Модератор форума: doc_by, Назаров, AgniWater71, Геннадий  
Фильтрационные и спецлагеря НКВД (СМЕРШ)
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 10.29.33 | Сообщение # 241
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Однажды мы работали близ леса. Вдруг - самолеты. Началась бомбежка. Немец крикнул "ложись". Все легли, вижу - кто-то ползет к лесу. Я - за ним. К концу бомбежки мы, человек десять, оказались в лесу. Пошли по лесу, по тропинке, потом вышли на дорогу. Куда идти, в какую сторону? Мнения разделились: четверо хотят в одну, шестеро - в другую. Не приходя к общему мнению, пошли в разные стороны. Я был среди четверых. Дошли до деревни на пригорке, но зайти в деревню побоялись, переждали в лесу. На второй день со стороны Орша мы увидели советские танки. Пошли к деревне, встретили старшего лейтенанта, объяснили, кто мы и откуда. Нас он повел в свой штаб. Каких только оскорбительных слов не наговорил нам там один из военных чиновников! Слышать такое от своих после наших мучений в плену?! Что же нас ожидает дальше? (К счастью, на фронте других оскорблений в свой адрес я не слышал).

http://iremember.ru/kavaler....-7.html

После проверки нас направили в Оршу, в военкомат для нового призыва. Оттуда с Меньшиковым из Мордовии были направлены в запасной полк. Там ждали, как тогда говорили, своего "покупателя". Одному из них был необходим кто-либо знающий химию. Так я попал в химвзвод. Для меня война продолжалась, но я был уже среди своих, наступал на ненавистного немца.

http://iremember.ru/kavaler....-8.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 10.45.06 | Сообщение # 242
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
С Иваном мы пошли полями дальше на восток, на немцев не нарывались. Но через день так оголодали, что решили днем зайти в близлежащее село. Опять испуганные лица молдаван, делавших вид что не понимают ни слова по-русски. Еды не дали. Смотрим, сидит щирый украинец и говорит нам на смеси слов из разных языков, но мы его поняли так -«Видел три русских танка в десяти километрах отсюда». И показал рукой направление. Эти километры мы прошли на едином дыхании. Навстречу нам неслись три танка Т-34, «облепленные» танковыми десантниками. Остановились возле нас, люк головной машины открылся, из него вылез танкист и спросил -«Кто такие?» Мы закричали обезумев от радости -«Мы свои! С плена бежали!». Он ответил - «Нет времени с вами сейчас разбираться! Залезайте на броню!». Проехали несколько километров. Иван сидел сзади меня. Вдруг, откуда-то с тыла, из ближайших строений застрочил немецкий крупнокалиберный пулемет. Разрывная пуля попала Ивану в спину, он умирал на моих руках...Я содрогался от рыданий. Как же это так, все прошел человек - фронт, плен, побег, и только всего десять минут как добрался до своих и погиб так нелепо!.. Сколько раз после войны я видел в кошмарных снах этот момент... Этот эпизод один из самых тяжелых в моей жизни.

Г.К.- Вы попали на спецпроверку?

М.Л.- Сначала я воевал две недели танковым десантником в освободившей меня из плена танковой роте 45-й ТБр. Это был рейд танкистов на тернопольском направлении, на Залещики. Выходили они из рейда в 40 километрах от города Серет, если я не путаю.. Командир танкового батальона написал на меня характеристику -«воевал, проявил, достоин» и т.д., и меня привели в штаб бригады. Сидел за столом капитан. Я не знаю, был ли он «смершевец», капитан не представился. Говорит мне -«Уж больно все у тебя гладко получается. В десанте выжил, в лагере в тебе еврея не распознали, в побеге вышел к своим получается в одиночку, свидетелей живых нет, а командир тебя к медали предлагает за геройство представить. Подозрительный ты тип, Лихтерман! Пусть с тобой в другом месте разбираются». Вызвал двух солдат для конвоя и повезли меня в Черновцы, в СМЕРШ.

Г.К.- Что было дальше? На «конвейер»?

М.Л.- Сразу хочу вам сказать. Все работники СМЕРШа, с которыми лично мне довелось столкнуться оказались нормальными людьми. Ведь среди них сволочей было более чем предостаточно, а меня судьба свела с людьми, не потерявшими совесть. В Черновцах меня допрашивал пожилой майор НКВДэшник, похожий внешне на еврея. Допрос длился два часа. На меня не орали и расстрелом не угрожали. Спокойная такая беседа. Вдруг спрашивает меня - «Солдат, ты когда последний кушал?». Говорю ему - «Два дня тому назад». Принес мне молдавского сыра с хлебом...Снова вызывают меня к нему. Он дает мне пакет с документами и сообщает, что я должен явиться через трое суток в отдел комплектования 38-й Армии и там получить назначение в фронтовую часть. Потом он сказал одну фразу с очень серьезным намеком. Не буду приводить ее дословно, но смысл намека был такой -«Забудь о плене и никому о нем не распространяйся».

http://iremember.ru/desantn....-8.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 10.58.36 | Сообщение # 243
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
23 апреля остановились на ночлег в каком-то сарае. Утром мимо нас пошли танки с белыми звездами. Прибежали бывшие пленные американцы и взяли в плен конвоиров. Те не сопротивлялись. Они уже чувствовали, что деваться некуда. Освободили нас из этого сарая, мы, конечно, обрадовались. Мы пошли дальше и дошли до какого-то городишка. В нем мы жили где-то до середины мая. К нам присоединились и другие военнопленные и угнанные на работу гражданские. Немецкое население вело себя нейтрально. Они боялись вступать с нами в конфликт. Ребята начали лазать по подвалам в поисках еды и спиртного, хотя американцы нас довольно сносно кормили. 9 Мая пошел шум, что окончилась война. Все выбежали на улицу, я тоже выбежал. От радости кричали, аплодировали, закончилась война! Немцы было просто по-моему потрясены.

Все время ходили какие-то слухи, что американцы соблазняли вступить в их армию, что нас не будут возвращать на родину, но где-то в середине мая пришла колонна "Студебекеров", и нас отвезли в Австрию в расположение наших войск. Там был организован сборный пункт. Жить было негде, пришлось строить землянки. Я чувствовал себя плохо и обратился к охране. Меня положили в лазарет. Там я написал письмо матери в Москву. Сообщил, что такого числа был сбит, обгорел, чтобы она не расстраивалась, лицо заживает нормально. Мать отнесла письмо в Москворецкий военкомат, а то ведь оттуда уже похоронка пришла. Ведь моя группа улетела, не увидев мой раскрывшийся парашют.
Из Австрии нас на поезде отправили в Первую горьковскую стрелковую дивизию - так назывался фильтрационный лагерь где-то на территории Белоруссии. Там я узнал, что 23-го февраля мне было присвоено звание Героя Советского Союза. Это сказали ребята, которые были сбиты после меня и тоже проверку проходили. Я особо не афишировал это дело, но во время проверки мы писали все, что знали друг про друга и это естественно всплыло. Поэтому ко мне относились очень хорошо, никаких нажимов не было. Я сам относился к работникам КГБ с большим уважением. Для нас это была героическая профессия. Где-то в августе, когда пришли все ответы на запросы, мне дали шинель с пехотными погонами, какой-то документ и выпустили. Я приехал в полк, а к этому времени весь наш корпус расформировали. Командующий вызвал меня: "Вы летчик опытный, но все же сильно пострадавший. Здоровья у вас нет. Образование среднее. Предлагаем вам поехать домой". Вот так в 1946 году меня демобилизовали. Приехал в Москву, обратился в Военкомат. Там еще раз прошел проверку. В этом же году поступил в Московский Энергетический институт. Через год меня вызвали в военкомат и вручили Золотую Звезду.

http://iremember.ru/letchik....-3.html


Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Пятница, 22 Февраля 2013, 10.59.25
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 11.08.38 | Сообщение # 244
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Получив приказ Н.В.Струтинского, я отправился вместе с комендатурой в г.Львов, где, как было договорено, должны были со мной связаться. Но, к сожалению, этого не произошло. Лишь 25 ноября 1963 года я узнал со слов Н.В.Струтинского, что пробираясь ко Львову с боями, у отряда Д.Н.Медведева не хватило боеприпасов и он вынужден был возвратиться обратно, не дойдя до Львова 60 километров (из села Нивица).

Потеряв надежду на связь с Николаем Владимировичем, я вынужден был скитаться с немцами до окончания войны.

В Будапеште, когда за ненадобностью комендатура была расформирована, меня передали в транспортную контору, где я работал грузчиком. День капитуляции меня застал в Эссене. Восторга не описать. Я ведь пережил все невзгоды, и риск, и страх разоблачения! Эссен тогда был занят американскими войсками. Как-то проходя мимо караульного помещения, представился и был приглашен вовнутрь. Новость о том, что в караулке находится еврей и бывший военнопленный, быстро распространилась, - не всегда встретишь еврея из России да еще и в Германии. Все бросили свои дела и кинулись ко мне, накрыли стол с ликером, вином и закуской, поднимали бокалы, пили за победу и за мое здоровье. Среди прочих здесь были еврей - начальник караула, французы, англичане, американцы, в том числе негры. Помню, француз сел за рояль - и полилась песня.

В Эссене я перешел на сторону расположения советских войск. Надеялся, что своим отнесутся с пониманием, будут справедливыми. Нас были тысячи, всех окружили и погнали в тыл. Прошел фильтрационные лагеря в Новой Вене и Нойленбахе. В Нолейнбахе обратился с письмом к начальнику контрразведки, в котором изложил весь пройденный путь как подпольщика Ровенского подполья. Через неделю встретился с начальником контрразведки. В фильтрационной комиссии не поверили ни одному моему слову. Один из членов даже так высказался: "Не могу поверить: еврей и бесстрашие, еврей и самопожертвование, еврей и героизм. Чушь какая-то".

После этого отправили меня на восстановление взорванного немцами Беломоро-Балтийского канала. В августе меня и других заключенных теперь уже своего лагеря повезли в товарных вагонах, которые были забиты, до Карелии в город Медвежьегорск. Снова стали жить в бараках и работать под конвоем, выдалбливая окаменевший грунт. Кормили здесь, правда, получше, чем в немецких лагерях. За время нахождения в лагере сменил специальности землекопа, трамбовщика, плотника. Продолжая работать на Беломорканале, вторично обратился теперь уже к начальнику Беломорканала, ища справедливости, но конкретного ответа не получил. Лишь через 10 месяцев меня расконвоировали, после чего участвовал в первых, после военных лет, выборах в Верховный Совет СССР.
БОРЬБА ЗА СПРАВЕДЛИВОСТЬ
Когда закончилась война, я надеялся восстановить справедливость, доказать факт своего участия в жизни подпольщиков в Ровно. И справедливость восторжествовала! Причем сама дала знать о себе. 15 июня 1961 года, через 17 лет после последней нашей встречи, я получил письмо от Николая Владимировича Струтинского, бывшего уполномоченного спецотряда Д.Н.Медведева, а также сподвижника известного разведчика Николая Ивановича Кузнецова, в котором он писал: "... Вы являлись участником подпольной партизанской группы Н.М.Остафова. Вас мы знали под именем "Гасан" и просили отозваться. После чего началась переписка и с остальными оставшимися, к великой моей радости, в живых: П.К.Терещенко, И.Д,Куцаком, В.Буримом, М.М.Шевчуком, М.И.Твердохлебовым, С.Г.Афониным и П.И.Ершовым, с которыми вместе боролись с врагом".

http://iremember.ru/drugie-....14.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 11.15.26 | Сообщение # 245
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Мы перелетели на аэродром Старое Константиново. Вылетели группой, Масляков, Богданов и я. Вылетели в районе Проскурово на линию фронта. Встретили группу бомбардировщиков и атаковали их. Масляков сбивает один самолет, я атакую второй. Открываю огонь по бомбардировщику и в это время оказался мессеры, которые были выше. Удар по моему самолету, он вспыхнул. Я вижу, что самолет горит, сбрасываю «фонарь», отдаю ручку, вылетаю из самолета. Удар, повисаю в воздухе. Оказывается, меня ранило в ноги, кроме того я обгорел. Смотрю, земля приближается. Удар о землю, потерял сознание. Чувствую, меня тормошат. Вижу солдат в зеленой форме, здесь петлицы, черепа, понял дивизия СС. С меня сняли меховую тужурку, снимают сапоги, разрезают их. Оттуда хлещет кровь, перевязывают бинтами ноги. И левую, и правую, обе ноги. Подняли, перенесли в машину. Я упал прямо в немецкую часть. Перевезли меня на машине в большую деревню. Там, видимо, штаб. Машина останавливается перед зданием. Оттуда выходит офицер, старший лейтенант. Спрашивает, кто такой? Танкист? Я говорю, летчик. Спрашивает, какая часть? Сколько самолетов? Кто командир? Я говорю, не буду отвечать. Он махнул рукой, расстрелять. Стали заводить машину. Понял, все кончилась для меня война. Выходит группа. Впереди какой-то со светлыми погонами, пожилой. Увидел машину, солдат, меня увидел. Подходит, спрашивает по-немецки, кто такой.

– Куда его?

– Приказали расстрелять.

– Найн. В госпиталь.

Видимо, генерал старой закалки. Через минут 20 подъезжает телега. Там лежит человек. Посмотрел, капитан лежит. Меня поднимают, кладут туда. Нас там два человека. Возница вооружен, с винтовкой, поехали. Едем. Час проехали примерно. Вижу, возница украинец. Я к нему:

– Слушай, земляк, что же ты немцам продался? Служишь им.

Он говорит:

– Ах ты, проклятый москаль, сейчас я тебя прикончу.

Снимает винтовку, передергивает затвор, направляет на меня. Капитан немецкий, как увидел, найн, найн, в госпиталь. Тот говорит:

– Есть.

Едем дальше. У меня большие кровопотери. Я потерял сознание. Ехали часа 3 или 4. Это было 19 марта. Темно стало. Приехали в город. Меня тормошат. Не волнуйся, ты у своих. Перевяжем, полечим. Меня кладут на стол. Спрашиваю, где я.

– Ты в лазарете, в лагере военнопленных. А мы свои санитары.

Приходит наш русский врач. Вытаскивает большие осколки из ног. Перевязывают ноги. Начинают мазать руки красной жидкостью. Страшная боль. Я стону.

– Ничего, потерпи. Это жидкость против ожогов. У наших нет такой жидкости, а у немцев есть. У тебя ожогов не будет, будет все нормально.

Начали мазать лицо, у меня же лицо обгорело. Боль невыносимая. Говорю, не могу терпеть, кричать буду. Сделали укол, я через несколько минут засыпаю. Просыпаюсь на другой день. Лежу внизу. Двухэтажные нары, железные койки. Рядом со мной на второй койке лежит бородатый мужчина. Увидел, что я очнулся, спрашивает:

– Кто ты такой?

– Я летчик. Меня сбили, обгорел, взяли в плен, сюда принесли.

Он говорит, что тоже штурман с Пе-2. Меня сбили, ранило в живот, сделали операцию. Лежу 7 дней. Санитары приносят еду. Суп из брюквы. Дают манную кашу. Ложка не проходит, ожог лица. На 7-й день начинается суматоха в лагере. Здоровых пленных угнали из лагеря. В городе взрывы, немцы взрывают дома. Санитары говорят, что скоро за вами приедет телега, вас тоже увезут, а здесь все взорвут. Мы лежим, темнеет. Нас не увозят. Только смотрим в окна, везде полыхает. Думаю, сейчас нас подожгут. Нам повезло, что на бараке было написано «тиф», не входить. Немцы нас бросили, не стали поджигать, заторопились. Охрана убежала. Я заснул, просыпаюсь. Меня сосед поздравляет, говорит: «Нас освободили». Я говорю, ну что же, слава богу. Все. Через час или два входят два солдата. Ребята, поздравляю, мы вас освободили. Скоро приедет госпиталь, вас перенесут, вылечат. Будет все нормально, радуйтесь.

http://iremember.ru/letchik....-3.html

Ко мне подходят, о, танкист, поздравляем тебя. Я говорю, я не танкист, я летчик. Тем более, поздравляем, вы так хорошо воевали, нас ни разу не бомбили, спасибо. Выпей за освобождение. Дают мне кружку шнапса. Я выпил, как воду. Через полчаса приходит майор. Ребята, поздравляем, мы вас освободили, сейчас приедет госпиталь, будете жить. Меня все принимали за танкиста. Давай, выпьем за твое здоровье. Наливает мне еще кружку шнапса. Я выпиваю. 2 кружки это грамм 600 минимум, а я к этому времени ослабел, и потерял сознание. Очнулся через день. Приходят 2 старушки. Сынок, какой ты страшный. Мать бы тебя увидела, как она была бы расстроена. Я говорю, нормально, я живой, еще будем жить.

– Сынок, чем тебе помочь? Принести пирожков, чаю?

Я говорю, пить хочу. Принесли мне кофейник с кофе. Я одну чашку выпил, вторую и снова потерял сознание. Опять заснул. Просыпаюсь, сидит девушка. Ухаживала за мной два дня. Меня перевозят в госпиталь. Разрезают бинты. И все отшатнулись. Я поднимаю голову, смотрю, что там. А там сотни вшей ползают. Они меня раздели, помыли. Дали новую одежду. Положили в палату. Видимо, изолятор. Лежал один, через два дня у меня начался тиф. Меня перевели в большую комнату, коек 10. Днем ничего, а ночью мне кажется, что это тюрьма, что меня сейчас убьют. Приходят со шприцом, это значит отрава. Я вскакиваю, ползу к окну, меня санитар хватает, хочет поднять, унести, я цепляюсь за ножки кровати. Зову сестру. Сестра приходит, Серега, успокойся, все нормально. Медсестру я слушался. Через 2 недели очухался. Лежу в палате, рядом со мной какой-то человек лежит. Говорю:

– Меня вчера сбили. Я воевал, сбил два самолета.

Он говорит, как вчера, уже 2 недели здесь лежишь. У меня бред был, я в бреду воевал, сбил два самолета.

Начали лечить. Я полтора месяца лежал, мне даже палец отрезать хотели. Я уже ходить начал, а у меня сустав на пальце гнил. Врач:

– Мы его отрежем. Не возражаешь?

– Да, нет. Хочу быстрей воевать, на фронт.

Прихожу в палату хмурый. Ребята спрашивают, Серега, чего ты такой хмурый?

– Да, мне палец завтра отрежут. Врач сказал.

– Да ты что с ума сошел. Им разреши, они тебе голову отрежут. Скажи, что не хочешь. Лечите, мне палец нужен. Хочу воевать.

Прихожу на другой день к врачу, говорю, не хочу, чтобы мне отрезали палец. Надо его лечить. Они говорят, лечит мы не будем. Мы тебя выпишем. Я говорю, ну и хорошо, выписывайте скорее. Начали мне делать электрофорез. Он зажил, уже после мая.

Госпиталь в Проскурове был, на краю аэродрома, и после майских праздников немцы стали сильно город бомбить. Бомбы падали кругом возле госпиталя, все уходили вниз в подвалы, а я не мог тогда еще ходить и меня не могут перенести, лежу, жду, когда бомба попадет. Нет, не попала. Позже стал выходить. Хожу по палате нормально с костылями. Спустился вниз, вышел на улицу, весна, май, числа 10 мая, зелень кругом. Смотрю, на аэродроме самолеты стоят – белые носы и красные хвосты мой полк. Пошел туда, смотрю, моя эскадрилья. Сидят летчики. Я говорю, ребята, здравствуйте. Говорят, ты такой, чего пришел? Я говорю, Крамаренко.

– Какой Крамаренко, он погиб. Его сбили, он сгорел.

– Нет, я Крамаренко.

Посмотрели, признали. Доложили командиру полка. Командир полка командующему. Нашли летчика, который был сбит 2 месяца назад. Был в госпитале. Дает команду, меня направить в Москву. Меня из госпиталя выписывают, везут на аэродром. Прилетаем в Москву. Машина уже ждет, привозят меня в Сокольнике. Поместили в госпиталь. Май, июнь меня лечат. Ноги заживают. Отправили меня на месяц в санаторий, отдохнуть подлечиться. Потом меня на медицинскую комиссию. Летать могу, хорошо хожу. Разрешили летать без ограничений. Мне дают документы, выписывают. Дают направление в отдел кадров военно-воздушных сил, там мне выписали направление в штаб 2-й Воздушной армии на Украину, а я знал, что 19-й полк переведен в Белоруссию. Прихожу в гостиницу на Планерную, печальный такой. Напротив меня рядом лежат ребята с Пе-2, отдыхают. Спрашивают, почему такой печальный. Приходится ехать на Украину, а полк в Белоруссии.

– Слушай, так мы летим в Белоруссию, в Барановичи.

– Хорошо. Вы меня не возьмете?

– Ладно, приходи, придумаем что-нибудь.

Приехали на второй день на аэродром в Тушино. Подошли к бомбардировщику. Они говорят, ну куда тебя. В переднюю кабину будешь мешать штурману. Свободный бомболюк, хочешь туда. Я говорю, хоть на хвосте, где угодно, лишь бы лететь. Они открыли бомболюк, залезай, только не вывались. Привяжись. Дали мне ремень. Я привязался к бомбодержателю. Завели мотор. Самолет стал разбегаться, попрыгал. Оторвался. Летим. Набирает высоту. Сначала было тепло, все-таки август месяц. Температура на земле была плюс 15-20 градусов. Набрали высоту, смотрю, холодно, мерзну. Замерзает лицо, руки, ноги. Стал тереть лицо, руки. Летели на большой высоте, тысяч 5-7. Потом уменьшили обороты, начали снижаться, теплее-теплее. Выходим на посадку, шасси выпустил, заходит, сел. Открыли бомболюк. Я вылез. Я говорю, спасибо, ребята.

Привезли в Барановичи. Дальше до Бреста уже поездом ехать. Пошел на станцию. Часов 5 вечера. Поезда нет. Жду поезд. Подходит поезд, битком набит солдатами, даже на подножках солдаты стоят. Стал карабкаться, пустите ребята. Я летчик. Говорят, летчика надо пустит. Проходи внутрь. Я зашел в передний отсек. Все забито, свободен был Был свободен отсек для вещей над проходом, я там и устроился. Просыпаюсь утром уже в Бресте. Я вылез. Пошел на аэродром к коменданту. Захожу, говорю, я Крамаренко, младший лейтенант, ищу свой 19-й полк. Он говорит. Такого полка здесь нет. Мы все полки знаем, которые здесь были. Стою, думаю, что же дальше делать, куда мне добираться. Открывается дверь, входит Костя, летчик нашего полка, летал на По-2, связной. Он говорит:

– Байда, как ты здесь оказался? – у меня позывной Байда был. Байда – это Тимошенко, который складывался пополам, складывался в маленькое кольцо. Когда мы пришли после концерта, Витька Александрюк говорит, ребята, у нас свой Байда. Сережка, ну-ка сложись пополам, пролезай в кольцо. Так меня и прозвали Байда. Даже адъютант эскадрильи забыл и стал искать Байда. Байда есть, а Крамаренко нет.

Я говорю:

– Из Москвы прилетел. Костя, где же наш полк, 19-й?

– Мы сейчас не 19-й, 176-й Гвардейский. Нам за Украину, мы там сбили 120 самолетов, дали гвардию. Теперь наш полк 176-й, полком командует Павел Федорович Чупиков. Я тут за почтой прилетел, полечу обратно, я тебя возьму.

Он посадил меня сзади. Прилетели в полк. Я доложил командиру Чупикову. Он говорит:

– Будем думать, что с тобой делать. Пока иди к особисту, поговори с ним.

Пошел к нашему особисту Михаилу Ивановичу Егорову. Он был очень хороший. Говорит:

– Оставляем, его в полку, летчик хороший.

http://iremember.ru/letchik....-4.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 11.25.47 | Сообщение # 246
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Среди заключенных бергенского лагеря не было предателей, у нас даже не было лагерной полиции составленной из бывших пленных. И когда в лагерь приезжали представители "власовцев", записывать добровольцев в РОА, то к ним никто из наших не пошел! Но, никто из нас не думал, что на Родине нас просто отпустят по домам, ведь, как Сталин относится к попавшим в плен, и что считает их всех поголовно предателями, мы уже знали. Некоторые серьезно задумались над предложением американцев, и в итоге согласились. Но для меня лично Родина была превыше всего. В начале июня в город Берген прибыли советские офицеры, называвшие себя представителями Советской Миссии в Норвегии. Они приступили к составлению списков бывших военнопленных для депортации их на Родину. Я записался под фамилией Гурин. Вскоре, большую группу бывших пленных направили в Осло, там уже ожидали отправки в Союз несколько тысяч человек. Было немало таких, которые были уверены, что по прибытии на Родину, нас или расстреляют "за плен" или дадут лагерный срок лет так на пятнадцать, и я сам вскоре так начал думать, но обратной дороги для себя не видел... С корабля нас в порту Ленинграда выводили на берег группами по сто человек, выстраивали за портовыми строениями, вдали от чужих глаз, забирали у нас все вещи и подарки, пленных переодели в старое солдатское обмундирование б/у, переобули в ботинки, и под конвоем вели на вокзал, где "товарняками" нас отправили в Муром Владимирской области, в проверочный лагерь.

С первых же минут на родной земле отношение к нам было как к предателям
.

http://iremember.ru/desantn....-3.html

Г.К. - Как проходила государственная проверка в Муроме?

Г.В. - Разместили бывших военнопленных в бараках, на голых деревянных нарах .

Бить никого не били, но все время в наш адрес раздавались угрозы со стороны охраны и следователей. Уже в первые дни проверки из бараков изъяли всех "подозрительных", отделили от рядовых бывший комсостав. Смершевцы вызывали к себе по одному и тщательно допрашивали, и где-то через неделю в следственный отдел лагеря вызвали и меня. Первое, что я услышал от следователя, было следующим: "Ты Гурин Григорий Данилович?! Садись, предатель Родины! Давай, рассказывай, где, когда и при каких обстоятельствах сдался в плен?!". Я сказал ему: "Для начала я постою. А зовут меня меня не Гурин, а Григорий Давидович Водянский". На мой ответ последовала мгновенная реакция, резко поднявшись со стула, следователь в упор произнес: "Так ты хочешь сказать, что ты еврей?! Тогда почему, ты, еврей, находясь в немецком концлагере, остался в живых?!". Тогда я подробно рассказал следователю, в каких частях служил, какую задачу выполняла наша ВДБр и при каких обстоятельствах, будучи раненым, без сознания, я был взят в плен, и что два живых свидетеля могут все это подтвердить. Когда я закончил говорить, то следователь, выдержав долгую паузу, произнес: "Ну что же, пока ты свободен... Пока... Жди следующего вызова на допрос"... Спустя две с лишним недели, охрана меня снова вызвала к тому же следователю, и в отличие от первого допроса, он вел себя по-другому. Сначала дружелюбно предложил сесть, однако сразу сурово произнес: "Ты почему родителям не сообщил о том, что жив и здоров?". Я ответил, что не знаю, где они сейчас находятся, в эвакуации были в Челябинске, но уже два года прошло. Следователь сказал: "Мы навели справки и установили, что твои родители живут сейчас на Украине, в городе Херсон" Он сообщил мне адрес и велел немедленно связаться с ними. Закончилась эта моя встреча со следователем на том, что он сказал: "Жди, тебя снова вызовут, но уже в другой отдел". И действительно, следующий вызов был в отдел, занимавшийся дальнейшим направлением бывших пленных на работу в народном хозяйстве. Мне вручили временное удостоверение личности, в котором было сказано, что я прошел государственную проверку, ни в чем не обвиняюсь и преступлений перед Советской Родиной не совершал. Являюсь гражданином СССР и имею право участвовать в выборах во все органы власти страны. Направили меня на работу в город Ростов Ярославской области, на лесосплав. 10 -го июня 1946 года я получил полный расчет в организации, занимавшейся лесосплавом, и поехал домой в Херсон свободным человеком. Но в Херсоне, как только я встал на учет, меня снова стали тягать на проверку уже в городское управление МГБ, которая продолжалась долгие месяцы. Гражданский паспорт мне выдали только через полгода.

Г.К. - А после 1953 года, за "пребывание в плену" были какие-то ограничения?

Г.В. - Нет, после сороковых годов меня никто пленом уже не попрекал.

http://iremember.ru/desantn....-4.html


Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Пятница, 22 Февраля 2013, 11.28.14
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 11.31.58 | Сообщение # 247
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Как-то в лагерь прибыли власовские агитаторы, вербовали в РОА. Желающих не оказалось.

Третий раз бежал в Грейсрсвальде в апреле 1945 года. Тогда нас под усиленной охраной погнали в cторону западных земель. Колонна остановилась на отдых. Фрицы-конвоиры уморились, задремали. Я уполз в лесопосадку, спрятался, несколько дней блуждал по лесу. Потом пришли наши. И вечером 30 апреля я был уже на сборном пункте военнопленных в Грейсрсвальде. Служил в Красной Армии до 1950 года. Уволился сержантом. Кончил среднюю школу, а затем Таганрогский радиотехнический институт. Работал в НИИ. В комсомол вступал дважды: в 1941 и в 1946 годах. Дважды вступал в партию. Первый в марте 1943 года в ТПУ, второй – в 1963 г.

http://iremember.ru/pulemetchiki/vershinin-valeriy.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 11.59.36 | Сообщение # 248
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Вместе с Евгением Железняком мы поехали в Париж. Когда приехали туда, то попали на прием в советское консульство. С нами разговаривал секретарь Гузовский. Он дал нам указание ни в какую армию не вступать, а вести людей на сборный пункт для советских граждан в город Борегар. Мы спросили у него, что нам делать с оружием. Мы тогда не хотели его сдавать в Шалоне, так как местные власти там были "правыми". Об этом и сказали ему. Товарищ Гузовский на это сказал нам, что они, консульство, вмешиваться в такие дела не имеют права, а что оружие необходимо сдать тем и туда, куда требуют.

Я и Евгений Железняк отправились к своим в Шалон. Но по пути зашли на собрание компартии, которое проходило в предместье Парижа - городке Шелль. Там мы и договорились о передаче им оружия. В комитете нам напечатали расписки о том, что мы обещали им дать оружие. А затем они поехали на машине вместе с нами в город Шалон. Там мы и передали им оружие и получили от них расписки. Их, эти расписки, я потом сдал при фильтрации в городе Цейтхане.

Потом мы, то есть, русские из отряда сопротивления, приехали на сборный пункт для советских граждан в город Борегар. Там из нас организовали комендантскую роту по охране сборного пункта. Григория Задорожного назначили ее командиром, а меня - его заместителем по политической части. В Борегаре же я познакомился с девушкой Таисией Владимировной Трофимовой. Ее мама и две сестры были увезены в Латвию, потом в Германию и наконец во Францию по обвинению в связи с партизанами. Там же я на ней женился, мы сваляли свадьбу, а мои товарищи гуляли на ней.
...
ПОСЛЕ ВОЙНЫ

3 мая 1945 года на самолетах из Франции мы были отправлены в Германию, в город Цейтхайн. В город мы прибыли 27-го числа. Я попал в проверочно-фильтрационный пункт № 254. Там я сдал в штаб почти все партизанские документы, которые у меня имелись. И там же 27 мая по 25 сентября я работал по приему репатриированных советских граждан в штабе батальона, а моя жена - в столовой. Справки, которые это подтверждают, у меня и у нее сохранились. В октябре месяце мы поехали домой: я - на свое место жительство, а она - к себе. Потом я приехал к ней, там мы официально зарегистрировали свои отношению и поехали жить ко мне на станцию, в город Себеж Псковской области. Там я попытался на железнодорожную станцию, поехал оформляться в Новосокольники. Но ничего не получилось. В МВД мне сказали, что поскольку я был в плену, то нечего и думать о том, чтобы устроиться на железную дорогу. Тогда я предъявил им кое-какие документы на французском языке, в том числе и свою партизанскую характеристику. На это они мне предложили ехать в город Ригу в Министерство Иностранных дел и там сделать переводы этих документов на русский язык. Я поехал. Переводы они сделали, но печати не заверили, так как на французских документах не было штампа легализации. Мне сказали, что мне за этим нужно ехать в Москву в Союзное Министерство.

Жить, по сути дела, тогда было не на что, а тем более разъезжать по министерствам. Ведь это был 1946 год! Мы с женой уехали к ее родителям в Гдовский район Псковской области. Два месяца ловили в Чудском озере рыбу - тем, как говорится, и жили. В августе месяце я поехал в Эстонию искать себе работу. Но в городе Нарве, где я сначала оказался, очень трудно было достать билеты до Таллина. На первый поезд я не попал. Ко мне подошел начальник вокзала Леонов, мы с ним разговорились (он и сейчас живет в Нарве). Я ему сказал о том, что еду в Таллин искать себе работу. Он мне посоветовал сходить к начальнику станции "Нарва", так как, по его словам, им были нужные рабочие. Я пошел туда. Начальник станции Иванов дал мне направление в город Таллин в отделение дороги. Когда я приехал в Таллин и пришел в отдел кадров отделения дороги, то меня там, как и в Носокольниках, стали спрашивать о том, что я делал во время войны. Я сказал им, что был в плену, несколько раз бежал и воевал в партизанском отряде во Франции . Они стали меня расспрашивать о жизни во Франции. В общем, меня взяли работать учеником стрелочника на станцию "Нарва". Через несколько месяцев я сдал экзамены на стрелочника, потом - старшего стрелочника, а еще через какое-то время, 29 июля 1947 года, - на дежурного по станции. Но работу по специальности мне не предоставили, не было вакантных мест. Предложили ехать в Кивиыли. Но так как переговоры велись на эстонском языке, которого я, конечно, не знал, я решил взять расчет, что и сделал 28 апреля 1948 года. А всего через несколько дней, 3 мая 1948 года, оформился работать на комбинат "Кренгольмская мануфактура" учеником помощника мастера. В ноябре 1948 года я сдал экзамены и с тех пор работаю поммастера.

http://iremember.ru/partiza....-6.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 12.03.52 | Сообщение # 249
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Я прошел образом 5 лагерей: Бяла-Подляска, Вайден, Фолькенау, Нюрнберг. Из Нюрнберга меня отвезли в Чехословакию, там немецкая оккупированная территория была. Судетская, наверное. Там французы были, им полегче было. Хотя загородь была из досок, но они иногда передавали нам еду.

После освобождения привезли нас в Чехословакию, в определенное место. Там проверка. Зовут меня. Называют мою фамилию, я прихожу. Сидит значит капитан, спрашивает как фамилия. Я называю – Книжник Андрей Иванович. Он сразу орать на меня:

-Так это что, вы говорили «спасибо что немцы взяли Украину, теперь нам лучше будет жить?..

А я сразу на него, говорю:

-Скажите пожалуйста, товарищ капитан, кто это вам сказал?

-Какой я вам товарищ, ваш товарищ в Брянских лесах.

Его мать! Выходите, говорит. Я выхожу, там одна часть хлопцев на левую сторону идет, а я попадаю на правую. Думаю – яка ж ты моя права сторона? Оказывается моя правая сторона – там пришли «купцы», и забрали снова в армию. В 1946 году я, прослужив год, пришел домой. Вот так судьба сложилась.

http://iremember.ru/pekhotintsi/knizhnik-andrey-ivanovich.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 12.10.54 | Сообщение # 250
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Освободили нас американцы 22 апреля. У ворот появился танк, с него спрыгнуло два-три человека. Старший офицер лагеря построил охрану, подошел к американцам, отрапортовал. Мы хлынули наружу. Американцы перевели нас в находившиеся неподалеку казармы, а лагерь стали набивать пленными немцами. Поменялись местами: Я бы не сказал, что появилось желание отомстить. К самим немцам ненависти не было. Наоборот я проникся уважением к их пунктуальности, аккуратности, к тому, как они относятся к труду. Но конечно, мы зажили вольной жизнью. Стали ходить на грабежи. Кто понахальней заходили в дома, требовали еду, одежду. Я стырил велосипед, который стоял прислоненным к стене дома. Раздобыли оружие. Дня через три после освобождения пошли брать склад. Нам сказали, что в нем полно тканей. А американцы стали вводить немецкую полицию, у которой были только дубинки. Немцы приехали на машине, хотели навести порядок, наши их обстреляли. Они смотались. Вдруг на джипах мчатся американцы. Несколько выстрелов вверх, ребята испугались. Собрали митинг. Сказали: "Все! На этом ставим точку. Если будут подобные случаи, будем подавлять самым безжалостным образом. Вы должны разделиться на батальоны, роты, взводы, выбрать командиров и навести порядок". Летчики, которые так и держались вместе назначили старшего, создали взвод. В конце мая американцы подогнали около 200 "Студебекеров". Началась посадка. А все же обрахлились! Сначала грузим свое барахло, а потом сами, как туристы-мешочники поверх скарба садимся. Тронулись. Впереди идет "Виллис", а сзади санитарная машина. Водители-негры гонят страшно. Ехали несколько часов. Привезли нас в Чехословакию, в Чешские Будеевицы, входившие в зону оккупации советских войск. Там нам говорят: "Завтра пойдете пешком в Австрию. Идти около 100 километров". Мы приуныли. Как же так? У нас чемоданы, всякое барахло, мы везем на Родину. Разгрузились, повыбрасывали лишнее. Оставили только одеяла и продукты. Шли пешком в Австрию около трех суток. Пришли в местечко Цветль. Обустроили себе лагерь. По прошествии двух или трех недель, нас частями отправили в пассажирских вагонах на Родину.

Вышли мы из поезда под городом Невель на железнодорожной станции Опухлики. Вроде играет оркестр, нас хорошо встречают, построились и пошли. Смотрим, колючая проволока, часовые по углам - опять попали в лагерь! Мы, летчики, так и держались вместе и тут попали в одну землянку, как сформированное подразделение. Ничего плохого о проверочном лагере не могу сказать, издевательств не было. Конечно, и кормили неважнецки, и жили в сырых землянках. Начались основательные допросы, с повторами. Мы должны были писать показания друг о друге - как он вел себя в таком-то лагере, что из себя представлял, можешь ли ты за него поручиться. Давали понять, что если что-то скроешь, то тебя самого накажут. Я был чистым, ни в какие сговоры с немцами не вступал. Главное все этапы моего плена могли подтвердить свидетели: с кем-то я был в Смоленске, с кем-то на работах и так далее. А вот помнишь, я говорил, у нас старший по бараку в Лодзе был Лешка Ляшенко? Он искал, кого-то кто мог подтвердить его пребывание в Лодзе и ко мне тоже приставал. Я ему говорю: "Знаешь, Лешка, вроде ты парень ничего, хороший, но тебя сделали старшим по бараку. У немцев очень строгая субординация. Они старшими назначали только старших по званию. У нас в бараке было четыре капитана, а ты старший лейтенант. Тебя сделали старшим по бараку. Почему? За какие заслуги? Тем более, что вас вызвали куда-то, проводили беседы, интересовались, кто что говорит и так далее. Так что, Леша, на счет Лодзи я писать ничего не буду. Зачем мне свою голову подставлять?"

Выбрался я из этого лагеря в числе первых где-то в ноябре 1945 года, пробыв в нем два-три месяца. Когда освободился, дали документ о том, что прошел проверку, чтобы явился в Военкомат.
...
Я понимал, что после плена я человек второго сорта. По объявлению пошел в школу мастеров пенициллинового производства, которое было на территории московского мясокомбината. Но все равно рвался в авиацию. Когда закончил школу мастеров пенициллинового производства, послал документы в Сасово Рязанской области в школу гражданских летчиков. Там меня забраковали по кровяному давлению. Председатель комиссии говорит: "Я могу вас сейчас зачислить, ваше давление 140 на пределе. Война окончилась. Если вы попадете в авиацию, то каждые полгода будут медосмотры, и через год-два вас спишут, и надо будет устраиваться в жизни. Какое у вас образование?" - "Десять классов". - "Знаете что, идите и учитесь". Приехал из Сасово говорю родителям: "Потяните, если я пойду учиться?" - "Да". И я поступил в Московский химико-технологический институт мясной и молочной промышленности.

http://iremember.ru/letchik....-5.html


Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Пятница, 22 Февраля 2013, 12.11.41
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 12.29.21 | Сообщение # 251
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Из Нюрнберга повезли нас в Судецкую область город Комутау, ныне город Хомутов. Лагерь был маленький, всего на двести пятьдесят человек. Охраняли чехи. Они относились к нам по-доброму, да и понимали, что войне скоро конец.

За день до освобождения прошли отступающие немецкие части. Конвоиры нам сказали, чтобы мы не высовывались. А 8 мая ворота лагеря открыл младший лейтенант, сибиряк. Какая же была радость! Пришла наша новая жизнь. Он говорит: "Идите в город, там уже наша власть, переоденьтесь, но не наедайтесь, а то можете умереть". Пошли в магазин, выбирали себе костюм. В подвалах колбасы, сосиски.

На следующий день, раздобыв повозки и лошадей, мы двинулись вслед за дивизией, которая нас освободила. Местные жители встречали нас по-человечески, с хлебом и солью. В один из дней на построении командир дивизии заметил нас, одетых в гражданское: "Это что за войско?" - "Мы бывшие военнопленные" - "Возвращайтесь обратно, там с вами разберутся". Через пару дней вернулись в Хомутово. В лагере уже действовала советская комендатура. Нас, несколько человек летчиков, отправили в дивизию Покрышкина. В штабе дивизии отобрали "своих", а остальным, разбив на пятерки, выдали документы до станции Алкино. Через Варшаву добрались до Москвы. По пути я встретил стрелка-радиста Колю Смирнова. Он после освобождения был зачислен в стрелковую часть и ехал с ней на переформировку.

Целый месяц мы жили в Москве, отдыхали. Помню в нашей пятерке был летчик-истребитель Смирнов Сашка из Щелково. Его сбили над Черным морем. Решили мы все вместе отправиться к нему домой. Идем, смеемся - пацанва. Я говорю: "Саша, ты первый в дом не врывайся. Сначала мы войдем, немножко подготовим твою маму к встрече, чтобы это не было неожиданностью для нее". Он вроде согласился, а когда стали к бараку, где его семья жила подходить, он вдруг побежал и первым туда ворвался. Мать его увидела и упала в обморок - сын с того света вернулся. Привели ее в чувства. Она встала, опомнилась, начала причитать: "Сынок, я чувствовала, что ты жив" - достала похоронку из комода - "Вот похороночка, а тут ты появился:"

Через месяц поехали в Башкирию. Нас за колючую проволоку, запретили свидания и переписку. В лагере в основном сидели власовцы, поэтому отношение к нам было такое же, как и к ним - изменники, предатели Родины. Как же было обидно! Случались и самоубийства. В такой обстановке легко потерять веру: Нас гоняли на вокзал: разгрузка - погрузка. Немцы нас не гоняли! Настроение ужасное, гнетет неопределенность и неизвестность, сколько мы тут просидим. Я говорю: "Давайте, писать Сталину". Пишем, а поскольку переписка запрещена, то письма бросали по дороге с работы. Видимо, нашлись добрые люди, переправили по назначению. Наконец началась собственно проверка. Меня вызвали первым. Я рассказал свою судьбу, в какой части служил, при каких обстоятельствах попал в плен, в каких лагерях находился, кто может подтвердить мои показания. Ну, конечно, спросили: "А почему ты не застрелился?" - "Если это требуется, давайте пистолет, сейчас застрелюсь". - "Ну зачем так сразу:" - "Я на что-то надеялся, на судьбу. А сейчас вы мне такие дикие вопросы задаете!"

В августе проверка закончилась. Поскольку я ничем не запятнал себя, то мне разрешили вернуться служить в свой полк. Приехал в Москву в Управление морской авиации. Там меня переодели, вернули погоны лейтенантика, ордена. Приехал в свой 12-й Гвардейский полк. Командовал им тогда полковник Усенко, который в 1943-ем пришел лейтенантом. Курочкин командовал дивизией. Я пришел к нему, доложился. Он говорит: "Сынок, живой! Мы знали, что ты в плену, но ходили слухи, что ты немцев на Пе-2 летать обучаешь" - "Если бы они мне доверили, я бы уже давно улетел". Дали мне отдохнуть. Прошел медицинскую комиссию. Восстановил летные навыки и был назначен командиром звена, хотя, когда меня сбили, уже был замкомэска.

В начале мая 1948 года приходит посыльный из штаба дивизии: "Срочно явиться в штаб". А там приказ на демобилизацию. Я к майору особняку: "В чем дело?" - "Если бы на тебе хоть одно пятно было, я бы тебе житья не дал. Сейчас идет сокращение армии и в первую очередь за счет бывших военнопленных. Ну, дорос бы ты до командира эскадрильи, дальше бы тебе роста не было". - "Мне бы долетать еще бы полгодика, чтобы военную пенсию получать. У меня семья, дочь". - "Нет!" Поехал в Главное управление ГВФ, а там в очереди годами стоят - идет массовая демобилизация. Правдами и не правдами я попал на прием к начальнику отдела кадров, а оттуда в Казахстан летчиком По-2. Так и летал до 1981 года

http://iremember.ru/letchik....-4.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 12.36.29 | Сообщение # 252
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Как и все партизаны, я должен был пройти проверку СМЕРШа. Нас разместили в бараках, а работники СМЕРШа располагались в землянках. Вот и меня вызвали в землянку. Следователь - младший лейтенант, видимо, выпускник каких-то краткосрочных курсов. Выглядел он не особо солидно, на передовой фронтовики таких называли "желторотиками" или "инкубаторскими", выпускали на этих курсах в звании лейтенантов, а тех кто слабо усваивал учебную программу - младшими лейтенантами. Следователь, вежливо обращаясь на "вы", предложил мне сесть и угостил "Казбеком", лучшими по тем временам папиросами. На столе лежали бумаги.

Я рассказывал о себе и, когда дело дошло до плена, следователь внезапно, я даже не уловил этот момент, выхватил из-под бумаг пистолет, направил его на меня, и голосом, каким пугают детей, заорал: "Какое задание получил от немцев!?"... У меня все поплыло перед глазами. Не помня себя, я схватил стул и поднял над головой, чтобы бросить его в младшего лейтенанта, но землянка явно не было расчитана на мой рост, поэтому стул ударился о перекладину, поддерживающую потолок. На следователя и на стол посыпались обломки стула. Я не помню, что было потом, вероятно, прибежал часовой, но этот младший лейтенант так и не набрался духа выстрелить в меня... Очнулся у себя на нарах. Три-четыре дня прошли в ожидании, что будет завтра со мной. Наконец, вызвали.

На этот раз была другая землянка и другой следователь, в чине капитана. Между нами произошел такой разговор: "Проходите, садитесь" - "Спасибо, я уже сидел" - "Курите?" - снова предлагает мне "Казбек" - "Спасибо. Я свою махорку лучше закурю". Капитан посмотрел на меня, спросил: "А почему вы такой, как еж колючий?" - "Со мной уже разговаривал ваш человек. Закончилось тем, что он стал совать мне пистолет под нос!" -"Так это были вы?!" -капитан смотрел на меня с неподдельным интересом , и мне показалось, даже , с одобрением - "А кто вы по национальности?" - "Еврей!" - ответил я с вызовом. - "Все" - подвел черту капитан - "У меня больше вопросов нет. Свободны!".

И меня направили в маршевый батальон, на фронт. Передо мной лежали длинные фронтовые пути-дороги. Почти полтора долгих и кровавых года оставалось еще до конца войны... Но на этом проверки не закончились... В 1948 году у меня родился первый сын, и в том же году на меня обратило внимание Краснодарское ГБ.

http://iremember.ru/partiza....38.html

Это было нечто неописуемое - и для меня, и для всей семьи. По ночам приходил конвой - два автоматчика и через весь город меня везли на допрос. В большой комнате стоял длинный покрытый зеленой скатертью стол. За стульями следователей на специальных штативах загорались три мощных лампы. Я стоял метрах в трех от стола, обалдевая от яркого света и высокой температуры, почти ничего не видя от горячих слез, вытекающих из глаз. Ни двигаться, ни менять положение - не допускали. Это невыносимое издевательство называлось допросом. Вопросы следовали один глупее другого.

Где родился, где крестился, где воевал? Какие секретные задания получал от немцев?

Я объяснял, что в ту пору мне еще не было и семнадцати лет... что я доброволец, по национальности еврей, в немецком лагере пробыл всего пять дней,остальное время ушло на этапирование меня, и благодаря этому я сбежал... Увы, меня никто не слушал. Я не видел лиц моих мучителей, свет слепил меня, но ясно слышал, как булькает жидкость, разливаемая по стаканам, и муки мои продолжались. Мучители часто менялись за столом, только не менялось их настроение. А я, доброволец, пулеметчик партизанской бригады, разведчик штурмовой бригады, сто раз, если не больше, видевший смерть лицом к лицу, награжденый на войне двенадцатью правительственными наградами... качался перед ними на своих трижды перебитых ногах. И так целую ночь. По несколько раз в месяц...

От нервного перенапряжения открывались раны, снова прогрессировали последствия контузии, появились сильные головные боли. А в доме стояла тревожная тишина и ожидание - а вдруг и в правду, как грозились, ушлют куда-то на Колыму?

Много позднее, когда этот кошмар кончился, один товарищ, которому я рассказал эту историю, пояснил: "Ты у них проходил как "политически неблагонадежный".."
....
я стал работягой, притом - независимым от государства! Организовал бригаду ребят с молоточками в руках и стали мы работать по договорам. А в вечернее время - пять лет подряд, без отрыва от производства - учился, и заработал диплом - механик по холодильным установкам и пневмооборудованию.

Жизнь продолжалась, жена родила еще одного сына. Много еще было пережито тревог и волнений... В 1994 году мы уехали в Израиль...

http://iremember.ru/partiza....39.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 13.08.37 | Сообщение # 253
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Г.К.- Как и когда Вы встретились с частями Красной Армии?



Л.Б. - В начале сентября 1943 года я перешел передовую. Сплошной линии фронта не было. Увидел, как навстречу мне идет цепь солдат с оружием наперевес и побежал навстречу. У меня от волнения, впервые после всех мытарств и мучений, покатились слезы , кинулся обнимать своих.

Привели в штаб, переодели, расспросили кто, как и что, накормили. И оставили меня служить и воевать в этом полку, командиром пулеметного взвода.

Никаких проверок не было. В штабе полка выдали новые документы, офицерское удостоверение. И в составе 314-го Стрелкового полка 73-й Стрелковой Дивизии 48-ой Армии я провоевал больше двух месяцев. После взятия города Добруш, наше наступление застопорилось. И тут , как говорится - «недолго музыка играла»…, и меня , неожиданно, отправили - « на проверку», в фильтрационный лагерь НКВД.



Г.К. - Как это произошло на деле? Арестовали и под конвоем на проверку?



Л.Б.- Нет, все было обставлено «технично»…

Вызвали в штаб полка, приказали прибыть в штаб дивизии, а там мне сказали, что я направляюсь в командировку в 29-й ОПРОС (отдельный полк резерва офицерского состава), находящийся под Смоленском, якобы за пополнением. Выписали все необходимые документы . Прибыл в ОПРОС, и сразу оказался на допросе в СМЕРШе. В совхозе «Жуковка». В этот момент до меня дошло, что вся эта «история с командировкой», была «липовой», и просто таким образом «завуалировали» истинную причину моего отзыва с передовой. И здесь «понеслось»…Начались ежедневные допросы, дневные и ночные…

Смершевцы бесились - «Как ты еврей, остался у немцев живым в концлагере!?». Заваливаются в комнату к следователю, три пьяных «чекиста», и орут на меня - «А… ! Это ты , тот еврей! Да мы тебя сейчас на месте шлепнем, сволочь! Немецкий шпион! Предатель!». Моим рассказам не верили.

И вскоре, как «не заслуживающего доверия» меня отправили в спецлагерь НКВД, в Рязань, на дальнейшую проверку.

Конвоировал меня только офицер с пистолетом, но я ехал в лагерь со знаками различия, погоны с меня не сорвали.



Г.К. - Что это был за лагерь?



Л.Б.- Обычный лагерь. Колючая проволока , вышки с пулеметами. Бараки…

В день давали 500 граммов хлеба, утром черпак овсяной каши, вечером немного вареной капусты. Бараки были отдельными : для бежавших или освобожденных из плена офицеров, для «окруженцев». Кроме комсостава в лагере находились и полицаи, и даже наши военнопленные, привезенные западными союзниками из Северной Африки. (Эти пленные использовались немцами для строительства укреплений в армии фельдмаршала Роммеля). С последними - запрещалось разговаривать, они все считались завербованными английской разведкой.

К подследственным в этом лагере относились… , скажем, так - довольно сносно, и , я не думаю, что нас всех огульно и поголовно, изначально записывали в « предатели и изменники Родины» , иначе бы, не разбирались с каждым отдельно.

По крайней мере , в Рязанском лагере обходилось без «любимых чекистских обещаний» - «мы тебя , падла, прямо тут к стенке поставим!», и я даже видел среди «спецконтигента» подполковника в погонах и с орденами на гимнастерке.

Проверяемых не избивали. Но атмосфера была гнетущей…

Я подробно рассказывал следователю, все , что со мной произошло за последние два с лишним года, но мне не верили. Все упиралось в одно - «как же , еврей, и остался жив!? Здесь , что-то не так». Мой сосед по нарам, земляк, посоветовал напрямую обратиться к следователю капитану Соколову, имевшему репутацию порядочного и справедливого человека. И я, минуя все запреты, подошел к нему, и попросил Соколова взять мое дело на проверку.

Рассказал ему все, что пережил, перечисли все населенные пункты и назвал людей, которые могут подтвердить сказанное. Прошло несколько недель, и меня вызывает капитан Соколов - «Мы все проверили. Воевать хочешь?» .

Я ответил - «Только воевать!». И вскоре, в конце февраля, с группой бывших офицеров , меня отправили в Подольский проверочный лагерь НКВД, а оттуда - на станцию Щербинки, на формирование 10-го отдельного штурмового батальона ( в 10- й ОШБ). Одним словом - в штрафники, искупать вину кровью…

http://iremember.ru/pulemet....-5.html

Без вины виноватые, мы, должны были расплачиваться своими жизнями за ошибки Сталина и генералов в 1941 году


В такие штурмовые батальоны направлялись бывшие «окруженцы» и военнопленные , командиры РККА, в звании от младшего лейтенанта до полковника включительно. Тех, кто успел повоевать в партизанских отрядах, у нас в 10-м ОШБ было очень мало.

Г.К.- Вы были направлены в штурмовой батальон в качестве штрафника?

Л.Б.- Да, но мне было оставлено офицерское звание. И по прибытии в батальон, штрафников из переменного состава , но с сохраненным званием, назначали командирами взводов. И меня, на формировке штурмбата, поставили на должность - командира взвода в пулеметной роте. Другими взводами также командовали штрафники - лейтенанты Токарев и Оснач. Оба после плена.

Г.К. - Но, я думаю, само по себе, сохранение звания, означало, что Вы полностью проверены, и в отношении Вашей преданности Советской власти, нет никаких сомнений. Вот один пример. Я на днях прочитал отрывок из воспоминаний бывшего командира роты, Героя Советского Союза старшего лейтенанта, (впоследствии полковника), Григория Моисеевича Гончаря.

Он , в 1941 году, попав в окружение вместе со своей 172-ой СД, с первых дней ушел партизанить в леса, командовал партизанской ротой в отряде Дубового в Черкасской области, был трижды ранен в боях в немецком тылу.

Так вот, после соединения партизан с Красной Армией, его послали на спецпроверку, на так называемый, сборно - пересыльный пункт 52-ой Армии.

Из 2.000 человек, бывших командиров РККА, находившихся на проверке , только семерым (!) было восстановлено прежнее воинское звание, в том числе и Григорию Гончарю, которого направили из спецлагеря в обычную войсковую часть, на должность командира стрелковой роты в 273-ую СД.

Л.Б. - Я считался обычным штрафником, только со званием, и это ровным счетом ничего не означало - верят мне или нет. Все остальные солдаты в 10-м отдельном штурмовом батальоне, за исключением нескольких взводных- штрафников, были лишены воинского звания - «до искупления вины»…
...
Г.К. - Направляемые в штурмбат офицеры имели на руках документ, в котором был строго определен срок пребывания в штурмовом батальоне? В литературе называют разные сроки нахождения бывшего командира военнопленного или «окруженца» в ОШБ : якобы, до двух месяцев участия в боях , согласно «Указа от первого августа», или - до полугода, судя по воспоминаниям бывших бойцов- «штурмовиков».



Л.Б.- Офицеров направляемых в штурмовые батальоны никто не ставил в известность, на какой срок они идут в эту часть.

Нам никто из начальства, из постоянного состава батальона, ничего об этом конкретно не говорил . На уровне слухов муссировалась цифра - 6 месяцев, но мы знали, что воюем до первого ранения или до своей гибели.

Ну и за взятого «языка» могли освободить из штурмбата, об этом , кстати, нас как-то предупреждали. Но были еще исключительные случаи.

Летом 1944 года, по «указу об отзыве с передовой специалистов с высшим образованием для народного хозяйства», от нас ушел в тыл прекрасный человек , бывший интендант 2-го ранга , химик по специальности, Константин Сергеевич Булгаков. Я написал на него хорошую боевую характеристику и ходатайствовал о его досрочном освобождении из 10-го ОШБ. Эту просьбу удовлетворили.



Г.К.- В ОШБ могли направить не офицера, а скажем , бывшего сержанта - «власовца» или простого сельского полицая, изменника Родины?

Л.Б.- У нас таких не было. Штурмбат формировался только из бывшего комсостава. Могли только случайно «пропустить» на спецпроверке, командира РККА, который у немцев служил в полицаях, или был в лагерной полиции. Например, у нас в батальоне был обнаружен бывший полицай из Смоленска, числившийся под фамилией Иванов. Его опознал и разоблачил кто-то из бывших пленных, видевший этого полицая на немецкой службе.

http://iremember.ru/pulemet....-6.html

Сам факт Вашего пребывания в немецком плену и в штурмовом батальоне как-то влиял на Вашу дальнейшую армейскую службу?



Л.Б.- Да, влиял, и очень серьезно.

После освобождения из 10-го ОШБ меня направили для дальнейшей службы в 1-й гвардейский Механизированный корпус, в 3-ую гвардейскую мех. бригаду.

Явился в штаб. Кто-то из штабных офицеров, мне говорит - Пойдешь командиром пулеметного взвода в мотострелковый батальон.

Я спросил - «Опять на взвод? Так что теперь, всю войну я взводным провоюю?». Штабной начал почти орать, и на шум из соседней комнаты вышел командир бригады, полковник. Комбриг поинтересовался - «Чем тут лейтенант недоволен?».

Штабной ему отвечает - «А он из штрафбата к нам прибыл!».

Комбриг процедил -«А… Ну тогда все понятно», и удалился. Поставили на взвод.
...
Г.К.- А что происходило после войны, когда началась массовая чистка офицерских армейских рядов от бывших пленных и «окруженцев»?



Л.Б. - К моему великому удивлению меня оставили в армии, но, согласно приказу Сталина, всех «бывших», оставленных в армии во время « кадровой зачистки», - снимали со строевых должностей, и категорически запрещалось: присваивать им очередные звания, принимать в партию и в военные академии. Меня перевели на административно - хозяйственную службу. И только с приходом к власти Хрущева, вышел новый приказ, снимавший ограничения с бывших военнопленных. Так что, старшим лейтенантом я стал только через 15 лет после присвоения первого командирского звания. После войны я женился на девушке, которую знал с детства - жили на одной улице. Когда началась война, моей будущей жене Марии было всего пятнадцать лет. Она, убегая от немцев, под бомбежками, пешком дошла до Воронежа, неся на руках двухлетнюю сестренку!.. Служил я в дальних гарнизонах, да в пермской тайге. В 1971 году вышел в отставку в звании майора, поселился в Брянске, и еще двадцать лет преподавал в школе военное дело.

http://iremember.ru/pulemet....-8.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 13.17.43 | Сообщение # 254
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Тут аккурат 12 апреля умер Рузвельт и вскоре нашу зону передали англичанам. Нас перевели в лагерь для перемещенных лиц, где мы находились вместе с гражданскими немцами. А нашим полком бывших военнопленных командовал мой земляк, капитан Белов из Уфы. Он мне так говорил: "Вот будешь в Уфе, зайдешь к моей жене, и передашь ей привет!" Потом в июле эшелоном в лагерь Магдебург, и вот только там проходили проверку.

А не было разговоров, что не нужно возвращаться, могут посадить?

Может, каждый и думал по-своему, но таких разговоров не было. Хотя в этом военном городке по радио мы слушали такие обращения: "Говорит радиостанция Люксембурга! Вы слушаете голос Объединенных наций! Не переходите границу с Францией, она заминирована!" Значит, наверное, кто-то и пытался переходить. А у меня даже и мысли такой не было, я наоборот, хотел скорее домой, к родителям.

Сколько времени и как проводилась проверка?

За две недели, что мы там пробыли, меня всего один раз допрашивали и то минут десять. А происходило все очень просто. Сидит контрольная комиссия в ряд, как сейчас на выборах, и начинают задавать вопросы: "Когда призывался? Где воевал? Где и как попал? В каких лагерях и с кем сидел?" И ни одного грубого слова, никаких унижений, и тем более не били, ничего подобного.

А кого-то при этой проверке разоблачили?

Лично я не видел, поэтому не могу вам сказать точно.

И после проверки меня 6 августа снова зачислили в Красную Армию. Определили в стрелковую роту, обмундировали, выдали красноармейскую книжку, я сфотографировался и отправил домой. Отец был в поле, тут сестренка бежит с письмом: "Вася жив!" Служил первым номером пулемета Горюнова, и так получилось, что там в Германии я в третий раз в своей жизни принял присягу. Первый раз это было еще в училище на 7 ноября, а потом в мае 42-го в Нижних Сергах.

http://iremember.ru/pekhoti....-7.html

Потом служил на пограничной заставе на границе с ФРГ. Там у нас вообще большинство было таких же как я, после плена. И все ждали, надеялись, что через какое-то время нас должны демобилизовать, но тут приехал какой-то капитан и отобрал двадцать человек в штаб, в технический отдел по репарации заводов из Германии. Занимался учетом демонтированного оборудования и каждый день мне приходилось составлять и отправлять донесения маршалу Жукову и начальнику тыла Красной Армии генералу-армии Хрулеву. В частности мы участвовали в вывозе объекта №109 - это был завод "Юнкерс" в городе Шонебек. Отправили оттуда аж 1377 станков на авиационный завод в Таганрог. Вот тут я почувствовал, наконец, зачем учился. Как хозяин там ходил, даже главный инженер со мной за руку здоровался. Еще отправляли магниевый завод в Запорожье, сахарный завод в Воронеж, автомобильный цех в Минск.

Потом с декабря 46-го несколько месяцев служил в Брестской крепости связистом. В 870-й отдельной кабельно-шестовой роте связи. Но тогда у нас даже словом никто не обмолвился какие там шли бои. Вообще в первые годы после войны о ней почти не вспоминали и не говорили, настолько она всем осточертела. Оттуда и демобилизовался.

Как сложилась ваша послевоенная жизнь? Вас, например, не попрекали пленом?

Было такое дело. В марте 1947 года я демобилизовался и поступил в уфимский авиационный техникум на отделение ракетных двигателей. После окончания обучения дали мне направление на авиационный завод, и стал работать технологом. Проработал там три года и вдруг по сокращению меня уволили. Вот тут я почувствовал… Хотя в первый раз это случилось еще в 52-м. Как отслуживший в армии я должен был получить звание техника-лейтенанта. Пошел в Уфе в военкомат, начал заполнять анкету, а оказывается у меня в военном билете стоит пометка "был в плену"… Не дали…

А когда меня уволили, пошел в Обком. Там меня поначалу хотели направить в сельское хозяйство директором или главным инженером МТС, но я сам признался: "У меня есть такая пометка". - "Тогда максимум заведующим мастерской". Когда только приехал в Стерлитамак и хотел устроиться на завод "Авангард", то начальник отдела кадров, наткнувшись на злополучную пометку, тихо сказал: "Не советую к нам устраиваться, тут тебе хода не будет…" Так что нет-нет, выходило боком…

Даже свою медаль "За Победу над Германией" я получил лишь через четырнадцать лет после войны. И в партию меня не приглашали вступать, хотя за тридцать три года работы на заводе "Строймаш" занимал там довольно высокие должности. Начинал мастером токарного участка, потом работал начальником капитального строительства, конструктором, старшим инженером бюро механизации, начальником ремонтного цеха, а самое высокое - был главным механиком завода. Так что это пятно было на мне, и только в 1963 году выдали военный билет, в котором уже не было этой пометки.

http://iremember.ru/pekhoti....-8.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 13.28.49 | Сообщение # 255
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
В первых числах февраля, ночью появились разведчики, выяснили, что здесь пленные и ушли. При этом выяснилось, что в лазарете я один, а все кто мог ходить, смотались и спрятались в низинке у леса, боясь обстрела. Надо сказать, что самым ужасным было ощущение пока я лежал в полном одиночестве, готовясь погибнуть под развалинами лазарета. И это пред самым освобождением! Под утро со стороны лагеря послышались автоматные очереди, а вскоре я услышал шаги. Первая мысль у меня была - Немцы! Пришли добить!. Но в комнату вошли два автоматчика и Степанов с Урусовым.

- Ну, брат, - пожали мне руку - тебе повезло! Тебя разведчики спасли, а то командование уже думало накрыть это здание "Катюшами". Уж больно оно на штаб похоже. Потом пришел майор из командования части, освободившей лагерь поздравить всех с освобождением.
Вскоре меня перенесли в другое здание. В Хоммерштайне был организован эвакогоспиталь ЭГ 2222. Его начальником и главврачом был назначен Вячеслав Владимирович Степанов. Я пролежал в этом госпитале какое-то время, потом меня посадили на поезд, отвезли в Пермь. Оттуда меня послали на проверку в аерь НКВД. В этом лагере издевались над нами хуже чем в немецких лагерях. Меня допрашивали с пистолетом в руках: "Сейчас говорят, застрелим, если не будешь сознаваться. Почему ты остался живым? Нужно было застрелиться!" Я говорю: "У меня оторвался пистолет". - "Нет, ты врешь!" Мне повезло, потому что из нашего лагеря было много людей, которые меня знали. Тот же Степанов там был, говорил, что я и карты составлял для побегов, и направления давал. Обстановка накалилась до того, что начался бунт. Закончилось все это тем, что приехало начальство из Москвы, какое-то очень большое из ЦК партии. Они начали разбираться во всем этом деле. И выяснилось, что те недостатки, из за которых начался бунт, эти недоразумения и издевательства, которые были в этом лагере действительно существовали и наши жалобы были обоснованы. Руководителям лагеря после этого дали нагоняй. Многих разогнали, а многих арестованных, как и меня, отпустили раньше времени. Я, может быть, если бы не было этого самого дела, там еще дольше просидел. А меня отпустили как раненого в ногу, понимаете ли, как больного. После этого самого дела меня направили в Москву на пункт сбора летного состава для учебы. Здесь я пробыл три месяца.

http://iremember.ru/letchik....-3.html

- А.Д. А награды и звания вам вернули? После прохождения лагеря...

- Награды и звания мне не все вернули. У меня были два ордена Отечественной войны 1-й и 2-й степени и Орден Красной звезды. Орден Красной Звезды мне не вернули.

http://iremember.ru/letchik....-4.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 14.09.29 | Сообщение # 256
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
20 апреля меня в числе 3002 партизан передали в армию, это произошло в пос. Емельяновка Симферопольского района, где стоял 94-й запасной артиллерийский полк 4-го Украинского фронта, который штурмовал Севастополь. При передаче нас построили на ул. Шмидта, кроме партизанского начальства нас поздравил Председатель Совмина Крыма Сайфуллаев. Выдали новую форму, ботинки с обмотками, меня поставили заряжающим к 45-мм противотанковой пушке, командиром расчета был маленький казах, он начал учить матчасти, из чего состоит орудие, как стрелять из пушки, задача расчета и заряжающего, наводчика. Перед штурмом Сапун-горы нас в составе 94-го полка вместе с пушкой перебросили под Севастополь под Сапун-гору, мы открывали из нее артогонь, поддерживающий пехоту. Потратили 2 ящика снарядов, они были у пушки в 2 ряда сложены, стреляли фугасными и бронебойными снарядами. Кормили так себе, но голодными не были, в партизанах мы уже привыкли к такой пище. И подчиняться приказам было не трудно, я любил армию, звание мне присвоили рядовой, хотя я был политруком роты, но тут никто не считался с этим, не спрашивали даже.

http://iremember.ru/partiza....-4.html

18 мая я был депортирован. В этот день мы стояли в пос. Емельяновка Симферопольского района, маленькая деревня, там размещались наши палатки. И вот пришедшие из увольнительной в Симферополь ребята говорят, что ночью в городе выселяли крымских татар, потом через некоторое время нас, татар, вызвали по-фамильно из всех палаток, смотрим, в лагере кругом стоят часовые. В итоге нас вызвали к штабу, он от лагеря ниже располагался, метрах в 200, в штабе стоял стол, за которым сидел человек, он сказал: "Ребята, крымских татар депортируют из Крыма. Вы должны явиться, зарегистрироваться, сдать все ваши партизанские справки и вы получите партизанские билеты уже в Феодосии, на основании справок вам все выдадут". Дали нам по 100 гр. колбасы, четверть хлеба, нас набралось 125 человек, и мы под руководством лейтенанта, совсем молодого, после регистрации направились пешком в Феодосию через Симферополь.

http://iremember.ru/partiza....-5.html

Я из Паркента переехал в Ташкент, купил маленький домик, потом немного поработал и купил большой хороший дом, который газифицировал, ванну и баню построил, 8 соток земли. Такого дома в центре Луначарского г. Ташкента (сначала Орджоникидского района, потом этоместо перевели в городскую черту) ни у кого не было. Я его хорошенько обработал, красиво отделал. И вот пришло время возвращаться в Крым. В 1989 г. по настоянию сына и жены я продаю этот дом, со двора зайдешь, посмотришь, одна красота, все бетонировано и цементировано, засажено. Я, признаюсь, не хотел его продавать, до этого просил 60 тысяч рублей, до переселения людей, но я, дурной, не предупредил жену, пришел покупатель, она сказала 60 тысяч, человек сказал: "Я беру". Прихожу с работу, мой дом продан. Кто продал? Жена, как так, без меня мой дом продали, хозяин-то я. Потом дома стали уговаривать, но были люди, которые 80 тысяч давали, если я буду продавать. Я вынужден был подчиниться, напротив по улице жили шофера того человека, который купил. Это был начальник Дома кино в Ташкенте, оказывается, он купил для перепродажи. И вот взяли меня в такое окружение его люди, предупредили, что если я не продам, то дом сожгут. Я как раз должен был получать новую машину, через 15 дней по очереди давали. Поэтому решили выехать своим ходом, жену оставил в доме, к счастью, покупатели нас не торопили, я мог в июне или июле ехать, как хотел, сын купил билет на самолет, я его должен был в Симферополе ждать. Привезли вещи, а мы 27 марта выехали с одним нашим родственником на 2 автомобилях, через Туркмению на пароме. ... Потом стал и я искать дом, купил в д. Михайловке. В городе не мог найти, предлагали только совсем маленький. А там купил 2 дома на 2 семьи, один дом как дом числится, а второй как кладовка, что ли, но очень хорошие, построенные по-современному, я купил его за 44 тысячи. Так я снова поселился в Крыму.

http://iremember.ru/partiza....-7.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 14.37.54 | Сообщение # 257
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
- Вернемся к тому, что пришли части Красной армии. И что Вы, пошли в комендатуру, или Вас вызвали?

Русских много было. И все ждали какого-то распоряжения. Но еще до этого восстание подняли в Праге. И нас как десантников на платформах поезда перебросили в Прагу на помощь. Потом участников наградили за освобождение Праги. Вот после этого наш командир говорит:

- Командование настаивает, что все советские люди должны пешком, этапом идти.

Один из моих знакомых по отряду меня тогда уговаривал:

- Не ходи! Оставайся здесь. Чехи - хорошие люди, они почти русские, славяне. Оставайся. Такие красивые девчата. Куда ты поедешь?

А другой, постарше, и поумнее нас всех, сказал:

- Надо взять из отряда документ, что мы участвовали в боях, что мы награждены. И с печатью отряда. Пусть хоть групповую бумагу дадут нам для проезда по Чехословакии.

Выдали нам такую справку и двинули мы не организованно. Добирались по-разному, где пешком, где ехали - машину разбитую подобрали, завели и поехали. Такое тоже было. В Словакию пришли, там нас везде гостеприимно встречали. Хорошо кормили, поили, ну все по-человечески. В самых лучших условиях отдыхали. И продолжали двигаться. Потом мы вышли к Польше. Мы прослышали, что там есть пункт сбора, через который мы должны пройти. Однажды мы прошли буквально рядом со знаменитым лагерем Освенцим. На встречу наши солдаты идут, и кричат:

- А, предатели! И откуда их столько прет?

Ну, каждому не скажешь, каждому не объяснишь. И вот мы пришли в Брест-Литовск. Там нас стали оформлять. Забрали наши справки и с наших слов записали все данные: фамилию, имя, отчество, где родился, где служил, награды, все данные по плену… Ну все… Сергей Чепышко остался в Польше. Он на месте прошел проверку и стал искать свой полк. Остальным выдали проездные документы в Башкирию, в место с названием Алкино. Потом я оценил всю прелесть этого места...

Нас строго предупредили, что проездные документы выписаны так, что мы должны проехать мимо Москвы. А мы нахально решили ехать через Москву. У меня в голове записан адрес московский жены Сергея Чепышко. И я нашел ее… Подъезжаем к Москве. С нами едут наши демобилизованные солдаты. Разговорились, рассказали, что были в плену. Потом поняли, что нельзя было этого говорить. Приехали в Москву, а нас уже встречают. В черных шляпах…

- Чтоб к вечеру духу вашего здесь в Москве не было!

Пронесло. Мы откомандировали старшего из нас, нашего капитана, в нашу флотскую резиденцию. И неожидано запросто попали к начальству управления кадров. Туда приходило много таких, как мы. Всех кормили, поили, на дорогу давали еду… Выдали и нам конфеты, шоколады, всякие вкусные вещи. Но главное пообещали:

- Не волнуйтесь братцы, проверка - это быстро: два - три месяца. Ну, четыре, не больше.

Мы обрадовались, поехали в это Алкино.

- И сколько по времени&np; на самом деле заняла проверка?

http://iremember.ru/letchik....-8.html

Долго, но меньше года. В общем, в 1946 году я приехал на Балтику. Оказались в Алкино очень поздно вечером. Идем, спрашиваем дорогу, нам отвечают:

- Вот туда. На бугорке будет сторожка, увидите.

Подошли мы к сторожке, оттуда выскочили автоматчики:

- Кто такие?

- Вот документы.

- О, офицерье пришло! Хорошо! Сколько вас?

Пересчитали, записыли:

- Шагом марш!

Открыли ворота - раз, открыли - два, третьи, четвертые ворота решетчатые открывают. И закрывают…

Там все расписаны по полкам: 2-й, 1-й, 4-й, 5-й и так далее. А жить негде. Ни землянки, ни палатки, а сколочены черте-что из брезента и всякого хлама. И вот там мы поселились. И началась новая жизнь. Погоны нам всем дали, но солдатские и старую форму солдатскую… И оказались мы в условиях, не лучше, чем жили в плену. Начали мы много писать бумаг. А в это время давят на психику.

- Предатель! Предал Родину! Продал такой, сякой… такую-то!

Некоторые не выдерживали, вешались, бросались на проволоку, по ним стреляли. В день помывочный, нас на речку под автоматами повели. Потом пересчитывают: одного не хватает. Кто-то утопился… Да, до этого дошло. Вот такое дело… Когда война началась с Японией, мы стали орать, требовать, письма писать: "Отправьте нас на фронт! Мы смоем с себя грязное пятно своей кровью! Отправляйте нас на фронт!" Бесполезно.

Оказывается когда организовывали этот лагерь, то первое время, как то полегче, посвободнее было. И после, как мы проверку прошли тоже положение улучшили. Самое страшное выпало именно на тот промежуток, когда мы на проверку попали. Командир нашего полка, с армянской фамилией, без ноги, Герой Советского Союза, Москву он защищал. Этим очень хвалился, и орал, на нас:

- Я вам…

Одни угрозы и больше ничего. А у меня кровотечения начались. Что ни сьем, кровь сочится. Один старик-полковник мне посоветовал сходить в медпунт. Пошел, пожаловался.

- Снимай штаны! Повернись! Что-то, - говорит, - у тебя действительно течет.

Только я рот открыл продолжить свои жалобы, а мне:

- Хватит болтать! Много таких мудрецов. Марш отсюда!

И все. Кормить надо, народу тысячи. Там такие здоровые кухонные столы были. С той стороны ты сидишь, а с этой стороны, какая-нибудь тетя Мотя раскладывает. Я коробочку носил консервную для еды… Вот так было. Про это нигде не написано…

До нас доходили слухи, что из Америки кричали на весь мир: "В мире не было ничего подобного, чтобы так относиться к своим бывшим пленным, которые воевали!" Возможно, достучались… И к нам прислали комиссию во главе с армейским генералом Захаровым. И с ним представители всех родов войск. По признаку рода войск начали разделять. Построят полк:

- Моряки, два шага вперед марш!

Мы вышли. Подумали: все жизнь новая грядет. Опять раздали нам бумагу, такую серую, ручку, чернила:

- Пиши, со дня рождения и до сегодняшнего дня, все подробно: где ты был, где родился, где крестился, родственники где живут. Не дай Бог, если за границей есть родственники, но все равно пиши.

Про "не дай Бог" - это говорил нам капитан I ранга, явно подсказывал, чтобы кто-нибудь по наивности не написал. И мы писали несколько дней. Потом все это проверяли, и требовали корректировать те места, где, по их мнению, не так, как надо. Переписывать заставляли все начисто - как будто за один раз написано. А потом написанные нами бумаги собрали и уехали. Мы сидим, ждем… Прошли красивые парады Победы, закончилась война с Японией, мы сидим. Еще не зима, но холод и сырость…

А до этого нас использовали на сенокосе. Дождь льет, и день и ночь, но все равно "коси" под автоматами. Охрана у нас была из какой-то автономной республики. Но повезло - старшим в охране был русский, здоровый такой, младший лейтенант, с севера. И он старался нас беречь от оскорблений и от битья. Мы слышали, как он своих подчиненных наставлял:

- Если кто-нибудь из вас хотя бы орать на конвоируемых будет, я не прощу!

Привезут кашу, он контролирует, чтобы всем досталось. Вот такой человечный был охранник. Собаки у него злые, а сам человек! Нам собаки были не страшны, мы их уже видели. К этому относились как к норме. У немцев охрана, и здесь охрана. Но это же наши, чего волноваться. А еще было такое: едут мимо нас люди на базар и везут чего-то съедобное. Видят нас:

- Это же бывшие пленные!

И тащат нам поесть. Охрана начала гонять, а наш младший лейтенант говорит:

- Пусть...

И нам подбрасывали. Даже масло сливочное! В то голодное время! Вот такой наш народ, русский. И это было... Пришло освобождение. Одели нас в новые армейские шинели, и форму новую. Но без звания… Русский народ, он и добрый, он и умный, он и "толковый":

- Шинели новые давайте загоним.

И как только проездные документы оформили, как говорится "чин-чинарем", тут же продали все эти шинели… В Москву приехали и сразу опять в управление кадров флота. Там нас одели в морскую форму и дади две недели отдыха, чтобы мы приняли человеческий вид. Никаких у нас забот не было, только чтобы вовремя пришел на завтрак, обед и ужин, и на вечернюю проверку. Как санаторий…

- Кадры распределяли обратно в свои части?

Нет. Например, мне было предписано вернуться на Балтийский флот, в свою дивизию. А в дивизии распорядились - в 51-й полк, откуда начинал, туда и вернулся… Я понимал, и принял как должное: я побывал в плену, а 1-й полк - гвардейский…

А через два месяца, может через два с лишним, приказ: уволить в запас, со статьей, типа "морально неблагонадежный". Или что-то вроде этого. В общем, это слово "мораль" там было.

И я поехал домой.

http://iremember.ru/letchik....-9.html

Это был самый тяжелый период в моей жизни. Я все вижу и все понимаю, но ничего не могу сделать. У меня не было тогда даже паспорта. Вместо него выдали листочек с записью: "С правом проживания только в сельской местности". То есть лишили права проживать в городе, а приехал я в Ташкент. Вот мое было такое положение. В 1942 году перед призывом я был зачислен в транспортный институт. Вышло постановление Правительства: "Восстановить участников войны в институтах, где они учились, или были приняты". Я попытался воспользоваться своим правом. Но меня в архивах не нашли. И это был очередной тяжелый удар. Поступать заново на общих основаниях я не мог. Я оказался лишенным всех прав. Положение отчаянное…
И вот однажды, я решился, оделся поприличней, старый китель одел, чтоб было видно, что я имею какое-то отношение к нормальной человеческой жизни, и стал ходить по всем предприятиям и учреждениям, и открыто говорил: вот так и так. Но куда не приду, везде отказывали из-за отсутствия у меня специальности. Иду и читаю вывеску: "Академия наук Узбекской ССР". Что-то меня толкнуло, зашел.

- Я в отдел кадров.

- К начальнику? Вот сюда! Пожалуйста.

Вхожу. В кителе, оставшемся с войны, с наградами - в планочках сидит узбек, посмотрел на меня и вежливо предложил сесть. Я сел и начал рассказывать ему… Все. И даже то, что был зачислен студентом, но меня не восстановили. Он внимательно выслушал и говорит:

- Я Вам помогу! У нас есть "Академический городок". Там размещена часть научно-исследовательских институтов Академии наук Республики. Там очень много работ, на которых Вас могут использовать. Вы же грамотный. Писать ничего не буду, запоминайте: Научно-исследовательский энергетический институт. Обратитесь прямо к заместителю директора по науке Николаю Арсентьевичу Чернову. Скажите, что прислал Вас Ахмедбаев в отношении устройства на работу. Запомнили?

С визита к Ахмедбаеву началась новая жизнь. Как он сказал, так я и сделал. Для начала предложили должность завсклада.

- Это научный склад, в основном аппаратура разная. Привезли из Германии. Вашей обязанностью будет выдача аппаратуры. Вы быстро освоите: амперметр, вольтметр и т. д., и т. д.

Начальник отдела кадров, как сейчас помню, Мария Прокопьевна, сделала в Трудовой книжке первую запись: "принят на работу с такого-то числа". И началась у меня работа.
...
- И чему Вас стали учить?

Во-первых, работе на всех металлорежущих станках. Это и первые "ДИПы" наши знаменитые, были и иностранные. По репарации привезли. И я быстро осваивал, понимал смысл. У меня появился подъем энергии. Появилась еще и ночная работа. Я стал подрабатывать, и помогать семье… Однажды выполнил заказ директора института - металлический корпус для его личной картотеки. Он остался очень довольный и выписал мне премию пятьсот рублей. Я обомлел… И тут начался следующий этап. Волей-неволей стал чаще заходить в бухгалтерию, и главный бухгалтер обратил на меня внимание:

- Ты же был зачислен в институт? Ты же образованный человек? Что ж ты так и будешь слесарем. Учиться надо!

Уговаривали меня долго. И самое главное, что мама посоветовала. И она как-то сказала не прямо, а тихонечко промурлыкала:

- Ты у меня же красивый и образованный и хорошо русский язык знаешь.

А она сама несколько языков знала. Французский знала, но даже от меня долго скрывала, и немецкий. Естественно знала узбекский, таджикский….

- А в школе, у Вас национальные языки изучали?

Обязательно - узбекский. Такое положение установили еще в XIX столетии, когда завоевывали Среднюю Азию. Кстати, утверждают, якобы Ульянов основал Ташкентский университет. Ничего подобного! Еще Николай II. Все перевернули…

Короче, по направлению я поступил на годовые курсы бухгалтеров по специальной программе ЦСУ Союза ССР. Были они в Ташкенте. Прописку мою продлевали, продлевали. Там на листочке уже записи об этом делать негде было. Вот тут-то я и паспорт получил. И я осмелел. А поднял меня Ахмедбаев, узбек, фронтовик…

- А на апелляцию Вы тогда подавали, чтобы Вас в партию восстановили?

Нет. Только в 1958 году восстановили.
...
- То есть паспорта у Вас не было, но военный билет был на руках?

На руках, но никто им не интересовался.

Когда я закончил курсы, меня направили в Министерство легкой промышленности бухгалтером. Там же в Ташкенте. И как только я устроился на работу, мне стали вызывать в КГБ.

- Можно Вас на минуточку? - говорят, - Вы знаете эту улицу? Вас хотят видеть в КГБ. В двенадцать часов ночи будет Вам пропуск. Не забудьте. Будьте любезны.

И так продолжалось, пока не умер Иосиф Виссарионович. Связано с этим или с чем-то другим, понятия имею. На допросах вопросы были такие:

- С Вами в плену одновременно был такой человек. И называют фамилию. Что Вы можете о нем сказать?

Я отвечаю:

- Не знаю. Я по фамилии не могу ничего сказать. Фамилии мы знали только самих близких. Потому что были такие условия у нас… Покажите мне фотографии, так я не могу. И по-человечески рассказываю все…

А они требуют свидетельских показаний, но с какой стороны? Может тот, о ком речь наоборот меня оклеветал? Всякие мысли лезли в голову. И спрашивают меня со всех сторон. Ночью… И держат до трех-четырех ночи. А я уже женился к этому времени. Это какое-то хамство…

- И супруга ревнует, где ночью пропадает.

И это тоже было. Были всякие накладки… И так продолжалось долго. А на работе начальник кадров предупредил:

- Вы знаете, мы на Вас должны давать и даем характеристику. По требованию военкомата.

Каждые полгода отправляли бумажки в военкомат. И так продолжалось до смерти Иосифа Виссарионовича. Через год после смерти Сталина меня вызвали в военкомат и показали бумагу, где все было расписано как я был в плену. С подробностями тогда-то там-то… И это был секрет, от меня никто об этом никогда не должен был узнать. Только теперь я могу свободно говорить, ничего не боюсь. Что мне бояться, когда скоро девяносто лет будет. А что я был в партизанском отряде, я скрыл. Мой друг, все время спрашивал:

- Ну почему ты медаль носишь, а не хочешь рассказать?

Я говорю:

- Не хочу! А медаль "Медаль за освобождение Праги" ношу. Вручили мне в партизанском отряде.

- А действительно, почему Вы умалчивали о том, что были в партизанском отряде?

Потому что не хочу дальнейших разбирательств. И по сей день, я в особых органах состою на учете. Есть отдельный учет тех, кто был в плену. И даже когда он умирает, не вычеркивают. У меня друзья есть в КГБ.

Ну, что к этому я добавить. К примеру, 1970 год. Сто лет Владимиру Ильичу Ленину. Я читаю: "…награждаются все участники войны, защитники Родины" Всех награждают, меня - нет. Я давно восстановлен в партии. Я к секретарю парткома:

- Как коммунист коммунисту: почему мне не вручили эту медаль?

Он отвечает:

- Не сердись на меня. Я здесь не причем. У тебя есть заковырка - был в плену!

Это был 1970 год!

- Каким образом Вы оказались в Военно-морской медицинской академии? Вас восстановили в кадрах?

Я там состою на учете благодаря общественной работе.

http://iremember.ru/letchik....10.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 14.46.09 | Сообщение # 258
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Пролежал я в госпиталях восемь месяцев. О плене молчал, на вопросы отвечал коротко - "Был окруженцем, стал партизанить". В июле 1944 года меня выписали из госпиталя в Ярославле , раненая рука действовала , только два пальца были скрючены контрактурой. Выдали документы, форму с погонами младшего лейтенанта, и направление - "прибыть для дальнейшого назначения в Отдел кадров Московского ВО"

http://iremember.ru/partiza....-7.html

Я получил назначение в Зарайск, в 55-й запасной офицерский полк, где в течение трех месяцев проходил вместе с другими офицерами переподготовку на командира-минометчика. Офицеры жили по частным квартирам, по утрам на занятия на полигон нас возили на грузовиках. Осенью 1944 года мы закончили курс переподготовки и ожидали отправки по передовым частям. И тут меня вызывают в штаб запасного полка - "Товарищ младший лейтенант, мы командируем вас в Подольск. Вы там раньше бывали?" - "Никак нет" - "Ничего страшного, у нас есть для вас попутчик-сопровождающий". И "сопроводили" меня в Подольский лагерь НКВД на спецпроверку, как "побывавшего в плену". Вместо фронта я снова оказался за колючей проволокой...

Г.К. - На сайте есть интервью пулеметчика Л. Белкина проходившего спецпроверку в начале 1944 года в Рязанском проверочном лагере НКВД. Скоро появится интервью с еще одним человеком, "окруженцем", которому довелось пройти проверку весной 1942 года в Гороховецком лагере. А как это происходило в Подольске?

Р.Л. - Привезли в лагерь. Всего два ряда колючей проволоки. Сразу поменяли форму, выдали солдатское обмундирование б/у без погон, ботинки с обмотками, и привели в барак. Это был барак для командиров РККА, бывших пленных и "окруженцев", рядом были бараки для рядового и сержантского состава, и отдельно - для гражданских лиц. Внутри бараков стояли железные койки. В день давали по 350 граммов хлеба, дважды в сутки раздавали по черпаку каши. Кормили, как в пословице - "жить будешь, но бабу не захочешь". В барак приносили центральные газеты, и из них мы имели информацию о происходящем на фронте. Переписка с родными запрещалась.

Никто из офицеров, сидящих в бараке между собой о прошлом, войне, плене, - не разговаривал, все молчали. Люди держались отчужденно, каждый со своими нелегкими думами, будто нам дали приказ - "Больше двух не собираться". Каждый день проходил в тягостной душевной обстановке, у некоторых не выдерживали нервы, так один из нашего барака бросился на проволоку лагерного ограждения, по которой шел ток под напряжением, и сразу со всем покончил, и с жизнью и с проверкой. Пытка неизвестностью и надеждой - страшная вещь...

Некоторых вывозили на работу на лесозаготовки, но основная масса проверямых постоянно оставалась в бараке. 95 % контингента из офицерских бараков после проверки отправлялись в штрафные батальоны, "искупать вину кровью". Я прекрасно понимал, что даже если мне снова в жизни повезет, и все обойдется без штрафбата, то в дальнейшем жить с таким пятном - "был в плену" - придется несладко. Время то какое было... Допрашивали проверяемых только по ночам, и на допросы вызывали еженощно. Скажу честно, что избитых я в нашем бараке не видел, если надо было кого-то "сломать", то "особисты" умели это сделать и без мордобоя и насилия.

Мне достался спокойный следователь, который вел себя довольно корректно. Он ни разу не назвал своей фамилии, не бил и не угрожал, а методично и спокойно все расспрашивал. В одну из ночей меня не вызвали на допрос, я удивился, а утром пришел вертухай - "Лазебник, с вещами, на выход!". Привели в лагерную комендатуру, спрашивают - "Жалобы есть? Вас не били?". Я насторожился , и тут мне объявляют, что я освобождаюсь из лагеря, как успешно прошедший государственную проверку, и буду отправлен рядовым в Действующую армию . Но то, что я считаюсь разжалованным, мне еще объявили в начале проверки, следователь сказал, что поскольку архивы ОК Приб.ВО сохранились частично, и у них нет официального подтверждения о присвоении мне звания воентехника в мае 1941 года, то отныне, я - рядовой. А мне какая разница, главное, что живой остался... "Особисты" посоветовали мне на будущее, никому не рассказывать о том, что я проходил проверку, сказали, чтобы я нигде не говорил ничего лишнего. В декабре 1944 года я вышел за ворота лагеря, держа в кармане гимнастерки справку о спецпровеке и направление в 36-й артиллерийский ЗАП, откуда через четыре дня меня отправили с маршевой ротой на запад.
...
Г.К. - Что происходило с Вами после демобилизации в 1946 году?

Р.Л. - Пришел срок моей демобилизации, и я не знал куда податься. Мне предложили остаться в армии, старшиной на сверхсрочной службе, обещали через год присвоить звание лейтенанта, я не захотел. Отец после войны в семью не вернулся, остался жить в Сибири, а мама с младшим братом возвратились в Смелу, я был у них в отпуске три дня еще в сорок пятом году. Но вернуться домой..., я сомневался... стоит ли...

В анкетах никогда не писал, что был в плену, а в Смеле некоторые знакомые, уже об этом от матери слышали. Одновременно со мной уходил, как сейчас говорят, "на дембель", наш солдат, узбек из Ташкента по имени Мухтар. Он сказал - "В стране карточная система, голод и разруха, а у нас в Ташкенте тепло, сытая жизнь, фрукты, и работу всегда найдешь. Поехали со мной в Узбекистан. Если понравится, останешься в наших краях" . И я решил попытаться круто изменить не только климат , но и судьбу. Приехал в Ташкент, и когда получал паспорт, то честно написал, что бывший военнопленный. Старший лейтенант милиции, прочитал лист анкеты и сразу мне сказал - "Никогда не пиши и не говори про плен. Иначе жизни у тебя не будет".

Пошел искать работу в Управление кинофикации. Там за меня двумя руками ухватились, в послевоенном Узбекистане киномеханики были очень нужны. Жил в Ташкенте, в 1953 году переехал в Фергану, женился, воспитал двоих детей, работал начальником техотдела областного управления кинофикации. И все эти годы я молчал о плене...

Молчал... А сегодня решил вам все пережитое рассказать...

http://iremember.ru/partiza....-8.html


Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Пятница, 22 Февраля 2013, 14.46.47
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 14.55.51 | Сообщение # 259
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
9 мая кончилась война, а нас числа 7 или 8 мая из лагеря на полуострове посадили в катер и увезли ... Там стоял большой-то этот, как пароход.

А. Б.: Паром?

П. Е. М.: Паром большой. Нагнали нас больше 2000 человек, хотели потопить. Пока формировали, англичане зашли, нас освободили.

(улыбается)

А. Б.: Это где-то около Гамбурга было?

П. Е. М.: Да, около Гамбурга. Местность-то не знаю, так чёрт его знает. Город тоже какой-то был. Ну и вот, кончилось всё на этом. Война кончилась, нас всех собрали.

(машет рукой)

Военная база была какая-то немецкая, не база, армия тут была у них. Там формировали, и переправили к своим уже в Германии. Я сразу попал в контрразведку. Как это было. Недели 2.

А. Б.: Фильтрационный лагерь на территории Германии?

П. Е. М.: Да, да. Ну и вот, сразу нас: где был, как попал. Всё это прошёл, всё проверяли. И потом тех, кто кроме плена нигде не был, нас сразу в войска. Я опять попал в артиллерию, и так и дослужил в армии до 47 года. Вот так, всё прошёл.

http://iremember.ru/artilleristi/mikheev-pavel-egorovich.html

А. Б.: Давайте теперь поговорим про время после войны. Вот Вы демобилизовались из армии в 47 году и сразу вернулись сюда?

П. Е. М.: Да, сразу сюда.

А. Б.: Как Вас встретили односельчане?

П. Е. М.: Встретили нормально. Я в МТС не пошёл работать, что-то мне трактора эти надоели. Я остался в колхозе работать. У нас в колхозе было неплохо - грузили землю на завод, формовочную глину на 3 завода. Паёк давали, деньги давали, и всё хорошо было.

А я взял, да и в колхозе стал работать кузнецом: плуги ремонтировал, косилки, телеги, сани, лошадей ковал - всё делал, что надо было до 50 года. А в 50 году весной приехали ко мне вдвоём - директором МТС был Фёдор Семёнович Лошев, - я, видишь, трактористом был. А пришли тракторы новые, гусеничные, "пятидесятки". Говорят: "Давай, Павел Егорович, трактористов надо, трактористов нет". А тракторы эти дали на 2 наши сельсовета - Злобинский и Салтыковский, - дали 2 трактора, гусеничный и колёсный. Меня на гусеничный.

Я не хотел идти, мне врачи говорили, что из-за моей контузии я могу отстать от слуха. Совсем оглохнуть. Но я пошёл работать. Что делать-то? И до осени работал хорошо на тракторе. А осенью заводил трактор - пускач-то завёл, а основной долго не схватывался, - и всё, у меня уши заткнуло.

(показывает руками на оба уха)

Отошёл от трактора, и не слышу даже, что он работает. И вот так и слух потерял совсем. Сейчас правое ухо немного отошло, а левым нисколько не слышу. Так и работал на тракторе до 58 года. Потом работал бригадиром тракторной бригады, механиком отделения совхоза, опытной станции.

http://iremember.ru/artille....-4.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 15.02.47 | Сообщение # 260
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Бежать решили в ночь 25-26 апреля захватив на побережье лодку.
Однако 24 числа мы попали в очередную партию пленных, которых немцы грузили на баржи и увозили в неизвестном направлении. Ходили слухи, что в Швецию, а некоторые говорили, что баржи топили в море. Так вот прошел шепот, что в эту ночь нас будут вывозить. Мы между собой договорились не бросать друг друга и если что встречаться у нашей траншеи. Примерно в час ночи шум, гам, всех поднимают. Догадались, что поведут на причал на погрузку. Я протер глаза борной кислотой. Видеть я немного мог, но для того чтобы смотреть вперед приходилось сильно закидывать голову назад. Начали нас выводить, я пристроился. Построили несколько колонн военнопленных. Сотни, тысячи человек. Ночь была звездная и лунная - все прекрасно видно. На меня конвой не обращал внимания - мол, все равно доходяга, ему конец. Я прошел немного в строю и присел. Пленные и конвой ушли, а я остался. Думаю, куда идти? Кое-как выбрался на дорогу. По дороге шла немецкая колонна. Я остановился, никто из немцев не тронул - видят весь в бинтах, раненый, рот завязан, одни глаза. Прошла эта огромная, может быть в тысячу человек, колонна. Самолеты летают - не поймешь чьи: наши или немецкие. Чудом я вышел на ту дорогу, которую запоминал, когда первый раз меня вели в лагерь. Кое-как добрался до траншей, в которых мы сидели. Никого. Подал сигнал как мог своим обожженным ртом - никто не отвечает. Сел в траншею с мыслью ждать до утра, задремал. Проснулся от звука русской речи. Подходят мои ребята - тоже сбежали из колонны. Мы просидели остаток ночи и день, а на следующую ночь они пробрались к побережью. Присмотрели подходящую лодку, нашли весла. Вернулись, мне рассказали, мы пошли. Сели и поплыли на восток, ориентируясь по звездам. Ориентация в ночных условиях мне была знакома, к тому же вскоре взошла луна. Плыли мы до утра. Начало сереть и я им сказал: "В светлое время нас или немецкая или наша авиация расстреляет. Я сам летал, расстреливал корабли. Надо приставать к побережью или нам конец". Около 6 утра мы подгребли к берегу. Я услышал сначала говор и русский мат - славяне. Потом вырисовался контур побережья. С берега нас заметили и не дожидаясь, пока мы подплывем бросились к лодке. Я-то в бинтах и летной кожаной куртке, а товарищи мои в немецких шинелях: "А, фрицы! Мы вас сейчас!.". Схватили, лодку вытолкнули на побережье. Мы говорим: "Да мы советские!". Они ничего не слушают - раз в немецкой форме, значит немецкие разведчики. Ребята показывают на меня: "Это советский летчик, капитан". Стянули куртку, а одни погон на моей гимнастерке сохранился. Вроде поверили, повели нас к комбату. Как они доложили, я не знаю, но когда завели кто-то сказал: "Да, это немецкие разведчики, их надо к стенке". Я говорю: "Минуточку, я капитан, летчик, тяжело ранен. Комбат, попроси, чтобы сделали мне перевязку - погибаю". Комбат дал указания: "Летчика, капитана доставить в госпиталь". Посадили нас на танкетку и повезли. С трудом пробившись по заполненным войсками дорогам приехали в госпиталь. Меня сразу завели в операционную. Там на столах лежали раненные, стоял крик, стон, мат. Оперировали человек 40 хирургов. Меня посадили - мол, подожди. Рядом стол, там лежит здоровый советский воин, храпит. Ему водки влили, он заснул. И прямо здесь на моих глазах располосовали его, достают железо - слышу, бросают, осколки, металл. Закончил врач эту операцию, передает дальше - там уже сестры бинтуют, зашивают. А он приготовился резать следующего. Потом обратился ко мне: "Капитан, будем срывать повязки". - "А можно смочить марганцовкой?" - "Ты видишь, сколько здесь человек лежит?" Начал срывать присохшие бинты - боль страшная. Я и стонал, и кричал от боли. После перевязки я вышел на крыльцо поискать моих ребят. Вижу стоит машина с нашими освобожденными военнопленными, и ребята с ними. Я начал издавать звуки, они увидели меня. Я замахал рукой и машина тронулась. Они поехали, а я остался. Так мы расстались. Одного звали Коля, младший лейтенант, танкист из Ленинграда. Старший сержант - разведчик. По сей день о них ничего не знаю.

http://iremember.ru/letchik....-5.html

Ну а дальше госпиталя… 1 Мая ко мне на двух полуторках прибыли командир полка Когрушев с летчиками. Я лежал, почти не разговаривал. Они зашли, увидели меня, пришли в ужас. Предложили мне зеркало - я отказался. Привезли с собой коньяк. Коля Кочмарик говорит: "Давайте, спринцовку, мы нальем коньяку". Я согласился. Налил туда коньяку, вставил мне в рот. Я два глотка сделал и подавился. Начался кашель - начала лопаться кожа, кровь, боль. Врач-хирург прибежал, кричит: "Что вы делаете?"… В госпитале лечился месяца два. У меня губы сходили раз двадцать и нос тоже. Прямо снимаю корку и отбрасываю. Боли были такие, что первые 18-20 дней Я не мог спать - только после укола на морфия.
В августе я вернулся в свою часть. Я слышал, что есть приказ всех бывших в плену отправлять на государственную проверку. Командир пообещал, что не отправит меня, но осенью 45-го года пришел приказ и ничего он сделать не смог. Пришлось ехать в 12-ю стрелковую запасную дивизию, что находилась на станции Алкино близ города Уфа. Станция Алкино… От станции прошел километров десять пешком по лесу. Подхожу: колючая проволока, вышки, на вышках автоматчики, на КПП не войдешь и не выйдешь, все вооруженные. Предъявил документы, командировочное предписание, меня пропустили. Народу море - тысяч двадцать пять нас там было: партизаны, военнопленные, был генерал-кавалерист, друг Буденного, который заявлял: “Я напишу Семену Михайловичу, он меня вытащит отсюда”. Мы уже уехали, а он там все сидел. Тысяч двадцать пять там было тех, кто был в плену или на оккупированной территории. Кое-как разместился, а вскоре меня вызывал оперуполномоченный СМЕРШа, старший лейтенант. Встретились, познакомились, и: "Рассказывай, как ты оказался в плену". - Я все рассказал. Личное дело со мной. Он все просмотрел. Говорит: "Почему тебя направили сюда? Тут знаешь, кто сидит? А ты был всего десять дней в плену, бежал из плена, личное дело у тебя на руках. Ты мне не нужен. Свободен, иди"..
Вот так я прошел проверку, но из этой "дивизии" меня не выпустили, просто перевели в барак для прошедших проверку. Что мы там делали? Подъем, потом шли с ведрами за завтраком. Еда - бурда, конечно. Обед, ужин - одна вода. Играли в футбол, волейбол. Играть пришлось долго, до января. Вместе с выходившими на работу выходил за территорию лагеря добирался до станции Алкино, ехал в Уфу на два-три дня, набирал водки, яиц, сала, сам наедался и ребятам привозил. Даже ходил на танцы.
Этот оперуполномоченный дней через 7-10 вызывал меня опять. Поговорили 15 минут, говорит: "Ты свободен. Ты мне не нужен". - "Как же отсюда вырваться?" - "Это уже не от меня зависит".
В лагере встретился с Федотовым Борисом, летчиком из нашего полка, сбитом под Оршей в 1943 году. Он мне очень помог. Я когда еще только ехал в лагерь мне командир полка и СМЕРШевец говорят: "Через две недели вернешься!" Ну я и приехал в куртке и гимнастерке. А уже зима, мороз под 40. Бараки не отапливаются, двери почти не закрываются. А Борис был одет во все немецкое: ватные штаны, теплая шинель. Так вот он и его приятель, с которым они вместе освободились из лагеря ложились по бокам, я в середину и двумя шинелями укрывались Так и спали несколько месяцев.
Кстати в этом лагере проходил проверку старший лейтенант, Герой Советского Союза Труд, ведомый Покрышкина. Так вот с его слов Покрышкин, вылетал шестеркой или восьмеркой, ведущим, говорит: "Я атакую, все меня прикрывайте!" Набирал до 6 тысяч метров, а обычно бои велись от полторы тысячи до трех с половиной. Аэрокобра устойчивая, как утюг, скорость огромная, хорошее вооружение, и кабина с прекрасным обзором. Я уже после войны летал на них в 72-ом гвардейском полку. Так вот, пять или семь летчиков только на него смотрят, чтобы никто не подошел, никто не сбил. На огромной скорости сверху врезается в группу противника, расстреливает какой-то самолет и уходит. За ним эта группа повторяет маневр. Если немецкая группа рассыпалась, они повторяют атаку на одиночек или пару.

В январе меня выпустили, а в Москве меня направили в 72-й Гвардейский истребительный полк. Но ярмо "был в плену" прошло со мной через всю жизнь и сильно ее испортило. Помню в 48-ом или 49-ом году я работал в Военном авиационном училище летчиков во Фрунзе, прибыл проверяющий от НКВД со штаба дивизии. Вызывали всех и в том числе меня. Расспросил, а потом задал вопрос: "Почему ты не застрелился?" Я весь вскипел, но сдержался, чтобы его не пристрелить. Говорю: "Во-первых, был ранен, руки не работали, не мог достать пистолет. Потом пистолет сорвали, когда приземлился. И ордена рвали". Вот такой подлец.

http://iremember.ru/letchik....-6.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 15.11.40 | Сообщение # 261
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
В принципе, все пленные из западных оккупационных зон в Союз возвращались добровольно, заранее будучи готовыми к любому повороту, даже самому трагическому, в своей судьбе.

Но когда нас на автобусах перевезли через мост на Эльбе, и мы оказались у своих, то многие искренне радовались, что мы возвращаемся на Родину. Наша группа была сформирована только из бывших офицеров, свыше пятисот человек, и для нас был выделен эшелон, старшим в эшелоне был назначен подполковник из пленных, и что особо следует отметить - без какого-либо конвоя и без решеток на вагонах мы поехали на восток. 26/7/1945, в день солнечного затмения, мы остановились на станции Перово под Москвой, а потом, через день, поезд встал на запасных путях Киевского вокзала. Нас встретили представители военной комендатуры, отвели весь наш "батальон" под огромный навес позади вокзала, и сказали, что здесь мы будем ждать дальнейшей отправки, кормить нас будут в столовой вокзала, а спать будем здесь, на деревянных настилах. Мы остались на вокзале, свободными людьми, без конвоя, предоставлены сами себе - иди куда хочешь, но одна незадача, все мы были без денег и документов. Наш старший по эшелону, подполковник, оказался москвичом, он пошел искать свою семью, вернулся вечером на вокзал вместе со своей женой и сыном, и сказал нам, что он остается в Москве, проверку вместе с нами проходить не будет. Оказывается, что все это время он числился в погибших, и даже не знал, что он произведен в полковники и посмертно награжден. Он пожелал нам быстрой проверки и возвращения по домам. На следующий день весь наш "батальон" разбрелся по Москве, у многих в столице были еще довоенные друзья или знакомые, нам только сказали, что к десяти часам вечера мы обязаны вернуться на поверку. Я со своим товарищем Васей Жебелем пошел на площадь перед Белорусским вокзалом, где стояла будка "Мосгорсправки", заполнил бланки на поиск адреса своих двоюродных брата и сестры Полины и Гриши Фейгиных, еще до войны живших в столице, но когда я вернулся за ответом, то мне ответили, что таких людей в московской адресной книге нет. Тогда я заполнил другой бланк, запрос на Грекову-Яглейко Зинаиду Николаевну, нашу бывшую соседку по Оршу, с которой наша семья всегда дружила.

Она жила в Москве с начала тридцатых годов, а ее сын Женя, мой одногодок и друг, оставался с бабушкой в Орше, пока мать не забрала сына в Москву, где Женя умер при трагических обстоятельствах. Ее мать Анна Захаровна и сестра Лиза (муж которой Вася Гусаков был оклеветан и расстрелян НКВД в 1937 году) оставались в Орше. Года за два до моего призыва в армию, Зинаида была на родине, навещала мать в Орше, и все время звала нас к себе погостить. Я решил найти ее, надеясь, что может она знает что-нибудь про моих родителей. И через час в "Справке" мне выдали адрес - Бутырский вал, дом № 51. Мы с Васей пошли по полученному адресу, по дороге я на Тишинском рынке продал с себя рубашку и на эти деньги купил бутылку вина, чтобы не идти с пустыми руками. Приходим, нашли Зинаиду Николаевну, а она меня не узнает, все-таки семь лет прошло с нашей последней встречи. Спрашиваю ее: "Как Лиза? Как Анна Захаровна? Живы ли? Как Витя, сын Елизаветы Николаевны?", на что мне Яглейко отвечает: "Откуда вы знаете мою семью? Я вас впервые вижу… Сейчас так по Москве многих обворовывают, приходят в дома, представляются земляками или фронтовыми товарищами, а потом грабят… Кто вы такие?". И я ее спросил: "Зинаида Николаевна, вы в Орше в последний раз когда были?"…, и тут она пристально на меня посмотрела: "Ольтенька, это ты?! Живой?!" -"Представьте себе" (меня в детстве все на улице и дома звали "Ольца" или "Ольтенька"), и тогда Яглейко бросилась меня обнимать: "Да что же мы тут стоим?! Проходите в комнату. Я с твоими родителями переписываюсь! Они живы. Живут в Чкалове, улица Орловская. И Фаня, сестра твоя жива, недавно мальчика родила, Фимой назвали. И Лева жив". Она оставила нас ненадолго в комнате и куда-то ушла, вернулась минут через пятнадцать и сказала: "Я твоим телеграмму дала. Вот копия". Я читаю текст отправленной телеграммы: "Ольтенька жив-здоров, выглядит хорошо, в Москве проездом. Подробности письмом". Вечером того же дня я написал родителям первое с начала войны письмо, эпиграфом стали чуть исправленные слова из стихотворения Симонова - "Ждите меня, и я вернусь…"… В Москве наш "офицерский батальон" бывших военнопленных провел шесть дней, а потом подали вагоны, и мы поехали в Башкирию, где на территории Южно-Уральского ВО, на станции Алкино, находилась 12-я запасная учебная дивизии. Нас пешим ходом отправили в проверочный лагерь, что находился в восемнадцати километрах от Алкино. Нас разместили в бараках и объявили, что наша проверка идет по трем категориям: 1-я категория - "не имеет вины перед Родиной, не запятнан в связях и сотрудничестве с врагом". 2-я категория - "лагерные полицаи на службе у немцев". 3-я категория - "власовцы" и прочие, все те кто носил немецкую армейскую форму и брал оружие в руки. Моя государственная проверка длилась почти три месяца.

Г.К. - Про государственную проверку можно поподробнее рассказать?

А.Ф. - Нас разместили в бараках, а проверку мы проходили в землянках, где сидели офицеры "СМЕРШа". Наш эшелон прибыл из американской зоны оккупации и, в принципе, "смершевцы" понимали, что те пленные, у кого был грехи перед Советской Родиной, остались на Западе.

Тем более, по дороге от границы СССР и до самой Башкирии поезд шел без охраны, и кто хотел, мог спокойно скрыться в дороге или во время долгой стоянки в Москве, а наш "батальон" прибыл фактически в полном составе. Каждый ждал вызова в землянку к "особистам". Мое "дело" проверял офицер в звании капитана, который обращался ко мне корректно, ни разу не бил и не угрожал, только очень подробно выяснял, что происходило со мной в период плена, записывал фамилии всех свидетелей, которые могут подтвердить, где я был Фроловым, где Ефремовым, что делал в плену, спрашивали фамилии тех, кто стал предателем и пошел к немцам на службу, и так далее. Довольно спокойно разговаривал, тем более у меня на все его вопросы были четкие ответы. На проверке только один раз какой-то лейтенант, оформлявший документы на демобилизацию резко спросил: "Что это за фамилия у тебя? Ты что, немец?" - "Нет, я еврей. Я что, на своей земле тоже свою фамилию должен скрывать?"…От момента окончания проверки до объявления окончательного решения о конкретной дальнейшей судьбе каждого из нас проходило где-то недели полторы-две. Списки пленных, прошедших проверку, вывешивались в лагере на "Доске объявлений", с указанием категории. Тех, кто попал под 2-ю и 3-ю категорию, забирали от нас. Вообще, наша проверка была довольно мягкой, поскольку дело было уже во второй половине 1945 года. Случись эта проверка в 1944 году, то мы все бы, скопом, пошли бы "искупать кровью вину за плен" в штурмовые офицерские батальоны, но война закончилась, поэтому среди нас "особисты" искали настоящих предателей, а уже не "шили дела" на всех. И подневольный каторжный труд в рабочих командах, на шахтах и на заводах, уже не ставился пленным в вину, как "измена и пособничество врагу", иначе надо было бы 90 % процентов выживших в плену военнопленных сажать в лагеря. Пока мы ожидали окончательное решение по нашей проверке, нам послали на уборку картофеля и строительство домов из самана в одну из деревень, где бывших офицеров разместили на постой по крестьянским дворам. Я попал в один дом вместе с товарищами Плахотным и Рыжим. Вот тут нам кто-то из местных кричал: "Изменники!". Но настоящих изменников среди нас почти не было. Был один курьезный в какой-то степени случай, что бывший пленный, зайдя в землянку на первый допрос, увидел красное знамя возле стены, и вдруг щелкнул по-немецки каблуками, выкинул одну руку вверх и прокричал: "Хайль Гитлер!". Его сразу арестовали и увезли от нас. Был у меня в эшелоне приятель, пожилой человек, звали Иваном Афанасьевичем, так он прошел проверку только по 2-й категории и был отправлен на спецпоселение, принудительные работы. От него в лагерь даже пришло одно письмо из грузинского города Поти, но дальнейшей его судьбы я не знаю…

http://iremember.ru/pekhoti....-6.html

Еще одна, и возможно, важная деталь. У следователей на столе лежали альбомы с фотографиями предателей, нам показывали эти фото, вдруг кого-то узнаем, кого-то из них помним по плену. Когда моя проверка закончилась, я ждал больше десяти дней, пока вывесят списки с моей фамилией, каждое утро подходил к спискам, но себя в них не находил. Тогда я пошел в землянку к этому капитану-"смершевцу" и спросил, что со мной решили. Капитан удивился: "Да вроде с тобой все в порядке, наверное, забыли в списки внести". Через пару дней смотрю "Фрайман - 1-я категория", и я пошел в штаб оформлять документы на демобилизацию, так как мы уже знали, что бывших в плену офицеров в армейских рядах не оставляют. Мне было восстановлено звание "младший лейтенант", выдана офицерская зарплата "за звание" за все три месяца, что я находился на проверке, всего 1.500 рублей. Нам, прошедшим проверку и восстановленным в званиях, выдали армейскую форму, офицерские погоны, но сапог не дали, домой мы ехали в обмотках, так что сразу было видно, что это офицеры после плена. Каждый из нас получил запечатанный сургучом пакет, который мы не имели права вскрыть и должны были передать в военкоматы по месту призыва. Кроме этого пакета нам не дали никаких документов или справок. И литер на проезд нам был выписан только - "по месту призыва". Со мной вместе из лагеря освобождались еще два человека. Мы прошли 18 километров от проверочного лагеря до станции Алкино, стоим на перроне, ждем поезда на запад.
...
Г.К. - Когда в 1948 году "органы" стали сажать бывших пленных, Вас эта волна репрессий не затронула?

А.Ф. - Вызвали в 1948 году в КГБ по повестке. Я думал, что заберут и посадят, уже все знали что по стране пошла массовая "посадка" за плен, давали 58-ую статью, срок-"червонец". И в Орше уже "взяли" несколько человек из бывших пленных, которые давно прошли госпроверку после плена или партизанства, и ни каких грехов за душой или вины перед Советской властью не имели. Я даже не знал, брать с собой сразу "сидор" с теплыми вещами, но почему-то надеялся, что может быть обойдется и не посадят, подумал, что иначе бы арестовали на заводе или дома, а не вызывали бы по повестке. Посомневался, а потом решил, что вещей с собой брать не буду. Но ничего хорошего я от этого вызова не ждал. Жена сказала: "Я пойду с тобой", и когда мы пришли в гор. отдел КГБ, то вызвавший меня майор Жиленков моей жене сказал: "Что, пришла своего проводить в далекие края?", а она ему ответила: "Нет, я жду когда мы домой вместе пойдем". Он только усмехнулся. Завели меня к нему на допрос, и часа четыре всю подноготную с меня выпытывали. Потом Жиленков пошел в другой кабинет, с кем-то посовещался, и меня… отпустили домой…

http://iremember.ru/pekhoti....-7.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 15.18.19 | Сообщение # 262
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
- Ваше отношение к особистам?

- На войне я с ними не сталкивался, но вот после лагеря я был на допросе у особиста, когда на нас уже Урал привезли. Он задавал все те же вопросы о том, как я попал в плен, и в итоге военный билет выписал неправильно. Мне особист-лейтенант записал 70-й батальон, я ему говорю: "Вы мне неправильно записали, у меня 50-й". Он в ответ: "А тебе не все равно, что там записано. Как написал, так и будет!" Прошло немного времени, снова вызвали в особый отдел, задавали вопросы по Финляндии, о предателях, перешедших на сторону немцев, показывали снимки, я говорю: "Ну, как я могу говорить, если я там ни разу не был. По Германии я еще могу ответить, может, что и знаю". Все мои ответы запротоколировал капитан, который допрос вел. Я опять задал вопрос по военному билету, но он удивился и все, не стал переделывать. Так что не поймешь, что они наделали. И вот после встал вопрос о пенсии, только тогда я понял, как они мне удружили, потому что надбавку не давали и все, батальон-то записан неправильно! Я уж и начал писать в архив, куда только не обращался, везде один ответ: "Из Севастополя документация не приходила". Нет ответа, а потом в военкомат наш в Белогорске пришло извещение, что нет документации, тогда мне знакомый капитан посоветовал, чтобы я написал в г. Часовой, оттуда дали запрос на г. Пермь, а оттуда уже они переслали в Симферополь извещение. И в нем было написано, что мои документы находятся в архиве г. Симферополя, номер архива такой-то. Вот тебе и ну, поехали туда с женой, у меня правая нога отнималась, ходить не могу, а надо. В старый архив бросился, там мои сестры работали в НКВД, одна была майором, другая капитаном. Архивист пообещал подойти, а меня дежурный не пускает, встали мы в стороне, после вышла к нам женщина и говорит: "Идите в парк Гагарина, ваши документы там хранятся". У этого здания стояла старшина женщина на посту, мы сели на стул, идут две молодые девушки и две чуть постарше. Я объяснил ситуацию, о том, сколько писал, а мне все сообщали, что не приходили документы, после старшая архивистка молодым девчатам говорит: "Ну как же Вам не стыдно! Человек мучается, а архив столько времени лежит у нас!" В итоге выдали мне справку. Так что вот так мне удружили на всю жизнь особисты.
...
- Как бывший военнопленный, не чувствовали ли Вы негативного к себе отношения на Родине?

- Не было такого. Ни со стороны комсомольцев, ни со стороны партийных работников.

В г. Часовой я работал сначала токарем, потом инструктором, после отправили на учебу, на железную дорогу, где я стал помощником машиниста, женился на лаборантке химических веществ для доменных и мартеновских печей. Заработки появились, вроде и устроился, а тянуло все равно в Крым, к матери приехал, но что-то у них не получалось, я ушел в экспедицию и поработал там 4 года, опять скука, а в Зуе у меня родня была. В итоге я пришел в военный совхоз "Гурзуф", хочу устроиться на работу, директор мне говорит: "Ну, давай книжку трудовую!" Я показал ему, он посмотрел и заявляет мне: "Оставь книжку, завтра придешь. Я таких книжек еще не видел, хочу полюбоваться, как работали люди, видел, а вот столько благодарностей еще не видел". Действительно, я ведь там и на досках Почета висел, все было. Вот так я и попал в Крым.

http://iremember.ru/svyazis....-4.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 15.34.00 | Сообщение # 263
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Г.К. - Как Вы думаете, почему Вас с Володей не послали на проверку в фильтрационный лагерь?

А.С.- Я думаю, причина только в том, что мы вышли из немецкого тыла в составе армейской разведгруппы, нас видели в деле разведчики и верили нам, а рекомендации и просьбы Самойлина убедили начальника штаба бригады полковника Еременко оставить нас в бригаде и даже доверить службу в разведроте. Наверное, сыграл свою роль и тот факт, что мы с Илясовым дважды бежали вместе из плена, и в наших рассказах о деталях побега не было расхождений.

Но вы не переживайте…Бригадный «СМЕРШ» нас проверял неоднократно.
Сразу после получения обмундирования нас «пригласили исповедаться» в отдел контрразведки бригады. Пришлось, помимо устных допросов, собственноручно подробно описывать все свое пребывание в плену на бумаге. И когда мне уже показалось, что с нас окончательно «слезли», вдруг снова меня потянули в СМЕРШ и сказали, что мои «объяснительные бумаги» где-то затерялись и предложили опять все подробно описать. Позже меня проверяли еще два раза, и это несмотря на то, что к «последней проверке», я уже был награжден орденом Славы и тремя медалями «За Отвагу», и имел личную благодарность командующего фронта за успешно выполненное специальное задание. Так что, проверили меня более чем основательно. Но ведь мне страшно повезло, что меня оставили в бригаде и в разведроте. Если бы я попал на «лагерный фильтр», то трудно сказать, какая бы участь меня ожидала. В любом варианте я считался бы - «политрук, попавший в плен», и вряд ли бы принимались в виду обстоятельства моего пленения.

Г.К.- Клеймо - «был в плену», как - то влияло на Вашу армейскую службу?

А.С.- Конечно, в те годы, такой «прокол в биографии» не забывался.

Но, например, мне пришлось побывать в штрафной роте, и я не думаю , что на решение начальства «закатать меня в штрафную» как-то повлиял сам факт, что я когда-то был в немецком плену.

И когда я попал в группу солдат бригады отобранных на Парад Победы, но туда в итоге не поехал, то я не связывал это с моим «черным пятном» в анкете.

С первого дня пребывания в роте меня всегда включали в состав групп выполнявших самые сложные задан по инженерной разведке в немецком тылу.

http://iremember.ru/razvedc....-9.html

Г.К.- А после войны Вас подвергли каким-то репрессиям «за плен»?

Ведь подобных примеров, как «отыгрались задним числом», превеликое множество.

А.С.- В штабе бригады был очень порядочный человек, инженер, капитан Игорь Корчевский. Мы с ним нередко вели откровенные разговоры и доверяли друг другу. Он прекрасно осознавал, что ждет человека с моей «биографией» после демобилизации из армии, и скажем так, «организовал» мне и Володе Илясову «чистые документы» при увольнении из армии.

Он и мои командиры из разведроты вызвали меня и сказали - «Забудь, что был в плену! С самой формировки бригады ты всегда служил в ней, вместе с нами!».

Это благороднейший поступок, и я всегда благодарил этих людей за этот смелый

шаг, понимая, чем они рискуют. Так что, не зря я честно воевал в разведке, порядочные люди и настоящие боевые офицеры это оценили.

Сами подумайте, после войны я получил два высших образования, окончил ВШТ (Высшую Школу Тренеров). Кто бы в сталинские времена бывшему пленному, даже прошедшему все возможные «чекистские» проверки, такое позволил…

http://iremember.ru/razvedc....10.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 19.16.24 | Сообщение # 264
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
- Охраняли немцы?

- Только немцы. Хотя были и наши полицейские. Был даже с нашей деревни мой одноклассник. Случайно встретились с ним в Виннице. Даже, когда мы были детьми, он отличался. Его не любили, и не случайно. Говорит: "Я уже присягу принял, помогу и тебе пробиться в полицаи" - "Нет, в полицию я не пойду. Если можешь принеси кусочек хлеба". "Нет, хлеб носить запрещено". Я круглый сирота, родители рано умерли, я их не помню. Рос у бабушки с дедушкой. Окончил среднюю школу, они все сделали, чтобы я стал на ноги. Попросил только сообщить на Родину, что меня видел, чтобы меня не ждали. Я не рассчитывал остаться в живых. Кстати, он остался живым, приезжал, и просил меня не выдавать, что я его видел. Но я не мог скрывать. Он окончил педучилище. После войны работал в школе у нас на родине учителем.

http://iremember.ru/partiza....-2.html

Однажды меня пригласили в Комитет госбезопасности. Я его пожалел, скрыл, подумал: "Молодой, может ошибся". Протокол подписал. Приехал домой - не могу уснуть: "А может он людей расстреливал? Может за ним кровавый след тянется?" Утром встал и пошел: "Знаете, что я сказал неправду".
Потом его арестовали. Он где-то сидел, но остался живой. Единственное пятно на нашей деревне. Из нашей деревни никто не служил в полиции!

http://iremember.ru/partiza....-3.html

- На фронт вы когда попали?

- В декабре 1944го меня призвали. Учился три месяца в Черновицах в запасном полку. В начале апреля - на фронт. Белорусский военный фронт, Первая танковая армия Катукова. Участвовал в прорыве на Берлинском направлении около Кюстрина
...
- После войны происходило дознание, кто кого выдал?

- Я этим не занимался и не могу сказать. Но думаю, что проходило. Я в плену был, но меня никто никогда не притеснял. Я так понимаю, если где, какой попался человек…

http://iremember.ru/partiza....-8.html


Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Пятница, 22 Февраля 2013, 19.21.06
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 19.37.18 | Сообщение # 265
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
через две или три недели таких приключений мы вышли к своим, и нам повезло еще в чем, что сплошной линии обороны где мы выходили не было. Правда, командир взвода в пехоте, на участке которого мы перешли линию фронта начал на нас орать: "Предатели! Надо вас расстрелять..." Но потом нас направили в фильтровочный лагерь. Причем, мы туда поехали сами, без всякого конвоя. Приехали, зарегистрировались, и нам помогло то, что из окружения я смог вынести и предъявить свое удостоверение личности. И особенно мне повезло, что меня хорошо знали артиллеристы из штаба округа, ведь я был командиром единственной батареи "одногодичников".

Всего в этом лагере проверку проходило около двухсот человек. Но нас всех расселили по домам и мы ходили туда только когда нас вызывали, поэтому между собой почти и не общались. И никаких страстей, как это сейчас показывают в кино, там не было. На допросах не били и не давили сильно, просто расспрашивали. Правда, нужно сказать, что и немцы меня в плену не били. Только однажды, когда мы садились в вагоны, то немец вдруг как шарахнул мне палкой по ногам...

Думаю, что в этом фильтровочном лагере я пробыл около месяца. Все писал эти объяснения, да еще сколько... При каких обстоятельствах, как, что, с кем...

Но вот вы думали, что вас могут расстрелять?

Нет, таких плохих мыслей у меня даже и не возникало. В фильтровочном лагере у меня была твердая уверенность, что люди во всем разберутся. Конечно, я прекрасно понимал то, что плен - это определенное пятно на моей карьере, которое повлечет ко мне некое негативное отношение, но я не думал, что меня могут за это расстрелять, в это мне как-то совсем не верилось. Но все-таки нужно учитывать, что это были самые первые месяцы войны, и такой строгости как потом еще не было. Да и фильтровочным лагерем это можно было назвать с большой натяжкой, скорее неким сборным пунктом. Так что какой-то безнадежности или серьезного опасения за свою жизнь у меня, да и у других не было, и мы знали, что вот-вот получим назначение на фронт.

В общем, когда проверка закончилась, видно все сведения насчет меня подтвердились, то мне предложили стать начальником штаба дивизиона бронепоездов.

http://iremember.ru/artille....-6.html

А вообще, большие последствия для вас имело то, что вы побывали в плену?

Конечно. А сколько я написал объяснительных нашему особисту, пока служил в бронепоезде... Причем, у него ведь были осведомители, и только я что-то не то скажу или просто обмолвлюсь, как ему уже все известно, и он меня сразу вызывает... Едва ли не каждую неделю писал по разным поводам...

А потом начальник особого отдела сменился, и вместо этого молодого лейтенанта нам прислали какого-то пожилого. Но проходит месяц-два, а он меня все не вызывает. Тогда я уже сам не выдержал и как-то спросил его: "Вы разве не знаете, что я был в плену? Почему меня не вызываете?" - "Все я прекрасно знаю. А зачем просто так дергать? Работай спокойно, а набедокуришь, вот тогда припомним и старое..." Достойный был человек.

Но вообще еще, когда в Москве мы ждали новые бронепоезда, то я как-то встретил командира полка, в котором служил до войны, Винарского, и он мне сказал примерно так: "Если бы ты вернулся обратно к нам, то всей этой волокиты и неприятностей у тебя бы не было". А так разного рода неприятности из-за плена тянулись до 1953 года, и только после смерти Сталина как будто все сразу прекратилось.
...
однажды Коган даже назначил меня командиром одного из полков, но меня опять не утвердили и прислали на эту должность нового человека.

К тому же я хотел и должен был вступить в Партию еще во время службы в бронепоездах, но ведь свою кандидатскую карточку мне пришлось закопать еще в плену в том сарае. А за ее утерю меня по правилам должны были либо исключить из числа кандидатов, либо из Москвы должны были прислать ее копию. Но на запрос поступил прямой ответ, что все архивы перемешались, и пока нет возможности выслать копию... И я когда сам оказался в Москве и попробовал заняться этим вопросом, то был в архиве и лично видел все эти огромные ряды ящиков с карточками... Поэтому я стал членом Партии только в 1953 году. Но то, что меня из-за плена зажимали, на моем отношении к Партии никак не отразилось. Причем здесь Партия? Никакой обиды у меня не было.

http://iremember.ru/artille....-7.html

И надо честно сказать, что после войны плен мне все время аукался. Например, даже после этой школы меня не утверждали в качестве начштаба бригады, хотя я и там фактически исполнял его обязанности... Подавал документы и в Академию, но мне сразу дали от ворот поворот...

Майором я стал в 1943 году, подполковником в 1948-м, и на этом все, хотя я служил до 1961 года... Командиром полка тоже не хотели назначать... Потом исполнял обязанности начштаба артиллерии дивизии, а это ведь полковничья должность, так все равно не присвоили...

И хотя после смерти Сталина все это прекратилось, все эти бесконечные расспросы, но когда в 1958 году командующий артиллерии 14-й Армии лично рекомендовал меня на учебу на какие-то ленинградские курсы, связанные с ракетами, то даже в "особом отделе" не возражали, но начальник политотдела не дал свою резолюцию: "... он был в плену, а ведь это секретное оружие..."

А уходил из армии я с должности начальника разведки артиллерии 14-й Армии, но мне повезло в чем. У меня знакомый генерал был завкафедрой Кишиневского Университета, и он пригласил меня поработать у него на кафедре. Два года я там проработал, и тут это печально знаменитое хрущевское сокращение армии, когда людей просто выкидывали на улицу... А ведь незадолго до этого я как раз хотел демобилизоваться. И хорошо, что к тому времени у меня уже была квартира, а так бы... Поступил на экономический факультет, окончил его и остался работать преподавателем статистики в Университете. Потом преподавал в институте торговли, работал в НИИ при молдавпотребсоюзе.

http://iremember.ru/artille....12.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 19.55.09 | Сообщение # 266
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
- С особым отделом сталкивались?

- Было дело, когда военную комиссию проходил, там сидели два полковника и майор, они стали спрашивать, как в плен попал. Я честно ответил: "Не один я попал, там очутились все". Тут один полковник мне и говорит: "А что ты хочешь сказать, что, и генерал с тобой попал?" Я ответил: "Нет, генерал со мной не попал, потому что он сел на подводную лодку и смылся. Вот поэтому и не оказался в плену". Майор же молчал-молчал, в конце концов говорит: "Все правильно рассказал, я там был, и все знаю, он говорит так, как действительно было".

http://iremember.ru/pekhoti....-4.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 20.08.06 | Сообщение # 267
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Последние полгода работал на ферме батраком. Когда вернулись после войны в СССР, в Выборге всех перегрузили в теплушки, и мимо Ленинграда на полярный Урал, в лагерь для проверки. Мне повезло - во-первых, были ясны обстоятельства, при которых я попал в плен, к тому же в моем карточке военнопленного в Финляндии, были зафиксированы мои две попытки побега, и меня освободили через полгоада. Так что в 1945 году я уже был в Ленинграде и поступил в Электротехнический институт, ЛЭТИ.

http://iremember.ru/svyazis....-2.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 20.13.40 | Сообщение # 268
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Мы с другом спрятались в неразберихе в подвале, а наших товарищей немец дальше погнал. Ночь просидели, на второй день выходим, просим у немцев хлеба, "брот", а они показывают: "Рус! Рус!" Смотрим - на станции и у поезда русских до черта, откуда они только взялись, грабят этот поезд, и немцы, и русские грабили. Я зашел в вагон, смотрю, в котелке похлебка, для офицеров, видно, готовили, поел. Также в купе немецкий костюм висел, красивый.

Потом нас, всех русских, комендатура собирает, и гражданских, и военнопленных. Начинают сортировать, где кто был, что делал, в каком лагере. Когда мы шли, мимо нас часть из РОА шла к Праге, ее солдат тоже комендатура забрала. Одного запомнил, рыжий весь такой, его сразу забрали, кто был в РОА, тех сразу от нас отсеяли. А нас сортировали, особый отдел этим занимался. Та воинская часть, что нас сортировала, в тяжелых боях была, у них оставалось процентов 20 личного состава, нас, молодежь всю в эту часть влили. Так я попал в 293-й гвардейский стрелковый полк, там уже все ветераны, смотришь, по две-три "Славы" у них. В июне собирают нас, и пешим строем отправляют в Россию. Дошли до Бобруйска, там нас снова начали сортировать, организовывать батальоны, и по рабочим лагерям. Наш батальон, 500 человек, попал в Свердловскую область, г. Краснотурьинск, другой батальон в Кемерово, третий - в Тагил. Рабочей силы на Урале и в Сибири не хватало, мы приехали, а там работают девчата молодые и подростки 15-16 лет. В Краснотурьинске поволжские немцы большой алюминиевый завод построили, а военнопленные немцы - дома для рабочих. Они за проволокой жили, но пленные и поволжские отдельно, кормили их хорошо, условия лучше, чем у нас в плену были. Также лагеря с нашими заключенными были, в том поселке, где я жил в бараке, через проволоку жили заключенные. Человек 150 из нашего батальона на ТЕЦ отправили, остальные на завод попали - электролизниками, глиноземщиками. Часть отправили на лесоразработки. С декабря месяца 1945 г. по 1970 г. я работал электриком в г. Краснотурьинске, сначала на ТЭЦ, потом на в заводском цеху. Условия у меня как у бывшего военнопленного сначала были неважные, смотрели косо. Когда нас привезли, молодежь, особенно комсомольцы говорили: "Вы такие-сякие, изменники Родины!" Их же так воспитывали, у нас военнопленных не должно было быть. А кто воевал, их ведь много тогда было, в моем цехе 90% воевали, они нормально относились. Но к 50-м гг. начали люди из военнопленных в партии восстанавливаться, все нормально стало. Мне первую медаль вручили в 1965 г., "20 лет Победы в ВОВ".

- Когда Вам выдали паспорт?

- В 1946 г. я в первый раз в отпуск поехал, тогда и паспорт выдали. А так людей продолжали отсевать, выявляли, кто полицейским был, кто еще кем. Но расстрелов военнопленных не было, условия были нормальные для работы.

http://iremember.ru/pekhoti....-2.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 20.20.32 | Сообщение # 269
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Американцы меня уговаривали: оставайся у нас. Поедешь в Америку! У вас Сталин всех пленных предателями считает! Я не соглашаюсь: хочу домой!
В общем, американцы передали меня нашим, в Дессау, на Эльбе. Поместили меня в контрольно-фильтрационный лагерь - КФП-224. Допросы. По каждому факту свидетелей нужно назвать. Побег был - свидетели. Бунт на шахте был - свидетели. Делали запросы. Ну, по горячим следам свидетелей быстро нашли, все подтверждения собрали. Я стал проситься в армию - дослужить. Но медкомиссия меня домой отправила.
Долго я в Томск возвращался. Доехал. Подхожу вот сюда, где сейчас телецентр, - я до войны тут жил, и сейчас неподалеку. Башня стоит, - а чего-то не хватает. Поглядел… Леса нет на кладбище.
Устроился на работу. В военкомат вызывали, конечно. Первые три года особенно часто - вызывали, проверяли. Я понимаю: так нужно было. Я не в обиде…

В последний раз в военкомат меня пригласили в 1953 году. «Вот вам награда за стойкость и мужество, проявленное в немецких лагерях», - сказал военком и вручил мне орден Красной Звезды.

http://iremember.ru/artille....-2.html


Будьте здоровы!
 
NestorДата: Пятница, 22 Февраля 2013, 20.32.59 | Сообщение # 270
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Н.Ч. - Когда освободили ваш лагерь?

К.Р.Л. - Дату я помню совершенно точно - 11 апреля 1945 года. Видно фронт был уже совсем где-то рядом, поэтому немец пару дней за нами не приезжал. Где-то часа в два ночи вдруг раздалась стрельба, это перебили охрану лагеря, и нам отворили двери барака... Мы начали выбегать наружу, но я лично видел, как многие узники умирали от счастья... Нас освободила какая-то часть Красной Армии, где-то полк, наверное, вошел на территорию лагеря.

Н.Ч. - А немцы перед самым освобождением не хотели уничтожить оставшихся узников?

К.Р.Л. - Может быть, они и хотели, но, наверное, они больше думали о том, как бы спасти свою шкуру, поэтому массовых казней в эти последние дни у нас не было.

Н.Ч. - Что было дальше? Вам устроили какую-то проверку?

К.Р.Л. - Нет, никакой проверки вообще не было. Нас только записали, выписали документы, и тех, кто подходил по здоровью забрали в армию, сразу переодели в неновую форму. Я попал в какую-то сводную часть, и пешим ходом нас отправили аж в Одессу...

Новость о Победе застала нас в румынском городе Клуж, и мы прошли через него парадным строем...

На пересыльном пункте в Одессе я пробыл недолго, был какое-то короткое время шофером у дважды Героя Советского Союза полковника Артеменко Степана Елизаровича, а потом меня отправили в Кучурганы на танко-ремонтную базу. Там мы делали капитальный ремонт старых танков, и отправляли их китайцам. Где-то год я там прослужил, а потом меня перевели в Кишинев, в пехотный полк 49-й Гвардейской дивизии, но занимался я там обслуживанием техники. Мой год демобилизовался в 1950-м, но я решил остаться на сверхсрочную службу. Дослужился до звания старшины, стал командиром транспортного взвода.

В 1956 году меня с моим взводом в составе сводного полка Одесского военного округа отправили на полтора года на целину. За ударный труд нас там наградили переходящим Красным знаменем.

Н.Ч. - За что вас выгнали из армии?

К.Р.Л. - Когда в 1957 году мы вернулись с целины, меня решили отправить на курсы младших командиров, но я отказался. Правда, они, наверное, не ожидали моего отказа, поэтому заранее начали готовить на меня документы, и началось...

В тот день, когда меня вызвали в контрразведку нашей 14-й Армии, я был дежурным автоинспектором по городу, но для чего меня вызвали, не знал. Забрали у меня пистолет и начали допрашивать. Вел допрос сам начальник контрразведки генерал Зайцев, и он мне показал толстую папку с моим делом. Оказывается, они собирали на меня разные данные, даже сделали запрос на мою родину в Крым, и только тогда выяснилось, что я служил под фамилией матери, и под другим именем...

Н.Ч. - А почему когда вас освободили, вы так и оставили себе фамилию матери?

К.Р.Л. - Честно говоря, просто побоялся... Но о том, что я был в плену, было записано в моих документах, и кому было положено, тот об этом знал. И начал этот генерал Зайцев на меня кричать: "Почему ты попал в плен?.. Почему ты не застрелился?.. Говори правду, кто ты такой?"... Я им объяснил, как все было, но их это не устроило. Меня очень сильно избили, отбили все, что только можно... А эта сволочь опять за свое: "Как ты мог сдаться в плен?" Я ему объяснял, так мол и так было: "А вы бы что на моем месте сделали?" "Я бы застрелился", как будто я не видел, какие там командиры сидели...,

Тогда он мне говорит: "Если бы сейчас был жив Сталин, то мы бы тебя расстреляли... А знаешь, что я могу посадить тебя сейчас в тюрьму?" На что я ему ответил: "Если вы считаете, что так будет лучше - сажайте! Раз вы считаете, что я чем-то провинился, или кого-то обидел, то сажайте меня"...

Продержали меня до четырех часов утра, отобрали все документы, и вышвырнули на улицу... Только предупредили, чтобы я никому ничего не рассказывал, и через пару дней уволили из армии... И хотя у меня были прекрасные репутация и характеристики, но за меня так никто и не заступился...

Забрали у меня абсолютно все документы, ведь они были выписаны на имя Александра Сахарова, ни пасспорта, ничего мне не оставили... Просто вышвырнули меня на улицу, и иди куда хочешь... А куда без документов деваться, как жить, как на работу устраиваться? Так я намучился тогда, пока хоть паспорт получил...

Тогда же в 1957 году устроился механиком на комбинат "Искож", и проработал на нем вплоть до 2005 года, ушел на пенсию только в 80 лет. Я может и сейчас бы там работал, но перенес пару операций, инсульт, ослеп почти, так что пришлось уйти... Там ко мне относились прекрасно, не обижали никогда. Я был механиком цеха, у меня за все эти годы работы 750 (!) рацпредложений, масса грамот и благодарностей...

Еще в советское время я попытался восстановить документы, ходил в военкомат, что-то там просил, доказывал, ведь все это время я даже не считаюсь участником войны... Но документов же никаких нет, к тому же эти военкомы часто менялись. А с одним из них я даже подрался: он меня ударил, я ответил... И при советской власти были такие, кто тебя и закопает, и прибьет... Тогда я плюнул на все это дело, и решил, что и так проживу...

Сейчас нам с женой помогают в одной еврейской организации, но когда я попросил их помощи, чтобы как-то меня признали узником фашистских концлагерей, один молодой человек мне там ответил: "А как же вы вернулись из плена без документов?"... О чем с этими людьми можно вообще говорить?!. Что им объяснять? Что ночью нам отворили ворота, и мы разбежались?..

http://iremember.ru/pekhoti....-3.html


Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Пятница, 22 Февраля 2013, 20.36.23
 
Поиск: