| mayaplavn | Дата: Воскресенье, 27 Ноября 2016, 00.03.07 | Сообщение # 1 |
Группа: Эксперт
Сообщений: 376
Статус: Отсутствует
| Державицкий Вениамин Николаевич родился 13 октября 1921 года в станционном посёлке Синельниково-2 Днепропетровской обл. В 1939 г. после 9-го класса поступил в Харьковское военное училище связи (ХУС).
О нём рассказал сын Игорь (к сожалению, ныне покойный): «Ещё школьником отец увлёкся радио, выписывал журнал «Радиофронт», отыскивал старые выпуски журнала «Радиолюбитель». Собирал различные радиоконструкции, описанные в разделе «Радиолюбителю-конструктору», был членом радиокружка, имел даже «позывной» вместе со своим учителем во время арктической экспедиции И. Д. Папанина. Слушал передачи первой советской радиостанции «Коминтерн».
10 июня 1941 г. по окончании учёбы в ХУС отцу присвоили звание лейтенанта и направили служить на западную границу, в г. Гродно».
В группе выпускников Харьковского военного училища связи молодой лейтенант прибыл 20 июня 1941 г. в комендатуру 68-го (Гродненского) Укреплённого района, г. Гродно, ул. Бригитская, 1.
Из воспоминаний В.Н. Державицкого: «Получив назначение на должность командира учебного радиовзвода 232-й отдельной роты связи 68 УР, я вместе с лейтенантом этой роты, командиром действующего радиовзвода, выехал 21 июня на границу. По дороге он коротко осветил обстановку и поставил задачу – проверить подготовку к работе всех комплектов радиостанций 5АК в 9-м артпульбатальоне. Начал я с 3-й роты, общее состояние удовлетворительное, но проверка показала довольно слабый уровень знаний сержанта, нач. радиостанции, сказал, что нет инструкции. Проверил станцию в соседней роте. Решил сначала подготовить к работе станцию 3-й роты, расположенной ближе к Августовскому каналу. Поставили аккумуляторные батареи на подзарядку в Сопоцкине, подготовили детали для антенны. Работу не закончили.
В самом начале артобстрела ДОТ, в котором мы находились, был взорван. Я был оглушён и уже 22 июня оказался в плену.
В офицерском лагере в Нюрнберге я получил номер 1151, но местом последней службы записал «9-й бат.» по подсказке лейтенанта Торохова (его № 1152), с которым, как оказалось, вместе попали в плен на ДОТах у Августовского канала, в районе Гродно.
В сентябре 1943 года в шталаге Хаммерштайн я получил другой номер (122815) и был записан под фамилией Держевицкий. В середине сентября был отправлен в Норвегию, г. Тронхейм для работы в воинских частях. Здесь, в лагере для военнопленных, мне удалось раздобыть провод – якобы для того, чтобы подвязывать порвавшуюся обувь, а на самом деле для того, чтобы соорудить детекторный приемник и слушать Москву.
Немцы говорили неправду о событиях на фронте, это меня и остальных очень угнетало. да и газеты, которые они оставляли в туалетах, тоже врали. Я понимал неплохо немецкий язык, поскольку учил его в школе, и поэтому мог читать и переводить. И вот, для того, чтобы знать правду, нужно было радио. Достав свинец и серу, я отлил детектор, намотал катушку и собрал детекторный приёмник. Наушниками служил капсюль из телефонной трубки, раздобытой товарищами. Антенной была проволока, на которой мы развешивали для сушки своё тряпьё.
Но такое нехитрое приспособление, как детекторный приемник, работало плохо и неустойчиво, поэтому регулярно слушать Москву было невозможно. И вот, узнав, что у начальника строительства, обер-лейтенанта, в бараке есть настоящий войсковой всеволновой приемник, решили украсть его. При помощи товарищей приёмник оказался в бараке. Его спрятали в яме, под нарами и пόлом. Поздно ночью я влез в яму и включил приемник. Зазвучал голос Москвы!!
Приёмник заработал, и в бараке все узнали правду, правду о том, что наши войска освободили уже много наших городов и с победами продвигаются всё дальше и дальше на запад.
Приёмник пряча скрывали, слушали по очереди и рассказывали друг другу. С большим трудом, с помощью норвежцев, доставали аккумуляторы к нему. Рискуя, что немцы узнают и могут виновных расстрелять, всё же слушали в течение целого года, до тех пор, пока в лагере не появились предатели.
Конечно, охрана подозревала, что неспроста у большинства людей ощущалась сила духа, бодрое настроение, допускались и случаи дерзости по отношению к немцам. Они заманили к себе истощённого пленного и, дразня его пищей, выпытали, что в лагере есть приёмник. Немцы и полицаи могли в любую минуту начать обыск, найти приёмник и, зная, что я – радист, – расстрелять. Товарищи посоветовали обратиться к русскому врачу, работавшему в лагере. Сильно притворяться было не нужно. Я действительно был болен, так как надорвался на работах в каменоломнях, да и на теле были фурункулы. Врач сказал, что нужна немедленная операция и поэтому он оставляет меня в госпитале. И вечером этого же дня набиралась команда военнопленных для работы на острове Шторфоссен, я был зачислен в эту команду и выехал на остров, где воссоединился с командой старых друзей. Как я узнал позже, приёмник передали норвежцам».
Витчинов Михаил Сергеевич родился 05.06.1921 г в с. Банищи Льговского р-на Курской обл. Призван в ряды РККА в 1939 г. Краснокутским РВК, Украинская ССР, Харьковская обл., Краснокутский р-н.
Из писем М. С. Витчинова (1987-1990 гг.): «После окончания Харьковского училища связи я ещё с двумя лейтенантами (с одним пакетом документов) прибыл 21 июня 1941 года в Гродно, в штаб 68 УР, где получил назначение на должность командира взвода связи 3-й роты 9-го артпульбата. К вечеру привезли нас в расположение нашей части, где-то в лесу.
22 июня, чуть забрезжил рассвет, нас подняли по тревоге и развели по разным ДОТам – «применять на практике свои знания». Устанавливал с бойцами связь двух ДОТов со штабным, принесли для этого несколько катушек телефонного кабеля и аппараты с центрального склада (названия деревни не помню).
Закончить работу не успели, как начался артобстрел. Мы укрылись в недостроенном ДОТе. Не избежали мы доли покинутых на произвол судьбы, но держались два дня.
24 июня небольшим разношёрстным отрядом мы переправились через Неман. Приняли решение двигаться через Литву на Ленинград, но с каждым боем нас становилось всё меньше. Прорываясь на восток, мы лесами снова вернулись в Белоруссию. В районе г. Лиды в конце июля я попал в плен.
...Последнее моё место пребывания в Германии – г. Нюрнберг. Лагерь для военнопленных русских офицеров находился на окраине города, вокруг лагеря был редкий сосновый лес, а на километр-полтора не было ни одного объекта.
В конце лета 1943 года английская авиация неоднократно совершала налёты на город и в ночное время подвергала его бомбёжке. Бомбёжке подвергалась и территория «нашего» лагеря (может быть, случайно), в результате чего был убит наш товарищ прямым попаданием зажигалки. В сентябре 1943 года погрузив в эшелоны, нас ж.-д. составом отправили в северном направлении. Прибыли в лагерь для военнопленных в Хаммерштайн, где пробыли недолго, а примерно до 20 сентября нас отправили в г. Штеттин для погрузки на пароходы.
Из Штеттина по проливам Каттегат и Скагеррак мы прибыли в Норвегию, в г. Осло. В Осло разделили нас на две группы. Одну группу (примерно 1000 чел), куда попал я и Вена Державицкий (однокурсник по ХУС и собрат по плену – М.Д.), отправили в г. Тронхейм, а вторую группу (примерно 500 чел) отправили в г. Берген, расположенный на западном побережье. Ещё до Нюрнберга, в г. Кульмбах, я был знаком с несколькими товарищами из Астрахани, которые старались держаться одной группой: П.П. Терехов, М.З. Терновский, М.В. Евкин, Н.П. Лебедев и др.
Где и когда встретились в плену братья Терновские (Михаил и Виктор Захаровичи), я не знаю, но в Осло они договорились попасть в разные команды. Так, Михаил уехал с нами в Тронхейм, а Виктор – в Берген.
Прибыв в Тронхейм, мы некоторое время находились в каком-то лагере, откуда несколькими группами часто выводили на разные работы. Вот в это время на одном из объектов, через открытое окно барака, где жили немцы, наши ребята украли радиоприёмник «Филипс» (?), питающийся от сети переменного тока. Кто из наших товарищей это совершил, куда и в каком виде приёмник прятали, я не знал. Но Вена Державицкий как радист по специальности мог знать об этой операции, хотя в ней он не принимал участия. Последствия этой операции сразу же сказались: начались частые построения, обыски, допросы и т.д. Но в тот момент у наших переводчиков и ребят были «веские» аргументы, – с их помощью удалось убедить немцев: что такие предметы могли утащить только норвежцы, а «нашему брату нужна еда». Похоже, что немцы этому поверили, ведь они были уже не такими, как в Германии. А в Норвегии население было озлоблено на немцев, относилось к ним с недоверием и, где могли, жители вредили им.
С началом пребывания в Норвегии мы чувствовали более корректное, снисходительное отношение к нам со стороны немцев, хотя и не у всех солдат это проявлялось. Ну а норвежцы, как говорится: "душой и телом" были с нами: делали для нас всё, что могли лишь бы облегчить нашу участь. Настало время, когда отобрали группу, человек 500 (в т.ч. и меня) и в конце октября отправили на остров Шторфоссен (Storfosna).
«Наш» остров Шторфоссен находился на передней линии островов фьорда, прикрывавших порт Тронхейм.
На острове находилось имение фермера и несколько домиков, где жили рыбаки и работники фермы. В километре от причала находился лагерь военнопленных, а рядом – бараки, где проживали немцы – охрана. На острове сооружались оборонительные укрепления, основные работы выполняли пленные – проходка тоннелей, ходов сообщения, устройство камер, хранилищ, площадок для артустановок, разгрузка стройматериалов на причалах и переноска их к стройплощадке. Недалеко от лагеря была оборудована площадка для посадки самолётов.
Прошло несколько месяцев, и мы «привыкли» к новым условиям нашей жизни, пригляделись к охране, старались изучать поведение и характер солдат. Ведь и среди охранников было немало сочувствующих, добродушных или лояльных солдат, которые скрыто и умело тайком помогали или, по крайней мере, не мешали нам делать то, что нам было необходимо, полезно и выгодно.
Остальные товарищи, в т.ч. и Вена Державицкий, ещё раньше, в конце сентября 1943 г. убыли на остров Гудойн (Hoddøya). Эта группа увезла с собой и приёмник. О тамошних событиях я узнал позже, когда мы с Веной встретились в начале 45 г. Оказалось, что на острове Гудойн возникла проблема с питанием приёмника, так как там вообще не было электричества. Тогда Вена переделал приёмник на питание от аккумуляторных батарей. Этот источник постоянного тока доставляли норвежцы. Передачи из Москвы слушали в течение года, знали и мы об их содержании через друзей-норвежцев.
Со всеми норвежцами, вплоть до детей, у нас быстро установились добрые взаимоотношения. Установившиеся хорошие отношения с норвежцами нам очень помогли в пополнении питания (в лагере кормили плохо), а рыбаки всегда доставляли нам новости и всевозможные сведения от наших товарищей. Чтобы сделать для них какую-то безделушку и взамен получить от них продукты питания, эти операции осуществлялись при «наших» добрых охранниках, которые «не замечали» ничего.
В этот период к нам в лагерь поступала правдивая информация из многих источников, настроение среди пленных всегда было бодрое и даже весёлое. Хотя при этом в лагерь регулярно доставлялась власовская газета «Клич». В ней мы читали об успехах немецкой армии, о её непобедимости, о добровольных формированиях. Однажды в лагерь прибыла делегация офицеров РОА во главе с Завадовским с целью вербовки во власовскую армию.
Нас по одному вызывали в отдельную комнату «на беседу», которая заканчивалась безрезультатно. Однако оказалось двое наших товарищей, пожелавших вступить в РОА. Одним из них был Шпода (Шпота?), о котором я не знал, что он из себя представляет. Знал только, что он долгое время обслуживал солдат охраны, он беспрепятственно выходил за ворота лагеря и работал в бараках охраны.
Вторым, кто дал согласие, был Фёдор Александрович Кишеев. О нём я расскажу подробнее. Во время моего лечения в лазарете Фалькенау я подружился с Иваном Тютюнником. После лечения нас направили в г. Кульмбах, на завод «Ирекс» (Спустя более 160 лет после основания IREKS по-прежнему представляет собой крупную компанию, – пиво, хлеб, кондит. изд.). Недалеко от завода был лагерь военнопленных примерно на сто человек. Коллектив был сплочённый, знали мы друг друга хорошо. Через месяц-два туда привезли двоих пленных, бежавших из лагеря Швандорф (район в земле Бавария), – Суменкова Фёдора Ивановича и Кишеева Фёдора Александровича.
Весной 1943 года больше половины состава, считавшихся неблагонадёжными, отправили в Нюрнберг. Попал туда и я, и эти два Фёдора. Иван Тютюнник остался в Ульмбахе. С Кишеевым, уральцем из Ирбита, я сошёлся более близко, спали рядом, ели вместе, что-то делали на обмен или продажу, по-своему заботились друг о друге. Прошли от Кульмбаха через Нюрнберг, Хаммерштайн, Осло, до Шторфоссена.
Когда «беседы» закончились, я зашёл в свой барак, а ребята говорят: «ушёл твой напарник за проволоку». Я был потрясён.
Ведь Федю Кишеева я знал как преданного патриота и доброго товарища, ни разу не высказавшего негативного отношения к Родине и Армии. О его патриотизме и храбрости мы судили по побегу из Швандорфа и по тому, что он окончил Кремлёвское пехотное училище им. Верховного Совета РСФСР. Мы не раз слышали от очень авторитетных командиров, что это училище готовило высококвалифицированных командиров, истинных патриотов. Фёдора Кишеева я больше никогда не видел и не слышал о нём, но часто думал, что он не мог просто так продаться немцам, что была у него другая цель. Все мы уже знали, что наши войска наступают, приближаются к Германии, что недалёк час нашего освобождения.
После визита власовцев на какое-то время режим ужесточался, солдаты охраны придирались к каждой мелочи, стали часто наказывать за всякие грехи. Но если наказывали «едой», то мы обходились «норвежскими припасами», а когда наказывали «карцером» на сутки и более, то это наказание обычно отбывали за зоной, в бункере размером 2х2 метра с небольшим окошком под потолком без пищи. Не избежал и я такого наказания. В пору ужесточения режима и репрессий мы все теснее и ближе сплачивались вокруг полковников Макарова и Перепечая. Они были среди нас старшими и по возрасту, и по званию, все учились у них уму-разуму, большое им спасибо!
Чем ближе к концу войны шло время, тем добрее и сговорчивее становились немцы, проявляли снисхождение и доброту. Но тем не менее, в начале апреля из нашей зоны увезли куда-то наших наставников, полковников Макарова и Перепечая. Больше я их не видел, но в 60-х годах прочитал повесть Аркадия Васильева «В час дня, Ваше превосходительство», в которой упоминаются мои знакомые по многим лагерям – полковник Макаров, Суменков Ф.И., Терновский М.З., Евкин, Ворожейкин. Последний сообщил мне, что п-к Макаров вернулся на Родину.
Так мы жили на острове Шторфоссен, ожидая конца нашей судьбы. Однажды в конце апреля 1945 года немцы собрали весь наш состав и отправили в г. Тронхайм, сюда же привезли наших товарищей с острова Гудойн, погрузили в товарные вагоны и отправили на юг Норвегии. В пути следования по вагонам распространялись самые невероятные слухи, догадки, предположения. Приближался Международный праздник 1 Мая. Настроение у всех было праздничное, но неизвестность настораживала. Наконец нас привезли в г. Фридрихштадт (Фредрикстад) на южной оконечности Норвегии. Привели на пристань, где мы долго ожидали погрузки на суда и отправки на какой-то остров. Отдыхали мы, сидя на земле в окружении немецкой охраны.
Постепенно нас всё ближе и ближе окружало местное население, вступая в разговоры. Используя свои знания немецкого и норвежского языка, наши полиглоты узнали, будто бы нас должны увезти на остров для уничтожения и что английские корабли с норвежскими солдатами должны скоро прибыть в порт Фридрихштадта. Наши ребята стали всё больше возбуждаться, тревожиться за свою судьбу. На пристани поднялся шум, все встали на ноги, норвежцы устремились к нам, начались объятья, восторги, разговоры, шум поднялся невообразимый.
Немецкие солдаты, выбравшись из такой массы народа, ушли, а мы стали свободными. Начался митинг, выступали представители местного населения и наши товарищи, знавшие немецкий и норвежский язык. Одним из наших друзей выступал Володя Филиппов, сибиряк из Новосибирска. Старшими среди нас (после полковников) были майор Лысенко и капитан Холошин, они взяли на себя командование нашим отрядом.
Прибывшие в этот же день на катере немцы предложили нам убыть на остров. Наше командование от этих требований отказалось, и немцы ушли. После митинга местные власти предложили нам расположиться в пустующих помещениях какой-то фабрики, тут же на пристани, у самого берега. Норвежцы снабжали нас питанием. Прошло дня три-четыре, как однажды утром мы увидели немцев, окруживших фабрику со всех сторон.
На подступах к фабрике встретились представители нашего и немецкого командования. Переговоры закончились тем, что мы должны покинуть территорию фабрики и убыть на остров Рауэр, а немцы гарантируют нам на острове жизнь и питание до прибытия норвежских военных представителей. Гарантами соблюдения договоренностей были определены местные власти. Вскоре немцы подогнали на пристань суда, мы погрузились и отправились на остров Рауэр. Разместили нас в бараках за проволокой, под охраной – второй раз попали в плен.
Проснувшись утром 9 мая 1945 года, я увидел наших ребят, выходящих из лагеря через центральные ворота, а немцев уже не было. Нас предупредили, что территория острова заминирована, кроме отдельных дорог и троп, ведущих к лагерю и к небольшой жилой зоне, где размещались немцы. Осторожно я с товарищами дошёл до пристани, увидел как оставшиеся немцы грузили на катера свои вещи и уходили на материк. Здесь же на пристани я впервые увидал двух норвежских солдат. Как ни осторожны мы были на острове, но всё же не обошлось без жертв – погиб наш товарищ, сибиряк Никитин из Кемеровской области.
Жили мы на острове недолго, наши представители уехали в Осло для связи с военной миссией, увезли списки личного состава лагеря, получили оттуда разные задания и указания. Вызывали в Осло и наших ребят по несколько человек и посылали с поручениями по всей территории Норвегии. Некоторое время я оставался в лагере, часто бывал с товарищами в Фридрихштадте, присутствовал на приёме в местном отделении Компартии Норвегии, с моим товарищем, лейтенантом Куликовым М.Н., посетили несколько семей по приглашению их хозяев. Бывал я и в Осло, посещал кинотеатр, осматривал город. Потом меня с группой товарищей направили на работу в транзитный лагерь, куда-то ближе к шведской границе. Там был начальником лагеря полковник Гуров. Летом вернулись в СССР. После проверки в спецлагере г. Муром был восстановлен в звании».
Жил после войны в г. Горловка (338029, ул. Жукова, 14, кв. 74), имел статус инвалида Великой Отечественной войны, умер в 1998 г.
Денисова Майя Александровна
06.08.1934-10.04.2020
|
| |
| |
