Кошки всегда были трехцветными. Часто приносили котят, одна это делала по-чему-то в кровати у Ивана. Он просыпался от писка и, боясь их придушить, устраивал им гнездо в картонной коробке. Подрастали и, путаясь под ногами, резвились так, что были трагические исходы – убивались, ударяясь об ножки стола, когда гонялись друг за другом.

Как–то, перевозили скарб одной семьи родственников в Казахстан. Взяли меня погостить, я сидел в кузове машины и держал корзину с кошкой. Подарили им Машку или это было моё условие, пожалуй – второе. Оставили себе молодую. Кошка вела себя буйно, мяукала, царапалась. Я уговаривал её, а потом приоткрыл платок, каким была завязана корзина, чтоб подышала. Не тут-то было – она вмиг вырвалась и на ходу соскочила с машины. Скрылась среди кустарников в траве.
Машину остановили, искали кошку, звали, но найти не смогли. Случилось это километров в тридцати от нашего села. Когда я вернулся, и прошёл год или полтора, мать
обнаружила в доме незнакомую кошку. Та сидела на печи и шипела на всех, кто к ней приближался. Вся была такая взъерошенная, хвост трубой, шерсть дыбом. Мы были сильно удивлены, она была похожа на нашу любимую старую Машку, но сильно худую.
Ласково разговаривали с ней, дали молока. Только через неделю, или больше, она успокоилась и позволила приближаться к ней, дала себя погладить. Да, это была наша Машка!! Где она пропадала, как пробавлялась, как смогла найти свой дом? Ведь это было очень далеко – можно только удивляться её способностям и любви к родному дому.
А, вот Индус, помесь дворняги с овчаркой. Крупный, весь почти чёрный, уши торчком.

Часто оставались мы с ним одни дома, у старших были свои дела, работа. Мы с ним были друзьями. Зимой катал меня на лыжах. Я держался за верёвку, привязанную к ошейнику, он мчал, что есть силы.

Или на санках, уже с двумя постромками. Ему это нравилось. Потом приспособились, и я стал возить воду (ведра два-три) на нём с озера. Часто он сам подходил к санкам с бочонком и теребил постромки, всем видом показывая, что он хочет
запрячься и приложить свою силу.

Идём на озеро, я привязывал на валенки снегурки (коньки), Индус «таскал» меня по тонкому льду, громко лаял, гонялся за мной. Я валил его в снег, мы барахтались, бесились. Если я не поднимался, он хватал меня за рукав, и, пятясь, волок по снегу, пока я снова не включался в игру.

Потом я его успокаивал, гладил
по спине, голове, прижав к себе за шею.
Я набирал воды из проруби, запрягал его и он тянул возок, прилагая неистраченные силы.
С первыми морозами, когда тонкий лед схватывал озеро, все мальчишки выходили кататься на коньках. Редко у кого были «дутыши», похожие на те, что сейчас у хоккеистов, ботинок с коньками тоже не было. Катались, привязывая, коньки сыромятными ремнями к валенкам, затягивая их специальным образом. Были и чужаки (не с наших улиц), возрастом постарше, которые «охотились» на новые коньки. Хулиганы, два-три человека, сбивали кого-нибудь с ног и срезали бритвой коньки с валенок. Много было слёз, разборок с драками, вступались старшие братья, друзья, родители.
Катались по самому первому льду, он прогибался, рядом были незамерзшие полыньи,
где было глубже и, где рос камыш. Разгорячённые, мы пили воду через камышинку (выдернув и вставив её, обрезанную, назад, в отверстие во льду). Катались на этом огромном катке столько дней, сколько позволяла погода, пока лед не заметало снегом.

Как–то показывая свою «удаль», друг перед другом, промчавшись возле полыньи, мы столкнулись с Колькой Р. И тут же провалились. Пытались выбраться, но лёд обламывался, намокшая одежда тянула на дно. Вытащили ребята, воспользовавшись чьими-то лыжами. Бежали домой, пока не обледенели. В дом нас уже затащили, растерли водкой. Мать напоила нас чаем с малиной, с добавкой «толики» спиртного и уложила на теплую печь под одеяло. Колька боялся, что дома его будут ругать, но моя мать успокоила, пошла и всё объяснила соседке.
Мы же крепко уснули, а утром были здоровы.