> кроме того, следует позаботиться о том, чтобы войска выходили в районы исходных позиций предстоящего наступления по возможности позднее и с применением мероприятий по дезинформации русских.

День начала предполагаемого наступления — „Т“ — будет сообщен за три дня (в день „Т“ — 3 — в полдень)»[38].

Районы сосредоточения подвижных соединений танковых групп выбирались в стороне от направлений намеченных ударов. При оборудовании оборонительных позиций рекомендовалось не применять особые меры по маскировке строительных работ. Одновременно осуществлялась заблаговременная подготовка условий для их быстрого и скрытного выдвижения к участкам прорыва. В этом отношении характерен выбор направления главного удара 3-й танковой группы — в полосе, где не было хороших дорог. Для командования Западного фронта массированное применение танков на канютинском направлении оказалось совершенно неожиданным.

Враг широко применял и меры по дезинформации нашего командования. Так, чтобы скрыть перегруппировку 4-й танковой группы из-под Ленинграда в район Рославля, там оставили радиста из штаба группы, который продолжал свою работу по радиообмену с подставными абонентами. Его почерк наша радиоразведка хорошо знала. Дезинформацию планировалось осуществлять и в ходе операции. На внутренних флангах 9-й и 4-й армий между районом Ельни и автострадой, впредь до получения возможности наступления на этом фронте, требовалось создавать видимость наступления путем нанесения отдельных сосредоточенных ударов с ограниченными целями максимально сковывать противника.

День начала операции «Тайфун» был установлен 26.09.1941 г. в приложении к оперативному приказу № 13:

«4) дополнительные сведения:

а) для 9-й армии (включая 3-ю танковую группу) день „Т“ — 2.10.1941.

Приказ следует рассматривать как окончательный, если до вечера 28.09. не будет отдан другой приказ.

<…> в) Время „х“ (начало артподготовки) будет указано для всей группы армий накануне вечером. Начало наступления: либо на рассвете по световому сигналу на случай возможного тумана (для использования элемента внезапности), либо — в 9.30 (для обеспечения эффективной поддержки артиллерией и авиацией).

При подготовке к началу наступления учесть оба варианта»[39]

Выдержка из приказа по 4-й армии «Т» № 2 от 28.9.1941:

«Время „х“ назначается на 5.30 (6.30 московского. — Л.Л.). Все подготовительные мероприятия к этому часу должны быть завершены.

В указанное время войска открывают шквальный огонь по всему фронту армии.

Время „х“ устанавливается независимо от состояния погоды»[40].

В связи-с определением точного времени начала операции последовали дополнительные указания по обеспечению скрытности создания ударных группировок и достижению внезапности их действий. Подчеркивалось, что необходимо как можно дольше, во всяком случае до вечера перед днем «Т», сохранять привычную для противника картину обороны. Танки и мотопехота не должны были появляться на переднем крае. Части и подразделения, предназначенные для усиления пехотных дивизий, прибудут на передний край только в ночь надень «Т». Там, где это будет возможным, атакующая пехота должна пройти перекатом через пехоту в окопах, которая затем двинется вслед в качестве резерва[41].

Боевой и численный состав войск сторон и общее соотношение в силах и средствах. ОКХ значительно усилило войска фон Бока, передав ему из группы армий «Север» 4-ю танковую группу (тд — 4, мд —2), вернув из группы армий «Юг» 2-ю танковую группу (тд —2, мд — 2) и передав из своего резерва две танковые дивизии. Все эти силы были сосредоточены в трех группировках: северная в составе 9-й армии и 3-й танковой группы в районе Духовщины, центральная — 4-я армия и 4-я танковая группа — севернее Рославля, южная — 2-я армия и 2-я танковая группа — в районе Шостка, Глухов.

К концу сентября в группу армий «Центр» входили 3 армии и 3 танковые группы, в составе которых было 13 армейских и 8 моторизованных корпусов, 72 расчетные дивизии (по другим данным, 78), в том числе 14 танковых и 8 моторизованных, что составляло 64 % всех немецких подвижных соединений. Состав группы армий «Центр», действующей в полосе трех советских фронтов, к началу операции «Тайфун» показан в таблице 3.

Таблица 3

Состав группы армий «Центр», действующей в полосе трех советских фронтов, к началу операции «Тайфун»



Источник: Великая Отечественная война 1941–1945 гг. Стратегические операции. Статистический анализ. Кн. 1.М.: ИВИ, 2004. С. 319.

Относительно численности личного состава и количества основных видов вооружения и боевой техники в войсках противника существуют различные сведения. По советским источникам, на 1 октября в. составе группы армий «Центр» насчитывалось 1800 тыс. человек, свыше 14 тыс. орудий и минометов, 1700 танков, что составляло 42 % личного состава, 75 % танков и 33 % орудий и минометов от общего их количества на советско-германском фронте [26]. Наступление группы армий «Центр» поддерживал 2-й воздушный флот, имевший примерно 1390 боевых самолетов, из них половина — бомбардировщики. По данным американского специалиста по советской и немецкой военной истории Брайана И. Фугате, группа армий «Центр» без учета личного состава люфтваффе, на 2 октября насчитывала 1 929 406 человек, танков 1217, около 700 самолетов [27]. По данным другого американского исследователя Гланца Д.М., для похода на Восток Гитлер собрал группировку в составе 151 дивизии, оснащенную 3350 танками, 7200 орудиями (минометы Гланц не учитывает) и 2770 самолетами (без учета глубоких резервов) [28]. Столь большая разница в количестве орудий и минометов (14 тыс. и 7,2 тыс.) объясняется тем, что некоторые источники, в отличие от немецких, включают в это число буквально все орудия любых типов, вне зависимости, гаубицы ли это, или зенитки, или ПТО и т. д.

К началу операции были приняты все меры, чтобы соединения и части были пополнены людьми, вооружением и боевой техникой. Таким образом, немецкое командование создало самую сильную группировку сил и средств, которую вермахту до сих пор удавалось собрать на одном стратегическом направлении. Но пехотным дивизиям, по немецким данным, по-прежнему не хватало до штата примерно 1500 человек каждой, таким образом, их численность была на уровне примерно 15 500 человек в каждой (численность и вооружение стрелковой (СССР) и пехотной (Германия) дивизий в 1941 г. показаны в Приложении 1).
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Воскресенье, 24 Марта 2019, 16.21.26 | Сообщение # 6
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Противостоящие группе армий «Центр» три фронта Красной Армии — Западный, Резервный и Брянский — обороняли полосу шириной 800 км. Главная группировка в составе 12 армий Западного и Резервного фронтов оборонялась на московском направлении. Три армии и опергруппа Брянского фронта обороняли брянское и орловское направления. Всего в составе трех фронтов насчитывалось: дивизий — 95 (из них стрелковых — 83, мотострелковых — 2, танковых — 1, кавалерийских — 9), танковых бригад — 13 и авиационных дивизий — 11.

Состав фронтов, численность личного состава и основных видов вооружения и боевой техники к началу Московской битвы — в таблице 4.

По данным Института военной истории, численность Западного фронта составляла 545 935 человек. По другим данным, на 25.09.1941 г. в составе этого фронта насчитывалось 544 995 человек (в том числе начсостав — 61 574, младший начсостав — 83 148, рядовой состав — 400 273)[42].

В течение сентября фронты Западного стратегического направления для восполнения понесенных потерь получили свыше 193 тыс. человек маршевого пополнения (до 40 % от общего количества людей, направленных в действующую армию) [29].

В конце сентября из состава фронта выбыли понесшие большие потери две дивизии, но они имели минимальную численность: 1-я мотострелковая (два мотострелковых полка по 600 человек) и 64-я стрелковая дивизии (полки насчитывали в среднем по 900 человек).

Таблица 4

Состав фронтов, численность личного состава и основных видов вооружения и боевой техники к началу Московской битвы



Источник: Великая Отечественная война 1941–1945 гг. Статистический анализ Кн.1. М.: ИВИ, 2004, С. 317.

Примечания:

* из них в ремонте — 47.

** из них неисправных — 75 (ЦАМO РФ. Ф. 219. Оп. 679. Д 25. Л. 8—12).

*** данные ИВИ по количеству орудий и танков в армиях фронта ошибочны. В скобках указано реальное количество танков. В 13 А: 141-я тбр (25), 43-я отб (28); в ОГ — 121-я тбр (54), 150-я тбр (20), 113-я отб (29); в резерве фронта — 108-я тд (35), 42-я тбр (61) (уточнено автором по данным ЦАМО РФ. Ф. 5. Оп. 11462. Д. 104. Л. 246).

В таблице несколько преуменьшена численность войск и некоторых армий Западного (30-я армия) и Брянского (3-я и 50-я армии) фронтов. Не имея допуска к закрытым фондам ЦАМО, невозможно назвать точную причину расхождения в цифрах. Видимо, в документах Института военной истории указан так называемый боевой состав объединений. Естественно, в расчеты не включена численность войск НКВД. Например, в частях НКВД, располагавшихся в полосе Западного фронта, на 25.09.1941 г. насчитывалось 13 190 человек (данных по другим фронтам обнаружить не удалось). На соотношение сторон в живой силе эта разница особого влияния не оказывает, поэтому к этому вопросу мы вернемся позднее. Кстати, в журнале боевых действий группы армий «Центр» подсчитана полная численность войск. И число 1 929 406 включает в себя численность люфтваффе, а также вспомогательные силы, такие как железнодорожные и тыловые части[43]. Таким образом, противник (возьмем меньшие цифры — 1800 тыс.) превосходил войска наших трех фронтов в людях в 1,4 раза.

Большие потери в людях (в том числе и в командном составе), вооружении и боевой технике, продолжающееся формирование новых соединений и частей, а также снизившиеся производственные возможности промышленности в связи с массовым перебазированием предприятий в глубокий тыл, вынудило советское командование внести крупные изменения в организационную структуру войск. Еще 15 июля Ставка указала на необходимость при первой возможности постепенно, без ущерба для текущих операций, подготовить переход к системе небольших армий «в пять — максимум шесть дивизий без корпусных управлений».

По штату, утвержденному 29 июля, численность личного состава стрелковой дивизии уменьшилась почти на 30 % и составила 11 634 человека (начсостав — 862, младший начсостав — 1612, рядовой состав — 9160). Уже с 17 сентября из дивизий изъяли вторые артполки, количество орудий в них уменьшилось наполовину (остался один артполк, имевший по штату 76-мм орудий — 16, 122-мм — 8), автомашин — на 64 % (осталось — 226, из них грузовых — 196), лошадей в дивизии осталось — 2740 (из них верховых — 497). В таком составе наша стрелковая дивизия, по сравнению с немецкой пехотной дивизией, теперь имела меньше: людей — в 1,4 раза, стрелкового оружия — в 1,4, орудий и минометов — в 2,1 раза, лошадей — в 1,8 раза.

Однако значительная часть стрелковых дивизий, несмотря на полученное пополнение, имела низкую степень укомплектованности даже по отношению к сокращенному штату.

Так, на 20 сентября стрелковые дивизии 30-й армии были укомплектованы личным составом на 49–50 %, 101 тд — 55 % (танками на 14 %), 107 тд — 58 % (танками на 57 %). Хуже всего были укомплектованы дивизии тех армий, которые, несмотря на приказ о переходе к обороне, продолжали проводить частные наступательные операции. Во многих дивизиях ощущался недостаток артиллерии, пулеметов и средств транспорта (две дивизии — 170-ю и 98-ю сд — пришлось 30.09.1941 г. расформировать как материально не обеспеченные. Остатки личного состава и матчасти передали в 22-ю армию). К 1 октября несколько лучше были укомплектованы стрелковые дивизии 16-й армии — в среднем на 91 %, 19-й — на 73 %, 20-й — на 74 %.

Уже с началом немецкого наступления, в период с 3 по 7 октября, для пополнения соединений Западного фронта прибыло 47 маршевых рот и 3 роты специалистов. К сожалению, качество пополнения было существенно ниже предъявляемых требований. Так что сведения немецкой разведки о том, что к концу сентября войскам фон Бока противостоят 80 дивизий противника и еще 10 дивизий находятся в резерве (дивизии народного ополчения), по своей укомплектованности и вооружению эквивалентные 54 полнокровным дивизиям, были не так уж далеки от истины.

Артиллерийские полки Резерва Главного Командования (РГК) также переводились на сокращенные штаты, в связи с чем их огневые возможности также уменьшились в 2 раза. Вместо артиллерийских противотанковых бригад создавались полки в составе сначала пяти, а затем и четырех батарей по 16 орудий в каждом.

Командующий Западным фронтом 19.09.1941 г. все мероприятия по переходу на сокращенные штаты приказал закончить до 10 октября[44]. Вынужденный переход к формированию частей и соединений с сокращенным количеством вооружения, почти без механизированных средств передвижения резко снизил их боевую мощь и маневренность. Большая часть соединений Резервного фронта не имела боевого опыта. К тому же наши войска были сильно измотаны предшествующими оборонительными и наступательными боями, нуждались в отдыхе и пополнении.

Соотношение сил сторон в танках подсчитать сложнее, так как по их количеству в танковых соединениях группы армий «Центр» среди исследователей существуют самые различные мнения: одни учитывают общее их количество, другие — только боеготовые. Рассмотрим этот вопрос несколько подробнее.

В вермахте танки находились на вооружении танковых дивизий, обладающих большой ударной и огневой мощью и высокой маневренностью. В руках командования они являлись основным средством развития тактического прорыва в оперативный, охвата и обхода крупных вражеских группировок. В составе танковых дивизий имелся один танковый полк двух или трехбатальонного состава, на вооружении которого состояли следующие типы танков: T-I, Т-II, T-III, T-IV и трофейные чешские T-35(t) и T-38(t). Организация и боевой состав немецких танковых дивизий, а также сравнительные тактико-технические характеристики танков Красной Армии и вермахта и их вооружения показаны в Приложениях 2, 3 и 5. Однако следует учитывать, что общее число танков в дивизиях могло превышать штатное. Например, в 6-й тд все чешские танки 35(t) стояли на вооружении 65-го отдельного батальона, который не входил в состав ее 11-го танкового полка. И танков в нем было больше, чем в двух батальонах 11-го тп (см. Приложение 6). 65-й отб был расформирован только 3 июня 1942 г., а его остатки влиты в 11-й тп.

По данным известного российского специалиста по немецкой бронетехнике А.В. Лобанова, в группе армий «Центр» к началу операции «Тайфун» в составе 14 танковых дивизий насчитывалось до 1700 танков, из них до 40 % легких Т-I и Т-II [30]. Р. Эдвардс, приводя данные о соотношении сил перед всеми основными танковыми операциями, проведенными немцами, указывает, что к началу операции «Тайфун» они располагали 1700 танками и штурмовыми орудиями и 1320 самолетами, а Красная Армия имела 700–800 танков и 1170 самолетов [31]. Однако к концу сентября танковые соединения понесли значительные потери в боевой технике и нуждались в пополнении. Это можно проследить на примере 3-й танковой группы. Так, в 6-й танковой дивизии в начале войны было 256 танков, на 10 сентября в строю оставался 181 боеготовый танк (в ремонте — 15, безвозвратно потеряно — 62, получено — 2). В 7-й танковой дивизии, которую основательно потрепали под Духовщиной, соответственно было 278 танков, на 6 сентября 1941 г. в строю осталось 130 (в ремонте — 87, безвозвратно потеряно — 82, получено — 21) [32].

В ближайшем резерве ОКХ для пополнения соединений имелось всего 126 танков. Дело в том, что Гитлер был уверен, что в самое ближайшее время Красная Армия будет разгромлена и война перейдет в фазу «экономического подавления» СССР. Поэтому еще 8 июля он заявил о намерении оставлять в Германии все новые танки, выпускаемые заводами, которые понадобятся «на период после Барбароссы». Попутно Гитлер надеялся сохранить в тайне сделанные усовершенствования в танкостроении. Поэтому он дал указания не возмещать в широком масштабе понесенные на фронте потери в танках, а из дивизий, понесших большие потери в танках, создавать сводные соединения. Освободившихся при этом танковых специалистов следовало направлять в Германию для укомплектования вновь формируемых и вооружаемых новыми танками соединений.

Поэтому известный американский исследователь Д. Гланц считает цифры в 1700 танков в 14 танковых дивизиях (не считая 19-ю тд — резерв ГА «Центр»), приводимые в советских источниках, невероятными, так как они не учитывают понесенные ранее безвозвратные потери и некомплект многих дивизий. По его мнению, более реальное число боеготовых немецких танков — около 1000 боеготовых машин. Рейнгарт отметил, что «…в начале октября во 2-й танковой группе насчитывалось лишь 50 % штатной численности танков, в 3-й танковой группе — от 70 до 80 % и только в 4-й танковой группе —100 %» [21]. Но приведенные им данные также не отражали действительного положения, так как в них не указано число боеготовых танков.

Чаще всего разница в количестве танков, приводимом в различных источниках, как раз и объясняется наличием ремонтного фонда, величина которого менялась ежедневно, а также различными сроками представления донесений в вышестоящие штабы. Многое зависело от степени повреждений боевых машин и наличия запасных частей и агрегатов, то есть от сроков ремонта. Группы армий в 1941 г. не имели достаточного количества ремонтных подразделений, располагая лишь складами запасных частей. Поэтому приходилось отправлять серьезно поврежденные танки в Германию для ремонта в заводских условиях. Поскольку потери в танках в ходе боев, а также вследствие непредусмотренного износа в связи с температурными и погодными условиями оказались значительно выше, чем ожидалось, центральная ремонтно-восстановительная служба зачастую не справлялась с возросшим объемом ремонтных работ. К тому же сказывалась нехватка запасных частей, которая усугублялась наличием различных образцов бронетанковой техники, в том числе и наличием трофейных танков — французских (незначительное количество) и чехословацких. Например, ремонтные подразделения вермахта испытывали дефицит запчастей к трофейным чешским танкам T-35(t), производство которых было прекращено в 1938 г. (танки T-38(t) выпускались до июня 1942 г., а разнообразные боевые машины на их базе — до конца войны). Централизация ремонта танков приводила к значительному увеличению сроков ремонта (и, соответственно, — к уменьшению и без того небольшой пропускной способности железных дорог). Поэтому танки, отправленные для ремонта на заводы-изготовители в Германии, а также на рембазы в Минске, Вильнюсе, снимались с учета в танковых дивизиях. Только в 1942 г. был осуществлен переход к децентрализованной системе ремонта танков в полевых условиях.

Наименьшую укомплектованность после боев восточнее Киева имели дивизии танковой группы Гудериана. Гальдер 19 сентября 1941 г. в своем дневнике отметил, что в соединениях 2-й танковой группы было следующее число готовых к использованию в бою танков: в 3-й танковой дивизии — 20 %, в 17-й танковой дивизии — 21 %, в 4-й танковой дивизии — 29 %, в 18-й танковой дивизии — 31 %. Всего к началу операции Гальдер рассчитывал иметь в трех танковых группах около 60 % готовых к использованию в бою танков [17]. Конечно, немцы постарались максимально использовать оставшееся до операции время для восстановления подбитых и получивших технические повреждения боевых машин. Поставки в войска восстановленных в войсковых ремонтных частях и на заводах-изготовителях танков продолжались до самого последнего момента. Согласно немецким документам, для соединений Гудериана было поставлено 134 танка Т-III и 15 T-IV. Из них 56 % должны были прибыть вечером «перед новым делом» (то есть 29.09. — Л.Л.), а остальные на два дня позже. На танки, имевшие только радиоприемники, устанавливались передатчики с подбитых машин[45].

По имеющимся данным, фактическое число готовых к использованию в бою танков в соединениях 4-й танковой группы в конце сентября составляло: в 20-й танковой дивизии — 34 %, в 10-й танковой дивизии — 88 %, в 11-й танковой дивизии — 72 % (105 танков), во 2-й танковой дивизии — 94 %, в 5-й танковой дивизии — 100 % (две последние прибыли из резерва ОКХ) [33]. Для огневой подцержки танковым и пехотным дивизиям придавались дивизионы штурмовых орудий StuG.

В ходе предыдущих сражений количество танков в нашей действующей армии резко снизилось, а промышленность не могла их дать в достаточном количестве, чтобы восполнить потери. К концу сентября мехкорпуса были расформированы. Не удалось сохранить и отдельные танковые дивизии. Основным тактическим соединением бронетанковых войск Красной Армии стала танковая бригада, которая по своему составу не шла ни в какое сравнение с танковой дивизией вермахта, обладающей значительно большей ударной и огневой мощью и высокой маневренностью (см. Приложение 3). Наши фронты и армии лишились мощного средства для развития наступления в глубину и для разгрома вклинившихся в оборону группировок противника. Танковые бригады (и тем более отдельные танковые батальоны) были мало приспособлены для самостоятельных действий. В обороне они применялись в основном для непосредственной поддержки пехоты при проведении контратак.

В составе трех наших фронтов насчитывалось 1044 танка. Судя по донесениям, это были в основном боеготовые танки. Представление о типах советских боевых машин можно получить из донесения о боевом составе танковых частей Западного фронта (см. таблицу 5).

Более реальную картину количественного соотношения войск сторон по танкам получим, учитывая только боеготовые машины. При этом предлагается исходить из следующего. По данным весьма компетентного знатока танковых войск вермахта Т. Йентца, на середину и конец сентября в тринадцати танковых дивизиях (без 19-й тд) в строю имелось 1415 танков, в ремонте — 734 [33]. Примем потери за вторую половину сентября равными числу отремонтированных (напряжение боев, кроме соединений 2-й танковой группы, несколько спало). При подготовке к операции немцы постарались ввести максимальное число машин из ремонтного фонда — грубо 20–25 % от 734, что могло дать 145–183 танка (примерный расчет укомплектованности соединений 3-й танковой группы танками к 1 октября показан в Приложении 6). В этом случае к началу операции «Тайфун» немцы могли иметь боеготовых 1500–1550 танков. Полученные цифры ненамного отличаются от данных Мюллера-Гиллебранда, который считал, что на Восточном фронте, по состоянию на 04.09.1941 г., в Станковых дивизиях имелось 3387 танков, из них 1586 (47 %) были боеготовыми. Без 1-й танковой группы немцы располагали 1255 боеготовыми танками (но это без учета 2-й и 5-й тд, находившихся в резерве ОКХ) [34]. Согласно уже упоминавшемуся исследованию, проведенному армией США в марте 1955 г., предполагалось, что доля боеготовых танков в группе армий «Центр» к началу наступления на Москву могла повыситься до 60,5 % от штатной, что составит — 1571 боеготовый танк [22]. В основу дальнейших расчетов положим эти цифры — 1570 танков.

Таблица 5

Боевой состав танковых соединений Западного фронта по состоянию на 1 октября 1941 года


Источник: ЦАМО РФ. Ф. 208. Оп. 2513. Д. 83. Л. 176.

Тогда по количеству боеготовых танков противник к началу операции «Тайфун» превосходил наши войска в 1,5 раза (1570 танков против 1044). Конечно, это очень приблизительный подсчет. Представляю, сколько нареканий придется выслушать автору от признанных специалистов по бронетехнике вермахта. Исходя из предложенного допущения, можно подсчитать примерное соотношение в танках и в полосе каждого советского фронта (без учета 19-й танковой дивизии, резерва фон Бока):

— 3-я ТГр (1, 6 и 7-я тд) против Западного фронта — 1:1 (450:477);

— 4-я ТГр (2, 5, 10, 11-я тд и 20-я тд 57-го мк) против Резервного фронта — 2,4:1 (720:301);

— 2-я ТГр (3, 4, 17 и 18-я тд) против Брянского фронта — 1,6:1 (400:257).

Кстати, в некоторых публикациях количество танков в 3-й танковой группе (512) подсчитано без учета ремонтного фонда и полученного пополнения [29]. Интересно, что, согласно оперсводке № 192 штаба Западного фронта от 30.09.1941 г., в полосе обороны 19, 16 и 20-й армий шириной 90 км против наших 232 танков противник имел 525 (в том числе в 7-й тд — 150), соотношение в танках составляло 1:2,3 в пользу противника. На самом деле в этой полосе действовали только пехотные дивизии 8-го и 27-го армейских корпусов!

При анализе качественного состава танковых войск сторон следует учитывать, что значительная часть танков советских фронтов была устаревших типов. Так, в составе Западного фронта было только 72 тяжелых и средних танка новых типов, то есть 15 %. Между тем, танковый парк противостоящей ему 3-й танковой группы почти наполовину состоял из средних танков T-III и T-IV. Наши устаревшие танки БТ и Т-26 уступали этим машинам врага по некоторым показателям (сравнительные тактико-технические характеристики танков СССР и Германии и их вооружения в 1941 г. показаны в Приложении 5). Оснащенные авиационными (как правило, списанными с самолетов) или форсированными автомобильными двигателями, они загорались от первых же попаданий. Их тонкая противопульная броня пробивалась всеми типами противотанковых средств вермахта. Однако немецкие танки T-III, T-IV, имевшие некоторое превосходство по защищенности над советскими Т-26, Т-35, Т-38 и БТ-7, в два раза уступали по эффективной дальности стрельбы Т-26 и БТ-7, а новым танкам Т-34 и КВ — по всем показателям. В то же время легкие танки вермахта (T-I, T-II, чешские T-35(t)) и T-38(t) значительно уступали нашим танкам по всем показателям. Поэтому вести речь о превосходстве немецких танков над нашими нельзя. В 1942 г. Гитлер вынужден был признать, что «в техническом отношении русские достигли чрезвычайного успеха. Это является большой неожиданностью в русской кампании. Нельзя было и думать, что Советы смогут произвести такое огромное количество военных материалов. И качество этой материальной части хорошее. Русские танки, несомненно, являются лучшими, которые когда-либо противостояли немецкой армии» [20].

Но нельзя все сводить к толщине лобовой брони и бронепробиваемости снарядов пушки. Танк надо рассматривать как совокупность свойств, включая проходимость, динамические характеристики на поле боя и качество брони. По оценке противника, низкая эффективность действий наших танковых частей в 1941 г. объяснялась плохой обученностью экипажей, особенно механиков-водителей. К тому же наши танкисты зачастую в бою вели огонь с ходу, что снижало его эффективность. Немцы, обладая лучшими прицелами и электрической аппаратурой наводки, стреляли, как правило, с места или с короткой остановки.

Соотношение сил сторон в авиации. Немцы рассматривали авиацию в качестве основного дальнобойного средства поражения войск противника, которое в силу своей мобильности было способно к переброске в любой район в случае кризиса. Основной задачей авиации считалась поддержка своих подвижных соединений на поле боя и поражение важнейших объектов противника в его ближайшем тылу. Продолжая удерживать завоеванное превосходство в воздухе, она должна была сыграть важнейшую роль в достижении целей операции «Тайфун». Но эффективность ее ударов в связи с потерями значительно снизилась.

По количеству самолетов в составе 2-го воздушного флота также существует разнобой в цифрах, который объясняется данными на различное время. По нашим данным статистического исследования, к началу операции «Тайфун» 2-й воздушный флот насчитывал 1390 боевых самолетов против 545 советских, то есть соотношение составляло 1:2,5 в пользу противника [26]. По данным авторитетного специалиста в области авиации Бергстрома, на начало операции «Тайфун» 2-й воздушный флот имел всего 550 самолетов, из них 158 бомбардировщиков. Возможно, он имел в виду только исправные самолеты и не учел все включенные позднее в состав группировки генерал-фельдмаршала А. Кессельринга соединения. Кроме 2-го авиакорпуса генерала Б. Лерцера в ее состав снова вошел 8-й корпус генерала В. фон Рихтгофена, переброшенный из ГА «Север». В известном исследовании Д.Б. Хазанова приводятся другие цифры, которые не намного отличаются от вышеприведенных: в середине сентября в группе армий «Центр» было 300 самолетов, а на 30.09.1941 г. их стало 1320 [35].

Наша авиация к началу октября понесла большие потери, Так, безвозвратные потери ВВС Западного фронта, имевших в своем составе на 1 сентября 248 самолетов, составили более 100 боевых машин (77 из них были сбиты в боях и погибли на аэродромах). В наиболее крупном по составу соединении — 43-й авиадивизии — после ожесточенных боев в августе — сентябре в каждом из семи авиаполков насчитывалось по 5–7 боеспособных самолетов. Тем не менее к 1 октября удалось поставить в строй 272 самолета. В связи с расформированием авиационных корпусов и недостатком самолетов были сформированы смешанные авиадивизии (два полка по 30 самолетов), которые комплектовались самолетами разного предназначения. Это не способствовало эффективному применению авиации, особенно в условиях господства врага в воздухе, но другого выхода пока не нашли.

По данным статистического исследования, в составе советской фронтовой авиации на Западном стратегическом направлении имелось 545 самолетов, которые распределялись по фронтам следующим образом. ВВС Западного фронта: 23-я бад, 31, 43, 46 и 47-я сад; в армиях — отдельные эскадрильи связи, санитарные самолеты и самолеты-корректировщики, всего самолетов — 253. В составе ВВС Резервного фронта авиационных частей не было. Зато две армии первого эшелона имели: ВВС 24-й армии — 38-я сад, 10-й и 163-й иап, 66-й шап; ВВС 43-й армии — 10-я и 12-я сад, всего самолетов — 126. ВВС Брянского фронта: 24-я бап, 6-я РАГ (бап — 1, шап — 1); ВВС 13-й армии — 11, 60 и 61-я сад, всего самолетов — 166. По другим данным, в составе советской фронтовой авиации имелось 568 самолетов (из них исправных — 389, то есть 68 %). Небольшая разница в общем количеств самолетов образовалась в основном за счет переменной величины ремонтного фонда.

При подсчете соотношения в боевых самолетах Д.Б. Хазанов предлагает учитывать и ВВС Московского военного округа (МВО) в составе: 6-й иак ПВО (иап — 17), 77-я сад, 441-й иап, всего самолетов — 432 (из них исправных — 343, то есть 80 %). Кроме того, он указывает, что по данным немецкого командования, все запланированные для операции соединения и части авиации прибыли на центральное направление только к 10 октября. А Ставка ВГК через несколько дней после начала битвы привлекла к ударам по немецким войскам пять бомбардировочных авиадивизий дальней бомбардировочной авиации (40, 42, 51, 52 и 81-я бад). На этом основании он делает вывод, что можно говорить о примерном количественном равенстве сил с врагом к началу битвы за Москву [35]. С таким выводом вряд ли можно согласиться. Самолеты 6-го иак, основной задачей которого была защита неба Москвы, по понятной причине не в полной мере могли использоваться в борьбе с наземными войсками противника и для прикрытия своих войск от ударов с воздуха. В то же время командование люфтваффе, столкнувшись в июле и августе с мощной и хорошо организованной противовоздушной обороной советской столицы, всячески противилось выделению для дальнейших налетов на нее значительного количества бомбардировщиков.

Немецкому командованию удалось в короткие сроки и скрытно сосредоточить в районе предстоящей операции почти 2/3 всех самолетов, имеющихся на советско-германском фронте. На московском направлении в распоряжении нашего командования находилось только 17 % от общего количества самолетов действующей армии или 33 % от их количества во фронтовой авиации. Врагу, таким образом, удалось создать более высокую концентрацию авиационных сил на важнейшем стратегическом направлении. Если принять, что до середины октября в боях с наступающим противником активно использовалось не более половины 6-го авиакорпуса, то соотношение по боевым самолетам к началу битвы и в первые дни операции могло составить примерно 1,8–1,6:1 в пользу противника. Эта количественная диспропорция, а также более эффективное использование имеющихся сил авиации германской стороной осложнили действия наших наземных войск в ходе оборонительного этапа битвы. По мере приближения врага непосредственно к Московской зоне ПВО количественное соотношение в боевых самолетах постепенно выравнивалось, а затем даже изменилось в нашу пользу.

Все вышеперечисленные организационные изменения в соединениях, родах войск и видах вооруженных сил были вынужденными, вызванными острым недостатком в военных кадрах, вооружении и боевой технике. Таким образом, советские войска к началу Московской битвы уступали врагу в численности личного состава и боевой технике, особенно в танках и авиации, а также в подготовке и боевом опыте войск.

Советские войска перешли к обороне на Западном стратегическом направлении, согласно директиве, с 10 сентября 1941 г. Но Ставка не запрещала, а даже поощряла попытки наступать в целях улучшения, например, тактического положения войск и нанесения потерь противнику. Поэтому практически все объединения Западного фронта продолжали безуспешно наступать в своей полосе и после 10 сентября, а 13-я армия и оперативная группа генерала Ермакова Брянского фронта — весь месяц. Такой двойственный подход к постановке задач не только приводил к большим и не всегда оправданным потерям, но и отвлекал внимание командиров и командующих от решения важных вопросов по организации прочной обороны. Поэтому ни один из трех фронтов западного направления не смог хорошо подготовиться к отражению сильных ударов противника. Это прежде всего касалось инженерного оборудования позиций.

И только 27 сентября, обнаружив явную подготовку противника к наступлению, Ставка ВГК дала директиву о переходе войск Западного фронта к жесткой обороне:
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Воскресенье, 24 Марта 2019, 16.23.39 | Сообщение # 7
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Глава 3

«Тайфун» набирает силу

Первым 30 сентября начал Гудериан. Озабоченность Сталина положением Брянского фронта. Ставка принимает меры по оказанию помощи Еременко. В операцию «Тайфун» включаются главные силы фон Бока. Удары авиации врага по командным пунктам и узлам связи дезорганизовали управление войсками. Оборона советского фронта прорвана на трех направлениях. Противник захватывает мосты через Днепр, а на его левом берегу продолжается погрузка дивизий Резервного фронта в эшелоны. Командующие Брянским и Западным фронтами просят разрешение на отвод войск. Ставка уклоняется от принятия трудного решения. Гальдер: «Русские стоят, и операция принимает классический характер». Причины крушения обороны трех советских фронтов.

Войска Брянского фронта первыми вступили в битву за Москву. На его левом крыле рано утром 30 сентября в наступление перешли соединения 47-го и 24-го моторизованных корпусов 2-й танковой группы Гудериана. Буквально за несколько часов до начала наступления противника — в 1.02 30.09.1941 г. командующий 13-й армией доложил в штаб фронта (донесение расшифровали в 4.00), что «противник продолжает сосредоточивать крупные силы в районе Шатрищи, Антоновка, Ямполь, Шостка. Есть предположение о появлении новой мехдивизии в районе севернее Ямполь. Дубровка занята противником. Командир полка полковник Белогуров и комиссар полка батальонный комиссар Поляков за самовольный отход из занимаемого района без разрешения командира дивизии мною от должности отстранены, и дело о них передано военному прокурору»[69].

Это была разведка боем, которая показала, что русские по-прежнему занимают свои позиции. Немецкое командование опасалось, что они могут отвести свои подразделения с первой позиции в глубину, чтобы избежать потерь от артиллерийского удара. Артподготовку враг начал как раз в тот момент, когда опергруппа генерала Ермакова готовилась перейти в наступление на Глухов. Одновременно с артподготовкой началась бомбежка. Непомерная амбициозность генерала Еременко и его просчет относительно готовности противника к переходу в наступление дорого обошлись войскам левого крыла фронта. Части группы генерала Ермакова, занявшие исходные позиции для наступления (личный состав в основном находился вне укрытий), попали под огонь артиллерии и удар авиации противника и понесли большие потери. Плохо подготовленная оборона в полосе опергруппы и на левом фланге 13-й армии оказалась неготовой к отражению массированной атаки танков и мотопехоты противника. Боевые порядки соединений и частей, не имевшие глубины, были отброшены на восток и юго-восток.

На Западном и Резервном фронтах в этот день никаких изменений не произошло. Более ранний срок перехода в наступление, по сравнению с главными силами группы армий «Центр», генерал Гудериан в своих воспоминаниях объяснил следующими соображениями: «Эта разница во времени начала наступления была установлена по моей просьбе, ибо 2-я танковая группа не имела в районе своего предстоящего наступления ни одной дороги с твердым покрытием. Мне хотелось воспользоваться оставшимся коротким периодом хорошей погоды для того, чтобы до наступления дождливого времени, по крайней мере, достигнуть хорошей дороги у Орла и закрепить за собой дорогу Орел — Брянск, обеспечив тем самым себе надежный путь снабжения. Кроме того, я полагал, что только в том случае, если я начну наступление на два дня раньше остальных армий, входящих в состав группы армий „Центр“, мне будет обеспечена сильная авиационная поддержка» [7].

Более ранний срок перехода в наступление Гудериана был назначен с учетом того, что ему предстояло пройти более 200 км, чтобы как можно скорее достигнуть района Орла. Его войска находились довольно далеко от правого фланга группировки, наносящей главный удар (4-я армия с 4-й танковой группой). Фон Бок рассчитывал, что эффект от действий танков Гудериана начнет сказываться лишь через 4–5 дней после начала наступления. При этом, несомненно, противник имел в виду и другую цель — дезориентировать советское командование относительно общего замысла и масштабов операции, отвлечь его внимание и силы с направления главного удара группы армий «Центр». Как убедится далее читатель, эта цель была достигнута, а успех Гудериана превзошел все ожидания гитлеровцев. Что касается авиационной поддержки, она была обеспечена в полной мере — противник на участке прорыва использовал около 300 боевых самолетов. Основные усилия авиации врага были сосредоточены на участке прорыва. Здесь действовали соединения 8-го авиакорпуса, в котором были собраны значительные силы пикирующих бомбардировщиков и штурмовиков (немцы так и называли его — корпус ближнего боя). Брянский фронт мог противопоставить воздушному противнику всего 130 исправных боевых самолетов, к тому же находящихся в распоряжении ВВС трех армий.

Немцы так спешили начать операцию, что не стали дожидаться полного сосредоточения 48-го моторизованного корпуса, некоторые соединения которого были скованы боем на сумском направлении. Начальник Генштаба ОКХ генерал-полковник Ф. Гальдер в своем дневнике отметил, что в этом есть опасность того, что между частями группы Гудериана и 17-й армией ГА «Юг» разрыв будет расширяться, а это позволит противнику перейти здесь к активным действиям. Он как в воду глядел. При попытке оттеснить противника с южного крыла 2-й танковой группы 25-я моторизованная дивизия 48-го мк 1 октября подверглась танковой атаке русских, и ей пришлось отступить, бросив при этом автотехнику целого полка — увязшие в грязи транспортные средства.

Противнику в первый же день операции удалось сравнительно легко прорвать оборону Брянского фронта в районе восточнее Глухова — на стыке 13-й армии и оперативной группы генерала А.Н. Ермакова: Части опергруппы под воздействием превосходящих сил противника были отброшены на восток на рубеж Орлово, северный берег р. Свесса, р. Смолянка, Бол. Слобода, оголив левый фланг 13-й армии. Связь с ней нарушилась. Не лучше обстояло дело и в полосе 13-й армии (общий ход боевых действий в полосе Брянского фронта показан на схеме 3). Генерал-майор Городнянский А.М. доложил о прорыве обороны и захвате противником к 12 часам Хильчичи. Контратака силами 498-го сп 132-й стрелковой дивизии успеха не имела. Городнянский пришел к выводу, что «<…> противник имеет возможность развить свой успех на Середина-Буда и далее в направлении на Севск. Сил, могущих приостановить продвижение противника на этом направлении, в моем распоряжении нет».

Еременко при переговорах с командующим 13-й армией в этот же день заявил:

«Еременко: Этого нужно было ожидать. Противник, по Вашим же данным, все время накапливался. Нужно все меры принять для того, чтобы уничтожить противника, не допустить его прорыва на северо-восточном направлении.

Относительно контрударов смотрите сами. Вам виднее на месте. Я считаю, что нужно с места огнем всех видов уничтожить танки противника и мотопехоту, следующую за ними, а потом уже добить контратакой.

Главное, чтобы не получилось неорганизованного отхода. Надо проявить исключительное упорство <…>.

Городнянский: 42 тбр вводить в бой пока не собираюсь <…>

Еременко: Авиация задачу поддержки Вас получит»[70].

Не совсем ясно, что хотел выразить Еременко своей фразой: «Этого нужно было ожидать». Упрек в адрес Городнянского? Уверенность, что противник наносит здесь отвлекающий удар или признание своего просчета и сожаление о своей рискованной затее с наступлением? Этого мы никогда не узнаем, так как позднее Еременко сделает все, чтобы оправдать свой просчет, и даже станет утверждать, что враг перешел в наступление не 30 сентября, а 1 октября. Во всяком случае, командующий фронтом понял, что неглубокая оборона силами соединений, ослабленных в предыдущих безуспешных боях, долго не выдержит. Отсюда опасение, что может начаться неорганизованный отход. При этом Еременко уклонился от оценки обстановки на стыке двух объединений фронта, ничего не сказав о своих намерениях, особенно в части использования фронтовых резервов, хотя Городнянский ясно дал понять, что у него нет сил, чтобы остановить продвижение противника. И это всего лишь через нескольких часов боя!

В 18.35 30 сентября Военный совет фронта доложил начальнику Генштаба, что противник на левом фланге 13-й армии ввел в бой до 170 танков, нанося главный удар на Середина-Буда; на участке группы Ермакова противник наносит главный удар в общем направлении на Севск, введя в бой до 70 танков и мотопехоту. При этом был сделан вывод, что противник стремится нанести удар в общем направлении на Орел, введя в действие две танковые и одну моторизованную дивизии.

На самом деле Гудериан ввел в сражение на участке Жуковка, Шостка силы четырех корпусов! Главный удар в направлении Глухов, Севск наносился смежными флангами 24-го и 47-го моторизованных корпусов, которые прорывали оборону русских на участке шириной 16 км. 24-й танковый корпус генерала кавалерии Л. Гейера наступал в направлении Глухов, Севск, Орел, имея впереди части 3-й и 4-й танковых дивизий, за ними во втором эшелоне следовала 10-я мотодивизия. 47-й танковый корпус генерала артиллерии Й. Лемельзена (18-я и 17-я танковые дивизии) атаковал левее — своим правым флангом в направлении Ямполь, Севск. Его 29-я моторизованная дивизия наступала уступом влево на Середина-Буда с задачей выйти в тыл 13-й армии. На флангах участка прорыва уступами справа и слева наступали соединения 35-го пехотного и 48-го моторизованного корпусов, обеспечивая фланги основной ударной группировки (схема 3).

К исходу 30.9 противник вклинился на глубину 15–20 км, прорвав оборону дивизий первого эшелона. Разрыв между опергруппой генерала Ермакова и 13-й армией составил до 30 км. Понеся значительные потери в наступательных боях, армия ко второму дню боев достаточных сил для отражения удара противника не имела. На ее правом крыле, на фронте, занимаемом четырьмя дивизиями (155, 6, 132 и 307-я сд), противник успеха не имел, но своими действиями ему удалось на какое-то время сковать боем эти соединения. Городнянский решил вывести понесшие большие потери 121-ю сд и 55-ю кд в район лесов севернее Середина-Буда, где привести их в порядок. Туда же он решил вывести и 307-ю сд с целью подготовить наступление на Хутор-Михайловский для того, чтобы отрезать прорвавшиеся части противника от его тылов.

В 2.10 1 октября генерал-полковника А.И. Еременко вызвали к аппарату «ВЧ»:

«Еременко: У аппарата Еременко.

Сталин: У аппарата Сталин. Здравствуйте, товарищ Еременко! Доложите обстановку.

Еременко: Здравствуйте, товарищ Сталин. Докладываю обстановку. (Еременко, обещавший Сталину в сентябре уничтожить этого „подлеца Гудериана“, на этот раз в разговоре с ним более сдержан. Он повторяет, в сущности, донесение Военного совета фронта, находя обтекаемые формулировки. — Л.Л.).

<…> В результате боя противник потеснил несколько наши части и занял некоторые населенные пункты (выделено мною. — Л.Л.).

121 тбр в результате боя, уничтожив до 18–20 танков противника и понеся сама потери, отошла в район Сопич.

150 тбр после боя, нанеся поражение противнику и имея потери, отошла в район Лемешово.

Решил: сгруппировать части 121 и 150 тбр, спустить сюда 42 тбр (так в тексте. Имелось в виду — переместить южнее резервную танковую бригаду. — Л.Л.) и во взаимодействии со стрелковыми частями и кав. группой, которая находится в этом районе, уничтожить группировку противника сначала в направлении группы Ермакова, а затем на левом фланге 13-й армии.

Сталин: Хорошо. Действовали ли РС?

Еременко: Да, действовали. Было дано 9 залпов, еще осталось три залпа. РС нанесли противнику большое поражение. Он последние три дня пытался перейти в наступление, но был отбит (ничем не обоснованное утверждение. — Л.Л.). Принимаю все меры к уничтожению противника. Плохо, что сегодня в районе действий выпал снег и идут дожди, не могут вылетать самолеты и маневрировать колесные машины, в том числе и РС.

Сталин: Как у Вас обстоят дела с самолетами?

Еременко: Есть еще действующих самолетов 100, нет совершенно Ил.

Сталин: Самолетов мы Вам дадим.

Еременко: Спасибо, товарищ Сталин.

Сталин: Как действует гвардейская дивизия? (у „хозяина“ была хорошая память, он помнил о злополучной сводке. — Л.Л.).

Еременко: Действует хорошо. Мы ей помогаем. Прошу добавить несколько залпов РС. (Еременко сразу уводит разговор в сторону, умалчивая по вполне понятным причинам, что 2-я гвардейская дивизия, только что получившая это почетное наименование, в бессмысленных атаках на Глухов еще до немецкого наступления потеряла половину своего состава. — Л.Л.).

Сталин: Куда направить залпы РС?

Еременко: В Орел, а оттуда мы их направим куда следует.

Сталин: Необходимо уничтожить противника, перешедшего в наступление.

Еременко: Есть, будет уничтожен.

Сталин: Ну, пожелаю Вам всего хорошего. До свидания.

Еременко: Спасибо. До свидания, товарищ Сталин»[71].

Разговор, продолжавшийся до 2.25, записал старший адъютант командующего войсками Брянского фронта ст. лейтенант Хирных.

Но использовать 42-ю танковую бригаду (единственная часть из резерва фронта, находившаяся на орловском направлении) с целью перекрыть направление на Севск не удалось. Как выяснилось позднее, бригада под командованием генерала Н.И. Воейкова, находившаяся в районе Севска, упустила выгодный момент для нанесения удара во фланг и в тыл прорвавшейся колонне танков и мотопехоты противника, которая проследовала по дороге всего в трех километрах от нее. Еременко по этому поводу высказался недвусмысленно:

«К сожалению, во главе этой бригады стоял совершенно беспечный, тактически неграмотный и безынициативный человек <…>. Он простоял сутки и только потом принял навязанный ему бой со вторыми эшелонами и затем отошел в болотисто-лесистый район, невыгодный для действий танков. Когда я узнал о таких его действиях, я немедленно выехал на место, но тактические ошибки генерала Воейкова исправить полностью было уже поздно»[72]. Но этот красноречивый факт говорит, прежде всего, о потере управления войсками со стороны командования фронта и неумении организовать и вести разведку в своем тылу.

Неожиданно сильный удар противника на орловском направлении и быстрый прорыв обороны дивизий первого эшелона Брянского фронта (назвать это главной полосой обороны язык не поворачивается), несмотря на заверения своего любимца Еременко, весьма обеспокоили Сталина. Он знал им цену. Верховный Главнокомандующий приказал изъять из Резервного фронта 49-ю армию генерал-лейтенанта И.Г. Захаркина и перебросить ее по железной дороге на юг с подчинением ее непосредственно Ставке. Уже в ночь на 1 октября Ставка принимает решение на прикрытие орловского, курского и харьковского направлений в тылу Брянского фронта. Из состава войск Резервного фронта выводятся четыре стрелковые (220, 248, 303 и 194-я сд) и три кавалерийские дивизии (41, 31 и 29-я кд), до этого занимавшие оборону на Ржевско-Вяземском оборонительном рубеже в тылу Западного и Резервного фронтов. Соединения отправлялись по железной дороге в следующие сроки: 194-я сд из района Семлево, начало погрузки — 18.00 2.10; 248-я сд, соответственно — ст. Касня — 18.00 3.10; 220-я сд — ст. Сычевка — 18.004.1 0; 303-я сд — станции Павлиново и Спас-Деменск — 18.00 4.10[73]. Перевозка должна была осуществляться с темпом не менее 10 эшелонов в сутки.

Решение о перегруппировке целой армии с важнейшего московского направления лишь на первый взгляд кажется спонтанным и поспешным. Такой вывод можно сделать только с позиций сегодняшнего дня, когда нам известно, что уже через 2–3 дня в районах сосредоточения этих дивизий и станций погрузки развернутся ожесточенные бои, и так будет не хватать сил, чтобы остановить мощное наступление противника. Видимо, возможность перегруппировки войск 49-й армии рассматривалась раньше. При этом предусматривалось компенсировать ослабление группировки на Ржевско-Вяземском рубеже за счет выдвижения на него двух дивизий из 33-й и 32-й армий (по другому объяснить факт встречных перевозок невозможно). Об этом говорит следующий факт: оказывается, еще раньше было принято решение о переброске 18-й стрелковой дивизии 33-й армии в полосу 32-й армии в район Сычевка, ст. Новодугинская [74]. Уже 30 сентября к 18.00 головные части этой дивизии прибыли на станцию погрузки в Людиново. К 6.00 2.10 успели отправить 11 эшелонов. К 24.00 2.10 уже отправили 17 эшелонов, продолжалась погрузка 3 эшелонов на станциях Людиново, Ломпать и Ивано-Сергеевск. Для отправки остальных частей требовалось еще 3 эшелона, но в связи с разрушением железнодорожного пути и порыва селекторной связи порожняк не подали[75].

140-я сд (бывшая 13-я дно)также выступила в новый район и с утра 2 октября приступила к приемке участка обороны от 905-го сп 248-й сд и полосы обороны 194-й сд на восточном берегу Днепра. В результате намеченных перегруппировок пришлось растягивать и без того широкий фронт дивизий 31-й и 32-й армий Резервного фронта.

В Генштабе, зная наши низкие возможности по маневру резервами, хорошо представляли, насколько трудно подготовить и осуществить столь массовую переброску сил в короткие сроки. Там, видимо, рассчитывали, что пункты назначения и станции выгрузки можно изменить в любой момент. Что, собственно, и произошло: в 5.30 3 октября было приказано 194-ю и 303-ю стрелковые дивизии сосредоточить в районе Карачев (в полосе Брянского фронта), а 248-ю и 220-ю сд — за Резервным фронтом в районе Белева. Штабу 49-й армии приказали развертываться не в Курске, как первоначально предполагалось, а в Сухиничи.

Этой же ночью в 4 часа 20 минут Ставка ВГК отдает директиву о при влечении со 2 октября для разгрома танковой группировки противника, прорвавшейся в район Глухов, Севск, четырех бомбардировочных авиадивизий дальнего действия и 81-й авиадивизии особого назначения полковника А.Е. Голованова. Командовать этой авиагруппой поручили полковнику Рухле, которому предписывалось 2.10 прибыть в штаб Брянского фронта в распоряжение командующего. Прикрытие боевой работы авиагруппы истребителями возлагалось на командующего ВВС фронта полковника Полынина.

А положение на направлении прорыва противника оказалось намного серьезнее того, что было доложено Сталину. Это видно из распоряжений, отданных командующим войсками фронта в 12.00 1.10 Ермакову:

«а) Удержать рубеж Свесса, Пустогород, Большая Слобода, Ястребщина, Харьковка и далее по р. Клевень. Не допустить распространения противника в направлении Севск, Дмитриев, уничтожая его танки.

б) 42 тбр, которую вам подчиняю с 15.00 1.1 0, прикрыть рубеж по вост. берегу р. Сев, на участке (иск) Нов. Ямское, севернее Севск (55 км от переднего края обороны. — Л.Л.).

в) На полную мощь использовать минометную группу как во взаимодействии с 42 тбр, так и с другими частями. Боеприпасы для минометной группы высланы в Орел.

г) Ставлю Вас в известность, что в районе ст. Евдокимовка (30 км сев. Севск) сосредоточение к исходу 2.10.41 287 сд и 441 ап РГК»[76].

13-й армии Еременко приказал не допустить развития наступления противника севернее Хильчичи, р. Свига, Каменка, Хутор-Михайловский (в 15 км от переднего края обороны. — Л.Л.). Он потребовал особое внимание уделить левому флангу и обязательно использовать доя поражения противника гвардейский минометный дивизион. Удержанием назначенных рубежей командование фронта стремилось локализовать вклинение и создать условия для нанесения контрудара по сходящимся направлениям:

— 13-й армией с севера в направлении Середина-Буда, Хутор-Михайловский, Свесса;

— силами опергруппы с юга в направлении ст. Локоть, Эсмань, Свесса.

Таким образом, вклинившуюся группировку планировалось разгромить наличными силами на левом крыле фронта. Дело в том, что Еременко, исходя из данных разведки, считал, что против левого крыла фронта действует не более двух пехотных дивизий противника при поддержке до 200 танков и бронемашин[77].

Судя по всему, командующий Брянским фронтом был уверен, что противник на севском направлении нанес отвлекающий удар силами одного корпуса и что главный его удар следует — ожидать на брянском направлении. Поэтому основные резервы фронта оставались в районе Брянска. Так, 108-я танковая дивизия находилась в резерве фронта в районе Пильшино, Красное в готовности к контратакам совместно с 287-й стрелковой дивизией на Жуковка, Почеп, Погар. В течение трех суток в оперсводках неизменно фигурировала фраза: «резервы фронта — без изменений».

К тому же с утра 1 октября вследствие налетов вражеской авиации на командные пункты фронта и армий на длительное время вышла из строя связь с 3-й и 13-й армиями, группой Ермакова и с Генштабом. Управление войсками левого крыла фронта было парализовано. Нормальную работу узла связи фронта удалось восстановить только к вечеру. Генералу Ермакову в связи с продвижением противника пришлось несколько раз менять место своего командного пункта. В результате налета авиации у него вышли из строя две радиостанции. Опергруппа 1 октября нанесла контрудар, чтобы перекрыть образовавшуюся в обороне брешь. Но эта попытка оказалась безуспешной, поскольку ослабленные потерями части наступали по нескольким направлениям без серьезной танковой и авиационной поддержки. Не имела успеха и контратака силами 6-й и 298-й стрелковых дивизий 13-й армии в направлении Середина-Буда. Поставленная задача оказалась непосильной для выделенных слабых сил, и предпринятые разрозненные контратаки ощутимого успеха не принесли.

Тем не менее Гальдер в своем дневнике отметил:

«1 октября. Танковая группа Гудериана прорвала на своем центральном участке оборону противника на всю глубину и продвинулась на 60 км. Вызывает тревогу положение на правом фланге танковой группы Гудериана. Этот фланг в результате упорных атак противника значительно отстал от наступающего центра. Своим левым флангом танковая группа продвинулась примерно на 20 км в глубину».

И далее: «2-я танковая группа оказалась в тяжелом положении. Она не может вывести из боя свои части, действующие на правом фланге. Одному полку 25-й моторизованной дивизии не удалось оторваться от противника. 9-ю танковую дивизию также пришлось снова ввести в бой, вследствие чего задерживается ее переброска на север. В остальном операция по прорыву фронта противника (численность и группировку сил которого нам удалось своевременно и правильно выявить) развивается успешно» [17]. Гальдер ведет речь о 9-й танковой дивизии 48-го моторизованного корпуса, которую никак не удавалось вывести из боя, чтобы перебросить на направление обозначившегося успеха.

Между тем противник, отразив разрозненные контратаки наших войск на флангах участка прорыва, главными силами танковой группы продолжал развивать наступление силами 24-го мк на Орел. Соединения 47-го мк, захватив к 19 часам Середина-Буда, устремились на север в тыл 13-й армии. При этом две ее дивизии попали в окружение, а передовой отряд противника силою 25–30 танков прорвался к ст. Комаричи, что в 60 км северо-восточнее Середина-Буда. Немцы, не встречая серьезного сопротивления, за первые два дня наступления расширили брешь в обороне Брянского фронта до 60 км и продвинулись до 100 км в оперативную глубину, создав условия для глубокого охвата его левого крыла крупными силами танков и мотопехоты. Таким образом, прорвав в районе Севска армейский оборонительный рубеж и перехватив южнее Комаричи железную дорогу Брянск — Льгов, противник завершил прорыв обороны Брянского фронта. Гудериану удалось, в сущности, одним прыжком ворваться в пределы тылового Орловского военного округа. Одновременно 17-я и 18-я танковые дивизии 47-го моторизованного корпуса продвинулись к северу в район Карачева — в тыл не только 13-й армии Городнянского, но и 3-й армии генерал-майора Я.Г. Крейзера.

К исходу 1 октября Еременко убедился, что удар Гудериана не был отвлекающим. Он выдвинул часть фронтового резерва на р. Нерусса, чтобы не допустить продвижения противника в северном направлении. Однако все эти меры успеха не имели, так как перегруппировка осуществлялась медленно, а танковые дивизии противника слишком далеко продвинулись в глубину обороны фронта. Разница в подвижности между вражескими и советскими соединениями стала очевидной с первого дня наступления врага. Прикрыть направление на Орел, по существу, было нечем.
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Воскресенье, 24 Марта 2019, 16.23.52 | Сообщение # 8
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Сталин был весьма озабочен развитием обстановки на орловском направлении. Несомненно, он понимал, что удар здесь не случайность — за ним последуют и другие. Быстрое продвижение Гудериана (в Москве никак не ожидали столь быструю его рокировку после Киева) и поворот его основных сил в тыл Брянского фронта говорили сами за себя. Следовало ожидать симметричный удар навстречу Гудериану. В ставке, несомненно, предвидели это. Но что можно было сделать, кроме как еще раз предупредить командование фронтов? Перестраивать оборону? Это было бы самое худшее решение. Воздержимся от советов задним числом, помня известные слова Ш. Руставели: «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны».

Под утро 2 октября Еременко снова вызывают для переговоров. В это время командующий фронтом выехал в 13-ю армию, и к аппарату подошел начальник штаба фронта генерал-майор Захаров.

Запись переговоров:

«Т. Сталин: Что у вас делается?

Захаров: 30.9 пр-к утра повел наступление с участка Дубровка, Годуновка, Эсмань в двух направлениях: 1) Середина-Буда, Севск, 2) Эсмань, Пустогород, Севск.

К исходу 1.10 противник захватил Севск полком мотопехоты с танками. 25–30 танков прошли Комаричи, идут на Дмитровск-Орловский.

Оцениваю, что всего прорвалось около двух танковых дивизий (250–300 танков) и две мотодивизии.

Т. Сталин: Ваши мероприятия?

Захаров: 1. В район Севск введена в бой 42 тбр и в район ст. Евдокимово перебрасывается по желдороге 287 сд; бригада и дивизия имеют задачу задержать и (слова „задержать и“ в записи зачеркнуты. — Л.Л.) уничтожить пр-ка, не допуская его распространения восточнее Севск. На место боя для руководства выехал Еременко.

2. Авиации поставлена задача уничтожить пр-ка, прорвавшегося в наш тыл.

3. Договориться с Орловским военным округом, чтобы последний занял рубеж р.р. Пука, Ока в районе Касьяново, использовав для этой цели 447 арт. ПТО полк и стр. полк, дислоцированные в Орле.

4. Непосредственно на фронте на месте прорыва предполагается нанести удар по флангам прорвавшейся группы в общем направлении Хутор-Михайловский, ст. Локоть:

а) с севера — 307 сд, 55 кд, остатками 121 сд из района Середина-Буда в направлении Хутор-Михайловский, Свесса;

б) с юга — из района ст. Локоть 2 гв., 160 сд в общем направлении ст. Локоть, Эсмань, Свесса.

Т. Сталин: Хорошо, действуйте. Вам направляется к 3–4.10 две танковые бригады и две стр. дивизии через Орел. Утром 2.10 прилетит тов. Рухле; у него четыре авиадивизии.

Принимайте меры к уничтожению пр-ка.

Захаров: Ясно. В Орел вышлю представителя.

2.10.1941 г. Захаров»[78]

При разговоре присутствовал заместитель начальника штаба фронта полковник Л.М. Сандалов. Позднее он в своих воспоминаниях отметил, что генерал Захаров при докладе Сталину значительно смягчил тяжелое положение фронта. По крайней мере, Захаров, ориентируя командующего 3-й армией генерала Крейзера, сообщил тому, что передовые части противника захватили Севск, прорвалось около 200 танков и моторизованная дивизия, а левый фланг Городнянского смят. Достаточных сил для нанесения контрудара с юга не было. Об опергруппе Ермакова известно было только, что с утра он переходил в Рыльск. Самолетом к нему выслали делегата. В штабе фронта не было данных и о положении 42-й тбр, которую намеревались подчинить Ермакову (это вообще было невозможно осуществить, так как опергруппа была отрезана от основных сил фронта). В журнале боевых действий Брянского фронта приведено содержание разведсводки за 2.10, в которой сделан вывод, что противник наносит главный удар в севско-орловском направлении.

Согласно документам противника, положение на 1 октября было следующим. Танки 4-й танковой дивизии достигли Севска и уже в 11.00 овладели неразрушенным мостом севернее города. На южном берегу р. Клевень противник тщетно пытался атаковать. Атака через р. Клевень южнее Сварков отбита. Части 48-го ак контратакой восстановили положение. Головные части в 25 км северо-восточнее Севск. 2.10 4-я тд в 11.30 овладела Кошелевская. 18-я тд форсировала р. Сев между Севском и Кокушино. К исходу 2 октября на левом фланге 13-й армии противник занял Суземку, Улица и Голубовку (18 км западнее Середина-Буда. — Л.Л.) и тем самым вышел в тыл ее основным силам.

Прорыв обороны на левом крыле и продвижение противника в северо-восточном направлении поставили под угрозу устойчивость всего Брянского фронта. Командование фронта и армии просто не успевало реагировать на многочисленные прорывы. Вместо того чтобы немедленно докладывать «наверх» обо всех существенных изменениях в обстановке, штабы придерживались сроков, определенных табелем срочных донесений. В докладах при оценке складывающейся обстановки зачастую просматривается стремление скрыть свои промахи и сгладить их последствия в надежде в скором времени выправить дело. А когда это не удавалось, приходилось обращаться в вышестоящий штаб с просьбами, которые уже ничего изменить не могли. Уже вечером 2 октября командующий Брянским фронтом обратился с просьбой разрешить отвод войск фронта на тыловой рубеж с одновременным ударом по войскам противника, прорвавшимся в тыл. Шапошников категорически отказал Еременко в этом.

По танковым и моторизованным соединениям врага в этот день начали наносить удары четыре бомбардировочные авиадивизии. К ним позже присоединилась 81-я бомбардировочная дивизия. Координировать действия авиации на фронт прибыли командующий ВВС Красной Армии П.Ф. Жигарев и заместитель начальника штаба полковник И.Н. Рухле. Дальние бомбардировщики наносили удары по подходящим резервам противника. Их действия прикрывали истребители фронта. Фронтовая авиация атаковала подвижные соединения противника, прорвавшиеся в наш тыл. К сожалению, наши бомбардировщики действовали группами по три-шесть самолетов и к тому же с больших высот, поэтому эффективность их ударов была невысокой. Это, в частности, отметил Г. Гудериан, находившийся рядом с дорогой, по которой двигались части 3-й танковой дивизии его группы.

Для ликвидации противника, прорвавшегося в районе Глухов, Севск, Ставка 2 октября в 5.20 приказывает сформировать 1-й гвардейский стрелковый корпус в составе 5-й и 6-й гв. стрелковых дивизий, 4-й и 11-й танковых бригад, резервной авиагруппы и полка РС. Корпус должен был сосредоточиться не позднее 5.10 в районе Мценск, Отрада, а придаваемые ему полки ПТО к 2.10 — в г. Орел, чтобы с утра 6.10 быть готовым нанести удар по прорвавшейся группировке противника[79]. Но до этого времени нужно было еще продержаться.

Со 2 октября в сражение на московском направлении вступили главные силы группы армий «Центр». Излагать по дням операции и с достаточной степенью подробности и достоверности события, одновременно происходящие в полосе обороны трех фронтов шириной почти 700 км, невозможно. Поэтому далее они рассматриваются поочередно — в пределах каждого фронта, при этом действия войск сторон увязываются по времени (общий ход боевых действий показан на схеме 10).

Подготовка к отражению наступления врага на московском направлении. Получив сведения о начале наступления врага на орловском направлении и прорыве обороны Брянского фронта, командующие Западным и Резервным фронтами приняли меры по усилению разведки, подготовке войск к отражению ударов противника и ускорению работ по инженерному оборудованию позиций. Поступающие данные говорили о том, что противник готов к переходу в наступление. На р. Десна у Богдановки была установлена работа офицерской рекогносцировочной группы. Радиоразведка Резервного фронта 1 октября установила работу новой радиостанции в районе Рославль, обслуживавшей соединения не ниже корпуса. Это свидетельствовало об усилении противостоящей группировки противника. Наконец, в ночь с 1 на 2 октября в районе Козловки на участке 43-й армии на нашу сторону добровольно перешли три солдата вермахта, чехи по национальности. Один из перебежчиков показал, что в ночь с 29 на 30 сентября саперы 23-й пд выполняли срочный приказ по снятию противотанковых и противопехотных мин и проволочных заграждений на участке Трояново, Лишовка, Козловка. У Заборье противник переправил танки на восточный берег р. Стряна.

В качестве ответной меры в полосе 24-й армии Резервного фронта был усилен состав первого эшелона: к 0.30 1 октября части 1 39-й стрелковой дивизии (бывшая 9-я дно) сменили батальон 309-й сд. Этот факт был отмечен немецкой разведкой. Была усилена оборона и на левом крыле 43-й армии, в подчинение которой была передана 113-я сд (бывшая 5-я дно). К 5.30 29 сентября она заняла оборону по р. Шуйца и Снопоть на участке Гарь, Сергеевка, Ясная Поляна, перехватив тем самым важное направление на Юхнов. 149-я сд, занимавшая ранее оборону на восточном берегу р. Шуйца, была выдвинута впереди заняла позиции за боевым порядком 53-й сд. В соединениях 33-й армии приняли меры по увеличению глубины обороны за счет создания вторых эшелонов. Осуществлялась перегруппировка и внутри некоторых соединений и частей. К сожалению, времени для освоения новых рубежей и позиций и создания продуманной системы огня уже не оставалось.

Севернее Духовщины разведка одной из дивизий 19-й армии Западного фронта установила, что в тылу противника ведутся усиленные работы по ремонту полевых дорог в северо-восточном направлении, включая устройство гатей через заболоченные участки местности с привлечением местного населения. В состав фронта со ржевского направления на вяземское в район юго-западнее ст. Вадино перебрасывается 134-я сд. Сюда же 1 октября начали прибывать части 45-й кавалерийской дивизии (на ст. Вадино разгрузились шесть эшелонов). На ст. Дорогобуж[80] разгрузились три эшелона 126-й танковой бригады. С левого берега Днепра на правый выводится 152-я сд. К 13.00 29.09 она сосредоточивается юго-восточнее Сафоново в районе Никитино, Свобода, Тушнево. В это же время в тылу Западного фронта в соответствии с директивой Ставки продолжалась перегруппировка войск 49-й армии. Соединения начали погрузку в эшелоны для убытия на юг — в новые районы предназначения.

Таким образом, основная масса резервов Западного фронта была сосредоточена на вяземском направлении — вдоль автострады. В район Вадино «для непосредственного руководства войсками вадинского направления» 30 сентября выдвинулся заместитель Конева генерал И.В. Болдин с группой командиров штаба фронта. В районе ст. Вадино был развернут вспомогательный пункт управления и узел связи фронта. По своему составу войска опергруппы генерала Болдина были примерно равны армии. Заметим попутно, что немецкая разведка в эти дни отметила, что «русские проявляют повышенную бдительность, на многих участках проводится разведка боем. Противник подтягивает артиллерию и, возможно, войска и пополнение вдоль Смоленской дороги».

Конев по-прежнему опасался удара в направлении Ярцево, Вязьма. И это несмотря на то, что командующий 30-й армией генерал Хоменко считал, что наиболее вероятен удар противника на направлении Пречистое, Канютино. Он оценивал противостоящую армии группировку противника в восемь пехотных дивизий (по оценке фронта — пять), не считая моторизованной и танковой дивизий. Он доложил также, что 250, 242 и 162-я стрелковые дивизии имеют значительные потери в личном составе, малочисленны также 251-я стрелковая и 107-я мотострелковая дивизии, а пополнение не поступает. Поэтому плотность в обороне низкая, нет возможности иметь резервы в составе не менее дивизии. В случае прорыва противника на бельском или канютинском направлениях в глубину обороны парировать его удар будет почти нечем[81].

На основе данных разведки и оперсводки штаба 30-й армии в журнале боевых действий фронта появилась запись: «Следовательно, на фронте 30-й армии можно ожидать, что противник нанесет главный удар и разовьет его в обход с севера нашим укреплениям на р. Вопь и р. Днепр»[82]. Изложено не очень грамотно, но по сути верно. Ведь могли работать разведчики: их данные прямо указывали на вероятное направление вражеского удара. Было установлено, что против восьми дивизий 30-й и 19-й армий немцы развернули 17 своих. В полосах других армий фронта число противостоящих друг другу дивизий было примерно равным[83].

Но к выводам разведчиков высокое начальство не всегда прислушивалось, особенно в 1941 году. На трофейной карте (см. схему 18) показана группировка противника на стыке 30-й и 19-й армий, где к наступлению изготовились войска четырех корпусов — 41-го и 56-го моторизованных (каждому из них была придана пехотная дивизия) 3-й танковой группы и временно подчиненных ей 6-го и 5-го армейских корпусов. Южнее должен был наступать 8-й ак. В резерве 9-й армии оставалась 14-я мд и 900-я учебная моторизованная бригада. Всего в составе группировки, изготовившейся к наступлению, было 16,5 дивизии, в том числе три танковые и две моторизованные. При этом на участке прорыва шириной до 16 км против 162-й стрелковой дивизии и примыкающих к ней справа и слева частей 242-й сд 30-й армии и 244-й сд 19-й армии (всего менее двух дивизий) противник сосредоточил восемь дивизий.

Но Ставка по-прежнему считала, что главный удар противник будет наносить на вяземском направлении, оборонявшемся 16-й и 20-й армиями. 46-летний генерал-полковник И.С. Конев, только 12 сентября ставший командующим Западным фронтом, не решился начинать свою деятельность со споров по такому важному вопросу. Ведь это могло привести к кардинальным изменениям в оперативном построении войск фронта, а времени уже не оставалось.

По оценке командования фронта, соотношение по артиллерии на вяземском направлении в полосе 19-й армии шириной 42 км к 29 сентября стало равным: 523 наших орудия и миномета против 552 противника. На самом деле, превосходство в артиллерии на этом направлении было на нашей стороне. В полосе 30-й армии противник по количеству орудий и минометов превосходил ее в 1,4 раза (в действительности превосходство было многократным). Армия явно нуждалась в дополнительном усилении артиллерией. Тем более что по решению командующего армией в целях срыва подготовительных мероприятий противника к наступлению была запланирована контрартподготовка. Она была проведена с 11.00 до 11.30 1 октября. Огонь велся по вновь выявленным и наблюдаемым местам скопления танков, пехоты и огневых средств противника. В частности, перед фронтом 162-й сд — по скоплениям пехоты в лощинах. 392-й и 542-й корпусные артполки вели огонь по танкам, пехоте и точно установленным батареям противника. Всего было израсходовано от 1/3 до 1/2 боекомплекта артснарядов и мин различных калибров. Ответный огонь противника был слабым. С нашей стороны временно вышли из строя два 76-мм орудия. А дело было в том, что, согласно указаниям немецкого командования, артиллерия усиления должна была занять огневые позиции только в ночь перед началом наступления. При этом она должна была молчать до утра дня «Т», открывая огонь в случае необходимости только по особому распоряжению!.

Выдержка из оперсводки штаба Западного фронта № 195 от 2.10.1941 г. на 08.00:

«В результате проведенной контрартподготовки 1.10 артиллерией [30-й] армии противнику нанесен значительный урон: уничтожено — 17 автомашин, 18 повозок; разрушено — 10 блиндажей, 15 окопов с пехотой; подавлено — 2 артбатареи и 22 огневые точки; в Кречец уничтожен склад с боеприпасами; в районе Замошье рассеяно до батальона пехоты; в районе зап. Панаскино рассеяна автоколонна и до двух рот пехоты. По приближенным данным, убито и ранено до 200 немецких солдат и офицеров. В результате пулеметного огня частей армии по разведгруппам противника уничтожено до 50 немецких солдат»[84].

Результаты артиллерийской контрподготовки 30-й армии в комментарии не нуждаются.



Наступил день «Т». Гитлер настолько был уверен в быстрой победе, что в обращении к солдатам Восточного фронта, зачитанном личному составу перед рассветом 2 октября — непосредственно перед атакой, — заявил:

«За три с половиной месяца, мои солдаты, наконец-то создана предпосылка для нанесения врагу последнего и решающего удара, который еще до наступления зимы должен привести к окончательному разгрому врага. Все подготовительные мероприятия, насколько это оказалось в человеческих силах, завершены. Планомерно, шаг за шагом сделано все необходимое, чтобы поставить противника в такое положение, когда мы сможем нанести ему смертельный удар. Сегодня начинается последнее величайшее и решающее сражение этого года» (полный текст обращения фюрера к солдатам Восточного фронта приведен в Приложении 9)[85]. Гальдер в этот день записал в своем дневнике, что «сегодня в 5.30 войска, используя ясную осеннюю погоду, начали крупную операцию „Тайфун“».

3-я танковая группа Г. Гота из района северо-восточнее Духовщины совместно с соединениями 9-й полевой армии А. Штрауса нанесла удар в стык 30-й и 19-й армий Западного фронта, а 4-я танковая группа генерала Гепнера из района Рославля во взаимодействии с соединениями 4-й полевой армии — по 43-й армии Резервного фронта на стыке (опять на стыке!) ее с Брянским фронтом. Теперь уже три стальных клина группы армий «Центр» рвали на части оборону советских войск.

На Западном фронте наступлению противника предшествовала артиллерийская и авиационная подготовка в полосе всего фронта. При этом немцы широко применяли дымы, чтобы затруднить ведение ответного огня артиллерии русских и ввести их в заблуждение относительно намеченных участков прорыва.

Из донесения штаба 16-й армии: «1. В 7.00 2.10 пр-к начал ураганный огонь артиллерии и минометов на участке Холм (4 км сев. Ярцево. — Л.Л.), Кудинова, Помоги. На остальном фронте огонь был слабее.

Наша артиллерия немедленно ответила контрподготовкой по заранее разработанному плану. В результате всей мощи огня нашей артиллерии атака пр-ка сорвана, его огневые средства приведены к молчанию.

Ожидаем атаку танков и пехоты. Все подготовлено, чтобы ее отразить. Подготовлен огонь трех полков артиллерии в помощь 50 сд (левофланговая дивизия 19-й армии — Л.Л.). Связь со всеми инстанциями работает хорошо»[86].

В артиллерийской контрподготовке приняли участие артиллерия и минометы 112, 108 и 38-й стрелковых дивизий 16-й армии, всего шесть артполков, приданный дивизион РС и артиллерия 50-й стрелковой дивизии 19-й армии. Этот первый пример удачно проведенной контрподготовки вошел в учебники для советских военных учебных заведений. Но, как это часто бывает, в них «забыли» упомянуть, что на этом участке фронта немцы лишь демонстрировали наступление. Здесь трем дивизиям 19-й и 16-й армий противостояла одна 255-я пехотная дивизия вермахта. Такчто мощный удар артиллерии этих армий пришелся в основном по «пустому» месту.

Согласно оперсводке штаба ЗапФ № 195, противник с утра 2.10 после короткой артподготовки перешел в наступление на фронте 30, 19, 16 и 20-й армий. На правом крыле фронта части 22-й армии в течение всего этого дня все еще продолжали ранее начатое наступление.

Уже в первые часы боя тревожные сообщения начали поступать из штаба 30-й армии. В 13.30 2.10 оттуда доложили:

«Противник силою до двух пд при поддержке танков и до 120 самолетов прорвал фронт 162 и 242 сд. К 11.30 вышел на рубеж Крапивня, Аклимово, р. Осотня.

897 сп 242 сд и 501 сп 162 сд ведут бой в окружении. <…> Участке 250 сд мелкие группы противника просочились к Зазерье, в районе Муравьево танки неустановленной численности.

Одновременно противник три раза бомбил Белый (2040 самолетов одновременно) и ст. Канютино 20 самолетами. Прошу помочь авиацией фронта»[87].

Контрподготовка, проведенная накануне на этом участке, существенного влияния на ход боя не оказала. Во-первых, она была проведена преждевременно — части противника заняли исходное положение для наступления в ночь на 2 октября. Во-вторых, выделенные для ее проведения артиллерийские средства оказались совершенно недостаточными. К тому же следует учитывать, что при существовавших в то время средствах разведки и поражения серьезно ослабить группировку противника (не говоря уже о срыве наступления) было невозможно. Читатель сам может оценить эффективность проведенной контрподготовки, сравнив состав группировки, изготовившейся к наступлению, с нанесенным ей уроном. Если бы угрожаемое направление было своевременно усилено путем подтягивания туда частей артиллерии с левого фланга 19-й армии, результаты ее были бы, несомненно, весомее. И части атакованных дивизий 30-й и 19-й армий смогли бы оказать более упорное сопротивление сильнейшему удару противника.

Противник после 45-минутной артподготовки атаковал 242-ю и 162-ю стрелковые дивизии 30-й армии и 244, 91 и 89-ю дивизии соседней 19-й армии на фронте до 45 км, сосредоточивая основные усилия на участке прорыва шириной до 15 км. В атаке участвовало большое количество танков. Массированное применение танков на направлении, где не было хороших дорог на подступах к нашей обороне и в глубине ее, оказалось совершенно неожиданным для командования Западного фронта. Донесениям разведки о строительстве гатей через заболоченные участки с привлечением местного населения в свое время значения не придали.
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Воскресенье, 24 Марта 2019, 16.26.09 | Сообщение # 9
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Глава 4

Отход

Войска Западного фронта ведут тяжелые бои на направлении прорыва противника. Контрудар опергруппы Болдина не достиг цели. Резервный фронт потерпел поражение. О прорыве немецких танков в Юхнов в Ставке ВГК узнают от члена Военного совета МВО. Принимал ли Конев решение на отвод войск? Решение Ставки ВГК запоздало. Войска Западного фронта начали отход на Ржевско-Вяземский рубеж. Немцы охотятся за «штабом Тимошенко». Противник в Вязьме замкнул кольцо окружения. Пропал командующий Брянским фронтом.

Войска Западного фронта в течение 5 октября продолжали вести упорные бои, стремясь задержать ударную группировку противника на направлении прорыва. Армии на сохранивших свою целостность участках фронта продолжали удерживать свои позиции, отражая, по существу, демонстративные атаки противника. Особенно прочное положение занимали 16-я и 20-я армии на левом крыле фронта. В журнале боевых действий фронта вплоть до 4 октября по-прежнему, видимо по инерции, отмечалось, что в составе группировки противника на вяземском направлении насчитывается до пяти пехотных и двух танковых дивизий. На самом деле подвижные соединения 9-й полевой армии и 3-й танковой группы (за исключением резервной 14-й моторизованной дивизии), в том числе все три танковые дивизии, были задействованы на направлении главного удара и уже втянулись в сражение. Удивительно, но за трое суток боев нашей разведке так и не удалось взять контрольных пленных и выяснить действительный состав войск противника, противостоящих этим армиям. Видимо, такая задача не ставилась дивизиям?

Удерживали свои позиции и две армии на правом крыле фронта, которые в это время даже получали пополнение. Как сейчас стало известно, 22-й армии противостояли всего две дивизии (12-я и 235-я пд), развернутые на фронте до 70 км, и еще одна — 281-я пехотная дивизия — находилась во втором эшелоне. Против 29-й армии на фронте 95-100 км (от Андреаполя до Озеры) были развернуты четыре дивизии 23-го армейского корпуса (251, 102, 256 и 206-я пд). Противник силами 6-й и 7-й танковых дивизий готовился возобновить наступление с захваченных на Днепре плацдармов, одновременно пытаясь пехотными дивизиями 8-го армейского корпуса выйти к переправе через р. Вопец в районе Неелово. Немцы рассчитывали при благоприятном развитии обстановки перерезать автостраду. На этом направлении им противостояли ослабленные в боях соединения генерала Лукина.

Согласно оперсводке штаба 19-й армии на 17.00 5.10.1941 г., в течение ночи и с утра 5 октября противник силою до пяти дивизий продолжал наступление. Остатки 89-й сд (до 400 активных штыков) и сводный отряд 244-й сд (до 250 штыков) продолжали вести бой на занимаемом. рубеже. Совместно с ними действовала 127-я танковая бригада, которая до 12.00 5.10 уничтожила до 500 солдат и офицеров противника, потеряв за 4 октября 22 танка (2 из них остались на поле боя). Правый фланг армии обеспечивала 45-я кавалерийская дивизия. На левом фланге 50-я сд во взаимодействии с соседом слева отбила попытки противника переправиться через реку Вопь. Два ее стрелковых полка были выведены из боя и совершали марш в район, указанный командующим фронтом. 134-я сд продолжала обороняться на р. Вопец. Связь с частями в течение дня работала с перебоями[145]. В связи с интенсивным ведением огня и вынужденным отходом частей под натиском противника соединения армии начали испытывать острый недостаток боеприпасов, особенно для артиллерии. Уже 6 октября Лукин доложил в штаб фронта: «На головном складе 19 армии совершенно нет огнеприпасов. Положение катастрофическое. Прошу немедленной высылки и в первую очередь артвыстрелов»[146].

Наиболее трудное положение в полосе фронта сложилось в полосе 30-й армии генерала В.А. Хоменко. Противник, выйдя на рубеж Белый, Канютино, перерезал пути отхода 107-й мсд, 250-й и 242-й стрелковых дивизий. Остатки дивизий с боями пытались пробиться на восток. Части оперативной группы генерал-лейтенанта И.В. Болдина продолжали бой с прорвавшимися в район Холм-Жирковский подвижными соединениями противника. Хотя остановить продвижение врага в восточном направлении не удалось, частям опергруппы удалось своими активными действиями сковать части 6-й и 7-й танковых дивизий противника и задержать переправу их основных сил на захваченные плацдармы у Глушково и Тиханово.

В вечернем донесении разведотдела штаба 9-й полевой армии генерала А. Штрауса на 18.10 5 октября было отмечено, — что в полосе фронта наступления противник продолжает упорно обороняться перед Днепровской позицией. И не только обороняться. В сводке врага говорилось, что в полосе 56-го армейского корпуса части предположительно 101-й танковой и 152-й стрелковой дивизий противника пытаются прорваться на восток к мосту у Тиханово. В донесении вражеского 411-го зенитного артполка были отмечены активные действия авиации русских, которая в течение 4 октября наносила бомбовые удары по районам 5 км западнее Холм, по Глушково и Тиханово. Удары наносились под прикрытием истребителей с высоты 3–4 тыс. метров. Во время повторного взятия Холм-Жирковского (выделено мною. — Л.Л.) 10-я батарея полка подожгла один средний танк противника, захватила 105 пленных и денежную кассу с 6800 рублями. Танковым огнем русских были выведены из строя одна четырехствольная установка и одно 20-мм орудие (на восстановление потребуется не менее 10 дней). В течение 4 октября, и особенно в ночь на 5 октября, противник вел почти непрерывный огонь по Аладьино. В отражении атак русских танков в этом районе принимала участие и 3-я батарея 41-го противотанкового батальона 6-й пд, один взвод которой был переброшен на плацдарм в Тиханово[147].

Приведенная выдержка из немецких документов подтверждает ожесточенность боев за Холм-Жирковский, который несколько раз переходил из рук в руки. Конев 5 октября приказал Болдину, обороняясь со стороны города частями 101-й мсд, остальными силами нанести удар на фронте 140-й стрелковой дивизии по прорвавшейся группе противника и восстановить оборону по р. Днепр на участке Николо-Немощенки, Сельцо[148]. Однако части группы генерала Болдина были скованы боем на занимаемом рубеже. Выделенных для выполнения поставленной задачи сил оказалось недостаточно, и попытка отсечь части противника, прорвавшегося на левый берег Днепра, от его главных сил не удалась. Восстановить положение на восточном берегу Днепра можно было только во взаимодействии с частями 32-й армии.

К сожалению, имевшиеся реальные возможности по быстрой ликвидации захваченных плацдармов, пока гитлеровцы не успели основательно закрепиться на предмостных укреплениях, а основные силы группировки 56-го мк противника были скованы боем с частями группы Болдина, не были использованы. Время было упущено. 248-я стрелковая дивизия, получив приказ вновь занять свою полосу обороны, выполнить его не успела. Пока ее части возвращавшиеся со станции погрузки в Новодугинской (а это по прямой 45–50 км,) сосредоточивались для наступления, противник успел закрепиться. Недостаточно организованные атаки дивизии немцы отразили огнем танков, а также артиллерии противника с противоположного берега Днепра. В это время части 18-й стрелковой дивизии из состава 33-й армии Резервного фронта, переброшенной с юга, после разгрузки из эшелонов на ст. Сычевка совершали марш пешим порядком на назначенный рубеж. К 21.00 4.10 дивизия двумя полками первого эшелона вышла на большак в 1,5 км от Днепра на участке Мостовая, Волочек (ныне пос. Нахимовское у излучины р. Днепр в 50 км северо-западнее Вязьмы. — Л.Л.). Артполк дивизии продолжал разгружаться на ст. Сычевка. Дивизия не успела занять назначенный ей рубеж. Уже при подходе к нему части дивизии понесли большие потери. Ее 1310-й стрелковый полк был атакован на марше немецкими танками и в беспорядке отошел в направлении Вязьмы. В распоряжении командующего 32-й армией генерал-майора С.В. Вишневского к 16.00 6.10 находились ограниченные силы: в районе Пигулино — до двух полков 248-й стрелковой дивизии и в районе Мостовая, Пашутино — до двух полков 18-й. Ни о каком тесном взаимодействии с группой Болдина, основные силы которой все еще вели бой на правом берегу Днепра, не было и речи.

К тому же на восточном берегу Днепра, вопреки всякой логике, некоторые соединения 31-й и 49-й армий все еще занимались перегруппировкой. Только 248-я стрелковая дивизия получила команду прекратить погрузку в эшелоны и занять свои прежние позиции. Несмотря на прорыв обороны Западного фронта и выход противника к Днепру, в 8.00 5.10 две дивизии 31-й армии получили приказ командующего Резервным фронтом на переброску в район южнее Вязьмы. 119-я сд должна была к 19.00 передать свой участок 247-й сд и комбинированным порядком выдвинуться в район Всходы (на р. Угра в 60 км южнее Вязьмы). Автотранспортом перевозили только людей, полковую и противотанковую артиллерию. Артполк и тыл дивизии — по железной дороге, начало погрузки — 16.00 5.10. В этот же день в 10.20 аналогичный приказ получила и 5-я стрелковая дивизия, которая выдвигалась в район леса восточнее Семлево. Артиллерию и тыл дивизии также должны были перевезти по железной дороге к 7.00 7.10 на ст. Угра. Однако авиация противника сорвала запланированные перевозки, а затем и сама железная дорога была перерезана врагом. И эти дивизии вскоре получили другую задачу.

Положение наших войск северо-западнее Вязьмы ухудшалось с каждым часом (см. схему 5). Тревожные сообщения шли по всем сохранившимся каналам связи. Находящийся в этом районе заместитель Конева генерал-лейтенант С.А. Калинин в 21.005.10.1941 г. доложил:

«<…> 248 сд. Два полка вели бой, были потеснены, отходят. Командир дивизии и я задерживаем, наводим порядок.

Положение тревожное. Третий полк дивизии на марше из Константинова на Настасьино, 143 тбр прошла Константиново. На утро организуем удар для восстановления положения. Требуются срочные меры. Я сейчас выезжаю с ком. пункта командира 248 сд 3 км западнее Настасьино в Константиново навстречу бригаде и 905 сп.

В 18.00 здесь был генерал Вишневский, положение знает и принимает меры. Усиливает 248 сд полком из 140 сд. Но этого недостаточно (на приложенной к донесению схеме было показано положение частей противника у Глушкова и Тычково. — Л.Л.). С. Калинин»[149].

Кстати, это донесение Калинина еще раз подтверждает, что Конев, вопреки своему позднейшему утверждению, 5 октября знал о перегруппировке соединений 49-й армии и том, что сюда вышли соединения 32-й.

В 22.00 5.10 командир 248-й стрелковой дивизии генерал-майор К.К. Сверчевский, не имея связи ни с Резервным, ни с Западным фронтами, доложил напрямую в Генштаб важную информацию:

«Доложите немедленно: от Бараново через Каменец на Волочек непрерывно уже 45 минут идут танки и мотопехота, предположительно большинство на Андреевское и частично на Настасьино (6 км южнее Волочек. — Л.Л.).

Если скоро снимусь, то примерно на юго-[восток]»[150].

В 0.30 ночи 6 октября генерал Калинин доложил из Ново-Мишнево:

«Части Резервного фронта оказались не подготовлены. 248 сд двумя полками дралась хорошо, но противник прорвал ее правый фланг у Глушковской переправы <…>

С 21.00 до 22.00 продолжалось движение танков и мотоколонн (наблюдал капитан и сообщил по телефону).

Около 22.00 противник занял Волочек — 1038 сп (правильно — 1308-й сп. — Л.Л.) 18 дивизии народного ополчения не оказал должного сопротивления и начал отход Тишино — Белоусово. <…> Выезжаю в Рыльково — КП 18сд (10 км северо-восточнее Волочек. — Л.Л.). <…> Положение очень серьезное. Буду все делать, чтобы восстановить уверенность и положение»[151].

Эти донесения означали, что противник ударом с глушковского плацдарма прорвал оборону наших войск и начал развивать наступление на Вязьму, одновременно частью сил повернув в направлении Сычевки. А на правом берегу Днепра части опергруппы генерала Болдина продолжали бой. В 7.20 6 октября Болдин доложил:

«1. Группа войск весь день 5.10.41 г. вела упорные бои, отражая контратаки пр-ка и попытки окружения отдельных соединений, имея перед собой целиком 5 армейский корпус и не менее одной танков[ой] дивизии.

2. 101 мсд и 128 тбр, в течение дня отражали неоднократные контратаки пехоты и танков и, подвергаясь неоднократно бомбежке групп[ами] до 50 самолетов, вела напряженные бои за овладение Холм[-Жирковский].

Понеся большие потери, в результате повторной контратаки и бомбежки 101 (мсд) и 128 (тбр) к исходу дня отошли в лес 1,5 км южнее Холм, где приводят себя в порядок.

Перед фронтом <…> не менее двух пех. полков 35 пд и до 100 танков 6 тд. До бат-на пехоты пр-ка с танками вышли в район Аладьино. За три дня боев подбито 65 танков пр-ка, разбито 3 орудия и уничтожено до 1000 немцев.

Трофеи: 6 танков, 1 бронемашина, 1 рация, 12 винтовок, 2 мотоцикла.

3. 152 сд к 20.00 после упорных боев ворвалась одним батальоном в Игорьевское (12 км юго-зап. Холм-Жирковский) и захватила значительные трофеи, но вводом резерва пр-ка была оттуда выбита. (В) 17.00 до двух батальонов пр-ка предприняли психическую атаку с оркестром, которая была отражена пулеметным и артиллерийским огнем, причинившим большие потери пр-ку.

По сведениям местных жителей, в р-не Ваюватка (имеется в виду д. Дароватка, что в 6 км западнее Холм-Жирковский. — Л.Л.) закопано до 100 танков, задень авиация пр-ка несколько раз бомбила боевые порядки, летая эшелонами по 30–50 самолетов.

К исходу дня дивизии вышли на фронт Федино, Квасово, (иск.) Кузнечики, сев. окраина Левково.

4. 128 тбр вела трехдневные бои с превосходящим пр-ком, сдерживала натиск войск пр-ка, переходящих в контратаки и к исходу дня 5.10.41 г. оказалась окруженной пехотной дивизией с танками, из которого начинает прорыв с утра 6.10.1941 г. в направлении Воронцово (8 км южнее Холм-Жирковский. — Л.Л.).

Потери в матчасти достигают 30 %.

На 6.1 0 ставлю войскам группы следующие задачи:

а) 101 и 128 занять и прочно удерживать рубеж перекресток дорог 1 км юго-восточнее Тишенки, Романики (4 км южнее Холм-Жирковский. — Л.Л.), не допустить распространения пр-ка на восток и юг, вдоль западного берега р. Днепр и уничтожить группы пр-ка в Аладьино, Черненово.

б) 152 сд без одного сп с остатками 251 сд овладеть Игорьевская.

в) Одному сп 152 сд прочно оборонять рубеж Пучина, Вержа, выс. 232.6»[152].

О положении частей 3-й танковой группы Гота на 6 октября можно судить по копии немецкой трофейной карты (схема 24).


Заместитель командующего войсками Западного фронта генерал-лейтенант И.В. Болдин

К 6 октября в результате повторных атак противника и непрерывной бомбежки 128-я танковая бригада и 101-я мотострелковая дивизия вынуждены были отойти южнее. К этому времени дивизия, 128-я и 144-я бригады от авиации и артогня противника потеряли до 70 % боевых машин. Попутно заметим, что донесение Болдина — не первое свидетельство о психических атаках противника, когда германские солдаты шли под оркестр в атаку пьяными, в полный рост, несмотря на сильный пулеметный и ружейный огонь с советской. стороны. В отражении этой атаки приняли участие танкисты 127-й танковой бригады, оказавшейся в ходе боя в окружении. Об этом, со слов ее командира генерал-майора танковых войск Ф.Т. Ремезова, рассказал позднее генерал Лукин. Гитлеровцы решили, что перед ними слабая, малочисленная группа красноармейцев, загнанная к тому же в лесные болота. Фашисты шагали под музыку в полный рост. Танкисты подпустили их совсем близко, а потом прицельным огнем буквально скосили первую цепь. Вторую и третью смяли танки. Уничтожив два батальона вражеской пехоты, бригада вырвалась из кольца и присоединилась к своим частям [40].

Между тем на направлении, где фон Бок наносил главный удар, подвижные соединения 4-й танковой группы противника 5 октября вышли передовыми частями к Юхнову. Немцы последовательно продолжали выполнять свой план двойного охвата группировки советских войск на вяземском направлении. В этот же день части этой танковой группы повернули на север — в тыл Западного фронта. Враг внимательно отслеживал признаки подготовки советских войск к отходу. Еще 3 октября командование группы армий «Центр» сделало вывод, что противник полон решимости обороняться и со стороны высшего русского командования нет каких-либо других приказов. То, что советские войска продолжали удерживать фронт по обеим сторонам автострады Смоленск — Москва, было выгодно немцам. Они рассчитывали, что в наметившееся окружение попадет около 70 крупных соединений в районах Брянск и Вязьма.

Начальник генштаба сухопутных сил вермахта генерал Гальдер в эти дни в своем дневнике записывал:

3.10: «Признаков преднамеренного отхода нигде не заметно».

4.10: «<…> противник продолжает всюду удерживать не атакованные участки фронта, в результате намечается глубокое окружение этих группировок противника».

5.1 0: «Сражение на фронте группы армий „Центр“ принимает все более классический характер. Танковая группа Гудериана вышла на шоссе Орел — Брянск. Части противника, контратаковавшие левый фланг танковой группы Гудериана, отброшены и будут в дальнейшем окружены. 2-я армия быстро продвигается своим северным флангом, почти не встречая сопротивления противника. Танковая группа Гепнера, обходя с востока и запада большой болотистый район, наступает в направлении Вязьмы. Перед войсками правого фланга танковой группы Гепнера, за которым следует [57-й] моторизованный корпус из резерва, до сих пор не участвовавший в боях, противника больше нет.

4-я армия заходит фронтом на север. Степень сопротивления противника на различных участках неодинакова. Становится ясно, что противник хочет удержаться, но не может. 9-я армия находится в довольно трудном положении. Наступление 3-й танковой группы приостановилось из-за отсутствия горючего. и возобновится только во второй половине дня. Пехота, совершая форсированные марши, быстро подтягивается, так что можно надеяться, что сопротивление противника, упорное и, видимо, на отдельных участках организованное, будет вскоре сломлено. Противник перебрасывает силы со спокойного участка фронта перед северным флангом 9-й армии (23-й армейский корпус, который еще не атаковал противника) на юг против нашей северной фланговой ударной группы.

<…> сопротивление противника почти всюду сломлено (за исключением фронта 2-й армии). Танковые дивизии продвинулись на 50, а пехотные дивизии — до 40 км. Противник продолжает удерживать фронт и ведет упорную оборону всюду, где он в состоянии ее организовать. Кое-где отмечено даже подтягивание резервов противника к фронту. Признаков преднамеренного отхода нигде не заметно.

<…> несмотря на поспешный отход на отдельных участках, организации планомерного и глубокого отхода не наблюдается. Группы противника, застрявшие в больших лесных массивах между нашими ударными клиньями, вскоре покажут нам, что противник не собирался отступать» [17].

5.1 0 в разведсводке группы армий «Центр» за 5.10 был сделан вывод:

«<…> отход противника нельзя рассматривать как осуществление замыслов командования. Ослабление сопротивления противника и отход на отдельных участках следует расценивать скорее как частное явление, зависящее от боеспособности соединений и складывающейся обстановки. <…> Отход главных сил противника, который на 4-й день наступления в основном должен был проявиться, не устанавливается. Напротив, обнаруживаются попытки обороняться всеми средствами и с привлечением всех имеющихся сил, а также локализовывать возникающие прорывы»[153].

В журнале боевых действий ОКХ 5 октября с удовлетворением записали: «на 4-й день нашего наступления противник все еще не начал отвод своих главных сил <…> можно прийти к выводу, что противник намерен любыми средствами и используя все имеющиеся резервы, удержать фронт и локализировать прорывы <…>»[154].

Несмотря на явно обозначившуюся угрозу охвата и последующего окружения, войска Западного и Резервного фронтов, находившиеся в 110 и более километрах от Вязьмы, продолжали удерживать пассивные участки фронта, хотя это потеряло всякий смысл: на восстановление положения на участках прорыва надежды не было, а оборонявшиеся здесь войска никого, по существу, не сковывали. Так, части 19-й и 106-й стрелковых дивизий 24-й армии продолжали вести тяжелые бои за удержание Ельни (см. схему 16), когда немцы были уже в 45 км от Вязьмы. Попытки наших войск по-прежнему упорно удерживать участки фронта между разрывами в оперативном построении фронтов играли на руку противнику.

В результате постоянных перебоев и нарушений связи как командование фронтов, так и высшее советское руководство до 5 октября не имели ясного представления об обстановке на фронте. Но дело заключалось не только в этом. Следует признать, что обмен информацией как снизу вверх, так и сверху вниз в 1941 году не был еще как следует отлажен. В результате вышестоящие штабы не могли отслеживать истинное положение своих войск и действия противника, накапливать сведения о нем и, следовательно, прогнозировать дальнейший ход боевых действий и активно влиять на развитие оперативной обстановки. Это отрицательно сказывалось на управлении войсками. В тоже время нижестоящие командиры, не зная общей обстановки, зачастую действовали вслепую. Приходилось сплошь и рядом посылать в нижестоящие звенья управления наблюдателей и «толкачей». Видимо, в Ставке, не получая достоверных данных о положении своих войск и противника, недооценивали степень опасности и считали, что на московском направлении, по сравнению с орловским, не так уж все плохо. В донесениях и сводках подчеркивалось, что войска 20-й и 16-й армий успешно отбивают атаки, что угрожаемые направления усиливаются за счет маневра резервами, что противник несет большие потери. Например, согласно донесению командующего 30-й армией (правда, за более длительный срок), «в боях с 2 по 7.10 частями армии уничтожено и выведено из строя 220 танков, 140 автомашин с пехотой и без, 22 миномета, 6 орудий, 7–8 тыс. человек противника»[155].

При оценке решений, принимаемых Ставкой и командующими фронтами (а также и действий войск), следует учитывать, что они не обладали всем объемом информации, известной теперь нам. Но, исходя из опыта прошедших месяцев войны, можно было понять, что противник и на московском направлении может применить отработанную им форму оперативного маневра — двусторонний охват с последующим окружением противостоящей основной группировки войск. А сигналы об этом уже были — Еременко после прорыва обороны на стыке Резервного и Брянского фронтов запросил разрешение на отвод войск на подготовленный тыловой рубеж. Учитывая низкую подвижность наших войск, запаздывание с принятием решений по противодействию этому виду маневра имело фатальный характер.

Если допустить, что командующие фронтами Конев и Буденный правдиво информировали Сталина и Шапошникова об обстановке, то они должны были по крайней мере к 4 октября оценить угрозу, нависшую над войсками обоих фронтов. Однако есть целый ряд свидетельств, что в Ставке и в Генштабе совсем не представляли всей опасности складывающейся обстановки на западном направлении и особенно в полосе Резервного фронта. А те, кто представлял и мог делать выводы, молчали, боясь обвинений в пораженческих настроениях. Они хорошо помнили обстоятельства, связанные с предысторией разгрома войск Юго-Западного фронта.
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Воскресенье, 24 Марта 2019, 16.26.23 | Сообщение # 10
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
О том, как осуществлялась взаимная информация между Генштабом, фронтами и отнюдь не рядовым Московским военным округом, можно судить по воспоминаниям члена Военного совета этого округа дивизионного комиссара К.Ф. Телегина[156]. Позволю себе привести здесь несколько обширных выдержек из его книги «Не отдали Москвы», опубликованной в 1968 г. Дело в том, что после второго ее издания в 1975 г. во всех последующих публикациях, особенно в сборниках к очередным юбилеям битвы под Москвой, воспоминания Телегина подвергались серьезным сокращениям. При этом сокращались наиболее острые моменты, говорящие о шокирующей неосведомленности Ставки о положении на фронте 5 октября.

Утром 4 октября работник политуправления округа принес Телегину перевод речи Гитлера, произнесенной им по радио 3 октября. Фюрер заявил, что на Восточном фронте «<…> началась новая операция гигантских масштабов. Враг уже разбит и никогда больше не восстановит своих сил <…>». О каком «решающем наступлении» и «разгроме» Красной Армии шла речь, было непонятно. О тяжелом положении Брянского фронта и захвате Орла немцами Телегину было известно. Знал он и о принимаемых мерах по защите Тулы. Телегин все же позвонил дежурному по Генштабу и получил успокаивающий ответ о положении на Западном и Резервном фронтах. Однако в частых и продолжительных нарушениях связи Генштаба с командованием этих фронтов просматривалась какая-то зловещая закономерность.

Командующий округом генерал П.А. Артемьев 3 и 4 октября находился в Туле. Телегин, хотя это и не предусматривалось никакими положениями и инструкциями, остался на посту руководителя округа. Этим и объясняются все его последующие действия. По заведенному порядку ровно в 8.00 к нему пришел с докладом начальник штаба округа генерал И.С. Белов. Он доложил, что за минувшую ночь сколько-нибудь значительных событий не произошло, однако проводная связь Наркомата обороны со штабами Западного и Резервного фронтов все еще не восстановлена, несмотря на все усилия связистов. Поэтому переговорить с кем-либо из работников штабов этих фронтов не удалось. Связь Генерального штаба с Брянским фронтом неустойчива: южнее Брянска части 13-й армии и группы генерала Ермакова ведут тяжелые бои, в районе Мценска противник перед рассветом возобновил наступление, а положение 50-й армии остается не выясненным.

Вспоминает К.Ф. Телегин:

«<…> В десятом часу утра (5 октября) поступил первый тревожный сигнал с запада. Начальник оперативного отдела опергруппы (штаба МВО) полковник Д.А. Чернов, находившийся в Малоярославецком укрепленном районе, по телефону доложил, что рано утром задержаны повозки, автомашины из тылов 43-й армии, а также отдельные военнослужащие, которые сообщили что противник начал большое наступление, некоторые дивизии дерутся в окружении, идут сильные бои. У противника много танков, беспрерывно бомбит авиация <…>. Поверить этому было невозможно. Похоже было, что это просто паникеры, которым что-то померещилось или их спровоцировала вражеская агентура. Поэтому Чернову было дано указание передать задержанных в особый отдел, на дорогах выставить заставы и останавливать всех беглецов, если они появятся, а на Спас-Деменск выслать на автомашине разведку» [51].

На запрос Телегина командующий ПВО Москвы ответил, что с передовых постов ВНОС каких-либо новых данных не поступало. По докладу командующего ВВС МВО полковника Н.А. Сбытова, ничего нового не было обнаружено и при обычном облете нашими самолетами зоны ПВО в 8 часов утра. Но около полудня летчики 120-го истребительного полка, вылетевшие на разведку по настоянию Телегина, доложили, что по шоссе со стороны Спас-Деменска на Юхнов движется колонна танков и мотопехоты протяженностью до 25 км. Летчики прошли над ней на небольшой высоте, ясно видели фашистские кресты на танках и были обстреляны из зенитных пулеметов и мелкокалиберной зенитной артиллерией.

Сообщение показалось настолько невероятным, что понадобилось дважды проверить этот факт, прежде чем решиться доложить о нем начальнику Генерального штаба. Телегин снова звонит в Генеральный штаб:

«Ответил дежурный генерал.

— Каково положение на Западном фронте? — спросил я его.

— От штабов Западного и Резервного фронтов новых данных не поступало, — услышал в ответ голос дежурного.

Можно было бы и удовлетвориться этим, но, как ни странно, именно спокойный голос дежурного вызвал какую-то щемящую тревогу».

Телегин звонит маршалу Шапошникову. Докладывает о том, что сделано по заданию Генштаба, а затем спрашивает о положении на Западном фронте.

«Ничего, голубчик (это любимое выражение Бориса Михайловича), ничего тревожного пока нет, все спокойно, если под спокойствием понимать войну.

Меня буквально бросило в жар от мысли, что чуть было не подняли ложной тревоги».

Потом была повторная разведка и томительные минуты ожидания…

«Наконец, около 14 часов Сбытов быстро вошел в кабинет и доложил:

— Летало три боевых экипажа. Прошли над колоннами бреющим полетом под сильным зенитным огнем, имеют пробоины. При снижении самолетов пехота выскакивала из машин и укрывалась в кюветах. Голова танковой колонны в пятнадцати-двадцати километрах от Юхнова. Сомнений не может быть, товарищ член Военного совета. Это враг, фашисты».

Повторный звонок маршалу был воспринят им уже с неудовольствием. Разговор был коротким, и Телегин решил не докладывать данные авиаразведки, а еще в третий раз их проверить. Очень характерный момент, много говорящий о взаимоотношениях наших военачальников на таком высоком уровне. И это в разговоре с мягким по характеру и интеллигентным Борисом Михайловичем… Снова были подняты в воздух лучшие летчики полка и их командиры. Одновременно по распоряжению начальника штаба округа были подняты по боевой тревоге Подольские пехотное и артиллерийское училища. Было приказано выслать передовой отряд на автомашинах с артиллерией на Юхнов с задачей задержать противника и не допустить его прорыва на Малоярославец.

По боевой тревоге были также подняты и высланы на Можайскую линию училище имени Верховного Совета РСФСР, Военно-политическое училище имени В.И. Ленина, сводный батальон Военно-политической академии имени В.И. Ленина, сводный танковый батальон Академии бронетанковых войск, 108-й запасный стрелковый полк и некоторые другие части. В Москве оставались две дивизии войск НКВД и 25 истребительных батальонов, несших охрану центральных партийных и советских органов, важнейших объектов и патрульную службу.

После доклада Сбытова о том, что голова танковой колонны противника уже вошла в Юхнов и что летчики опять обстреляны и среди них есть раненые, Телегин опять звонит Шапошникову.

«Я обратился к маршалу с тем же вопросом:

— Борис Михайлович, каково положение на Западном фронте?

В трубке послышался недовольный голос:

— Послушайте, Телегин, что значат ваши звонки и один и тот же вопрос? Не понимаю, чем это вызвано?

Я твердо, насколько позволяло волнение, доложил обо всем, что мне было известно. В трубке на несколько секунд воцарилось молчание.

— Верите ли вы этим данным, не ошиблись ли ваши летчики?

— Нет, не ошиблись, — твердо ответил я. — За достоверность сведений отвечаю, за летчиков ручаюсь…

— Мы таких данных не имеем, это невероятно… — и длинный протяжный гудок, воспринятый мной в ту минуту как вой сирены воздушной тревоги. (А ведь 4 октября состоялся разговор с Коневым с его просьбой об отводе войск, и был доклад Мехлиса, но о нем — ниже. — Л.Л.).

Через 3–4 минуты вновь зазвонил телефон… Проходит несколько секунд, и хорошо знакомый, низкий, немного сипловатый голос:

— Телегин?

— Так точно, товарищ Сталин.

— Вы докладывали Шапошникову о прорыве немцев в Юхнов?

— Да, я, товарищ Сталин.

— Откуда у вас эти сведения и можно ли им доверять?

— Сведения доставлены лучшими боевыми летчиками, дважды перепроверены и достоверны…

— Что предприняли?

(Телегин подробно доложил о принятых мерах. — Л.Л.).

Сталин внимательно выслушал, одобрил и спросил, где Артемьев.

— Артемьев в Туле, организует оборону города, — ответил я.

— Разыщите его и пусть он немедленно возвращается в Москву. Действуйте решительно, собирайте все, что есть годного для боя. На ответственность командования округа возлагаю задачу во что бы то ни стало задержать противника на пять-семь дней на рубеже Можайской линии обороны. За это время мы подведем резервы Ставки. Об обстановке своевременно докладывайте мне через Шапошникова…» [51].

В свое время опубликование книги Телегина «Не отдадим Москвы», где описывались события, связанные с неожиданным прорывом немцев к Юхнову, произвела сенсацию. Трудно было представить, что Ставка и Генштаб могли не знать о прорыве фронта и продвижении танковых соединений врага на глубину 100–120 км. В марте 1980 г. я обратился к генералу Телегину К.Ф. с просьбой разъяснить этот поразительный факт, а также высказаться по поводу противоречий относительно обстоятельств и времени принятия решения на отвод войск фронтов.

В своем ответе от 4.04.1980 года Телегин, в частности, написал:

«<…> в исторической литературе и мемуарах допущено много разночтений, субъективистских толкований. Все, что изложено в моей книге „Не отдали Москвы“, — строго документально. Перед тем как ей выйти в свет, документальность ее строго и скрупулезно перепроверена военно-научной группой Генштаба, группой Главного Политуправления СА и ВМФ (а как же без них? — Л.Л.), историками, так как такая трактовка событий октября месяца мною казалась им необычной, „непринятой“<…>» [157].

Опровергнуть слова члена Военного совета Телегина оказалось невозможным даже спецам из ГлавПура. Он, хорошо представляя важность и всю ответственность за сообщаемые им сведения, попросил секретаря окружной парткомиссии батальонного комиссара М.Н. Попова вести записи его телефонных разговоров и устных распоряжений. Условились, что во время телефонных разговоров он будет записывать его слова в рабочую тетрадь, оставляя свободное место для последующей записи распоряжений и слов собеседников Телегина. Так было положено начало разделу в рабочей тетради, получившей позднее название «Запись боевых приказов и распоряжений Члена Военного Совета МВО дивизионного комиссара Телегина К.Ф.», которая и сейчас хранится в ЦАМО РФ. В своей книге Телегин приводит поминутно записанные 24 записи разговоров и распоряжений, которые последовали с 16.00 до 17.50 5 октября. На некоторых из них мы еще остановимся.

Между прочим, 5.10 в 15.45 Л. Мехлис напрямую доложил из штаба Резервного фронта Сталину, что части 24, 43 и 33-й армий отрезаны от своих тыловых баз. «<…> Связи с ними нет. Дорога на Москву по Варшавскому шоссе до Медыни, Малоярославца открыта. Прихожу к выводу, что управление войсками здесь потеряно»[158]. В другое время, зная характер Мехлиса и его склонность к раздуванию из мухи слона, серьезного внимания на его доклад не обратили бы. А тут его доклад стал еще одним свидетельством, что Буденный не владеет ситуацией и полностью потерял управление войсками фронта.

А паникеры были. Так, комендант 2-го участка военно-автомобильной дороги Малоярославец — Подольск капитан Сорокин, потеряв самообладание, примчался на автомашине в артучилище, где доложил о «прорыве» немецких танков через Малоярославец и их продвижении на Подольск. Телегин приказал перепроверить эти сведения, но на этот раз счел своим долгом доложить о них в Генштаб. При этом он предупредил, что принял меры к перепроверке, и просил пока не докладывать Ставке. Но в Ставку все же доложили.

«И в 18 часов 15 минут последовал звонок И.В. Сталина. Что он говорил, не записано в рабочей тетради, но на всю жизнь запечатлелось в моей памяти:

— Телегин? Вы сообщили Шапошникову, что танки противника прорвались через Малоярославец?

— Да, я, товарищ Сталин.

— Откуда у вас эти сведения?

(Телегин доложил. — Л.Л.)

— Это провокация. Прикажите немедленно разыскать этого коменданта, арестовать и передать в ЧК, а Вам на этом ответственном посту надо быть более серьезным и не доверять всяким сведениям, которые приносит сорока на хвосте.

— Я, товарищ Сталин, полностью этому сообщению не доверял, немедленно принял меры перепроверки и просил генерала Шарохина до получения новых данных Ставке не докладывать. Комбригу Елисееву приказано немедленно выступить из Подольска с передовым отрядом на Малоярославец.

— Хорошо. Но впредь такие сведения надо проверять, а потом докладывать».

Далее Телегин заключает, что командование тылового округа, далеко отстоящее от руководства боевой деятельностью на фронте, не имело юридического и морального права говорить первым о том, что в глубоком тылу появился враг и идет на Москву. Первыми это должны были сказать командующие фронтами, но они не сказали…

В штабе округа первым делом решили выяснить, что можно немедленно задействовать для усиления обороны ближайших подступов к Москве. Из войск, непосредственно подчиненных округу, в повышенной боевой готовности находились только военные учебные заведения, два-три полка артиллерии и части ПВО. В Подольском пехотном училище было четыре батальона общей численностью до 2500 человек и только три роты 2-го батальона в 370 человек с пятимесячным сроком обучения. На днях они должны были стать командирами. На вооружении личного состава, кроме винтовок, имелось: 23 станковых пулемета, учебная батарея 45-мм пушек, а также по восемь ручных пулеметов и девять 82-мм минометов на батальон. В Подольском артиллерийском училище положение аналогичное, но есть 34 76-мм и 45-мм орудия. В Подольск был послан помощник командующего по вузам комбриг Елисеев. Он должен был форсировать приведение училищ в полную боевую готовность и наладить связь со штабом МВО. В училище имени Верховного Совета РСФСР было 2 тыс. человек. Начальнику 1-го Московского Краснознаменного артиллерийского училища полковнику Ю.П. Бажанову было приказано принять меры к ускорению формирования первоочередных гвардейских минометных и противотанковых артиллерийских полков. С генералами М.С. Громадиным и Д.А. Журавлевым обсудили возможности перекрытия путей фашистским войскам силами и средствами ПВО.

В районе Москвы формировались 14 танковых бригад, но личным составом они были укомплектованы только частично, боевой техники не имели. Все центральные управления Наркомата обороны буквально без минутной задержки начали выполнять заявки округа по вооружению и экипировке формируемых частей и подразделений. Военные академии выделили для них максимально возможное количество хорошо подготовленных командиров и политработников. В 33-ю запасную стрелковую бригаду прибыло 20 тыс. мобилизованных. В короткий срок бригада была укомплектована комсоставом на 85 %, политсоставом — на 90 % [51].

Рассказ К.Ф. Телегина о драматических событиях 5 октября подтверждает (хотя встречаются и некоторые различия в деталях, в частности, по времени того или иного события) и дополняет бывший командующий ВВС Московского военного округа и Московской зоны обороны генерал-лейтенант авиации в отставке Н.А. Сбытов:

«На рассвете 5 октября летчики нашего 120-го истребительного полка Дружков и Серов обнаружили немецкие танки и мотопехоту, идущие на Юхнов двумя колоннами. <…> Для проверки данных разведки послал на Пе-2 майора Г. Карпенко, инспектора по технике пилотирования ВВС округа. К девяти утра данные подтвердились. Я бегом к члену Военного совета МВО Телегину. Константин Федорович изумился: нет ли ошибки?! Еще дважды пришлось поднимать самолеты — перепроверять это невероятное сообщение. Уже после войны я узнал, что, когда К.Ф. Телегин позвонил в Генеральный штаб Б.М. Шапошникову, в Ставке об этом смертельно опасном прорыве фашистских войск ничего не было известно. Вскоре Телегину позвонил Сталин и приказал собрать все, что есть годного для боя, и задержать противника на пять-семь дней на Можайском рубеже.

Мы прикинули: можем собрать до тысячи самолетов и по прорвавшимся танковым колоннам нанести мощный удар с воздуха. <…> О том, с кем разговаривал после моего ухода Телегин, я тогда, конечно, не знал. Сам же начал проверять, как идет подготовка к удару. Но вскоре мне говорят: все ваши приказы отменены (?!). В 14 часов меня вызвали к начальнику Особого отдела Красной Армии Абакумову. В его кабинете находились еще два генерала.

„На каком основании устраиваете панику? — резко спросил Абакумов. — Ваши летчики трусы и паникеры, как и их командующий…“

Ну и так далее… Словом, мне, командующему, не поверили!

Часов в 18 привезли протокол допроса, потребовали его подписать. Я написал: „Последней разведкой установлено, что фашистские танки находятся уже в районе Юхнова, к исходу 5 октября город будет ими занят“. И расписался…» [52].

Таким образом, о прорыве подвижных соединений противника к Юхнову в Ставке узнали только во второй половине дня 5 октября. Но, видимо, не до конца осознали надвигающуюся опасность охвата и окружения основных сил Западного и Резервного фронтов. В первую очередь Генштаб и командование МВО начали принимать срочные меры, чтобы задержать продвижение от Юхнова на Медынь и выиграть время для усиления угрожаемого направления. К сожалению, вмешательство Берии и Абакумова не позволило в этот день подготовить и осуществить мощный удар авиации по танкам противника, находившимся всего в 200 км от столицы. Только после распоряжения первого секретаря Московского комитета и одновременно члена ЦК партии Щербакова командование Московского военного округа смогло спокойно работать по организации отпора прорвавшейся группировке противника.

Сбытов продолжает:

«В три часа ночи на мой КП позвонил начальник штаба ВВС Красной Армии генерал Г. Ворожейкин, сказал: „Ваша разведка была права. Это фашисты. ГКО ваши действия одобрил…“ А я с горечью подумал: какие действия? Бездействие! Ведь могли своевременно нанести удар, но не сделали этого <…>» [52].

В этот день тревожные сообщения воздушной разведки следовали одно за другим:

14.15 от старшего лейтенанта Завгороднего, 10-й иап:

«Колонна противника из 30–40 танков и 30–40 автомашин прошла через наши аэродромы Климово и Знаменка (35 км юго-восточнее Вязьмы. — Л.Л.). Колонну прикрывают 18–20 истребителей <…>»;

17.45 от командира 564-го иап капитана И.В. Щербаков (летал на У-2):

«Наблюдал колонну мотопехоты и танков противника. Голова — Юхнов, хвост — 20 км юго-западнее Юхнова. В районе аэродрома Юхнов был обстрелян зенитной артиллерией <…>»;

18.50 от командира 95-го иап полковника С.А. Пестова:

«По дороге от Вязьмы на Калугу продолжается движение поездов. Мост через р. Изверь между Юхновым и Медынью был взорван на моих глазах <…>. Лесные участки дорог между Спас-Деменском и Вязьмой объяты пожарами <…>» [52].

Надо признать, что и до того не очень тесное взаимодействие авиации с наземными войсками с началом отхода было окончательно нарушено. В условиях отсутствия связи с общевойсковыми штабами усилия авиации использовались порой не по главной и наиболее угрожаемой группировке врага, а по второстепенным целям и объектам. Громоздкая, многоступенчатая система управления в условиях быстроменяющейся обстановки не позволяла эффективно использовать сохранившиеся силы авиации. Воздушная разведка в их интересах осуществлялась эпизодически. Сигналы взаимного опознавания и целеуказания если устанавливались, то не всегда доводились своевременно до войск. Поэтому нередко отмечались случаи обстрела с земли своих самолетов и, наоборот, нанесения ударов с воздуха по своим войскам. В целях повышения эффективности боевого применения авиации управление ею 7 октября было централизовано.

Считается, что танковые колонны врага остановились в Юхнове в связи с нехваткой горючего. Но основная причина заключалась в другом — танкисты ожидали подхода пехоты. По немецким данным, 10-я танковая дивизия 40-го моторизованного корпуса овладела Юхновым в 5.30 5 октября, захватив плацдарм на другой стороне Угры. На следующий день 258-я пехотная дивизия должна была сменить части этой дивизии, так как она должна была повернуть на Вязьму. Дивизия СС «Рейх» выдвигалась к Юхнову с задачей нанесения удара восточнее р. Угра на север — в направлении Гжатска[159].

Таким образом, немецкое командование на этом этапе не ставило перед войсками 4-й танковой группы задачи немедленно развивать наступление в направлении Медынн. Враг ограничился захватом плацдарма на восточном берегу Угры. Главное, к чему стремился фон Бок, было как можно быстрее силами 4-й и 3-й танковых групп замкнуть кольцо окружения в районе Вязьмы. Одновременно принимались меры по созданию внешнего фронта окружения, чтобы воспретить попытки деблокады окруженных войск.

Немцы, обеспокоенные неоднократными разведывательными полетами русских над остановившимися колоннами, приняли меры по усилению их зенитного прикрытия. Дополнительно к войсковым средствам ПВО они незамедлительно подтянули зенитную артиллерию и организовали непрерывное патрулирование истребителей над районом расположения колонн. Согласно трофейным документам, для прикрытия от ударов с воздуха немецкой танковой или моторизованной дивизии, кроме штатных средств, обычно придавался дивизион малокалиберных зенитных автоматических орудий (27 37-мм и 18 20-мм). Кроме того, в дополнение к имеющимся штатным зенитным средствам немцы в голове и в хвосте колонн, как правило, располагали группы в несколько десятков ручных пулеметов для стрельбы по низколетящим советским штурмовикам. Из-за отсутствия опыта действий по целям, надежно прикрытым зенитными средствами, бронированные штурмовики Ил-2 практически в каждом боевом вылете несли потери и получали многочисленные повреждения. Боевая живучесть Ил-2 в штурмовых авиаполках московского направления в октябре составила 8,6 боевых вылетов на одну боевую потерю. Здесь, на Угре, командир авиаэскадрильи Г. Рогов повторил подвиг Н. Гастелло. В его самолет попал вражеский зенитный снаряд. Надежды на спасение не было, и Рогов направил горящий самолет на одну из вражеских переправ через Угру. Двухмоторная машина, разрушив мост, глубоко врезалась в дно реки.
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Воскресенье, 24 Марта 2019, 16.48.56 | Сообщение # 11
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Глава 5

В окружении

Дальнейшие планы фон Бока. Положение в районе Вязьмы ухудшается с каждым часом. Подготовленный оборонительный рубеж на Днепре пришлось оставить. Командование окруженными войсками поручено генералу Лукину. Командующим Западным фронтом назначен Г.К. Жуков. Ставка решает спасать Москву, сил для деблокады окруженных под Вязьмой войск нет. Войска Брянского фронта прорываются из окружения. Военный совет в Шутово: обороняться или прорываться?

Прорвать фронт русских сразу на трех направлениях удалось с неожиданной легкостью. На совещании в штабе группы армий «Центр» 7 октября 1941 г., в котором приняли участие Браухич и начальник оперативного отдела штаба сухопутных войск полковник генерального штаба А. Хойзингер, все находились под радостным впечатлением от достигнутых успехов и того факта, что захвачено большое количество трофеев и пленных. Поэтому обстановку в полосе группы армий «Центр» и последующие задачи войск участники совещания рассматривали с учетом только позитивных факторов, строя на этой основе свои далеко идущие планы. Начали, как всегда, справа налево, то есть с юга — на север.

2-я полевая армия должна была разгромить противника в северной части кольца окружения под Брянском. Задача танковой армии Гудериана, по мнению Браухича и фон Бока, состояла в том, чтобы, возможно скорее выдвинувшись к Туле, захватить переправы через Оку и затем продвигаться к Кашире и Серпухову. При этом Браухич обратил внимание присутствующих на пожелание Гитлера, который предлагал Гудериану овладеть Курском, а затем нанести удар на юге. Впрочем, окончательное решение о постановке этой задачи ожидалось в последующие дни.

Задача 4-й армии состояла в том, чтобы силами пехотных соединений и по возможности большим числом подвижных частей продвигаться до рубежа Калуга, Боровск и во взаимодействии с 9-й армией окончательно замкнуть кольцо окружения под Вязьмой. 9-я армия получила задачу вместе с частями 3-й танковой группы выйти на рубеж Гжатск, Сычевка, чтобы, во-первых, обеспечить окружение группировки под Вязьмой с севера и, во-вторых, сосредоточить силы для наступления в направлении на Калинин или Ржев.

В основе идеи о повороте 3-й танковой группы на север, высказанной ее новым командующим (с 7.10.1941 г.) генералом танковых войск Г.Г. Рейнгардтом, лежал план разгрома противника силами северного крыла 9-й армии совместно с южным крылом 16-й армии группы армий «Север» в районе Белый, Осташков. Этим планировалось нарушить сообщение между Москвой и Ленинградом. И хотя фон Бок выступал против этого плана, все высказанные на совещании соображения были оформлены в «Приказ на продолжение операции в направлении Москвы» от 7 октября 1941 г. Потом гитлеровские генералы сетовали, что как раз этих сил и не хватило в решающий момент под Москвой, когда новые русские оборонительные рубежи не были еще укреплены, а резервы большей частью находились еще на подходе. Так, бывший начальник штаба 4-й танковой группы генерал Шарль де Боло самоуверенно заявил, что уже к 5 октября были созданы прекрасные перспективы для наступления на Москву. И надо было бросить все соединения 4-й и 3-й танковых групп на Москву. А поскольку это не было сделано, то «московская битва была проиграна 7 октября».

В этот день Гальдер с удовлетворением записал в своем дневнике:

«7.10: Правый фланг 4-й армии, положение которого укрепилось в результате продвижения частей левого фланга 2-й армии, больше не встречает сколько-нибудь серьезного сопротивления противника. Этой группе (смежные фланги 4-й и 2-й армий) будет придан сильный подвижный отряд из состава резервного корпуса танковой группы Гепнера. Она должна наступать на Калугу. Сегодня танковая группа Гепнера соединилась с танковой группой Гота в районе Вязьмы. Это крупный успех, достигнутый в ходе 5-дневных боев. Теперь необходимо как можно скорее высвободить танковую группу Гепнера для нанесения удара по юго-восточному участку московского оборонительного фронта, быстро перебросив к Вязьме пехотные соединения 4-й армии». И далее:

«8.10: Окружение группировки противника в районе Вязьмы завершено и обеспечено от ударов противника извне с целью деблокирования окруженных соединений. Правый фланг 4-й армии уже далеко продвинулся в направлении Калуги. 9-я армия, обеспечив себе сильный заслон с ржевского направления и с востока, по-видимому, окончательно устранила угрозу своему флангу и тылу.

<…> Противник попытается подтянуть к Москве еще кое-какие силы, в первую очередь с севера. Однако этих наспех собранных войск вряд ли будет достаточно для предотвращения сильной угрозы Москве, созданной нашими войсками, так что при более или менее правильном руководстве и сравнительно благоприятной погоде окружение Москвы должно удастся»[17].

Дальнейшие события добавили врагу еще больше оптимизма. Из сводки ОКХ за 7.10.1941. Группа армий «Центр»:

«Закрыто кольцо вокруг противника западнее Вязьмы. Окруженные силы противника — около 45 соединений, боевой силой 30 дивизий — должны быть уничтожены. Противник обороняется разрозненными боевыми группами. Несмотря на это, в ближайшие дни следует ожидать усиления давления по восточному фронту окружения с направлением главного удара по обе стороны Вязьмы <…>».

Командование группы армий «Центр» сделало вывод, что в распоряжении противника нет больше значительных сил, с помощью которых он мог бы противостоять дальнейшему продвижению группы армий «Центр» на Москву и тем более деблокировать извне свою окруженную группировку. И поэтому «можно и несколько рискнуть», и сразу начать преследование русских в направлении Москвы. Оно считало, что в этот раз все будет выглядеть иначе, чем под Минском и Смоленском, когда противнику удалось своевременно возвести новые оборонительные рубежи и задержать продвижение немецких войск. Для чего необходимо было как можно скорее высвободить подвижные соединения, прежде всего танковые, чтобы они могли участвовать в этом наступлении. И для такого вывода у командования группы армий «Центр», казалось, были все основания.

Оценка противника штабом группы армий за 7.10: «Окруженные в районе Дорогобуж, Вязьма силы противника (части и соединения шести армий, около 38 стрелковых, четырех танковых дивизий и двух танковых бригад) полностью деморализованы и оказывают сопротивление только группами. В ближайшие дни следует ожидать сильное давление на восточный фронт кольца окружения. Прежде всего под Вязьмой и южнее. На обоих флангах группы армий противник начинает отступать. Перед 35-м армейским корпусом и 1-й кавалерийской дивизией он отступает на восток и северо-восток.

Основные усилия 2-го воздушного флота, как и в предыдущие дни, были направлены на непосредственную поддержку наступления группы армий перед острием наступающих клиньев, уничтожение полевых укреплений и артиллерийских позиций, скоплений пехоты и танков, всякого рода колонн, движущихся в тыл, а также вражеских сил в районах окружения».

Уже 7 октября командование группы армий «Центр» отдало приказ о продолжении операции на московском направлении: «1. Окруженные западнее Вязьмы армии противника находятся в стадии уничтожения. Весь фронт окружения продолжает против них наступление. Все части, которые могут быть высвобождены, должны немедленно приступать к преследованию избегнувших окружения частей противника с тем, чтобы не дать ему возможности создать новый фронт обороны.

<…>3. 4-я и 9-я армии уничтожают окруженные в районе Дорогобуж, Вязьма армии противника, по возможности быстрее высвобождают моторизованные части для выполнения новых заданий, заменяя их пехотными частями»[236].

Командующий 4-й армией 7.10 отдал приказ о скорейшем взятии силами дивизии СС «Рейх» Гжатска. Ранее она нацеливалась в направлении Вязьмы (см. схему 12), но отвлечение даже части ее сил на котел в создавшейся благоприятной обстановке было признано нецелесообразным. Одновременно фон Клюге принял решение о сосредоточении в районе Юхново резервного 57-го мк (20-й танковой, 3-й моторизованной дивизий и предположительно 19-й тд) для дальнейшего прыжка на Медынь. Разведку этого направления было приказано начать немедленно.

Принятые решения базировались на недооценке возможностей окруженных советских войск по оказанию дальнейшего сопротивления. И осторожный фон Бок на всякий случай обращает внимание командующих армиями, что замена подвижных соединений 4-й и 9-й армий пехотными и выполнение поставленных задач на преследование противника не должны привести к слишком большому ослаблению сил в районе западнее Вязьмы. Позднее в отчете о боевых действиях 3-й танковой группы было хвастливо заявлено, что «5-й армейский корпус быстро выдвинулся вперед и на ряде участков сменил дивизии 56-го мк. Эта смена произошла особенно быстро и четко, все части были хорошо натренированы к этой операции, имея опыт в ряде боев на окружении в ходе компании на востоке» [48]. На самом деле, как свидетельствуют немецкие документы, смена подвижных соединений пехотой растянулась на несколько суток.

К исходу 8 октября протяженность внутреннего фронта окружения западнее Вязьмы составляла не менее 320–350 км. Его удерживали 24 дивизии противника (положение соединений противника показано на схеме 8). Шесть танковых дивизий (6, 7, 10, 2, 11 и 5-я), развернутых на фронте 80 км, были задействованы на восточной стороне кольца — там, где ожидались наиболее вероятные попытки русских осуществить прорыв. Еще 4 дивизии был задействованы на ликвидации более мелких котлов [237].

Положение войск Западного фронта севернее железной дороги Смоленск — Москва. Ставка упустила возможность своевременного отвода войск Западного и Резервного фронтов на подготовленный Ржевско-Вяземский рубеж. К тому же в Москве, озабоченной падением Орла и прорывом противника к Юхнову, недооценили значение двух небольших плацдармов, захваченных противником на восточном берегу Днепра. Но тут сразу возникает вопрос: а знали ли в Генштабе и Ставке о них, а если знали, то когда это стало известно? Но в любом случае, взаимодействие войск Западного и Резервного фронтов на направлении прорыва танкового клина Гота не было организовано. Опоздали и с переподчинением войск 31-й и 32-й армий Западному фронту. Возможно, для подобных упреков в адрес высшего военного руководства нет оснований? Но мы можем судить об этом лишь по тем немногим документам Ставки, с которыми компетентные органы соизволили ознакомить общественность, а также по действиям войск и их результатам. Поэтому считаю себя вправе на их основании выдвигать свою версию развития обстановки и причины, по которым произошли (или не произошли) те или иные события.

К исходу 7 октября в Ставке поняли, что в связи с быстрым продвижением противника в тыл Западного фронта и захватом Вязьмы приказ на занятие Ржевско-Вяземского рубежа уже не соответствовал обстановке и что необходимо как можно быстрее отводить войска на частично оборудованный рубеж Можайской линии обороны. Туда предполагалось направлять все наличные резервы и все соединения, избежавшие окружения. В качестве первой меры четырем стрелковым дивизиям Западного фронта было приказано занять позиции на Можайской линии обороны и создать там необходимый заслон. Ставка начала формировать новую 5-ю армию под командованием Лелюшенко из частей резерва Ставки и войск, которые уже были на Можайской линии. Она также создала Московский Резервный фронт под командованием генерал-лейтенанта П.А. Артемьева, командующего Московским военным округом, назначив его управлять всеми силами на Можайской линии обороны. Одновременно были приняты меры по организации обороны на северном участке Ржевско-Вяземского рубежа.

На правом крыле фронта части и соединения 22-й армии (256, 133, 174 и 186-я сд) в течение 9.10, прикрываясь арьергардами, продолжали выход на заранее подготовленный оборонительный рубеж Осташков, Селижарово, Каменица, Плеханово. Точных сведений о их местонахождении не было (как только начиналось движение войск или штабов, связь пропадала. — Л.Л.). В районе Селижарово 110-я сд готовилась к погрузке в ночь на 10.10 для переброски на Можайскую линию обороны. На фронте армии противник в течение дня ограничивался ведением разведки. 119-я сд 29-й армии также готовилась к переброске автотранспортом в район Гжатска. Положение других частей армии вследствие отсутствия связи установлено не было[238].

На участке Воробьи, Булашово Ржевско-Вяземского рубежа пытались закрепиться вырвавшиеся из окружения остатки 30-й армии. Но к этому времени противнику удалось прорвать оборону наших войск севернее Булашово. Остатки 250-й и 242-й стрелковых дивизий были переданы в 31-ю армию, а полевое управление 30-й армии выведено в резерв. Видимо, командующий 31-й армией генерал-майор В.Н. Долматов (управление 31-й армии находилось в г. Ржев) получил задачу организовать оборону на второй полосе, проходящей восточнее линии Ржев, Сычевки. Ее 247-я стрелковая дивизия занимала оборону в районе Сычевки, имея два полка в районе города, один полк прикрывал подступы к ней с юга-запада.

Этих сил было недостаточно, чтобы не допустить продвижения противника в северном направлении, стремящегося после захвата Вязьмы свернуть оборону советских войск на подготовленном оборонительном рубеже. Чтобы покончить с неразберихой, возникшей при отходе, в 8.10 8 октября Долматов приказал командиру 247-й сд собирать все части, отошедшие в район Сычевки и севернее. Он потребовал: всем командирам соединений и частей, вышедших в полосу обороны 31-й армии в границах р. Обща, Холм-Жирковский, немедленно выслать офицеров связи в Сычевку. И при этом предупредил, что командиры частей, отошедших дальше оборонительных сооружений по линии Сычевки, не донесшие о своем местоположении, будут отданы под суд военного трибунала 31-й армии [239].

Сил набралось не так уж много. К 9 октября остатки 250-й сд в количестве около 500 человек, вышедшие в район Оленина (50 км западнее Ржева), планировалось по железной дороге перебросить в район Сычевки. Другая часть этой дивизии (450–500 человек) и остатки 242-й сосредоточились в районе Гусева. Остатки 251-й сд (до 500 человек), собранные в районе Алексанровки (16 км северо-западнее Сычевки), тоже должны были выйти в ночь на 10.10 в район Сычевки. 107-я мсд 30-й армии продолжала вести бой в окружении в районе Скорина (13 км юга-восточнее Белый), готовясь к прорыву в восточном направлении. Остатки 162-й сд сосредоточились в районе Баркава (20 км севера-западнее Ржева).



С началом отхода войска, находившиеся в полуокружении, были практически лишены централизованного управления. В связи со стремительными действиями противника и частыми перерывами связи командующие фронтами, перемещавшиеся в новые районы, и Ставка не знали оперативной обстановки и постоянно запаздывали с принятием решений и постановкой соответствующих задач войскам. Поэтому «вверху» решили, что командование окруженными западнее Вязьмы войсками целесообразно поручить одному из командующих армиями. Такое решение объединить все войска в Районе Вязьмы под единым командованием было единственно правильным. Хотя было бы лучше, если бы окруженные войска возглавил один из руководителей фронта, например заместитель командующего Западным фронтом Болдин. Это был бы естественный и понятный всем шаг. Но выбор Конева пал на генерала Лукина.

Фигура генерала Лукина была достаточно авторитетна среди других командующих армиями. При этом, несомненно, учитывался его опыт ведения боев в окружении под Смоленском и относительно удачный выход из него. Напомним, что Лукин успешно осуществил отвод своих войск к Днепру и лично руководил переправой, пока остатки его армии не перешли на восточный берег реки. Видимо, именно поэтому генерал-лейтенанту Лукину было поручено объединить действия всех окруженных западнее Вязьмы войск, чтобы, организованно отражая натиск врага, пробиваться на восток в направлении либо Сычевки, либо Гжатска.


Член Военного совета 19-й армии В.Г. Ванеев

Однако Лукин куда-то пропал и в течение 7 октября на связь с командующим Западным фронтом так и не вышел. Как выяснилось позднее, в 12.00 7.10 в районе Ломы (28 км северо-западнее Вязьмы) штаб армии подвергся нападению мотомехчастей противника. Комендант штаба майор Андреев быстро организовал оборону силами батальона охраны штаба, роты особого отдела и связистов армейского полка связи. От немцев удалось отбиться. Здесь в стычке с немцами погиб командир полка связи полковник Базилевич-Белый, пропали без вести член Военного совета армии И.Л. Шекланов и начальник политотдела армии Шустин (позднее выяснилось, что они оба погибли).

Генерал-полковник Конев, связавшись по радио с командующим 32-й армией генерал-майором С.В. Вишневским, отдал ему указания по выходу из окружения:

«т. Вишневскому.

1) Берите управление всеми частями, отходящими на р. Днепр 19 А, остатков 30 А и, если окажутся части 20 А, 24 А немедленно (слово зачеркнуто. — Л.Л.) при условии, что они утеряли связь со своим командованием — сегодня ночью выйти на рубеж Ново-Дугинская, Вязьма и если по обстановке создастся угроза обхода противником с севера, отходить на Ново-Дугинскую, Холм, Туманов, Вешки ([карта] 500 000), где перейти к прочной обороне.

2) Сохраняйте всю технику, особенно артиллерию, и выводите ее в первую очередь. Тяжелую артиллерию сразу выводите на рубеж Гжатск. Морскую артиллерию, установленную на обороняемом рубеже — подорвать. Персонально Вам, т. Вишневский, члену Военного совета т. Иванову возлагается вся ответственность за выполнение этого приказа.

3) В районе Вязьма обороняются части 73 и 50 сд, которые обеспечат ваш выход. Туда же, по нашим сведениям, подходит 38 сд.

4) Пошлите делегатов навстречу частям 20 А, которая должна отходить вдоль автострады. Южнее выходят и войска 24 А.

5) Действуйте компактным кулаком, собирайте разрозненные группы в единые кулаки, прошибайте мелкие группы противника решительно, не ввязываясь ни в коем случае в бои с главной группировкой противника, наступающей из района Холм-Жирковский в юго-восточном направлении, прикрывайтесь от нее небольшими заслонами. Учтите, что противник накапливает силы и усиливается, поэтому смело отрывайтесь от него.

6) Направление отхода берите в полосе ст. Касня, Вязьма.

7) Весь отход группировки всех армий прикрывайте одной 2 сд, которая отходит последней.

Передано в 17.20 8.10» [240].

Судя по тексту распоряжения, в штабе Западного фронта плохо знали общую обстановку в районе Вязьмы. Главное — там не знали положения ни своих войск, ни противника. В этом мы убедимся далее. Командующий 32-й армией генерал Вишневский, исходя из сложившейся обстановки, отдал приказ о подчинении себе всех частей, действующих на восточном берегу р. Днепр на участке устье р. Вязьма — Дорогобуж. В соответствии с указаниями командующего фронтом он решил отводить войска с р. Днепр на Можайскую линию обороны.

В 2.20 8: 10 Вишневский донес в штаб Западного фронта:

«1. На основе ваших указаний, переданных для командующего 19 армией (выделено мною. — Л.Л.), отвожу войска с рубежа р. Днепр, объединяя все части 19 и 32 армий.

3. Сегодня же подчиняю все части себе и отдаю приказ на отход.

4. Решаю отходить в полосе справа ст. Сычевка, Холм-Жирковский, слева — Гжатск, Вязьма, Издешково.

Из имеющихся подвижных средств создаю ударные кулаки на флангах, которыми буду прокладывать дорогу.

Артиллерию тяжелых калибров буду вести по автостраде и грейдированным путям.

Выход начну с 16.00 8.10.41 г., т. к. ранее этого срока не смогу взять твердо в руки управление всеми дивизиями и организовать отход.

Выбросить одну дивизию по автостраде в Можайск не смогу — нет транспорта, но приложу все усилия к сбору транспортных средств — выполнению задачи.

Прошу:

1) Подтвердить мне Ваш приказ на отход ввиду его исключительной важности.

2) Дать перечень частей, которые должны выйти за Днепр.

3) Обеспечить бесперебойную связь самолетами.

4) Выслать данные для радиосвязи.

5) Указать общее направление отхода.

6) Ориентировать в общей обстановке.

7) Помочь — прикрыть авиацией.

Вишневский»[241].

Этот документ вряд ли нуждается в комментарии — все изложено предельно ясно и обоснованно. Обращает на себя внимание просьба командарма подтвердить приказ на отход — он не хочет оказаться крайним, оставив хорошо подготовленный к обороне рубеж.

Вишневский приказал 2-й стрелковой дивизии с приданными частями к 15.00 сосредоточиться в районе Третьяково, Зимница, Мал. Алферово и в 18.00 этого же числа выходить в район Вязьмы, имея осью движения автостраду. Он приказал также взорвать все мосты и проходы в полосе дивизии и морские орудия, установленные стационарно на днепровском рубеже. В пункте 8 приказа командарм сообщил, что впереди 166-я сд располагается на рубеже Осташково, Вязьма.(позже эти сведения не подтвердились. — Л.Л.).

Далее я буду ссылаться на документы, которые были вынесены из окружения лично командиром 2-й стрелковой дивизии генералом В.Р. Вашкевичем. Не только вынесены, но и сохранены, несмотря на строгий приказ по окончании войны — сдать все документы, в том числе и находящиеся на личном хранении: карты, дневники (ведение которых было запрещено соответствующим приказом), блокноты и записные книжки, касающиеся ведения боевых действий, для передачи их в архив. Владимир Романович совершил должностной проступок, но благодаря этому мы имеем теперь возможность проследить важные подробности попыток наших войск прорваться из окружения[242]. Дело в том, что, как ни странно, фонда 2-й стрелковой дивизии (второго формирования), бывшей 2-й дивизии народного ополчения, в ЦАМО не существует.

Из воспоминаний командира 2-й стрелковой дивизии генерал-майора В. Р. Вашкевича:

«День 8 октября для 2-й дивизии народного ополчения был полон разноречивых приказов и распоряжений. Только части дивизии начинали выполнять один приказ, как следовал другой, с иной, противоположной задачей.

В 5 часов утра 8 октября штаб дивизии получил приказ командующего войсками 32-й армии (оригинал приказа командующего 32-й армией на отход 2-й сд публикуется в Приложении 11. — Л.Л.), отданный в 2 часа 20 минут 8 октября 1941 г.

Приказ гласил:

„Исходя из сложившейся общей обстановки и указаний командующего фронтом, я подчиняю себе все части, действующие на восточном берегу р. Днепр на участке устье р. Вязьма — Дорогобуж.

В соответствии с указаниями фронта решаю отводить войска с рубежа р. Днепр на Можайскую линию обороны.

2 сд с приданными частями сосредоточивается в районе Третьяково, Зимница, Мал. Алферово к 15.00 8.10.41 и в 18.00 этого же числа начинает выход в направлении на Вязьму, имея осью движения Смоленскую автостраду…“»[243]

Вашкевич продолжает:

«До района сбора подразделениям дивизии предстояло пройти 25–30 километров, а потом идти на Вязьму, до которой оставалось еще 25–30 километров. Если учесть, что этот марш должен был совершаться в предвидении встречного боя и требовал самой тщательной организации, задача оказывалась трудновыполнимой. Но приказ есть приказ. И части дивизии приступили к его выполнению. Какие изменения происходили в командовании войсками — нас не информировали.
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Воскресенье, 24 Марта 2019, 16.49.08 | Сообщение # 12
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Вскоре мы получили записку командующего 19-й армией генерал-лейтенанта М.Ф. Лукина:

„К-ру 2 див. Приказ командарма 32 об отходе не выполнять как ошибочный. Выполняйте мой приказ на оборону. Лукин, В. Ванеев. 8.10.41“ (оригинал распоряжения, написанного на клочке бумаги, публикуется в Приложении 12).

Исполняя этот приказ, части дивизии, после небольших стычек с разведывательными и передовыми частями противника, вновь заняли свои позиции по реке Днепр» [60].

Лукин, не согласившись с решением Вишневского, отменил его приказ о немедленном отходе и подтвердил задачу 2-й стрелковой дивизии на оборону днепровского рубежа. Он действовал при этом на основании полученного ранее приказа Западного фронта об отходе и организации упорной обороны по восточному берегу р. Днепр. О решении Ставки об оставлении Ржевско-Вяземского рубежа на вяземском направлении он не знал. Много позднее генерал Лукин вспоминал, что он вышел на связь со штабом Западного фронта 7 октября. Но это противоречит его же донесению, приводимому ниже. Скорее всего, приказ Конева возглавить войска 19-й и 32-й армий и группы Болдина, оказавшиеся в окружении севернее автострады, он получил через штаб 32-й армии.

В 10.30 8 октября генерал Лукин, не имея связи с Коневым, доложил напрямую в Ставку о создавшейся обстановке после получения армией приказа на отход. Считаю целесообразным привести это довольно пространное донесение, из текста которого можно многое узнать и понять — не только, когда начался и как проходил отход, но и когда и в каком состоянии вышли на Днепр войска армии. К сожалению, донесение запоздало — адресаты получили его только 11 октября в 19.35:

«тов. СТАЛИНУ

тов. ШАПОШНИКОВУ

тов. КОНЕВУ

1) Приказ Западного фронта на выход 19-й армии за р. Днепр получен в 4 часа 6 октября с/г. После этого связь с Западным фронтом утеряна, где находится штаб фронта, не знаю (здесь и далее выделено мною. — Л.Л.). Для уточнения и установления фронта соседей выслал командиров штаба для розыска штабов 32 и 20 армий.

2) В 10 часов 6 октября с/г армия начала отход за р. Днепр с рубежа р. Вопец и Вопь. Отход совершен организованно вне воздействия наземного противника, под частичным воздействием авиации.

3) Во второй половине 7 октября армия закончила сосредоточение за р. Днепр и приступила к занятию обороны на участках: 166 сд — Хитрово, Мосолово. 2 сд занимала оборону на участке Мишутино, Микулино (8 км зап. ст Издешково).

Ввиду того, что противник прорвал оборону войск Резервного фронта и упредил части 19 армии в занятии обороны по р. Днепр, 91 и 214 сд не смогли занять данную им полосу обороны.

91 сд была выдвинута в район Шадоя (5 км севернее Богдановщина. — Л.Л.) для прикрытия с севера направления Михалево, Богдановщина.

114 сд сосредоточилась в лесах северо-восточнее Богдановщина.

244 сд сосредоточилась в районе Старое Село, Гридино.

4) 134, 89 сд, 45 кд, 127 тбр к исходу 7 октября с/г сосредоточились:

134 сд — Холм, Едино, Шубино

89 сд — Осташково, Трофимово, Митино

5) Части 32 армии занимали следующее положение:

а) остатки 140 сд двумя группами обороняли: правой группой БАРКОВО и лес западнее, левой группой район ХИТРОВО.

б) остатки 248 и 140 сд общим числом до двухсот чел. опускались (так в тексте, то есть отходили на юг. — Л.Л.) в лес сев. — зап. ЛОМЫ. Мной приказано этой группе занять оборону в районе КЕЛИТА (правильно — ХМЕЛИТА в 32 км северо-западнее Вязьмы. — Л.Л.).

6) Мой КП в 6 часов был развернут в лесу вост. ЛОМЫ. В 11 часов 8 октября с/г танки противника заняли ЛОМЫ и обстреляли КП пулеметным и орудийным огнем. Был вынужден перенести его в центр расположения войск лес западнее НИКУЛИНО.

7) 8 октября с/г продолжают обороняться 166 сд и 2 сд по рубежу р. Днепр на участке ХИТРОВО, ИВАННИКИ.

[Силами] 91 сд, 214 сд и 140 сд наношу удар в северном и северо-восточном направлении с целью нанесения поражения прорвавшимся частям пр-ка и обеспечить себя от угрозы, нависшей с севера.

127 тбр и 45 кд — с той же целью наступать ЛОМЫ.

8) Ударная сила в целом определяется в 500–600 активных штыков пехоты на каждую дивизию исключением второй сд и 244 сд. Общая численность до 10.000 каждая (указанная численность 244-й сд вызывает большие сомнения, в донесении от 9.10 отмечено, что дивизия сильно потрепана. 2-я сд насчитывала более 11 тыс. человек. — Л.Л.).

Артснарядов от половины до… БК, продфуража 2–3 сутодачи, горючего до 1,5 заправки.

Перспектива получения в дальнейшем, ввиду занятия противником ВЯЗЬМЫ, ЛОМЫ и его продвижения из района ЛОМЫ на ВЯЗЬМА, ограничена.

9) Прошу ориентировать общей обстановке фронте и дальнейших оперативных предназначениях армии, частности прошу указать, где группа Болдина.

Лукин, Ванеев, Малышкин № 2160/ш»[244].

Расположившийся в Ломы штаб 19-й армии был атакован подразделениями 114-го пехотного полка 6-й танковой дивизии противника, спешившими соединиться с 7-й танковой дивизией 56-го моторизованного корпуса. В ходе боя немцы захватили 5 грузовых машин с минами и боеприпасами, взяли в плен 67 человек. В 14.30 этот полк силами двух батальонов возобновил наступление в направлении Павлово и к исходу 8 октября закрепился на подготовленном нами рубеже Ломы, Марьино, Павлово, Мартюхи фронтом на юго-запад. Западнее заняли оборону части 129-й пехотной, восточнее — 7-й танковой дивизии.

В этот же день 8 октября (в некоторых публикациях этот документ неправомерно датируется 9-м октября) Военный совет 19-й армии доложил в Ставку об обстановке и принятом решении:

«Связи С командующим Западным фронтом не имею. Командующий 32 А генерал-майор Вишневский, не имея со мной связи, отдал приказ о подчинении ему войск 19 армии, отошедших за Днепр, и о немедленном отходе на Можайскую линию обороны.

Не согласен. Прорвались незначительные силы пр-ка, которые можно уничтожить или остановить (здесь и далее выделено мною. — Л.Л.).

Приказ командующего 32-й армии отменяю. В войсках произошел сумбур. Принимаю меры к наведению порядка.

Сегодня организую наступление в северном и северо-восточном направлениях. Если наступление не удастся, отход начну в ночь на 9.10»[245].

Во время вынужденного отхода, и особенно при действиях войск в окружении, от командования требуется особая твердость и решительность в подчинении себе всех частей, независимо от их принадлежности. Нарушение четкой системы подчиненности, перемешивание потрепанных соединений разных армий и тут же скопление многочисленных частей и учреждений их тылов привели к нежелательным последствиям. Недаром Лукин в официальном донесении в Ставку употребил такое слово, как сумбур. Ведь отмененный приказ Вишневского касался не только 2-й стрелковой дивизии, его получили и другие соединения и части. Противоречащие друг другу приказы внесли страшную путаницу в управление войсками, так как некоторые дивизии, сначала готовившиеся перейти к обороне и затем получившие приказ на отход, теперь снова должны были вернуться и занять назначенные участки на Днепре.

Прежде всего, необходимо было немедленно восстановить управление окруженными войсками и управляемость разнородных частей и соединений, личный состав которых был подавлен неудачами и большими потерями. На моральном состоянии и боеспособности командного и рядового состава отрицательно сказывался и недостаток правдивой информации. У некоторых неустойчивых командиров стали проявляться шкурнические настроения, желание под любым предлогом уклониться от опасных заданий, сохранить любой ценой остатки своих частей и свою жизнь. И об этом говорил мне Михаил Федорович при встрече.

Участники боев под Вязьмой, в том числе ветераны 120-го гап, впоследствии вспоминали, что настроение было — хуже некуда. На исходе были боеприпасы, горючее и продовольствие. К этому надо добавить, что все медицинские пункты и госпитали были переполнены ранеными, медикаментов и перевязочных материалов оставалось совсем мало. Многие считали, что генералы их предали, бросив на произвол судьбы. Нужны были жесткие меры по наведению порядка и борьбе с трусами, паникерами и распространителями ложных слухов. Но, судя по всему, партийно-политический состав, военные прокуроры и работники военных трибуналов в этой сложной обстановке растерялись и не справились со своими задачами.

Дело осложнялось недостатком и даже отсутствием необходимых средств связи, которых недоставало даже для управления своей армией, а тут прибавилось еще три и группа Болдина. Попытка связаться с командующим 20-й армией генералом Ершаковым не удалась. Не было связи и с командующим 24-й армией генералом Ракутиным и опергруппой генерала Болдина. Очевидно, штабу фронта было легче наладить связь с подчиненными армиями и, отдавая Лукину приказ, дать хотя бы координаты армейских штабов и необходимые радиоданные. В этот момент, как никогда, нужна была поддержка извне — в любой форме. Но Конев сам потерял связь с армиями фронта, и все распоряжения передавались циркулярно во все штабы с расчетом на дальнейшую взаимную информацию между ними.

Подготовка к выходу из окружения. В течение 8 октября подчиненные Лукину части занимались приведением себя в порядок и перегруппировкой сил для выхода из окружения. Одновременно они пытались нащупать слабые места в обороне противника. Именно в этот день — 8 октября — немцы отметили, что «противник впервые вел разведку участка 7-й танковой дивизии с юго-запада». К сожалению, генерал Лукин жестоко ошибался в оценке противника. В районе Ломы на его КП наткнулись части 6-й танковой дивизии врага, следовавшие за 7-й танковой дивизией, которая уже замкнула кольцо окружения в районе автострады совместно с 10-й танковой дивизией. Характерно, что, когда войска 19-й армии начали занимать оборону на Днепре, противник даже не попытался нанести им удар в спину. Немцы предпочли закрепиться на подготовленном нашими войсками оборонительном рубеже Ломы, Павлово, Спас, р. Бебря и подготовиться к отражению попыток русских прорваться на восток и северо-восток.

Между тем общая обстановка на московском направлении продолжала ухудшаться. Для обороны Москвы требовались войска, а их не было. В архиве сохранился документ, в котором командующий Западным фронтом в 17.45 8.10.1941 потребовал немедленно начать выход из окружения:

«Немедленно отходите. Повторяю — немедленно! Смело под прикрытием отрывайтесь от противника. Сохраняйте артиллерию и технику, выталкивая ее в первую очередь»[246].

Дошло ли это распоряжение до войск, установить не удалось. Вообще, на многих архивных документах нет отметок о получении донесений и распоряжений адресатами. Но, судя по поведению Лукина и колебаниям в руководстве окруженными войсками относительно дальнейших действий, это распоряжение не было получено. Там еще не в полной мере оценили всю опасность положения окруженных войск и, главное, необходимость их быстрого отвода на Можайскую линию.

Одновременно командование Западного фронта предприняло попытку деблокировать войска, оказавшиеся в окружении западнее Вязьмы. 8.10 Конев поставил задачу 16-й армии — «решительным ударом, по противнику, занявшему район Вязьмы, овладеть Вязьмой и содействовать выходу частей 19, 20 и 24-й армий на рубеж: 19-я армия — Сивальниха, Нов. Село (7 км севернее Вязьмы. — Л.Л.); 20-я армия — Шимоново, ст. Угрюмово»[247].

В дальнейшем 16-я армия должна была упорно оборонять участок Нов. Село, Вязьма, Шимоново, а 19-я и 20-я армии и группа Болдина, прикрывшись с запада, основными силами нанести удар севернее Вязьмы. Штаб фронта в это время находился в районе совхоза Красновидово, оперпункт — в Гжатске. Конев ставил задачу войскам 16-й армии, не зная, что в распоряжении Рокоссовского была только одна 50-я стрелковая дивизия (к тому же без одного полка) и он сам оказался в сложном положении, так как противник перерезал автомагистраль восточнее Вязьмы и вышел ему в тыл. Судя по всему, Рокоссовский не получил этого распоряжения. Подчиненные ему части и штаб, отходя на восток, при подходе к Гжатску подверглись нападению мотоциклистов и танков противника неустановленной численности. После короткого боя штаб и части 50-й стрелковой дивизии отошли к северу и к 7.00 11.10 переправились через р. Гжать. Дивизия и присоединившиеся к ней отходящие части различных соединений сосредоточились в районе Никольское (14 км северо-восточнее Гжатск), где продолжали вести бои с прорвавшимся противником.

Согласно донесению начальника обороны района Гжатск генерал-майора Щербакова (штаб в Столбово) противник, по состоянию на 8.00 9.10, превосходящими силами пехоты с танками с утра вел наступление с юга на Гжатск. Подчиненные ему части, недостаточно обеспеченные боеприпасами, с упорными боями отходили на юго-восточную окраину г. Гжатск. В боях сбито 3 немецких самолета, взято в плен 2 человека, подбито 3 танка противника. По немецким данным, Гжатск был захвачен 9 октября передовым отрядом дивизии СС «Рейх» в составе 10 танков с пехотной ротой почти без боя.

Работником политуправления Западного фронта и командирами из Гжатского гарнизона были задержаны 4 орудия 744-й сп (видимо, 149-й сд) и машина со снарядами, которые были направлены им в район огневых позиций. Но по пути туда начальник артиллерии 43-й армии генерал-майор перехватил их и направил в тыл, сказав: «Пусть Западный фронт ищет свою артиллерию, а артиллерию 43-й армии не трогает». Работник политуправления фронта пытался еще раз переубедить генерала, но тот грубо оборвал его и заявил: «Идите, проводите занятия с красноармейцами<…>. И вообще, если бы таких уполномоченных больше расстреливали, толку было бы больше»[248].

В 12.45 9.10 Конев повторно потребовал:

«Лукину, Ершакову, Вишневскому.

Необходимо Вам понять, что каждый час промедления выходом армий грозит катастрофой, потерей Ваших армий. Выход Ваш нужен для защиты Москвы. На Вас лежит огромная ответственность.

Приказываем: развить темпы по выходу не менее 70 км в сутки, идти день и ночь. Ведите разведку, устанавливайте слабые места»[249].

В этот же день, 9.10.1941 г., Военный совет Западного фронта, докладывая в 15.50 в Ставку о мерах, предпринимаемых для прикрытия направления Гжатск, Можайск, на вопрос Сталина о Лукине ответил, что они «внесли предложения по выходу 19 А». А что еще они могли сделать, кроме как вносить предложения и отдавать запоздалые распоряжения отходить с темпом 70 км в сутки? Для этого надо было сначала прорвать плотное кольцо окружения. Попытка оказать помощь окруженным войскам путем нанесения удара извне силами 16-й армии не состоялась, а других сил в это время в районе Вязьмы в распоряжении Западного фронта не было.

Возможно, командующий 31-й армией получал распоряжения по оказанию помощи окруженным, но ее войска были скованы боем с противником, наступающим и с запада, и с юга. Хотя есть сведения, что какие-то разрозненные попытки предпринимались. Севернее Вязьмы остатки 248-й стрелковой дивизии на 8 октября занимали оборону у Копориха на р. Вазуза, прикрывая Новодугино. По некоторым данным, дивизия пыталась помочь 19-й армии ударом извне кольца. Но немцы были готовы к такому развитию обстановки, и атака была отбита. В 9.10 10 октября противник мотоколонной силой до полка овладел ст. Новодугинская. В этот район были направлены два батальона 909-го сп 247-й стрелковой дивизии с тремя орудиями полковой артиллерии и четырьмя 45-мм орудиями с задачей овладеть Новодугинская и не допустить распространения мелких групп противника Сычевка, Гжатск[250]. Ну что можно было сделать этими ограниченными силами? 247-я сд при отходе на восток сама попала в окружение. По решению командира дивизии тяжелое вооружение и матчасть были выведены из строя, личный состав, разбившись на небольшие группы, стал пробиваться к своим. Одна из групп численностью 681 человек вышла из окружения почему-то под командой генерала К.А. Коваленко. Видимо, командир дивизии К. Сверчевский вышел с другой группой.

Конев в своей статье утверждает:

«Принимая решение на выход из окружения, мы ставили задачу ударными группировками армий прорвать фронт противника в направлении Гжатска, севернее и южнее шоссе Вязьма — Москва, не соединяя армий в одну группировку, и не назначили сплошного участка прорыва. Нашей целью было не позволить. врагу сужать кольцо окружения и, имея обширную территорию, маневрировать силами, сдерживать активной борьбой превосходящие силы противника» [43]. Далее Иван Степанович отмечает, что борьба в окружении — сложная форма боя, и выражает сожаление о том, что войска не готовились к этому виду боевых действий перед войной! То же самое он говорил и про отход — комиссии ГКО. К сожалению, ясного представления о силах и характере обороны противника, перекрывшего кратчайший путь на Гжатск, ни у Лукина, ни у Конева, ни в Генштабе не было. На направлении, указанном Коневым для прорыва из окружения, немцы построили наиболее плотную оборону. На схемах 19 и 20 показана группировка противника севернее Вязьмы.

Кроме всего прочего, надо учитывать, что в связи с прорывом противника в оперативную глубину условия для действий нашей авиации чрезвычайно ухудшились. Противник придавал большое значение захвату аэродромов нашей авиации.

Началось массовое перебазирование авиачастей с передовых аэродромов, причем не всегда организованное. Так, при взлете с аэродрома Климово два бомбардировщика СБ, в которых, кроме летчиков, находились механики и инженеры, столкнулись в воздухе на высоте около ста метров. При внезапном выходе даже небольших сил противника к аэродромам эвакуировать боевые самолеты, имевшие незначительные повреждения, не успевали, и их приходилось уничтожать. Иногда летчики, возвращавшиеся с боевого задания, не могли приземлиться на своих аэродромах, уже захваченных немцами. Так, при посадке на аэродром Мигалово заместитель командира 180-го иап капитан И.М. Хлусович вовремя заметил немцев. Он успел завести мотор и взлетел буквально перед носом опешивших гитлеровцев. Но командир полка капитан А.П. Сергеев был схвачен ими и зверски убит. Кроме того, аэродромы, куда перелетали самолеты, не всегда были готовы для их приема, не имели запасов бомб и ГСМ [35].

Все это привело к тому, что количество боевых самолетов на московском направлении значительно уменьшилось. К 10 октября в составе ВВС Западного фронта осталось менее 200 самолетов, а на Резервном фронте — всего 28 боеспособных машин. Соответственно снизилось и число самолето-вылетов на поддержку наземных войск. «В течение 9 октября ВВС Западного фронта произвели всего 39 самолето-вылетов, из них: 20 — в целях разведки, 11 — на прикрытие своих войск в районе Гжатска, 6 — на бомбометание по танкам противника южнее Гжатск (из них 3 вернулись, не выполнив задания из-за плохой погоды), 2 самолета были использованы на доставку вымпелов 19-й и 20-й армиям. При этом не вернулись на свои аэродромы 5 самолетов И-16 (из них 3 — с разведки, 2 — с задания на доставку вымпелов)»[251].

Впрочем, активность частей 2-го воздушного флота врага также снизилась. Если 6 октября немецкая авиация провела 1030 самолето-вылетов, 8-го — 559, то 9 октября только — 269. Причина, несомненно, заключалась в значительных потерях в самолетах. Но гитлеровцы предпочли объяснять это наступлением осенней непогоды. Мол, начиная с 6 октября на южном участке группы войск, а с 7 и 8 октября и на остальных ее участках пошли осенние дожди, а затем и снег. Поэтому, начиная с 8 октября были существенно ограничены действия поддерживающей авиации, так как опасность обледенения, плохая видимость и снежная метель, с одной стороны, и плохое состояние взлетно-посадочных полос — с другой, не позволяли поддерживать на прежнем уровне авиационное обеспечение операции.

Ставка приняла меры по наращиванию сил авиации за счет перебазирования частей из глубокого тыла страны, с других театров военных действий. Авиации Западного фронта, подчиненной теперь напрямую командованию ВВС Красной Армии, дополнительно выделяются четыре новых авиаполка: один штурмовой, два полка истребителей МиГ-2 с РС-ами и один полк Пе-2. Организуются массированные удары по колоннам противника, наступающим в полосе фронта. Примечательно, что большинство боевых вылетов в октябре 41-го советские штурмовики выполнили в крайне неблагоприятных погодных условиях. Требование поднимать самолеты независимо от погодных условий было характерным для всех приказов этого периода. Бои в воздухе в этот период отличались исключительным упорством. Достаточно эффективными оказались и налеты дальних бомбардировщиков на аэродромы Смоленского аэроузла.

К сожалению, пилотам вновь прибывших частей не давали времени на ознакомление с районом боевых действий. К тому же они не имели боевого опыта и поэтому несли большие потери. Особенно при налетах на неразведанные цели и при повторных вылетах, поскольку летчики не меняли курс, скорость и высоту, чем облегчали работу зенитчиков врага. Опыт давался большой кровью. В ходе боев вырабатывалась тактика действий комбинированных групп, когда часть истребителей атаковала зенитные средства, а штурмовики под прикрытием остальных наносили удары по намеченным целям. 9 октября звено Ил-2 (ведущий л-т Г.М. Мошинец) 74-го шап 6-й РАГ нанесло чувствительные потери немецкой моторизованной колонне на дороге Орел — Мценск, выведя из строя около 15 бронемашин и 3 бензоцистерны. 12 октября экипажи 243-го шап 77-й сад в сложных метеоусловиях (облачность 10 баллов, дымка, туман, видимость 100–400 м) выполнили 18 самолето-вылетов на уничтожение мотомехвойск и переправы противника через р. Угра в районе Товарково и Плетнево и на дорогах на Синявино, Боровок. В результате атак сожжено 10 автомашин с грузами и выведено из строя до 25 бронемашин. В воздушном бою ст. политрук Дяченко сбил один Bf 109. Из боевого задания не вернулось 3 Ил-2. [35]

Отход с рубежа реки Днепр. Генерал Лукин, разобравшись в обстановке, принял решение и поставил задачи соединениям на выход из окружения и отвод частей 2-й стрелковой дивизии на р. Вязьма для прикрытия окруженной группировки с запада. Приказ на отход командиру дивизии был вручен офицером штаба 19-й армии в 17.50 8.10:

«Комдиву 2-й с. д. Боевое приказание № 073 КП командарма, лес, 1,5 км зап. Никулино, 8.10.41 г. 15.15, карта 100 000.

Пр-ник занял Вязьму. Его передовые части, двигаясь с запада, заняли Холм, Богородицкое.

19 А, прикрываясь с севера и северо-запада, отходит на Можайский укрепленный район.
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Воскресенье, 24 Марта 2019, 16.56.45 | Сообщение # 13
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Глава 6

Катастрофа

Тяжелое положение на западном направлении. Первоочередные меры по воссозданию стратегического фронта. Могли ли Ставка и Жуков спасти окруженные войска и предотвратить катастрофу? Попытка прорваться 11 октября у Богородицкое не удалась, 19-я армия повернула на юг. Агония 20-й и 24-й армий южнее Вязьмы. Получив отпор на Можайской линии обороны, фон Бок вынужден был временно прекратить наступление. Масштабы катастрофы, куда делся миллион бойцов? Сосчитаем ли мы когда-нибудь потери вооруженных сил в минувшей войне?

На московском направлении планомерно отвести войска двух фронтов на Ржевско-Вяземский рубеж не удалось. В окружении в районе Вязьмы оказались 36 стрелковых дивизий из 58, все 9 танковых бригад и половина артполков РГК. Вместе с войсками в котел у Вязьмы попали и полевые управления четырех армий (19-й и 20-й армий Западного фронта, 24-й и 32-й армий Резервного). Остальные войска, не попавшие в окружение, отошли на восток и северо-восток. В оперативном окружении под Брянском оказались три армии и их полевые управления, а также и сам командующий фронтом. Штаб фронта оказался в Белеве без средств связи. Войсками этого фронта в основном руководили Ставка и Генштаб. По существу, Западный, Резервный и Брянский фронты, как оперативно-стратегические объединения, перестали существовать. Таким образом, в течение каких-то семи-восьми дней из боевого строя Красной Армии выбыло 13 армий (из 16 оперативных объединений), до сих пор удерживавших фронт на Западном стратегическом направлении. В результате сложилось крайне тяжелое положение: в обороне советских войск на Западном стратегическом направлении протяженностью 800 км зияла брешь шириной до 500 км. Закрыть ее было нечем, так как резервы Ставки были еще раньше израсходованы для восстановления фронта на юго-западном и орловском направлениях. Это было равносильно катастрофе, которая кардинально изменила обстановку на всем советско-германском фронте. Ее тяжелые последствия еще долго определяли все решения Ставки ВГК и последующие действия Красной Армии.

Во второй декаде октября почти все пути в глубину страны были открыты. Единственной преградой на пути вермахта к Москве оставалась Можайская линия обороны, строительство которой, начатое еще в июле, еще не было завершено. От Волоколамска до Калуги имелись в различной степени готовности четыре укрепрайона (УР). Здесь коллективными усилиями населения и выведенных на рубеж строительных частей удалось за короткий срок проделать большую работу по строительству укреплений. Было построено: огневых точек из сборного железобетона — 289, деревоземляных и с железобетонными колпаками — 534, отрыто 111 километров противотанковых рвов и 95 километров эскарпов. Но план был далек от завершения — продолжалось строительство еще 110 дотов и 433 дзотов. Особенно слабо был подготовлен Калужский УР, ибо его оборудование началось позже других. Несколько отставал от общего хода строительства и Волоколамский УР. Но для обороны укреплений требовались войска, которых в распоряжении советского командования не было.

Воссоздание Западного фронта пришлось начинать чуть ли не с нуля. Все войска, действующие на московском направлении, с 11 октября были объединены в новый Западный фронт под командованием генерала армии Г.К. Жукова, перед которым была поставлена задача всеми имеющимися в его распоряжении силами остановить наступление немецких войск. Становлению фронта обороны на новых рубежах во многом способствовало упорное сопротивление войск, окруженных под Вязьмой и Брянском, а также заблаговременно принятые Ставкой и ГКО меры по оборудованию Можайской линии обороны. Ставка ВГК приняла решение о формировании 16, 5, 43 и 49-й армий, которые должны были развернуться на Можайской линии обороны. Для этого были использованы полевые управления 16, 31, 33 и 49-й армий, избежавших окружения. Жуков приказал все соединения и части, оказавшиеся на волоколамском направлении, включить в состав 16-й армии под командованием К.К. Рокоссовского, на малоярословецком — 43-й армии генерала К.Д. Голубева и на калужском — 49-й армий генерала И.Г. Захаркина. Войска, действующие в районе Наро-Фоминска, вошли в состав 33-й армии под командованием генерала М.Г. Ефремова, на можайском направлении — в состав вновь созданной 5-й армии под командованием Д.Д. Лелюшенко.

По расчетам, для полевого заполнения укрепрайонов Можайской линии обороны и промежутков между ними требовалось не менее 150 батальонов. К 10 октября этот оборонительный рубеж занимался силами четырех стрелковых дивизий, отрядами курсантов различных военных училищ, тремя запасными стрелковыми полками и пятью пулеметными батальонами. В общей сложности, эти силы были равны примерно 45 батальонам. По неполным данным, в районах формирования армий на Можайской линии обороны располагались войска общей численностью немногим более 62 тыс. человек. Так, 16-я армия насчитывала всего 15 423 человека, в том числе 316-я стрелковая дивизия — 11 192 человека, училище имени Верховного Совета — 1414; 5-я армия — 20 385 человек, в том числе 32-я стрелковая дивизия — 12 тыс. человек, два батальона 230-го запасного стрелкового полка 33-й запасной стрелковой бригады — 1778 человек и батальон курсантов Московского военно-политического училища имени В.И. Ленина. В 43-й и 49-й армиях всего было 26 205 человек, в том числе в 312-й сд — 11 400, в 110-й сд — около 6 тыс., в Подольском пехотном училище — 569, в Подольском артиллерийском — 560 и в четырех 4 полках ПТО — 13001. К моменту выхода к ней передовых отрядов противника войсками было занято примерно 135 км из 200 и фланги укрепрайонов оставались неприкрытыми.

Армии пополнялись по мере формирования новых частей, и подхода резервов. В последующие дни сюда были выдвинуты дополнительно пять танковых бригад, пять вновь созданных пулеметных батальонов и десять противотанковых полков (по штату они соответствовали батальонам. Полками их объявили, видимо, для того, чтобы поднять моральный дух войск на фронте). По другим данным, Западному фронту были переданы восемь танковых и две механизированные бригады, а также несколько стрелковых соединений, а Брянскому фронту — две танковые бригады и один усиленный танковый батальон. К середине октября на Можайской линии обороны были развернуты войска численностью около 90 тысяч человек. Но этих сил для создания устойчивой обороны было явно недостаточно, так как крупных оперативных резервов создать не удалось. На Можайскую линию обороны началась перегруппировка войск с соседних фронтов и из глубины страны. Сюда перебрасывались 14 стрелковых дивизий, 16 танковых бригад, более 40 артиллерийских полков и ряд других частей. По мере их прибытия они направлялись в первую очередь для прикрытия основных направлений: можайского, малоярославецкого, калужского и волоколамского. На этих же направлениях сосредоточивались все имеющиеся артиллерийские и противотанковые средства.

Были приняты все возможные меры по ускорению переброски на запад резервов из глубины страны. Так, был максимально увеличен темп подвоза соединений по железной дороге. Воинские эшелоны двигались сразу по двум колеям на минимально допустимой дистанции между ними. На это время останавливались все встречные перевозки, даже с военными грузами. Именно таким образом к середине октября были переброшены 316-я стрелковая дивизия, сформированная в июле в Алма-Ате, 312-я из Казахстана, 313-я из Туркестана и 178-я из Сибири. Для ускорения доставки резервов в назначенные районы и повышения маневренности войск были собраны все средства транспорта, имевшиеся в Москве. К середине октября на усиление обороны Москвы прибыло 12 стрелковых дивизий, 16 танковых бригад и 40 артиллерийских полков и другие части. Авиация была также пополнена новыми формированиями и двумя дивизиями дальней бомбардировочной авиации.

Но для выдвижения резервов Ставки и соединений с соседних фронтов и из глубины страны требовалось время, на которое надо было задержать противника любой ценой. Обстановка же на фронте, где продолжались бои с наступающим противником, требовала принятия немедленных решений, так как в распоряжении Западного фронта резервов не было. Ставка была вынуждена командовать отдельными дивизиями, боеготовыми танковыми бригадами и противотанковыми частями, усиливая наиболее угрожаемые направления. В зависимости от реально складывающейся обстановки на направлениях продвижения противника иногда приходилось менять предназначение некоторых соединений и частей. Так, фактически в составе 5-й армии в период с 11 по 18 октября 1941 г. находились: 32-я стрелковая дивизия, 18, 19, 20 и 22-я танковые бригады, мотоциклетный полк, один стрелковый полк 133-й стрелковой дивизии, 121, 367, 421, 509-й артиллерийские полки противотанковой обороны, пять гвардейских минометных дивизионов («РС»).

В связи с непосредственной угрозой Москве решением ГКО от 12 октября начала создаваться еще одна линия обороны на ближних подступах к столице. Она включала полосу обеспечения и два оборонительных рубежа. Первый из них строился на удалении 15–20 км от Москвы. Второй — городской — по линии окружной железной дороги. Эта система обороны получила название Московской зоны обороны, в которую входили части московского гарнизона, вновь формируемые дивизии народного ополчения, истребительные батальоны и части НКВД.

Между тем разведывательный отдел штаба группы армий «Центр» 14 октября сделал вывод, что противник в настоящее время не в состоянии противопоставить наступающим на Москву немцам силы, способные оказать длительное сопротивление западнее и юго-западнее Москвы. Все, что осталось от противника после сражения, оттеснено на север или юг. Немецкое командование и представить себе не могло, что русским удастся в столь короткие сроки собрать на подступах к Москве значительные силы.

Передо мной лежат копии трофейных карт с положением немецких войск на каждый день. Придется воспользоваться ими, чтобы попытаться воссоздать более или менее ясную картину событий, происходивших в начале второй декады октября 1941 г. на Западном стратегическом направлении советско-германского фронта. На внутреннем фронте окружения в районе Вязьмы были задействованы 23 дивизии, из них шесть танковых (группировка вражеских войск на 9 и 11 октября показана на схемах 19 и 20). Соединения 41-го и 56-го моторизованных корпусов 3-й танковой группы, не задействованные на удержании внутреннего фронта окружения, находились на рубеже дороги Сычевка, Вязьма. Южнее Вязьмы расположились главные силы 4-й полевой армии и 4-й танковой группы противника, готовых к отражению любых попыток деблокады. Сплошного внешнего фронта окружения, как такового, до 11 октября и даже позже не было. Восточнее меридиана Вязьмы на территории севернее автострады действовали в основном лишь разведывательные и передовые отряды противника.

Казалось бы, в такой обстановке нужно было приложить одно усилие и коридор для выхода окруженных войск из котла будет обеспечен. Конев, когда ставил Рокоссовскому задачу на деблокаду, как раз исходил из того, что противник занимает оборону на внешнем фронте окружения лишь отдельными опорными пунктами. Возможно, Рокоссовский поспешил с отходом на Гжатск. Но в его распоряжении была лишь одна 50-я стрелковая дивизия, да и то не в полном составе. Этими силами можно было нанести более решительный удар по противнику, занявшему Гжатск, с запада. Но он, не зная общей обстановки, поспешил на соединение со своими войсками, обойдя город с севера. Другие дивизии, которые должны были войти в состав 16-й армии, сами оказались в окружении.

Видимо, поэтому иногда высказывается мнение, что Ставка и Жуков, как новый командующий Западным фронтом, не все сделали, что было возможно, по деблокированию окруженной группировки наших войск в районе Вязьмы. Есть ли основания для столь серьезного обвинения и вообще, правомерна ли такая постановка вопроса? Несомненно, вопрос о помощи войскам, окруженным под Вязьмой, обсуждался И.В. Сталиным и Г.К. Жуковым. Остались ли следы этих переговоров в архивах, узнаем ли мы когда-нибудь, о чем они говорили и какие указания получил новый командующий Западным фронтом? Возможно, ему было приказано спасать все, что возможно, но главное — остановить врага и спасти Москву. Когда Жуков лично ознакомился с обстановкой, он убедился, что для одновременного решения двух задач — деблокады окруженных войск и воссоздания фронта на подступах к Москве — сил и времени не было. Впрочем, и для одной задачи сил не хватало. На мой взгляд, такая альтернатива — спасать ли окруженные войска или создавать новый фронт для защиты Москвы — перед ним не стояла. Для Жукова с самого начала в качестве приоритетной была задача организации обороны подступов к Москве, к которой вот-вот могли прорваться танковые колонны врага. И возможностей для оказания действенной помощи окруженным извне у него не было.

С позиции сегодняшнего дня, когда раскрыты все карты, это особенно ясно. Война — вещь суровая: в создавшейся обстановке надо было чем-то жертвовать. Ну, не Москвой же. Попытка использовать войска, прибывающие на западное направление для деблокады окруженных под Вязьмой армий, не имела шансов на успех. В сражении вне подготовленных рубежей наспех собранные войска, несомненно, потерпели бы поражение. В этом случае пала бы и Москва. Официально это никогда не признавалось и вряд ли будет признано. Но от этого ничего не изменится. Если что и делалось, то только в надежде на самостоятельный прорыв окруженных войск, чтобы хоть какую-то часть их войск можно было использовать для защиты Москвы. Ведь уже начали пробиваться, и довольно успешно, из окружения армии Брянского фронта. Но под Вязьмой окружение было настолько плотным, что без помощи извне это оказалось невозможным.

К тому же к 10 октября обстановка на фронте еще более ухудшилась. Частью сил 9-й армии и 3-й танковой группой противник возобновил наступление против правого крыла Западного фронта в направлении Ржев и Калинин. Этим силам удалось захватить Сычевку, а затем Зубцов. Почти ничем не прикрытый разрыв в оперативном построении наших войск между Зубцовым и Гжатском, захваченным еще 9 октября частями моторизованной дивизия СС «Рейх», составил 7580 км. Промежуток между Гжатском и Юхновым шириной около 100 км также прикрыть было нечем. В полосе же Брянского фронта, войска которого пытались вырваться из оперативного окружения, вообще не было организованного фронта, за исключением участка под Мценском.

Жуков вспоминает:

«Самым важным было тогда выиграть время для подготовки обороны войск фронта. Если с этой точки зрения оценить действия частей, окруженных западнее Вязьмы, то надо отдать должное их героической борьбе.

Командование фронта и Ставка помогали окруженным войскам. Осуществлялась бомбардировка с воздуха немецких боевых порядков, сбрасывались с самолетов продовольствие и боеприпасы. Но большего тогда фронт и Ставка для окруженных войск сделать не могли, так как не располагали ни силами, ни средствами. Дважды — 10 и 12 октября — были переданы командармам окруженных войск радиограммы, в которых содержалась краткая информация о противнике, ставилась задача на прорыв, общее руководство которым поручалось командующему 19-й армией генералу М.Ф. Лукину. Мы просили немедленно сообщить план выхода и группировку войск и указать участок, где можно было бы организовать помощь окруженным войскам авиацией фронта. Однако на обе наши радиограммы ответа не последовало: вероятно, пришли они слишком поздно. По-видимому, управление было потеряно, и войскам удавалось прорываться из окружения лишь отдельными группами» [64].

На перечисление всех мер, направленных на оказание помощи окруженным войскам, Жукову в его воспоминаниях хватило одного абзаца, да и там не все соответствует действительности. Например, 9 октября из 39 самолето-вылетов авиации Западного фронта более половины было задействовано в районе Гжатска, который захватили части одной дивизии противника. Запланированная выброска окруженным войскам боеприпасов и горючего также не состоялась. 11 октября Лукин и Болдин доложили о тяжелом положении окруженных войск. Командование окруженными войсками нуждалось в достоверных данных о противнике, чтобы принять верное решение на прорыв, в помощи ударами авиации с его началом. Но и этой помощи оказано не было.

В создавшейся обстановке главным было задержать продолжающие наступать подвижные соединения противника. Для этого, прежде всего, необходимо было оценить степень угроз по направлениям их действий, выявить наиболее опасные, чтобы направить туда сохранившиеся силы и подводимые резервы. Но деятельность разведки была нарушена. Ее неэффективность приводила к неправильной оценке противника, его намерений и возможностей и, как следствие, к принятию неверных решений. На это накладывалось незнание положения и состояния своих войск, избежавших окружения, утрата управления ими. Все это не позволяло локализовать прорывы даже незначительных сил противника.

Но тут начали сказываться последствия серьезного просчета, допущенного германским главным командованием. В упоении от успехов первых сражений операции оно решило одновременно с продолжением наступления на Москву по кратчайшему пути совместными усилиями групп армий «Север» и «Центр» разгромить Северо-Западный фронт и войска, отступающие под нажимом корпусов северного крыла группы армий фон Бока. Южнее 2-я армия одновременно с ликвидацией советских войск, окруженных в районе Брянска, должна была наступать в юго-восточном направлении, а 2-я танковая армия Гудериана — совершить глубокий обход Москвы с юго-востока через Тулу, Каширу. Таким образом, были задуманы гигантские клещи, в которые должны были неизбежно попасть еще оставшиеся русские войска и большевистская столица. С запада на Москву продолжала наступать только часть сил 4-й армии и 4-й танковой группы противника. По мнению фон Бока, это сражение должно было стать последним напряжением его сил в битве за Москву.

Поворот на север и северо-восток сразу двух, а на юг — одного оперативного объединения привел к ослаблению нажима врага в центре Западного фронта. Наше командование незамедлительно воспользовалось этим благоприятным обстоятельством. К тому же надежды гитлеровского командования на быструю ликвидацию котла под Вязьмой и высвобождение удерживающих его соединений не оправдались. Немцы не учли силу сопротивления советских войск, которые своими непрекращающимися и настойчивыми попытками вырваться из окружения продолжали сковывать значительные силы врага. К исходу 11 октября на внутреннем фронте окружения все еще было задействовано 18 дивизий противника, 12 и 13 октября — 12–13 дивизий, в том числе по-прежнему — 6 танковых. К тому же выведенным из боя соединениям требовалось какое-то время для приведения их в порядок и отдыха личного состава (схема 21). Наращивать силу удара в северо-восточном направлении оказалось нечем.

Тем не менее части 41-го моторизованного корпуса противника во второй половине дня 11 октября продолжили наступление в направлении Старица, Калинин. Передовой отряд 6-й пехотной дивизии, обойдя укрепленный рубеж с востока, начал продвижение на Ржев, до которого оставалось всего 25 км. 1-я танковая дивизия, «преследуя отступающего слабого врага, 11 октября в 12.15 захватила Зубцов и продолжила наступление на Старицу, пока хватит горючего». Из дивизии с радостью доложили, что мост через Волгу в Зубцове не разрушен. Однако позднее выяснилось, что немцы два больших каменных моста через р. Осуга (приток Волги) ошибочно приняли за мост через Волгу. 56-й армейский корпус в составе 129-й пехотной и 14-й моторизованной дивизий продолжил выдвижение на северо-восток в общем направлении на Калинин с задачей совместно с 41-м корпусом не допустить отхода противника, отступающего под натиском частей северного фланга 9-й и южного фланга 16-й армий. Назревала угроза окружения соединений 22-й армии. Однако советское командование днем раньше предприняло решающие контрмеры. В связи с осложнением положения на Ржевском направлении Жуков отвел войска левого фланга 22-й и 29-й армий на рубеж р. Волга до Зубцова, приказав им ускорить отход за реку. При этом он потребовал задать дивизиям темп отхода 60–70 км в сутки[296].

Понимая, что соединения 29-й армии и назначенные части не успеют прибыть в район Старицы (находится на полпути между Ржевом и Калининым) и к Калинину, Жуков просит Ставку немедленно выдвинуть в район Калинина не менее одной стрелковой дивизии и танковой бригады, чего фронт сейчас сделать не может. Вместо 119-й стрелковой дивизии, которая оказалась скованной боем с противником, туда по железной дороге была отправлена 178-я сд. Одновременно Жуков просит Ставку дать распоряжение Северо-Западному фронту о переброске по железной дороге в район Старицы трех кавалерийских дивизий. Но осуществить этот маневр не успели. 12 октября враг занял Погорелое Городище, а к вечеру этого же дня — Лотошино и Старицу. Причем Старицу захватил передовой отряд 36-й моторизованной дивизии в составе батальона. Основные силы этой дивизии занимали рубеж Погорелое Городище, Карманово (схема 20). На рубеже Погорелое Городище, Гжатск действовали передовые отряды частей 36-й моторизованной дивизии, а в район Пречистое — 14-й моторизованной дивизии. После захвата подвижными соединениями противника Старицы и Лотошино на это направление выдвинулись пехотные дивизии 6-го и 27-го армейских корпусов.

Прорыв обороны Западного фронта на калининском направлении серьезно осложнил общую обстановку. Враг устремился на Калинин, в котором оставались лишь курсы младших лейтенантов и отряд народного ополчения. Ставка приняла ряд срочных мер по усилению группировки войск в этом районе. 5-я и 133-я стрелковые дивизии, направлявшиеся на Можайскую линию обороны, были задержаны в районе Калинина. Северо-Западному фронту было приказано направить в район города две стрелковые и две кавалерийские дивизии, 8-ю танковую бригаду под командованием П.А. Ротмистрова и мотоциклетный полк. Эти части под командованием начальника штаба фронта генерал-лейтенанта Н.Ф. Ватутина получили задачу к 15–16 октября сосредоточиться в районе Вышний Волочек, Есиновичи.
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Воскресенье, 24 Марта 2019, 16.56.57 | Сообщение # 14
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
К исходу 13 октября противник вышел к западным окраинам города. На следующий день части 1-й танковой дивизии противника при поддержке авиации отбросили 5-ю стрелковую дивизию, которая не успела организовать прочную оборону Калинина, и ворвались в город. К Утру 15 немцы захватили большую часть города. Только один стрелковый полк еще удерживал северо-западную окраину города, седлая Ленинградское шоссе. На следующий день немцы, прорвав его оборону, стали развивать наступление вдоль шоссе Калинин — Торжок, сумев за два дня продвинуться в северо-западном направлении на 40 км. Но в результате встречного боя с выдвигающейся навстречу 8-й танковой бригадой его передовые части были остановлены. Противник частью сил попытался продвинуться и на юг по Московскому шоссе. Но здесь путь ему преградили 5-я стрелковая дивизия, 21-я танковая бригада и некоторые части 30-й армии, отошедшие в этот район.

В этой обстановке Ставка ВГК 17 октября приняла решение о создании на базе войск правого крыла Западного фронта (22, 29 и 30-я армии) Калининского фронта. Командующим был назначен генерал И.С. Конев. Основной задачей фронта являлось освобождение Калинина и срыв попыток врага обойти Москву с севера. Это важное и своевременное решение позволило упорядочить управление войсками на стыке Северо-Западного и Западного фронтов. Полоса обороны последнего сократилась почти вдвое. Но слабо прикрытый разрыв между Калининым и Минским шоссе достигал 150 км.

18 октября оперативная группа генерала Ватутина разгромила части 3-й танковой группы генерала Рейнгардта в районе поселков Марьино, Медное и прочно закрепилась на рубеже северо-западнее Калинина. Соединения Ватутина были включены в состав 31-й армии, командующим которой был назначен генерал В.А. Юшкевич. Прежний генерал В.Н. Далматов за крупные упущения в управлении войсками при обороне Ржева был отстранен от должности и предан суду военного трибунала. Не имели успеха и части 9-й армии врага, перешедшие в наступление в направлении Торжок, Вышний Волочек. Однако, несмотря на принятые меры, выбить врага из Калинина не удалось. Но активными действиями Калининского фронта план окружения войск Северо-Западного фронта был сорван. Противник понес большие потери. Так, в результате боев в районе Калинина 1-я танковая дивизия, имевшая на 28 сентября 111 боеготовых танков (из общего числа 156), к 31 октября имела в строю только 36.

Жуков реально оценивал сложившуюся обстановку: противник, вынужденный выделить значительные силы для борьбы с окруженными армиями, сможет в ближайшее время наступать лишь на отдельных направлениях и, скорее всего, — вдоль основных дорожных магистралей, выводящих к Москве. Значит, основное внимание следует уделить не созданию сплошного фронта, для чего все равно не было достаточных сил, а организации обороны именно на этих направлениях. Наши войска использовали все возможности, чтобы затормозить немецкое наступление, нанести противнику потери и выиграть время для того, чтобы подготовить в тылу новые оборонительные рубежи и подтянуть резервы. Прежде всего, надо было остановить противника на направлениях, где он ближе всего подошел к Можайской линии обороны.

К моменту выхода противника к Гжатску его обороняли следующие силы: 202-й запасный стрелковый полк, учебная бригада с 533-м противотанковым полком, 365-й стрелковый полк и две батареи 503-го противотанкового полка. Сюда должна была подойти 18-я танковая бригада из резерва Западного фронта, которая в течение 7 и 8 октября выгружалась из эшелонов сразу на четырех ближайших станциях (Можайск, Уварово, Колочь, Дровнино). Бригада, имевшая в своем составе 42 танка (Т-34 — 9, БТ-7 — 3, БТ-5 —24, БТ-2 — 5 и один Т-26) и 9 бронеавтомобилей, не успев полностью сосредоточить свои части, получила задачу уничтожить противника в районе Труфаново, Волосово, высота 201.3 и соединиться с частями 16-й армии в районе Туманово[297].

Однако бригада опоздала, город уже 9 октября был занят противником. К 12 часам 9 октября бригада в составе батальона средних танков (батальон легких танков поступил в подчинение генерала Щербакова) и мотострелкового батальона развернулась в 8-10 км юго-восточнее ст. Гжатск. В этом районе 18-танковая бригада завязала бой с передовым отрядом дивизии СС «Рейх», захватившей город (первоначально наша разведка определила принадлежность частей противника к дивизии СС «Мертвая голова»). 10 октября командующий фронтом приказал генерал-майору С.А. Калинину объединить части группы Щербакова, 18-й и 19-й танковых бригад, овладеть Гжатском и наступать к Вязьме навстречу выходящим из окружения войскам[298].

В боях 9 и 10 октября бригада уничтожила до 400 солдат и офицеров, 10 танков, два ПТО и две минбатареи, отбросив противника на 4–5 км. Бригада потеряла подбитыми и сожженными 8 танков, два ПТО и 60 человек убитыми и ранеными. К этому времени от Вязьмы по автостраде в район Гжатска, где шел ожесточенный бой, подошла часть сил 10-й танковой дивизии противника. Бригада 11 октября попала в окружение, из которого удалось прорваться лишь отдельным частям. При этом погибли заместитель командира бригады, командир и комиссар танкового полка. К 12 октября в бригаде в строю осталось 5 танков Т-34, один БТ и один Т-26. По немецким данным, в этом районе юго-восточнее Дровнино произошло самое настоящее танковое сражение. Части моторизованной дивизии СС «Рейх» и бригада «Хауеншильд» (видимо, из 10-й танковой дивизии) в ходе ожесточенного боя уничтожили в течение 12 октября 54 русских танка и продолжили наступление в восточном направлении[299].

С 10 октября с новой силой разгорелись бои в районе Медыни. До этого подразделения 17-й танковой бригады и сводный отряд капитана И.Г. Старчака и подольских курсантов совместными усилиями сдерживали противника, наступавшего вдоль Варшавского шоссе. К исходу 10.10 наши части после упорного боя были вынуждены оставить Медынь. На преодоление 50 км от Юхнова до Медыни немцы затратили шесть дней. План быстрого захвата Малоярославца противником был сорван, во многом благодаря стойкости бойцов отряда капитана И.Г. Старчака и передового отряда подольских военных училищ, поддержанных 17-й танковой бригадой. В ожесточенных боях отряды понесли большие потери, и их остатки отошли на основной оборонительный рубеж — Ильинский боевой участок Малоярославецкого УРа. К моменту выхода в район Ильинское в курсантских ротах отряда оставалось всего лишь по 30–40 бойцов, две курсантские артиллерийские батареи отряда потеряли до 80 % личного состава и почти всю материальную часть.


Немцы похоронили танкистов подбитого Т-34

В 1.50 11 октября Жуков поставил задачу 53-й стрелковой дивизии, лично вручив приказ командиру соединения:

«1. К 18.00 10.10 части противника при поддержке танков вышли к р. Шаня.

2. Командиру 53 сд, подчинив себе 17 тбр, очистить от противника восточный берег р. Шаня и оборонять его.

Район Медынь ни при каких обстоятельствах не отдавать.

3. Вывод дивизии на рубеж обороны провести по эшелонам.

4. Объявить всему л/с о категорическом запрещении отходить с р. Шаня. Все виновники будут расстреливаться. Командующий фронтом генерал армии Жуков»[300].

Однако слабым силам 53-й стрелковой дивизии, только что вышедшей из окружения (на 10.10 в ней насчитывалось 2680 человек, которые имели 30 станковых и 30 ручных пулеметов и всего 355 винтовок, артиллерии не было совсем) задача выбить противника из города оказалась не по силам. Из разведсводки штаба фронта № 40 8.00 12.10:

«Противник, сосредоточив в районе зап. Мятлево (15 км юго-западнее Медыни. — Л.Л.) не менее пд, усиленной танками, попытался прорвать оборону в направлении на Медынь. Одновременно подтягивал пехоту и танки в район юго-восточнее Юхнов с целью развития удара на Медынь или Калугу».

11 октября частям 57-го ак противника удалось прорвать оборонительный рубеж северо-восточнее Медыни. Командующий 43-й армией приказал 53-й стрелковой дивизии (без одного полка) и 17-й танковой бригаде с утра 12.10 при поддержке 64-го корпусного артполка овладеть Медынью и выйти на рубеж р. Шаня. Он потребовал уделить особое внимание разведке и обеспечению флангов. Командир дивизии должен был согласовать порядок поддержки атаки артиллерией Малоярославецкого укрепрайона. В ночь с 12 на 13.10 части дивизии заняли исходное положение для наступления во взаимодействии с 17-й тбр. Однако и на этот раз овладеть Медынью не удалось, и наши части отошли за передний край Малоярославецкого УРа.

А тем временем на укрепленный рубеж в районе Малоярославца вышел и развернулся сводный отряд курсантов артиллерийского и стрелково-пулеметного училищ Подольска. Отряду была поставлена боевая задача, заняв Ильинский боевой участок Можайской линии обороны, любой ценой задержать прорвавшегося противника на 5–7 дней, пока не подойдут резервы Ставки. К этому времени будущие командиры успели проучиться всего по три месяца. В Подольском пехотном училище обучалось свыше 2000 курсантов, в артиллерийском — 1500. В целях воспрещения обхода противником Малоярославца с севера 113-й стрелковой дивизии была поставлена задача прикрыть Боровск (20 км севернее Малоярославца).

Противник отметил возросшее сопротивление русских в районе Малоярославца. При этом командование группы армий «Центр» сделало вывод, что русские бросают в бой свои последние резервы — даже курсантов военных училищ. Немцы стали забрасывать их позиции листовками с призывом сдаваться:

«Доблестные красные юнкера! Вы мужественно сражались, но теперь ваше сопротивление потеряло смысл. Варшавское шоссе наше почти до самой Москвы. Через день-два мы войдем в нее. Вы настоящие солдаты. Мы уважаем ваш героизм. Переходите на нашу сторону. У нас вы получите дружеский прием, вкусную еду и теплую одежд у. Эта листовка будет служить вам пропуском» [301].

Курсанты не поддались на провокацию и сражались до получения приказа на отход.

В это время войска под командованием генерал-лейтенанта М.Ф. Лукина предприняли еще одну попытку вырваться из окружения. Наладить связь со штабами Ершакова и Ракутина и организовать с ними взаимодействие не удалось. В последней радиограмме от 8 октября Ершаков сообщал: «Боеприпасы на исходе, начальник штаба генерал Корнеев тяжело ранен. Вероятно, будем выходить группами южнее Вязьмы». К этому времени расстояние между основными силами двух группировок составляло уже примерно 10–12 км. Но противнику до сих пор еще не удалось расчленить окруженные войска.

Учитывая неудачные попытки прорваться 9 и 10 октября, надо было выбрать наиболее слабое место в боевом порядке противника. Лукин в своих воспоминаниях упоминает о радиограмме, переданной открытым текстом командиром 7-й танковой дивизии генералом Функом[302]. В ответ на запрос, почему дивизия не идет на Москву, тот якобы сообщил, что командующий 19-й армией русских также рвется к Москве и что его части едва удерживают фронт. «Вот здесь-то и надо было проколоть, нанести удар, но боеприпасов было совсем мало», — пишет Лукин. Конев также упоминает о донесении командира 7-й танковой дивизии, где открытым текстом сообщалось: «Натиск Красной Армии в направлении Сычевки настолько был сильным, что я ввел последние силы своих гренадеров. Если этот натиск будет продолжаться, мне не сдержать фронта и я вынужден буду отойти».

Не совсем ясно, когда об этой перехваченной радиограмме стало известно нашему командованию? Тогда же, в ходе боев, или об этом донесении узнали много позже, когда потребовалось показать, что противник еле-еле устоял и понес при этом большие потери? Донесение, да еще переданное открытым текстом с указанием должности и фамилии командира дивизии, выглядит неправдоподобным. У немцев тоже случались перерывы в связи, но у них не было необходимости передавать донесения открытым текстом. Вопрос от имени немецкого командования «почему дивизия не идет на Москву?» мог придумать весьма недалекий человек, ничего не понимающий в системе управления войсками в вермахте. Что же, выходит, что фон Функ не выполнял приказ фон Бока? 7-й танковой дивизии была поставлена конкретная задача — не допустить прорыва русских на восток. А вот 6-ю танковую дивизию немцы стремились сменить поскорее, чтобы использовать для наступления в северо-восточном направлении. Но и это, как мы видим, им долго не удавалось. На трофейной отчетной карте показано, что эта танковая дивизия 11.10 сдала рубеж 5-й пехотной и выходит в район Фомичево (11 км севернее Богородицкое). Однако, судя по сводкам, ее части 11 октября продолжали отбивать атаки русских.

Если такое или похожее сообщение действительно было перехвачено, то это была явная провокация, на которые немцы были большими мастерами. Видимо, они опасались, что окруженные нанесут удар в каком-то другом направлении, например на север, откуда они снимали войска для наступления на Сычевку и далее на Ржев. И поэтому подталкивали русских на прорыв из окружения там, где их ожидали части 7-й танковой дивизии, занявшие подготовленный рубеж по р. Бебря. Кстати, ветераны боев у Богородицкое рассказывали, что местные жители всячески давали им понять, что немцы их ждут. На подобную уловку противника позднее поддались и в штабе Западного фронта, откуда сообщили Лукину и Болдину о перехваченной радиограмме 252-й пехотной дивизии противника, действующей южнее Вязьмы.

Прорываться решили у Богородицкое (здесь, как сейчас стало известно, находился стык между 6-й и 7-й танковыми дивизиями врага) на участке шириной примерно до 7 км. Атаку Лукин назначил на 16 часов 11 октября с расчетом выводить войска через пробитый коридор уже под покровом ночи (заход солнца в 18.43). Возможно, Лукин считал, что наносит удар по ослабленной потерями дивизии.

«Мы ждали наступления темноты, чтобы противник не смог обнаружить нашего маневра и места скопления войск. <…> Место для выхода из окружения выбрали болотистое, на котором танки не смогли бы маневрировать (7-я танковая дивизия врага располагалась непосредственно перед армией)» [56].

Слова генерала Лукина требуют пояснения. Заболоченная пойма р. Бебря находилась перед передним краем противника, части которого находились на водоразделе между этой рекой (скорее, ручьем) и р. Вязьма. Танки фон Функа расположились в глубине в готовности контратаковать на вполне доступной для них местности. На западном берегу Бебри располагалось боевое охранение противника.

Вот как о принятом решении на прорыв вспоминал генерал Вашкевич:

«На военном совете в ночь на 11 октября генерал Лукин принял решение прорываться с боем в направлении Богородицкое. К утру 11 октября был получен боевой приказ командующего 19-й армией, отданный в 6 часов утра того же числа. О противнике было сказано, что он моторизованными частями занял фронт Ломы, Вязьма, ж.-д. ст. Волоста-Пятница (25 километров южнее Вязьмы). Отдельными группами занимая ст. Ново-Дугинскоя, ст. Касня, частью сил занял Гжатск и далее к югу до Юхнова — мелкими частями.

Принятое решение было сформулировано так: 19 А и опергруппа Болдина, прикрываясь с северо-запада, запада и юго-запада частью сил, главными силами в 16.00 11.10.1941 г. прорывает линию окружения и во что бы то ни стало выходит в район Сажино, Шуйское, Холм. Этот район находился в 45–55 километрах от места прорыва и в 25 километрах строго на восток от Гжатска. Для прорыва армия строилась в два эшелона: в первом эшелоне — пять стрелковых дивизий и во втором — одна стрелковая дивизия. Кавалерийская дивизия предназначалась для развития прорыва. Две стрелковые дивизии командующий армией оставил в своем резерве. 2-я стрелковая дивизия, прикрывавшая до сих пор 19-ю армию от ударов с запада, на этот раз ставилась в центре оперативного построения армии для нанесения удара и прорыва совместно с другими частями кольца окружения в направлении Богородицкое, Доманово, Иванники» [60].

В целом приказ командующего 19-й армией № 071 оставляет впечатление хорошо продуманного документа (текст, восстановленный по подлиннику, приводится в Приложении 15) и свидетельствует о решимости командования на этот раз прорвать оборону противника и вырваться из окружения. В соответствии с приказом справа в направлении Леонтьево, Марково прорывала оборону противника 166-я стрелковая дивизия, усиленная 120-м гап (см. схему 13). Она должна была прочно закрепиться на рубеже роща западнее Обдуваловка Леонтьево и обеспечить фланг армии от контрударов противника со стороны Вязьмы. Левее в направлении Жекулино, высота 245.2, Всеволодкино наступала 89-я сд с 596-м гап, еще левее в направлении Обухово, Кишкино — 244-я сд. 2-я стрелковая дивизия с 685-м кап, 57-м гап и остатками трех танковых бригад (126, 127 и 147-я тбр) под общим командованием командира 127-й тбр, прорывала оборону в направлении роща Богородицкое, Доманово, Иванники [303]. На левом фланге армии в направлении рощи, что южнее Исаково, наступали ослабленные 214-я стрелковая с 293-м пап[304] и 101-я мотострелковая дивизии под общим командованием командира 214-й сд. Эта дивизия должна была занять оборону фронтом на северо-запад, прикрывая слева прохождение всей группировки.

Направления дальнейшего наступления дивизиям не указывались. Видимо, Лукин рассчитывал, что достаточно овладеть дорогой и выставить на ней заслоны справа и слева, которые должны были начать отход только после прохождения всех частей и обозов. Были определены задачи и авиации — в надежде, что ВВС фронта нанесут удар по указанным объектам и целям. Дивизия Вашкевича находилась не в центре оперативного построения армии, а ближе к левому флангу. За ее правым флангом во втором эшелоне наступала 134-я стрелковая дивизия с задачей расчистить полосу наступления от уцелевших групп автоматчиков и минометчиков. Таким образом, направление главного удара, где наступали наиболее укомплектованные дивизии, было смещено влево. На этом направлении для развития успеха прорыва планировалось использовать и 45-ю кавалерийскую дивизию. Остатки 91-й и 140-й стрелковых дивизий составляли резерв командующего армией. Видимо, разведке удалось все-таки установить, что здесь на линии Богородицкое, Спас находится стык двух дивизий противника и что северо-западнее Богородицкое происходит смена частей противника. Действительно, согласно оперсводке противника от 11 октября, там осуществлялась смена частей 6-й танковой дивизии 5-й пехотной дивизией[305].

Интересно, что никто из активных участников тех далеких событий не упоминает хотя бы о попытках обмануть противника, ввести его в заблуждение относительно направления и участка прорыва путем проведения демонстративных действий. Как показывал уже имевшийся опыт таких действий, это часто выручало наши войска при прорыве из многочисленных котлов 1941 г. Уж генерал Болдин, да и Лукин хорошо знали это. Грешным делом, автор хотел отметить недоработку в этом отношении. Однако анализ текста приказа Лукина наталкивает на мысль, что такие действия предпринимались, естественно, без огласки. Иначе чем можно объяснить, что наши части атаковали позиции танковой дивизии фон Функа не только на намеченном участке, но и южнее — в устье р. Бебря, а маршруты выхода из окружения Лукин назначил все-таки в обход их — на север. Этого как раз и хотели избежать немцы. Кроме того, пять дивизий должны была построить в своей полосе по два моста каждая, в том числе — один грузоподъемностью 5 тонн на ось. Речушка Бебря (приток р. Вязьмы) с ее топкими берегами в пределах участка прорыва представляла собой весьма серьезное препятствие для транспорта, не говоря уже о 152-мм орудиях с их тягачами. В октябре после прошедших дождей и снега ее берега превратились в болото. Об этом рассказывали ветераны — участники боев, почти каждый год приезжающие к памятнику в Богородицкое поклониться павшим боевым товарищам. Вряд ли была необходимость в постройке десяти мостов. К тому же к каждому из них через заболоченные участки надо было оборудовать подходы — хотя бы лежневку — из чего и какими силами? Можно предположить, что устройством переправ (или имитацией их) южнее Пекарево (в 5,5 км южнее Богородицкое) пытались отвлечь внимание противника от настоящего места прорыва. А вот постройка трех-четырех мостовых переходов на левом фланге, откуда начинались маршруты отхода и где река представляла собой всего лишь ручей, была вполне по силам. В составе окруженных войск были один или два понтонно-мостовых батальона.

После прорыва обороны противника войска должны были выходить по двум маршрутам. Правый маршрут (№ 1) начинался от Пекарево (3 км южнее Всеволодкино), левый (№ 2) — от Мартюхи (1 км севернее Богородицкое). Оба маршрута вели почти на север — в обход ст. Касня. Правая колонна должна была пройти в 5 км севернее станции, левая еще дальше — в 10 км. До места пересечения с железной дорогой колоннам надо было пройти 30–35 км.

К сожалению, разведке не удалось прощупать немецкую оборону в глубине, и Лукин не знал, что как раз на этом направлении сосредотачивались части 6-й тд, выводимые из боя, и 14-й моторизованной дивизии противника. Эти соединения предназначались для нанесения удара в направлении на Калинин. Между прочим, по имеющимся данным, небольшая группа окруженцев во главе с Болдиным вышла именно в северном направлении — на Спас. Но это произошло уже после того, как немцы, зачистив «котел», сняли свои заслоны.

В течение 9 и 10 октября 2-я стрелковая дивизия двумя полками занимала подготовленный рубеж на восточном берегу р. Вязьма на участке Барково, Артемово протяженностью по фронту до 17 км, прикрывая войска 19-й армии с запада. Третий полк составлял резерв и находился за ее левым флангом. Дивизия получила приказ командарма в 7.30 утра 11 октября. Оставляемый на р. Вязьма 1284-й стрелковый полк поступал в распоряжении генерала Лукина с задачей прикрыть армию с тыла на участке, который до этого занимали два полка.

Оценивая состав и положение противостоящих войск сторон с позиции сегодняшнего дня, следует подчеркнуть, что шансы выйти из окружения с тяжелым вооружением, всей техникой и транспортом с ранеными были минимальны. Это сознавало и командование окруженными войсками, решившее обсудить создавшуюся обстановку на военном совете. Более предпочтительным кажется направление выхода после прорыва обороны противника между Вязьмой и ст. Касня. Этот путь был короче и давал шанс оторваться от противника. Но тут немцы могли ввести в бой части 10-й танковой дивизии, занимающей Вязьму.

О бое 11 октября рассказывает генерал Вашкевич:
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Воскресенье, 24 Марта 2019, 17.08.24 | Сообщение # 15
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Эпилог

Осталось рассказать о судьбе некоторых упоминаемых в книге активных участников октябрьских боев и свидетелей вяземской трагедии, о том, что было после завершения боев в районе окружения.

Командующий 19-й армией генерал-лейтенант М.Ф. ЛУКИН[369]был трижды ранен в руку и ноги и в бессознательном состоянии 14 октября 1941 г. попал в плен в районе с. Семлево. В немецком госпитале, развернутом в этом селе, ему ампутировали правую ногу выше колена, левая была перебита, правая рука раздроблена. Фельдмаршал Ф. фон Бок приказал оказать русскому генералу всяческую помощь. Лукин был переведен в немецкий госпиталь в Смоленске, где за ним был обеспечен самый лучший уход. Туда же по просьбе Лукина был помещен и его друг, начальник артиллерии 20-й армии генерал Прохоров И.П., попавший в плен тяжелораненым 12.9.1941 г.

Об обстоятельствах пленения и пребывания в плену Лукин рассказал в журнале «Огонек» в 1964 г. [83]. В ноябре — декабре 1941 г. он вместе с Прохоровым лежал в Смоленском госпитале для военнопленных. Тяжелораненого командарма немцы допрашивали, пытаясь узнать, где находятся другие генералы фронта: Болдин, Мостовенко (командующий автобронетанковым управлением), Андреев, бригадный комиссар Ванеев и другие. Пытаясь всячески запугать Лукина, приводили ему в пример судьбу генерал-лейтенанта Качалова, который был объявлен в приказе № 270 как изменивший Родине, семья которого была репрессирована. На самом деле, как потом выяснилось, Качалов погиб в бою.

Лукин находился на излечении в немецких госпиталях в г. Луккенвальде и в пригороде Берлина — Бисдорф. После выздоровления с 1943 г. М. Ф. Лукин находился в лагерях в районе гг. Вустрау, Бриц, Лихтенфельд, Вюдебург, Мосбург. Некоторое время он содержался в лагере для высшего командного состава Красной Армии, где находился в одном блоке с Д.М. Карбышевым[370] и П.Г. Понеделиным[371].

В тяжелейших условиях немецко-фашистских концлагерей М.Ф. Лукин вел себя мужественно и достойно. Его неоднократно пытались склонить к сотрудничеству с немцами, но — безрезультатно. С этой целью в лагерь приезжал генерал Власов.

Жаловался на свою судьбу и бывший начальник штаба 19-й армии комбриг В.Ф. Малышкин. Он, находясь с августа 1938 г. по октябрь 1939 г. в тюрьме НКВД, подвергся жестоким пыткам. На «суде» отказался от выбитых признаний, был реабилитирован и восстановлен в кадрах. Понимая, что после плена пощады ему не будет, осенью 1942 г. решил поддержать генерала Власова, разделив его судьбу. Так советская власть плодила своих врагов.

Лукин не был сломлен. В апреле 1945 г. он был освобожден из плена американскими войсками. После репатриации он с мая по декабрь 1945 г. проходил спецпроверку в органах НКВД в г. Люберцы (5 месяцев) и Голицыно (2 месяца), где подвергался ежедневным допросам по поводу имевшихся материалов о его антисоветской деятельности. В справке, представленной Сталину, говорилось:

«<…> Показаниями арестованных Главным управлением „Смерша“ одного из руководителей НТСНП белоэмигранта Брунста, изменника Родины Власова и бывшего начальника курсов младших лейтенантов 33-й армии Минаева устанавливается, что Лукин, пребывая осенью 1942 года в лагерях военнопленных в городах Цитенхорст и Вустрау, проявлял антисоветские настроения по вопросам коллективизации сельского хозяйства, карательной политики Советской власти и клеветал на руководителей ВКП(б) и Советского правительства.

Лукин, будучи допрошен по этому вопросу, отрицает преступную связь с этими лицами и проводимую им антисоветскую деятельность. В результате ранения у Лукина парализована рука и ампутирована нога».

Вероятно, речь шла о том, что, находясь в бараке в обществе друзей по несчастью, Михаил Федорович искал объяснения причин поражения советских войск в начальный период войны. В сотнях томов следственных дел, заведенных на советских генералов и офицеров — действительных и мнимых предателей, не содержится и намека на сотрудничество генерала Лукина с гитлеровцами или их пособниками. Он был верен своему солдатскому долгу, несмотря на негативное высказывание о колхозах или репрессиях. Об этом говорили на допросах все, от офицера-патриота до предателя Власова.

И также были верны своему долгу большинство генералов, оказавшихся в плену. Сталину представили справку на генералов, прошедших проверку, на которых пока не было добыто каких-либо компрометирующих материалов. Предлагалось их освободить и обеспечить агентурным наблюдением:

«<…> генерал-лейтенанта Лукина М. Ф. — бывшего командующего 19-й армией, в отношении которого имеются материалы об его антисоветской деятельности, но, учитывая, что в результате ранения он остался калекой (парализована рука и ампутирована нога)». Однако из всего списка решена была только судьба генерал-лейтенанта Лукина М.Ф. В ноябре 1946 г. он был восстановлен в воинском звании.


Генерал-лейтенант инженерных войск Д.М. Карбышев

Об обстоятельствах его освобождения уже из советского лагеря рассказал Николай Букалов:

«Однажды раздалась команда: „Генерал-лейтенант Лукин, на выход“. Но повезли его не домой, а на Лубянку, на „рандеву“ с генерал-полковником Абакумовым. Тот опять стал расспрашивать, кто и как его вербовал и не предатель ли он? А под конец беседы неожиданно сообщил, что Лукина решено выпустить, поскольку он преданный человек. Попробуйте себе представить, что в этот момент творилось в истерзанной душе генерала? И только позже он узнает, от чего у жуткой истории оказался счастливый конец. На „Деле“ Лукина рукой Сталина была начертано: „Преданный человек. В звании восстановить, если желает — направить на учебу. По службе не ущемлять“. А постращали его так, для острастки. Генерал Лукин был возвращен на действительную военную службу в Красную Армию и зачислен в распоряжение ГУК НКО. Ему предложили на выбор несколько престижных руководящих должностей, в том числе командира курсов „Выстрел“ [84].

Но он отказался от лестных предложений. Находясь с ноября 1946 г. в запасе, стал работать в Комитете ветеранов, где отвечал за организацию помощи инвалидам войны. Пробивал бывшим фронтовикам жилье, достойное медицинское обслуживание, инвалидные коляски и автомобили с ручным управлением. Лукин был награжден орденом Ленина, 5 орденами Красного Знамени, орденами Трудового Красного Знамени, Красной Звезды и медалями. В 1966 г. маршалы Тимошенко, Рокоссовский, Конев и генерал армии Курочкин написали письмо Брежневу с ходатайством о присвоении генералу Лукину звания Героя Советского Союза. Но генсек этой просьбы не поддержал. Михаил Федорович скончался от сердечной недостаточности 25.5.1970 г. Указом от 1.10.1993 г. ему было присвоено посмертно звание Героя Российской Федерации.

Командующий войсками 32-й армии Резервного фронта генерал-майор (1940 г.). С.В. ВИШНЕВСКИЙ[372] отказался воспользоваться одним из последних самолетов, присланным в район окружения. Он предпочел остаться, чтобы руководить своими частями при прорыве из окружения. В плен попал 22 октября 1941 г. Находился в военной тюрьме г. Летцен, в Хаммельсбургском офицерском лагере, в Нюрнбергской тюрьме, в Флессенбургском концлагере и в Дахау. В плену вел себя достойно. Освобожден из плена американскими войсками, находился в Советской военной миссии в Париже.

С.В. Вишневский прошел спецпроверку и в декабре 1945 г. возвращен на действительную службу в ряды Красной Армии. Окончив ВАК при Высшей военной академии им. К. Е. Ворошилова, с 1947 г. преподавал в Военной академии им. М.В. Фрунзе. С 1949 г. в запасе. Награжден орденом Ленина, орденом Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды, медалями.



Заместитель командующего Западным фронтом генерал-лейтенант И.В. БОЛДИН[373], имевший большой опыт действий в тылу противника, с небольшой группой сумел вырваться из окружения под Вязьмой в северном направлении на Спас (5 км северо-восточнее Богородицкое) и к 5 ноября вышел к своим войскам. После выхода из окружения под Вязьмой командовал вновь сформированной 19-й армией, а с декабря 1941 г. — войсками 50-й армии под Тулой. В 1961 г. он написал воспоминания, где подробно рассказал, как он на шестой день войны попал в окружение в Белоруссии, а потом в течение сорока пяти дней пробивался на восток, пока не вышел к своим на участке 19-й армии севернее Ярцево.

Командующий 20-й армией генерал-лейтенант Ф.А. ЕРШАКОВ попал в плен южнее Вязьмы. Наотрез отказался от сотрудничества с гитлеровцами. Содержался в лагере военнопленных в районе г. Вульхайд (близ г. Берлин). Весной 1942 г. был переведен в офицерский лагерь военнопленных Хаммельсбург, где в июле умер от разрыва сердца. Похоронен в районе лагеря Хаммельсбург [85].

Командующий 24-й армией генерал-лейтенант К.И. РАКУТИН[374] погиб при выводе частей армии из окружения. С июня 1943 г. К.И. Ракутин был исключен из списков Красной Армии как пропавший без вести в боях против немецко-фашистских войск в 1941 г. Лишь после войны, в 1946 г., формулировка была изменена: „Погиб в 1941 г. на фронте Великой Отечественной войны“, но точная дата, обстоятельства гибели и место захоронения командарма в то время так и не были выяснены. Считалось, что К.И. Ракутин погиб у д. Подмошье (35 км северо-восточнее Ельни). Точное место гибели Ракутина удалось найти сотрудникам историко-архивного поискового центра „Судьба“ ассоциации „Военные мемориалы“, которые рассказали:

„<…> 5 октября 1941 г. 24-я армия после упорных оборонительных боев была вынуждена отступать, и ее штаб перешел на запасной КП в населенный пункт Волочек, в нескольких километрах от которого находился перекресток дорог, имевший важное значение <…>. Несмотря на отчаянное сопротивление оборонявшихся, частям 268-й пехотной дивизии противника, поддерживаемым сильным артиллерийским огнем и ударами авиации, к вечеру 6 октября удалось захватить этот перекресток и отрезать штаб 24-й армии от ее войск. <…> 7 октября штаб 24-й армии во главе с генералом Ракутиным отступал с ополченской дивизией. В районе Семлево части этой дивизии, видя, что кольцо окружения замкнуто, залегли. Командарм Ракутин и член Военного совета Иванов пошли непосредственно в части, чтобы оказать помощь командованию дивизии“.

Как вспоминает бывший красноармеец А. Суслов, проходивший службу в батальоне охраны штаба 24-й армии, „рядом с ним (Ракутиным. — Прим. авт.), в 10–15 метрах мне довелось ходить в атаку на прорыв, видимо, в районе Семлево. Он шел в полный рост, в генеральской форме, в фуражке, с пистолетом в руке. Мы не прорвались, и по приказу командования в больших, специально вырытых ямах сжигали штабные документы, предварительно облив их мазутом и бензином. После атаки я больше не видел генерала Ракутина“.

На десятый день поисков, а именно 1 мая 1996 г., на дороге Волочек — Семлево, в районе урочища Гаврюково, в двух метрах от обочины дороги по особенностям грунта на глубине 40 см нами было обнаружено неизвестное захоронение. В процессе эксгумации этого захоронения, проводившейся 1–3 мая, были обнаружены останки 20 военнослужащих Красной Армии и 7 солдатских медальонов.

По уцелевшим записям в медальонных вкладышах удалось установить, что здесь захоронены красноармеец Демин Михаил Федорович, воентехник 1-го ранга Жучилин Филипп Вавилович, красноармейцы Платонов Захар Алексеевич и Чижиков Иван. В остальных медальонах текст либо угас, либо они не были заполнены, причем один вкладыш практически истлел. После проверки в картотеке безвозвратных потерь Центрального архива МО РФ было установлено, что все они числились пропавшими без вести в октябре — ноябре 1941 г.

По знакам различия — петлицам и нарукавным нашивкам, частично сохранившимся на останках, записям в медальонных вкладышах мы установили воинские звания у восьми захороненных военнослужащих. Один был в звании генерал-майора, двое — в звании капитана, один — старший лейтенант, один — воентехник 1-го ранга, один — лейтенант и двое — в звании красноармейца.

Для установления личности генерала, чьи останки были найдены в захоронении, нами был определен круг лиц высшего командного состава 24-й армии, участвовавших в боевых действиях в этом районе в октябре 1941 г., и прослежены по документам их военные судьбы. После изучения личных дел и штабных документов, карточек учета и потерь офицерского состава, мы пришли к выводу, что в районе обнаружения останков могли погибнуть двое генералов — командующий 24-й армией генерал-майор Ракутин Константин Иванович и командир 1 39-й стрелковой дивизии генерал-майор Бобров Борис Дмитриевич.

Для идентификации личности погибшего сотрудниками Центральной судебно-медицинской лаборатории Министерства обороны было проведено криминалистическое исследование обнаруженных костных останков и их сравнение с прижизненными фотографиями обоих генералов. На основе программного антропологического исследования эксперты лаборатории пришли к заключению, что в соответствии с учетом выявленных совпадений идентификационных признаков представленные на исследование костные останки не могут принадлежать генерал-майору Боброву Б.Д., а являются останками генерал-майора Ракутина К.И. В 1996 г. его останки были перезахоронены на военно-мемориальном кладбище в поселке Снегири Истринского района Московской области» [86].

Командующий войсками 50-й армии Брянского фронта М.П. ПЕТРОВ[375] длительное время считался погибшим в бою при выходе из окружения 10 октября на р. Рессета у д. Голынка Карачевского района Брянской обл. В результате длительного поиска, в котором участвовал его сын, было выяснено, что ПЕТРОВ Михаил Петрович был тяжело ранен в верхнюю часть обеих ног. Рассказ сына изложен в книге А.И. Еременко. Петров М.П. от потери крови почти все время находился без сознания. Штабу армии предстоял длительный путь с боями, Транспортировка тяжелораненого в таких условиях была невозможна. Пришлось оставить генерала Петрова в одной из глухих деревень под надзором врача и медсестры. Полагали, что в последующем, если даже территория не будет в ближайшее время освобождена, Петров по выздоровлении с помощью партизан вернется на Большую землю. Группа красноармейцев во главе с врачом и медсестрой доставила раненого в небольшое лесное село Голынка Карачевского района Брянской области. Гитлеровцы обошли это глухое селение стороной. Раненого поместили в доме колхозников Новокрещеновых. Красноармейцы после этого вернулись к своим, а врач и медсестра остались. У Петрова началась гангрена. Он приказал медицинской сестре уйти, видимо, для установления связи с партизанами, так как она была уроженкой этих мест. Примерно через неделю — дней десять в Голынку нагрянули гитлеровцы-автоматчики. Врач скрылся в лесу. Раненого же перенести не успели, и он остался у Новокрещеновых. Фашисты пожаловали и в этот дом. Хозяйка укрыла генерала старым тулупом и на вопрос врагов ответила, что это лежит ее хворый мужик, ходивший в лес и подорвавшийся на мине. Никто в деревне не видал генерала, и гитлеровцы ушли, по своему обыкновению, начисто ограбив крестьян.

После этого случая врач вскоре привел группу пробиравшихся на восток красноармейцев. Они сделали удобные носилки из жердей и перенесли генерала на заброшенный лесопункт в 7 км от деревни. Здесь жил лесник и несколько человек, скрывавшихся от гитлеровцев, которые сюда еще не добрались. Относительная безопасность позволила улучшить уход, но гангрена усиливалась. Было решено отвезти Петрова в Карачев, где среди врачей районной больницы были верные люди, с тем, чтобы сделать операцию. Начали подготовку к этой сложной перевозке, но Петров, однако, не одобрил этого решения. Состояние его резко ухудшалось. Пробыв около 10 дней на лесопункте, Михаил Петрович скончался. Ночью он был похоронен. Это была середина ноября 1941 г. [49].

Останки М. П. Петрова были перезахоронены в Брянске. На могиле командарма на воинском кладбище установлен обелиск из черного гранита (автор — скульптор А. Прокопчик).

Командир 2-й стрелковой дивизии В.Р. ВАШКЕВИЧ[376] после выхода из окружения и спецпроверки командовал 5-й и 359-й стрелковыми дивизиями. С 1942 по 1944 г. — начальник штаба 20-й армии Западного фронта, затем — до конца войны — начальник штаба 3-го Прибалтийского фронта. После войны — начальник штаба Прибалтийского, а затем Закавказского округов. В 1954 г. на дипломатической работе — главный военный советник Войска Польского, одновременно главный военный атташе при посольстве СССР. В 1955–1956 гг. — начальник кафедры стратегии академии Генштаба.

Несколько слов о судьбе ополченских дивизий. Вопреки досужим измышлениям, что их, необученных и плохо вооруженных, бросили под гусеницы фашистских танков, они стойко отражали атаки противника, сражаясь до последнего патрона. А потом пробивались через вражеские заслоны на соединение со своими войсками. Так, за проявленное в боях на подступах к Москве мужество бывшая 18-я дивизия народного ополчения Ленинградского района г. Москвы (18-я сд) 5 января 1942 г. была преобразована в 11-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Позже это почетное наименование получили 21-я дно Киевского района (173-я сд) и 4-я дно Куйбышевского района (110-я С/3), соответственно — 77-я и 84-я гв. сд.

К сожалению, пять бывших дивизий народного ополчения — 2-я сд (2 дно), 29-я (7 дно), 8-я (8 дно), 139-я (9 дно) и 140-я (13 дно), оказавшиеся в окружении, были расформированы. Обычно части и соединения подлежат расформированию в связи с утратой Боевых знамен. Но некоторые дивизии, не успев их получить, имели шефские знамена, которые были вручены им от имени горкома и райкомов партии г. Москвы. Так, от 2-й дно, по свидетельству председателя совета ветеранов дивизии, в Москву была направлена группа ополченцев, возглавляемая одним из командиров, для приема Боевого Знамени. Но она не успела получить его до начала немецкого наступления. А потом уже было не до этого.


Генерал-полковник В.Р. Вашкевич

При принятии решения о расформировании дивизий учитывались не только потери. 17-я стрелковая дивизия вышла к своим войскам, имея в строю всего 17 командиров и 94 бойца. Ее командир и комиссар были расстреляны перед строем личного состава. Однако дивизию не расформировали. Видимо, основной причиной расформирования упомянутых пяти соединений послужило то, что об их разгроме в окружении объявили сами гитлеровцы. Так, 8-я и 29-я стрелковые дивизии были окружены вне большого котла под Вязьмой. Их исключили из списка соединений Красной Армии раньше: 29-ю сд еще 11 октября, 8-ю сд — 30 ноября. 2, 139 и 140-я стрелковые дивизии, попавшие в окружение под Вязьмой, были расформированы одним приказом — 27.12.1941 г.

В этом отношении характерна судьба 2-й дивизии народного ополчения. В отделе рукописных фондов института Российской истории, где хранятся материалы Комиссии по истории ВОВ, собиравшиеся с 1941 г., есть фонды по всем московским ополченским дивизиям, кроме 2-й. Нет самостоятельного фонда 2-й сд (2-го формирования) и в ЦАМО РФ. Как будто какое-то проклятие нависло над дивизией. Но проклятию этому есть объяснение. Дивизия была сформирована в Сталинском районе Москвы. На немецкой отчетной карте, как мы уже упоминали, кроме обычного номера соединения, рядом было проставлено слово Stalin. За этой дивизией следила немецкая контрразведка. И факт ее разгрома в котле под Вязьмой не мог пройти мимо внимания такого мастера пропаганды, как Геббельс. Уж он-то постарался раззвонить об этом на весь мир. А имя Сталина никоим образом не могло быть связано с такими понятиями, как окружение, разгром. Отсюда — и полное забвение дивизии, и ее вычеркивание из истории Отечественной войны. Генерал В.Р. Вашкевич, приняв после выхода из окружения под командование новую дивизию, долгое время сам находился под следствием, как и другие, вышедшие из окружения.

Он вспоминает:

«2-й дивизии народного ополчения Сталинского района не пришлось пронести свои знамена по многочисленным полям сражений Великой Отечественной войны. На ее долю не выпала и слава громких побед. Но, преграждая врагу путь к родной Москве, дивизия в полную меру сил и возможностей до конца выполнила свой долг перед Родиной в тяжелые дни октября 1941 г.

Чувство долга к памяти бойцов и командиров 2-й дивизии народного ополчения, павших за отечество, к ратным трудам ополченцев, сражавшихся до конца войны в рядах Советской Армии, а также тех, на долю которых выпала горечь и тяжкие муки плена, руководит мною в том, чтобы правдиво обрисовать короткий боевой путь дивизии.

Я был на местах этих сражений многократно. По сей день не похоронены многие погибшие. Солдаты сделали, что смогли, и остались непогребенными. Оценивать надо руководство армии и страны, для которых жизнь русского человека не имела и не имеет цены ни до смерти, ни после. (выделено мною — Л.Л.) Это стало национальной традицией. Лучшее, что было придумано после войны, это пройти плугом по бесчисленным останкам погибших и посадить на них лес. Это практиковалось под Вязьмой.

В отличие от немецкого руководства, которое не бросало погибших солдат на поле боя и хоронило. В том числе и генерала Ефремова, с речью немецкого генерала, обращенного к немецким солдатам на похоронах: „Вы должны так же доблестно выполнить свой долг, как выполнил его погибший“. Все это смертельная русская тоска. Бессмысленно бередить старые раны. История ничему не учит. Пока в самом русском народе не проснется чувство национального самосознания и веры в самого себя, а не в доброе правительство. Но это выбито чередой расстрелов непокорных и просто выделяющихся из серой массы» [60].

По неподтвержденным данным, из окружения вышло около 1800 воинов 2-й стрелковой дивизии. Давно пора создать в ЦАМО РФ фонд этой дивизии, основу которого могли бы составить документы, сохраненные генералом Вашкевичем. Кстати, хотелось бы отметить работу префектуры Восточного административного округа Москвы, которая уделяет большое внимание работе с ветеранами, в том числе и 2-й дивизии народного ополчения. Благодаря префектуре встречи ветеранов боев под Вязьмой и поездки их в с. Богородицкое, у которого установлен памятник воинам, погибшим при прорыве из окружения в октябре 1941 г., стали традиционными.

65 лет назад — осенью 1941 года — миллионы родных и близких фронтовиков, сражавшихся на Украине и Смоленщине, вдруг перестали получать от них долгожданные весточки. Ко многим из них возвращались их собственные письма со штампами: «возвращается за неправильным указанием адреса», «возвращается в связи с переменой адреса», «адрес указан неправильно». Затем следовало долгое молчание, после которого почтальоны стали разносить (далеко не всем) печальные извещения: реже — «погиб», чаще — «пропал без вести». Последняя формула хотя бы оставляла надежду, что не погиб, может быть, ранен, остался у партизан. Родные погибших воинов до сих пор не теряют надежды найти хоть какие-нибудь сведения о них. В различные организации с запросами по этому поводу обращаются уже внуки пропавших без вести.
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Воскресенье, 24 Марта 2019, 17.08.40 | Сообщение # 16
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Район окружения под Вязьмой продолжает скрывать свои тайны — останки тысяч безымянных бойцов ожидают погребения. Пользуясь случаем, попытаюсь кратко изложить историю многолетнего поиска моего отца — командира 120-го гап[377] и его боевых товарищей. Может быть, это кому-нибудь покажется интересным или даже полезным. Это теперь мне понятно, что ничто в нашей жизни не исчезает бесследно, — только надо искать эти следы. А тогда я не знал, с чего начинать. Но и примириться с этой формулой «пропал без вести» не мог.

Дело осложнялось тем, что документы 120-го артполка военного времени были уничтожены перед выходом из окружения. А поскольку запросы в официальные организации ничего не давали, я стал искать сослуживцев отца. Безуспешно: на все запросы о трех-четырех однополчанах отца, фамилии которых назвала мать, приходил стандартный ответ — пропал без вести. Несколько лет затратил тогда, чтобы только выйти на Вязьму. Дело в том, что военнослужащий зачастую объявлялся пропавшим без вести через месяц, а то и два после того, как это случилось. При установлении даты выбытия из строя (если это делалось по запросу родных) к моменту потери связи с ним родственников обычно прибавлялось два-три месяца. Это обстоятельство часто уводило поиск на ложный след. Отец числился пропавшим без вести с 30 ноября 1941 г. На эту дату я и ориентировался сначала в своем поиске.

В 1968 г. написал в газету «Красная Звезда» небольшое обращение к ветеранам 120-го гап с просьбой откликнуться. Ответа не получил. В июне 1971 г. по приезде в Москву лично обратился в редакцию газеты «Красная Звезда» с просьбой опубликовать небольшое обращение к ветеранам полка. Куда там. Редактор отдела даже говорить на эту тему отказался:

«Нашу газету читают за границей. Что скажут? Выходит, что у нас полковники и даже целые полки пропадали без вести?» Он вызвал корреспондента и предложил нам совместно написать статью к 30-й годовщине разгрома немцев под Москвой. Мол, отец, командир артиллерийского полка, погиб, защищая столицу, а теперь его сын — командир ракетного полка стратегического назначения — защищает интересы всего Советского Союза. Я встал в позу и заявил, что приехал не для того, чтобы заниматься саморекламой. А отказался зря! Это я потом понял, когда мои письма и запросы в 80-х годах уже не застали в живых многих ветеранов полка.

Поиск ускорился после того, как я получил допуск на работу в Центральном государственном архиве Советской Армии. Там обнаружились довоенные списки и анкетные данные на 48 офицеров полка, о которых я не знал. В последующем розыске их мне оказали большую помощь начальник отдела Главного управления кадров МО полковник Соловьев В.Н. и служащие архива ГУК Смирнова А.Н. и Родина Л.И. К лету 1973 г. в моем списке на розыск числилось уже более ста однополчан отца, с 17-ю из них удалось установить постоянную связь. В 1975 г. был создан совет ветеранов полка, который возглавил старейший из них — командир 2-го дивизиона майор в отставке Работнов Ф.К. Позднее с помощью ветеранов удалось реабилитировать бывшего военнопленного командира 3-й батареи полка старшего лейтенанта Н.В. Фризена. Он первым в полку был представлен к награде за спасение матчасти при отходе полка из-под Бреста. В плен южнее Вязьмы Фризен попал раненным в обе руки, бежал. Устроился на работу на оккупированной территории. В 1943 г. с приходом советских войск был осужден по ложному доносу (сыграла свою роль фамилия, похожая на немецкую). В результате проверки, проведенной Генеральной прокуратурой, он был полностью реабилитирован. Пять лет заключения ему засчитали как службу в армии с выплатой денежного содержания. Но куда деть тридцать с лишним лет, прожитых с клеймом изменника?

В сентябре 1975 г. я вместе с райвоенкомом Вязьмы полковником М.М. Матвеенко проехал по вероятному маршруту выхода полка из окружения (см. схему 15). Во всех населенных пунктах и отдельных домах я оставлял записки с указанием своих координат. В районе Богдановки местные жители рассказали о бое, о том, как хоронили погибших: Это были не обычные солдаты, не пехота. Все в сапогах, в шерстяных гимнастерках, на петлицах «пушечки». Как потом оказалось, я стоял всего в 300 метрах от захоронения, где покоились останки 11 воинов, которое нашел через пять лет вяземский поисковик Николай Слесарев. Он связался со мной благодаря записке, оставленной директору школы в Гредякино. По одному из найденных медальонов Слесарев нашел сестру погибшего военфельдшера Ступак Ф.М., а она прислала ему фотографию с адресом на обороте снимка: Брестская обл., г. Косово, 120-й артполк, ВУД-3 (взвод управления 3-го дивизиона).



Знакомство со Слесаревым, вскоре перешедшее в дружбу, обернулось неожиданной удачей. До сих пор поиск велся умозрительно, на основе анализа немногих сохранившихся документов и рассказов ветеранов. Теперь ранее сделанные выводы получили убедительное подтверждение. После обнаружения Н. Слесаревым первого, а затем и второго захоронения темпы и масштаб поиска резко возросли. И чем активнее он велся, тем охотнее раскрывала вяземская земля свои тайны. Благодаря Николаю удалось, наконец, выяснить судьбу Знамени полка. По свидетельству бывшего помощника начальника штаба полка старшего лейтенанта Домахина Н.Д., на полотнище Знамени 120-го гап РГК были вытканы слова «47 отдельный тяжелый артдивизион РККА» [378]. По рассказам ветеранов, Знамя было закопано на северном берегу реки Вязьма в 3 км западнее города. Это утверждение всегда вызывало у меня сомнения. Командир и комиссар полка хорошо понимали важность его сохранения и наверняка сделали все возможное, чтобы сохранить его. Тем более что еще ранее, в июне, его удалось спасти в тяжелейших условиях отхода из Белоруссии. Не исключено, что слух о том, что Знамя закопали, был запущен специально. В противном случае об этом знали бы немногие. Некоторые ветераны в то же время утверждали, что его при выходе из окружения нес кто-то из писарей штаба.

В найденном захоронении, кроме останков Ступака, находились останки неизвестного майора (многое говорит, что это был батальонный комиссар Г.А. РУСАКОВ), неизвестного офицера и еще одного медика, опознать которого не удалось, а также рядового Рубцова А.П. и писаря штаба полка младшего сержанта Н.Г. Проселкова. В одном из писем Николай спросил меня, что за шевроны могли быть на военном обмундировании. И только потом выяснилось, что речь шла о какой-то ткани, сложенной в несколько слоев, с остатками золотистого шеврона, найденной им на груди сержанта Проселкова под шинелью. При повторном осмотре предметов, найденных в захоронении уже с моим участием, выяснилось, что ткань от соприкосновения с воздухом вся рассыпалась. Вне всякого сомнения, именно писарю штаба члену партии Н.Г. Проселкову, который до призыва в армию был парторгом шахты, было поручено вынести святыню — Знамя полка. И его сопровождала группа специально назначенных бойцов, с которой, возможно, следовал и комиссар полка. Недалеко от этого места местные жители обнаружили командира, который нес портфель, полный денег в запечатанных пачках (очевидно, часть полковой кассы).

Раскопки одной из могил полностью подтвердили и рассказ Чухарева Ф.П. об обстоятельствах гибели начальника штаба полка майора Машковцева Ф.С. В ней находились останки майора, старшего лейтенанта, лейтенанта и сержанта. Характер повреждений костей черепов говорил о том, что они покончили с собой (или убиты в упор). Наиболее хорошо сохранились кости скелета майора (он был без брюк и сапог — видимо ему пытались оказать помощь), в черепе которого была обнаружена пуля от нагана. Обе ноги были перебиты, причем кость стопы — пулей, а в бедренной кости второй ноги осколком был выбит целый кусок. Этим же осколком была убита лошадь, на которой он ехал (череп ее тоже находился в могиле, а тушу съели голодные солдаты).

Характер ранений полностью подтверждал рассказ ветеранов об обстоятельствах его ранений и гибели. Позднее проведенная Центральной криминалистической лабораторией МВД СССР экспертиза подтвердила, что представленный для исследования череп действительно принадлежал Ф.С. Машковцеву[379].

По рассказам жителей д. Богдановка, после боя немцы прочесали местность и собрали брошенное оружие. Всех, кого удалось захватить живым, угнали. Тех, кто не мог идти, добили. Своих убитых они закопали около деревни. Через несколько дней их всех увезли в город. На следующий день немцы согнали жителей Гредякино, Богдановки и Золотаревки хоронить погибших. При этом они не разрешали смотреть и брать документы и вещи убитых. Все же колхозникам удалось изъять посмертные медальоны у многих воинов. Однако девушка, собравшая и закопавшая их где-то в деревне, позднее была угнана в Германию и в Богдановку больше не вернулась. Убитые лежали группами и в одиночку по всему полю. Руководивший захоронением бывший военрук Гредякинской школы Михайлов А.Я. настоял, чтобы тела стаскивали с поля к овражку. Это уберегло могилы от распахивания. По словам местных жителей, на поле у Богдановки погибло не менее 100 воинов. Все они погибли в один день, после которого здесь боев больше не было.

В течение двух лет Н. Слесарев проделал колоссальную работу по обследованию обнаруженных семи захоронений. В них были найдены останки 98 человек. Воинские звания удалось установить только у половины: офицеров — 22 (в том числе майоров — 2, капитанов —1, старших лейтенантов — 6, лейтенантов — 7), сержантов — 12, солдат — 15. Был обнаружен 21 медальон, но часть бумажных вкладышей в них оказалась безнадежно испорченной (даже криминалистам не удалось их расшифровать), другие — вообще не были заполнены. По записям удалось опознать 16 человек, из них шестеро были из 120-го гап, один офицер из 166-й сд. Принадлежность остальных установить не удалось, хотя Слесарев разыскал их родных. Но найденные предметы снаряжения и экипировки погибших, их обмундирование и эмблемы позволили сделать вывод, что большинство захороненных у д. Богдановка принадлежали 120-му гап, в частности, его штабным подразделениям и подразделениям боевого обеспечения (радисты, разведчики, топографы, вычислители, писари, медики). Позднее в этом же районе Слесарев нашел еще одно захоронение с останками 25 человек, в основном пехотинцев. По рассказам местных жителей, они погибли за 2–3 дня до атаки артиллеристов. Всего Слесарев в одиночку нашел останки 125 воинов, установил имена 19 из них.


Начальник штаба 120-го гап майор Ф.С. Машковцев (1904–1941) застрелился в безвыходной обстановке 13 октября у д. Богдановка

11 октября 1981 г. — через 40 лет после последней попытки прорыва частей 19-й армии из окружения у Богородицкого — начальник отдела газеты «Красная Звезда» А. Хорев на основе моих материалов написал большой очерк «Отцовский полк». А 25 ноября он же написал большую статью «Забыть не вправе» о поисковой работе Н.Н. Слесарева, где затронул вопросы о розыске воинов, пропавших без вести, о необходимости захоронения останков погибших[380]. Ведь в то время раздавались голоса за то, чтобы имена пропавших без вести не включать в Книги Памяти!

К моему большому сожалению, опознать останки полковника Н.И. ЛОПУХОВСКОГО[381] не удалось. Относительно обстоятельств его гибели существует несколько версий. Если не вдаваться в подробности, они сводятся к следующему. Первая (щадящая меня версия): отец умер в результате тяжелого ранения, и его успели даже похоронить, документы забрал адъютант или кто-то из штабных работников. Вторая (я про себя назвал ее героической): отец застрелился, чтобы избежать плена, которого он все равно не выдержал бы. Возможно, она возникла в разговорах однополчан в лагерях военнопленных и более поздних воспоминаниях ветеранов. Не все бойцы и командиры знали о возвращении отца из госпиталя в Вязьме 1 октября. Говорили: командир полка с нами, командир приказал, командир ранен, умирает, застрелился… Но при этом многие имели в виду исполнявшего обязанности командира полка в течение почти месяца майора Машковцева, который застрелился. И, наконец, версия, рассказанная Фризеном много позднее после моих настойчивых попыток узнать правду. По некоторым признакам она мне кажется самой правдоподобной. По его словам, раненного в живот осколком мины полковника Лопуховского пристрелил немец (так называемый «выстрел милосердия»), который снял с него часы и срезал знаки различия — петлицы с четырьмя «шпалами». Еще бы — за полковника могли и отпуск дать! Поэтому, кстати, его и опознать среди погибших оказалось невозможным.

В течение 30 лет на все мои запросы и запросы ветеранов в ЦАМО РФ отвечали, что документов о 120-м гап в архиве нет. Тем не менее 16 марта 1990 г. в делах Западного фронта мне удалось обнаружить штатно-должностной список командного состава полка по состоянию на 24 июля 1941 г. (то есть после месяца боев и отхода из Белоруссии). Впервые удалось установить фамилии 161 офицера и сержанта (занимающих офицерские должности). Из них 80 человек к тому времени мне еще не были известны. Через некоторое время я уже знал судьбу 144 человек, 49 из них уцелели в огне войны. В результате многолетнего поиска к 1 октября 1995 г. удалось установить фамилии 543 человек (30 % от численности полка на 1.10.1941 г.), из них: погибло — 60 (офицеров — 28), пропало без вести — 191 (123), были живы после войны — 171 (68), судьбу 121 человека в связи с недостаточными персональными сведениями о них установить пока не удалось.

Время брало свое, и мои запросы и письма чаще всего запаздывали. Особенно жалею, что не застал в живых командира взвода разведки 3-го дивизиона лейтенанта ЛЮЛЯВА Д.С. (мое письмо пришло в Одессу через два месяца после его кончины), который был с командиром полка до конца и точно знал, как он погиб. Его взяли в плен 13 октября, 20-го он бежал с двумя товарищами. Потом все же был пойман и оказался в концлагере в Германии. Был членом антифашистского комитета военнопленных, поддерживал связь с подпольной группой немцев. Но после репатриации и спецпроверки вновь оказался теперь уже в советском концлагере. Его вдова толком ничего не могла вспомнить из его рассказов.

Отношение к бывшим военнопленным после войны общеизвестно. За редким исключением все они были репрессированы — стране нужна была дармовая рабочая сила для возведения великих строек коммунизма. Один военнослужащий 120-го гап после освобождения из плена «прошел госпроверку в 12-й запасной стрелковой дивизии по 1-й категории». Сия иезуитская формула означала высшую меру наказания — расстрел. Приговор обжалованию не подлежал и, как правило, приводился в исполнение немедленно.

Насколько бывшие военнопленные были запуганы репрессиями, говорит следующий факт. Разысканный мной в конце 70-х годов командир огневого взвода 2-го дивизиона 120-го гап лейтенант К.И. Бураков (встретиться с ним не удалось, так как он вскоре умер), просил однополчан, чтобы они не говорили полковнику Лопуховскому (то есть мне), что он был в плену. Но я-то знал, что он с товарищем — тоже командиром взвода этого дивизиона лейтенантом К. (фамилию называть не буду) — бежал из плена чуть ли не на второй день. Оба благополучно прошли проверку в спецлагере НКВД (считалось, что они были в плену до 7.03.42, так как находились на оккупированной территории), хорошо воевали, в конце войны стали капитанами. Бураков в письме утверждал, что К. в последнем бою у Богдановки был недалеко от командира полка, и знал, как погиб полковник. Но он погиб в 1947 г. на полигоне в результате случайного разрыва снаряда. На самом деле, как я тут же выяснил, К. застрелился 6.04.1948. Видимо, офицер не выдержал постоянных напоминаний о плене.

Мне удалось поспособствовать реабилитации (еще до соответствующего Указа) пятерых бывших военнопленных из числа солдат и офицеров 120-го артполка. Последнему — 88-летнему ветерану полка, кому удалось помочь с помощью свидетелей-однополчан, — 9 мая 2005 г. вручили удостоверение участника Великой Отечественной войны и автомобиль «Ока» (видимо, для того, чтобы он не требовал компенсации за многие десятилетия мытарств). На сбор доказательств того, что он не просто попал в плен, а воевал в составе полка три месяца, ушло почти четыре года.

В конце концов, поиск перерос первоначально намеченные рамки. Я не мог пройти мимо ставших мне известными фактов и обстоятельств трагических событий. Убедился, что даже непосредственные участники боев плохо представляют общую тяжелую обстановку осени 1941 г., особенно причины катастрофы под Вязьмой. Почувствовал себя в долгу перед ветеранами и родными погибших. Собственно, это и послужило последним толчком к решению написать эту книгу. Ведь не все имеют возможность заглянуть в архивы, рыться в документах. К счастью, на моем пути встречались в основном добрые люди, готовые оказать посильную помощь, чтобы вырвать из небытия имя хотя бы еще одного советского воина, отдавшего жизнь за Родину. Всех их здесь не перечислишь. И вообще, история и боевой путь 120-го артполка заслуживают отдельной книги.

9 мая 1981 г. состоялась первая поездка семи ветеранов полка и некоторых родных погибших артиллеристов на места боев под Вязьмой. Мы осмотрели местность у Богородицкого, вдоль автострады и южнее, где полк переправлялся через реку. Никто ничего не узнавал, настолько изменилась местность за 40 лет. Но когда бродили по полю в районе Богдановкй, Чухарев узнал овражек, где они укрывались от огня противника и где застрелился майор Машковцев. И только тут Слесарев рассказал ему о найденном рядом захоронении. Федор Петрович, стоя на коленях у могилы, со слезами на глазах просил прощения у своих товарищей, что не разделил их участь и остался жив. Он сказал, что сполна заплатил фашистам за их смерть. Побывали мы и на воинском участке Екатерининского кладбища г. Вязьмы, где были захоронены с воинскими почестями останки всех найденных погибших воинов. Возложили венки от ветеранов полка и родных погибших. Эти поездки стали традиционными и ежегодно совершались до 1995 г.

Совет ветеранов решил установить памятный знак на месте последнего боя у д. Богдановка. В райисполкоме не без труда удалось добиться разрешения на его установку. Но ставить памятник в лесу было просто опасно — его бы разбили или расстреляли «черные следопыты». Так, как они поступили с памятным знаком погибшим артистам московской фронтовой бригады, установленным на берегу Вязьмы при въезде в город. В последний момент мы решили, наплевав на все запреты, поставить небольшой обелиск прямо на станции (теперь разъезде) Гредякино (7 км юго-западнее Вязьмы), куда пробивались и не смогли пробиться артиллеристы 120-го гап. В этом благородном деле нам оказали большую помощь бывший райвоенком М.М. Матвеенко, поисковики отряда московского института НИЦЭВТ (командир отряда В.В. Степанов) и солдаты войсковой части 42669, в быстром темпе соорудившие бетонный постамент.

Памятник был открыт в торжественной обстановке 9 мая 1988 г. в присутствии 12 ветеранов (из 30 приглашенных), родных и близких погибших, приехавших из различных республик Советского Союза и жителей окрестных деревень. Поскольку официальные организации не проявили интереса к собранным документам и спискам солдат и офицеров полка, погибших и пропавших без вести под Вязьмой, было решено замуровать их в капсуле из нержавейки прямо в постамент — до лучших времен и в назидание потомкам. В капсуле были увековечены имена 270 солдат, сержантов и офицеров полка, известных на тот момент. Шефство над памятником взяли на себя ученики Гредякинской школы, в которой был создан небольшой музей 120-го гап. Теперь каждый год в День Победы у памятника проводится митинг с участием местных жителей.

На земле Вяземщины установлено много памятников погибшим воинам. Народ не забывает своих героев. Каждый год в День Победы у памятника, установленного на месте прорыва из окружения у села Богородицкое, проводятся митинги, в которых участвуют ветераны 19-й армии. Но нельзя все сводить к торжественным мероприятиям в определенные даты. Надо на деле осуществить провозглашенный принцип — «никто не забыт, ничто не забыто» — и продолжать работу по поиску останков солдат и офицеров, отдавших свою жизнь за свободу и независимость Родины и увековечению их памяти. Считается, что в районе села Богородицкое полегли 19 тысяч советских воинов. В дни празднования 50-летия Победы, 9 Мая 1995 г. недалеко от Богородицкой школы в братской могиле были перезахоронены останки более 70 воинов, погибших в октябре 1941 г.

Надо продолжать поиск, а для этого помочь поисковым отрядам. Приведенные в книге документы, в том числе и немецкие, могут послужить отправной точкой для проведения поисковых работ в новых районах. Это касается и противотанкового рва и полевых оборонительных сооружений, в которых местные жители хоронили погибших. Надо захоронить, наконец, всех погибших, а для начала — открыть все соответствующие документы и подсчитать реальные потери Вооруженных сил в минувшей войне. Народ должен знать правду. До сих пор не найдены документы штабов окруженных армий, дивизий и полков, в том числе и списки личного состава. Где-то в тайниках скрыты Боевые Знамена частей, оружие и военное имущество.

этом году будет широко отмечаться 65-я годовщина битвы под Москвой. В связи с этим хотелось напомнить, что основанием для награждения медалью «За оборону Москвы» является участие воина в боях на подступах к столице только в период с 19.10.1941 г. по 25.01.1942 г. Между тем, для личного состава частей ПВО, участвовавших в Московской битве, таковым установлен период с 22 июля 1941 г. (время первого налета германской авиации на город) по 25 января 1942 г. И хотя официально признано, что Московская оборонительная операция началась 30 сентября 1941 г., воины, сражавшиеся на дальних подступах к столице начиная с этой даты и по 19 октября, участниками битвы за Москву не являются. Давно пора бы устранить эту явную несправедливость пока еще не поздно…
Qui quaerit, reperit
 
Авиации СГВ форум » МЕМОРИАЛЫ И ЗАХОРОНЕНИЯ СОВЕТСКИХ ВОИНОВ » ЛИТЕРАТУРА О ВОЙНЕ » Лопуховский Лев "1941. Вяземская катастрофа"
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:

дед мороз