• Страница 2 из 2
  • «
  • 1
  • 2
Модератор форума: Sokol, Шайтан  
Авиации СГВ форум » ДЕЛА МИРСКИЕ » ИСТОРИЯ » Патриотическая деятельность духовенства и верующих...
Патриотическая деятельность духовенства и верующих...
NestorДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 18.18.20 | Сообщение # 31
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Цитата Галина ()
интересны патриоты.

На самом деле наоборот. С чисто исследовательской т. зр. меня больше меня интересуют предатели, поскольку изучать эту тему много труднее, она гораздо менее разработана. А следовательно, для меня и интереснее. Однако и тема патриотов вполне заслуживает обстоятельного освещения.
Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Вторник, 08 Сентября 2015, 18.21.33
 
СаняДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 18.19.35 | Сообщение # 32
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Рязанская епархия в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.

Русская Православная Церковь на протяжении всей истории Русского государства жила со своим народом одной жизнью.

Так было и в страшные годы Великой Отечественной войны 1941—1945 годов, когда Церковь вместе со всем своим народом переживала все скорби, страдания и несчастия, которые обрушились на нашу Родину. В это время Церковь целиком отдала себя на служение своему многострадальному народу и Отечеству.

С первых же дней войны Русская Православная Церковь устами своего Предстоятеля, Местоблюстителя Патриаршего престола, Блаженнейшего митрополита Сергия (Страгородского), в его речи в Богоявленском кафедральном соборе в Москве 26 июня 1941 года и словами его Послания ко всем верующим от 22 июня 1941 года, благословила всех православных на защиту священных границ нашего Отечества, назвав это дело всенародным подвигом.

На призыв Первоиерарха нашей Церкви откликнулись все без исключения епар-хии, входившие в ее состав. Не осталась в стороне и Рязанская епархия. С первых дней войны рязанское духовенство проводило большую патриотическую работу, призывая всех верующих встать на защиту Родины, а также оказывать всемерную поддержку нашим войскам. В рязанских храмах непрестанно совершались молебны о даровании победы русскому оружию.

Патриотические послания и проповеди рязанских архиереев и духовенства мобилизовали народ к исполнению своего гражданского и христианского долга по защите Отечества.

Hакануне Великой Отечественной войны православные верующие составляли более половины населения Рязанской области. При этом отношение между Церковью и государством в то время характеризовались сложностью и противоречивостью. Религиозные организации, приходы и духовенство тоже были затронуты волной беззаконных репрессий. Духовенство крайне ограничивали в правах, возросли церковные налоги, продолжалось закрытие православных храмов. Казалось, начавшаяся война должна была обострить противоречия между Церковью и государством. Однако этого не произошло. Национальные и патриотические корни русского Православия, олицетворявшего на протяжении веков самосознание народа, оказались сильнее печальной реальности.

С первых дней войны и до ее окончания рязанские приходские общины постоянно вели сбор средств в Фонд обороны страны, Красного Креста, на подарки фронтовикам и их семьям. Они также осуществляли шефство над госпиталями, сбор теплых вещей и посылок для бойцов нашей армии. Все это были реальные вклады духовенства и верующих в общенародное патриотическое дело. Тысячи верующих, и в их числе представители разных слоев духовенства, вступили в ряды действующей армии.

За первые два года войны, несмотря на отсутствие необходимого иерархического аппарата управления, печатных органов и определенного юридического статуса, Русская Православная Церковь показала свою реальную силу в борьбе против фашистских захватчиков.

30 декабря 1942 года Первоиерарх Русской Православной Церкви митрополит Сергий (Страгородский) обратился ко всем верующим и призывом о сборе средств на постройку танковой колонны имени Димитрия Донского. Этот почин был поддержан всей Церковью, в том числе духовенством и верующими Рязанской епархии. В краткие сроки было собрано свыше 8 миллионов рублей и большое количество золотых и серебряных предметов. Рязанцы внесли весомый вклад в это общенародное дело, собрав 150 тысяч рублей. На денежные средства Русской Православной Церкви была создана также воздушная эскадрилья имени Александра Невского.

Это только некоторые примеры говорящие о конкретном вкладе Рязанской епархии в дело обороны во Второй Мировой войне.

Самоотверженное, патриотическое служение Родине рязанских архиереев и духовенства в этот период было отмечено награждением их медалями «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.» Этой высокой государственной награды были удостоены: архиепископы Рязан-ские и Касимовские Филарет (Лебедев), Николай (Чуфаровский), Палладий (Ка-минский), епископ Рязанский и Касимовский Борис (Скворцов), а также многие представители рязанского духовенства и верующих.

Непосредственными участниками боевых действий на фронтах Великой Отечественной войны были многие представители клира Рязанской епархии. О некоторых из них, ныне покойных, мы обязаны помнить всегда.

Настоятель Христорождественской церкви с. Ижеславль Михайловского района протоиерей Андрей Лепин был в действующей армии с первых дней войны. В 1943 году получив на фронте ранение и контузию, он был комиссован, но многие годы после войны продолжал свое служение Церкви Христовой. Его ратный труд отмечен многими боевыми наградами.

Настоятель Скорбященской церкви г. Рязани и духовник Рязанской епархии схиархимандрит Серафим (Блохин) вступил в ряды нашей армии в 1943 году. Воевал в действующей армии на разных фронтах и дошел до Берлина. Награжден медалями: «За отвагу», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией».

Настоятель Троицкой церкви с. Барснево Клепиковского района протоиерей Николай Иванов был призван 27 ноября 1944 года и воевал до окончания войны. Имеет боевые награды.

Настоятель Христорождественской церкви с. Ижеславль Михайловского района протоиерей Аркадий Ильичев вступил в ряды армии 23 января 1942 года. Доблестно исполняя воинский долг участвовал во многих боевых действиях. Удостоен нескольких боевых наград. Имеет семь благодарностей от Главнокомандующих фронтами.

Настоятель Троицкой церкви с. Китово Касимовского района протоиерей Михаил Грацинский оставил после себя следующие воспоминания о войне: «30 октября 1941 года по всеобщей мобилизации я был призван в ряды действующей армии. Вначале наше подразделение было направлено на Дальний Восток, а в 1942 году — на Сталинградский фронт.

Обстановка там была тяжелой, но мы стойко отражали неприятельские атаки, готовые отстоять Сталинград или умереть в битве с ненавистным врагом. 9 сентября я был ранен, а после выздоровления направлен на Ленинградский фронт. Наш 893-й стрелковый полк входил в состав 196-й Краснознаменной стрелковой дивизии. Командование поставило перед нами задачу взять железнодорожную станцию. Нашу роту назначили в танковый десант, направляемый в тыл врага для уничтожения отступавшего противника. Эту задачу мы выполнили. Господь хранил меня, во время страшного боя я остался жив и невредим. 31 августа 1944 года при наступлении под Ригой я был тяжело ранен, а по излечении признан негодным к строевой службе.

Как бы далеко не уходили в историю годы войны, они не изгладятся из памяти тех, кто с оружием в руках защищал свободу нашей великой Родины.

Вечная память тем, кто отдал свои горячие сердца за любимое Отечество!

Сохранилось благодарственное письмо командования батальона, в котором была дана характеристика Михаилу Грацинскому как воину: «... один из лучших воинов боевой семьи, честно и добросовестно исполняет свой долг перед Родиной, находчивый младший командир, действует смело и решительно».

Ратные подвиги протоиерея Михаила Грацинского были отмечены многими боевыми наградами, в том числе и Орденом Славы.

Настоятель Архангельской церкви с. Казачий Дюк, Шацкого района священник Георгий Кузнецов с первых дней войны участвовал в боевых действиях. В 1942 году был ранен и контужен. Имеет боевые награды.

Настоятель Христорождественской церкви с. Савватьма Ермишинского района священник Яков Волков был в действующей армии с 1942 по 1945 год. Его боевые заслуги не раз были отмечены государственными наградами.

Воевали в рядах нашей армии и с честью исполнили свой воинский и гражданский долг, также настоятель Никольской церкви с. Николо-Кобыльское Рыбновского района священник Николай Иванов, клирик Скорбященской церкви г. Рязани протоиерей Сергий Жариков, клирик Вознесенской церкви г. Спасска священник Косьма Артюхин, диакон Казанской церкви с. Константиново Рыбновского района Григорий Батманов и другие.

Участниками Великой Отечественной войны были также ныне здравствующие заштатные клирики Рязанской епархии: протоиерей Иоанн Писарев, протоиерей Михаил Крестов, протоиерей Иоанн Локтев, протоиерей Василий Уваркин, священник Владимир Барахов, протодиакон Алексий Сорокин.

Все они имеют боевые государственные награды и будучи ветеранами Великой Отечественной войны, являются для нас образцом самоотверженного служения своему Отечеству и народу.

Родина высоко оценила высокие патриотические труды русских православных людей. Значительное количество духовенства и мирян по всей стране было отмечено государственными наградами за активную борьбу с врагом и самоотверженный труд в тылу. Верой и правдой Православная Церковь служила в годы войны своему народу и Отечеству, бережно сохраняя и преумножая православные традиции русского воинства. Этим многовековым традициям Церковь следует и ныне, вознося за каждым богослужением молитвы о нашем воинстве.

В настоящее время, для окормления и ведения миссионерской деятельности в воинских учреждениях и частях при Рязанской епархии создан Отдел по работе с Вооруженными Силами и правоохранительными органами. Его возглавляет настоятель Преображенской церкви г. Рязани протоиерей Михаил Рыжов. Отделом проводится большая работа по духовному окормлению воинских частей, военно-учебных учреждений, допризывной молодежи, а также мест заключения осужденных.

Нельзя не отметить и то, что сейчас идет процесс возрождения православных воинских храмов и часовен. Так, первым воинским храмом в Рязанском гарнизоне стала Воскресенская церковь в Рязанском военном автомобильном институте. Вновь построен храм в честь святителя Луки (Войно-Ясенецкого) при Рязанском окружном военном госпитале. Действует часовня в десантном полку, расквартированном в г. Рязани. Открыты храмы и молитвенные комнаты в местах заключения. Имеются проекты создания православных храмов в Рязанском военном университете связи, а также в Рязанской Академии управления и права.

В наше время возродилась добрая православная традиция, когда Рязанские архиереи и духовенство регулярно присутствуют на выпусках в военно-учебных заведениях, а также на принятии воинской присяги, преподавая воинам Божие благословение на предстоящие ратные труды.

Как и на протяжении всей истории России, Церковь всегда остается верна своему долгу служения Богу, Отечеству и народу. Сама жертвенно отдавая себя этому служению, она призывает наше воинство словами Христа Спасителя, что «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15,13).

Протоиерей Сергий Трубин
http://www.ryazeparh.ru/index.p....emid=47
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 18.21.52 | Сообщение # 33
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Протоиерей Андрей Чесноков,
Спасо-Преображенский приход г. Братска

(Доклад прочитан на пленарном заседаниии Региональной научно-практической конференции "Подвиг народа будет жить вечно!", посвященной 65-летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне.
Конференция проходила в Братском Государственном Университете 28 апреля 2010 г. )

Роль Русской Православной Церкви В Великой Отечественной войне

Говоря о роли Русской Православной Церкви в Великой Отечественной войне, необходимо исходить из того, что положение Православной Церкви в нашей стране 70 лет назад было совсем не таким, как сейчас. Накануне Отечественной войны Русская Православная Церковь подверглась невиданному разгрому и репрессиям. Задача по полной ликвидации Церкви в Советском Союзе была близка к завершению. Чтобы представить масштабы этого церковного погрома, обратимся к фактам, сравним, что было и что осталось.

До революции в России было 360000 священнослужителей (из них 100000 приходских пастырей), 4 духовных академии, 58 семинарий, 35000 приходских школ, 1250 монастырей, 55173 православных церквей и 25000 часовен. В 67 епархиях служило около 130 архиереев.

В результате форсированного уничтожения государственной и партийной властью Православной Церкви, особенно во второй половине 30-х годов, к 1941 г. от ее былого величия остались лишь жалкие остатки.

На территории бывшей РСФСР в 25 областях не осталось ни одного действующего храма, а в 20 областях их осталось от 1 до 5. Всего на территории СССР (без присоединённых накануне войны Западных областей Украины и Белоруссии) на начало 1941 г. было чуть больше 100 действующих храмов. Из почти полутора сот епископов в 1917 году к началу 1939 года действующих осталось лишь 4. Только в 1936 и 1937 годах было арестовано более 70 епископов, многие из которых были или сразу расстреляны, или потом погибли в лагерях и тюрьмах, или же отправлены в ссылку. Было уничтожено более 50000 священнослужителей. С полным правом можно сказать, что РПЦ к началу войны лежала в руинах. Партии и государству удалось террором, репрессиями и запретами разгромить Церковь, но им не удалось окончательно убить православную веру в народе. Всесоюзная перепись населения, проведённая в январе 1937 года, показала, что две трети сельского и одна треть городского населения СССР считают себя верующими.

Нет никакого сомнения в том, что выстоять в войне и победить коварного и сильного врага, кроме всех прочих условий, помогла и религиозная вера советских людей. Складывавшиеся веками национальные и патриотические традиции Русского Православия оказались сильнее обид и предрассудков. Несмотря на совершённое над ней надругательство, погром и бесконечные унижения от власти, Православная Церковь в тяжёлую годину для страны и народа без каких-либо колебаний и сомнений встала в ряды защитников Отечества, духовно освятила будущую Победу.

Уже в первый день войны Местоблюститель патриаршего престола митрополит Сергий обратился с «Посланием к пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви», в котором говорилось: «Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину… Жалкие потомки врагов православного христианства хотят ещё раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой… Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божией помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу... Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины. Господь нам дарует победу». Местоблюститель призывал священников не оставаться молчаливыми свидетелями и тем более не предаваться «лукавым соображениям» о «возможных выгодах» по другую сторону фронта, что было бы, по его словам, «прямой изменой Родине и пастырскому долгу». Это пастырское послание было разослано по всем приходам страны и вскоре читалось после богослужений.

26 июня митрополит Сергий отслужил в Богоявленском соборе молебен «о даровании победы». С этого времени во всех храмах Московской Патриархии стали совершаться подобные молебны. Началось активное участие Русской Церкви в патриотической борьбе. С патриотическими посланиями к пастве обращались и ближайшие сподвижники Местоблюстителя: митрополиты Ленинградский Алексий (Симанский) и Киевский Николай (Ярушевич). Особую известность получили слова митрополита Алексия: «Как во времена Димитрия Донского и святого Александра Невского, как в эпоху борьбы с Наполеоном, не только патриотизму русских людей обязана была победа Русского народа, но и его глубокой вере в помощь Божию правому делу… мы будем непоколебимы в нашей вере в конечную победу над ложью и злом, в окончательную победу над врагом».

Послания и проповеди православных иерархов носили не только призывный и консолидирующий характер, но имели также и разъяснительные цели. В них определялась твердая позиция Церкви по отношению к захватчикам и войне в целом независимо от положения на фронте. Особое внимание в своих посланиях митрополит Сергий уделял верующим на оккупированной территории, напоминая им, чтобы они, находясь в плену у врага, сознательно или по недомыслию не оказались предателями своей Родины. Одновременно Патриарший Местоблюститель призывал содействовать партизанскому движению. Так, в январском послании 1942 года он подчеркивал: «Пусть ваши местные партизаны будут и для вас не только примером и одобрением, но и предметом непрестанного попечения. Помните, что всякая услуга, оказанная партизану, есть заслуга перед Родиной и лишний шаг к нашему собственному освобождению от фашистского плена».

Проявления патриотической деятельности Русской Церкви были очень многообразны. Сотни священнослужителей, включая тех, кому удалось вернуться к 1941 г. на свободу, отбыв срок в лагерях, тюрьмах и ссылках, были призваны в ряды действующей армии. В докладе Г. Карпова секретарю ЦК ВКП(б) А. А. Кузнецову о состоянии Русской Церкви от 27 августа 1946 г. указывалось, что многие представители духовенства награждены орденами и медалями Великой Отечественной войны и приводились конкретные примеры: священник Ранцев – орденом Красной Звезды, протодиакон Зверев и диакон Хитков – каждый четырьмя медалями.

Активно участвовали священнослужители и в партизанском движении. Священники укрывали отставших при отступлении от частей красноармейцев, сбежавших из лагерей военнопленных, вели патриотическую агитацию среди населения, сами вступали в ряды антифашистских отрядов. Особенно многочисленны были примеры участия священнослужителей в антифашистской борьбе на оккупированной территории в «партизанской республике» — Белоруссии. Так, протоиерей Александр Романушко из Полесья с 1942 по лето 1944 г. лично участвовал в боевых операциях и ходил в разведку. В 1943 г. он при отпевании полицая при большом скоплении народа и прямо на кладбище сказал: «Братья и сестры, я понимаю большое горе матери и отца убитого, но не наших молитв и «Со святыми упокой» своей жизнью заслужил во гробе предлежащий. Он — изменник Родины и убийца невинных детей и стариков. Вместо «Вечной памяти» произнесем же «Анафема»! Подойдя к полицаям, он просил их искупить свою вину, обратив оружие против фашистов. Эти слова произвели на людей очень сильное впечатление, и прямо с кладбища многие ушли в партизанский отряд. Из письма отца Александра, посланного осенью 1944 г. митрополиту Алексию (Симанскому) известно, что число священников в Полесской епархии уменьшилось на 55% в связи с расстрелами их фашистами за содействие партизанам.

Медалью “Партизану Отечественной войны” была отмечена деятельность священника из села Бродовичи-Заполье на Псковщине Федора Пузанова. Георгиевский кавалер Первой мировой войны и скромный сельский плотник в 30-е годы, он, пользуясь относительной свободой передвижения, разрешенной ему оккупантами как священнику сельского прихода, вел разведывательную работу, снабжал партизан хлебом и одеждой, сообщал данные о передвижениях немцев. Кроме этого, он вел беседы с верующими и, передвигаясь от села к селу, знакомил жителей с положением в стране и на фронтах. Во время карательной операции по доносу старосты немцы сожгли сельский храм. Отца Федора спрятали местные жители и затем переправили его к партизанам. В течение 1943 г. священник собирал среди прихожан средства на строительство танковой колонны им. Димитрия Донского. В Фонд обороны были сданы деньги, драгоценности и церковная утварь на сумму 500 тыс. рублей. Во время эвакуации немцами населения Псковского района в январе 1944 г. священник Пузанов должен был сопровождать свой приход к месту погрузки в эшелон. Колонну сельчан сопровождали немцы, но, пройдя 15 километров, немцы свернули в сторону, приказав священнику под страхом смерти, довести колонну самому. Когда немцы скрылись, отец Федор предложил сельчанам вернуться домой, что они охотно и сделали. В 1944 г. отец Федор был вызван митрополитом Алексием, который отметил заслуги священника перед Родиной и Церковью наперсным крестом.

Гражданским подвигом стало поведение верующих и духовенства Ленинграда. Священники и их паства в блокированном городе жили одной судьбой. Вокруг храмов существовали объединения людей, которые помогали друг другу выжить, выстоять. В Ленинграде и его северных пригородах, оказавшихся в кольце блокады, находилось 10 действующих православных храмов. По предложению митрополита Алексия (Симанского) уже с 23 июня приходы Ленинграда начали сбор пожертвований на оборону. Владыка поддержал желание верующих отдать на эти цели имевшиеся в храмах запасные суммы, порой очень значительные. Храмы отказались от всех расходов, кроме самых необходимых. К концу 1941 г. свои взносы на общую сумму 2 миллиона 144 тыс. рублей сдали все православные приходы Ленинграда. С конца июня 1941 г. храмы города стали заметно наполняться народом: многие приходили помолиться за своих близких. Но богослужения пришлось приспособить к военным условиям: в расписание богослужений учитывались артобстрелы и бомбежки. От снарядов и бомб пострадали Никольский, Князь-Владимирский соборы, но богослужения в действовавших храмах продолжали совершаться ежедневно. Даже в самую страшную блокадную зиму 1941-1942 годов храмы продолжали функционировать, давая горожанам духовное утешение и поддержку.

Первая военная Пасха 18 апреля 1942 года совпала с 700-летием со дня разгрома немецких рыцарей в Ледовом побоище святым князем Александром Невским – небесным покровителем города на Неве. Пасхальное богослужение собрало много народа, однако меньше, чем год назад: сказывались последствия войны. Каждый третий житель города умер от голода, началась массовая эвакуация. Многие верующие вместо куличей освящали кусочки блокадного хлеба. Богослужение перенесли с полуночи на 6 часов утра, что позволило избежать больших жертв. Именно к Пасхе гитлеровцы приурочили особенно яростный налет на Ленинград. Фашистские самолеты в эту пасхальную ночь не только сбрасывали на храмы бомбы, но и обстреливали их на бреющем полете из пулеметов.

Удивительно, что в блокадном городе, несмотря на нищету и голод, продолжался сбор пожертвований в фонд обороны. Активно в этом участвовало духовенство города: к 1 июня 1944 г. сумма таких пожертвований достигла 390 тыс. руб. Митрополит Алексий внес 50 тыс., а протодиакон Л.И. Егоровский, сдавший 49 тыс. руб., получил персональную телеграмму с благодарностью от И. Сталина. Всего же верующие ленинградцы за 1942 г. собрали 1485 тыс., а за 1943 — 5051 тыс. руб.

Торжественно и празднично отмечалось ленинградским духовенством и мирянами полное освобождение города от вражеской блокады. Во всех храмах по благословению митрополита Алексия 23 января 1944 г. были совершены благодарственные молебны. С освобождением Ленинграда от блокады патриотическое движение верующих в епархии еще более усилилось. Только за 3 первых послеблокадных месяца было собрано 1 млн. 191 тыс. рублей. Ленинградцы горячо поддержали митр. Алексия, 25 октября 1944 г. опубликовавшего послание об открытии всецерковного сбора в фонд помощи детям и семьям бойцов Красной Армии. Общая сумма патриотических взносов духовенства и мирян Ленинградской епархии за июль 1941 — июнь 1945 г. составила 17423,1 тыс. руб., в т.ч. 16274,5 тыс. собрали жители города на Неве.

Материальная помощь государству и Красной Армии в целом стала одним из самых важных направлений патриотического служения духовенства и верующих в период войны. Несмотря на законодательный запрет заниматься благотворительностью и отсутствие собственного счета в банке, Русская Православная Церковь внесла немалый материальный вклад в народную победу. Уже с лета 1941 г. практически все православные приходы страны начали сбор денежных пожертвований и ценных предметов в фонд обороны, хотя всецерковный призыв «трудами и пожертвованиями содействовать нашим доблестным защитникам» митрополит Сергий (Страгородский) огласил 14 октября 1941 г. Особенно активно проявило себя духовенство в Горьком и Харькове. Протоиерей единственной церкви г. Горького А.А. Архангельский в апреле 1942 г. писал Патриаршему Местоблюстителю: «Любовь к Родине, защита ее целостности от врагов была заветом всех православных христиан. Поэтому верующие особенно горячо отнеслись к призыву о помощи на нужды фронта, на нужды и помощь раненым бойцам. Достаточно указать, что нами собрано пожертвований и передано в Фонд обороны свыше двух миллионов рублей. Верующие охотно несли не только деньги, облигации, но и лом серебра, меди и др. вещи, обувь и пр. Было заготовлено и сдано немало валяной и кожаной обуви, шинелей, белья. Был организован особый сбор на подарки для бойцов в день годовщины Красной Армии, давший свыше 30000 рублей». В Саратове за 1943 г. верующие собрали 2339 тыс. руб., а к 15 сентября 1944 г. еще 1350 тыс. руб., из них 600 тыс. на строительство 6 самолетов эскадрильи им. Александра Невского . В конце 1944 г. каждая епархия прислала в Синод отчеты по специальной форме о своей патриотической деятельности. Выяснилось, что к этому времени общая сумма церковных взносов на нужды войны, по предварительным данным, составила более 200 млн. рублей.

Особую страницу составляет создание на церковные средства танковой колонны «Димитрий Донской». Не существовало на свободной от фашистов земле почти ни одного, даже сельского прихода, не внесшего свой вклад в общенародное дело. 40 танков «Т-34», которые составили общецерковную танковую колонну, были построены на заводе Челябинска. Их передача частям Красной Армии состоялась у деревни Горелки, что в 5 км северо-западнее Тулы. 7 марта 1944 г. на торжественном митинге в день передачи колонны выступил митрополит Николай (Ярушевич). Он весь период войны был одним из основных организаторов и руководителей патриотической деятельности духовенства Московской Патриархии. Уже летом 1941 г., будучи экзархом западных областей Украины и Белоруссии, Владыка был вынужден покинуть свою резиденцию в Луцке, и, переезжая с места на место в прифронтовой полосе, своими богослужениями и проповедями поддерживал дух местного населения. Патриарший Местоблюститель одобрил его инициативу и 15 июля 1941 г. назначил митрополитом Киевским и Галицким, экзархом всея Украины. После оставления Киева советскими войсками Владыка Николай эвакуировался в Москву и в период пребывания митрополита Сергия в эвакуации в Ульяновске в октябре 1941 — августе 1943 гг. был управляющим Московской епархии. Сохранилась обширная переписка того времени между митрополитами Николаем и Сергием. В нем говорилось, что 25 патриарших храмов Москвы и пригородов ко дню рождения Советской Армии (23 февраля 1942 г.) собрали 1159 тыс. рублей, а к 1 мая — на подарки военнослужащим — 541 тыс. руб. Под руководством владыки Николая московские приходы внесли 2 млн. руб. на танковую колонну «Димитрий Донской», свыше 1 млн. — на эскадрилью «Александр Невский». Сам митрополит Николай неоднократно выступал с патриотическими воззваниями и обращениями, а 2 ноября 1942 г. был утвержден одним из 10 членов Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников.

С каждым годом войны сумма церковных взносов заметно росла. В 1943 г. саратовские православные клирики и миряне внесли 131 тыс. руб. на восстановление Сталинграда, а новосибирские — 110 тыс. — на строительство сибирской эскадрильи “За Родину”. Особое значение в заключительный период войны имел начатый в октябре 1944 г. сбор средств в фонд помощи детям и семьям бойцов Красной Армии. Еще в мае 1944 г. митрополит Алексий (Симанский) и его сестра А. Погожева передали свою дачу на станции Сиверская под детский дом для детей погибших солдат и офицеров. После освобождения части территории СССР ее духовенство и миряне также активно включались в патриотическую работу. Так, в Орле после изгнания фашистских войск было собрано 2 млн. руб. День освобождения Донбасса (10 сентября) священники Ворошиловградской области ознаменовали в 1944 г. сбором 202 тыс. руб. в фонд Красной Армии. Монахи Киево-Печерской Лавры за 1944 г. внесли на оборону страны более 70 тыс. руб.

По подсчетам Московской Патриархии, к лету 1945 г. было собрано более 300 млн. руб., не считая драгоценностей, вещей и продуктов . Реально же общая сумма была больше как минимум на несколько десятков миллионов, так как далеко не везде был организован четкий учет взносов.

Трудно назвать все виды патриотической деятельности духовенства. В прифронтовой полосе при храмах существовали убежища для престарелых и детей, а также перевязочные пункты, особенно в период отступления в 1941-1942 гг., когда многие приходы взяли на себя попечение о раненых, оставленных на произвол судьбы. Участвовало духовенство и в рытье окопов, организации противовоздушной обороны, мобилизуя людей, утешая потерявших родных и кров. В тылу, в сельских местностях, бывали случаи, когда священники после воскресной Литургии призывали верующих вместе с ними выйти на колхозные поля для выполнения срочных хозяйственных работ.

Особенно много священнослужителей трудилось в военных госпиталях. Многие из них были устроены в монастырях и находились на полном содержании монашествующих. Так, например, сразу же после освобождения Киева в ноябре 1943 г. Покровский женский монастырь исключительно своими силами организовал госпиталь, который обслуживали в качестве медсестер и санитарок насельницы обители, а затем в нем разместился эвакогоспиталь, в котором сестры продолжали работать до 1946 г. Монастырь получил несколько письменных благодарностей от военной администрации за отличное обслуживание раненых, а настоятельница игуменья Архелая была представлена к награждению орденом за патриотическую деятельность. Настоятельницу Одесского Михайловского женского монастыря игуменью Анатолию (Букач) также наградили медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», так как она с сестрами оказала Советской Армии большую помощь медикаментами, продуктами и одеждой.

Всего за патриотическую деятельность почти 40 представителей духовенства были награждены медалями «За оборону Ленинграда» и «За оборону Москвы»; более 50 удостоены медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», несколько десятков — медали «Партизану Великой Отечественной войны».

В завершение следует отметить, что патриотическая позиция и деятельность Православной Церкви имели особое значение для православных христиан СССР, миллионы которых участвовали в боевых операциях на фронте и в партизанских отрядах, трудились в тылу. Такая позиция Церкви была особенно важна в свете значительного роста религиозности в стране в годы войны как среди мирного населения, так и среди военнослужащих. Она создавала, по словам митрополита Алексия (впоследствии – патриарха Алексия I), «нравственные условия победы». Как факт признания патриотической деятельности Православной церкви в годы Великой Отечественной войны можно расценивать решение советского правительства о предоставлении мест на гостевых трибунах у мавзолея Ленина руководящим деятелям церкви во время Парада Победы 24 июня 1945 г.

История являет нам примеры того, что именно православная вера формирует и сохраняет в обществе подлинный патриотизм и трезвое, без перегибов, национальное самосознание. Сегодня нельзя это не учитывать, как нельзя не учитывать и то, что Русская Православная Церковь открыта для власти и общества к сотрудничеству на благо нашей любимой Родины.



Литература:

Одинцов М. И. Государство и Церковь в России. ХХ век. М., 1994.
Русская Православная Церковь. ХХ век / Беглов А. Л, Васильева О. Ю., Журавский А. В. и др.. М., 2008.
Солоухин В.А. “При свете дня”. - М., 1992.
Цыпин Владислав, протоиерей. История Русской Церкви. 1917 – 1997. М., 1997.
Шкаровский М. В Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве (Государственно-церковные отношения в СССР в 1939 – 1964 гг.). М., 1999.
http://hram-uara.ru/st010.htm
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 18.23.16 | Сообщение # 34
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
ПОМОЩЬ ВОРОНЕЖСКОЙ ЕПАРХИИ ФРОНТУ В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

22 июня 1941 года в День Всех Святых, в Земле Российской просиявших, началась Великая Отечес­твенная война. В первый день войны митрополит Сергий (Страгородский), Местоблюститель патриар­шего престола, обратился с «Посла­нием пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви», в котором, он призывал русский народ на защиту Отечества: «Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испы­тания несла, и утешалась его успе­хами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небес­ным благословением и предстоящий всенародный подвиг... Нам, пас­тырям Церкви, в такое время, когда Отечество призывает всех на подвиг, недостойно будет лишь молчаливо посматривать на то, что кругом делается... Положим же души свои вместе с паствой... Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины. Господь нам дарует по­беду» .

26 июня митрополит Сергий совершил в Богоявленском соборе молебен «О победе русского во­инства». По всей стране, во всех еще неразрушенных и неоскверненных православных храмах за богослу­жением читали молитву, состав­ленную во время Отечественной войны 1812 года, в которой звучали упование на милость и заступление Божие, надежда на избавление от напасти и прошение о даровании воинству нашему победы над врагом. Лишь через 10 дней после начала войны обратился к своему народу И.В.Сталин, и не случайно в его обращении были повторены мысли, заимствованные из послания главы Православной Церкви. Вспоминая о начале войны в речи на Архие­рейском Соборе 1943 года, митро­полит Сергий сказал, что тогда не было времени задумываться о том, какую позицию должна занять Церковь, потому что «прежде чем мы успели определить как-нибудь свое положение, оно уже определилось – фашисты напали на нашу страну, ее опустошали, уводили в плен наших соотечественников».

Всего за годы войны Патриарший Местоблюститель обращался к верующим с патриотическими посла­ниями 24 раза, откликаясь на все основные события в военной жизни. Патриотическая позиция Церкви имела особое значение для верующих страны, миллионы которых учас­твовали в боевых операциях на фронте и в партизанских отрядах, трудились в тылу.

Проявления патриотической деятельности Русской Православной Церкви были очень многообразны. Сотни священнослужителей, вклю­чая тех, кому удалось к 1941 году вернуться из лагерей и тюрем, были призваны в ряды действующей армии. Заместителем командира роты начал свой боевой путь по фронтам войны будущий Патриарх Московский и Всея Руси Пимен; наместник Псково – Печорского монастыря в 1950-1960-х гг. архимандрит Алипий (Воронов) все 4 года воевал, оборонял Москву, был ранен и награжден орденами. Будущий митрополит Калининский и Кашинский Алексий (Коноплев) на фронте был пулеметчиком, награж­ден медалью «За боевые заслуги». Подобных примеров можно привести множество Активно участвовали священнослужители и в партизан­ском движении. Из письма митропо­литу Алексию (Симанскому) про­тоиерея Александра Романушко, который с 1942 по 1944 год лично участвовал в боевых операциях в Полесье, ходил в разведку, известно, что число священников в Полесской епархии уменьшилось на 55% в связи с расстрелами их фашистами за содействие партизанам.

Воронежская епархия внесла свой заметный вклад в дело победы над врагом и освобождения от фашистских захватчиков оккупи­рованных районов области. «Кроме богослужений и исполнения рели­гиозных треб, во всех храмах по воскресеньям и праздничным дням во время литургии произносились поучения и обращения, как на темы Евангельских чтений, так и на темы момента текущего дня и событий, и заканчивались патриотическим призывом работать не за страх, а за совесть, вносить добровольные пожертвования на патриотические цели», пишет в одном из отчетов того времени епископ Иоанн (Орлов). В целом в военные годы патрио­тическому воспитанию придавалось исключительно важное значение, и это служение Церкви давало свои результаты. Особую страницу состав­ляет создание на церковные средства танковой колонны «Димитрий Дон­ской» и эскадрильи «Александр Невский». Не существовало почти ни одною прихода, не внесшего свой вклад в это общенародное дело. Не стала исключением и наша Воронеж­ская епархия, принимавшая самое активное участие во всех патрио­тических начинаниях Русской Пра­вославной Церкви. Трудно даже назвать все виды патриотической деятельности духовенства и мирян в эти тяжелейшие для нашего Оте­чества годы. Зачастую при храмах существовали убежища для преста­релых и детей, а также перевязочные пункты, когда многие приходы взяли на попечение оставленных, на произ­вол судьбы раненых. Духовенство и миряне участвовали в рытье окопов, организации противовоздушной обороны, мобилизуя людей, утешая потерявших родных и кров. В тылу, в сельской местности, бывали случаи, когда священнослужители после воскресной литургии призывали верующих вместе с ними выйти на колхозные поля для выполнения тех или иных срочных работ. Особенно много священнослужителей труди­лось в военных госпиталях.

Одним из самых важных направ­лений патриотического служения Русской Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны стала духовная поддержка соотечес­твенников и материальная помощь государству и армии.

И это несмотря на почти полный разгром организационной структуры Церкви, жесточайшие гонения и репрессии, множество запретов, окутавших ее со всех сторон, в том числе и на само патриотичес­кое служение и благо­творительную деятель­ность. Количество хра­мов и священнослу­жителей, уцелевших к началу войны, было просто мизерным. И тех и других на основ­ной территории страны оставалось менее 5% от уровня конца 1920 годов. В РСФСР в 25 областях не имелось ни одной действующей церкви, в 20 – от одной до пяти. Тем не менее, уже с лета 1941 года практически все православные приходы страны начали сбор денежных пожертвований и ценных предметов в Фонд обороны, хотя всецерковный призыв «трудами и пожертвованиями содействовать нашим доблестным защитникам» прозвучал 14 октября 1941 года.

По подсчетам Московской Пат­риархии, к лету 1945 года было собрано более 300 млн. рублей, не считая драгоценностей, вещей и продуктов. Воронежская епархия пожертвовала в Фонд обороны около 9 млн. рублей. За всеми этими фактами и цифрами стоит самоотверженный подвиг многих миллионов конкрет­ных людей.

В октябре 1944г. Усманская районная газета опубликовала две телеграммы «Москва. Кремль. Верховному Главнокомандующему Маршалу Союза ССР Сталину И.В. Верующие Православной Церкви города Усмань Воронежской области в своей новооткрытой церкви возно­сят молитвы к Богу о даровании сил и здоровья своему Советскому Правительству, вождям и воинству для полной и скорой победы над злыми фашистами За богослужениями нами собрано 25000 рублей на оборону страны, каковые просим принять в Ваше распоряжение с пожеланиями Вам крепости сил и здоровья в Великом деле спасения Родины в исторические годы борьбы за независимость СССР. Настоятель протоиерей Михаил Корыстин, пред. Воробьев» И ответная телеграмма, поступившая из Москвы: «г. Усмань Воронежской области. Настоятелю протоиерею Михаилу Корыстину, пред Церковного Совета Стеблеву, старосте Воробьеву. Прошу передать верующим Православной Церкви города Усмань, собравшим 25000 рублей в Фонд обороны Союза ССР - мой привет и благодарность Красной Армии. И. Сталин».

При Никольском соборе г. Воронежа в сентябре 1943г. был организован Епархиальный комитет по сборам подарков раненым воинам и пожертвований на оборону Родины. Во всех храмах епархии за всеми богослужениями был введен таре­лочный сбор в Фонд обороны. Внутри храма выставлялись кружки с надписями «На подарки раненым воинам» и «В Фонд обороны». Каждый воскресный и праздничный день читалась особая молитва, а по окончании литургии служился молебен о даровании Победы рус­скому воинству с возглашением многолетия Правительству, вождям и воинам, а также вечной памяти всем убиенным на поле брани. Произносились патриотические проповеди, призывающие к пожертвованиям на оборону Родины. В мае 1944г. Епархиальный комитет по органи­зации сборов на оборону страны приобрел для госпиталя №406 г. Воронежа мебель на сумму 28547р., в том числе 220 тумбочек прикро­ватных, 40 столов обеденных, 400 табуретов, 6 столов конторских. За Пасхальные дни 1944 г. на патриотические цели по епархии поступило 188127 р., 162 кг. Картофеля. Всего же по епархии за 1944г собрано в Фонд обороны – 1млн. 955686 р., на подарки воинам Красной Армии – 107521р., на помощь инвалидам Отечественной войны- 6838р., на лечение больных и раненых – 108647р., на помощь детям и детским учреждениям – 27340р., на помощь семьям воинов Красной Армии -92932р., всего – 2млн. 339014р. Кроме того, в декабре 1944г. по призыву патриаршего Местоблюстителя митрополита Алексия (Симанского) и с дозволения местных властей в Воронежской епархии прошел месячник сбора средств по домам и квартирам верующих в помощь семьям бойцов, павших за свободу и независимость нашей Родины Пожертвовано было 241888р. наличными и на 376820р. облигаций государственного займа. Таким образом, всего в Фонд обороны и на иные патриотические цели от церквей епархии было внесено за 1944г. около 3 млн. рублей.

Как можно прокомментировать эти сухие цифры? Нынешнему поколению трудно даже представить себе, в какой беспросветной нужде жила тогда наша страна, особенно люди на оккупированной фашистами территории, откуда мародеры – захватчики вывозили практически все. И, несмотря на все трудности и лишения, простые люди, движимые патриотическим чувством и горячим призывом «Все для фронта, все для победы», в тылу совершали героические подвиги, отдавая последнее в Фонд обороны, собирая теплые вещи – валенки, полушубки, носки, рука­вицы для солдат Красной Армии.

3 млн. рублей, собранных Воро­нежской епархией за один лишь 1944 год, – много это или мало? Судите сами, на эту сумму можно были купить три эскадрильи самолетов По–2 или около десяти трехместных бомбардировщиков.

Государство с благодарностью принимало от прихожан и духовен­ства православных храмов их лепту в дело достижения Победы. За первое полугодие 1945г. епархия внесла на патриотические цели 1253914р. В том же 1945г. в Воро­нежском банке был открыт счет, на который поступали деньги от церквей епархии на патриотические цели. Вот выдержка из отчета за 1945г.: «Патриотическая работа выражалась в следующем: в церквах проводился по праздникам тарелочный сбор. В дни гражданских праздников эти сборы предварялись словами, в которых возгревалось патрио­тическое чувство, любовь к Родине. Говорились поучения и в другие дни на специальные темы: о молитве за всех, иже во власти суть, о воспи­тании в детях любви до готовности душу свою положить за други своя и т.д. Кроме тарелочного сбора во многих храмах делались отчисления из общих доходов церковных, причем в Кантемировке отчисляли один рубль с проданной просфоры, а потом стали выделять 10% с валового дохода церкви. Из храмов по взносам первое место занимает г. Липецк – 398000 рублей, второе место Борисоглебск – 377000 рублей, третье Воронеж – 153000 рублей». Необ­ходимо отмстить, что Христо – Рождественская церковь г. Липецка (настоятель протоиерей Георгий Иванович Савченко) перечислила в 1943г. 86350р., а в 1944г - 526800р. За этот вклад в оборону в 1944г. приход получил две благодарности от И.В. Сталина. 26 мая 1945г. Верховный Главнокомандующий поблагодарил прихожан и духо­венство Никольского собора г. Воронежа за собранные деньги в фонд помощи детям сиротам.

Патриотическая деятельность заключалась не только в денежных и имущественных пожертвованиях, но, прежде всего, и в молитвах отдельных лиц и всей Церкви в целом о даровании защитникам Отечества крепости сил и Победы над врагом. Патриотическая позиция Церкви была высоко оценена Правитель­ством, многие представители Церкви были награждены государственными орденами и медалями, в том числе и священнослужители Воронежской епархии.

Патриотизм Православного духовенства и мирян оказался сильнее страданий и обид, принесен­ных годами репрессий и гонений на Церковь Русская Православная Церковь вопреки декрету 1918г., отделявшему ее от государства, в трудную для страны минуту не оставила свое земное Отечество и своей «незаконной» патриотической деятельностью помогла Родине, самоотверженно создавая, по словам митрополита Алексия (Симанского), «нравственные условия победы». И вклад верующих Воронежской епархии в эту победу был, как мы видим, не малым.

Протоиерей Андрей Изакар

http://www.vob.ru/public/vrn/obraz/18/izakar.htm
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 18.26.42 | Сообщение # 35
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Предатели Родины или Русская Церковь под германским правлением во время Второй мировой войны

Предлагаем вам в сокращенном варианте историческую монографию В.Сидоренко о сотрудничестве православной церкви с фашистами.



1 часть

«Религия является злейшим врагом советского патриотизма... История не подтверждает заслуг церкви в деле развития подлинного патриотизма».
Журнал «Безбожник» июнь 1941г.

К началу II мировой войны в 25 областях РСФСР не было ни одного действующего православного храма, а в 20 областях функционировало не более чем по 5 церквей. На Украине ни одной действующей церкви не было в Винницкой, Донецкой, Кировоградской, Николаевской, Сумской, Хмельницкой областях; по одной действовало в Луганской, Полтавской и Харьковской.26 Согласно данным НКВД, к 1941 году в стране действовало 3021 православный храм из них почти 3000 находились на отошедших к СССР в 1939-1940 годах территориях Литвы, Латвии, Эстонии, Бессарабии, Северной Буковины, Польши и Финляндии
Численность Союза воинствующих безбожников в 1932 году достигла 5 млн. человек. Планировалось к 1938 году количество его членов довести до 22 млн. человек.28 Тираж антирелигиозных изданий достиг к началу войны 140 млн. экземпляров.
С датой германского нападения на СССР связано немало мифов, получивших особенно широкое распространение в церковной среде. Согласно одному из наиболее известных, дата 22 июня была якобы выбрана Гитлером в соответствии с астрологическими прогнозами. От этой легенды отталкиваются и те, кто не прочь представить события июня 1941-го как поход «языческой Германии» на «православную Русь».. Однако германский Генштаб при выборе дня и времени удара по СССР руководствовался соображениями иного плана...
Обычно ночь с субботы на воскресенье была самой «недисциплинированной» в РККА. В воинских частях устраивались бани, за которыми следовали обильные возлияния; командный состав в воскресную ночь, как правило, отсутствовал находясь со своими семьями; для рядового же состава эта ночь всегда была самой подходящей для «самоволок». Именно этим, вполне земным расчетом (а вовсе не «шепотом звезд») и руководствовалось гитлеровское командование при выборе нескольких дат нападения на СССР. События первого дня войны блестяще показали справедливость такого расчета.
Получив известие о начале войны, блюститель патриаршего престола митр. Сергий (Страгородский) как говорят современные церковные историки выпустил своё
«Послание пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви». Факт его появления
22.6.1941 г. до сих пор оспаривается
В послании говорилось: «Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину... Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой... Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божией помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу... Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины.».37 Содержался в послании и скрытый упрек властям, утверждавших, что войны не будет. У митр. Сергия это место выражено так: «...мы, жители России, надеялись, что пожар войны, охвативший почти весь земной шар, до нас не дойдет...»...38 Любопытно, что задолго до соответствующего обращения Кремля митр. Сергий уже назвал «лукавые соображения» о «возможных выгодах» по другую сторону фронта ничем иным как прямой изменой Родине».39 Однако действенность такой риторики неумолимо превращалась в прах по мере стремительного продвижения германских армий на восток...
В истории войн невозможно найти аналог столь изначально лояльного отношения к агрессору, которое демонстрировало население оккупированных немцами областей СССР. И тот факт, что так много россиян заранее было готово перейти к немцам, выглядит для многих невероятным. Но именно так и было. Примеры изначально враждебного отношения к изгнанию большевиков были скорее исключением, нежели общим правилом. Немецким кинематографистам не было нужды прибегать к искусственным декорациям, для того чтобы запечатлеть на пленку примеры встреч советским населением германских войск хлебом-солью и забрасывания немецких танков цветами. Эти кадры являются ярчайшим свидетельством, столь ненормального восприятия чужеземного вторжения...

Стоит ли удивляться, что с не меньшим воодушевлением восприняла нападение Германии на СССР и русская эмиграция. Для многих русских изгнанников появилась реальная надежда скорого «освобождения» Родины. Причем такие надежды встречались независимо от церковной юрисдикции (а не только в РПЦЗ - как это пыталась представить советская историография). Вторжение Германии в СССР приветствовал парижский иерарх РПЦЗ митр. Серафим (Лукьянов), впоследствии перешедший в Московскую Патриархию. В своем обращении по случаю германского нападения, он заявил: «Да благословит Всевышний великого Вождя Германского народа, поднявшего меч на врагов самого Бога... Да исчезнут с лица земли масонская звезда, серп и молот».45 С неменьшей радостью воспринял 22 июня 1941 года и принадлежавший тогда к «евлогианской» юрисдикции архимандрит Иоанн (Шаховской, будущий архиеп. Сан-Францисский): «Кровавая операция свержения Третьего Интернационала поручается искусному, опытному в науке своей германскому хирургу».46 И даже клирик Московской Патриархии о. Георгий Бенигсен вспоминает о начале войны в Риге: «На всех лицах затаенная радость...».47
. В. Цыпин: «Во всех городах и во многих селах, оставленных советской администрацией, объявлялись священники, либо находившиеся там на положении ссыльных, либо скрывавшиеся в подполье, либо зарабатывавшие на жизнь каким-нибудь ремеслом или службой. Эти священники получали у оккупационных комендантов разрешение на совершение богослужений в закрытых,».41 Другой очевидец (псаломщик Николо-Конецкого прихода Гдовского района Псковской области С. Д. Плескач) отмечал следующее: «Русский человек совершенно изменился, как только появились немцы. Разрушенные храмы воздвигались, церковную утварь делали, облачения доставляли оттуда, где сохранились, и много строили и ремонтировали храмы. Всюду красилось... Когда все было готово, тогда приглашали священника и освящался храм. В это время были такие радостные события, что я не умею описать».42 Такие чувства были характерны для населения самых различных районов оккупированной территории. Журналист В. Д. Самарин так описывает немецкую оккупацию в Орле: «Проснулось, всплыло на поверхность души спрятанное глубоко при большевиках религиозное чувство. Молящиеся переполнили церкви, по деревням носили чудотворные образа. Молились так, как давно не молились.»

Адольф Гитлер и православная эмиграция
«...если правительство германского Рейха пожелает
привлечь русские православные церкви к сотрудничеству
в борьбе с коммунистическим безбожным движением...,
то правительство Рейха найдет с нашей стороны
полное согласие и поддержку».
митр. Евлогий (Георгиевский), октябрь 1937 г.
Примечательно, что первые контакты русской эмиграции с Гитлером относятся к началу 20-х годов.4 Посредником в этих контактах был Альфред Розенберг. Родившийся в Российской империи, учившийся в Киевском университете и служивший в русской армии во время I мировой войны, Розенберг по-русски говорил лучше, чем по-немецки. В окружении Гитлера он сыскал славу лучшего специалиста по России и «русской душе», и именно ему была доверена разработка расовой теории в нацистской идеологии. Возможно, что именно он убедил Гитлера в целесообразности дружеских отношений с Русской Православной Церковью на территории Германии. Так, в 1938 году нацисты построили в Берлине православный кафедральный собор Воскресения Христова на Курфюрстендамм и финансировали из имперской казны капитальный ремонт 19 православных храмов.
Кроме того, по указу Гитлера от 25.2.1938, русские приходы подчинявшиеся митрополиту Евлогию (Георгиевскому), были переданы под юрисдикцию Германской епархии Русской Православной Церкви Заграницей (далее - РПЦз).5 Цитируемый здесь проф. Поспеловский склонен несколько драматизировать это событие, выставляя его одним из краеугольных камней церковно-эмигрантского раскола. Необходимо все же учитывать, что конфронтация между карловацким Синодом и митр. Евлогием началась задолго до прихода Гитлера к власти и носила все-таки церковно-административный, а не богословский и не политический характер. Справедливым будет так же отметить, что только 6% русских эмигрантских приходов находились под юрисдикцией митр. Евлогия, а остальные 94% подчинялись Зарубежному Синоду.6 Даже исходя только из элементарной арифметической логики, вряд ли будет справедливым говорить о «раскольничьих устремлениях карловчан».
Вероятно, подобной же логикой руководствовался и Гитлер, пожелавший «централизовать» православные приходы на территории Рейха, а потому подчинивший евлогианское «меньшинство» синодальному «большинству» (было бы странно, если бы он сделал наоборот. В истории с евлогианскими приходами Гитлер был движим идеей централизовать, все для облегчения контроля над религиозными организациями.7 Для достижения этой цели он создал Рейхсминистерство религиозных культов, предоставил Германской епархии РПЦ государственный статус «корпорации публичного права» (каковой имели только лютеране и католики) и передал под юрисдикцию Германской епархии 13 евлогианских приходов.
Что касается строительства нацистами православного собора и капитального ремонта 19 храмов, то с этим благодеянием связано и благодарственное письмо Гитлеру за подписью тогдашнего первоиерарха РПЦЗ митрополита Анастасия (Грибановского).
Гитлер выступил как «строитель и попечитель» храмов, и выражение благодарности предстоятелем Церкви за такое благодеяние - явление вполне нормальное и естественное, для предателей. Нельзя не учитывать и того факта, что в предвоенном 1938-м Гитлер олицетворялся с человеком, честно победившим на выборах и возглавившим правительство, признанное всеми странами мира.
Как уже отмечалось выше, Гитлер воспринимался русской эмиграцией как противовес безбожному большевизму. Еще в 1921 году Высший монархический совет вел переговоры с Гитлером о возможной помощи в случае его прихода к власти в подготовке духовенства для освобожденной от большевиков России.9 В отличие от лидеров западных демократий, Гитлер не позволял себе выражения «русский коммунизм», предпочитая этому другой термин - «иудо-большевизм». Такая терминология русскую эмиграцию вполне устраивала и не резала ухо. Русофобские места в «Mein Kampf» были мало кому известны, и неудивительно, что даже самые отъявленные русофилы вроде И. А. Ильина призывали русскую эмиграцию «не смотреть на национал-социализм еврейскими глазами».
Вполне справедливо будет предположить, что проправославные жесты Гитлера носили дипломатическо-пропагандистский характер. Такими жестами можно было снискать себе симпатии в странах потенциальных союзников, в странах с преимущественно православным вероисповеданием (Румыния, Болгария, Греция). 1 сентября 1939 года германский Вермахт взломал польскую границу. II мировая война началась...
Несмотря на то, что Гитлер выступил как откровенный агрессор, его нападение на Польшу серьезно не отразилось на восприятии его русской эмиграцией. Это обстоятельство позволило нацистам после оккупации Польши сделать еще один проправославный жест. Началось повальное возвращение православным, отобранных у них приходов. Как писал журнал «Церковная жизнь», «...православное население встречает доброжелательное отношение со стороны немецких властей, которые по первой просьбе населения возвращают ему отобранное поляками церковное имущество».13 Помимо этого, при поддержке германских властей в Вроцлаве был открыт православный богословский институт.

2 часть

Церковная политика нацистов в оккупированных областях СССР
«Православие – красочный этнографический ритуал»
( рейхсминистр Розенберг).

Занятые немцами районы (едва ли не половина европейской части СССР) подверглись территориальному делению на рейхскомиссариаты, состоявшие из округов, областей, районов, уездов и волостей. Прифронтовая территория находилась под управлением Вермахта. Северная Буковина, Молдавия, Бессарабия и Одесская область были переданы Румынии. Галицию присоединили к Польскому генерал-губернаторству. Остальная территория составила рейхскомиссариат «Украина» (с центром в Ровно). Центральная часть Белоруссии образовала генеральный комиссариат Белоруссии. Северо-запад Брестской и Гродненская области отошли к Восточной Пруссии (здесь действовали общегерманские законы). Большая часть Брестской, а также Пинская и Полесская области отошли к рейхскомиссариату «Украина», а северо-запад Виленской области - к генеральному округу Литвы. Сам же генеральный округ Белоруссии входил в состав рейхскомиссариата «Остланд».51
Национальный вопрос, по мнению нацистского идеолога Розенберга, заключался в том, «чтобы разумно и целеустремленно поддержать стремление к свободе всех этих народов… выделить из огромной территории Советского Союза государственные образования (республики) и организовать их против Москвы, чтобы освободить Германский Рейх на грядущие столетия от восточного кошмара».52
Что касается религиозной политики немцев на оккупированных землях, то она вряд ли может быть охарактеризована однозначно. Здесь господствовало несколько взаимоисключающих подходов, однако наиболее распространенными были два...
Позицию рейхсминистра Восточных земель Альфреда Розенберга можно сформулировать примерно так: «Уклад жизни русского народа веками формировался под влиянием Православия. Большевицкая клика лишила русский народ этого стержня и превратила его в ни во что неверующее, неуправляемое стадо. Столетиями русским вдалбливали с амвонов, что «всякая власть от Бога». Царская власть, не сумев обеспечить своим подданным достойный уровень жизни, смогла с помощью Церкви сформировать в народе сознание, что лишения, страдания и притеснения идут на пользу душе. Подобная проповедь обеспечивала правителям раболепскую покорность народа. Этот момент совершенно не учли большевики, и с нашей стороны было бы глупо повторять их ошибку. Поэтому, в наших же интересах реанимировать эти православные постулаты в умах народа, если мы хотим держать его в узде. Гораздо лучше, если в Восточных землях будут созданы автономные и неподотчетные друг другу церковные структуры, дабы исключить возможность возникновения единой мощной церковной организации».
Такова была позиция Розенберга, которая определяла отношение нацистов к РПЦ и которой руководствовались в той или иной степени нацистские чиновники. Основные ее положения были изложены в письме Розенберга к рейхскомиссарам Остланда и Украины от 13.5.1942 г. Их можно сформулировать так: Религиозные группы не должны заниматься политикой. Они должны быть разделены по признакам национальным и территориальным. Национальный признак должен особенно строго соблюдаться при подборе возглавления религиозных групп. Территориально же религиозные объединения не должны выходить за границы одной епархии. Религиозные общества не должны мешать деятельности оккупационных властей.53
Церковную политику Вермахта можно охарактеризовать как отсутствие какой-либо политики по отношению к Церкви. Собственный кодекс поведения, верность старым традициям способствовали распространению в среде немецких военных устойчивой антипатии к проявлениям нацистского фанатизма и расовой шизофрении. Только этим и можно объяснить тот факт, что фронтовые генералы и офицеры закрывали глаза на директивы и инструкции из Берлина, если те строились на теории об «унтерменшах». Сохранилось немало свидетельств и документов не только о радушном приеме российским населением немецкой армии, но и о «ненацистском» отношении германских солдат к населению занятых ими областей СССР. В частности, сохранились документы о приказах немецким солдатам помнить, что они находятся не на оккупированных территориях, а на земле союзника.54 Довольно часто солдаты и офицеры Вермахта демонстрировали искреннее дружелюбие и симпатии к народу, страдавшему в течение двух десятилетий под властью большевиков. В церковном вопросе такое отношение выливалось во всестороннюю поддержку восстановления церковной жизни.
Военные не только охотно поддерживали инициативы местного населения по открытию приходов, но и оказывали различную помощь в виде денежных средств и стройматериалов для восстановления разрушенных храмов. Сохранилось немало свидетельств и того, что немецкие военные сами проявляли инициативу по открытию церквей на подконтрольных им территориях и даже приказывали это делать.55 Так, например, в сохранившейся в материалах Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) докладной записке З. В. Сыромятниковой «О пребывании на территории Харьковской области, оккупированной немецкими войсками с 15 по 22 декабря 1941 г.» отмечалось: «Немецкое командование особое внимание обращает на работу церквей. В ряде сел, где не разрушены церкви, они уже работают... В селах, где они разрушены, дан приказ старостам немедленно подобрать помещение и открыть церкви».56
Иногда инициативность немцев принимала анекдотические формы. В том же фонде хранится и справка уполномоченного Себежской комендатуры от 8.10.1941 г.: «Дана настоящая в том, что немецкая власть, освободившая крестьянство от большевиков, ставит вопрос открыть богослужение в Ливской церкви, и поэтому уполномочиваю лично вас, Рыбакова Якова Матвеевича, за неимением священника - занять место священника и исполнять церковный обряд. Просьба: никаких отказов не может быть, в чем и выдана настоящая справка за подписью представителя немецкой власти Энгельгард»... На что Рыбаков отвечает: «Быть священником не могу, так как не получил на то от епископа благословения, кроме того, по христианскому закону двоеженцы священниками быть не могут, а я двоеженец»...57
Следует отметить, что помощь немецкой армии в восстановлении русских православных храмов всегда строилась на принципах «христианского гуманизма» . Командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Федор фон Бок сам с немецкими офицерами принимал участие в православной службе в Борисове.
Вышеприведенные характеристики и примеры довольно ярко отражают всю пестроту церковной жизни на занятых немцами территориях СССР, ибо становится вполне очевидным, что размах и характер «религиозного возрождения» во многом зависел от местных особенностей оккупационной администрации (НСДАП и СС или же Вермахт). Поэтому и положение РПЦ на занятых немцами территориях целесообразно рассматривать не по периодам войны, а по регионам и областям.

3 часть

Положение Церкви в Прибалтике
«Не таких обманывали.
С НКВД справлялись, а этих колбасников обмануть нетрудно».
Митр. Виленский и Литовский Сергий (Воскресенский).
На момент прихода в страны Балтии немецкой армии экзархом Прибалтики был митр. Сергий (Воскресенский). Пост этот он занимал с января 1941 года. Перед бегством большевиков из Риги митр. Сергию было приказано эвакуироваться. Вопреки приказу, он укрылся в крипте рижского кафедрального собора.
Сергий в миру Димитрий Воскресенский, родился в Москве в 1898 г. в семье московского священника и до революции учился в семинарии, которую не успел закончить. В начале революции был послушником в Даниловом монастыре. Там же, принял монашество с именем Сергий. Исследователи, беседовавшие с людьми, знавшими лично отмечают, что в 1920-е годы это был религиозный, монах, тем не менее, любивший жизнь и светские удовольствия, любил выпить и провести время среди молодежи, за что на него неоднократно накладывались епитимии. С 1926 г. он стал сотрудником канцелярии Московской Патриархии. Вероятно, в 30-е годы епископ Сергий тесно сотрудничал с митр. Сергием (Страгородским), что и повлияло на дальнейшую карьеру молодого епископа.63
С приходом в Прибалтику немцев (Вермахт вошел в Ригу 30 июня) митр. Сергий постарался найти общий язык с новой властью. При его дипломатичности успех ему был заранее обеспечен. Он умел преподать себя в нужном свете. Вскоре он хорошо зарекомендовал себя как яростный антикоммунист. С помощью роскошных банкетов и щедрых подарков митр. Сергий обзавелся нужными знакомствами с партийными функционерами и высшими чинами СС. Комфортабельный дом митрополита и личный автопарк производили впечатление на немцев.
В отличие от других советских территорий, оказавшихся под немецкой оккупацией, в Прибалтике произошло расширение территории РПЦ и укрепление власти ее экзарха, несмотря на то, что в Эстонии и Латвии открыто проявились тенденции к автокефалии. Сразу же после ухода Советов из Прибалтики митрополиты Латвийский и Эстонский постарались восстановить утраченную независимость от Москвы. 20.7.1941 г. митр. Рижский Августин (Петерсон) сделал запрос германским властям с просьбой о восстановлении Латвийской Православной Церкви под юрисдикцией Константинополя. Аналогичную просьбу, но уже от имени Эстонской Православной Церкви, сделал митр. Таллинский Александр (Паулус). Казалось, что церковный раскол был неминуем. Но 12.9.1941 г. митр. Сергий (Воскресенский) обратился к германским властям с докладной запиской, в которой объяснял всю нежелательность для Берлина допускать, чтобы Церковь в Латвии и Эстонии подчинялась Константинопольскому патриарху, чей западноевропейский экзарх проживал в Лондоне и имел тесные связи с британским правительством. Владыка Сергий сумел доказать немцам преимущества канонического подчинения Прибалтики. Иными словами, он предложил оставить Прибалтику в подчинении РПЦ, а его, ее экзархом.
По сути, Сергий добился от Берлина разрешения. В результате раскол в Прибалтике не состоялся, а некоторым «автокефалистам» ,не без участия Сергия,пришлось даже иметь дело с гестапо. Немцам надоело терпеть амбициозные заявления сторонников автокефалии, требовавших выдворения из Латвии «большевицкого ставленника», агента ЧК экзарха митр. Сергия.64 В Латвии раскол закончился в ноябре 1941 г., когда гестапо потребовало от митр. Августина немедленного прекращения деятельности его Синода.65
Что же касается его отношений с Москвой, то немцы поначалу выступали за их разрыв. Однако митр. Сергий сумел убедить Берлин, что РПЦ никогда не примирялась с советской властью, подчинившись ей только внешне. Доказывал немцам экзарх и то, что их вмешательство в управление Церковью (как, например, разрыв канонических связей с Москвой) может быть использовано Советами для антигерманской пропаганды.
Все эти переговоры привели к тому, что, когда в 1942 году митр. Эстонский Александр порвал с Сергием, в то время как другой эстонский епископ (Павел Нарвский) остался ему верен, немцы постановили, что митрополиты Александр и Августин должны именоваться соответственно митрополитами Ревельским и Рижским, а не Эстонским и Латвийским, т.к. митрополитом всех трех прибалтийских государств является Сергий (Воскресенский).66 В инструкциях, разосланных фашистскими чиновникам, указывалось, что, хотя приходы в Эстонии могут входить как в Эстонскую епархию митр. Александра, так и в русскую епархию еп. Павла, германское командование предпочитает, чтобы как можно больше приходов вошло в русскую епархию. Следует отметить, что большинство приходов в Прибалтике осталось в подчинении митр. Сергию. Отчасти это объясняется тем, что паства не хотела рвать отношений с Русской Церковью, а отчасти тем, что все видели, на чьей стороне немцы.
Окончательно немецкая политика по отношению к РПЦ в Прибалтике была сформулирована на совещании в Рейхсминистерстве Восточных земель 20.6.1942 г. Суть итога совещания сводилась примерно к следующему:
1. Оккупационные власти считают для себя выгодным объединение всех православных вокруг московского экзарха с целью выселения их после войны в Рейхскомиссариат «Москва».
2. Для германского руководства не столь важно, кому номинально подчиняется экзарх в Прибалтике - Москве или Константинополю, тем более, что пребывание экзарха Константинопольского Патриарха в Лондоне действительно не может быть приятным.
3. Такая политика дает возможность оккупационным властям подчеркивать свою веротерпимость и использовать полностью антикоммунистические выступления экзарха Сергия в пропагандных целях.67
Можно лишь догадываться о том давлении, которое испытал на себе в Москве митр. Сергий (Страгородский) со стороны советских властей, требующих от него осуждения своего прибалтийского экзарха. В конце концов, большевики своего добились, и 22.9.1942 г. митр. Сергий (Страгородский) обратился с посланием, в котором говорилось: «...Народ ради блага родины не считает своих жертв и кровь проливает и самую жизнь отдает... А вот в Риге в начале августа объявились православные наши архиереи... во главе с присланным из Москвы Сергием Воскресенским, которые «не пожелали страдать с народом Божиим», а предпочли «имети временную греха сладость» (Евр. 11,25), пожить благополучно, питаясь от крупиц с фашистского стола... Волосы встают дыбом при чтении об истязании фашистами женщин, детей и раненых. А митрополит Сергий Воскресенский со своими «сподвижниками»-архиереями телеграфируют Гитлеру, что они «восхищаются ведущейся (Гитлером) героической борьбой» (с беззащитными?!) и «молят Всевышнего, да благословит Он (фашистское) оружие скорой и полной победой...».68 Это послание и не вызвало у экзарха Прибалтики обиды, а когда архиерейский Собор 1943 года отлучил от Церкви всех клириков, проявивших себя коллаборационистами и среди них был назван и митр. Сергий (Воскресенский), последний напечатал в прибалтийских газетах статью под названием «Сталин не Савл, он не станет Павлом», в которой высмеял иллюзорность надежд на мир коммунистов с Церковью,69 но с Москвой все-таки не порвал. Примечательно, что этого разрыва требовали от него и немцы, когда митр. Сергий (Страгородский) стал Патриархом, но владыка Сергий убедил их в нелогичности такого требования, объяснив, что большевики смогут использовать возникший церковный раскол в антигерманской пропаганде - играя на вмешательстве оккупационных властей во внутрицерковные дела.
По сути, единственное, чего не удалось митр. Сергию добиться от Берлина, это - разрешение на каноническое подчинение себе Белоруссии. У Розенберга на это счет были свои соображения.
Но несмотря на «неудачу» митр. Сергия с Белоруссией, не будет ошибкой назвать его самым активным иерархом Русской Церкви сотрудничавшим с нацистами на оккупированной территории СССР. «Помимо отстройки церковной организации и отстаивания интересов Церкви на территории своего экзархата, митр. Сергий приложил немало усилий для духовного окормления православной паствы в захваченных гитлеровцами северо-западных районах СССР. Чего стоит только одна Псковская Миссия (о чем будет рассказано в соответствующей главе). Вся эта деятельность не могла вызвать одобрения у советской власти
Люди, смеющие это делать, совершенно справедливо заносились ею в разряд врагов народа и пособников гитлеровцев. Карающим мечом советского правосудия, по замыслу Сталина, должны были здесь служить партизанские отряды, действующие на оккупированной территории. Именно к ним был обращен призыв советского вождя «создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу...».70 Митр. Сергий (Воскресенский) был одним из этих пособников. Согласно воспоминаниям людей, близко его знавших, он всерьез опасался за свою безопасность...
28.4.1944 года по дороге из Вильнюса в Каунас экзарх Сергий и сопровождавшие его лица были ликвидированы неизвестными. По показаниям местных жителей, нападавшие были одеты в немецкую военную форму. Немцы заявили, что убийство митрополита было организовано советскими партизанами. Советская пропаганда приписала это убийство нацистам.
Рижский священник о. Николай Трубецкой, отсидевший 10 лет за участие в Псковской Миссии, утверждает, что встретил в лагере человека, якобы бывшего советского партизана, который сообщил ему, что он участвовал в убийстве митрополита, совершенном по приказу советской разведки.71
О сомнительности версии об убийстве митр. Сергия немцами говорит и тот факт, что никто из современных церковных историков не смог связно аргументировать логику, по которой немцам было бы выгодно избавиться от митр. Сергия.

4часть

Положение Церкви в Белоруссии

Белоруссия была регионом, одним из первых оказавшимся под оккупацией, вследствие стремительного продвижения Вермахта на Восток, и в то же время она была для немцев наглядным примером результатов советского правления. Как писал историк Белорусской Церкви еп. Афанасий (Мартос), «немецкие войска застали церковно-религиозную жизнь в Восточной Белоруссии в разрушенном состоянии. Епископов и священников не было, церкви были закрыты, переделаны в склады, театры, а многие разрушены. Монастырей не существовало, монахи разбрелись.»
Белоруссия вместе с Прибалтикой входила в один рейхскомиссариат (Остланд), В силу того, что экзарх западных областей Украины и Белоруссии митр. Николай (Ярушевич) не предал родину и предпочел остаться на советской территории, Белоруссия и Украина оказались без правящего архиерея.
Буквально с самого начала оккупации в церковной жизни Белоруссии проявилось противостояние между сторонниками подчинения Москве и теми, кто предпочитал автокефалию. Поощряя белорусский национализм, фашисты стремились создать национальную автокефальную Церковь, опираясь здесь на белорусских националистов, приехавших сюда из Чехии и Польши.
Сущность нацистской религиозной политики в Белоруссии сводилась к семи пунктам:
1. Организовать православную Церковь самостоятельно, без всяких сношений с Москвой, или Варшавой, или Берлином.
2. Церковь должна носить название «Белорусская автокефальная православная национальная Церковь».
3. Церковь управляется своими св. канонами, и немецкая власть не вмешивается в ее внутреннюю жизнь.
4. Проповедь, преподавание Закона Божия, Церковное управление должны производиться на белорусском языке.
5. Назначение епископов должно производиться с ведома немецкой власти.
6. Должен быть представлен немецкой власти статут «Белорусской Православной автокефальной национальной Церкви».
7. Богослужения должны совершаться на церковнославянском языке.74
в марте 1942 г. собор белорусских епископов избрал архиепископа Пантелеймона (Рожновского), К моменту проведения собора Белорусская Церковь включала в себя уже 6 епархий:
1. Минская - во главе с митр. Пантелеймоном (Рожновским).
2. Гродненско-Белостокская (находившаяся за пределами рейхскомиссариата «Остланд» и поэтому получившая статус экзархата) - во главе с архиеп. Венедиктом (Бобковским), получившим права экзарха Восточной Пруссии.
3. Могилевская - с еп. Филофеем (Нарко).
4. Витебская - с еп. Афанасием (Мартосом).
5. Смоленско-Брянская - с еп. Стефаном (Севбо).
6. Барановичско-Новгородская .75
Отказ от провозглашения автокефалии Белорусской Церкви не мог понравиться белорусским националистам. Именно поэтому они приложили все усилия для отстранения митр. Пантелеймона от управления Церковью - усилия, в конечном итоге увенчавшиеся успехом. По настоянию националистов, фашисты передали управление Церковью его ближайшему помощнику, архиеп. Филофею (Нарко). Филофей писал и в своем письме рейхскомиссару «Остланда» Х. Лозе от 30.7.1942 г.: «Это очень важное и ответственное положение, требующее точности и правильности церковного канона священной всеобщей Православной Церкви...» 77
В конечном итоге, 30.8.1942 г. в Минске состоялся т.н. «Всебелорусский Православный Церковный Собор». Инициаторами его созыва выступили сторонники автокефалии Результатом четырех дней работы собора стала выработка статута Белорусской Церкви и утверждение мероприятий по достижению автокефалии. Гитлеру была послана телеграмма: «Первый Всебелорусский Церковный Собор в Минске от имени православных белоруссов шлет Вам, господин рейхсканцлер, сердечную благодарность за освобождение Белоруссии от московско-большевицкого безбожного ига, за предоставленную возможность свободно организовать нашу религиозную жизнь в форме Святой Белорусской Православной автокефальной церкви и желает быстрейшей полной победы Вашему непобедимому оружию». 79 Послания главам других Церквей были переданы нацистам лишь спустя год.
В мае 1944 г. собор белорусских епископов издал резолюцию, называющую большевизм «сатанинским отродьем» и «сыном дьявола»81 ,
Когда белорусские архиереи (во главе с митр. Пантелеймоном) бежали в Германию, все они примкнули к РПЦЗ, что лишний раз подтверждает их «прорусскую позицию».
Хотя Розенберг и требовал от гауляйтера Лозе, чтобы Русская Церковь соблюдая умеренность не распространяла своего влияния на православных белоруссов, последнему выполнить такую директиву было не так-то просто. В своих рапортах, СД была вынуждена констатировать отсутствие священников-автокефалистов.82 Кроме того, в западных областях Белоруссии, где были сильны позиции католичества, немцы были склонны поддерживать православных, видя в католическом населении польскую «пятую колонну».
Одной из отличительных черт немецкой оккупации в Белоруссии была особенная распространенность бесчеловечного обращения оккупантов с гражданским населением. Массовые облавы, аресты, карательные рейды СС не могли вызвать у местных жителей нежных чувств по отношению к творцам «нового порядка».
Вероятно, этим и объясняется факт сотрудничества около десятка белорусских священнослужителей с советским подпольем и НКВД. Иногда подобным священнослужителям приходилось за это расплачиваться не только собственной жизнью, но и жизнью своих прихожан. Так, например, священник с. Хоростово Минской епархии о. Иоанн Лойко за активную партизанскую работу был сожжен СС в собственном храме вместе с 300 прихожанами. Чудом избежал подобной участи и священник Кузьма Раина, чья деятельность в качестве партизанского осведомителя была разоблачена гестапо. Подобное поведение духовенства (как, впрочем, поведение немцев) разительно отличало Белоруссию от других оккупированных немцами регионов СССР.
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 18.27.27 | Сообщение # 36
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
В самой же Белоруссии немецкая оккупация вызвала повсеместно «религиозный подъем». В одном лишь Минске, где к приходу немцев не было ни одной действующей церкви, спустя всего 3-4 месяца их открылось уже 7 и было крещено 22 тыс. детей. По Минской епархии было открыто 120 церквей. Оккупационные нацистские власти открыли пастырские курсы, каждые несколько месяцев выпускавшие 20-30 священников, дьяконов и псаломщиков.83 Аналогичные пастырские курсы были открыты и в Витебске. В ноябре 1942 г. в витебскую Свято-Покровскую церковь были перенесены мощи св. Евфросинии Полоцкой. В мае 1944 года мощи преподобной были перевезены в Полоцк, где действовали 4 храма и монастырь.84 В некоторых районах Белоруссии, например, в Борисовском, было восстановлено до 75% дореволюционных церквей (в самом Борисове 21 храм). Процесс «возрождения церковной жизни» продолжался вплоть до самого отступления немцев из Белоруссии. Так, в донесении командования группы армий «Центр» за январь-февраль 1944 г. говорилось, что в районе расположения 4-й армии вновь открыто 4 храма, а в Бобруйске впервые за время войны на Крещение состоялся крестный ход на р. Березину с участием 5000 человек.

5 часть
Церковь на оккупированной Украине

В отличие от Белоруссии, церковная жизнь на Украине в период немецко-фашистской оккупации была весьма насыщена катаклизмами и междоусобной борьбой. В регионе, который и в лучшие времена не славился единоверием и религиозной терпимостью, начавшаяся война обнажила все межнациональные и межконфессиональные противоречия, накопившиеся за несколько столетий.
Гитлеровское нападение на СССР жители Украины, в массе своей, приветствовали с не меньшим энтузиазмом, чем жители Прибалтики, немцев многие воспринимали как освободителей. О периоде перед приходом немцев одна киевлянка вспоминает так: «Что касается передач советского радио о зверствах немцев, то эти передачи расценивались как пропаганда и не принимались всерьез. Трагично было то, что некоторые наши друзья, евреи по национальности, также не верили известиям о преследованиях и убийствах евреев и отказывались эвакуироваться на восток. Для оппонентов советской власти мысль о том, что немцы - культуртрегеры, была более убедительна.».86
Однако если в восточных областях Украины приход немцев воспринимался просто как избавление от сталинизма, то в Западной Украине с крушением режима Советов связывались далеко идущие перспективы. В Галиции и ряде других областей Западной Украины националистические круги были склонны видеть в немецко- фашистской оккупации не только избавление от большевизма, но и возможность обрести полную независимость от Москвы. Составленный С. Бендерой «Акт провозглашения Украинского Государства» заявлял, что «обновленное Украинское Государство будет тесно сотрудничать с Национал-Социалистической Великой Германией, которая под руководством вождя Адольфа Гитлера создает новый порядок в Европе и мире и помогает Украинскому Народу освободиться из-под русской оккупации».87
Самостийники полагали, что возникновение дружественной по отношению к Рейху Украины будет достаточной наградой Гитлеру. Со своей стороны, немцы охотно поддерживали украинский национализм, поощряя различные амбициозные начинания выходцев из Галиции. Эта политика более чем красноречиво сказалась на жизни Православной Церкви на Украине...
Помимо национал-шовинистского фактора, сложность религиозной ситуации на Украине заключалась еще и в том, что в Галиции существовала довольно сильная греко-католическая (униатская) Церковь. Именно к ней принадлежало большинство наиболее активных деятелей националистического движения. Их антирусские взгляды вызывали симпатию у оккупационного режима, для которого лозунг «разделяй и властвуй» составлял стержень в концепции борьбы за жизненное пространство на Востоке. Желая свести к минимуму русское влияние на Украине, нацисты поддерживали украинский сепаратизм, однако при этом энергично пресекали любые попытки католической миссионерской деятельности к востоку от Галиции, ибо на Украине, также как и в Белоруссии, немцы склонны были видеть в католиках проводников польского влияния.
Еще одной особенностью религиозной жизни на Украине было то, что в ее западных областях существовала Польская Православная Церковь, иерархи которой были склонны воспользоваться Восточным походом фашистов для увеличения своей «канонической территории». Однако, когда глава Польской Церкви митр. Дионисий (Валединский) после занятия немецкой армией всей Украины заявил свои права и на ее восточные земли,
Подавлялись также фашистами и попытки возродить обновленчество, в активистах которого они видели советскую агентуру. Так, в сводке СД от 18.10.1941 г. указывалось, что в г. Бердичеве были запрещены богослужения «живоцерковников».88
Все эти противоречия, конфронтации и нестроения в полной мере использовал рейхскомиссар Украины Э. Кох, один из самых аморальных представителей элиты Рейха, отличавшийся крайней жестокостью даже на фоне других нацистских функционеров.89 Будучи довольно проницательным человеком, он умел мастерски манипулировать людьми и играть на их самых низменных чувствах.
На фоне всего вышеизложенного особенно отрадно выглядит тот факт, что большинство православного духовенства «сохранило верность своей Церкви» и пошло на поводу страстей и призывов различных национал-радикалов. 18.8.1941 г. больше половины православного епископата, оказавшегося на занятой немцами территории Украины, собралось на Собор в Почаевской Лавре. На этом соборе и было провозглашено создание автономной Украинской Церкви. Ее главой был избран архиеп. Алексий (Громадский), возведенный на этом же Соборе в сан митрополита. 25.11.1941 г.
Митрополиту Варшавскому Дионисию, отказавшемуся признать автономную Украинскую Церковь и не бывшему в силах распространить свое влияние на восток, ничего не оставалось, как способствовать появлению на Украине независимой от Москвы автокефальной Украинской Церкви.
В самой сущности автокефальной Украинской Церкви хорошо отразились антирусские и откровенно сепаратистские настроения и амбиции украинских национал-радикалов. Помимо разрыва канонического общения с Москвой и отказа от молитвенного поминания митр. Сергия (Страгородского), борцы за национальное возрождение» упразднили даже церковнославянский язык богослужения, заменив его украинским. В то же время националистическая пресса подвергала травле священнослужителей, отказавшихся признать права архиеп. Поликарпа (с мая 1942 г. - уже митрополита) на возглавление Украинской Церкви.92
Выполняя рекомендации Розенберга стимулировать рост антирусских настроений и препятствовать распространению русского национализма, рейхскомиссар Кох изначально сочувствовал автокефальной Церкви. Уже в сводке СД от 9.9.1941 г., с явным беспокойством отмечалось, что в Галиции группа С. Бендеры проводит пропаганду независимой Украины, используя в своих целях религиозные праздники.93 В другой сводке, от 8.12.1941 г. отмечалось, что часть украинских сепаратистов арестована, политика их принимает все более антинемецкий характер, руководящие круги ОУН не верят в победу Германии и создают собственные партизанские отряды.94
Собственно, ряды украинских националистов не были примером сплоченности. Возникшие на Украине повстанческие движения мельниковцев и бендеровцев не прочь были разрешать свои разногласия с помощью оружия. И тем, и другим - Православная Церковь нужна была в качестве пропагандистского символа.
Что же касается советских партизан, то, действуя по директивам Москвы, они представляли серьезную опасность для духовенства, «рискнувшего возрождать религиозную жизнь» на местах оккупированных нацистами.
Действовавшие на территории Украины польские партизаны Армии Крайовой, боровшиеся за восстановление Польского государства в границах до 1939 года, участвовали в стычках и с немцами, и с бендеровцами, и с мельниковцами, и с красными партизанами. По понятным причинам, в православном населении, поляки видели не союзника, а продукт русского имперского шовинизма.
Что касается немцев, то они первоначально симпатизировали идее объединения автономной и автокефальной Церквей. Однако, когда они увидели, что украинский национализм принимает все более антинемецкую направленность, к возможности установления церковного единства оккупанты стали относиться более прохладно. И если раньше, исходя из принципа «разделяй и властвуй», Кох явно поддерживал автокефалистов, то к 1943 году, при виде растущего партизанского движения украинских националистов (ОУН), гауляйтер предпочел не вмешиваться во внутрицерковную конфронтацию.
Собственно, попытки к объединению предпринимали и сами иерархи. Так, в октябре 1942 г. в Почаевской Лавре состоялась встреча главы автономной Церкви митр. Алексия (Громадского) с двумя архиепископами автокефальной Церкви - Никанором (Абрамовичем) и Мстиславом (Скрыпником). В результате было достигнуто соглашение об объединении двух Церквей. Стороны согласились на том, что объединенная Церковь будет возглавляться Варшавским митр. Дионисием (Валединским), который будет выполнять функции Киевского местоблюстителя до той поры, пока не будет созван Всеукраинский Собор. Соглашением предусматривалось, что будет создан Священный Синод, который будет состоять из трех автокефальных и двух автономных архиереев. Секретарем Синода должен будет стать известный автокефалист еп. Мстислав (Скрыпник) - племянник Петлюры.

23 октября митр. Алексию на приеме в рейхскомиссариате было заявлено, что оккупационная власть считает недопустимым какое-либо участие митр. Варшавского Дионисия в жизни православной Церкви на Украине, и что он никоим образом не может исполнять функции митр. Киевского и его компетенция ограничивается православными приходами в Польском генерал-губернаторстве. Помимо этого, митр. Алексию было заявлено, что немецкие власти не допустят участия в деятельности Синода личностей, в прошлом занимавшихся политической деятельностью.. Негативное отношение немцев к идее слияния украинских Церквей вполне удовлетворила митр. Алексия, и он отказался от дальнейших попыток их воссоединения.99
В отличие от автокефальной, священноначалие автономной Церкви демонстрировало полную аполитичность и абсолютную лояльность к немецким властям, и уж тем более - не поддерживало никаких связей с партизанским движением. Случаи сотрудничества духовенства с партизанами были чрезвычайно редким исключением. Принимая все это во внимание, рейхскомиссар Кох нашел автономную Церковь более заслуживающей доверия, чем автокефальную.
Этим и объясняется тот факт, что с конца 1942 г. нацисты стали с большей благосклонностью относиться к автономной Украинской Церкви. И если даже в 1941 г., несмотря на тогдашнюю поддержку нацистами автокефалистов, к автономной Церкви принадлежало 55% верующих,100 то с 1943 года автокефальная Церковь стала еще больше проигрывать свои позиции.
Последовала широкая волна убийств духовенства автономной Церкви. Был убит ее глава митр. Алексий (Громадский), а также еп. Мануил (Тарновский). Только на Волыни за лето 1943-го было уничтожено партизанами 27 священников автономной Церкви. В некоторых случаях духовенство уничтожали вместе с членами их семей.101 Хотя на Волыни подобная практика способствовала увеличению числа приходов автокефальной Церкви, в целом же юрисдикционная раскладка от этого не изменилась. Донесения немецких властей, как и показания церковных деятелей, свидетельствуют о том, что несмотря на партизанский террор, подавляющее большинство населения Украины поддерживало автономную Церковь.102
Гораздо безмятежнее протекала жизнь Православной Церкви в регионе, оккупированном фашистской Румынией. В него входила юго-западная часть Украины (т.н. Трансистрия) и Молдавия. Если учесть, что государственной религией в Румынии было Православие, то становится понятным искреннее желание румынских властей содействовать церковному возрождению на занятой ими территории. В одной только Трансистрии было открыто около 500 храмов, а численность духовенства достигла 600 человек. В Дубоссарах снова открылась духовная семинария, а в школах было введено религиозное обучение.103 Профашистское румынское правительство предпринимало попытки румынизации местного населения
Для Украины же, несмотря на тяготы военного времени, немецкая оккупация тоже обернулась «возрождением религиозной жизни». Было открыто 5400 храмов и 36 монастырей. В Киевской епархии, где к приходу немцев осталось 2 храма, к концу оккупации их было уже 798.104 Что касается данных по другим епархиям, то они следующие: в Винницкой области было открыто при немцах 822 храма, Одесской - 500, Днепропетровской - 418, Ровенской - 442, Черниговской - 410, Полтавской - 359, Житомирской - 346, Сталинской (Донецкой) - 222, Харьковской - 155, Николаевской и Кировоградской - 420 и не менее 500 в Запорожской, Херсонской и Ворошиловградской.105 Само собой разумеется, что такое количество храмов, требовало и новых священнослужителей. Именно для этого и автономная и автокефальная Церкви организовывали пастырские курсы.
Большое внимание уделялось и обращению к вере тех, кто не был крещен. Одним из ярких примеров может здесь служить Крым. Как вспоминает одна из православных очевидцев тех событий: «Феодосия встречала немцев хлебом-солью, за что люто потом поплатилась. Временное освобождение города представляло сплошной кошмар: расстрелы, массовые изнасилования, отравление колодцев... А немецкие оккупанты все же проявляли человечность, когда действовали не по приказам, а по «движению человеческого сердца». Было все: страшные расстрелы невинных оставшихся в городе евреев, безнадежное положение русских военнопленных, и вместе с тем немцы поддерживали какой-то порядок, открыли церкви».106
Именно в Крыму «религиозное пробуждение» ощущалось особенно сильно. Согласно одному из донесений СД, только за декабрь 1942 г. в Крыму было крещено 200 тыс. человек.107 Люди «снова тянулись в храмы, после двух десятилетий торжества богоборцев»
Подводя итог анализу религиозной ситуации на Украине, нельзя не отметить ее специфичности. В Прибалтике Православная Церковь сохранила единство (не без немецкой поддержки) и не позволила местным националистам учинить церковный раскол. В Белоруссии инициаторами раскола выступили уже сами немцы, всячески поддерживавшие белорусских националистов и подталкивавшие их (абсолютно тщетно) к созданию «своей» белорусской Церкви. Лишь только на Украине Церковь не смогла избежать раскола, ибо его двигателем здесь стали группы украинских националистов, достаточно мощные и хорошо организованные..
И все-таки, несмотря на различия в действиях фашистской оккупационной администрации этих регионов, церковная политика немецких властей здесь, так или иначе, координировалась и определялась из Берлина.
Однако не везде было так. На обширной оккупированной территории Российской Федерации зачастую единственными представителями германских властей были военные. В отличие от Прибалтики, Белоруссии и Украины, где власть всецело принадлежала «сверхчеловекам» из СС и партаппаратчикам, в российских областях, находившихся под управлением Вермахта, как правило, царила совсем другая атмосфера.
6 часть
«Духовное возрождение» на Юге России

Значительная часть населения Дона, Кубани и Ставрополья не склонна была рассматривать немецкий режим как оккупационный.
1-ю танковую армию генерал-лейтенанта фон Клейста, прорвавшуюся осенью 1941 г. на Дон, население встречало цветами. То, что где-нибудь в Белоруссии еще могло иногда восприниматься как ужимки перед фашистскими оккупантами, здесь представляло не что иное, как «демонстрацию искренних чувств благодарности».
Именно в этом контексте и следует рассматривать, к примеру, речь еп. Таганрогского Иосифа (Чернова) от 17.10.1942 г., посвященную годовщине освобождения города от большевиков, в ней, в частности, было сказано следующее: «...палачи русского народа навсегда бежали из Таганрога, в город вступили рыцари германской армии... Под их защитой мы, христиане, подняли поверженный крест, стали восстанавливать разрушенные храмы. Возродилось наше прежнее чувство веры, ободрились пастыри церкви и снова понесли людям живую проповедь о Христе. Все это стало возможным только под защитой германской армии».111 Тогда же, 17 октября, епископ Иосиф отслужил литургию в Никольском соборе Таганрога, произнес краткое слово собравшимся, посвященное событию, а затем возложил венок на могилы германских воинов.
Современному российскому исследователю, знакомому с материалами Нюрнбергского процесса, очень трудно понять германофильские заявления и поведение православного духовенства и мирян той эпохи. Еще сложнее избежать поверхностных суждений и обобщений при характеристике умонастроений российских граждан, оказавшихся под германской оккупацией.

Подобные настроения не были секретом и для 60-летнего генерал-лейтенанта фон Клейста, которому особенности прифронтовой жизни (без гауляйтеров и берлинских чиновников) позволили издать приказ по своей 1-й танковой армии, с напоминанием солдатам о том, что они находятся на не на оккупированной территории, а на земле союзника.113
Приказ этот вылился не только в «гуманное обращение» солдат Вермахта с гражданским населением, но и в активное содействие восстановлению и открытию православных храмов.
В Ростове-на-Дону, где до войны действовала лишь одна церковь, немцы открыли 7 храмов. Ежедневно в храмах служилось по две литургии. В Новочеркасске были открыты все храмы, какие только можно открыть. 114 В одной только Ростовской области было открыто 243 храма. Епископу Таганрогскому Иосифу удалось даже вернуть себе прежний архиерейский дом.115 Со стороны немцев никакого вмешательства в церковные дела не наблюдалось. Мало того, осенью 1942 г. всерьез разрабатывались планы проведения Поместного Собора Русской Православной Церкви в Ростове-на-Дону или Ставрополе, с целью избрания Патриархом митр. Берлинского Серафима (Ладе).116
Отличительной особенностью церковного «возрождения» на Юге России было и то, что православному духовенству приходилось заниматься не только богослужениями, требами и катехизаторскими беседами, но и духовным окормлением солдат многочисленных русских воинских подразделений находившихся на службе у фашистов. От Дона до Терека «благодарность немецкой армии выражалась населением не только в словах, но и на деле». Число одних только фашистских казачьих частей достигло 20 полков.117 Стоит также отметить, что казачьи полки были в Вермахте «на особо хорошем счету». Бросался также в глаза и их религиозный облик: обязательное для всех утреннее и вечернее правило, молебны перед боем.118
Само собой разумеется, что подобное « возрождение лучших традиций русского воинства», ложилось на плечи местного духовенства. К «чести» этих православных священнослужителей следует сказать, что они не только самоотверженно исполняли свой пастырский долг и несли вместе с изменниками родины все «тяготы военной жизни», но и разделили их трагическую судьбу в конце войны...
В своих воспоминаниях «Падение Ростова» Н. Туров описал немецкого генерала, присутствовавшего в храме на литургии и пораженного глубиною веры молящегося народа. Генерал был расстроен, и глаза его были влажны. 119

7 часть
Положение Церкви в оккупированных областях Центральной России
«...само Небо вступилось за наши попранные права...»
еп. Смоленский и Брянский Стефан (Севбо)
«Религиозный подъем» порожденный немецкой оккупацией, в не меньшей степени охватил и население средней полосы России. Едва только Советы оставляли какой-либо населенный пункт, как сразу же «духовная жизнь в нем начинала возвращаться в естественное русло.»..
Сразу после занятия Смоленска немецкой армией в чудом уцелевшем кафедральном соборе начались богослужения. Из 160 тыс. населения города сумели избежать эвакуации лишь 25 тыс. человек. И хотя собор хранил еще на себе надпись «антирелигиозный музей», церковные службы в нем сразу же стали собирать множество горожан. В городе, где до прихода немцев действовала лишь одна церковь, через год их было уже пять. За время немецко- фашистской оккупации поголовно было крещено все детское население города. Затем начались выезды в деревни. За одно крещение крестили от 150 до 200 человек. Недостаток священнослужителей побудил еп. Смоленского и Брянского Стефана (Севбо) организовать в Смоленске пастырские курсы, выпустившие за первые 7 месяцев своего существования 40 священников.120
С приходом немцев связано и еще одно «знаменательное событие» - обретение иконы Божией Матери Смоленской. Знаменитая святыня была найдена фашистским солдатом на крыше собора как раз под 10 августа (день, когда эта икона чествуется).121 Эта чудотворная икона считалась потерянной. Предполагалось, что ее уничтожили большевики в 1918 году. И вот впервые за 23 года перед этой святыней была отслужена служба. Датский журналист Янсен так описывает это богослужение: «Священник не помнил такого множества народа, которое собрано на эту службу. Из убежищ около собора, из близких и дальних окраин согнаны старики, женщины и дети. Тихонько поднимались они, по высоким лестницам собора, к древнему Божиему храму, ныне снова им возвращенному. Во время богослужения были сначала тихи, как будто не понимали того, что пред ними совершается, но потом слезы стали стекать по их испуганным лицам, и, наконец, плакали все эти несчастные, изголодавшиеся люди. Священник с длинной белой бородой и разбитыми руками, Сергий Иванович Лукский, поднимает крест к образу Божией Матери, который немецкий солдат нашел под крышей собора, и, прося благословения у Пресвятой Богородицы, он благословлял всех верующих перед тем, как они разошлись до своих бедных жилищ».122
Хотя формально Смоленская область находилась управлением рейхскомиссариата «Остланд», на деле же оккупационную администрацию представляли военные. Церкви это обстоятельство позволяло не только избежать излишней опеки со стороны нацистских властей, но и открывало такие возможности, которых на территории рейхскомиссариата у нее бы не было. В частности, с разрешения Вермахта, были организованы радиопередачи на религиозные темы. Задачу эту взяла на себя группа смоленской интеллигенции, объединившейся вокруг кафедрального собора. Этот же кружок занимался самым разнообразным «просветительством». Так, например, ими был издан молитвослов тиражом в 15 тыс. экземпляров, организованы две передвижные библиотеки духовной литературы, а также духовные концерты на радио и площадках. Успехи этого кружка были столь впечатляющими, что 25.3.1943 г. он был преобразован в Смоленский епархиальный комитет «по нравственному просвещению» под председательством преосвященного Стефана, епископа Смоленского и Брянского.123
Подобная разносторонняя деятельность Церкви не могла не отразиться и на ее восприятии населением области. Все чаще и чаще храмы становились не только центром «духовной жизни», но и центром служения оккупационному режиму. «Реалии новой жизни заставляли задумываться о будущем государственном устройстве, о сокрушение большевизма и возрождении новой России». Именно с этой целью вышеупомянутый кружок смоленской интеллигенции обратился с посланием к Гитлеру, изъявляя готовность призвать русское население на борьбу против Сталина и выставить Русскую Освободительную Армию в 1 млн. солдат. Условием с русской стороны было признание границ 1939 года, равноправное положение русского народа и образование независимого русского национального правительства на демократической основе.124 Текст этого смоленского воззвания был передан в Берлин через фельдмаршала фон Бока.

Необходимость создания такого правительства и русской военной силы понимали не только в русских церковных кругах, но и в среде немецких военных. В соответствующем меморандуме Гитлеру, командующий сухопутными силами генерал-фельдмаршал фон Браухич написал: «Считаю решающим для исхода войны».126 Эту позицию поддержал и командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал фон Бок, выразивший Гитлеру свое негодование по поводу карательных действий СС на российской территории. В декабре 1941 г. и фон Бок, и фон Браухич были смещены Гитлером со своих постов «по состоянию здоровья». Политические замыслы фюрера серьезно отличались от этических соображений германских военных...
И тем не менее, жизнь продолжалась. Происходило не только восстановление разрушенных храмов, но и отстройка церковной организации. 12-13 мая 1943 г. в Смоленске состоялся съезд духовенства Смоленско-Брянской епархии. Судя по повестке дня, съезд был очень важным событием. Участники обсудили в докладах и прениях целый ряд вопросов:
1. Об организации пастырских курсов.
2. О введении преподавания Закона Божия в школе.
3. О воспитании юношества.
4. Об устройстве благочиннических округов.
Съезд избрал членов епархиального управления, утвердил смету на содержание управления.127
Весьма примечательно, что, когда фашисты занялись переписью населения оккупированного Смоленска, выяснилось, что из 25429 жителей города 24100 назвали себя православными, 1128 - верующими других конфессий и лишь 201 (менее 1%) - атеистами.128 Столь неожиданные цифры послужили для немцев основанием, чтобы передать православным еще один храм, функционировавший до этого в качестве костела. Правда, нельзя принимать эти данные за полностью соответствующие реальной ситуации. Ведь среди ушедших на восток с советскими войсками жителей города был довольно высок процент атеистов. Кроме того, часть населения могла думать, что немцы будут ассоциировать атеистов с большевиками, и поэтому предпочитала скрывать свои подлинные взгляды. Всего в Смоленской области было открыто при фашистах 60 храмов, в Брянской и Белгородской не менее 300, Курской - 332, Орловской - 108, Воронежской - 116.129
В Курске в марте 1942 г. был воссоздан Свято-Троицкий женский монастырь со 155 насельницами. За недолгую оккупацию Орла фашисты успели открыть в нем четыре храма. Как писал английский журналист А. Верт: «Церкви в Орле процветали, они превратились, в активные центры русского национального самосознания...».130
Следует отметить, что просоветские настроения в церковной среде были редчайшим исключением, как, например, факт сотрудничества с советскими спецслужбами священника деревни Волки Смоленской области о. Аркадия. При нем же служил в качестве дьякона «Филипп Иванович» (коммунист-подпольщик).131 Впрочем, большевицкие агенты в рясах встречались все-таки редко - все сотрудничали с оккупантами
Особенно это чувствовалось в Брянске, где при немцах было открыто 12 храмов. Интенсивное восстановление церквей охватило и всю Брянскую область. «Находилась» спрятанная при большевиках богослужебная утварь, иконы, облачение. «Появлялись» и люди, способные петь и читать в церкви.
В Локотском районе Брянской области возникла даже целая «республика». Генерал-полковник Шмидт - командующий 2-й танковой армией признал ее автономным районом под «русским самоуправлением». В районе царил порядок, возрождалось материальное благополучие. Имелась у Локотской «республики» даже собственная профашистская армия РОНА - Русская Освободительная Народная Армия (20 тыс. человек) . Со временем «республика» увеличивалась, и в нее вошли 8 районов с 581 тыс. жителей.133 Как это ни странно, но Локотская «република» так и не оказалась под пристальным взором нацистских чиновников из Берлина.

8часть
Церковная жизнь в оккупированных немцами северо-западных областях России
«Не забывайте, что вы прибыли в страну, где на протяжении более 20 лет религия самым безжалостным образом отравлялась и преследовалась,
где народ был напуган, принижен, угнетен и обезличен…»
(Из напутствия митр. Сергия (Воскресенского) членам псковской Миссии).
«Возрождение церковной жизни» на северо-западе России в силу различных причин оказалось тесно связано со знаменитой Псковской Миссией.
Деятельность Миссии стала возможной, во-первых, благодаря личности митр. Сергия (Воскресенского), пользовавшегося доверием у оккупационной нацистской
администрации, а во-вторых, благодаря политическим стараниям фашистских чиновников из министерства Розенберга, полагавших, что оккупационной администрации не следует препятствовать распространению влияния прибалтийского экзархата на российские районы, занятые группой армий «Север».
Тот факт, что митр. Сергий предпринял энергичные шаги для духовного кормления православной паствы соседних с Прибалтикой областей, представляется «с канонической точки зрения совершенно законным», ибо митр. Ленинградский Алексий (Симанский) находился в блокированном Ленинграде и в силу этого лишь формально являлся управляющим епархией. Как писал сам митр. Сергий: «Мы почли долгом своим на время принять эту территорию под свое архипастырское покровительство, чтобы немедленно приступить на ней к восстановлению церковной жизни, и для этой цели направили туда миссионеров из Экзархата,».135
На языке нацистских чиновников эта Миссия называлась «Die Orthodoxe Mission in den befreiten Gebieten Russlands» (Православная Миссия в освобожденных землях России). Сразу же после получения разрешения от немецких властей Миссия выехала из Риги в Псков. Первые миссионеры (15 человек) прибыли туда 18.8.1941 г. Территория, на которой Миссии предстояло развернуть свою деятельность, включала в себя часть Ленинградской, часть Калининской, Великолуцкую, Новгородскую и Псковскую области и имела население около 2 млн. человек. Несмотря на такую обширную площадь, состояние церковной жизни в эти областях было одинаковым и выражалось в ее полном отсутствии.. На всей территории, охваченной деятельностью Миссии (территории, равной по размеру Ирландии), был лишь один действующий храм с двумя священнослужителями.
Оккупационные нацистские власти признавали за митр. Сергием право руководить деятельностью Миссии, а саму Миссию считали частью РПЦ, а не какой-либо автономной структурой.
«Именно любовь и сострадание» заставило миссионеров покинуть тихую, благополучную Ригу и отправиться в прифронтовые области России, несмотря на реальную угрозу стать жертвой вездесущих «народных мстителей». Об этом о. Алексей вспоминает так: «Лучшее время моего пастырства - время, проведенное в Псковской Миссии, хотя внешне оно протекало в самой суровой обстановке. Кругом партизаны. Встреча с ними - конец. Им не втолкуешь, что мы проповедуем Христа Распятого. Мы на этой стороне - значит, враги...».137

«К августу 1942 г. (т.е. через год) в Миссии насчитывалось уже 77 пастырей, которые обслуживали 200 приходов.138 Тем не менее и миссионерам приходилось, как и раньше, служить на ниве Христовой с полной отдачей». Одних только крещений приходилось совершать за одну службу от 25 до 100. Священник Иоанн Легкий в августе-ноябре крестил 3500 детей.
Поэтому вполне можно доверять донесению СД от 21.9.1942 г. сообщающему: «Успех миссионерской работы обеспечен»140
В храмы ходили не только женщины и дети. Существенную часть прихожан составляли мужчины, бывшие военнопленные, а теперь власовцы. Да и немцы явно считали, что Миссия должна заботиться о своих освобожденных соотечественниках. Как вспоминает о. Георгий Тайлов: «Оккупанты относились к нам вежливо, но требовательно»
Однако если для освобожденного из плена власовца, вопрос о личной духовной жизни зависел от его желания прийти в храм, то у тех, кто до сих пор находился в плену, такой возможности не было. Понимая это, миссионеры обратились к военным нацистским властям, чтобы те разрешили священнослужителям приходить в лагеря и совершать богослужения. Просьба была удовлетворена. Священники смогли не только совершать богослужения в лагерях, но и приходить в лазареты для военнопленных, чтобы причащать и исповедовать раненых и вербовать новых изменников родины.
Священнику Алексию Ионову удалось даже организовать пасхальную службу для военнопленных в одном из городских храмов, оцепленном по этому поводу немецкими солдатами. На службе были только военнопленные, прихожанам же вход был воспрещен. Свыше 300 пленных красноармейцев, якобы изъявивших желание помолиться, наполнили храм. Об этом богослужении, о. Алексий Ионов вспоминает так: «С каким волнением я его совершал... Я произнес слово, в котором убеждал их не падать духом, я приветствовал всех обычным «Христос Воскресе!» И все, как один, отвечали: «Воистину Воскресе!» Это были бойцы Красной Армии, попавшие в плен в 1941-1942 годах».143
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 18.29.06 | Сообщение # 37
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Для «религиозного возрождения»на занятых немцами российских территориях было характерно проявление каких-либо знаменательных духовных событий. Наиболее значимой для Церкви на Псковщине была передача духовенству Тихвинской иконы Божией Матери...
Согласно воспоминаниям о. Георгия Тайлова: «Когда немцы ворвались в Тихвин, то там в монастыре, как музейный экспонат, хранилась чудотворная икона Тихвинской Божией Матери. Как мне рассказывали, во время боя храм загорелся, но один фашистский солдат, заметивший большую старинную икону, схватил ее и вынес из огня. Спасая икону, он был ранен и отправлен в Даугавпилс. Немцы отправили икону во Псков и передали ее о. Н. Колибернскому, который в то время возглавлял Миссию. Чудотворная икона хранилась у него в отдельной комнате и 1 января 1942 г. была перенесена в кафедральный собор».145 Впоследствии, когда большевики уже вовсю напирали на Псков, немцы успели эвакуировать икону в Ригу, где и передали ее на хранение архиепископу Рижскому Иоанну (Гарклавсу).146
Помимо слова устного, Миссия распространяла и слово печатное. С августа 1942 г. в Пскове издавался журнал «Православный христианин», выходивший каждый месяц тиражом 2-3 тыс. экземпляров. Нацистские власти дали и доступ на радио, чтобы церковное слово звучало и в эфире. Радиопроповедями занимался, как правило, о. Георгий Бенигсен. Вспоминая о том времени, о. Георгий писал: «Мы шли в народ, несли ему слово Христовой любви и правды, слово утешения и надежды...... Детский сад, школа, вуз, пионерская и комсомольская организации - вот те страшные круги ада, которые проходила неопытная, мягкая душа в советском «раю». Слава Богу, славянская душа постояла за себя. Она осталась христианской».147
Удалось добиться у военных нацистских властей и приказа об обязательном изучении Закона Божия в средних школах (на том основании, что он является обязательным предметом во всех школах Рейха). Среди преподавателей коммунистической закалки этот приказ вызвал полную растерянность. Да и сами миссионеры были не совсем готовы обеспечить все школы грамотными преподавателями.
Одно из воззваний Миссии:
«Русские патриоты обязаны всемерно содействовать уничтожению и плодов, и корней коммунизма. Мы верим, что найдется немало русских душ, готовых к участию в уничтожении коммунизма и его защитников».148 Соображениями уважительного отношения к властям руководствовался и митр. Сергий (Воскресенский) в своем приказе от 8.7.1943 г., где указывалось: «В день Св. Троицы германское командование объявило торжество передачи земли в полную собственность крестьянства, а посему предлагается управлению Миссии: 1) Дать циркулярное распоряжение всему подведомственному духовенству... специально в проповедях отметить важность сего мероприятия. 2) В Духов день в Соборе, после Литургии, совершить торжественный молебен с участием всего духовенства г. Пскова».149
Десять сотрудников Миссии были членами. белоэмигрантской националистической организации НТС (Национально-Трудовой Союз),
. В ноябре 1942 г. в г. прошел первый пастырский съезд. Духовенство 11 регионов Псковской и Новгородской области собралось, чтобы обсудить наболевшие вопросы: «О задачах духовенства в деле возрождения церковно-приходской жизни и принципах воспитания народных масс», «О церковно-приходской практике» и ряд других тем.
Воззвание, принятое на съезде «Только германская армия, освободив русский народ, дала возможность совершенно свободно строить свою духовную и церковно-приходскую жизнь. Только немецкие освободители с первых дней войны дали русскому народу полную свободу, оказав нам материальную помощь в восстановлении ограбленных и разрушенных храмов Божьих... Духовенство и народ православный питают глубокую благодарность к немецкому народу и его армии, освободивших нас от порабощений духовенства».153 Весьма примечательно, что пастыри выразили искреннюю благодарность Вермахту,.
Псковская Миссия стала «единственным примером блестяще организованного миссионерского служения на оккупированных немцами территориях СССР. Переоценить «христианский подвиг» миссионеров так же невозможно, как и выразить его в конкретном числе «спасенных»человеческих душ. Известно лишь, что к концу немецкой оккупации на северо-западе России было открыто около 470 храмов. Правда, около 40 из них было открыто в Карелии, на территории занятой финской армией, территории, на которую псковская Миссия свою деятельность не распространяла. Стоит отметить, что поскольку открывшиеся храмы на советской территории окормляло финское православное духовенство, то богослужения в Карелии шли преимущественно на финском языке и совершались по новому стилю. Это обстоятельство привело даже к расколу среди братии Валаамского монастыря (на «новостильников» и «старостильников»).155 К 1946 г. 85% открытых финнами храмов были снова закрыты.156
Когда к Пскову рвались советские танки, значительная часть сотрудников Миссии была немцами «эвакуирована». Все миссионеры, не ушедшие с отступающей германской армией, за предательство родины, растреляны НКВД или получили длительные сроки лагерей...

9 часть
Церковь под бомбами: русское рассеяние и конец войны
«В храмах Германии мы молились за эту страну и ее народ ».
архиеп. Сан-Францисский Иоанн (Шаховской)

Для митр. Берлинского и Германского Серафима (Ладе) больших трудов стоило добиться у нацистских властей разрешения, чтобы православному духовенству позволили посещать лагеря советских военнопленных. Разрешение, в конечном итоге, было дано лишь для 15 священников, да и то с правом посещения только лагерей, находящихся на территории Рейха.158
Одним из активных участников помощи «остарбайтерам» и военнопленным был о. Иоанн Шаховской, настоятель храма Св. Владимира в Берлине (в последствии - архиеп. Сан-Францисский).».161
Находившаяся в словацком Ладомирове обитель преп. Иова Почаевского печатала Евангелия (100 тыс. экз.), молитвословы (60 тыс.) и другие издания для в Россию (в том числе и через солдат-словаков).162 Из Берлина отправлялись на приходы в Россию вино, свечи. Изготовлялись нательные крестики. хотя металл был военным сырьем. В 1941-м в эмигрантских кругах еще не знали, что Россия сама придет к ним...

В мировой истории невозможно подобрать аналог подобной реакции на перспективу освобождения от иноземцев. Когда англичане освобождали Норвегию, норвежцы с немцами не уходили. Не уходили с немцами и французы, когда Францию освобождали американцы. Не бежали с оккупантами и голландцы, датчане, бельгийцы... Когда Красная Армия перешла в наступление, от нее устремились в бегство миллионы предателей родины. Сколько их в этом потоке было - остается и по сей день неизвестным. Известно лишь, что 7 млн. «беженцев» - гитлеровских прихвостней, и одураченных гебельсовской пропагандой сумели добраться до территории Рейха.164
Об этом потоке «беженцев» один из очевидцев тех событий вспоминал: «Караваны идут в темную даль, в неизвестность, идут не куда-нибудь, а «оттуда», уходят от большевиков. Сколько их? К чему они стремятся? Никто, в том числе и они сами, не смог бы ответить на эти вопросы. На глаз считалось, что их, вышедших за пределы родины, было от десяти до двенадцати миллионов человек».165
Вся эта людская масса, оказавшаяся на чужбине, нуждалась в «духовном окормлении». Именно поэтому, как пишет Иоанн (Шаховской), «...русские эмигрантские разделения и разномыслия отошли на второй план, когда Россия хлынула на наши берлинские улицы... Россия - к которой мы двадцать лет так стремились, встречи с которой так ждали - сама пришла к нам... Сколько юношей и девушек, взрослых, младенцев было нами в те дни в Германии исповедано, причащено, крещено, приобщено к Церкви. Какую глубокую веру и благодатную открытость вере мы нашли среди этой молодежи, родившейся после «Октября»!..».166
Несмотря на наплыв духовенства из России, от священников требовалась максимальная физическая отдача, чтобы причастить, исповедовать всех желающих. По воспоминанию владыки Иоанна, «...иногда до двух-трех десятков священников по разным углам храма начинали исповедовать говеющих... Причащались из двух-трех-четырех-пяти чаш, по полтора, по два часа. Очень часто в это время как раз происходили воздушные тревоги, и люди подходили к св. Причащению под ужасающий смертоносный грохот... После литургии начинались требы: крещения, по 30, по 40, иногда даже по 70, по 80, свадьбы, по 20, по 25. Потом бесчисленные «заочные отпевания»... После каждого воздушного налета авиации союзников ... священники вычитывали длинные списки новопреставленных рабов Божиих...».167
Тот же о. Иоанн, добившись от немецких властей разрешения на посещение офицерского лагеря военнопленных под Бад-Киссингеном, был приятно удивлен, когда хор советских офицеров смог без нот спеть литургию, а около половины пленных изъявили желание исповедоваться и причаститься.168
Немало сделал для русских бежавших с фашистами и «остовцев» настоятель берлинского кафедрального собора о. Адриан Рымаренко,. Бесконечные авианалеты делали жизнь в Берлине для многих просто невыносимой. Многие лишились крова над головой, да и лагеря для «остовцев» были зачастую разбомблены. В православных храмах было заведено, что если авианалет, начинался до возгласа - все спускались в бомбоубежище, если же служба уже началась то желающим (из числа прихожан) благословлялось уйти в бомбоубежище. Как пишет исследователь: «Чудо состояло в том, что русские православные церкви Берлина уцелели и остались живы те богомольцы, которые не захотели покинуть храм во время налета и уйти в бомбоубежище».169
Как вспоминает Иоанн (Шаховской): «В Германии мы видели не только ее грехи, но и то человечное, что было в ее христианах... Вспоминаю искренне-религиозного, раскаявшегося в протестантизме, уже в конце 30-х годов эсэсовца... вскоре перешедшего в Православие. Его особенно оттолкнуло от нацизма, когда он узнал, что фюрер слепо верит гороскопам и имеет при себе придворного составителя гороскопов...».170
Античеловечность гитлеровского режима побуждала некоторых чад Русской Православной Церкви, имевших ещё остатки совести, вступить на путь откровенной борьбы с ним. Наиболее известным примером здесь может служить член мюнхенского прихода РПЦ унтер-офицер Вермахта Александр Шморель. Не в силах примирить свою христианскую совесть с человеконенавистническим нацистским режимом, он вступил в подпольную группу «Белая Роза», где занимался распространением листовок, противопоставляющих христианские ценности нацистскому идоло-языческому варварству. А. Шморель был арестован гестапо 24.2.1943 г
Кроме «попечения об «остовцах»,военнопленных и беженцах, Церковь не могла оставить без окормления и зарождавшееся Русское Освободительное Движение. Генерал А. Власов сразу же нашел понимание у главы РПЦ митр. Анастасия (Грибановского)..173 Самым главным препятствием для создания РОА были, как уже отмечалось, страхи Гитлера, что она выйдет из-под контроля Берлина. Гитлер согласился на создание РОА уже тогда, когда война полыхала в самой Европе и не было места в России, на которое РОА могла бы опереться. Знаменитый Комитет Освобождения Народов России (КОНР) был собран в Праге только 14.11.1944 г.174 Создание КОНР было поддержано зарубежным духовенством. В речи митр. Анастасия это было выражено особенно ярко: «Это движение подлинно заслуживает названия Освободительного, ибо оно стремится не только освободить человечество от самого страшного ига, но человеческую душу от самого лютого гнета... Дорогие братья и сестры, объединимся же все вокруг этого нашего Национального Освободительного Движения, будем каждый подвизаться на своем пути и содействовать общему великому делу освобождения нашей Родины, пока не падет это страшное зло большевизма, пока не восстанет со своего одра наша измученная Россия и пока в ней не засияет новая благословенная заря жизни, исполненной свободы...».175 Надежды эти рассыпались под грохотом бомб и огнем пожарищ мая 1945-го...
Для миллионов русских предателей Вторая мировая война закончилась репатриацией в СССР, трибуналами, расстрелами, переводом из нацистских лагерей в советские и т.п. Многие представители православного духовенства разделили вместе с паствой эту участь. Попытки эмигрантской общественности уговорить священнослужителей бежать на Запад далеко не всегда заканчивались успешно.177 Те же, кто в силу различных причин сумел избежать репатриации в СССР, составили знаменитую «вторую волну» русской эмиграции

Церковный взгляд на Вторую Мировую Войну 1939-1945г
Если бы Патриарх Сергий (Страгородский) дожил до окончания Второй мировой войны - он смог бы увидеть, что эта война стала для Русской Церкви действительно «очистительной бурей». И дело здесь не в восстановленном патриаршестве (оно было восстановлено еще при нем), и не в отказе большевиков от старым методам борьбы с Церковью (на смену старых методов пришли новые), и даже не в без малого 10 тыс. храмов, которые были открыты под немецкой оккупацией
Вторая мировая война стала причиной «подлинного религиозного возрождения» на оккупированных немцами территориях. И дело здесь не в немцах, а в том, что благодаря этой оккупации, миллионы людей смогли снова присоединиться к Церкви Христовой. Несмотря на почти 25-летнее господство атеизма, «Россия преобразилась». Изучение этого процесса побуждает к серьезным размышлениям относительно места этой войны в русской истории, да и вообще в истории человечества. Духовный характер этой войны заключался в том, чтобы путем страданий, лишений, скорбей и в конечном итоге - воцерковления вернуть русский народ к вере и образу жизни, формировавшемуся под воздействием этой веры. И этот духовный характер Второй мировой войны сказался не только на России. Огромное количество православных воцерковленных людей - восточных рабочих, беженцев, военнопленных и участников Русского Освободительного Движения - образовало «вторую волну» русской эмиграции, расселившуюся в странах Европы, Южной Америки, США, Канаде, Австралии. Произошло не только «омоложение» русского Зарубежья, но и изменился его духовный облик: возникли новые православные приходы и монастыри, появились новые церковные издательства. События Второй мировой войны выявили новых одаренных пастырей, мирян-подвижников, которые преодолели страдания и лишения военного времени и принесли Свет Христова Учения в страны русского рассеяния.
Для Русской Церкви в самой России эта война стала своего рода «духовной передышкой», «живительным ветром», давшим Церкви возможность выстоять в последующие послевоенные десятилетия. Исследователям еще предстоит заняться этим периодом русского церковного возрождения, ибо, вопреки воле и расчетам «вождей», он состоялся как исторический факт. Нам еще предстоит узнать имена тех бесчисленных исповедников, которые не побоялись перспективы «расплаты» и отдали все свои силы возрождению веры на русской земле; как и имена тех, кто, по приказам своего фюрера, этому возрождению способствовал.
Вполне возможно, что еще не скоро выйдет полноценный научный труд, посвященный церковному "возрождению" на оккупированных Германией территориях. И препятствия, которые могут здесь возникнуть, отнюдь не религиозного плана. Церковное возрождение под немецкой оккупацией тесно связано с Русским Освободительным Движением, с Движением, генерала Власова, с которым очень трудно примириться тем людям, которые (пусть и со множеством оговорок) все еще воспринимают советское как «свое». Политическая ангажированность никогда не способствовала объективным историческим оценкам. И все-таки хотелось бы надеяться, что когда-нибудь хотя бы верующие люди сумеют увидеть во Второй мировой войне не только политический, но и духовный смысл...
Библиография
1. Александров К. Тайное оружие Вермахта // Посев. – 2001. - № 6. – С. 4 – 7.
2. Александр Шморель, распятая совесть немецкого народа // Православная Русь. – 2002. - № 2. – С. 12 - 13.
3. Андреев И. Краткий обзор истории Русской Церкви от революции до наших дней.-Джорданвилл: тип. Иова Почаевского, 1951. – 182 с.
4. Бенигсен Г. прот. Христос Победитель // Журнал Московской Патриархии. – 2001. - № 9. – С. 62 – 66.
5. Власов А. Последний миф // Посев. – 2001. - № 5. – С. 5 – 8.
6. Всемирная история: Вторая мировая война. Итоги Второй мировой войны. – М.: АСТ, Мн.: Харвест, 2001. – 512 с.
7. Голос Америки, 15.12.2001, религиозная страница.
8. Григорий (Граббе), еп. Русская Церковь перед лицом господствующего зла.- Джорданвилл: Свято - Троицкий монастырь, 1991. – 175 с.
9. Дробязко С. Казачьи части в составе Вермахта // Материалы по истории Русского Освободительного Движения (1941 – 1945 гг.): Вып. 1 / Под общ. ред. А.В. Окорокова. - М.: Грааль, 1997. – С.182 – 232.
10. Дудников В. Воспоминания старого казака о пережитом и размышления о настоящем // Материалы по истории Русского Освободительного Движения (1941 - 1945 гг.): Вып. 1 / Под общ. ред. А.В. Окорокова.- М.: Грааль, 1997. – С. 328 – 354.
11. Елецкая Т. Воспоминания дочери // Материалы по истории Русского Освободительного Движения (1941 - 1945 гг.): Вып. 1 / Под общ. ред. А.В. Окорокова.- М.: Грааль, 1997. – С.290 – 308.
12. Иоанн (Шаховской), архиеп. Избранное / Сост., авт. вступ. статьи Ю. Линник. – Петрозаводск: Святой остров, 1992. – 575 с.
13. Ильин И. Родина и мы. Статьи. Сост., вступ. ст. и коммент. Ю.Т. Лисицы. – Смоленск: Посох, 1995. – 512 с.
14. Казанцев А. Третья сила: Россия между нацизмом и коммунизмом. – М.: Посев, 1994. – 344 с.
15. Кирсанов Н., Дробязко С. Великая Отечественная война 1941 – 1945 гг.: Национальные и добровольческие формирования по разные стороны фронта // Отечественная история. – 2001. - № 6. – С. 60 – 75.
16. Коммунистический режим и народное сопротивление в России 1917 - 1991. М.: Посев, 1997. – 80 с.
17. Корнилов А. Преображение России. Монография. Н.Новгород: ИФ ННГУ, 2000. – 192 с.
18. Михайлов К. Несостоявшаяся реабилитация // Посев. – 2001. - № 6. – С. 11 – 14.
19. Назаров М. Тайна России. Историософия ХХ века. – М.: Русская идея, 1999. – 736 с.
20. Назаров М. Эмиграция и война // Грани. – 1991. - № 161. – С. 211 – 243.
21. Новые мученики Российские / Сост. протопресвитер М. Польский.-Репринт. изд. – М.: Светлячок, 1994. – Ч.1. – 304 с.
22. Окороков А. Казаки и Русское Освободительное Движение // Материалы по истории Русского Освободительного Движения (1941 - 1945 гг.): Вып. 1 / Под общ. ред. А.В. Окорокова. – М.: Грааль, 1997. – С. 232 – 259.
23. Окороков А. Комитет Освобождения Народов России // Материалы по истории Русского Освободительного Движения (1941 - 1945 гг.): Вып. 1 / Под общ. ред. А.В. Окорокова.- М.: Грааль, 1997. – С. 106 – 181.
24. Полчанинов Р. Воспоминания о. Георгия Тайлова о его работе в Псковской православной миссии 1941-1944 гг. // Православная жизнь. – 2001. - № 1. – С. 5 – 19.
25. Полчанинов Р. НТС во Пскове 1941-1943 // Посев. – 2001. - № 6. – С. 41 – 45.
26. Полчанинов Р. Псковское содружество молодежи при православной миссии // Православная жизнь. – 2001. - № 1. – С. 20 – 30.
27. Попов В. прот. Памяти отца Константина Шаховского // Журнал Московской Патриархии. – 2001. - № 9. – С. 66 – 70.
28. Поспеловский Д. История Русской Православной Церкви в ХХ веке. – М.: Республика, 1995. – 511 с.
29. Пушкарев С. Воспоминания историка 1905 – 1945. М.: Посев, 1999. – 113 с.
30. Раевская-Хьюз О. О Псковской Миссии // Журнал Московской Патриархии. – 2001. - № 9. – С. 58 – 62.
31. Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви 1917 – 1945. – М.: Крутицкое Патриаршее Подворье, 1996. – 632 с.
32. Русская Православная Церковь в советское время (1917 – 1991). Материалы и документы по истории отношений между государством и Церковью / Сост. Г. Штриккер. М.: Пропилеи, 1995. – 400 с.
33. Русланов И. Молодежь в русской истории.-Франкфурт-на-Майне: Посев,1972. – 142 с.
34. Самарин В. Фронт в тылу // Грани. – 1953. - № 18. – С. 118 – 129.
35. Синкевич В. Воспоминания о сталинской России и Второй мировой войне // Грани. – 1990. - № 158. – С.292 – 297.
36. Столыпин А. На службе России.-Франкфурт-на-Майне: Посев, 1986. – 303 с.
37. Тучина Н. Из новейшей истории Валаамского монастыря // Православная жизнь. – 1998. - № 5. – С.1 – 12.
38. Цурганов Ю. Народ и режим в 1941-м // Посев. – 1999. - № 10. – С.35 – 40.
39. Цыпин В., прот. История Русской Православной Церкви (1917 – 1990) – М.: Издательский дом «Хроника», 1994. – 255 с.
40. Цыпин В., прот. История Русской Церкви. – М.: Спасо-Преображенский Валаамский монастырь, 1997. - Кн. 9. – 831 с.
41. Цыпин В., прот. Православная Церковь на Украине в годы немецкой оккупации (1941 – 1944) // Ежегодная Богословская Конференция Православного Свято-Тихоновского Богословского Института: Материалы 1992 – 1996 гг. – М.: Издательство Православного Свято-Тихоновского Богословского Института, 1996. – С.381 – 397.
42. Шкаровский М. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. – М.: Крутицкое Патриаршее Подворье, 1999. – 400 с.
43. Штрик-Штрикфельдт В. Против Сталина и Гитлера. – М.: Посев, 1993. – 447 с.
44. Энциклопедия Третьего Рейха / Сост. С. Воропаев. – М.: Локид; Миф, 2000. – 592 с.
Список сокращений и аббревиатур
Абвер - Abwehr - военная разведка и контрразведка.
Вермахт - Wehrmacht - вооруженные силы Германии в 1935-45 гг.
Гестапо - Gestapo (Geheime Staatspolizei) - тайная государственная полиция.
ГУЛАГ - Главное управление лагерей.
КОНР - Комитет Освобождения Народов России.
НКВД - Народный Комиссариат Внутренних Дел СССР.
НСДАП - NSDAP - (National-Sozialistische Deutsche Arbeiterpartei) -Национал-социалистическая рабочая партия Германии.
НТС - Национально-Трудовой Союз.
ОКВ - OKW (Oberkommando der Wehrmacht) - Верховное командование вооруженных сил Германии.
ОКХ - OKH (Oberkommando des Heeres) - Верховное командование сухопутных сил.
ОУН - Организация Украинских Националистов.
РККА - Рабоче-Крестьянская Красная Армия.
РОА - Русская Освободительная Армия.
РПЦ - Русская Православная Церковь.
РПЦЗ - Русская Православная Церковь Заграницей.
РСХА - RSHA (Reichssicherheitshauptamt) - Главное управление имперской безопасности.
СД - SD (Sicherheitsdienst) - служба безопасности при СС.
СС - SS (Schutz-Staffeln) - охранные отряды нацистской партии.
http://www.ateism.ru/article.htm?no=1399
Qui quaerit, reperit
 
СофияДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 18.49.17 | Сообщение # 38
Группа: Друзья СГВ
Сообщений: 1066
Статус: Отсутствует
Nestor, Что вы знаете о "разведчиках в рясах"? Имеется в виду операция "Послушники".
 
СаняДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 18.51.53 | Сообщение # 39
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Псковская Православная Миссия как фактор церковного возрождения на временно оккупированных территориях Северо-Запада России в 1941-1944 гг. тема диссертации и автореферата по ВАК 09.00.13, кандидат исторических наук Обозный, Константин Петрович

Научная библиотека диссертаций и авторефератов disserCat
http://www.dissercat.com/content....AOwSkbq


Qui quaerit, reperit
 
NestorДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 20.50.35 | Сообщение # 40
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Цитата Саня ()
В одном лишь Минске, где к приходу немцев не было ни одной действующей церкви, спустя всего 3-4 месяца их открылось уже 7 и было крещено 22 тыс. детей.

По внешности производит впечатление правды, а на поверку сплошная ложь. Во-первых, и до революции в Минске имелось всего 3 действующих православных церкви, одна из которых при в/ч. Конечно, последнюю прикрыли, а в городском соборе устроили тарное производство. Но третья церковь продолжала действовать, ее не закрывали. Кроме того, на совершенно законных основаниях официально действовали молитвенные дома.
Далее. Город оккупируют немцы. Собор оказался находившимся прямо впритык к гетто. Возможно, в нем разместили пленных. Иных данных о нем за период до декабря нет. И только с декабря в нем разрешили возобновить службу. В период до декабря в рейхе была организована профашистская Белорусская автокефальная церковь, оттуда привезли "варягов", которые и стали вести службы. Что же касается минских священников, остававшихся верными РПЦ, то данные о них отсутствуют.
Короче, оккупанты фактически просто сменили священнослужителей на своих ставленников, которых привезли из эмиграции.
Что же касается большого числа крещений, то они свидетельствуют не о массовом обращении в православие, а абсолютно о другом. Советские органы регистрации актов гражданского состояния были ликвидированы, светские при оккупации не были созданы. Постольку никаких других способов регистрации рождений, кроме крещений, практически во время оккупации не оставалось. А свидетельство о рождении, выписанное светскими или религиозными институтами, документ очень важный в жизни. На основании его производятся очень многие важные вещи - выписываются паспорта и мн. др. т. п.
Кроме того, до войны в Минске жило 40% евреев. И свидетельство о крещении ребенка, рожденного еврейкой, практически просто спасало жизнь. Крестились также и взрослые евреи с теми же целями.
Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Вторник, 08 Сентября 2015, 20.55.21
 
NestorДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 21.06.28 | Сообщение # 41
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Цитата Саня ()
8.4.1944 года по дороге из Вильнюса в Каунас экзарх Сергий и сопровождавшие его лица были ликвидированы неизвестными. По показаниям местных жителей, нападавшие были одеты в немецкую военную форму. Немцы заявили, что убийство митрополита было организовано советскими партизанами. Советская пропаганда приписала это убийство нацистам.

Среди лиц, сопровождавших экзарха и казненных вместе с ним, был, между прочим, командир одной из зондеркоманд. Антисоветская пропаганда это обстоятельство замалчивает.
Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Вторник, 08 Сентября 2015, 21.08.12
 
NestorДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 21.18.03 | Сообщение # 42
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Цитата Саня ()
Довольно часто солдаты и офицеры Вермахта демонстрировали искреннее дружелюбие и симпатии к народу, страдавшему в течение двух десятилетий под властью большевиков. В церковном вопросе такое отношение выливалось во всестороннюю поддержку восстановления церковной жизни.
Военные не только охотно поддерживали инициативы местного населения по открытию приходов, но и оказывали различную помощь в виде денежных средств и стройматериалов для восстановления разрушенных храмов. Сохранилось немало свидетельств и того, что немецкие военные сами проявляли инициативу по открытию церквей на подконтрольных им территориях и даже приказывали это делать.

Это, конечно, перлы. Во-первых, ни одного документа о выделении оккупантами денежных средств на восстановление церквей не обнародовано. Насчет выделения, получается, либо голословное утверждение, либо ложь. Во-вторых, православное возрождение по приказам оккупационных властей - это нечто! Умри, Аркадий, лучше не скажешь.
Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Вторник, 08 Сентября 2015, 21.18.37
 
NestorДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 21.39.02 | Сообщение # 43
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Цитата Саня ()
Сразу после занятия Смоленска немецкой армией в чудом уцелевшем кафедральном соборе начались богослужения. ... Недостаток священнослужителей побудил еп. Смоленского и Брянского Стефана (Севбо) организовать в Смоленске пастырские курсы, выпустившие за первые 7 месяцев своего существования 40 священников.120

Что касается Смоленска. Прежде всего адресую к воспоминаниям Гудериана. Там описаны обстоятельства, при которых богослужения начались на следующий день после оккупации - по его непосредственному приказу, вообще городской собор он взял под свое личное покровительство. А со смоленскими попами дело обстояло так. Как я уже писал и повторяется в тексте Сидоренко, в первый же день войны глава РПЦ Сергий выступил с пастырским обращением. Оно было размножено в виде листовок нашими военными политорганами и Штабом партизанского движения, сбрасывалось с самолетов во вражеский тыл, доставлялось в партизанские отряды крупными партиями. В руках у немцев оказалось их большое число. Дальше гестапо произвело в Смоленске и в его окрестностях следующую операцию. По почтовым ящикам попов разнесли 50 листовок. Проследили, когда их оттуда доставали и задержали, соответственно 50 священников. Продержали их в заключении месяц, добиваясь получения от них подписки о сотрудничестве, которую в итоге выбили. В данных гестапо сведений об отказавшихся дать подписку среди арестованных нет. Может быть, такие были, может, нет, не знаю. После получения подписки попов выпустили и разрешили им вести службу.
Но. Как раз тогда оккупантами главой смоленской епархии был назначен клирик Белорусской автокефальной церкви Стефан. Простая арифметика показывает, что, несмотря на дачу подписки, смоленские попы объявили ему бойкот, служить антихристам фактически отказались. Поэтому-то потребовалось готовить на учрежденных оккупантами пастырских курсах 40 священников из мирян.
Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Вторник, 08 Сентября 2015, 21.42.45
 
NestorДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 21.47.25 | Сообщение # 44
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Цитата София ()
Nestor, Что вы знаете о "разведчиках в рясах"? Имеется в виду операция "Послушники".

Темная история. Отделить вымысел от реальности в ней сложно. Поэтому высказываться о ней воздержусь.
Будьте здоровы!
 
СаняДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 21.53.18 | Сообщение # 45
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Цитата Nestor ()
Советские органы регистрации актов гражданского состояния были ликвидированы, светские при оккупации не были созданы. Постольку никаких других способов регистрации рождений, кроме крещений, практически во время оккупации не оставалось. А свидетельство о рождении, выписанное светскими или религиозными институтами, документ очень важный в жизни. На основании его производятся очень многие важные вещи - выписываются паспорта и мн. др. т. п.
Кроме того, до войны в Минске жило 40% евреев. И свидетельство о крещении ребенка, рожденного еврейкой, практически просто спасало жизнь. Крестились также и взрослые евреи с теми же целями.


Логично вполне.
Qui quaerit, reperit
 
NestorДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 21.54.18 | Сообщение # 46
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Цитата Саня ()
В частности, с разрешения Вермахта, были организованы радиопередачи на религиозные темы. Задачу эту взяла на себя группа смоленской интеллигенции, объединившейся вокруг кафедрального собора. Этот же кружок занимался самым разнообразным «просветительством». Так, например, ими был издан молитвослов тиражом в 15 тыс. экземпляров, организованы две передвижные библиотеки духовной литературы, а также духовные концерты на радио и площадках. Успехи этого кружка были столь впечатляющими, что 25.3.1943 г. он был преобразован в Смоленский епархиальный комитет «по нравственному просвещению» под председательством преосвященного Стефана, епископа Смоленского и Брянского.

Это те самые лица, которые на их собрании приняли печально известный Смоленский манифест, в литературе именуемый также манифестом Власова, или КОНР.
Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Вторник, 08 Сентября 2015, 21.55.18
 
NestorДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 21.57.19 | Сообщение # 47
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Цитата Саня ()
Как вспоминает Иоанн (Шаховской): «В Германии мы видели не только ее грехи, но и то человечное, что было в ее христианах... Вспоминаю искренне-религиозного, раскаявшегося в протестантизме, уже в конце 30-х годов эсэсовца... вскоре перешедшего в Православие. Его особенно оттолкнуло от нацизма, когда он узнал, что фюрер слепо верит гороскопам и имеет при себе придворного составителя гороскопов...».

О да. Православный эсэсовец уже не людоед, поскольку перешел в правильную веру.
Будьте здоровы!
 
NestorДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 22.02.55 | Сообщение # 48
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Цитата Саня ()
Немало сделал для русских бежавших с фашистами и «остовцев» настоятель берлинского кафедрального собора о. Адриан Рымаренко,. Бесконечные авианалеты делали жизнь в Берлине для многих просто невыносимой. Многие лишились крова над головой, да и лагеря для «остовцев» были зачастую разбомблены. В православных храмах было заведено, что если авианалет, начинался до возгласа - все спускались в бомбоубежище, если же служба уже началась то желающим (из числа прихожан) благословлялось уйти в бомбоубежище. Как пишет исследователь: «Чудо состояло в том, что русские православные церкви Берлина уцелели и остались живы те богомольцы, которые не захотели покинуть храм во время налета и уйти в бомбоубежище».

Такое действительно было не только в Берлине, но и во многих других немецких городах. Не уверен, что остарбайтерам дозволялось свободно разгуливать по улицам столицы рейха. Что же касается других городов, особенно маленьких, то посещение православных богослужений в церквях для остарбайтеров было едва ли не единственной возможностью просто выйти за пределы лагерей без охраны и пообщаться с земляками из других лагерей, расположенных там же. Поэтому ее не упускали и активно ее использовали.
Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Вторник, 08 Сентября 2015, 22.04.53
 
СофияДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 22.08.26 | Сообщение # 49
Группа: Друзья СГВ
Сообщений: 1066
Статус: Отсутствует
Цитата Nestor ()
Темная история. Отделить вымысел от реальности в ней сложно.

Это правда. Давно как-то попала на программу. Смотрела не с начала, но впечатление было странное. Вставили кадры из фильма "Поп". Получилось, что митрополит Сергий Воскресенский был настоящим патриотом и гением дипломатии. Ни вашим, ни нашим, а просто за народ. "Между молотом и наковальней". Если говорить грубо, то при просмотре было ощущение, что между Гитлером и Сталиным поставили знак равенства.

http://trueinform.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=16505

Сообщение отредактировал София - Вторник, 08 Сентября 2015, 22.10.42
 
NestorДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 22.26.08 | Сообщение # 50
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Цитата Саня ()
Для миллионов русских предателей Вторая мировая война закончилась репатриацией в СССР, трибуналами, расстрелами

Бред лягушачий. По самым предвзятым расширительным оценкам миллионов предателей далеко не набирается, далеко не достигает 2 млн. Из них по самым расширительным оценкам было репрессировано 140 тыс., казнено из них, соответственно, еще меньше.
Опять мириады расстрелянных НКВД по пятьдесят раз кряду каждый день и прочая лабуда...
Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Вторник, 08 Сентября 2015, 22.26.45
 
ГеннадийДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 22.35.00 | Сообщение # 51
Группа: Модератор
Сообщений: 26523
Статус: Отсутствует
Цитата Nestor ()
Что же касается других городов, особенно маленьких, то посещение православных богослужений в церквях для остарбайтеров

А сколько в рейхе было православных церквей?:
Ну и: большинство остарбайтеров были уже подростками неверующими.
С уважением,
Геннадий
Буду благодарен за информацию о побегах советских военнопленных
Suche alles über Fluchtversuche von russischen Kriegsgefangenen.
 
СаняДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 22.50.11 | Сообщение # 52
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
В конце 1942 — первой половине 1943 г. немецкие органы власти особенно активно отвергали любую возможность присутствия восточных рабочих на богослужениях в православных храмах. В сообщении шефа полиции безопасности и СД от 14 января 1943 г., в частности, говорилось о запрещении посещать церковь и кино «остовкам», работавшим вне лагеря в домашнем хозяйстве[611]. В апреле 1943 г. перед Пасхой власти второй раз потребовали от митрополита Серафима, чтобы он запретил восточным рабочим посещать православные церкви. Владыка снова ответил отказом: «Я архиерей, и моей обязанностью является призывать всех православных людей ходить в церкви. Поэтому я не могу запрещать кому-либо приходить и участвовать в богослужении. Если вы считаете это недопустимым, поставьте ваших сторожей, которые будут не допускать в наши церкви остарбайтеров. Против этого я делать ничего не могу». Но германские власти не решились на такой шаг. Зная, что аналогичные требования будут предъявлены и к настоятелям приходов, и не имея возможности дать им распоряжение не повиноваться в этом случае властям, митр. Серафим нашел выход в том, что поместил в своем епархиальном журнале описание этого случая, надеясь, что приходские священники сделают правильный вывод. Так оно и было[612].

Подобные требования действительно оказались предъявлены ряду настоятелей. Так, приходский совет Николаевской церкви Мюнхена 29 апреля 1943 г. заслушал доклад игумена Александра (Ловчего) о его вызове в гестапо и объявлении там под расписку, что рабочим с пометкой «OST» не разрешается посещать богослужений, совершаемых в храме. После обсуждения вопроса совет постановил довести до сведения восточных рабочих, что по распоряжению местных властей богослужения для них будут совершаться в лагерях, а также просить митрополита принять все зависящие от него меры по удовлетворению духовных нужд рабочих, прибывших с Востока[613].

О таком же инциденте, имевшем место примерно в это время, писал в своих воспоминаниях и архимандрит Иоанн (Шаховской):

«Гестапо, испуганное этим начавшимся наплывом в наш храм „остовцев“, привезенных в лагеря Берлина, захотело, чтобы я вывесил у храма объявление о том, что в мою церковь воспрещается вход людям с „Востока“. Я сказал чиновнику гестапо, что Церковь Христова зовет к себе людей, а не отталкивает их. Но позже мне пришлось запрещать молодежи русской в праздничные дни Церкви, совпадавшие с рабочими днями, перескакивать через ограду лагеря и уходить в храм. Как ни радостно было видеть такой героизм, я категорически запрещал его, ради физического сохранения этих горячих верой людей»[614].

Наряду с усилением запретов на посещение восточными рабочими богослужений вне лагерей, в конце 1942 г. немецкие ведомства впервые стали задумываться о необходимости сделать некоторые уступки. Неуклонное стремление к вере миллионов вывезенных в Германию русских людей заставляло нацистские власти начать отступление от своих первоначальных установок, и чем дальше, тем больше. В циркуляре генерального уполномоченного по использованию рабочей силы от 30 декабря 1942 г. говорилось, что для повышения удовлетворения от работы у восточных рабочих, как и ввиду ожидаемых благоприятных пропагандистских последствий при дальнейшем наборе рабочих, желательно, чтобы предприятия предоставили остарбайтерам 7 и 14 января (Рождество и Новый год по «русскому календарю») свободное время после обеда. Генеральный уполномоченный также писал о возможности устройства в эти дни богослужений при соблюдении общих определений рейхсфюрера СС и шефа германской полиции, то есть без привлечения православных священников извне[615].

Этот циркуляр оказал лишь частичное воздействие. В сообщении ведомства шефа полиции безопасности и СД от 28 января 1943 г. отмечалось, что впервые почти во всех лагерях восточных рабочих были проведены праздничные вечера 24 декабря — в Рождество по григорианскому календарю, но лишь некоторые руководители производств дали возможность отпраздновать Рождество 7 января, большинство из них оказалось против этого. Ничего в сообщении не говорилось и о проведении православных богослужений[616].

Еще больше внимания генеральный уполномоченный по использованию рабочей силы в своем циркуляре от 16 апреля уделил устройству «русской Пасхи», которая совпадала в 1943 г. с «немецкой Пасхой»: «Всячески содействовать проведению лагерного праздника своими силами. При этом речь идет главным образом о пении, танцах, музыке, спорте и др. мероприятиях». В документе заметно явное стремление отодвинуть религиозную сущность праздника на задний план. Но позволялось на прежних основаниях устраивать в лагерях богослужения, «насколько такое желание будет выражено восточными рабочими и для этого имеются возможности. При этом необходимо извещать соответствующие органы государственной полиции»[617].

Затянувшаяся война и все большее увеличение роли, которую играло в германской экономике использование труда иностранных рабочих, заставляли идти на дальнейшие уступки. По предложению министра пропаганды Геббельса 15 апреля 1943 г. на заседании «рабочего кружка» РСХА по разработке связанных с иностранцами вопросов была обсуждена и принята «Инструкция об общих принципах обращения с трудящейся в рейхе иностранной рабочей силой». 20 апреля шеф полиции безопасности и СД Кальтенбруннер разослал циркуляр о необходимости всем ведомствам следовать правилам, изложенным в инструкции[618].

В итоге состоялось отсутствовавшее ранее узаконение некоторых прав иностранных рабочих. Но запрет на окормление восточных рабочих священниками Германской епархии по-прежнему остался в силе. Причем по сравнению с первоначальным проектом от 10 марта окончательный вариант инструкции был ужесточен[619]. Тогда национал-социалисты еще считали возможным обойтись вообще без священников — лишь силами мирян-проповедников.

Массовое посещение праздничных богослужений восточными рабочими в православных храмах Германии, несмотря на все запреты, заставило немецкие учреждения приступить к выполнению плана подготовки проповедников для большого числа лагерей. Поскольку священников-беженцев из оккупированных восточных областей в 1943 г. в рейхе еще почти не было, то за помощью в образовании мирян пришлось обратиться к митрополиту Серафиму. 18 сентября шеф внешней службы уполномоченного по рабочей силе из оккупированных восточных областей Миллер заключил с митрополитом соглашение о процессе подготовки проповедников: «В качестве обучающих назначить священника Александра Грипп-Киселева и священника Пауля Гёкке… Отдельный учебный курс ограничивается периодом в 14 дней, образование осуществляется вышеназванными священниками, использование участников учебного курса в качестве мирян-проповедников может быть осуществлено в соответствии с планами митрополита Серафима. Во время учебной деятельности оба вышеназванных священника будут оплачиваться Восточным министерством. Если окажется, что среди предложенных в священники восточных рабочих найдутся такие, которые имеют необходимую подготовку, они будут представлены митрополиту Серафиму и рукоположены им во священники… Оба вышеназванных преподавателя, пока не имеется рукоположенных священников из числа восточных рабочих, совершают крещения, отпевания и др. церковные обряды»[620].

Заключение этого соглашения было первой крупной победой митрополита. Курсы по обучению проповедников некоторое время функционировали и, судя по воспоминаниям протоиерея А. Киселева, в деле их создания ему даже оказал помощь заведующий Нюрнбергским районом офицер СС[621]. Владыка Серафим не только не препятствовал посещению восточными рабочими храмов епархии, но и активно способствовал этому. По свидетельству берлинского корреспондента русской газеты «Голос Крыма», кафедральный собор в пасхальные дни был заполнен остовцами так, «что иголке негде упасть»[622]. А в сентябре митрополит издал распоряжение, чтобы о восточных рабочих было установлено специальное прошение на великой ектении: «Да Господь Милосердный охранит святым своим покровом всех наших братьев и сестер на чужбине на работах сущих»[6

http://www.litmir.co/br/?b=176279&p=71

Михаил Витальевич Шкаровский
Крест и свастика
Нацистская Германия и Православная Церковь
http://www.litmir.co/br/?b=176279&p=1
Qui quaerit, reperit
 
NestorДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 22.59.34 | Сообщение # 53
Группа: Эксперт
Сообщений: 25600
Статус: Отсутствует
Цитата Геннадий_ ()
А сколько в рейхе было православных церквей?:
Ну и: большинство остарбайтеров были уже подростками неверующими.

По мемуарам мне попадалось, что службы велись обычно в городских кирхах, поскольку православных церквей было очень мало, почти все в крайне восточной части рейха, а действительные обстоятельства и мотивы участия неверующих подростков в этих мероприятиях я изложил.
Будьте здоровы!

Сообщение отредактировал Nestor - Вторник, 08 Сентября 2015, 23.01.48
 
СаняДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 23.05.00 | Сообщение # 54
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Цитата Геннадий_ ()
А сколько в рейхе было православных церквей?:


Православные общины в Германии и попытки их унификации в 1933–1941 гг.

Первые православные русские приходы появились в Германии в 1710-е гг. К началу Первой мировой войны Русская Церковь обладала в этой стране значительной собственностью — около 36 храмов, домов и земельных участков. Однако численность православных верующих оставалась небольшой. Ситуация изменилась после Октябрьской революции 1917 г. и окончания Гражданской войны в России. Пределы страны покинуло около 2 млн представителей белой эмиграции, не смирившихся с победой советской власти. Из них более двухсот тысяч к началу 1920-х гг. поселилось в Германии. Затем, главным образом по экономическим соображениям, большая часть переехала в другие страны. В 1935 г., по данным гестапо, русская эмиграция в Третьем рейхе насчитывала около 80 тыс., а по сведениям Министерства церковных дел в 1936 г. — примерно 100 тыс. человек[102]. Такое количество эмигрантов способствовало значительной активизации церковной жизни. Правда, численность русской православной общины была гораздо меньше. Берлинский епископ Тихон (Лященко) писал в 1933 г. о 23 700 прихожанах Русской Церкви в Германии. Согласно же данным Статистической рейхсслужбы, на 16 июня 1933 г. в стране числилось 13 023 православных, а в 1937 г. — 13 036[103]. Вероятно, не все эмигранты, в том числе считавшие себя верующими, были зарегистрированы в качестве членов приходов.

Эти православные общины не имели единого управления и принадлежали к трем юрисдикциям, к началу 1930-х гг. возникшим вместо прежде единой Русской Церкви: Московский Патриархат, Русская Православная Церковь за рубежом (РПЦЗ) с центром в югославском городе Сремские Карловцы (карловчане) и Временный экзархат Вселенского Патриарха на территории Европы с центром в Париже, который возглавлял митрополит Евлогий (Георгиевский) (евлогиане). Единственная община Московского Патриархата в Берлине существовала с 1931 г. до смерти ее настоятеля прот. Григория Прозорова в 1942 г., насчитывала всего 50 человек и не привлекала особого внимания германских ведомств[104].

Постановлением Архиерейского Синода РПЦЗ от 1 июля 1926 г. территория Германии была выделена в самостоятельную епархию, и ее епископом с титулом Берлинского и Германского был назначен Тихон (Лященко). К 1935 г. в стране имелось 4 карловацких прихода. Но евлогианских было гораздо больше — 9 приходов, имевших статус «зарегистрированных объединений» со времен Веймарской республики, и 4 незарегистрированные общины

http://www.litmir.co/br/?b=176279&p=15

Решающее значение для перехода большинства евлогианских общин в карловацкую юрисдикцию имел принятый 25 февраля 1938 г. «Закон о землевладении Русской Православной Церкви в Германии». Он был разработан чиновниками РКМ и подписан рейхсканцлером Адольфом Гитлером. Согласно закону государственная инстанция получала право распоряжаться собственностью Русской Церкви в Третьем рейхе и на присоединенных к нему территориях: «Рейхсминистр церковных дел в связи с этим может регулировать отношения собственности на эти земельные участки, а также образ и объем пользования с правообязующей силой и разрешать конфликты из-за этой земельной собственности без использования обычного процессуального порядка»[137].

На основании изданного закона епархии РПЦЗ были переданы в собственность здания церквей и другая, ранее находившаяся в пользовании епархии митр. Евлогия недвижимость в Баден-Бадене, Бад Эмсе, Дармштадте, Штутгарте и Висбадене. Это, несомненно, повлияло и на формальное присоединение общин. Распоряжением Керла от 5 мая 1939 г. указанный закон был распространен на Судеты и Дрезден. Евлогианская община в этом городе лишилась своей церкви и была вынуждена перейти в епархию РПЦЗ. В Судетах епархии передали 3 храма — в Карлсбаде, Мариенбаде и Франценсбаде, которые считались в юрисдикции митр. Евлогия, но не имели собственных приходов
Qui quaerit, reperit
 
ГеннадийДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 23.05.59 | Сообщение # 55
Группа: Модератор
Сообщений: 26523
Статус: Отсутствует
Цитата Nestor ()
Цитата Геннадий_ ()
А сколько в рейхе было православных церквей?:
Ну и: большинство остарбайтеров были уже подростками неверующими.

По мемуарам мне попадалось, что службы велись в городских кирхах, а действительные обстоятельства и мотивы участия неверующих подростков

Мой отец ничего не вспоминал о церковных праздниках в Германии с мая 43-го по апрель 45-го. Правда, и был он в местечке Кляйн-Гафрон (ныне Гафроны Малы), где церквей вообще не было.
А вот с военнопленными нашими, которые работали рядом, остовцы общались.
С уважением,
Геннадий
Буду благодарен за информацию о побегах советских военнопленных
Suche alles über Fluchtversuche von russischen Kriegsgefangenen.
 
СаняДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 23.21.00 | Сообщение # 56
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Русская Церковь в планах нацистов в период войны с СССР, 1941–1945 гг.

1

Формирование нацистской церковной политики на Востоке и ее колебания в ходе войны

Предпринимая нападение на СССР, нацисты рассчитывали активно использовать религию в своих целях. Они уже имели богатый опыт проведения подобной политики как в Германии, так и на захваченных ими территориях в Европе.

Методы и практика нацистской церковной политики были перенесены и на религиозные организации в СССР. Кроме того, эта политика здесь определялась в значительной степени общим отношением к славянам и к русским в частности. Уже вскоре после начала войны с СССР — 22–23 сентября 1941 г. в Берлине состоялось совещание ведавших церковными делами служащих государственной полиции. В ходе него группенляйтеры Главного управления имперской безопасности (РСХА) зачитали 10 докладов, содержащих указания о направлении дальнейшей деятельности. Среди докладов были следующие: «Мероприятия полиции безопасности по подавлению политических Церквей и сект», «Служебно-информационные задачи в борьбе против политического католицизма в рейхе», а также «Проблематика Восточных Церквей и служебно-информационные выводы». В последнем говорилось: «В результате наступления германских войск на Балканах и Востоке для нас очень остро встала проблема Православных Церквей… Большая часть членов Православной Церкви находится на территории Советского Союза. С течением времени эта Церковь была инфицирована большевизмом, так что о восстановлении Германией Церквей в завоеванном восточном пространстве не может быть и речи». В конце доклада были поставлены две задачи: 1. «Поддержка Церквей меньшинства» в ущерб более сильным. В частности, в Хорватии, где «по побуждению Римской Церкви был убит ряд православных священников», поддержка именно православных. Причем подчеркивалось, что «это происшествие необходимо использовать, чтобы настраивать друг против друга отдельные группы»; 2. «Внедрение в эти группы достаточной сети агентов, чтобы своевременно получать информацию обо всех политических течениях и не допускать слишком сильного роста влияния этих групп меньшинства»[248].

В рамках единой нацистской политики по отношению к Русской Православной Церкви существовало несколько различных подходов. Об этом уже писали проф. Д. Поспеловский и американский историк X. Фаерсайд: Гитлер считал всех славян низшей расой и рассматривал их как будущих рабов; назначенный главой Рейхсминистерства занятых восточных территорий А. Розенберг стремился привлечь на сторону Германии национальные меньшинства России, обещая им независимость и отождествляя русский народ с коммунистической идеологией и террором; верховное командование вермахта выступало за создание «союзных» русских воинских частей (что привело к формированию власовских дивизий и казачьих соединений) и поэтому было против афиширования планов будущего расчленения России и т. д.

http://www.litmir.co/br/?b=176279&p=31

Данное утверждение нуждается в серьезном уточнении. Существовала целая группа факторов, определявших позицию германских ведомств в церковной политике на Востоке: пропагандистский, идеологический, внутригерманский, военный (ситуация на Восточном фронте), международный, внутрироссийский (положение на оккупированных территориях) и советский (влияние религиозной политики руководства СССР). Каждый из указанных факторов по-разному воздействовал на различные ведомства, заставляя их с течением времени в большей или меньшей степени корректировать свою позицию. Наибольшие изменения в ходе войны претерпела в этом плане деятельность РМО, которое со временем пошло на некоторые уступки Православной Церкви.

Существовало несколько германских государственных организаций, занимавшихся делами Русской Церкви. По степени жесткости их позиций они распределялись следующим образом: самую мягкую занимало Рейхсминистерство церковных дел (РКМ), далее следовало Верховное командование армии (ОКХ) и военная администрация в России, затем РМО, значительно большей жесткостью отличалось РСХА и уже открыто враждебной была позиция партийного руководства в лице самого А. Гитлера и руководителя Партийной канцелярии М. Бормана.

Необходимо более подробно охарактеризовать каждое из этих ведомств. Рейхсминистерство церковных дел и в 1941–1945 гг. отчасти пыталось продолжать по традиции прежнее довоенное благожелательное отношение к РПЗЦ, но его практически полностью отстранили от всяких дел на оккупированной территории СССР. Министерство лишь получало скудную информацию и в отдельных случаях высказывало свое мнение. Ни о какой открытой лояльности к русскому православию теперь и речи быть не могло.

Церковными делами в прифронтовой полосе (на практике почти на всех занятых русских и отчасти украинских территориях) занималась военная администрация в лице командующих тыловыми областями групп армий «Север», «Центр» и «Юг». Последняя в июле 1942 г. была поделена на «А» и «В», которую в феврале 1943 г. переименовали в «Дон», а затем снова в «Юг». Непосредственно же к решению религиозных проблем были причастны руководящие отделы и отделы пропаганды при командующих, а на местах полевые и постоянные коменданты. Кроме того, существовали территориальные командующие в областях, управляемых гражданской администрацией, которые, правда, имели гораздо меньшее значение: командующие вермахтом в «Остланде» (с 25 июля 1941 г.), на Украине (с 1 сентября 1941 г.) и в Белоруссии (с 18 апреля 1943 г.) В своей зоне управления военная администрация старалась не провоцировать лишних конфликтов с гражданским населением, усиливавших антигерманские настроения и различные формы сопротивления. Поэтому и деятельности православного духовенства открыто не препятствовали. Неслучайно единственная разрешенная на оккупированной территории СССР Духовная миссия Русской Церкви — Псковская — существовала в тыловой области группы армии «Север».

Идеолог Национал-социалистической германской рабочей партии (НСДАП) Альфред Розенберг, непосредственно занимавшийся в ней церковными вопросами и враждебно настроенный к христианству (особенно к католицизму)[250], в первые годы Второй мировой войны был руководителем внешнеполитической службы НСДАП. Он происходил из прибалтийских немцев, в 1910-е гг. учился в Москве и служил в русской армии. 31 марта 1941 г., готовясь к войне с СССР, Гитлер назначил его руководителем новой «Политической службы Востока», переименованной 20 апреля 1941 г. в «Центральный отдел разработки восточных вопросов». С опубликованием указа фюрера об управлении занятыми восточными территориями от 17 июля 1941 г. была определена передача управления этих земель, как только они окажутся «умиротворены», от военной к гражданской администрации и рейхсляйтер Розенберг назначен рейхсминистром новых территорий.

Аппарат созданного РМО состоял из 4 главных отделов, из которых наибольшее значение имел политический. Он должен был разрабатывать общую направляющую политическую линию министерства. Правда, на практике его компетентность была сильно ограничена вмешательством других органов власти рейха и стремлением к независимости назначенных вскоре рейхскомиссаров, которые часто не обращали внимания на указы РМО. Именно в главный отдел политики, возглавляемый Г. Лейббрандтом, и входил отдел культурной политики, в свою очередь состоявший из 8 групп, в том числе группы религиозной политики. В 1941–1945 гг. ее бессменно возглавлял Карл Розенфельдер, лично занимавшийся составлением большинства циркулярных документов относительно Русской Церкви. Приказом от 10 августа 1943 г. главный отдел политики был преобразован в руководящий штаб политики, а его начальником назначен руководитель главной службы СС Бергер. Но в составе этого подразделения сохранилась руководящая группа вопросов культуры, в которую по-прежнему входила группа религиозной политики.

Управляемая РМО территория была поделена на рейхскомиссариаты, те в свою очередь на генерал-бецирки (округа), а последние на крейсгебиты (районы). Указом от 17 апреля 1941 г. из советских прибалтийских республик, а также новообразованной Белоруссии был создан рейхскомиссариат «Остланд» (РКО) во главе с Хинрихом Лозе (ранее гауляйтером земли Шлезвиг-Гольштейн). 20 августа 1941 г. приказом Гитлера из части территории Украинской ССР был образован рейхскомиссариат «Украина» (РКУ), а 1 сентября его руководителем назначили гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха. «Остланд» состоял из 4 генерал-бецирков. РКУ же в 1941 г. — также из 4, а в 1942 г. оказался расширен до 6. Ими управляли генерал-комиссары, получившие на практике, как и рейхскомиссары, значительную самостоятельность. Поэтому религиозная политика в различных рейхскомиссариатах и даже генерал-бецирках при общей единой линии порой заметно отличалась. В целом в «Остланде» она была менее жесткой, чем на Украине.

Следует отметить, что практически сразу после создания гражданского управления на оккупированной части СССР начала проводиться политика различных ограничений сферы его компетентности. Так, уже приказом Гитлера о полицейской безопасности новых занятых восточных территорий от 17 июля 1941 г., рейхсфюреру СС и шефу германской полиции Генриху Гиммлеру было поручено ведение ими в своей сфере. Таким образом, РСХА и входивший в группу IVB службы IV «церковный» реферат IV ВЗ распространили область своей деятельности далеко на Восток. С 4 февраля 1944 г. после реорганизации гестапо религиозными делами в РСХА занимался фахреферат IV A4, входивший в группу IVA службы IV. Возглавлял эту работу штурмбаннфюрер СС Нейгауз.

В оперативном отношении РСХА подчинялись командующие полиции безопасности и СД «Остланда» и «Украины». Формально они входили в штабы рейхскомиссаров, а подведомственные им органы полиции в подразделения генерал- и гебитскомиссаров, однако органы гражданской администрации не имели права возражения генеральным распоряжениям РСХА. Если представители этого ведомства и делали при своей фактической враждебности очень редкие и малозначительные уступки в пользу Русской Церкви, то только в случае крайней необходимости, под давлением международного, пропагандистского или военного факторов. Именно в РСХА созревали планы ликвидации православия после окончания войны.

Особая нетерпимость по отношению к Церкви была характерна для высшего руководства НСДАП. А важнейшие директивы относительно религиозной политики на Востоке, хотя и готовились представителями различных органов власти, исходили в конечном счете именно от него и, в частности, лично от А. Гитлера. Кроме того, и руководитель Партийной канцелярии Мартин Борман постоянно стремился самым активным образом участвовать в подготовке и принятии этих директив. Из сотрудников его ведомства делами Церквей, в том числе Русской, непосредственно занимался берейхсляйтер Шмидт-Рёмер.

Первые циркуляры относительно религиозной политики на Востоке появились еще за месяц-полтора до начала войны с СССР. В процессе непосредственной подготовки к ней некоторые германские ведомства попытались наметить свой подход к этой немаловажной проблеме. И уже в это время ярко проявились отмеченные выше особенности их позиций. Так, в приложении к указу шефа Верховного командования вермахта (ОКВ) Кейтеля от 19 мая 1941 г. «Образ действия германских воинских частей в Советском Союзе» ничего не говорилось о каких-либо стеснениях и ограничениях церковной жизни: «Большая часть русского населения, особенно обнищавшее от большевистской системы сельское население, внутренне отрицательно относится к большевизму. В небольшевистских русских людях национальное сознание связано с глубоким религиозным чувством. Радость и благодарность за освобождение от большевизма часто будет находить выражение в церковной форме. Не следует препятствовать или мешать благодарственным богослужениям или процессиям»

В тексте указа хорошо просматриваются иллюзии германского командования, которому казалось, что будущая война должна обострить противоречия между Русской Церковью и советским государством, предоставив духовенству и мирянам возможность свести счеты с богоборческой властью (как известно, эти расчеты не оправдались, складывавшиеся веками национальные и патриотические традиции русского православия оказались сильнее обид и предубеждений; несмотря на духовную несвободу, гонения на них, верующие приняли самое активное участие в борьбе с агрессором)[252].

7 мая и А. Розенберг написал инструкцию для будущего рейхскомиссара «Украины», в которой ощущалось негативное отношение к Русской Православной Церкви и стремление ограничить сферу жизнедеятельности христианских конфессий в целом: «Православная Церковь… была сильным средством скрепления Российской империи. Насколько широко уничтожена церковность, можно установить лишь при более близком изучении. Собственно говоря, перед немецким рейхскомиссаром не стоит задача ни оживления вытесненной церковности, ни продолжения осуществления прежней большевистской установки на ее искоренение. Следует предоставить возможность существования конфессиональных объединений, однако без государственной поддержки. Церковная собственность является собственностью государства»[253]. Этим принципам Розенберг в основном останется верен и в дальнейшем.

Самый ранний циркуляр, касающийся религиозной политики на Востоке после начала агрессии, относится ко 2 июля 1941 г. Он исходит от шефа РСХА Гейдриха, предназначен для оперативных групп и команд полиции безопасности СД и еще не содержит личных директив Гитлера. Указ был принят в первые дни войны с СССР, когда ход ее дальнейшего развития оставался в значительной степени неясен, и РСХА представлялось необходимым, используя различные методы, закрепиться на первых занятых территориях. Поэтому он вполне лоялен по отношению к русскому православию, хотя уже в этом документе говорится о необходимости содействия раздроблению Церкви: «Против стремления Православной Церкви утвердить свое влияние в массах ничего предпринимать не следует. Напротив, его необходимо, насколько возможно, поощрять, при этом с самого начала следует настаивать на принципе отделения Церкви от государства и препятствовать возникновению единой Церкви. Также ничего не следует предпринимать против образования религиозных сект»[254].

Вскоре — в конце июля — и фюрер лично издал свои директивы о церковной политике на Востоке. Четыре таких указания, касающихся вермахта, были дословно воспроизведены в приказе ОКВ от 6 августа 1941 г. за подписью Кейтеля. Они отличаются значительно большей жесткостью: «1) Религиозную или церковную деятельность гражданского населения не следует ни поощрять, при препятствовать ей. Военнослужащие вермахта должны, безусловно, держаться в стороне от таких мероприятий. 2) Духовная опека по линии вермахта предназначена исключительно для германских военнослужащих вермахта. Священникам вермахта следует строго запрещать любые культовые действия или религиозную пропаганду в отношении гражданского населения. 3) Также запрещено допускать или привлекать в занятые восточные области гражданских священнослужителей с территории рейха или из-за границы. 4) Эти распоряжения не касаются занятой румынскими частями территории Бессарабии и финского фронта»[255].

Уже через две с небольшим недели после учреждения — 3 августа 1941 г. РМО подготовило свои указания военным организациям об отношении к религиозному вопросу; правда, широкого распространения в войсках они не получили. Основная линия актов от 3 и 6 августа совпадает, но есть и некоторые различия. В несколько менее жестких указаниях РМО говорится о том, что религиозной деятельности местного населения не следует препятствовать, но отсутствует фраза, что ее не следует поощрять. Относительно запрета на участие священников вермахта в местной церковной жизни делалось исключение для немецких колоний и т. д.[256].

Самый обширный и детальный «оперативный приказ № 10» об отношении к церковному вопросу на занятых территориях Советского Союза на основе июльских директив Гитлера издал 16 августа 1941 г. шеф РСХА Гейдрих. В нем тоже категорически запрещалось какое-либо содействие религиозной жизни: «О поощрении Православной Церкви также не может быть и речи. Там, где население занятых областей советской России желает религиозной опеки, и там, где без содействия местных германских властей имеется в распоряжении священник, можно допускать возобновление церковной деятельности. Ни в коем случае, однако, с германской стороны не должно явным образом оказываться содействие церковной жизни, устраиваться богослужения или проводиться массовые крещения. О воссоздании прежней Патриаршей Русской Церкви не может быть и речи. Особо следует следить за тем, чтобы не состоялось, прежде всего, никакого оформленного организационного слияния находящихся в стадии формирования церковных православных кругов. Расщепление на отдельные церковные группы, напротив, желательно. Равным образом не надо препятствовать развитию сектантства на советско-русском пространстве… При всех различиях конкретных местных условий в любых распоряжениях должно, однако, оставаться основополагающим, что поощрение любых конфессий вообще не должно иметь место и что деятельность католической или униатской церквей в дальнейшем будет прекращена. При всех обстоятельствах любое церковное влияние, идущее с территорий рейха… или из других государств, граничащих с Россией, должно выявляться и пресекаться»[257].

В последнем предложении имелись в виду карловацкие священники и католические миссионеры. Вплоть до конца войны их фактически так и не допустили в оккупированные области СССР.

В приказе Гейдриха также говорилось об особо осторожной позиции к Московской Патриархии, которая в документе называлась «Живой Церковью» (и таким образом, ошибочно смешивалась с обновленчеством), и указывалось на необходимость ареста «патриарха» (в тот период еще Патриаршего Местоблюстителя в сане митрополита) Сергия (Страгородского). Интересно, что в архивных материалах Совета по делам Русской Православной Церкви за военный период хранится краткий пересказ содержания этого документа, сделанный для советского руководства. Правда, он отнесен к 1 сентября 1941 г. и назван «О понимании церковных вопросов в занятых областях Советского Союза»[258].

Таким образом, уже в августе 1941 г., через два месяца после начала войны с СССР, в соответствии с личными указаниями А. Гитлера была выработана основа направляющей линии в церковном вопросе на Востоке, которая все же продолжала в дальнейшем дорабатываться вплоть до лета 1942 г. Германские органы власти должны были лишь терпеть Русскую Церковь и при этом содействовать ее максимально возможному дроблению на отдельные течения, во избежание возможной консолидации «руководящих элементов» для борьбы против рейха. Но также ставились задачи пропагандистского использования православия как духовной силы, преследуемой советской властью и потенциально враждебной большевизму, и применения церковных организаций для содействия германской администрации на оккупированных территориях.

Директивы Гитлера о запрете военнослужащим вермахта оказывать какое-либо содействие возрождению церковной жизни на Востоке последовали не случайно. Во второй половине 1941 г. отдельные офицеры и представители германской военной администрации помогали открытию храмов и даже приказывали это делать. Так, в сохранившейся в материалах Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) докладной записке З.В. Сыромятниковой «О пребывании на территории Харьковской области, оккупированной немецкими войсками с 15.XII по 22.XII.1941 г.» отмечалось: «Немецкое командование особое внимание обращает на работу церквей. В ряде сел, где не разрушены церкви, они уже работают — в с. Введенка Чугуевского района и в г. Харькове. В селах, где они разрушены, дан приказ старостам немедленно подобрать помещение и открыть церкви»[259]. В том же фонде хранится справка уполномоченного Себежской комендатуры от 8 октября 1941 г.: «Дана настоящая в том, что немецкая власть, освободившая крестьянство от большевиков, ставит вопрос открыть богослужение в Ливской церкви, и поэтому уполномочиваю лично вас, Рыбакова Якова Матвеевича, за неимением священника — занять место священника и исполнять церковный обряд. Просьба: никаких отказов не может быть, в чем и выдана настоящая справка за подписью представителя немецкой власти. Энгельгард…» На что Рыбаков отвечает: «Быть священником не могу, так как не получил на то от епископа благословения, кроме того, по христианскому закону двоеженцы священниками быть не могут, а я двоеженец»[260] и т. д.

Также и священнослужители вермахта, несмотря на августовский запрет, еще некоторое время продолжали совершать богослужения для местного населения. Например, в сообщении полиции безопасности и СД от 4 сентября 1941 г. из Белоруссии говорилось: «По различным наблюдениям к распоряжению о том, что богослужения вермахта должны проходить без участия гражданского населения, все еще относятся с недостаточным вниманием. К примеру, при походном евангелическом богослужении в Борисове присутствовало многочисленное гражданское население, и в конце богослужения священник даже благословил его. Подобное можно было наблюдать и в Смоленске, где многочисленные гражданские лица в качестве зрителей присутствовали на германском походном богослужении. Группа армий „Центр“ была об этом проинформирована. Было предложено, в интересах само собой понятной дистанции между немецкими солдатами и гражданским населением чужого народа, проводить походные богослужения только в закрытом кругу военнослужащих вермахта»[261].

В другом подобном сообщении от 21 сентября 1941 г. подчеркивалось, что директивами фюрера, выраженными в приказе шефа ОКВ от 6 августа 1941 г., создана ясность в вопросе о возобновлении церковной жизни для военных организаций, и отмечалось «Теперь наконец прекратятся попытки римско-католических священников вермахта проводить богослужения для гражданского населения (как, например, в Витебске, Смоленске)»[262]. Кроме того, в первые недели оккупации военные власти еще разрешали одиночные миссионерские поездки русских священников-эмигрантов на Восток[263].

Чтобы полностью прекратить подобные факты, одного указа оказалось недостаточно, и проявлявший по этому поводу заметное беспокойство Гитлер в сентябре выпустил новые дополнительные директивы. Они были изданы вместе с прежними 4 директивами 2 октября в виде приказов командующих тыловыми областями групп армий «Центр» и «Юг»: «Данные определения о поведении войск в религиозном вопросе по отношению к гражданскому населению на занятых восточных территориях касаются итальянских, словацких, венгерских войск или прочих добровольческих соединений только в тех местах, где имеются германские комендатуры. Германским местным комендатурам следить за тем, чтобы эти определения соблюдались иностранными войсками и добровольческими соединениями. Военное богослужение в оккупированных восточных областях разрешается проводить только как полевое богослужение, ни в коем случае не в бывших русских церквах. Участие гражданского населения (также и фольксдойче) в полевых богослужениях вермахта запрещено. Церкви, разрушенные при советском режиме или во время военных действий, не должны ни восстанавливаться, ни приводиться в соответствие с их назначением органами немецких вооруженных сил. Это следует предоставить русскому гражданскому населению»[264].

Вскоре со стороны военного руководства в различных инструкциях последовали дополнительные указания, разъясняющие войскам позицию, которую следует занять по отношению к Православной Церкви. Так, в приложении к приказу ОКВ от 24 ноября 1941 г. «Направляющая линия для проведения пропаганды на занятых восточных территориях» говорилось: «Свобода религиозной деятельности предоставляет достаточно материала для пропаганды. Однако необходимо обратить внимание на то, что с германской стороны восстановление сильных местных православных церковных организаций нежелательно»[265]. А в приказе командующего тыловой областью группы армий «Юг» от 7 декабря 1941 г. «Направляющая линия образа действия в отношении украинского населения» сообщалось: «Украинскую автокефальную церковь, но также и другие конфессиональные объединения, допускать в случае, если они не занимаются политической деятельностью. Однако запрещено какие-нибудь прежние культовые места делать местами паломничества и таким образом центрами движения за автономию. Высылать с территорий, находящихся под германским управлением, церковных представителей других государств»[266]. Постепенно, хотя и не сразу, эти приказы оказали свое действие, и всякая помощь Православной Церкви со стороны германских войск была прекращена.

В первые месяцы войны с СССР, воспользовавшись тем, что на оккупированной территории еще окончательно не сформировалась гражданская администрация, органы полиции безопасности и СД попытались оставить преобладающее влияние на религиозные организации. Это хорошо видно на примере Белоруссии. В упоминаемом сообщении с ее территории от 4 сентября 1941 г. говорилось: «В случае, если в будущем в определенной мере окажется разрешена деятельность Грекоправославной Церкви, целесообразно сохранить ведение дел, при условии необходимых организационных мероприятий, в распоряжении подвижных команд или стационарных организаций полиции безопасности… При будущем задании полиции безопасности о совместной работе с населением, например розыске коммунистических агентов или преступных элементов, такая работа с отдельными грекоправославными священниками, предполагая, что деятельность Грекоправославной Церкви вообще будет допущена, обещает безусловный успех. При этом должно быть уделено внимание тому, чтобы уже сейчас, независимо от создания будущего гражданского управления, сформировать у грекоправославного духовенства представление об отдельных организациях или в целом о полиции безопасности и СД как о руководящих органах»[267].

Далее эти намерения получили практическое воплощение. В также упоминаемом бюллетене от 21 сентября 1941 г. начальник оперативной группы В сообщал: «Чтобы при возобновлении Грекоправославной Церкви приобрести ощутимое влияние полиции безопасности и СД на грекоправославных священников, я попросил начальника тыловых областей группы армий „Центр“ указать в своих распоряжениях походным и стационарным комендатурам о допуске духовенства всех конфессий к душепопечительной деятельности только после политической переэкзаменовки местными командами полиции безопасности и СД… Начальник тыловых областей, вероятно, пойдет навстречу моей просьбе. Это даст нам возможность поставить священников в сильную зависимость от наших служебных органов… Для церковных старост я также предложил переэкзаменовку в полиции безопасности, чтобы и здесь обеспечить влияние наших органов»[268]. В последовавшем через месяц сообщении от 23 октября 1941 г. уже говорилось, что начальник тыловых областей дал свое личное согласие, но запросил разрешения ОКХ: «Между тем до прихода решения переэкзаменовка священников была уже начата, для чего последовали соответствующие указания командам оперативных групп. Метод переэкзаменовки даст возможность полностью исключить римско-католических священников, а грекоправославных поставить в сильную зависимость и принудить служить тайным полицейским и осведомительским целям»[269]. Наконец, в бюллетене от 12 декабря указывалось, что ОКХ согласилось с переэкзаменовкой священников, и она будет быстро выполнена оперативными командами. Также отмечалось, что «грекоправославное духовенство может рассматриваться как средство замирения русского пространства»[270].

На Украине дело до устройства политических экзаменов для священников не доходило, но в плане утверждения своего преобладающего влияния на религиозные объединения органы полиции безопасности и СД действовали еще более решительно. 1 ноября 1941 г. шеф оперативной группы С в Киеве на основе оперативного приказа № 13 шефа полиции безопасности и СД от 15 октября 1941 г. издал указание командирам подчиненных ему особых и оперативных команд об отношении к духовным учебным заведениям: «По распоряжению фюрера оживление религиозной жизни в занятых русских областях необходимо предотвращать. Поскольку в качестве важного фактора оживления христианских Церквей следует рассматривать деятельность теологических факультетов или пастырских семинаров, просьба следить за тем, чтобы при открытии вновь университетов в занятых областях теологические факультеты в любом случае пока оставались закрытыми. В дальнейшем следует заботиться о том, чтобы подобным образом было предотвращено открытие пастырских семинаров и похожих учреждений, а недавно открывшиеся или продолжившие свою деятельность учреждения такого рода с подходящим обоснованием в ближайшее время были, соответственно, закрыты»[271]. Этот документ является первым и очень редким примером официального приказа, в котором говорится не просто о нейтральном отношении к оживлению религиозной жизни, а о необходимости препятствовать ему. Массовое стихийное возрождение Русской Церкви на оккупированных территориях СССР начало вызывать тревогу у части германского руководства. Правда, полностью запретить деятельность православных богословских учебных заведений не удалось. Так, уже в 1942 г. стала действовать духовная семинария в Вильно, а в 1944 г. — в Минске, Кременце и т. д.
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 23.23.07 | Сообщение # 57
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
В начале 1942 г. органы полиции безопасности и СД на Украине продолжили свои попытки играть главную роль в разрешении религиозного вопроса. 2 февраля командующий полицией безопасности и СД РКУ в Киеве издал указ подчиняющимся ему руководителям СС и полиции во всех генерал-бецирках рейхскомиссариата о линии религиозной политики. Он назывался «Церковь на Украине», состоял из 5 пунктов и отличался большой жесткостью. Об отношении к Православной Церкви говорилось в первом пункте: «Различным группам и Православной Церкви разрешать религиозную деятельность в чисто внутрицерковных рамках… Так как открыто оппозиционные политические группы уже стараются использовать церкви в целях маскировки своих враждебных рейху устремлений, следует всеми силами препятствовать образованию в качестве политического центра влияния Всеукраинской автокефальной Церкви или охватывающего значительную территорию объединения Православной Церкви под руководством Митрополита… Также заботиться о том, чтобы клир ни в коем случае не был подготовлен в качестве политического руководящего слоя. Поэтому, прежде всего, пресекать создание семинаров священников, высших теологических школ и т. п.»[272]. Это привело к острому конфликту с РМО, которое занимало совсем другую позицию в отношении Украинской автокефальной Церкви. Разгневанный А. Розенберг 31 марта подготовил проект циркуляра рейхскомиссара Украины, в котором писал: «Я убежден, что согласно указу фюрера от 17 июля 1941 г. руководители полиции и СС ответственны лишь за полицейскую безопасность. Общее политическое руководство, а также вопросы церковной политики подлежат исключительно ведению рейхсминистра занятых восточных территорий и подведомственных ему рейхс-, генерал- и гебитскомиссаров. СС и полиция, таким образом, не правомочны издавать от себя какой-либо направляющей линии в церковной политике. Я аннулирую все существующие директивы СС и полиции. Рейхскомиссар должен в служебном порядке дать подчиненным ему руководителям СС и полиции указания получать директивную линию у него или у генерал-комиссаров, а не вмешиваться самим в церковную политику. Задача руководителей СС и полиции всех ступеней состоит в том, чтобы сообщать их соответствующему руководящему комиссару о полицейских мероприятиях и прочих установленных отношениях, а не выдавать от себя политическую направляющую линию»[273]. Правда, в окончательном варианте циркуляра, отправленного 16 апреля рейхскомиссаром в Ровно, концовка этого документа была несколько смягчена: «Уже изданную полицейскими органами церковно-политическую направляющую линию заменить на собственные указания. Окончательное урегулирование последует в указе рейхсминистра занятых восточных территорий»[274].

Этот конфликт не был единственным. Взгляды полиции безопасности и РМО совпадали далеко не во всем. Так, в РСХА начали разрабатываться более долгосрочные послевоенные планы религиозной политики на Востоке. Уже 31 октября 1941 г. была издана секретная директива за подписью Гейдриха: «Среди части населения бывшего Советского Союза, освобожденной от большевистского ига, замечается сильное стремление к возврату под власть Церкви или Церквей, что особенно относится к старшему поколению… я вижу большую политическую опасность, равно как и опасность в области мировоззрения, в том, что в настоящее время в восточные области необдуманно допускают священнослужителей всех вероисповеданий. Несомненно то, что стремящимся к религии массам оккупированных бывших советских областей надлежит снова дать какую-то форму религии. Возникает только вопрос: какую?.. То, что теперь уже во многих местах церкви с попами, связанными вероисповеданиями, открываются вновь и что этому даже способствуют германские органы власти, вызовет лишь религиозную реакцию, которая когда-нибудь… может оказаться таковой в политическом отношении и будет противостоять необходимому освобождению восточных областей. Поэтому крайне необходимо <…> позаботиться о том, чтобы возможно скорее создать новый класс проповедников, который будет в состоянии после соответствующего, хотя и короткого обучения, толковать народу свободную от еврейского влияния религию. Ясно, что заключение „избранного богом народа“ в гетто и искоренение этого народа… не должно нарушаться духовенством, которое, исходя из установки Православной Церкви, проповедует, будто исцеление мира ведет свое начало от еврейства. Из вышесказанного явствует, что разрешение церковного вопроса в оккупированных восточных областях является чрезвычайно важной… задачей, которая при некотором умении может быть великолепно разрешена в пользу религии, свободной от еврейского влияния. Эта задача имеет, однако, своей предпосылкой закрытие находящихся в восточных областях Церквей, зараженных еврейскими догматами»[275]. Тотальный расизм директивы не оставляет сомнения в судьбе православия в случае победы гитлеровской Германии. Его стали бы уничтожать, насаждая «новую религию», лишенную многих основных христианских догматов.

РМО подобными планами не занималось. Оно решало более конкретные задачи: «замирение» оккупированных территорий, эксплуатация их хозяйственного потенциала в интересах Третьего рейха, обеспечение поддержки местным населением германской администрации и т. п. Поэтому большое значение придавалось пропагандистской деятельности, и в связи с этим очень заманчивым казалось использовать религиозные чувства населения. Именно РМО и ее отличавшиеся значительной самостоятельностью рейхскомиссары с конца 1941 г. в наибольшей степени определяли практическую церковную политику германских органов власти на Украине, в Белоруссии и Прибалтике.

Сразу же после выхода августовских и сентябрьских директив Гитлера работники РМО занялись с их учетом дальнейшей выработкой детальной директивной линии в церковном вопросе. Возглавлявший группу религиозной политики К. Розенфельдер съездил в Ригу и Ковно, чтобы на месте познакомиться с ситуацией, и 7 октября 1941 г. представил свои «Предложения о церковной политике в Остланде»: «1) Осторожность по отношению к эмигрантской Церкви. 2) По возможности препятствовать Православной Церкви в России превратить Московский Патриархат в общецерковный центр на Востоке. Поддержка образования автокефальных Церквей в отдельных рейхскомиссариатах. 3) Насколько возможно быстро удалить из Остланда представителя Московской Церкви в Остланде экзарха Сергия, чтобы совершенно исключить влияние русского народа… 4) Пресечение на восточных территориях любой католической акции, преследующей цель католизации России… 5) Православной Церкви также может касаться точка зрения о необходимости органам власти рейха по возможности менее активно участвовать в церковной жизни. Следует по мере сил незаметно обеспечивать курс, доставляющий меньше трудностей рейху. 6) Необходимо как можно скорее создать ясную направляющую линию обращения с Православной Церковью… При сильном влиянии, которое Церковь на Востоке повсеместно оказывает или будет оказывать на народ, каждое ошибочное мероприятие и любые неединообразные действия различных ведомств имеют вредные последствия для рейха»[276].

Здесь очевиден осторожный подход, без грубого силового вмешательства в церковную жизнь, которое было так характерно для органов полиции безопасности и СД. Предложения Розенфельдера легли в основу нескольких документов, разработанных в РМО.

В своих показаниях 16 октября 1946 г. на Нюрнбергском процессе А. Розенберг заявил: «…После вступления немецких войск на восточные территории, армия по собственной инициативе даровала свободу богослужений; и когда я был сделан министром восточных областей, я легально санкционировал эту практику, издав специальный указ о „Свободе церкви“ в конце декабря 1941 г.»[277]. Такой указ действительно был составлен А. Розенбергом, но из-за противодействия влиятельных противников, прежде всего М. Бормана и лично А. Гитлера, он никогда не издавался. Один из руководящих работников Министерства восточных территорий 25 октября 1943 г. в секретной записке указывал: «После переговоров, длившихся в течение месяцев, все же было решено не провозглашать свободу религии торжественным образом, но сделать это как можно тише»[278].
Правда, это свидетельство также не совсем точное. Разработка в РМО основополагающего закона о религиозной свободе на занятых восточных территориях началась в октябре 1941 г. Подготовкой его занимались два главных отдела: центрального управления (I) и политики (II). Новый закон был рассчитан на большой пропагандистский эффект. Поэтому в первой же его статье намечалось торжественно провозгласить полную свободу религиозной веры для всех жителей, в противовес советской власти, которая до начала войны преследовала Церковь. Согласно служебной заметке II главного отдела 25 ноября 1941 г. с самого начала планировалось, что в законе речь будет идти только об общих формальных рамках регулирования религиозных занятий, а механизм этого регулирования найдет отражение в особых распоряжениях рейхскомиссаров[279]. Первый проект закона был готов в конце октября — начале ноября 1941 г.

В дальнейшем он неоднократно перерабатывался в рамках РМО с учетом мнения различных отделов. Например, как говорилось в служебной заметке от 17 декабря 1941 г. руководитель общего отдела министериалдиректор Рунте в то время полагал, что религиозную свободу надо провозгласить не в самом тексте закона, а в специальном предисловии[280]. Он безуспешно пытался убедить в этом и министра.

8 января 1941 г. после обсуждения текстов Розенбергом с Рунте были составлены не только очередной вариант закона, но и первый проект прилагаемых к нему разъяснительных распоряжений рейхскомиссаров. Их переслали во II главный отдел как основное подразделение, которому было поручено ведение дела для окончательной доработки. Оба документа министр хотел взять с собой 12 января для утверждения в ставке фюрера. Состоялось ли их обсуждение, не ясно, но новый доклад у Гитлера об этих проектах был намечен на 13 февраля.

27 января под председательством генерального консула Бройтигама прошли межведомственные переговоры о законе, на которых был выработан его точный текст, одобренный министром. После этого в текст, согласно служебной заметке от 10 февраля 1942 г., «в принципе не могли быть внесены изменения»[281]. «Окончательный» проект был значительно сокращен. Из закона убрали все, что говорило о регулировании религиозной жизни германскими властями и, таким образом, могло снизить пропагандистский эффект.

Оставшийся текст гласил: «1. На занятых восточных территориях всем жителям гарантирована свобода религиозной веры. 2. Лица одинаковой религиозной веры получают право объединяться в религиозные сообщества верующих. 3. Предписания по проведению [указа] будут изданы рейхсминистром занятых восточных территорий»[282].

Относительно же разъяснительных распоряжений к закону от имени рейхскомиссаров даже внутри РМО существовали серьезные разногласия. Они получились очень обширными (21 параграф) и чрезмерно детальными, тщательно регулируя и регламентируя все виды деятельности религиозных организаций и само их существование. В своем отзыве по поводу распоряжений от 13 февраля Рунте писал, что они издаются слишком рано и позднее их придется изменить: «Представление, которое мы в настоящее время имеем о религиозных объединениях на занятых восточных территориях, еще очень неполное. Разъяснения еще содержат некоторые сомнительные моменты, которые станут ясными только после получения практического опыта… Нужно избежать того, чтобы пропагандистский эффект, который будет достигнут законом о свободе религиозной веры, не был уничтожен этими разъяснениями, на практике сильно ограничивающими сам закон многими обязательными условиями… Эту правовую ситуацию можно на несколько месяцев оставить в подвешенном состоянии. После получения сведений, которые будут собраны заданное время, можно издать разъяснения, относительно неуязвимые для критики»[283].

Утверждение проектов документов фюрером в феврале 1942 г. вновь не состоялось. В дело активно вмешался руководитель Партийной канцелярии рейхслейтер Борман, занимавший резко выраженную антицерковную и антихристианскую позицию. Он критически отнесся к закону и прилагаемым разъяснениям и 1 марта отправил их проекты подчиненным ему службам для детальной проработки. Только через месяц — 3 апреля Борман прислал свои соображения и замечания Розенбергу, который между тем в конце марта вновь безуспешно пытался добиться утверждения фюрером своих документов и с этой целью 25 марта переслал проект закона шефу Рейхсканцелярии Ламмерсу[284].

В своем письме Борман сообщал Розенбергу, что оба документа вызывают вопросы. В частности, по его мнению, предложенный вариант второго закона делает невозможным внесение новых положений в сам закон или разъяснения. И вообще редакция параграфов должна иметь сугубо прагматический характер, а не «производить впечатление либеральной государственной конституции и не инициировать дарование основных государственных прав личности». Также он предлагал убрать выражение «сообщество верующих» — из-за его «явного национал-социалистического значения» и слово «вера» — из-за не чисто конфессионального значения. Борман написал свою редакцию двух первых главных параграфов указа в прагматическом, а не либерально-пропагандистском духе. Особенно резкую критику рейхслейтера вызывали разъяснения к закону. Его критические рассуждения заняли 10 страниц (больше чем сам документ!). Суть их сводилась к установлению еще более полного, почти тотального контроля за всей деятельностью религиозных организаций. Так, Борман считал, что министр занятых восточных территорий лично должен принимать решения не только о допущении вновь образованных конфессиональных организаций, но и о разрешении существования уже имеющихся, «даже мельчайшего вида». В конце письма рейхсляйтер советовал учесть его аргументы при разработке новых проектов и после их создания предоставить ему возможность для дальнейшего высказывания мнения. При этом он ссылался на указ фюрера о должности руководителя Партийной канцелярии от 16 января 1942 г., что делало невозможным избежать его повторный контроль. Борман предлагал в ближайшее время провести переговоры для урегулирования спорных моментов с разработками этого дела в его ведомстве[285].

Желая во что бы то ни стало добиться выхода закона, работники РМО, по существу, капитулировали. В ходе состоявшихся 22 апреля переговоров с представителями Партийной канцелярии они дословно приняли вариант, написанный Борманом. Сильные изменения претерпели разъяснительные распоряжения — из 21 параграфа в них осталось только 7. Исчезли все относительно либеральные пункты, как, например, параграф 17 — «Религиозные объединения могут получить от рейхсминистра разрешение на подготовку смены духовенства, то есть основывать и содержать образовательные учреждения»[286]. Некоторые решения, которые согласно первоначальному проекту должны были принимать генерал-комиссары, теперь могли исходить только от рейхскомиссаров и т. д.

Но уступки, сделанные руководителю Партийной канцелярии, не помогли. Пик переговоров о законе пришелся на весну 1942 г. К этому времени религиозный подъем заставил особенно серьезно заняться церковным вопросом в России. Следует отметить, что религиозными проблемами вплотную занимался и считал одними из важнейших в деле «управления покоренными народами» А. Гитлер. 11 апреля 1942 г. в кругу приближенных он изложил свое видение религиозной политики: насильственное дробление церквей, принудительное изменение характера верований населения оккупированных районов, запрещение «устройства единых Церквей для сколько-нибудь значительных русских территорий». «Нашим интересам, — говорил Гитлер, — соответствовало бы такое положение, при котором каждая деревня имела бы собственную секту, где развивались бы свои особые представления о боге. Даже если в этом случае в отдельных деревнях возникнут шаманские культы, подобно негритянским или американо-индейским, то мы могли бы это только приветствовать, ибо это лишь увеличило бы количество факторов, дробящих русское пространство на мелкие единицы»[287].

очка зрения А. Гитлера о поощрении в России всякой формы разъединения и раскола получила законченную форму во время посещения 8 мая 1942 г. А. Розенбергом ставки фюрера. Историки В.И. Алексеев и Ф.Г. Ставру даже считают этот день главной вехой в определении официальной политики оккупационных властей в отношении Русской Церкви. Сохранилось свидетельство самого А. Розенберга о его переговорах 8 мая с А. Гитлером и М. Борманом. На них отмечалось, что на занятых территориях России уже возникают «сами собой» большие религиозные объединения, которые необходимо использовать и контролировать. Было решено не издавать закон о религиозной свободе в восточных областях из-за возможности его нежелательного влияния на Церковь в самой Германии, а лишь поручить рейхскомиссарам «Остланда» и «Украины» выпустить от своего имени указы о правовых отношениях религиозных организаций. Вероятно, свою роль сыграло и то, что на май — лето 1942 г. приходился период наибольших успехов вермахта на Восточном фронте. Нацистскому руководству казалось, что крушение советского государства и окончательная победа близки, и поэтому можно особенно не считаться с настроением населения на оккупированных территориях, тем более связывать себя какими-либо законами. Ведь еще в октябре 1941 г. начала замышляться полная ликвидация Православной Церкви в России и замена ее новой псевдорелигией, очищенной от «еврейских догматов». На переговорах 8 мая Гитлер прямо указал, «что после войны он предпримет соответствующие меры против Церкви. Он верит, что своим авторитетом сможет сделать то, что другим позже трудно будет осуществить»[288]. В итоге последний восемнадцатый проект закона о религиозной свободе был отвергнут.

Текст будущих указов вместе с разъяснением направляющей линии германской политики по отношению к религиозным обществам на занятых восточных территориях А. Розенберг выслал рейхскомиссарам 13 мая — через 5 дней после совещания в ставке Гитлера. Основные положения этого разъяснения сводились к 4 пунктам: 1. Религиозным группам категорически воспрещалось заниматься политикой. 2. Религиозные группы должны быть разделены по признакам национальным и территориальным. При этом национальный признак должен был особо строго соблюдаться при подборе возглавления религиозных групп. Территориально же религиозные объединения не должны были выходить за границы генерал-бецирка. 3. Религиозные общества не должны мешать деятельности оккупационных властей. 4. Особая предосторожность рекомендовалась в отношении Русской Церкви, воплощавшей враждебную Германии национальную идею. Специально подчеркивалось: «Указ обеспечивает, с одной стороны, требуемую религиозную свободу совести, но имеет также цель препятствовать политически направленным религиозным обществам и, прежде всего, сделать невозможным влияние на занятых территориях Русской Православной Церкви как носительницы великорусской империалистической идеи»[289].

Последний пункт пересекался с точкой зрения Г. Гиммлера, указавшего в одном из писем на опасность, исходящую от Православной Церкви, которая сплачивает русских «национально». Он полагал, что поэтому ее необходимо дезорганизовать, а возможно, и вообще ликвидировать[290]. Хорошо известно также другое письмо рейхсфюрера СС Кальтенбруннеру и другим работникам РСХА от 24 октября 1944 г.: «Собственный опыт и познания последнего времени привели меня к соображениям и намерениям, с которыми я хочу вас познакомить. Речь идет об исследованиях Библии… и в связи с этим, о власовском вопросе. Дальше мои размышления коснутся всего комплекса вопросов: как мы хотим в России господствовать и замирить ее, если мы снова завоюем большие территории русской земли?.. Люди там должны иметь религию или мировоззрение. Поддерживать и снова оживлять Православную Церковь было бы неверным, так как она всегда являлась организацией национального сплочения… Нам нужно поддерживать каждую религиозную форму и секту, которая будет пацифиствующей»[291].

Выполняя указания А. Розенберга, рейхскомиссар «Украины» Э. Кох 1 июня, а рейхскомиссар «Остланда» X. Лозе 19 июня издали одинаковые указы, которые ставили все религиозные организации под постоянный контроль германской администрации. Какие-либо упоминания о свободе веры или церковной деятельности полностью отсутствовали, главное внимание уделялось порядку регистрации объединений верующих, им разрешалось заниматься лишь выполнением чисто религиозных задач. В частности, в данном акте говорилось: «§ 1.1. Религиозные общества, которые в момент вступления в силу этого указа уже существуют на занятых восточных территориях, в течение трех месяцев сообщают о себе генерал-комиссару, в районе которого находятся. 2. …Уведомление должно содержать следующие сведения: а) название, сфера деятельности, месторасположение религиозного общества, б) направление вероисповедания, в) правление, прочие имеющие право на представительство личности, круг их обязанностей и задач, г) подведомственные местные религиозные объединения… § 2.1. На создание нового религиозного общества требуется разрешение рейхскомиссара… § 3.2. Член правления религиозного общества теряет свое положение члена правления, если генерал-комиссар высказал против него возражения общеполитического характера. § 4. Религиозные общества, их центральные и местные органы, а также функционеры ограничивают свою деятельность выполнением религиозных задач. § 5.2. Религиозное общество может быть распущено рейхскомиссаром, если его деятельность не ограничивается выполнением религиозных задач или подвергает опасности общественный порядок и безопасность»[292]. Интересно, что содержание и стиль этого документа очень напоминали порядок регистрации религиозных организаций в безбожном Советском Союзе.

РМО пыталось за отсутствием закона о религиозной свободе использовать в пропагандистских целях хотя бы указы рейхскомиссаров. Эту кампанию начал сам А. Розенберг в своей речи в Риге 15 мая 1942 г. Правда, и он вынужден был признать, что «из-за этого подчеркнуто административного характера указов они не пригодны для подробного публицистического использования»[293].

Однако указы рейхскомиссаров очень мало подходили для пропагандистского использования. Хвалиться было особо нечем. И пропагандистские органы различных германских ведомств на занятой восточной территории, видя отсутствие сколько-нибудь существенного эффекта, вскоре практически перестали их использовать.

Все многомесячные усилия РМО закончились безрезультатно. Закон о религиозной свободе так и не был принят, хотя в пропагандистском плане это было бы очень выгодно для рейха. Следует отметить, что наличие такого, пусть и декларативного, закона, вероятно, несколько улучшило бы положение верующих на оккупированной территории СССР. Помешала принятию его, прежде всего, жесткая антицерковная позиция высшего нацистского руководства.

Таким образом, к лету 1942 г. направляющая линия германской церковной политики на Востоке была окончательно выработана, причем на основе мнения Партийной канцелярии, РСХА и личных указаний А. Гитлера. Всем несогласным с их подходом пришлось уступить. В дальнейшем эта линия существенно не менялась, хотя РМО и командование вермахта периодически пытались различными способами добиться ее некоторого смягчения.

Первые такие попытки относятся к осени 1942 г. — времени, когда германская армия еще добивалась крупных успехов на Восточном фронте и занимала предгорья Кавказа. В то же время на оккупированных территориях шло религиозное возрождение, разгоралось и партизанское движение, авторитет германской администрации падал, советское же правительство активно пропагандировало изменение своей церковной политики. Все эти факторы повлияли на позицию РМО. Оно с самого начала было склонно поддерживать и использовать в своих целях религиозные организации национальных меньшинств СССР, а теперь посчитало необходимым пойти в этом плане на дальнейшие уступки. Так, 27 октября 1942 г. был назначен представитель РМО при командовании группы армий А, войска которой нацеливались на занятие Кавказа. Министерство снабдило своего представителя подробными указаниями о направлении его деятельности. Был в этих указаниях и пункт о церковной политике, вполне лояльной к верующим: «В области религии проявлять полную толерантность, учитывая, что определенные религиозные течения нуждаются в поддержке с германской стороны. Обратить внимание на то, чтобы принимались во внимание существующие в вероисповеданиях, особенно в исламе, обычаи и обряды. Церковные здания снова предоставлять населению для использования»[294].
Qui quaerit, reperit
 
СаняДата: Вторник, 08 Сентября 2015, 23.25.01 | Сообщение # 58
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
Желая документально закрепить новые представления о церковной политике, работники РМО, в частности главного отдела политики, подготовили обширный проект новых «Указаний военным организациям об обращении с конфессиональными вопросами». 24 ноября 1942 г. РМО переслало его ОКХ с просьбой опубликовать в виде приказа, причем прежние указания в соответствующей области отменялись. В проекте указывалось: «1. Исходить из того, что Германский рейх хочет принести местному населению свободу религиозной деятельности. Не чинить препятствий населению в исповедании религии и по возможности свободно передавать ему необходимые культовые сооружения. 2. Удовлетворять потребность в широкомасштабной религиозной деятельности в смысле противобольшевистской работы, с одной стороны, и в смысле религиозного самоуправления народа — с другой. Граница этой широкомасштабности находится там, где церковно-религиозное развитие соответствует нашим внутриполитическим целям. Германские задачи на Востоке по отношению к религии и Церкви не реформаторские, а исключительно политические. 3. Организаторские мероприятия в конфессиональной области допускать в местных рамках. Если они окажутся необходимыми в большом объеме (организация епархий, митрополичьих округов, экзархатов и т. п.), то в каждом отдельном случае должны осуществляться по соглашению с рейхсминистром занятых восточных территорий… 6. Чтобы сделать возможным смену духовенства, можно удовлетворять ходатайства о создании образовательных заведений, если это не переходит рамок простых семинаров. 7. Особое внимание уделять тому, чтобы конфессиональные объединения на занятых восточных территориях не стали политическим фактором, который действует против германского руководства. Всякая политическая деятельность духовенства и конфессиональных объединений воспрещается… 9. Не отдавать предпочтение той или иной группе. Это имеет особое значение в связи с универсалистскими тенденциями в Русской Православной Церкви, которая при царской системе была средством русификации других народов и действовала в соответствии с панславянскими целями. Если белорусский, украинский или кавказские народы стремятся к автокефалии их церковной жизни, то пойти им в этом навстречу… 11. Участие служащих и священников вермахта в церковной жизни населения нежелательно. Исключения составляют немецкие поселения». В проекте также говорилось о том, что германские организации могут только в очень ограниченных случаях вмешиваться в споры религиозных объединений и т. п.[295].

Следует подчеркнуть, что при всей благосклонности РМО к национальным религиозным организациям, явная враждебность к Русской Церкви осталась прежней. Проект показался слишком «либеральным» руководству РСХА и в виде приказа ОКХ не был издан. Хотя в самом ОКХ тоже считали необходимым несколько смягчить религиозную политику и не только по отношению к религиозным объединениям национальных меньшинств, но прежде всего к Русской Церкви. В частности, 25 ноября 1942 г. один из отделов ОКХ подготовил докладную записку «Актуальные вопросы бандитской войны и учета добровольцев». В ней шла речь главным образом о недостатках и ошибках германской политики на Востоке. Среди прочего указывалось: «Поддержка Церкви. Только сиюминутным эффектом пользы оценивают также церковную проблему. Хорошо сознавая большое значение для русской массы церковного руководства в Москве, красная сторона теперь уже оказывает ему полное покровительство и использует для большевистских целей. Германское же руководство, напротив, только очень сдержанно допускает существование Русской Церкви на занятых территориях, вместо того, чтобы с помощью активной поддержки включить все церковные организации в освободительную борьбу против атеистического большевизма»[296]. Но никакой заметной реакции эта докладная записка не вызвала.

Чтобы не допустить возрождения сильной и единой Русской Церкви, РМО уже с осени 1941 г. поддерживало некоторых православных иерархов на Украине, в Прибалтике и Белоруссии, которые выступили против Московской Патриархии и объявили о своем намерении образовать автокефальные (независимые) церковные организации. Правда, рейхскомиссары, хотя и в разной степени, не полностью разделяли эту установку министерства. В «Остланде» подобная политика с самого начала осуществлялась не везде последовательно. X. Лозе относился в Прибалтике терпимо к хорошо организованной Русской Церкви и ее миссионерской деятельности на Северо-Западе России, но не разрешал церковно-административного объединения Прибалтийского Экзархата с Белоруссией, где всеми мерами, хотя и без особого успеха, содействовал развитию церковного сепаратизма. Но в принципе в «Остланде» в основном следовали курсом, который разрабатывало РМО.

Особая ситуация сложилась на Украине. Германская администрация здесь сначала активно поддерживала церковных сепаратистов и способствовала созданию Украинской автокефальной Церкви в противовес возникшей на несколько месяцев раньше автономной Церкви в составе Московского Патриархата. Но по мере все большего ухудшения отношений с украинскими националистами, развертывания партизанского движения сторонников одного из руководителей националистического движения С. Бандеры автокефальная церковь теряла свое привилегированное положение. В 1942 г. рейхскомиссар Э. Кох, всегда склонный к крайне грубым, силовым методам, предпринял несколько открыто антиукраинских акций, которые коснулись и Церкви, например, закрытие всех учебных заведений, кроме начальных школ, и высылка их учащихся вместе с преподавателями на работы в Германию. А 1 октября 1942 г. Э. Кох издал своего рода сенсационный указ о полном разделении как автокефальной, так и автономной Церкви на несколько независимых, по две соответственно в каждом из генерал-бецирков, причем контроль становился тотальным. Генерал-комиссары должны были не только назначать и смещать глав этих Церквей и их епископов, но и давать предварительную санкцию на абсолютно все рукоположения и хиротонии, назначения или смещения священников. Такого не знала ни синодальная (в XVIII–XIX веках), ни советская система государственного контроля за Церковью! Кох приказал также генерал-комиссарам «всеми подходящими способами противиться» объединению автокефальной и автономной церквей[297].

Даже в РМО были поражены этим, хотя Э. Кох, в сущности, лишь довел до логического конца идею разъясняющего циркуляpa А. Розенберга от 13 мая 1941 г. Но рейхскомиссар «оказался святее самого папы римского». В министерстве в конце 1942 г. придерживались уже совсем другой точки зрения, считая, что создание единой влиятельной Украинской Православной Церкви, как сильного противовеса Московской Патриархии, не только желательно, но и необходимо. На 22–24 декабря планировалось проведение в Харькове (вне РКУ) объединительного Собора всех украинских архиереев, на который дали согласие и военная администрация, и местная полиция безопасности. Но Кох сделал невозможным его устройство, запретив проезд архиереев из своего рейхскомиссариата в Харьков.

В РМО пришли в ярость. 20 апреля 1943 г. руководитель группы религиозной политики К. Розенфельдер отправил обширный доклад «Церковная политика в Рейхскомиссариате Украины» непосредственно Розенбергу. В нем говорилось, что указ Э. Коха от 1 октября 1942 г., ставший в министерстве известным лишь в конце марта, «означает приближение к петровской системе, которая делала Церковь органом правительственной власти и роль патриарха передавала царю». Естественно, подобный образ действий отвергался, и группа религиозной политики просила министра «утвердить прилагаемый проект увольнения господина рейхскомиссара»[298].

Предложение упало на благоприятную почву. Дело в том, что между Розенбергом и Кохом давно существовала открытая вражда и ненависть. Их борьба порой принимала до неприличия карикатурные формы[299]. Еще 19 марта 1943 г. Розенберг послал официальную докладную записку Гитлеру, в которой писал: «Рейхскомиссар Кох с первого дня своего назначения не признает определенного Вами рейхсминистра Востока»[300]. Получив дополнительные аргументы, министр твердо решил добиваться смещения Коха. Но это оказалось не так-то легко. С точки зрения партийной дисциплины рейхскомиссары были ответственны перед Борманом, а не перед Розенбергом, который стоял выше их лишь в менее важной правительственной иерархии. Это, в частности, проявлялось и в том, что возможности рейхсминистра руководить церковной политикой были ограничены.

Коха назначил лично Гитлер, и сменить его мог только он. 19 мая 1943 г. в ставке фюрера в присутствии Бормана состоялись переговоры Гитлера с враждующими сторонами. Согласно протоколу беседы, составленному Борманом, министр начал с заявления, что «уже полтора года Кох не признает министерство. Посещающие Украину постоянно сообщают, что Кох почти с призрением отвергает всякое распоряжение Розенберга». Но, в сущности, речь шла не столько о личных отношениях, сколько о двух направлениях политики на Украине — использования национального движения (в том числе автокефальной церкви) там в германских целях или его жесткого подавления. Так, Розенберг указал, что «если на Украине партизаны и существуют, то это вызвано дефектным политическим руководством Коха» и тот «ежедневно создает своей политикой новые банды». Рейхскомиссар отверг все обвинения, заявив в свою очередь, что «политический отдел рейхсминистерства через публичные телеграммы хочет взорвать Рейхскомиссариат Украины». В итоге Гитлер призвал к примирению и «тесной совместной работе», но практически во всем поддержал Коха. Фюрер назвал Украину «матушкой России», а украинцев «сильными представителями великорусской мировой державы». Он подчеркивал, что всякая мягкость по отношению к ним является ошибкой: «Только слабые генералы могут полагать, что мы выиграем украинцев для нас, если мы их вооружим, они не видят второго шага такого вооружения… Украинский конь должен быть взнуздан по жестким законам войны, мнение, что его можно выиграть добротой, ошибочно»[301].

И РМО на время было вынуждено отказаться от своих планов в отношении Украинской Церкви. При этом главные пункты своего абсурдного указа от 1 октября 1942 г. Коху не удалось реализовать на практике.

Большое внимание со стороны всех представителей оккупационных властей, вне зависимости от степени жесткости их церковной политики, уделялось использованию религиозной темы в идеологической работе. В прессе всячески подчеркивалось, что новый режим несет религиозную свободу. Настойчиво «рекомендовалось» в проповедях и во время церковных церемоний выражать верноподданнические чувства к А. Гитлеру и рейху. Духовенство заставляли участвовать в «праздновании» годовщины начала войны и тому подобных дат. Активно распространялась соответствующая литература, к примеру, такая листовка-молитва: «Адольф Гитлер, ты наш вождь. Имя твое наводит трепет на врагов. Да придет третья империя твоя. И да осуществится воля твоя на земле…»[302]

Причем нацисты порой пытались изменить не только характер проповедей, но и сам процесс богослужения. Знаменателен неоднократно повторявшийся случай, когда бурный протест верующих вызывали незначительные, на взгляд немецких администраторов, перемены церковного порядка — введение нового (григорианского) стиля[303]. Об этом свидетельствует, например, бюллетень полиции безопасности и СД от 21 сентября 1942 г.: «В середине декабря 1941 г. некоторые коменданты местностей (в Стругах Красных и в Острове), ссылаясь на предписание вышестоящей инстанции, потребовали от православных совершать все церковные праздники, также и Рождество, по григорианскому календарю. Это неожиданное требование вызвало среди верующих бурю негодования…: „Такое насилие над Церковью не совершали даже большевики… Но мы не покоримся“… священник, не желая ни нарушать церковного порядка, ни вступать в конфликт с немецкими войсками, должен был покинуть Струги. После этого местный комендант распорядился привести местного священника из соседнего селения… и заставил его проводить рождественское богослужение по григорианскому календарю… В этот день почти не было прихожан, а те немногие, кто из боязни перед комендантом присутствовали на богослужении, были очень расстроены и сконфужены»[304].

С 1943 г. уже во многих германских официальных документах ясно чувствовалось сомнение в правильности ряда аспектов выбранного курса церковной политики. Поэтому идеологи рейха неоднократно выражали удивление по поводу того, какое значительное место заняла Русская Церковь в патриотическом движении в Советском Союзе. В бюллетене полиции безопасности и СД от 7 мая 1943 г. указывалось: «Советская пропаганда сумела ловко использовать религиозные чувства населения в своих целях. Церкви и массы все в большей степени получают поощрения. Как стало известно из Москвы, наплыв жителей в церкви в пасхальные дни был значительным. Этот факт пропагандистски весьма сильно используется и находит распространение прежде всего у союзников»[305].

Германские властные структуры внимательно следили за изменением религиозной ситуации на советской территории. Например, как уже говорилось, в одном из архивных дел фонда ОКХ содержатся подробнейшие материалы о церковной жизни в СССР за июнь 1944 — март 1945 гг.[306] Встреча И. Сталина с руководителями Русской Церкви в сентябре 1943 г. и последовавшее за ней резкое улучшение положения религиозных организаций в СССР заставляли германские власти предпринимать некоторые контрмеры. Конечно, влиял и военный фактор — страшные поражения на Восточном фронте вынуждали искать дополнительные средства борьбы, в том числе активное использование Церкви.

Еще в первой половине 1943 г. прежняя линия религиозной политики, как правило, неукоснительно соблюдалась. Так, в бюллетене полиции безопасности и СД от 5 февраля были приведены как по-прежнему актуальные директивы Гитлера, данные в августе — сентябре 1941 г. войскам вермахта[307]. А 27 февраля и 13 марта 1943 г. А. Розенберг вынужден был в своих письмах к М. Борману дважды униженно оправдываться по поводу, в сущности, мелкого факта разрешения нескольким священникам из рейха приехать и служить в немецких колониях на Украине. Он объяснял, что эти священники фольксдойче лишь «спасались ранее» на территории Германии, ссылался на аналогичное разрешение Гиммлера и заверял: «В моем ведомстве никогда не существовало мнения, что данная фюрером в июле 1941 г. направляющая линия о допущении духовенства на занятых восточных территориях сегодня больше не пригодна… Само собой понятно, нельзя допускать священников из рейха, по происхождению не фольксдойче из немецких поселений на Украине. Особенно категорически исключено католическое духовенство»[308].

Некоторые изменения произошли в конце 1943–1944 гг. Желая противодействовать советской пропаганде, РСХА с согласия Партийной канцелярии само выступило инициатором проведения серии конференций православных архиереев, таким образом заметно активизируя церковную жизнь. Первой состоялась 8–13 октября 1943 г. в Вене конференция иерархов Зарубежной Русской Церкви, отношение к которой с 1941 г. было очень настороженным и недоброжелательным. А затем в марте — апреле 1944 г. состоялась целая серия подобных конференций: две в Варшаве — епископов автокефальной и автономной Украинской Церкви, в Минске — иерархов Белорусской Церкви и в Риге — духовенства Прибалтийского Экзархата Московской Патриархии. Возглавлял их организацию и проведение руководитель группы IVA РСХА штурмбаннфюрер СС Нейгауз. Работники РМО несколько скептически относились к пропагандистской эффективности таких конференций, но включились в их подготовку. Так, во время переговоров 7 марта 1944 г. руководителя политического отдела рейхскомиссариата «Остланд» Трампедаха с Нейгаузом и берейхслейтером Партийной канцелярии Шмидт-Рёмером последние убеждали его, «что религиозно-политическая пропаганда Православной Церкви СССР на Балканах, особенно в Болгарии, приводит к очень заметному росту доброжелательного восприятия Советского Союза и что необходимо предотвратить это антибольшевистскими заявлениями русских православных церквей»[309]. 29 июня 1944 г. РМО просило сообщить МИД о воздействии заявлений состоявшихся конференций на Юго-Востоке Европы и отношении к этим заявлениям Поместных Церквей. В запросе подчеркивалось: «Данная акция в первую очередь имела цель противодействовать советской церковной политике на Балканах. На этом основании тексты архиерейских деклараций с сопроводительными записками были отправлены патриархам Православных Церквей на Балканах, чтобы по возможности побудить их присоединиться к декларации»[310]. Правда, эффективность архиерейских заявлений оказалась очень небольшой.

В свете новых обстоятельств у некоторых представителей гражданской администрации на оккупированных территориях СССР даже появилась идея создания из представителей различных церковных групп единой влиятельной Церкви в качестве сильного врага Московской Патриархии. В частности, упоминавшийся ландесдиректор Трампедах 10 мая 1944 г. писал в РМО: «После смерти экзарха существует возможность отделения от Московского Патриархата и соединения всех Русских Православных Церквей в областях германского господства»[311]. Но работники РМО остались неизменны в своей враждебности и страхе перед сильной Русской Церковью. 19 мая К. Розенфельдер в ответной телеграмме Трампедаху сообщил: «Объединение Православных Церквей Остланда и Украины было бы возможно только под русским знаком и поэтому неисполнимо»[312].

В то же время в министерстве вернулись к своей старой идее поддержки национальных Церквей и прежде всего созданию единой Украинской Церкви с проведением в перспективе Всеукраинского Поместного Собора и даже избранием патриарха, причем уже были подобраны две подходящие кандидатуры. 15 мая К. Розенфельдер писал в докладной записке шефу руководящего штаба политики: «Ослабление экспортируемой из Москвы Православной Церкви (Московский Патриархат) наряду с использованием Православной Церкви как инструмента управления является исходным пунктом и руководящей идеей министерства. Поэтому со стороны министерства оказывалась поддержка всем устремлениям к самостоятельности внутри Православной Церкви… По сделанным наблюдениям в качестве руководителя единой Украинской Церкви могут обсуждаться только епископы Иларион или Мстислав… Чтобы составить единообразное понимание о будущей проводимой на Украине церковной политике, считаю необходимым по возможности скорее вступить в переговоры с Партийной канцелярией и РСХА с приглашением шефов руководящих групп P1 и Р3. Сохранение прежнего подвешенного состояния вредно для германских интересов. Внутригерманская точка зрения никогда не должна окрашивать позицию по отношению к церковным вопросам на Востоке. Только в рейхе мы можем в ответ на церковные притязания ссылаться на национал-социалистское мировоззрение»[313]. А 16 мая в письме к шефу руководящей группы P1 Бройтигаму Розенфельдер совершенно определенно указал цель переговоров с представителями Партийной канцелярии и РСХА: «Эти беседы должны привести к тому, чтобы германским органам власти должно стало ясным, что единая Православная Церковь на Украине под руководством антибольшевистски настроенного, надежно европейски ориентированного митрополита или патриарха совместима с германскими целями»[314].

К маю 1944 г. архиереи как автокефальной, так и автономной Украинских Церквей уже находились в эвакуации в Варшаве, вне контроля Э. Коха, рейхскомиссариат которого быстро сокращался территориально в результате наступления советских войск. В этих условиях работники РМО считали вполне реальным выполнение своего плана. Вообще в 1944 г. они развили удивительную для конца войны активность в области церковной политики. В архивных делах этого ведомства именно за 1944 г. отложилось наибольшее количество соответствующих документов. Но наступление Советской армии вмешалось и в планы министерства. Украинских архиереев пришлось спешно эвакуировать из Варшавы в Словакию и т. д. В конце концов РМО удалось убедить Партийную канцелярию и РСХА, как сообщал 14 декабря 1944 г. Розенфельдер в своем письме шефу руководящей группы Р3, что противодействовать осуществлению великорусской идеи в церковной области можно «только через косвенную поддержку национальных церковных групп, в первую очередь Украинской автокефальной Церкви». На переговорах по этому поводу было решено по возможности удовлетворять желания, высказываемые епископом Мстиславом (Скрыпником), представлявшим автокефальную церковь в отношениях с германскими органами власти[315]. Но, конечно, в конце 1944 г. в условиях надвигавшегося краха Третьего рейха уже было не до выборов украинского патриарха, да и санкции на это Партийной канцелярии не последовало.

В начале 1945 г. — последние месяцы войны — РМО церковными делами занималось мало. В то же время они продолжали привлекать внимание Партийной канцелярии. Так, 29 января М. Борман написал министру пропаганды Геббельсу о том, что по поводу выборов нового московского патриарха (Алексия Симанского) ни в прессе, ни в радиопередачах не должна высказываться никакая точка зрения[316]. Выборы пытались замолчать, так как для контрпропаганды просто не было аргументов.
Qui quaerit, reperit
 
Авиации СГВ форум » ДЕЛА МИРСКИЕ » ИСТОРИЯ » Патриотическая деятельность духовенства и верующих...
  • Страница 2 из 2
  • «
  • 1
  • 2
Поиск: