Я и три солдата едем в грузовом пустом вагоне для насыпных грузов.

Повстречался я с ними, вечером, на Свердловском вокзале, пытаясь как-то уехать домой, на каникулы. Я – «спец», ученик специальной военной средней школы, 9-го класса, и никакой-нибудь, а Спецшколы ВВС. Они –выпускники ШМАС (школы младших авиационных специалистов), едут на восток по предписанию, в часть. Мне тоже на восток, в свое Петухово, не доезжая до Петропавловска Казахстанского. До утра пассажирских не было, а мне все равно ехать «зайцем» ( с билетами было трудно, да и денег не было) и я согласился ехать с ними попутным товарняком.

Они в теплых бушлатах и сапогах, а я в вытертой старой шинели с голубыми курсантскими погонами, ботинках и брюках «на выпуск». Стоим на заснеженном полу вагона, в «затишке» - ветер свистит снаружи. Они выпили водки, предложили мне немного, я оказался. Мне ехать около 500км, им – не помню. Им, вижу, пока ничего, у меня же, часа через два, ноги задубели. При проезде какой-то станции, из любопытства (где едем?), я, завязав ушанку под подбородком, выбрался по внутренним скобам и повис на локтях на «борту» вагона. Отвернувшись от ветра, я рассматривал панораму проносящегося мимо заснеженного пространства : « пролетающих» полей, перелесков, полустанков, станций и одиноких будок дежурных на переездах. И, о вдруг! Я почувствовал, как отходят от холода ноги, тепло идет от тела книзу, к висящим ногам, ступням.

Ноги отогрелись и я спустился вниз, так как устал висеть, да и шапку все-таки продувал ветер. В дальнейшем, такую прогулку на «волю» для отогрева ног я повторял несколько раз. Поезд сделал остановки только на крупных станциях – в Шадринске и Кургане. Иногда он замедлял ход на некоторых станциях и крутых подъёмах.
На рассвете мороз стал крепчать. А я все чаще стал выглядывать, как бы не проскочить свою станцию. За Петуховом был такой подъём, и мы им пользовались еще пацанами, чтоб спрыгнуть с подножки вагона.

Смотрю, уже проплывают знакомые строения, здания и цеха нашего механического завода. Поезд сбавил немного ход, не остановился на станции, набирая скорость идёт дальше. Теперь остается только мой, знакомый с детства, подъем возле нашей МТС и кладбища. В руках у меня сверток – подарок матери, купленный на ее же деньги, сэкономленные на карманных расходах. Это – клеёнка из толстой виниловой плёнки с аляповатыми узорами краской и пахнущая каким-то резким, резиново-сладковатым, вонючим, запахом.

Я жду замедления хода, да, да, уменьшается скорость, и я бросаю свой свёрток. Вижу внизу какие-то заснеженные предметы, козлы со шпалами, а может быть и запасные рельсы. Вылажу на борт вагона и чувствую, что движение прекратило уменьшаться – уже снова будет ускорятся, что нет времени спускаться по наружным скобам «лестницы» и спрыгнуть привычным способом. Мне кричат :«спец»!, не прыгай!». Они думали, что я курсант училища, где готовят специалистов, авиационных механиков – электриков и прибористов, и относились ко мне, как к равному.

Но как не прыгать, когда я уже приехал, да еще выкинул такую ценность ( кто-то может еще помнит дефицитные в то время клеенки )
Опасаясь столкновения с препятствиями, я сиганул, оттолкнувшись от верха, лицом по ходу вагона и полетел кульбитом под откос, к счастью, именно под откос, в снег. Лежу, не шевелюсь. Боюсь, что, что-нибудь поломал, но боли не чувствую. Встаю, УРА! –живой, пытаюсь вытряхнуть снег. Он, кажется всюду, даже за нательной рубашкой.

Бреду назад, уже раннее утро, и удачно, при лучах восходящего солнца, обнаруживаю своё «богатство». Кое-где, и в ботинках тоже, снег растаял, я ускоряю шаг, чтоб не замерзнуть.

А мороз крепчает на рассвете, вокруг никого, пытаюсь бежать по уплотненному снегу на дороге, стучу ногами и понимаю, что я их не чувствую.
Оглядываюсь назад, услышав скрип снега под полозьями, и вижу лошадь, дровни, и с вожжами в руках казаха в малахае (это такая их зимняя национальная шапка-треух). Лошадка бежала споро, быстро нагоняя меня.
« -Ты чей», спросил он, укутывая меня в тулуп и прикрывая клочком сена мои ноги на санях. Я ответил. «- А, это «базарком»- все казахи знают, где живет Платоныч, директор базара».

Привез меня к дому и сдал на руки изумленным родителям.

Оттерли меня, накормили, дав стакан бражки. Я проспал сутки, отходя от мороза и той поездки в ночи, почти «романтической» и незабываемой до сих пор.
Это был конец 1948-го года. Больше в жизни я никогда не прыгал с поезда. Как-то больше не было подобных ситуаций.