Котька Михайлов жил на окраине, рядом с Омельченками, с другой стороны был большой двор казахов с домом и конюшней. Он дружился с казачатами и иногда мы вместе играли.
По восточному календарю был месяц «Рамадан», когда у казахов соблюдался пост «Ураза» и есть можно было начинать только ночью с восходом первой звезды ( по-моему в полнолуние).

Вот на такое разговение мы и попали. Посреди двора кипел большой котел с мясным бульоном, «маханом», из конины. Родственники и гости казахской семьи расположились вокруг, женщины отдельно за занавесом-пологом. Раздали глубокие пиалы и куски мяса с костями. До этого помолились по-своему и каждому налили из бурдюка (ёмкости из вывернутой овечьей шкуры) кумыса – хмельного напитка из кобыльего молока. Закусывали мясом, умело обрезая, взятые в зубы куски, у самых губ острыми ножами. Съев мясо и обглодав кости, все долго пили бульон.
Тогда мы с Котькой наелись у них до отвала.
Позднее приходилось, есть конину ещё несколько раз.
Был случай в первые послевоенные годы, когда у приехавших на базар и остановившихся у нас колхозных продавцов увели- украли ночью молодую кобылу. Милиция нашла её, забитую, в одном из казахских дворов. Хозяева реализовали мясо на базаре, но пару дней мать, им и нам, готовила мясную еду. Все наедались до отвала, как, будто - бы, был праздник. С того голодного времени - такое, не забылось. Многие тюркские и другие народы считают конину самым чистым мясом. Третья встреча с кониной произошла в Забайкалье.
Служба проходила под Читой, Бурятия, рядом Монголия. Местные повара, в кафе и ресторанах, готовили на пару «манты» и «позы» - такие большие пельмени. Первые в форме пузатых мешочков, вторые защипанные так, что были похожи на баранчиков, на ножках. Фарш для них готовился из конины, баранины и говядины, внутрь, при защипывании теста с фаршем, ложится ложечка масла – это придает им сочность.
А, при путешествии на Байкал (это было в 1972 году, в отпуске) мы ( я, Алла, Игорь и прилетевшие к нам, брат Саша с сыном Вовой), проезжая Бурятию, набрали в Улан-Удэ тушенки из конины. Этот запас выручал нас в тайге при готовке жаркого из грибов, или картошки. А на Бай-кале рацион изменился в сторону рыбы: сорога, окунь и омуль.

Ну, это, как говорят, к слову. А, что ж про мыло? В сороковых годах, в войну и позже, дефицит был на всё, ежедневно - необходимое: соль, спички, мыло и т.д. За мылом ездили в Петропавловск( 90 км), к частникам, которые изготовляли его кустарным способом, скрытно от властей. Некоторые подростки уже знали, как это сделать, так, как помогали взрослым в поездках. Как-то собиралась «бригада» и мать согласилась отпустить меня под ответственность кого-то из взрослых.
Нужно было приехать ночью и, забрав (купив) штук двадцать кусков самодельного хозяйственного мыла, до утра «убраться» со двора продавцов.
В то время можно было проехать на попутных товарняках и, если повезет, то пристроится на поезд с вагонами-теплушками, перевозящим бойцов, раненых, переселенцев, эвакуированных…
Помню такую поездку. С мальчишками, в том числе с Котькой, Костей Михайловым, взобрались на крышу вагона и держась за вентиляционные и отопительные трубы, мчались, обдуваемые ветром и копотью из трубы паровоза. У каждого была сумка или, как у меня, небольшие фанерные чемоданчики. Приехав глубокой ночью и спустившись с противоположной стороны от здания станции, чтоб не заметила милиция, какими-то темными переулками шли гуськом за знавшим адрес «предпринимателей».
Там, при нас резали, тонким тросом, разлитую в больших противнях, полуостывшую сырую массу эрзац-хозмыла. Каждый брал до 10 кг мыла, где-то по двадцать кусков. Расплатившись, мы также скрытно, после проверки отходного пути хозяевами, убирались восвояси. В предрассветных сумерках добирались до станции и снова, узнав каким-то об-разом у станционных рабочих об отходе в нашу сторону ближайшего поезда, караулили его отход. Грязные, сонные, с достаточно тяжелым грузом, карабкались на выбранные вагоны.
В тот раз поезд шел «проходом», не останавливаясь на нашей станции. Мы знали, что такое может быть, и умели (ранее тренировались), как поступать в таких случаях. На подъёме, перед станцией, поезд замедлял ход, мы спускались по скобам лестницы и с последней, держась за неё руками, определяли, одной ногой трогая насыпь, возможность спрыгнуть.
Предварительно кинув свой «сидор», соскакивали, а затем, сгруппировавшись, кубарем скатывались по насыпи.
У Кости получилось иначе. Он не заметил кучи песка и «пробуя землю» сорвался со скобы, разбил нос и сильно поцарапал песком лицо и руки. Мы вытряхнули из «него» песок и помогли дойти домой. Отделался синяками, а могло быть гораздо хуже. Потом вспомнили, что он до этого
не тренировался, так, как был полным и малоподвижным.