|
Родившие и рожденные в немецком плену
|
|
| Саня | Дата: Пятница, 03 Октября 2014, 18.20.09 | Сообщение # 1 |
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
| Невероятная история рожденной в плену женщины
22 июня исполняется 70 лет с начала Великой Отечественной войны. Точного количества жизней, унесенных ею, мы не знаем до сих пор. Но в войну не только умирали. Наш корреспондент встретился с Екатериной Пруцаковой, которая родилась в немецком плену. Сейчас Екатерина Николаевна живет в Ростовской области, трудится в реабилитационном центре и считает себя абсолютно счастливым человеком.
Ушли на фронт через год после свадьбы
Коля и Лена Зайцевы поженились в мае 1941 года. Через месяц началась Великая Отечественная война, но молодым супругам судьбой было подарено пробыть вместе еще целый год. Лена работала в Макеевке Донецкой области на станции переливания крови и занималась на курсах санитарок, а Николай, который был на «ты» с любой техникой, учился на танкиста. На фронт оба ушли в мае 42-го с разницей в несколько дней. Оба оказались на передовой. Через несколько дней под Харьковом молодая санитарка попала в плен.
Более сотни пленных набили в один вагон. Привезли в город Нойсен и загнали за колючку. Через несколько дней всех выстроили, выбрали самых крепких для работы на военном заводе. В том числе и Елену, которая знала, но скрывала, что носит в себе ребенка. Пленные работали по 12 часов в сутки, ночевали прямо в цехе, где разместились более 600 человек. Кровать – деревянные нары, еда – баланда из брюквы и вареная картошка на второе.
Когда заводское начальство поняло, что пленница на сносях, рожать ей не запретили, но заявили, что трудиться она будет до самых родов.
Роды приняли монашки
По соседству с заводом находился женский католический монастырь, при котором был госпиталь, где залечивали раны офицеры и солдаты вермахта. Когда прямо в цехе у Елены начались схватки, ее отвели в госпиталь, и немецкие монахини приняли роды. Так в городе Нойсене 22 февраля 1943 года на свет появилась Катя Зайцева.
Теперь, много лет спустя, мы сидим и говорим с ней, рожденной в плену.
– В том же госпитале несколько дней спустя мамина землячка с Украины родила сына, – рассказывает Екатерина Николаевна. – Появление на свет сразу двух малышей у пленных русских женщин стало новостью местного масштаба. Поэтому в госпиталь наведался немецкий фотограф и сделал снимок рожениц. Потом он вручил одно фото маме на память. Вот оно!
Женщина показывает старую черно-белую фотографию, которую много лет бережно хранила ее мать.
Елена, отлежав 4 дня, вернулась к станку. Новорожденная Катюша осталась на попечении монахинь. Раз в сутки немцы разрешали им приносить ребенка на проходную завода, чтобы покормить грудью.
Встреча над Эльбой
Два года маленькая Катя жила в католическом монастыре. По словам мамы, она рано научилась говорить и бойко лопотала по-немецки. Елена ежедневно лила слезы, судьба родной кровинушки не давала ей покоя. Но с передовой стали приходить оптимистические новости – фашистов били на всех фронтах. И в апреле 1945 года узники концлагеря под Нойсеном были освобождены американскими частями и несколько месяцев провели в фильтрационном лагере. Позже их передали советской стороне – на мосту через Эльбу.
Приехали два грузовика с бывшими пленными. Лена держала на руках Катеньку, и вежливые американские военные помогли дамам выбраться из кузова. Тут молодая женщина увидела, что с другой машины на них круглыми от удивления глазами смотрит худощавый солдатик. В нем Елена узнала… мужа Николая.
Пауза длилась около минуты, пока она не пришла в себя. Поставила Катю на землю и легонько подтолкнула:
– Видишь, это папа! Беги к нему!
Малышка послушно затопала к Николаю.
Сержант Зайцев тоже уцелел в мясорубке войны. Однажды во время боя его танк подожгли. Николаю удалось выбраться из «железного коня», объятого пламенем, но он получил страшные ожоги и в бессознательном состоянии попал в руки немцев.
Зайцев оказался в концлагере недалеко от Нойсена. Трудно поверить в такое совпадение, но два года супруги находились на расстоянии не более 50 км друг от друга. От смерти Николая спасло то, что его выкупил зажиточный крестьянин. Пленный танкист батрачил на него, и «кулак» вынужден был кормить раба…
Жизнь после войны
Через мост над Эльбой они шли втроем. Одной рукой обалдевший от счастья Николай обнимал Лену, а второй – прижимал к себе дочь Катеньку.
На второй день после приезда супругов в Макеевку к ним заявились двое из органов, велели собрать вещи. Соседи были уверены, что супруги Зайцевы, бывшие военнопленные, имеющие дочку, бегло лопочущую на вражеском наречии, пойдут по этапу. Но через 9 месяцев Николай и Елена вернулись домой. Расследование показало, что молодые люди родине не изменяли. Зайцевы получили паспорта, военные билеты, справки, что они являются участниками войны, Николаю даже вернули медаль, что означало: все обвинения в предательстве с них сняты.
Николай, как и большинство макеевцев в то время, пошел работать на шахту. В 1948 году у супругов родилась вторая дочь – Аня. Нынче она живет в городе Шостка Сумской области, мне удалось пообщаться и с ней.
– Папа был неисправимым оптимистом, – вспоминает Анна Николаевна. – Он всегда хохмил, смеялся. Даже в самых сложных ситуациях. Однажды его завалило в шахте. Из смены больше чем 50 человек уцелели лишь 12 шахтеров, в их числе отец. Выжившие рассказывали, что в полной темноте подземелья папа травил анекдоты, поддерживая упавших духом товарищей. Он, даже когда умирал, острил…
Николая Зайцева не стало в год его 70-летия, Елена Елисеевна пережила мужа на 10 лет.
«У меня лучшие в мире муж, сын и внучка»
Екатерина Николаевна вместе с супругом переехали жить в Каменск-Шахтинский Ростовской области. У них есть взрослый сын Алексей. Внучка Оля закончила в этом году 8 классов. Екатерина Николаевна, как несовершеннолетний узник концлагеря, имеет льготы – прибавку к пенсии всего-то в размере 1000 рублей и бесплатный проезд. Она вышла на заслуженный отдых в
45 лет, имея «горячий стаж», но тем не менее до сих пор трудится. Последние 5 лет – социальным работником в реабилитационном центре поселка Заводской.
Итак, самое главное. В последнее время мне все чаще встречались люди, которые уверяют, что у них все плохо, ноют, что нет просвета в судьбе. Так вот, от Екатерины Николаевны я не услышал ни одной жалобы.
– Я абсолютно счастливый человек, – заявляет она. – Бог дал долгую жизнь моим родителям. У меня лучший в мире муж, великолепный сын, замечательная внучка. Мне уже под 70, но здоровья хватает работать. А какой прекрасный коллектив у нас! Ведь это люди, с которыми 12 часов подряд общаешься – и никакой усталости, только положительные эмоции.
http://sobesednik.ru/inciden....shchiny
Qui quaerit, reperit
|
| |
| |
| Саня | Дата: Пятница, 03 Октября 2014, 18.23.47 | Сообщение # 2 |
|
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
| Арон Шнеер
Глава 5. Женщины-военнослужащие в немецком плену
С первых дней войны в Красную Армию были мобилизованы десятки тысяч женщин-медработников. Тысячи женщин добровольно вступали в армию и в дивизии народного ополчения. На основании постановлений ГКО от 25 марта, 13 и 23 апреля 1942 г. началась массовая мобилизация женщин. Только по призыву комсомола воинами стали 550 тыс. советских женщин. 300 тыс. – призваны в войска ПВО. Сотни тысяч – в военно-медицинскую и санитарную службу, войска связи, дорожные и другие части. В мае 1942 г. принято еще одно постановление ГКО – о мобилизации 25 тыс. женщин в ВМФ.
Из женщин были сформированы три авиаполка: два бомбардировочных и один истребительный, 1-я отдельная женская добровольческая стрелковая бригада, 1-й отдельный женский запасной стрелковый полк [1] .
Созданная в 1942 г. Центральная женская снайперская школа подготовила 1300 девушек-снайперов.
Рязанское пехотное училище им. Ворошилова готовило женщин-ко-мандиров стрелковых подразделений. Только в 1943 г. его окончило 1388 человек [2] .
В годы войны женщины служили во всех родах войск и представляли все воинские специальности. Женщины составляли 41% всех врачей, 43% фельдшеров, 100% медсестер. Всего в Красной Армии служили 800 тыс. женщин [3] .
Однако женщины-санинструкторы и санитарки в действующей армии составляли лишь 40% [4] , что нарушает сложившиеся представления о девушке под огнем, спасающей раненых. В своем интервью А.Волков, прошедший всю войну санинструктором, опровергает миф о том, что санинструкторами были только девушки. По его словам, девушки были медсестрами и санитарками в медсанбатах, а санинструкторами и са-нитарами на передовой в окопах служили в основном мужчины.
«На курсы санинструкторов даже мужиков хилых не брали. Только здоровенных! Работа у санинструктора потяжелей, чем у сапера. Санинструктор должен за ночь минимум раза четыре оползти свои окопы на предмет обнаружения раненых. Это в кино, книгах пишут: она такая слабая, тащила раненого, такого большого, на себе чуть ли не километр! Да это брехня. Нас особо предупреждали: если потащишь раненого в тыл – расстрел на месте за дезертирство. Ведь санинструктор для чего нужен? Санинструктор должен не допустить большой потери крови и наложить повязку. А чтоб в тыл его тащить, для этого у санинструктора все в подчинении. Всегда есть, кому с поля боя вынести. Санинструктор ведь никому не подчиняется. Только начальнику санбата» [5] .
[cut noguest]
Не во всем можно согласиться с А.Волковым. Девушки-санинструк-торы спасали раненых, вытаскивая их на себе, волоча за собой, тому есть множество примеров. Интересно другое. Сами женщины-фронто-вички отмечают несоответствие стереотипных экранных образов с правдой войны.
Например, бывший санинструктор Софья Дубнякова говорит: «Смотрю фильмы о войне: медсестра на передовой, она идет аккуратная, чистенькая, не в ватных брюках, а в юбочке, у нее пилоточка на хохолке…. Ну, неправда!… Разве мы могли вытащить раненого вот такие?.. Не очень-то ты в юбочке наползаешь, когда одни мужчины вокруг. А по правде сказать, юбки нам в конце войны только выдали. Тогда же мы получили и трикотаж нижний вместо мужского белья» [6] .
Кроме санинструкторов, среди которых были женщины, в санротах были санитары-носильщики – это были только мужчины. Они тоже оказывали помощь раненым. Однако их основная задача – выносить уже перевязанных раненых с поля боя.
3 августа 1941 г. нарком обороны издал приказ №281 «О порядке представления к правительственной награде военных санитаров и носильщиков за хорошую боевую работу». Работа санитаров и носильщиков приравнивалась к боевому подвигу. В указанном приказе говорилось: «За вынос с поля боя 15 раненых с их винтовками или ручными пулеметами представлять к правительственной награде медалью “За боевые заслуги” или “За отвагу” каждого санитара и носильщика». За вынос с поля боя 25 раненых с их оружием представлять к ордену Красной Звезды, за вынос 40 раненых – к ордену Красного Знамени, за вынос 80 раненых – к ордену Ленина [7] .
150 тыс. советских женщин удостоены боевых орденов и медалей. 200 – орденов Славы 2-й и 3-й степени. Четверо стали полными кавалерами ордена Славы трех степеней. 86 женщин удостоены звания Героя Советского Союза [8] .
Во все времена служба женщин в армии считалась безнравственной. Много оскорбительной лжи существует о них, достаточно вспомнить ППЖ – походно-полевая жена.
Как ни странно, подобное отношение к женщинам породили мужчины-фронтовики. Ветеран войны Н.С.Посылаев вспоминает: «Как прави-ло, женщины, попавшие на фронт, вскоре становились любовницами офицеров. А как иначе: если женщина сама по себе, домогательствам не будет конца. Иное дело при ком-то...» [9]
А.Волков рассказал, что когда в армию прибывала группа девушек, то за ними сразу «купцы» приезжали: «Сначала самых молодых и красивых забирал штаб армии, потом штабы рангом пониже» [10] .
Осенью 1943 г. в его роту ночью прибыла девушка-санинструктор. А на роту положен всего один санинструктор. Оказывается, к девушке «везде приставали, а поскольку она никому не уступала, ее все ниже пересылали. Из штаба армии в штаб дивизии, потом в штаб полка, потом в роту, а ротный послал недотрогу в окопы» [11] .
Зина Сердюкова, бывший старшина разведроты 6-го гвардейского кавкорпуса, умела держаться с бойцами и командирами строго, однако однажды произошло следующее:
«Была зима, взвод квартировал в сельском доме, там у меня был закуток. К вечеру меня вызвал командир полка. Иногда он сам ставил задачу по засылке в тыл противника. На этот раз он был нетрезв, стол с остатками еды не убран. Ничего не говоря, он бросился ко мне, пытаясь раздеть. Я умела драться, я же разведчик в конце концов. И тогда он позвал ординарца, приказав держать меня. Они вдвоем рвали с меня одежду. На мои крики влетела хозяйка, у которой квартировали, и только это спасло меня. Я бежала по селу, полураздетая, безумная. Почему-то считала, что защиту найду у командира корпуса генерала Шарабурко, он меня по-отцовски называл дочкой. Адъютант не пускал меня, но я ворвалась к генералу, избитая, растрепанная. Бессвязно рассказала, как полковник М. пытался изнасиловать меня. Генерал успокоил, сказав, что я больше полковника М. не увижу. Через месяц мой командир роты сообщил, что полковник погиб в бою, он был в составе штрафного батальона. Вот что такое война, это не только бомбы, танки, изнурительные марши...» [12]
Все было в жизни на фронте, где «до смерти четыре шага». Однако большинство ветеранов с искренним уважением вспоминают девушек, сражавшихся на фронте. Злословили чаще всего те, кто отсиживался в тылу, за спинами женщин, ушедших на фронт добровольцами.
Бывшие фронтовички, несмотря на трудности, с которыми им приходилось сталкиваться в мужском коллективе, с теплотой и благодарностью вспоминают своих боевых друзей.
Рашель Березина, в армии с 1942 г. – переводчик-разведчик войсковой разведки, закончила войну в Вене старшим переводчиком разведотдела Первого гвардейского механизированного корпуса под командованием генерал-лейтенанта И.Н.Руссиянова. Она рассказывает, что относились к ней очень уважительно, в разведотделе в ее присутствии даже перестали ругаться матом [13] .
Мария Фридман, разведчица 1-й дивизии НКВД, сражавшейся в районе Невской Дубровки под Ленинградом, вспоминает, что разведчики оберегали ее, заваливали сахаром и шоколадом, который находили в немецких блиндажах. Правда, приходилось порой и защищаться «кулаком по зубам».
«Не дашь по зубам – пропадешь!.. В конце-концов, разведчики стали оберегать меня от чужих ухажеров: “Коли никому, так никому”.
Когда в полку появились девчата-добровольцы из Ленинграда, нас каждый месяц тащили на “выводку”, как мы это называли. В медсанбате проверяли, не забеременел ли кто… После одной такой “выводки” командир полка спросил меня удивленно: “Маруська, ты для кого бережешься? Все равно убьют нас…” Грубоватый был народ, но добрый. И справедливый. Такой воинствующей справедливости, как в окопах, я позже не встречала никогда» [14] .
Бытовые трудности, с которыми пришлось столкнуться Марии Фридман на фронте, теперь вспоминаются с иронией.
«Вши заели солдат. Они стаскивают рубахи, штаны, а каково девчонке? Я должна искать брошенную землянку и там, раздевшись догола, пыталась очиститься от вшей. Иногда мне помогали, кто-нибудь встанет в дверях и говорит: “Не суйся, Маруська там вшей давит!”
А банный день! А сходить по нужде! Как-то уединилась, забралась под кустик, над бруствером траншеи, немцы то ли не сразу заметили, то ли дали мне спокойно посидеть, но когда стала натягивать штанишки, просвистело слева и справа. Я свалилась в траншею, штанишки у пяток. Ох, гоготали в окопах о том, как Маруськин зад немцев ослепил…
Поначалу, признаться, меня раздражал этот солдатский гогот, пока не поняла, что смеются не надо мной, а над своей солдатской судьбой, в крови и вшах, смеются, чтобы выжить, не сойти с ума. А мне было достаточно, чтобы после кровавой стычки кто-либо спросил в тревоге: “Манька, ты жива?!” [15]
М. Фридман сражалась на фронте и в тылу врага, была трижды ранена, награждена медалью «За отвагу», орденом Красной Звезды…
Девушки-фронтовички несли все тяготы фронтовой жизни наравне с мужчинами, не уступая им ни в храбрости, ни в воинском умении.
Немцы, у которых в армии женщины несли только вспомогательную службу, были чрезвычайно удивлены столь активному участию советских женщин в боевых действиях [16] .
Они даже пытались разыграть «женскую карту» в своей пропаганде, говоря о бесчеловечности советской системы, которая бросает женщин в огонь войны. Примером этой пропаганды служит немецкая листовка, появившаяся на фронте в октябре 1943 г.:
«Если ранили друга…
Большевики всегда удивляли весь мир. И в этой войне они дали нечто совершенно новое:
Женщина на фронте!
С древнейших времен воюют люди и всегда все считали, что война – это мужское дело, воевать должны мужчины, и никому не приходило в голову вовлекать в войну женщин. Правда, были отдельные случаи, вроде пресловутых “ударниц” в конце прошлой войны – но это были исключения и они вошли в историю, как курьез или анекдот.
Но о массовом вовлечении женщин в армию в качестве бойцов, на передовую с оружием в руках – еще никто не додумался, кроме большевиков.
Каждый народ стремится уберечь своих женщин от опасности, сохранить женщину, ибо женщина – это мать, от нее зависит сохранение нации. Может погибнуть большинство мужчин, но женщины должны сохраниться, иначе может погибнуть вся нация» [17] .
Неужели немцы вдруг задумались о судьбе русского народа, их волнует вопрос его сохранения. Конечно, нет! Оказывается, все это лишь преамбула к самой главной немецкой мысли:
«Поэтому правительство всякой другой страны в случае чрезмерных потерь, угрожающих дальнейшему существованию нации, постаралось бы вывести свою страну из войны, потому что всякому национальному правительству дорог свой народ».
(Выделено немцами. Вот оказывается основная мысль: надо кончать войну, да и правительство нужно национальное. – А. Ш.)
«Иначе мыслят большевики. Грузину Сталину и разным Кагановичам, Бериям, Микоянам и всему жидовскому кагалу (ну как в пропаганде обойтись без антисемитизма! – А. Ш.), сидящему на народной шее, ровным счетом наплевать на русский народ и на все другие народы России и на саму Россию.
У них одна цель – сохранить свою власть и свои шкуры.
Поэтому им нужна война, война во что бы то ни стало, война любыми средствами, ценой любых жертв, война до последнего человека, до последнего мужчины и женщины.
“Если ранили друга” – оторвало ему, например, обе ноги или руки, не беда, черт с ним, “сумеет” и “подруга” подохнуть на фронте, тащи и ее туда же в мясорубку войны, нечего с ней нежничать. Сталину не жаль русской женщины…» [18]
Немцы, конечно, просчитались, не учли искреннего патриотического порыва тысяч советских женщин, девушек-добровольцев. Конечно, были мобилизации, чрезвычайные меры в условиях чрезвычайной опасности, трагического положения, сложившегося на фронтах, но будет неправильно не учитывать искреннего патриотического порыва молодежи, родившейся после революции и идеологически подготовленной в предвоенные годы к борьбе и самопожертвованию.
Одной из таких девушек была Юлия Друнина, 17–летней школьницей ушедшая на фронт. Стихотворение, написанное ею после войны, объясняет, почему она и тысячи других девушек добровольно уходили на фронт:
«Я ушла из детства
В грязную теплушку,
В эшелон пехоты,
В санитарный взвод.
... Я пришла из школы
В блиндажи сырые.
От Прекрасной Дамы –
В “мать” и “перемать “.
Потому что имя
Ближе чем “Россия ”,
Не могла сыскать» [19] .
Женщины сражались на фронте, утверждая этим свое, равное с мужчинами, право на защиту Отечества.
Противник неоднократно давал высокую оценку участию советских женщин в боях:
«Русские женщины... коммунистки ненавидят любого противника, фанатичны, опасны. Санитарные батальоны в 1941 г. отстаивали с гранатами и винтовками в руках последние рубежи перед Ленинградом» [20] .
Офицер связи принц Альберт Гогенцоллерн, принимавший участие в штурме Севастополя в июле 1942 г., «восхищался русскими и особенно женщинами, которые, по его словам, проявляют поразительную храбрость, достоинство и стойкость» [21] .
По словам итальянского солдата, ему и его товарищам пришлось сра-жаться под Харьковым против «русского женского полка». Несколько женщин оказались в плену у итальянцев. Однако, в соответствии с соглашением между Вермахтом и итальянской армией, все взятые в плен итальянцами передавались немцам. Последние приняли решение расстрелять всех женщин. По словам итальянца, «женщины другого не ожидали. Только попросили, чтобы им разрешили предварительно вымыться в бане и выстирать свое грязное белье, чтобы умереть в чистом виде, как полагается по старым русским обычаям. Немцы удовлетворили их просьбу. И вот они, вымывшись и надев чистые рубахи, пошли на расстрел…» [22]
То, что рассказ итальянца об участии женского пехотного подразделения в боях не вымысел, подтверждает другая история. Поскольку как в советской научной, так и в художественной литературе, существовали многочисленные упоминания лишь о подвигах отдельных женщин –представителях всех воинских специальностей и никогда не рассказывалось об участии в боях отдельных женских пехотных подразделений, пришлось обратиться к материалу, опубликованному во власовской га-зете «Заря».
В статье «Валя Нестеренко – помкомвзвода разведки» рассказывается о судьбе взятой в плен советской девушки. Валя окончила Рязанское пехотное училище. По ее словам, вместе с ней училось около 400 женщин и девушек:
«Что же они все добровольцами были? Считались добровольцами. Но ведь как шли! Собирали молодежь, приходит на собрание из райвоенкомата представитель и спрашивает: “Как, девушки, любите советскую власть?” Отвечают – ”Любим”. – “Так надо защищать!” Пишут заявления. А там попробуй, откажись! А с 1942 г. и вовсе начались мобилизации. Каждая получает повестку, является в военкомат. Идет на комиссию. Комиссия дает заключение: годна к строевой службе. Направляют в часть. Кто постарше или есть дети, – тех мобилизуют для работы. А кто помоложе и без детей, – того в армию. В моем выпуске было 200 человек. Некоторые не захотели учиться, но их тогда отправили рыть окопы.
...В нашем полку из трех батальонов было два мужских и один женский. Женский был первый батальон – автоматчики. В начале в нем были девушки из детдомов. Отчаянные были. Заняли мы с этим батальоном до десяти населенных пунктов, а потом большинство из них выбыло из строя. Запросили пополнение. Тогда остатки батальона отвели с фронта и прислали новый женский батальон из Серпухова. Там специально формировалась женская дивизия. В новом батальоне были женщины и девушки постарше. Все попали по мобилизации. Учились три месяца на автоматчиков. Сначала, пока больших боев не было, храбрились. … наступал наш полк на деревни Жилино, Савкино, Суровежки. Женский батальон действовал посередине, а мужские – с левого и правого флангов. Женский батальон должен был перевалить через Хелм и наступать на опушку леса. Только на пригорок взобрались – начала бить артиллерия. Девчата и женщины начали кричать и плакать. Сбились в кучу, так их в куче артиллерия немецкая всех и положила. В батальоне было не меньше 400 человек, а в живых осталось от всего батальона три девушки. Что было, – и смотреть страшно … горы женских трупов. Разве женское это дело, война?» [23]
Сколько женщин-военнослужащих Красной Армии оказалось в немецком плену, – неизвестно. Однако немцы не признавали женщин военнослужащими и расценивали их как партизан. Поэтому, по словам немецкого рядового Бруно Шнейдера, перед отправкой его роты в Россию их командир обер-лейтенант Принц ознакомил солдат с приказом: «Расстреливать всех женщин, которые служат в частях Красной Армии» [24] . Многочисленные факты свидетельствуют о том, что этот приказ применялся на протяжении всей войны.
В августе 1941 г. по приказу Эмиля Кноля, командира полевой жандармерии 44-й пехотной дивизии, была расстреляна военнопленная – военный врач [25] .
В г. Мглинск Брянской области в 1941 г. немцы захватили двух девушек из санитарной части и расстреляли их [26] .
После разгрома Красной Армии в Крыму в мае 1942 г. в Рыбацком поселке «Маяк» недалеко от Керчи в доме жительницы Буряченко скрывалась неизвестная девушка в военной форме. 28 мая 1942 г. немцы во время обыска обнаружили ее. Девушка оказала фашистам сопротивление, кричала: «Стреляйте, гады! Я погибаю за советский народ, за Сталина, а вам, изверги, настанет собачья смерть!» Девушку расстреляли во дворе [27] .
В конце августа 1942 г. в станице Крымской Краснодарского края расстреляна группа моряков, среди них было несколько девушек в военной форме [28] .
В станице Старотитаровской Краснодарского края среди расстрелянных военнопленных обнаружен труп девушки в красноармейской форме. При ней был паспорт на имя Михайловой Татьяны Александровны, 1923 г. Родилась в селе Ново-Романовка [29] .
В селе Воронцово-Дашковское Краснодарского края в сентябре 1942 г. были зверски замучены взятые в плен военфельдшера Глубокова и Ячменева [30] .
5 января 1943 г. неподалеку от хутора Северный были захвачены в плен 8 красноармейцев. Среди них – медицинская сестра по имени Люба. После продолжительных пыток и издевательств всех захваченных расстреляли [31] .
Переводчик дивизионной разведки П.Рафес вспоминает, что в освобожденной в 1943 г. деревне Смаглеевка в 10 км от Кантемировки жители рассказали, как в 1941 г. «раненую девушку-лейтенанта голую вытащили на дорогу, порезали лицо, руки, отрезали груди...» [32]
Зная о том, что их ожидает в случае плена, женщины-солдаты, как правило, сражались до последнего.
Часто захваченные в плен женщины перед смертью подвергались насилию. Солдат из 11-й танковой дивизии Ганс Рудгоф свидетельствует, что зимой 1942 г. «...на дорогах лежали русские санитарки. Их расстреляли и бросили на дорогу. Они лежали обнаженные... На этих мертвых телах… были написаны похабные надписи» [33] .
В Ростове в июле 1942 г. немецкие мотоциклисты ворвались во двор, в котором находились санитарки из госпиталя. Они собирались переодеться в гражданское платье, но не успели. Их так, в военной форме, затащили в сарай и изнасиловали. Однако не убили [34] .
Насилию и издевательствам подвергались и женщины-военноплен-ные, оказавшиеся в лагерях. Бывший военнопленный К.А.Шенипов рассказал, что в лагере в Дрогобыче была красивая пленная девушка по имени Люда. «Капитан Штроер – комендант лагеря, пытался ее изнасиловать, но она оказала сопротивление, после чего немецкие солдаты, вызванные капитаном, привязали Люду к койке, и в таком положении Штроер ее изнасиловал, а потом застрелил» [35] .
В шталаге 346 в Кременчуге в начале 1942 г. немецкий лагерный врач Орлянд собрал 50 женщин врачей, фельдшериц, медсестер, раздел их и «приказал нашим врачам исследовать их со стороны гениталий - не больны ли они венерическими заболеваниями. Наружный осмотр он проводил сам. Выбрал из них 3 молодых девушек, забрал их к себе «прислуживать». За осмотренными врачами женщинами приходили немецкие солдаты и офицеры. Немногим из этих женщин удалось избежать изнасилования [36] .
Особенно цинично относилась к женщинам-военнопленным лагерная охрана из числа бывших военнопленных и лагерные полицаи. Они насиловали пленниц или под угрозой смерти заставляли сожительствовать с ними. В Шталаге № 337, неподалеку от Барановичей, на специально огороженной колючей проволокой территории содержалось около 400 женщин-военнопленных. В декабре 1967 г. на заседании военного трибунала Белорусского военного округа бывший начальник охраны лагеря А.М.Ярош признался, что его подчиненные насиловали узниц женского блока [37] .
В лагере военнопленных Миллерово тоже содержались пленные женщины. Комендантом женского барака была немка из немцев Поволжья. Страшной была участь девушек, томившихся в этом бараке:
«Полицаи часто заглядывали в этот барак. Ежедневно за пол-литра комендант давала любую девушку на выбор на два часа. Полицай мог взять ее к себе в казарму. Они жили по двое в комнате. Эти два часа он мог ее использовать, как вещь, надругаться, поиздеваться, сделать все, что ему вздумается.
Однажды во время вечерней поверки пришел сам шеф полиции, ему девушку давали на всю ночь, немка пожаловалась ему, что эти “падлюки” неохотно идут к твоим полицаям. Он с усмешкой посоветовал: “A ты тем, кто не хочет идти, устрой “красный пожарник”. Девушку раздевали догола, распинали, привязав веревками на полу. Затем брали красный горький перец большого размера, выворачивали его и вставляли девушке во влагалище. Оставляли в таком положении до получаса. Кричать запрещали. У многих девушек губы были искусаны – сдерживали крик, и после такого наказания они долгое время не могли двигаться.
Комендантша, за глаза ее называли людоедкой, пользовалась неограниченными правами над пленными девушками и придумывала и другие изощренные издевательства. Например, “самонаказание”. Имеется специальный кол, который сделан крестообразно высотой 60 сантиметров. Девушка должна раздеться догола, вставить кол в задний проход, руками держаться за крестовину, а ноги положить на табуретку и так держаться три минуты. Кто не выдерживал, должен был повторить сначала.
О том, что творится в женском лагере, мы узнавали от самих девушек, выходивших из барака посидеть минут десять на скамейке. Также и полицаи хвастливо рассказывали о своих подвигах и находчивой немке» [38] .
Женщины-военнопленные содержались во многих лагерях. По словам очевидцев, они производили крайне жалкое впечатление. В условиях лагерной жизни им было особенно тяжело: они, как никто другой, страдали от отсутствия элементарных санитарных условий.
Посетивший осенью 1941 г. Седлицкий лагерь К. Кромиади, член комиссии по распределению рабочей силы, беседовал с пленными женщинами. Одна из них, женщина-военврач, призналась: «… все переносимо, за исключением недостатка белья и воды, что не позволяет нам ни переодеться, ни помыться» [39] .
Группа женщин-медработников, взятых в плен в Киевском котле в сентябре 1941 г., содержалась во Владимир-Волынске – лагерь Офлаг № 365 «Норд» [40] .
Медсестры Ольга Ленковская и Таисия Шубина попали в плен в октябре 1941 г. в Вяземском окружении. Сначала женщин содержали в лагере в Гжатске, затем в Вязьме. В марте при приближении Красной Армии немцы перевели пленных женщин в Смоленск в Дулаг № 126. Пленниц в лагере находилось немного. Содержались в отдельном бараке, общение с мужчинами было запрещено. С апреля по июль 1942 г. немцы освободили всех женщин с «условием вольного поселения в Смоленске» [41] .
После падения Севастополя в июле 1942 г. в плену оказалось около 300 женщин-медработников: врачей, медсестер, санитарок [42] . Вначале их отправили в Славуту, а в феврале 1943 г., собрав в лагере около 600 женщин-военнопленных, погрузили в вагоны и повезли на Запад. В Ровно всех выстроили, и начались очередные поиски евреев. Одна из пленных, Казаченко, ходила и показывала: «это еврей, это комиссар, это партизан». Кого отделили от общей группы, расстреляли. Оставшихся вновь погрузили в вагоны, мужчин и женщин вместе. Сами пленные поделили вагон на две части: в одной – женщины, в другой – мужчины. Оправлялись в дырку в полу [43] .
По дороге пленных мужчин высаживали на разных станциях, а женщин 23 февраля 1943 г. привезли в город Зоес. Выстроили и объявили, что они будут работать на военных заводах. В группе пленных была и Евгения Лазаревна Клемм. Еврейка. Преподаватель истории Одесского пединститута, выдавшая себя за сербку. Она пользовалась особым авторитетом среди женщин-военнопленных. Е.Л.Клемм от имени всех на немецком языке заявила: «Мы – военнопленные и на военных заводах работать не будем». В ответ всех начали избивать, а затем загнали в небольшой зал, в котором от тесноты нельзя было ни сесть, ни двинуться. Так стояли почти сутки. А потом непокорных отправили в Равенсбрюк [44] . Этот женский лагерь был создан в 1939 г. Первыми узницами Равенсбрюка были заключенные из Германии, а затем из европейских стран, оккупированных немцами. Всех узниц остригли наголо, одели в полосатые (в синюю и в серую полоску) платья и жакеты без подкладки. Нижнее белье – рубашка и трусы. Ни лифчиков, ни поясов не полагалось. В октябре на полгода выдавали пару старых чулок, однако не всем удавалось проходить в них до весны. Обувь, как и в большинстве концлагерей, – деревянные колодки.
Барак делился на две части, соединенные коридором: дневное помещение, в котором находились столы, табуретки и небольшие стенные шкафчики, и спальное – трехъярусные нары-лежаки с узким проходом между ними. На двоих узниц выдавалось одно хлопчатобумажное одеяло. В отдельной комнате жила блоковая – старшая барака. В коридоре находилась умывальная, уборная [45] .
Узницы работали в основном на швейных предприятиях лагеря. В Равенсбрюке изготавливалось 80% всего обмундирования для войск СС, а также лагерная одежда как для мужчин, так и для женщин [46] .
Первые советские женщины-военнопленные – 536 человек – прибыли в лагерь 28 февраля 1943 г. Вначале всех отправили в баню, а затем выдали лагерную полосатую одежду с красным треугольником с надписью: «SU» – Sowjet Union.
Еще до прибытия советских женщин эсэсовцы распустили по лагерю слух, что из России привезут банду женщин-убийц. Поэтому их поместили в особый блок, огороженный колючей проволокой.
Каждый день узницы вставали в 4 утра на поверку, порой длившуюся несколько часов. Затем работали по 12–13 часов в швейных мастерских или в лагерном лазарете.
Завтрак состоял из эрзац-кофе, который женщины использовали в основном для мытья головы, так как теплой воды не было. Для этой цели кофе собирали и мылись по очереди [47] [/cut].
Qui quaerit, reperit
|
| |
| |
| Саня | Дата: Пятница, 03 Октября 2014, 18.24.13 | Сообщение # 3 |
|
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
| Женщины, у которых волосы уцелели, стали пользоваться расческами, которые сами же и делали. Француженка Мишлин Морель вспоминает, что «русские девушки, используя заводские станки, нарезали деревянные дощечки или металлические пластины и отшлифовывали их так, что они становились вполне приемлемыми расческами. За деревянный гребешок давали полпорции хлеба, за металлический – целую порцию» [48] .
На обед узницы получали пол-литра баланды и 2– 3 вареные картофелины. Вечером получали на пятерых маленькую буханку хлеба с примесью древесных опилок и вновь пол-литра баланды [49] .
О том, какое впечатление произвели на узниц Равенсбрюка советские женщины, свидетельствует в своих воспоминаниях одна из узниц Ш. Мюллер:
[cut noguest]«…в одно из воскресений апреля нам стало известно, что советские заключенные отказались выполнить какой-то приказ, ссылаясь на то, что согласно Женевской Конвенции Красного Креста с ними следует обращаться как с военнопленными. Для лагерного начальства это была неслыханная дерзость. Всю первую половину дня их заставили маршировать по Лагерштрассе (главная «улица» лагеря. – А. Ш.) и лишили обеда.
Но женщины из красноармейского блока (так мы называли барак, где они жили) решили превратить это наказание в демонстрацию своей силы. Помню, кто-то крикнул в нашем блоке: “Смотрите, Красная Армия марширует!” Мы выбежали из бараков, бросились на Лагерштрассе. И что же мы увидели?
Это было незабываемо! Пятьсот советских женщин по десять в ряд, держа равнение, шли, словно на параде, чеканя шаг. Их шаги, как барабанная дробь, ритмично отбивали такт по Лагерштрассе. Вся колонна двигалась как единое целое. Вдруг женщина на правом фланге первого ряда дала команду запевать. Она отсчитала: “Раз, два, три!” И они запели:
Вставай страна огромная,
Вставай на смертный бой…
Я и раньше слышала, как они вполголоса пели эту песню у себя в бараке. Но здесь она звучала как призыв к борьбе, как вера в скорую победу.
Потом они запели о Москве.
Фашисты были озадачены: наказание маршировкой униженных военнопленных превратилось в демонстрацию их силы и непреклонности…
Не получилось у СС оставить советских женщин без обеда. Узницы из политических заблаговременно позаботились о еде для них» [50] .
Советские женщины-военнопленные не раз поражали своих врагов и солагерниц единством и духом сопротивления. Однажды 12 советских девушек были включены в список заключенных, предназначенных для отправки в Майданек, в газовые камеры. Когда эсэсовцы пришли в барак, чтобы забрать женщин, товарищи отказались их выдать. Эсэсовцам удалось найти их. «Оставшиеся 500 человек построились по пять человек и пошли к коменданту. Переводчиком была Е.Л.Клемм. Комендант загнал в блок пришедших, угрожая им расстрелом, и они начали голодную забастовку» [51] .
В феврале 1944 г. около 60 женщин-военнопленных из Равенсбрюка перевели в концлагерь в г. Барт на авиационный завод «Хейнкель». Девушки и там отказались работать. Тогда их выстроили в два ряда и приказали раздеться до рубашек, снять деревянные колодки. Много часов они стояли на морозе, каждый час приходила надзирательница и предлагала кофе и постель тому, кто согласится выйти на работу. Затем троих девушек бросили в карцер. Две из них умерли от воспаления легких [52] .
Постоянные издевательства, каторжная работа, голод приводили к самоубийствам. В феврале 1945 г. бросилась на проволоку защитница Севастополя военврач Зинаида Аридова [53] .
И все-таки узницы верили в освобождение, и эта вера звучала в песне, сложенной неизвестным автором:
Выше голову, русские девочки!
Выше головы, будьте смелей!
Нам терпеть остается не долго,
Прилетит по весне соловей…
И откроет нам двери на волю,
Снимет платье в полоску с плечей
И залечит глубокие раны,
Вытрет слезы с опухших очей.
Выше голову, русские девочки!
Будьте русскими всюду, везде!
Ждать недолго осталось, недолго -
И мы будем на русской земле [54] .
Бывшая узница Жермена Тильон в своих воспоминаниях дала своеобразную характеристику русским женщинам-военнопленным, попавшим в Равенсбрюк: «...их спаянность объяснялась тем, что они прошли армейскую школу еще до пленения. Они были молоды, крепки, опрятны, честны, а также довольно грубы и необразованны. Встречались среди них и интеллигентки (врачи, учительницы) – доброжелательные и внимательные. Кроме того, нам нравилась их непокорность, нежелание подчиняться немцам» [55] .
Женщин-военнопленных отправляли и в другие концлагеря. Узник Освенцима А.Лебедев вспоминает, что в женском лагере содержались парашютистки Ира Иванникова, Женя Саричева, Викторина Никитина, врач Нина Харламова и медсестра Клавдия Соколова [56] .
В январе 1944 г. за отказ подписать согласие на работу в Германии и перейти в категорию гражданских рабочих более 50 женщин-воен-нопленных из лагеря в г. Хелм отправили в Майданек. Среди них были врач Анна Никифорова, военфельдшеры Ефросинья Цепенникова и Тоня Леонтьева, лейтенант пехоты Вера Матюцкая [57] .
Штурман авиаполка Анна Егорова, чей самолет был сбит над Польшей, контуженная, с обгоревшим лицом, попала в плен и содержалась в Кюстринском лагере [58] .
Несмотря на царящую в неволе смерть, несмотря на то, что всякая связь между военнопленными мужчинами и женщинами была запрещена, там, где они работали вместе, чаще всего в лагерных лазаретах, порой зарождалась любовь, дарующая новую жизнь. Как правило, в таких редких случаях немецкое руководство лазаретом не препятствовало родам. После рождения ребенка мать-военнопленная либо переводилась в статус гражданского лица, освобождалась из лагеря и отпускалась по месту жительства ее родных на оккупированной территории, либо возвращалась с ребенком в лагерь.
Так, из документов лагерного лазарета Шталага № 352 в Минске, известно, что «приехавшая 23.2.42 в I Городскую больницу для родов медицинская сестра Синдева Александра уехала вместе с ребенком в лагерь военнопленных Ролльбан» [59] .
В 1944 г. отношение к женщинам-военнопленным ожесточается. Их подвергают новым проверкам. В соответствии с общими положениями о проверке и селекции советских военнопленных, 6 марта 1944 г. ОКВ издало специальное распоряжение «Об обращении с русскими женщинами-военнопленными». В этом документе говорилось, что содержащихся в лагерях военнопленных советских женщин следует подвергать проверке местным отделением гестапо так же, как всех вновь прибывающих советских военнопленных. Если в результате полицейской проверки выявляется политическая неблагонадежность женщин-воен-нопленных, их следует освобождать от плена и передавать полиции [60] .
На основе этого распоряжения начальник Службы безопасности и СД 11 апреля 1944 г. издал приказ об отправке неблагонадежных женщин-военнопленных в ближайший концлагерь. После доставки в концлагерь такие женщины подвергались так называемой «специальной обработке» – ликвидации. Так погибла Вера Панченко-Писанецкая – старшая группы семисот девушек-военнопленных, работавших на военном заводе в г. Гентин. На заводе выпускалось много брака, и в ходе расследования выяснилось, что саботажем руководила Вера. В августе 1944 г. ее отправили в Равенсбрюк и там осенью 1944 г. повесили [61] .
В концлагере Штуттгоф в 1944 г. были убиты 5 русских старших офицеров, в том числе женщина-майор. Их доставили в крематорий – место казни. Сначала привели мужчин и одного за другим расстреляли. Затем – женщину. По словам поляка, работавшего в крематории и понимавшего русский язык, эсэсовец, говоривший по-русски, издевался над женщиной, заставляя выполнять его команды: “направо, налево, кругом...” После этого эсэсовец спросил ее: “Почему ты это сделала?” Что она сделала, я так и не узнал. Она ответила, что сделала это для ро-дины. После этого эсэсовец влепил пощечину и сказал: “Это для твоей родины”. Русская плюнула ему в глаза и ответила: “А это для твоей родины”. Возникло замешательство. К женщине подбежали двое эсэсовцев и ее живую стали заталкивать в топку для сжигания трупов. Она сопротивлялась. Подбежали еще несколько эсэсовцев. Офицер кричал: “В топку ее!” Дверца печи была открыта, и из-за жара волосы женщины загорелись. Несмотря на то, что женщина энергично сопротивлялась, ее положили на тележку для сжигания трупов и затолкали в печь. Это видели все работавшие в крематории заключенные» [62] . К сожалению, имя этой героини осталось неизвестным.
Советские женщины-военнослужащие оказались и в финском плену. Однако их жизнь разительно отличалось от жизни их подруг в немецких лагерях.Ц.Леечкис, лейтенант медслужбы 3-й Ленинградской добровольческой дивизии, вспоминает, что финские солдаты с первых минут плена относились доброжелательно к захваченным девушкам, «жалели нас, таких молодых, участниц войны» [63] .
Пленницы содержались в различных лагерях Финляндии: Олонецком, Пельзо, Пейпохья, Карвиа Наароярви. В марте 1942 г. в лагерь Карвиа (Паркано) привезли 150 – 170 женщин, в основном медработников. Вначале их поместили в длинный сарай с нарами в три этажа. Летом построили новый барак, уже с двухъярусными кроватями и бумажными матрацами. Летом и зимой пленницы работали на заготовке торфа. Иногда собирали сучья и корни выкорчеванных деревьев, распиленные поленья и складывали их в штабеля. Летом девушки собирали ягоды: чернику, бруснику, морошку, клюкву. Собирали не для себя – корзины с ягодами надо было сдавать на сборный пункт, – но сами могли есть вволю [64] .
В лагере в поселке Пельзо ответственная за женский барак финка Роува Павола (бывшая надзирательница тюрьмы) «регулярно, два раза в неделю, как детей, водила нас в баню и следила, чтобы нам регулярно меняли нательное и постельное белье, поэтому не было у нас вшивости и других неприятностей. Мы всегда удивлялись, как эта женщина могла доброжелательно относиться к нам, несмотря на то, что ее дом был разрушен, а муж погиб в войне с Советским Союзом...» [65]
Дополняет рассказ о Роуве Паволе и бывший пленный Н.Ф. Дьяков. По его словам, она следила, чтобы никто посторонний не мог пройти в женскую зону. Павола была «по военному сурова и педантична, однако не позволяла, чтобы ее девочек кто-то оскорблял и обижал. Даже помощника начальника лагеря не пустила в барак, так как от него разило водкой. Двум роженицам, кормящим матерям-пленницам, размещенным в лагерном госпитале, Павола приносила молоко [66] .
С теплотой вспоминают и начальника госпиталя финского врача Савангема. Его «любили все без исключения за его гуманное отношение к больным» [67] .
Узницы-женщины находились в финском плену в лучшем положении, чем мужчины. Притом, что и положение мужчин-военнопленных в финских лагерях было несравненно лучше, чем их товарищей по несчастью, находившихся в руках немцев. Из нескольких сотен женщин, находившихся в финском плену, за три года неволи погибла одна – Сергеева, причем от туберкулеза, приобретенного еще в Союзе [68] .
В годы войны в Красной Армии служило 20 тыс. евреек [69] . Многие из них пошли на фронт добровольцами. Они служили во всех родах войск. 44% – в сухопутных войсках, 29% – военными медиками, 11% – в войсках связи, 10 % – в войсках ПВО, 6% – в авиации [70] .
Еврейки испытывали те же трудности, что и сотни тысяч женщин разных национальностей. Однако в плену женщины-еврейки чаще подвергались особым издевательствам и как женщины, и как еврейки.
Циля Тверская, 23 лет, выпускница ускоренного курса мединститута, военврач, в 1944 г. попала в плен. Кто-то донес, что она еврейка. Немцы привязали ее к двум танкам и разорвали [71] .
В то же время женщинам, не похожим на евреек, было намного легче, чем мужчинам-евреям, скрыть свое происхождение в силу невозможности определить их национальность по бесспорному половому признаку. Выходившая из окружения Хая Дыхне была задержана в селе Васильково Киевской области. Она назвалась Галиной Гулько. Немецкий офицер, заподозривший, что она еврейка, цинично заметил: «Мужчин-евреев мы сразу определяем, снимаем с них штаны, если сомневаемся, и все видно… А с женщинами? Где их проверить? В постели. Ха-ха, фу, противно, и потом – это запрещено нашим военным…» [72] .
Софья Иосифовна Анваер, попавшая в плен под Вязьмой, вспоминает селекцию в сборном лагере:
«Был конец ноября. Стояло хмурое утро. Внезапно во дворе раздалась нарастающая стрельба, усилилась хриплая брань, крики. На этаже появились солдаты и эсэсовцы. Угрожая автоматами, они стали выгонять полуживых пленных во двор. Тех, кто не мог подняться, пристреливали. На лестнице образовалась страшная давка. Передние не успевали выходить, а на задних напирали немцы с криком и стрельбой. Между верхними и нижними этажами было широкое окно. Через него мне и удалось увидеть, что происходило во дворе. Шел еврейский погром. Эсэсовцы отбирали евреев и отгоняли их вправо. Более месяца, проведенного в этом лагере, сделали мне смерть милее жизни. Не раз уже я сама лезла под пули, но когда я увидела, как они убивают евреев, как над ними издеваются эсэсовцы с помощью собак (описывать это я не в состоянии) и представила, что же они могут сделать с женщиной, то постаралась задержаться на лестнице, пусть пристрелят здесь. Задержаться не удалось, поток людей вынес меня на крыльцо. Тут же ко мне подлетел высокий эсэсовский офицер:
– Жидовка?
– Нет, грузинка.
– Фамилия?
– Аджапаридзе.
– Где родилась?
– В Тбилисси.
Последовало еще несколько вопросов. Говорил он по-русски без малейшего акцента. И хотя уже прошло полвека, я и сейчас вижу его перед собой, как будто все происходило вчера. Но никогда не могла я вспомнить, как пришли мне в голову эти ответы и фамилия моего однокурсника. Ударом руки офицер толкнул меня не направо, куда я боялась даже взглянуть, не влево, куда отгоняли всех, а прямо вперед. Поднявшись на ноги, я обнаружила еще двух женщин-военнопленных. “Селекция” продолжалась, нас – женщин, постепенно стало шестеро. Стояли, тесно прижавшись друг к другу. Что говорить, было страшно. Страшно смотреть на то, что творилось кругом. Страшно думать о том, что могут сделать с нами. Когда “селекция” окончилась, военнопленных загнали обратно в здание, эсэсовцы и солдаты ушли, во дворе остались только трупы и мы шестеро посередине пустого пространства в полной неизвестности» [73] .
С.И.Анваер была узницей нескольких лагерей, в том числе и Штуттгофа.
Малейшее подозрение в принадлежности к еврейской нации приводило к отправке в гестапо. Так, русская, медсестра Ольга Ленковская попала в плен под Вязьмой в октябре 1941 г. В феврале 1942 г. немцы отправили ее в гестапо, приняв за еврейку. Однако ей удалось переубедить гестаповцев. Ее подруг – зубного врача Марию Карасик из Ка-раганды и врача Татьяну Грановскую из Одессы немцы расстреляли [74] .
Клара Рушко, разведчица 2-й гвардейской дивизии Северо-Кавказ-ского фронта, рассказывает, что в марте 1943 г. во время выполнения задания в тылу противника была захвачена немцами и отправлена в лагерь в Пятигорск. В лагере было всего 8 пленных девушек, одна из них была Циля Куцик родом из Минска. Циле было 20 лет. До войны училась на 2-м курсе Ленинградского химического института. На фронт ушла добровольцем. Немцы подозревали, что она еврейка. Кла-ра решила бежать из лагеря и уговаривала присоединиться Цилю. Однако та почему-то не согласилась, лишь «просила, если доберусь до своих, разыскать ее отца Давида Михайловича и все рассказать ему». К.Рушко повезло: она бежала, перешла линию фронта. Через несколько дней после возвращения Клару вызвали в штаб дивизии. Там ее ждали два незнакомых полковника, и первый вопрос был: «Где Циля?» Она, вероятно, выполняла какое-то важное задание. Уже в апреле 1943 г., во время наступления, Клара встретилась с Валей, одной из девушек, освобожденной из лагеря. Валентина рассказала, что после побега Клары немцы допрашивали Цилю, затем отправили в Георгиевск, где находилось гестапо, и там ее расстреляли [75] .
Среди женщин-военнопленных, прибывших в Равенсбрюк, тоже были еврейки. Г.Григорьева (Коган), скрывавшаяся под именем Наташи Козловой, называет, кроме Е.Л.Клемм, еще несколько евреек, живших под чужими именами в лагере: Марина Смолянская, Мария Клугман, Галя Матузова, Циля Гедалева [76] . Многие знали их тайну, однако помогали. И все-таки среди пленниц нашлись предатели: Ольга-молдаванка, Лена-рябая (все лицо было в оспе), Шура-раздатчица (раздавала еду). Они составили список евреек и передали его старшей по блоку польке Магосе, чтобы та сообщила немцам. Однако Магося обо всем рассказала Е.Л.Клемм, и та посоветовала обвинить доносчиц в саботаже и лжи. Через несколько дней доносчиц вызвала немка-надзирательница, по словам бывших пленных, садистка – Бинц. Что ей рассказала Магося, можно лишь предположить, однако Бинц избила доносчиц до полусмерти. Больше доносов среди женщин- военнопленных не было [77] .
В декабре 1943 г. в лагере в г. Хелм (Польша) содержалась группа из 28 женщин-военнопленных. В 1944 г. их перевели в г. Кельцы. В группе пленных было несколько евреек, среди них военврач Раиса Юльевна Бердичевская. Однажды рано утром в женский барак пришли автоматчики и назвали фамилии четырех женщин, в том числе и Р.Ю.Бердичевской. Когда они стали брать какие-то личные вещи, то конвоир-немец им сказал: «Ничего не берите, вам теперь ничего не нужно». Уходя, одна из арестованных Ася Носенко крикнула: «Мы смело идем умирать за нашу Родину. Прощайте, товарищи!» Вскоре после этого оставшихся женщин отправили в варшавскую тюрьму «Павиак». Через пять дней коридорная полька, которая раздавала еду арестанткам, передала записку от Раисы Юльевны. В ней сообщалось, что троих девушек: «Асю, Марию и Лену расстреляли, а я пока живу до окончательного выяснения моей нации. Хочется жить, но в жизнь не верю. Постарайтесь на “прогулке” увидеть меня. Целую. Раиса Ю.»
От той же польки стало известно, что Раису Юльевну перевели в 8-ю камеру – камеру смертников. Через несколько дней Раису Юльевну и еще одну женщину, польскую еврейку, с шестилетним сыном повели на расстрел. Когда Р.Ю.Бердичевскую вели по коридору, она прокричала: «Дорогие боевые подруги, я иду умирать. Отомстите за мою смерть, да здравствует…» Дальше женщины не поняли, потому что украинский гестаповец (так в тексте. – А. Ш. [78] ) ударил ее по лицу.
Раису Юльевну и женщину с шестилетним ребенком расстреляли во дворе тюрьмы. Оставшиеся в тюрьме 24 женщины-военнопленные, протестуя против расправы, в течение двух суток отказывались от пищи и несли траур по погибшей подруге, даже не выходили на 40-минутные «прогулки». С приближением Красной Армии этих женщин отправили в Германию. До дня освобождения в апреле 1945 г. они успели побывать еще в трех лагерях [79] .
Документы свидетельствуют и о том, что немцы в индивидуальных регистрационных карточках военнопленных тщательно старались скрыть факт их убийства. Ознакомимся с карточкой военврача З. Гель-фман:
Стационарный лагерь военнопленных офиц. лаг.57
Опознавательная бирка: 2275
Персональные данные.
Фамилия: Гельфман Национальность:
еврейка
Имя: Зинаида Воинский чин…
Время и место рожд. 27.12.1915
г. Борисов, Минской обл.
Религия: иудейская Воинская часть…
Имя отца: Ефим
Имя и фамилия матери
Фельдман Специальн.
Гражд. врач
матрикул №
Доброволец Взятие в плен (когда и где)
23.07.1941 г. Брянск [80]
Доставлен здоровым, больным, раненым…
Подробное описание личности.
Фотокарточка Рост Волосы Особые приметы
--------------- 152 см Черные нет
Отпечаток указательного
пальца правой руки
Имя и адрес лица, имеющего близкие отношения к военнослужащему
на родине: отец Гельфман Ефим, г. Борисов, ул. Дзержинского д.13.
Примечания: Знает еврейский, польский, немного немецкий язык.
Предохранительные прививки Заболевания в плену
………………………………….. …………………………
Против оспы, против тифа и др. Амбулаторное лечение
Апрель1942 госпитальное
Переводы:
10.6.42 г. в стац. Лаг . I- Б
12.6.42 г. ------------III-"А" по приказу ОКW
27.8.42 г. Из ……………………………….
Отпущен
и направлен на биржу труда Лукенвальде [81] .
Из этого документа следует, что З. Гельфман 27 августа 1942 г. освобождена из лагеря и отправлена на биржу труда в Лукенвальде и таким образом переведена в статус гражданской рабочей. На первый взгляд непонятно, что послужило причиной подобного отношения немцев к еврейке, тем более что судьба ее родителей известна – расстреляны вместе со всеми евреями в Борисове в июле 1941 г.
Можно только предположить, что этим же вопросом заинтересовались и в СМЕРШ, так как карточка военнопленной З. Гельман была обнаружена среди дел «бывших военнослужащих Советской Армии, скомпрометировавших себя в период нахождения в плену у немцев» [82] . Однако не все было известно и СМЕРШ.
Судьба З.Гельфман проясняется после знакомства с показаниями штурмбанфюрера СС Курта Линдова – руководителя секции IY-А-1 РСХА, в составе которой был и подотдел по делам военнопленных. 30 апреля 1945 г. на допросе английскому следователю он показал: так как имелись распоряжения о выявлении в шталагах... евреев-военнопленных для последующей их ликвидации, то «соответствующие военнопленные предварительно формально отпускались, а затем переводились в концлагерь для казни» [83] .
Таким образом, с большой долей уверенности можно предположить, что З. Гельфман была формально освобождена из шталага, и это документально зафиксировано, а затем отправлена в концлагерь для уничтожения.
Женщины-военнопленные, рискуя жизнью, неоднократно спасали своих еврейских подруг. В Дулаге № 160 г. Хорол в карьере на территории кирпичного завода содержалось около 60 тыс. пленных. Там же была и группа девушек-военнопленных. Из них в живых к весне 1942 г. осталось семь-восемь. Летом 1942 г. все они были расстреляны за то, что укрывали еврейку [84] .
Осенью 1942 г. в лагере Георгиевск вместе с другими пленными находилось и несколько сот военнопленных девушек. Однажды немцы повели на расстрел выявленных евреев. Среди обреченных была и Циля Гедалева. В последнюю минуту немецкий офицер, руководивший расправой, неожиданно сказал: «Медхен раус! – Девушка – вон!» И Циля вернулась в женский барак. Подруги дали Циле новое имя – Фатима, и в дальнейшем она по всем документам проходила татаркой [85] .
Военврач III-го ранга Эмма Львовна Хотина с 9 по 20 сентября находилась в окружении в Брянских лесах. Была взята в плен. Во время очередного этапа из деревни Кокаревка в г. Трубчевск бежала. Скрывалась под чужой фамилией, часто меняя квартиру. Ей помогали ее товарищи – русские врачи, которые работали в лагерном лазарете в Трубчевске. Они наладили связь с партизанами. И когда 2 февраля 1942 г. партизаны напали на Трубчевск, 17 врачей, фельдшеров и медсестер ушли с ними. Э. Л. Хотина стала начальником санслужбы партизанского объединения Житомирской области [86] .
Сара Земельман – военфельдшер, лейтенант медслужбы, работала в передвижном полевом госпитале № 75 Юго-Западного фронта. 21 сентября 1941 г. под Полтавой, раненная в ногу, попала в плен вместе с госпиталем. Начальник госпиталя Василенко вручил Саре документы на имя Александры Михайловской, убитой фельдшерицы. Среди сотрудников госпиталя, оказавшихся в плену, предателей не нашлось. Через три месяца Саре удалось бежать из лагеря. Месяц она скиталась по лесам и деревням, пока неподалеку от Кривого Рога, в селе Веселые Терны, ее не приютила семья фельдшера-ветеринара Ивана Лебедченко. Больше года Сара жила в подвале дома. 13 января 1943 г. Веселые Терны были освобождены Красной Армией. Сара пошла в военкомат и попросилась на фронт, однако ее поместили в фильтрационный лагерь №258. На допросы вызывали только ночью. Следователи спрашивали, как она, еврейка, выжила в фашистском плену? И только встреча в этом же лагере с сослуживцами по госпиталю – рентгенологом и главным хирургом – помогла ей. С.Земельман направили в медсанбат 3-й Поморской дивизии 1-й Польской армии. Закончила войну на подступах к Берлину 2 мая 1945 г. Удостоена трех орденов Красной Звезды, ордена Отечественной войны 1-й степени, награждена польским орденом «Серебряный крест за заслуги» [87] .
К сожалению, после освобождения из лагерей узницы столкнулись с несправедливостью, подозрением и презрением к ним, прошедшим ад немецких лагерей.
Груня Григорьева вспоминает, что красноармейцы, освободившие Равенсбрюк 30 апреля 1945 г., на девушек-военнопленных «...смотрели как на предателей. Это нас потрясло. Такой встречи мы не ожидали. Наши больше отдавали предпочтение француженкам, полькам – иностранкам» [88] .
После окончания войны женщины- военнопленные прошли все муки и унижения во время проверок СМЕРШа в фильтрационных лагерях. Александра Ивановна Макс, одна из 15 советских женщин, освобожденных в лагере Нейхаммер, рассказывает, как советский офицер в лагере для репатриантов отчитывал их: «Как вам не стыдно, в плен сдались, вы... » А я спорить с ним: «А что же мы должны были сделать?» А он говорит: «Вы должны были себя расстрелять, а в плен не сдаваться!» А я говорю: «А где же у нас пистолеты были?» – «Ну, вы могли, должны были повеситься, убить себя. Но не сдаваться в плен» [89] .
Многие фронтовики знали, что ожидает бывших пленных дома. Одна из освобожденных женщин Н.А.Курляк вспоминает: «Нас, 5 девушек, оставили работать в советской военной части. Мы все время просили: “Отправьте домой”. Нас отговаривали, упрашивали: “Побудьте еще немного, На вас будут смотреть с презрением”. Но мы не верили» [90] .
И уже через несколько лет после войны женщина-врач, бывшая пленная, пишет в частном письме: « ... мне порой очень жаль, что я осталась жива, потому что всегда ношу на себе это темное пятно плена. Все-таки многие не знают, что это была за “жизнь”, если можно это назвать жизнью. Многие не верят, что мы там честно переносили тяжести плена и остались честными гражданами Советского государства» [91] .
Пребывание в фашистской неволе неисправимо отразилось на здоровье многих женщин. У большинства из них еще в лагере прекратились естественные женские процессы и у многих так и не восстановились.
Некоторые, переведенные из лагерей военнопленных в концлагеря, были подвергнуты стерилизации. «У меня не было детей после стерилизации в лагере. И так я осталась как бы калекой… Многие из наших девушек не имели детей. Так некоторых мужья бросали, потому что хотели иметь детей. А мой муж меня не бросил, как есть, говорит, так и будем жить. И до сих пор мы с ним живем» [92] .
http://www.jewniverse.ru/RED/Shneyer/glava5otv%5B1%5D.htm[/cut]
Qui quaerit, reperit
|
| |
| |
| Саня | Дата: Пятница, 03 Октября 2014, 23.05.47 | Сообщение # 4 |
|
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
| 64 года спустя после своего рождения немец Герд Майер узнал судьбу своего отца, погибшего в лагере Зандбостель
В «Дыме Отечества» уже неоднократно упоминалось название небольшого немецкого городка Витцендорф. Именно там, на кладбище советских военнопленных, минувшим летом появилась памятная плита от Республики Коми.
Ее отвезла в Германию и установила народная делегация, куда входили наши землячки – дочери и внучки покоящихся на этом кладбище коми солдат, считавшихся до последнего времени пропавшими без вести в годы Великой Отечественной войны. Поездка по местам бывших лагерей и кладбищ военнопленных вместила множество поразительных, волнующих открытий и встреч. Одна из таких встреч произошла в Витцендорфе, возле мемориала советским солдатам. И хотя она не касалась судеб наших земляков, никого из членов нашей делегации не оставила равнодушным.
Семейное табу
Стройный, элегантный мужчина медленно обходит немногочисленные памятные плиты на русском кладбище в Витцендорфе. На кладбище, со всех сторон «огороженном» зелеными купами деревьев, кроме нас, делегации из Коми и приехавших из Гамбурга православных священнослужителей, никого нет. Только этот незнакомый человек. Кто он, что его привело в этот незаметный, тихий уголок?
Священник Сергий Бабурин, приехавший по нашему приглашению на Витцендорфское кладбище совершить литию по коми солдатам, коротко рассказывает, кто же он, привлекший наше внимание незнакомец. «Он – немец, сын русского военнопленного. Его отец какое-то время после пленения находился здесь, в лагере Витцендорфа. Затем его перевели в другой лагерь, в Зандбостель, под Бременом, где он и умер». Не познакомиться с человеком такой необычной судьбы мы не могли. Знакомство на кладбище продолжилось беседой в отеле, где мы остановились на время пребывания в этом немецком городке. А затем все последующие месяцы длилась переписка по электронной почте.
Герду Майеру, так зовут нового знакомого, 65 лет. Он рассказывает о себе: «Я родился в ноябре 1945 года, после окончания войны. Появился на свет в крестьянской семье, в маленькой деревне в 80 километрах от моря, в округе Бремерфёрд. Моя мать была одной из дочерей хозяина поместья, моего деда. Недалеко от нашей деревни в годы войны располагался большой лагерь для военнопленных Зандбостель. Уже намного позже я узнал, что через него прошло около миллиона военнопленных солдат. О бесчеловечном содержании русских солдат в этом и в других лагерях теперь знают все.
Я знаю сейчас и то, что мой отец был доставлен в Зандбостель и через какое-то время определен для работы в хозяйство к бауэру. Так он появился на крестьянском дворе моего деда.
В деревне в то время проживало около 150 человек. Для военнопленных, работавших в хозяйствах, был выстроен специальный барак. Утром военнопленных доставляли на определенный крестьянский двор, а вечером обратно водворяли в этот барак.
Когда отец попал в хозяйство деда и долго ли он там работал, точно сказать не могу. Знаю лишь, что между моей матерью и русским военнопленным возникло взаимное чувство. Мама стала ждать рождения ребенка. А отец сильно заболел. После чего его обратно отправили в лагерь. Он даже не смог узнать, что должен был появиться я. А вскоре умер.
Долгое время я абсолютно ничего не знал об отце. Мать никогда не говорила о нем. В послевоенные годы разглашать такие тайны было небезопасно. Да и потом, позже, на подобные факты было наложено табу. Лишь в 23 года, будучи студентом, я узнал, что у меня русский отец. Но от взрослых членов нашей семьи я перенял это табу и никаких расспросов, поиска сведений об отце много лет не предпринимал».
Русская бабушка из Старой Молнии
Герд Майер продолжает: «После женитьбы узнать хоть что-то об отце сподвигла жена: «Ты должен знать, кто твой отец. Расспроси же свою маму!» Но мама от этих разговоров уклонялась. Ее можно понять. В войну немецких женщин, контактировавших с военнопленными, а тем более родивших от них детей, жестоко наказывали. Мужчин, решившихся на такую связь, расстреливали. А женщин заточали в тюрьму, отправляли в лагеря. С моей матерью наверняка случилось бы точно так же, если б к моменту моего рождения не закончилась война.
Единственное, о чем удалось узнать от матери, что русский военнопленный, мой отец, был студентом, примерно 23 лет, высокий, стройный, симпатичный, проживал до войны недалеко от Москвы, немножко знал немецкий. Называла она его Антоном. Все остальное, скорее всего, из страха, она вытеснила, вытравила из сознания».
Шли годы. Герд работал школьным учителем, стал многодетным отцом, у него подрастали четверо детей. Иногда он рассказывал им, что у них – русский дедушка. Но больше почти ничего к этому добавить не мог. Дочери уговаривали отца спросить у бабушки, каким был их русский дедушка. Но мать Герда продолжала хранить молчание.
Наступил 2001 год. Младшая в семье Майеров Анна-Лена училась в гимназии города Люнебург. В это время начался обмен между школьниками Люнебурга и российского города Ижевска. Герду позвонила приятельница: «Хотите взять к себе двух русских мальчиков?» Вскоре в семью Майеров приехали двое ижевских школьников, жили у них десять дней. Хозяин дома рассказал им, что он наполовину русский. Но юные гости никак на это известие не отреагировали.
В следующем, 2002 году Герд вместе с дочерью смог с ответным визитом посетить Ижевск. Вот как он рассказывает об этом: «Мы побывали в деревне Старая Молния под Ижевском. В этой удмуртской деревне нам показали музей, затем в школе пообедали. После этого сидели рядом с пожилыми женщинами, они пели протяжные песни. Я оказался перед одной из поющих женщин, она приобняла меня. И тут что-то пронзило меня, разбудило… «Герд! У тебя русская бабушка. И если бы она знала, что есть ты, она точно так же обняла бы тебя!»
Сразу же, моментально, вызрело решение – начать поиск моей русской семьи».
Последний день февраля
Когда возвратился домой, позвонил в Зандбостель, где находился лагерь военнопленных. По телефону Герду ответили, что архивы по лагерям и находившимся в них военнопленным сосредоточены в России, в подмосковном Подольске, в архиве Министерства обороны России. И что с 1990 года картотека по военнопленным доступна и российским, и немецким исследователям, так как выставляется в интернете. Так у Герда Майера появился шанс разыскать хоть какие-то сведения об отце.
К тому времени пусть совсем ненамного, но завесу над обликом отца приоткрыла и мать Герда. Она сказала, что полное имя русского военнопленного – Анатолий. Еще пожилая женщина поведала, что о его смерти в 1945 году сообщил охранник из лагеря. Он хорошо знал их семью, он же беременной женщине сказал: «Анатолий мертв». Она на всю жизнь запомнила день, когда получила оглушительную весть, – 15 марта. Правда, день смерти отца своего ребенка она так и не узнала, полагая, что это, по всей видимости, случилось между 10 и 12 марта.
К поиску сведений о русском военнопленном из лагеря Зандбостель по имени Анатолий подключились сотрудники мемориальных фондов из Дрездена и Ганновера. Мчались годы. Но на каждый свой запрос Герд получал стандартный, лаконичный, вежливый ответ: «Ничего нет, очень жаль…» Так продолжалось до осени 2009 года.
Надежда, как известно, умирает последней… После очередного неутешительного телефонного разговора с Дрезденом, Герд Майер решил наведаться в этот город, чтобы лично просмотреть картотеку военнопленных, которая в полном объеме к тому времени имелась и в Германии.
«В Дрезден я поехал в октябре, – рассказывает Герд. – Уселись за компьютер, просмотрели 45 карточек – столько русских военнопленных в лагере Зандбостель умерло за март 1945 года. Один Анатолий среди них отыскался. Но он был 1904 года рождения, ему уже исполнилось 40 лет, быть моим отцом он не мог. Что делать?
Перед тем как выключить компьютер, я предложил: «Может, посмотреть еще и за февраль, вдруг он умер чуть раньше?» Мы открыли документы за 28 февраля. Оказалось, что именно в тот день скончался военнопленный по имени Анатолий, чей год рождения 1921-й – подходил к возрасту моего отца. Анатолий Михайлович Покровский. Это мог быть только он!
На это указывала и розовая лазаретная карточка: по скупым рассказам матери, он был болен. Там же имелась приписка, сделанная кем-то от руки, – «Хаазель». Это та самая деревня, где родился я. Потом мы обнаружили еще две карточки на отца, на одной из которых были зафиксированы имена его матери и отца, указаны местожительство до войны, дата пленения. Так в 64 года я нашел своего отца.
Эти сведения ошеломили меня. Описать то, что творилось тогда со мной, невозможно. Я не понимал, что делать с переполнившими чувствами. Пошел пешком по Дрездену. Первым зданием, которое встретилось на пути, была православная церковь. Я вошел и зажег свечи за упокой отца и моей погибшей дочери Инзы. Она погибла в автомобильной катастрофе два месяца спустя после возвращения из Ижевска. Она же больше других детей просила разузнать побольше о своем русском дедушке».
По следам Покровских
Еще в 2003 году Герд Майер в Зандбостеле познакомился с бывшим советским военнопленным Дмитрием Борисовичем Ломоносовым, который в марте 1945 года тоже находился в лазарете бывшего здесь лагеря.
После обнаружения сведений об отце Герд послал их в Москву. А уже 2 ноября 2009 года получил сообщение от ветерана войны: «Я нашел сестру твоего отца!» Оказалось, сестра отца Анатолия Михайловича Покровского – Инна Михайловна, учительница, проживает в селе Земетчино Пензенской области. Так удалось установить связь с русской семьей. В январе 2010 года Герд с дочерьми полетели в Москву, на встречу с обретенными родственниками. И испытали шквал ошеломительных впечатлений, радостных волнений.
Еще из писем от Дмитрия Ломоносова Герд знал, что все российские родственники очень ждут встречи с ним, хотят просто посмотреть на него. А когда увидели воочию, все признавались: «Вылитый дед». «Мы встретились не как чужие, а соскучившиеся друг по другу члены одной семьи. Фантастика, трогательно, волнующе!» – такими словами Г.Майер описывает впечатления от поездки в Россию.
Сестра отца, Инна Михайловна, рассказала Герду, что оба ее брата – Владимир и Анатолий не вернулись с войны. (У матери Герда в годы Второй мировой тоже погибли оба брата.) Владимир погиб восемнадцатилетним. Анатолия девятнадцатилетним призвали на службу в армию. Он подавал большие надежды как спортсмен, отлично играл в футбол, в бильярд. «Тонкий, симпатичный, сдержанный, умеющий слушать и примирять» – таким в памяти сестры остался жить погибший в плену брат.
О том, что Анатолий Покровский погиб в плену, до письма от Дмитрия Ломоносова его родные даже не подозревали. Последнее письмо от него они получали незадолго до начала войны, в июне 1941 года. Это послание с вложенной в него маленькой фотографией с посвящением бабушке и дедушке Анатолий отправил из Саратова. После этого как в воду канул, на все запросы приходил одинаковый ответ: «Пропал без вести». Можно лишь догадываться, каким потрясением для его близких стало полученное 68 лет спустя известие о том, что остались дата, место его гибели. И самое главное – у Анатолия есть сын!
Герд узнал также, что его прадед Митрофан Дмитриевич Покровский был священником. Сначала он с семьей проживал в Глуховке Тамбовской губернии. Там же родился и Анатолий. Затем семья переехала в Земетчино Пензенской области. От православных священнослужителей из России, приезжавших в Гамбург к о.Сергию (Бабурину), Герд попытался разузнать судьбу прадеда, не подвергался ли он гонениям после прихода к власти большевиков. Но никаких результатов этот поиск пока не дал.
Крест на погосте Зандбостеля
«А как восприняла эти новости мать?» – не могли удержаться, чтобы не спросить немецкого друга и об этом. «Когда я сообщил ей, что нашел отца, она закрыла свою голову руками. Этот жест сказал сам за себя: ужас и страх снова вернулись к ней, – говорит Герд. – После поездки в Россию одна из моих дочерей оформила специально для бабушки альбом с фотографиями. Мама этому подарку очень обрадовалась. Человек очень сдержанный, научившийся скрывать эмоции, за этот альбом она без конца благодарит внучку, обнимая ее, приговаривает: «Ты сделала это чудесно!» А меня по телефону часто спрашивает: «Ты звонил в Россию? Как у них идут дела?»
…После случайной встречи с Гердом Майером на лагерном кладбище Витцендорфа делегация из Республики Коми направлялась в Зандбостель. Этот немецкий городок в маршруте нашей поездки значился тоже не случайно. Здесь, на лагерном кладбище, нашли последний приют пятеро коми солдат. Еще столько же наших земляков прошли через Зандбостель, а затем были переведены в другие лагеря для заключенных. Среди последних – и отец Альбины Михайловны Курыдкашиной – Михаил Карпов. Отсюда он попал в лазарет лагеря Херлесхаузен, расположенного в 360 километрах от Зандбостеля. Там же он и умер.
На лагерном кладбище Зандбостель внимание привлек небольшой деревянный крест. Гид Курт Волланд, подводя нас к нему, стал рассказывать историю, не подозревая, что еще вчера, в Витцендорфе, мы уже слышали ее от самого Герда Майера. Он же изготовил этот крест, установив его на месте, где похоронен его отец. На деревянной перекладине можно прочитать лаконичную надпись: «Анатолий Михайлович Покровский».
История любви двух молодых людей, немецкой девушки Катарины и русского военнопленного Анатолия, а также удивительного поиска, предпринятого их сыном Гердом, не оставила равнодушными дочерей коми солдат – членов делегации из Коми. «Если бы и моему отцу перед гибелью выпало такое же счастье…» – вслух рассуждала Элида Анатольевна Тарабукина, дочь погибшего в плену Анатолия Осипова. Это идущее от сердца сочувствие, наверное, и есть тот ключик к постижению сокрытых от глаз глубинных пластов человеческой природы, да и нашей недавней истории тоже.
…А переписка с Гердом Майером продолжается. В недавнем письме он сообщил, что 29 апреля вновь отправляется в Зандбостель. Здесь будут отмечать очередную годовщину со дня освобождения британцами лагеря для военнопленных. Сюда же в эти дни обещал приехать из России и участник войны Дмитрий Ломоносов.
Обязательно будет в Зандбостеле он и 22 июня. Здесь в этот день по традиции проходят траурные мероприятия. А затем Герд снова приедет в Россию, в Земетчино, к своим родным. И учит русский язык.
Наталия ПИТЮЛИНА.
http://www.hamburg-hram.de/letopis....90.html
Qui quaerit, reperit
|
| |
| |
| Саня | Дата: Суббота, 04 Октября 2014, 14.16.21 | Сообщение # 5 |
|
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
| Жить никогда не поздно
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Спасает чувство юмора
Несмотря на все житейские невзгоды, Кокорева остается человеком добрым и жизнерадостным. Более того, в ней столько внутренней силы и задора, что, глядя на нее, хочется улыбаться! С первых минут разговора Валентина Александровна покоряет собеседника. Вот она изящным жестом поправляет седой локон и рассказывает, что после встречи с нами пойдет на свидание с поклонником. С ним она недавно познакомилась, но вроде бы он интересный. Молодой, правда. Всего-то 75 лет!
А еще Валентина Александровна подкупает своей прямотой и честностью. О своей жизни она рассказывает без прикрас. Например, что пошла добровольцем на финскую войну не в патриотическом порыве, а потому, что хотела уйти от опостылевшего мужа. Честно признается, что в первый раз вышла замуж по глупости. Ей было 25 лет, она считала себя «старой», ведь все остальные подруги уже успели завести семью. Вот и согласилась на предложение одного ухажера. Но с нелюбимым совместная жизнь не сложилась. Чтобы не обижать его разводом, девушка ушла в армию.
Ее там сразу сделали капитаном и дали в управление санитарный возок. Надо заметить, что Валентина Александровна всю жизнь проработала врачом, и родители у нее были врачами. В детстве она мечтала стать оперной певицей или артисткой, но папа с мамой ее отговорили. Дескать, голос потерять можно, а вот умелый врач всегда нужен. Валентина в будущем еще не раз убедится в правильности этого выбора. Специальность позволила ей выжить в концлагерях и не остаться безработной после возвращения из плена.
В финскую войну она отличилась тем, что во время тяжелого боя вывела несколько десятков человек из окружения. За что получила медаль «За отвагу». Однако о своем подвиге Валентина Кокорева опять-таки рассказывает с изрядной долей иронии.
- Это случайность, - упорно отказывается от славы героини Валентина Александровна. - Просто солдаты были испуганы и растеряны. А я смогла увидеть одну тропиночку, где, как мне показалось, меньше стреляли. В ту сторону увела солдат. Вот и весь сказ.
«Не наводите паники»
Но вот окончилась война с Финляндией, и Валентину направили в военный госпиталь под Брестской крепостью. Той самой крепостью, которая одной из первых примет на себя удар фашистов и останется в истории символом непоколебимой стойкости.
- Наш госпиталь был расположен перед Брестской крепостью на ничем не защищенной местности, - рассказывает Валентина Кокорева. - Слухи о возможном нападении, конечно, ходили. А в июне в наш госпиталь все чаще стали поступать раненые пограничники, двое из них скончались. Мы подозревали немцев, на душе было тревожно. Мы ведь понимали, что наша крепость не отвечает современным стратегическим требованиям и вряд ли сможет устоять против сильного врага. Также мы понимали, что в случае войны наш госпиталь окажется в каменном мешке. Разговоры о его эвакуации шли уже больше года, но все оставалось по-прежнему. Некоторые доброжелатели из местного населения, которых мы иногда лечили, предупреждали нас: «Пане, буде война, не ходите в крепость!» Я решила поделиться своими сомнениями с комиссаром Богатеевым и с заместителем начальника НКВД Бреста Федором Сидоровым. Но комиссар на мой вопрос коротко ответил: «Не наводите паники». А Сидоров сказал, что у меня болезненная фантазия.
21 июня все-таки был отдан приказ о срочной эвакуации госпиталя и медсанбата. Ответственной за нее назначили Валентину Александровну. Она успела отправить тех пациентов, которые могли перенести дорогу, в Пинск и Кобрин. Но некоторые пациенты и сотрудники все равно должны были остаться в госпитале. Валентина чувствовала надвигающуюся угрозу, но думала, что в худшем случае возникнет конфликт регионального значения, а вовсе не полномасштабная война. Прикидывала, как действовать в новых условиях. Вспомнилось вдруг, как во время учений в Гродно заместитель начсанарма 3-й армии Николай Кокорев (тот самый, с которым позже Валентина близко познакомится в концлагере), докладывая о работе медицинской службы во время наступательных боев, заикнулся как-то о действиях в случае отступления наших войск. Его прервали, закрыли карту и строго указали: «Ни о каком отступлении ни при каких обстоятельствах речи быть не может. Запомните это и усвойте раз и навсегда».
Первые потери
А тем временем события развивались стремительно. Вечером 21 июня Валентина столкнулась с одним из докторов госпиталя, который провожал в этот день жену и дочь в Москву. То, что он увидел в Бресте на вокзале, ему совсем не понравилось. «Очень много гражданских. А главное, много военных. И некоторые говорят по-немецки. Кажется, дело - дрянь!» - взволнованно рассказал доктор.
- Как выяснилось позже, уже к двадцати часам в Бресте вся связь и железная дорога были в руках у немцев, - отмечает Валентина Кокорева. - И в последнем составе, прибывшем из Германии, был не уголь-антрацит, а солдаты вермахта, переодетые в нашу форму. Вот зачем они убивали наших пограничников!
Она дежурила в ночь с 21 на 22 июня. Предчувствия были дурные, и они не обманули. Утром немцы начали артобстрел крепости. Выжившие сотрудники госпиталя побежали в газоубежище. Валентина тоже направилась туда, но по дороге встретила молоденького бойца, который стоял на посту у поликлиники.
- Парень не понимал, что происходит, - говорит она. - Стоял с вытянутым вперед ружьем и тупо смотрел перед собой. Увидев меня, он продолжал так же стоять и только беспрерывно спрашивал: «Что это? Что это?» Я отвела дуло, направленное на меня, сказала, что это - война, и, ухватив его за руку, потащила за собой. Но он вырвался и побежал под дерево, я же с разбега упала на землю. И вовремя, так как с неба начали падать бомбы. Оглянувшись назад, я увидела этого солдата, стоявшего под большим деревом. Только успела подумать, что дерево - это же хорошая мишень, как боец стал медленно оседать. Я подбежала к нему. У парня под левой ключицей торчал огромный осколок снаряда. Он был мертв. Но я не могла окончательно поверить в это: искала пульс, припадала ухом к сердцу... Это был первый наш советский человек, убитый фашистами у меня на глазах. Какое-то время я в ступоре стояла на коленях около погибшего, бессильно опустив руки, но разорвавшийся рядом снаряд вывел меня из оцепенения. Что-то ударило меня в левую ногу, приподняло над землей и отнесло в яму. Больно щелкнуло в левом ухе, и вдруг наступила тишина. Затем - звон в ушах, и я на какой-то миг потеряла сознание. Придя в себя, услышала гул немецких самолетов. Шум в левом ухе не проходил, из раны на левой голени текла кровь, но, к счастью, рана была небольшая, кость не задело.
Валентина стала пробираться дальше в газоубежище. Увидела выбравшихся из-под обломков девчонок, дочек одного из докторов, и повела их с собой. Только каким-то чудом им удалось добраться до безопасного места.
«Не будет вам Сочи!»
В убежище собралось всего около 10 взрослых и 15 детей. Раненых перевязывать было нечем. Пришлось снимать с себя белье и рвать его на бинты. Не хватало воды, дети плакали, одна из женщин рожала, а вокруг шли бои. Крепость стонала и ревела от взрывов. Валентина хоть и была сама ранена, но самоотверженно ухаживала за другими. И даже сделала вылазку наружу, чтобы набрать воды для детей. К сожалению, осколком снаряда пробило котелок, в котором она перетаскивала воду, и вся драгоценная жидкость ушла в землю. Обидно было до слез!
А через пару дней их убежище нашли немцы, вплотную подошедшие к Брестской крепости. У врачей госпиталя при себе не было даже пистолетов - незадолго до нападения на крепость им было приказано сдать оружие. Лезть с голыми руками на захватчиков, вооруженных автоматами, никто не стал. Да и дети были за спиной. Так Валентина Александровна попала в плен. Всех врачей тогда выстроили в ряд и стали требовать у них документы.
- Один из наших докторов, Худяков, сказал, что у него из документов есть только направление-путевка в Сочи, - вспоминает Кокорева. - Прочитав ее, немецкий офицер, знавший русский язык, откинул голову назад и расхохотался. «Сочи? Сочи!.. Ха-ха-ха! Путевка в Сочи. Не будет вам Сочи! В Сочи будем мы!» - выкрикнул он. А потом нас отправили в лагерь для военнопленных.
Там Валентина Александровна лечила наших солдат. Впрочем, эффективную помощь она оказать не могла - лечить было нечем. Фашисты, разумеется, не выделяли нормальных лекарств и перевязочных материалов для пленных. Да и сама Валентина долго мучилась со своим ранением. Рана гноилась более трех месяцев! Ночами не спала. Температура поднималась под сорок. Выжила только благодаря заботам своих коллег-врачей.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Слабые и сильные духом
Потом были другие лагеря. Вспоминать о том времени Валентина Александровна не любит. Но со свойственной ей прямотой рассказывает даже о самых неприглядных и страшных моментах. О том, как в бараках случались настоящие эпидемии и пленные собирали в коробки сыпнотифозных вшей и подбрасывали их к немцам. Наши умирали - и те тоже дохли как мухи. О том, как врачи лагеря задерживали списки мертвых, чтобы питание умерших отдавали оставшимся в живых. О том, как морфием травили военнопленного Люляву, который был украинцем-националистом и шпионил в пользу фашистов. Он, правда, после отравления выжил, но ненадолго. Его включили в рабочую команду и отправили вглубь Германии, однако другие рабочие-заключенные расправились с ним, утопив в выгребной яме.
Однако самое страшное случилось, когда в концлагере началось людоедство. В самую трудную зиму некоторые раненные в челюсть, которые не могли жевать твердую пищу, стали отрезать кусочки от трупов и варить их в котелках или в банках на буржуйках. Потом некоторые людоеды совсем помешались - стали охотиться уже за живыми. Немцы в результате расстреляли этих сломавшихся людей.
Валентина Кокорева может многое поведать об ужасах концлагерей, но слушать это откровенно тяжело. Поражает стойкость людей, которые в таких условиях все равно верили в лучшее, не опускали руки и боролись за свое будущее. Так, Николай Кокорев, ставший мужем Валентины, организовывал побеги заключенных.
- Он удивительно тонко разбирался в настроении, психологии людей, каким-то чутьем, как у нас говорят, седьмым чувством, безошибочно отличал своих советских от чужих и враждебно настроенных по отношению к нашей власти, - вспоминает Валентина Александровна. - Выделил палату для командного состава. Это был костяк, на который всегда можно было опереться. Теперь нужно было найти выход из нашего третьего корпуса. Спустившись в подвал, мы обнаружили канализационные трубы, ведущие к выходу. Вокруг них было довольно просторно и можно было стоять в полный рост. Но там, где эти трубы сходились к коллектору, обнаружилась стена из кирпича. Требовалось ее продолбить, прежде чем попасть в следующий отсек. Работать было очень трудно. Приходилось все время быть начеку. Пробивали стену сантиметр за сантиметром и только тогда, когда немцы из корпуса уходили к себе в казарму. Но чтобы не попасть впросак и не выдать себя, на втором этаже по черной лестнице у окна незаметно проводились два провода: в случае появления немцев или других подозрительных лиц в подвале зажигалась лампочка, предупреждая людей о необходимости прекращения работы. Кто-нибудь постоянно дежурил у проводов и соединял их, когда нужно было включить лампочку. Первыми через этот ход бежали обожженные летчики, потом раненые комиссары, затем доктор Маслов с фельдшером Тереховым. Начали готовить побег большой группе военнопленных, но не успели. За нашим люком немцы стали тщательно следить.
Любовь вопреки всему
Именно в это время жесточайших испытаний судьба подарила Валентине настоящую любовь. Николай Кокорев понравился Валентине, что называется, с первого взгляда.
- Оба влюбленные дураки были, - смеется она. - Помню, когда с ним познакомилась, он задержал мою руку в своей. Я же смотрела на него и с еще неясным страхом думала: «Я пропала... Как же вот так сразу можно влюбиться?!» Это было началом нашей большой любви и дружбы. Несмотря на разные трудные, иногда просто непосильные переживания в жизни, я все-таки была с ним счастлива, потому что любила его безоглядно, безумно, страстно. А он даже в концлагере умудрялся за мной ухаживать. То перчатки приносил, то свои сапоги отдавал, то брюки, чтобы их перешили мне в теплую юбку...
Надо сказать, у Николая Петровича была возможность бежать из концлагеря, но он не хотел бросать любимую, которая на тот момент уже ждала ребенка. Однако в октябре 1943-го все равно пришлось расстаться - Кокоревых развели по разным лагерям. А в 1944 году Валентина родила красавицу-дочку, смогла сохранить ей жизнь, несмотря на холод, голод и болезни.
Последний концлагерь, в который попала Валентина, находился в Дзялдово. Его наши войска освободили 19 января 1945 года. Сначала заключенные услышали звук артиллерийской канонады, а потом увидели сбегающих немцев. Воспользовавшись неразберихой, несколько мужчин и женщин с детьми, в том числе и Валентина с дочкой, убежали из барака и спрятались в каком-то доме, покинутом жильцами. Но и тогда их жизнь висела на волоске.
- Помню, дверь распахнулась, и через порог перевалилось двенадцать немецких солдат, а впереди - пленная из нашего концлагеря, полька, которая не раз выдавала нас надзирателям, - рассказывает Кокорева. - Полька злорадно сказала, показывая на нас пальцем: «А вот они! Это пленные русские, они убежали из концлагеря». Мы остолбенели от ужаса! Подумали, что теперь нам конец. А ведь как была близка свобода! Но тут один из немцев, очевидно командир, посмотрел на нас и сказал: «А нам все равно, что вы русские, что поляки, а что еще кто...» И затем, обернувшись к столу, за которым спал один наш мужчина, немец потряс его за плечи, разбудил и попросил: «Покажи нам, куда отступать!» Тут мы обратили внимание, что немецкие солдаты были все похудевшие, с небритыми и изможденными лицами, в грязной, местами оборванной одежде, с оторванными пуговицами на шинелях. В их воспаленных глазах была такая безысходная тоска, что у нас сразу же прошел страх. Нет, эти вояки уже не солдаты, ничего они нам не сделают. И когда наш мужчина их выпроводил, то мы вовсе успокоились.
Освобождение
Измученные бывшие пленники улеглись спать, а следующими, кто ворвался в дом, оказались уже русские солдаты. Вот тогда захотелось плакать от счастья.
- Мы все разом повскакивали с постелей, с пола и бросились к солдатам на шеи, принялись обнимать, целовать их, приговаривая: «Родные вы наши, милые, дорогие! Как долго мы вас ждали!» - вспоминает Валентина Александровна. - Мы все сбивчиво говорили, по щекам текли слезы. А солдатики нас успокаивали и сами чуть не плакали - очевидно, их напугал наш вид. Мы были доходягами, ходячими скелетами. Да и сами солдаты выглядели не очень крепкими: худые, небритые, с покрасневшими от бессонницы глазами, они едва выговаривали слова и здесь же, привалившись к стене, заснули. Мы пошли по ближайшим домам искать еду, чтобы накормить малышей и солдат. И едва успели заварить чай, как наши освободители были уже на ногах: «Некогда нам рассиживаться, пора дальше, на Берлин!»
Но Валентина Александровна не скрывает и другие эпизоды освобождения. Не столь красивые. Ведь на следующий день пришли другие советские солдаты. И если первые, по словам Кокоревой, были добрыми и честными сибиряками, то потом бывшим узникам концлагерей пришлось столкнуться со «штрафниками», которых даже свои называли «бандой головорезов». Многие из них были пьяны, оскорбляли женщин. Насилу от них отбились! Но опять-таки ради справедливости стоит заметить, что были и те, кто заступился за женщин.
Влюбляться, не лениться, не лгать
После войны плен еще не раз аукнется самой Валентине Александровне и ее родственникам. Например, ее брату-близнецу хотели дать звание генерала за его заслуги, однако потребовали отказаться от неблагонадежной сестры. Но брат, тоже военврач, категорически отверг такое предложение и на сделку с совестью не пошел. Саму Валентину в первые годы часто таскали на допросы, а на работе она ловила косые взгляды со стороны начальства. Впрочем, вскоре высокий профессионализм заставил с ней считаться всех коллег, а уж пациенты в Кокоревой и вовсе души не чаяли!
- Понимаете, она очень добрая и ответственная, не дает обижать пациентов, - говорит Надежда, внучка Валентины Александровны. - Бабушка даже в 70 - 80 лет, пока силы еще были, помогала нашим соседям - ходила делать им уколы. Представляете, когда лифт не работал, она поднималась с третьего этажа до девятого! В ее-то годы! Или вот вам другой показательный пример. Однажды она привела домой девушку, которая плакала на вокзале. Оказывается, та приехала в Ленинград поступать в институт, но не смогла пройти конкурс. И вот бабушка, живя на тот момент с мужем и тремя детьми в маленькой квартире, приютила эту девушку. Ее, кстати, тоже Валя зовут. Она прожила с Кокоревыми пять лет, помогала ухаживать за детьми и до сих пор очень нежно относится к бабушке, их связывает настоящая дружба.
Наверное, в этой доброте и кроется секрет долголетия Валентины Кокоревой. А ведь многих людей испытания, через которые ей пришлось пройти, сломали бы или заставили обозлиться на весь мир. Но Валентина Александровна, наоборот, стала мудрее и мягче. А еще ее выручает чувство юмора, которое не дает унывать, и честность, которая не позволяет обманывать себя и других.
- Мне кажется, от себя надо отломить кусочек души, поделиться им. И это сторицей к тебе обязательно вернется, - считает 100-летняя поэтесса. - Что же касается долголетия, то все же никаких личных секретов у меня нет. Нужно просто нормально кушать, нормально спать, нормально, простите, ходить в туалет и обязательно беречь себя и своих близких. А еще влюбляться, не лениться и не лгать.
Юлия ЛИ
Фото Святослава АКИМОВА
и из архива Валентины Александровны КОКОРЕВОЙ
http://smena.ru/news/2014/03/17/23136
Qui quaerit, reperit
|
| |
| |
| Nestor | Дата: Суббота, 04 Октября 2014, 14.16.41 | Сообщение # 6 |
Группа: Эксперт
Сообщений: 25597
Статус: Отсутствует
| Цитата Аркадий1946 (  ) Фамилия Мирошниченко
Почему-то нет синего круга. У обеих лагерная судьба один к одному, как близнецы будто, у подружки стоит синий круг, а у нее нет. Или я не разглядел его?
Будьте здоровы!
Сообщение отредактировал Nestor - Четверг, 02 Октября 2014, 20.39.57 |
| |
| |
| Nestor | Дата: Суббота, 04 Октября 2014, 14.17.01 | Сообщение # 7 |
|
Группа: Эксперт
Сообщений: 25597
Статус: Отсутствует
| Цитата Саня ( ) Одна входила в лагерный персонал.
Тут же простая логика. Скробув - лазарет шталаг. Женского отделения в нем не было. Женщина фельдшер могла там только служить в лазарете. А записали ее в ПК служащей или нет, дело десятое. И так ежу понятно.
Будьте здоровы!
|
| |
| |
| Саня | Дата: Суббота, 04 Октября 2014, 14.17.21 | Сообщение # 8 |
|
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
| Цитата Аркадий1946 ( ) В резервном лазарете Скробова условия для младенца могли быть много лучше, нежели в шталаге 307, где, как полагаю, обе женщины родили...
Где родили непонятно,ибо не знаем что означает буква L в номере.
Может это был лазарет в Люблине.
Qui quaerit, reperit
|
| |
| |
| Nestor | Дата: Суббота, 04 Октября 2014, 14.17.41 | Сообщение # 9 |
|
Группа: Эксперт
Сообщений: 25597
Статус: Отсутствует
| Цитата Саня ( ) не знаем что означает буква L в номере.
Не знаю, что значит L, предположений пока не имею. Мой вопрос о синем круге. Обсуждая его смысл с Геннадием, я предположил, что им метили людей, находившихся в определенное время в определенных местах. В данном случае это Ib, где было много завербованных абвером. Но по моей гипотезе метили не только подозреваемых, но также виновных, жертв и свидетелей, - короче, всех причастных.
Одна в августе 1944 г. освобождена с направлением на биржу труда в Алленштайн. В этом ничего нет хорошего. В общем случае это направление на черные тяжелые работы, хуже - в трудовые исправительные лагеря, по сути концлагеря, в лучших случаях на работу в семьи, которые относились к русским по-доброму.
Вторая в июле 1944 г. освобождена с направлением в Золдау. У нее и стоит синий круг. Возможно, в Золдау была абвершкола или пункт формирования РОА. Или, по крайней мере, это предполагали оперативники.
В июле 1944 г. абвер производил широкую вербовку среди женского персонала лазарет шталагов.
Будьте здоровы!
Сообщение отредактировал Nestor - Пятница, 03 Октября 2014, 19.55.48 |
| |
| |
| Nestor | Дата: Суббота, 04 Октября 2014, 14.17.51 | Сообщение # 10 |
|
Группа: Эксперт
Сообщений: 25597
Статус: Отсутствует
| Политические отделы концлагерей подчинялись гестапо. Через эти отделы Мюллер и руководитель ведомства по "охранным арестам" д-р Берндорф могли напрямую и косвенно влиять на положение дел в лагере и были подробно информированы обо всех происшествиях в лагере. Так, Мюллер знал о действиях СС в "проходном" лагере Золдау, недалеко от Кенигсберга, в котором содержались евреи, поляки, литовцы. Этот лагерь сначала был задуман как место ликвидации арестованных польских интеллектуалов и "душевнобольных" и основан инспектором зипо в Кенигсберге д-ром Рашем.
(АНДРЕАС ЗЕГЕР ГЕСТАПО-МЮЛЛЕР. КАРЬЕРА КАБИНЕТНОГО ПРЕСТУПНИКА, 1997 )
http://www.cartalana.ru/muller-08.php
Maryla, czw., 10/10/2013 - 16:01
Współpraca z gestapo
Litwa na mocy porozumienia miała wydawać Niemcom aresztowanych
członków polskiego podziemia i przebywających w obozach jenieckich na
Litwie polskich żołnierzy i oficerów. Litwa miała przekazać Niemcom co
najmniej cztery transporty jeńców. Zostali oni przewiezieni do obozu
koncentracyjnego Zoldau, w którym zostali zamordowani.
http://blogmedia24.pl/node/65057
Будьте здоровы!
Сообщение отредактировал Nestor - Суббота, 04 Октября 2014, 01.31.14 |
| |
| |
| Nestor | Дата: Суббота, 04 Октября 2014, 14.18.01 | Сообщение # 11 |
|
Группа: Эксперт
Сообщений: 25597
Статус: Отсутствует
| Rodzinne miajsca pamięci.
Pamięci naszego ojca i dziadka Kazimierza Trzciałkowskiego, więźnia hitlerowskich obozów.
Opis na podstawie dokumentów i opowiadań.
W styczniu 1940 roku wywieziony zostałem na roboty przymusowe z łapanki ulicznej w Płocku. Wywieziony zostałem do baora Otto Tonnio Angiebrik. W maju 1941 roku z powodu oddalenia sie do granicy zostałem aresztowany przez policje jako niebezpieczny Polak. Nastepnego dnia zawieziono mnie do Tylzytu już jako wiezień. Z Tylzytu z innymi Polakami zawieziono nas do obozu karnego Zoldau Działdowo. W lipcu 1941 polacy z którymi zostałem przywieziony Stanisław Waluk, Zygmunt Piórkowski, Stefan Haborowski. Na placu obozowym stała duża ława na która kładliśmy sie do góry plecami i każdy otrzymywał bicie do utraty przytomności i dopiero do celi zaciągano. W celi były nastepujace kary. Stojąc pod scianą ręce do góry oparte na ścianie. Drugi dzień siedząc na podłodze ręce na kolanach, (siedzące baczność). Październik 1942 byliśmy przywiezieni do Ladekopu (duży PGR) do kopania buraków a w grudniu 1942 zostalismy wysłani do Konigsberg do pracy. Deutsche Raichsbahn Baucug Nr. 1602. Pociąg ten stacjonował w parku. Zadaniem tego pociągu były nastepujace czynnosci:
Gdzie kolwiek odbyło sie bombardowanie we Wschodnich Prusach pociagiem tym jechalismy usuwac zgliszcza, naprawianie zwrotnic, rozjazdów oraz wymiana szyn kolejowych. Pragnę dodać że na stacji kolejowej Klein-Gnie w po nalocie lotniczym w czasie usuwania usterek zostałem okaleczony w ręke. W 1945 w Konigsberg w tym pociagu Nr. 1602 zostaliśmy oswobodzeni przez Armie Radziecką. Do Polski czyli do domu wróciłem w maju 1945 i zatrudniłem sie w PKP Płock. 20 lipca 1945 roku zostałem oddelegowany do pracy na ziemiech odzyskanych Dolny Ślask na stacji rozrzadowej Wrocław-Brochów
W roku 2013 odwiedziłem hitlerowski obóz w Działdowie. W obozie tym przebywał mój ojciec od roku 1941.
Jesienią 1939 r. w dawnych koszarach 32. Pułku Piechoty przy ul. Grunwaldzkiej naziści utworzyli obóz przejściowy. Teren o powierzchni 8 ha był ogrodzony murem i drutem kolczastym. Obóz nosił różne nazwy: Obóz Jeniecki, Obóz Selbstschutz, Działdowski Obóz Przejściowy (Durchgangslager Soldau), Wychowawczy Obóz Pracy i Obóz Karny; stanowiąc jednocześnie ośrodek zagłady obywateli polskich (Soldau-Durchgangslager fuer polnische Zivilgefangene). Początkowo mieścił się tu obóz dla żołnierzy, którzy dostali się do niewoli podczas kampanii wrześniowej 1939 roku. W późniejszym okresie do obozu zaczęto przywozić obywateli polskich przedstawicieli inteligencji i ziemiaństwa, księży i zakonników, działaczy społecznych i niepodległościowych. Wielu z nich rozstrzelano na terenie obozu, na cmentarzu żydowskim w Działdowie oraz w okolicach Komornik, Białut, Bursza.
Przebywali tu także Żydzi wysiedleni z różnych miejscowości, m.in. z Mławy, Płocka, Wyszogrodu i Drobina. Część z nich zamordowano na miejscu, inni zostali deportowani do różnych miast na terenie Generalnego Gubernatorstwa.
Pochodzący z Płocka mój ojciec Kazimierz Trzciałkowski (nazwisko obozowe Szalkowski Kazimierz, naźiści nie potrafili wymówić nazwiska) tak wspominał przybycie do obozu: Kolumnę zatrzymano przed kompleksem budynków przypominających koszary ). Każda osoba musiała przejść przez szpaler funkcjonariuszy Schutzpolizei, długości około 100 metrów. Każdy policjant był uzbrojony w dużą pałkę, którą cały czas bił przechodzących ludzi. (...) Po chwili całe przejście było pokryte ciałami ludzkimi. Obóz składał się z trzech części: pierwszy selekcyjny dla Żydów, drugi poselekcyjny, trzeci dla wysiedleńców Polaków. Obozy selekcyjny i poselekcyjny były oddzielone od siebie gęstą zaporą z drutów kolczastych. W pierwszym obozie było około 2 do 3 tysięcy osób. Wiele osób było ciężko rannych, wiele trupów pogrzebano. Po przyjeździe więźniowie dostawali obozowe numery ewidencyjne. W trakcie selekcji zmuszano ich do pozostawienia pieniędzy i wszelkich wartościowych przedmiotów.
Więźniowie byli wykorzystywani do katorżniczych prac na rzecz okupanta. Niemieccy strażnicy poniżali ich na każdym kroku, zmuszając między innymi do wyczerpujących, bezsensownych ćwiczeń fizycznych. Na porządku dziennym były egzekucje i przypadki pobić ze skutkiem śmiertelnym. Prymitywne warunki bytowe, brud, insekty i brak żywności stawały się przyczynami licznych zachorowań i zgonów. W 1941 r. w obozie wybuchła epidemia tyfusu, która pochłonęła kilkaset ofiar. Około 300 chorych na tyfus rozstrzelano.
Przez obóz przeszło nie mniej niż 50 000 osób, z czego około 29 000 zostało zamordowanych.
Obóz funkcjonował do początku 1945 r. 17 stycznia, wobec zbliżającego się frontu wschodniego, Niemcy wyprowadzili ostatnich więźniów i mimo śnieżycy i silnego mrozu popędzili ich na północ, przez Frygnowo, Ostródę, Stare Jabłonki. W Zawadach Małych Niemcy rozstrzelali ok. 120 uczestników tego marszu śmierci.
http://webcache.googleusercontent.com/search?....k&gl=ru
Будьте здоровы!
|
| |
| |
| Nestor | Дата: Суббота, 04 Октября 2014, 14.18.11 | Сообщение # 12 |
|
Группа: Эксперт
Сообщений: 25597
Статус: Отсутствует
| Короче. Золдау - темное место, наших граждан (если не считать этнических поляков, евреев и литовцев Виленского края), похоже, там не было. Отсюда и вопрос оперативников, почему освобожденную из плена фельдшерицу отправили туда. Может быть, на уничтожение. Может быть, наоборот, смертельные уколы фенола делать. В любом случае любые свидетельства о Золдау представляли для наших следователей особый интерес, так как об этом лагере крайне мало данных.
Как бы то ни было, но обсуждаемая запись дает основания предполагать, что советских пленных отправляли в концлагерь Золдау, что они содержались и там.
В ОБД Золдау не находится.
Будьте здоровы!
Сообщение отредактировал Nestor - Суббота, 04 Октября 2014, 07.26.07 |
| |
| |
| Саня | Дата: Суббота, 04 Октября 2014, 14.18.21 | Сообщение # 13 |
|
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
| Цитата Nestor ( ) В ОБД Золдау не находится.
Есть такой памятный знак,который привязан к Зольдау (Дзялдово)
http://wikimapia.org/21715231/Former-Soldau-concentration-camp
Qui quaerit, reperit
|
| |
| |
| Nestor | Дата: Суббота, 04 Октября 2014, 14.18.31 | Сообщение # 14 |
|
Группа: Эксперт
Сообщений: 25597
Статус: Отсутствует
| Есть-то есть, только нигде ничего не говорится о пребывании в нем советских пленных.
Кстати, хорошая книжка подвернулась
«Дороги смерти: концлагеря фашистской Германии»: информационно-библиографический сборник
/ МУ «Абаканская централизованная библиотечная система», Юношеская библиотека «Ровесник»; сост. Г.С.
Тараканова. – Абакан, 2010. – 64с.
Будьте здоровы!
Сообщение отредактировал Nestor - Суббота, 04 Октября 2014, 15.24.26 |
| |
| |
| Nestor | Дата: Суббота, 04 Октября 2014, 14.18.41 | Сообщение # 15 |
|
Группа: Эксперт
Сообщений: 25597
Статус: Отсутствует
| Еще одна версия воспоминаний Кокоревой
Валентина Кокорева – потомственный врач. Ее отец всю Первую мировую войну прошел фронтовым врачом, мать была акушеркой. Дочка тоже пошла по родительским стопам: стала детским неврологом, к 1939 году уже училась в аспирантуре в Ленинграде, писала диссертацию по детскому параличу. Вышла замуж. Но как сама говорит – без особой любви, просто решила, что «старая уже – пора выходить».
– А тут война началась с Финляндией, – рассказывает Валентина Александровна. – И я решила, что надо идти воевать. На нас же напали! Такая я была дурочка тогда… Пошла, записалась добровольцем.
Валентина Кокорева со старшей дочерью, Люсей, родившейся в концлагере / Фото: ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА
Но как только пересекла границу и попала на линию фронта, то поняла, как все обстояло на самом деле.
– Не на нас напали, оказывается, а мы напали! После этого у меня на многое открылись глаза, – рассказывает Валентина Александровна. – Всю войну я проработала врачом. Вернулась с фронта с седыми висками. До сих пор не могу забыть, как красивые солдаты-танкисты, которые дарили мне шоколадки и ухаживали за мной, уходили в бой на мощных танках. А потом на месте боя я видела искореженные машины, обрубки людей и обрубки сосен. Двух моих фельдшеров убило прямо у меня на глазах. Мороз зимой доходил до 40 градусов, а я «щеголяла» в солдатских галифе и по молодости очень стеснялась этого: я была не худенькая, плотненькая девушка, меня прозвали «танкеткой», что очень обижало. Если бы я тогда знала, что в плену моя полнота спасет жизнь и мне, и дочери…
«Фашисты лезли как крысы»
После окончания советско-финской Валентине и дальше пришлось работать военным врачом: как опытного специалиста ее отправили сначала в Латвию, а потом в Брест. В Брестской крепости располагался военный госпиталь, где женщина работала неврологом.
– Убедилась, что наши границы не были готовы к нападению немцев, – говорит фронтовой врач. – Конечно, мы с коллегами-врачами все это замечали, обсуждали неготовность нашей армии, когда собирались тесным кругом, то и Сталина поругивали. А тут меня решили сделать стукачом! Вызывают в органы, требуют, чтобы докладывала, о чем разговариваем на наших «собраниях». Но я не признавалась – мол, выпиваем, танцуем, ничего плохого не говорим. Уже потом, в плену, узнала, что и моих коллег «дергали» в НКВД.
21 июня 1941 года Валентина Александровна не успела на последний поезд в Ленинград – до поздней ночи выписывала больных из своего госпиталя. Не успела прикорнуть на койке, как тут же вскочила от грохота.
– Решила, что это гроза, но потом поняла – артобстрел, – вспоминает Валентина Александровна. – От взрыва на меня поползла противоположная стена. Вокруг все горело, рвались бомбы, стоял гул в ушах, едкий желтый газ щипал глаза, вокруг огненные смерчи… Я выбежала на площадь возле госпиталя, вижу – лежит молодой лейтенант, его задело осколком снаряда. Попыталась ему помочь, но он умер прямо у меня на руках. Взрывом снаряда меня отбросило, упала в воронку из-под бомбы, в голове что-то больно щелкнуло, и наступила тишина – только в ушах гудело. Потом я уже поняла – меня контузило. Схватила в беспамятстве свою туфлю, окапываю вокруг себя землю и кричу: «Сволочи! Все равно буду жить!» Я попыталась ползти к своему корпусу, но, оглянувшись, увидела фашистов. В серо-зеленой военной одежде они, как крысы, перелезали через деревянный забор. Задние ряды напирали на передние… Это зрелище мне снилось в кошмарах еще много лет.
К счастью, женщина вовремя пришла в себя и, схватив двух находившихся рядом детей своих коллег, бросилась в газоубежище.
– Там уже был народ – в основном дети, из военнослужащих только я и еще один врач, – говорит она. – Дети плачут, просят пить, одна женщина рожать вот-вот начнет. Просидели в убежище около суток, там нас немцы и обнаружили на второй день войны. Солдат открыл дверь, хотел забросить внутрь гранату. Но тут я подняла руки и сказала:«Ich bin Artztin!» («Я – врач»). А у самой в голове: «Что же это я делаю, сдаюсь врагу?!» Вышли наружу, а там – солнечный день, немцы разделись до трусов и танцуют под патефон на берегу реки.
«Немцев специально заражали тифом»
Валентина и Николай поженились в 1946 году – любовь помогла пережить плен / Фото: ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА
Сначала Валентину Александровну поместили в лагерь для военнопленных, созданный прямо в Бресте. Из 10 тысяч пленных к ноябрю 1941 года осталось в живых всего 3 тысячи.
– Нас косил голод, потом начался сыпной тиф, – вспоминает Валентина Александровна. – Люди мерли как мухи. Я и в плену работала врачом в госпитале. Вскоре в наш лагерь перевели военного хирурга – Николая Кокорева. Меня отправили в его корпус. Николай Валентине сначала не понравился.
– Он умудрялся не терять интереса к жизни даже в плену, – с нежностью теперь вспоминает она. – На первом же дежурстве стал жаловаться мне – мол, чего это у вас женщин красивых тут нет? Я тогда обиделась и подумала: «Ну и Нарцисс!» Коля не опускал рук и боролся с завоевателями всеми возможными способами. Например, тифозных вшей под его руководством специально подбрасывали к немцам. Фашисты умирали от тифа сразу, у них организм был менее выносливый. Коля организовал побеги – пленными был вырыт туннель, выводивший за 8 рядов колючей проволоки. Спасать старались в основном евреев.
Долгие ночные дежурства Валентина и Николай коротали вместе. Николай в первую же ночь рассказал Вале о своей довоенной жизни.
– Я до сих пор вспоминаю нашу первую беседу, – говорит Валентина Александровна. – Я прихожу к нему в корпус, спрашиваю: «Где тут Токарев?» А он меня поправляет: «Не Токарев, а Кокорев». Я пожимаю плечами – мне-то какая разница. Он стал мне рассказывать о том, что был женат, а жена умерла от туберкулеза, теперь он вдовец… А я думала про себя: ну и зачем мне его биография, я же замужем? Но потом он ненароком взял меня за руку – и я поняла, что погибла.
«Дочь отобрали в гестапо и унесли»
Ночные дежурства с Кокоревым давали надежду и смысл жизни истощенной и измученной женщине.
И во время войны, и всю жизнь после нее Валентина Александровна продолжала лечить людей / Фото: ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА
– Меня мучила совесть, что я при живом муже… – говорит Валентина Кокорева. – Но устоять не могла. Коля был надежным, добрым и умным, тоже врач – у нас с ним нашлось много общих тем. А каким он был галантным! Цветов не дарил – откуда в плену цветы. Зато из своих брюк сшил мне теплую юбку, где-то достал сапоги. Я влюбилась без памяти. И забеременела. Коля сначала прислал мне своего коллегу-врача, для аборта. Говорил: «Стыдно мне, я русский военный врач и такое получилось!» А я отказалась: «Коля, у нас с тобой не «развлечение», а настоящее чувство!»
От фашистов беременность скрывали.
– Нас перевезли в другой лагерь, в Польшу, – рассказывает женщина. – Когда пришло время мне рожать, врач-австриец даже разрешил свидание с Колей, он увидел нашу дочку Люсю. Она родилась нормальным ребенком, несмотря на плен, я смогла ее выносить благодаря своей «крепкой» фигуре. Был еще врач-еврей, навещал меня и других таких матерей в больничной камере. Его жену и дочь расстреляли у него на глазах. Он давал нам то галеты, то кое-какие витамины. Рядом с нашим лагерем был лагерь французских военнопленных. Им помогал Красный Крест, поэтому они были розовощекие, загорелые, здоровые, играли в волейбол. А мы были доходягами. Некоторые из наших девушек подлезали под проволоку, ну кто будет корить их за моральную неустойчивость? Ведь за те минуты, которые они проводили с французами, они были сыты. Как-то стороживший меня немец принес мне и дочке передачу от французов – печенье, несколько мармеладин и кусочек засохшего кекса. «Я не фашист, – говорил он. – Я не хочу убивать. У меня ревматизм, а я уже три года в армии. Надо было Сталину с Гитлером устроить дуэль!» Он даже раздобыл где-то таз, чтобы купать Люську. Правда, иногда от голода и переживаний – Люся была очень слабенькой от голода, а молока у меня было совсем мало – кружилась голова, охватывало такое отчаяние, что хотелось поскорее умереть, чтобы не мучить себя и ребенка.
Когда Валентина поправилась после родов, Николая и ее с ребенком вызвали в гестапо. Их принял эсэсовец.
– Он угостил Колю сигаретами, предложил нам, как «семье», перебраться во Францию и работать на них, – говорит Валентина Александровна. – Он был уверен в нашем согласии, потому что видел безвыходное положение. Но мы с Колей еще давно решили: даже под угрозой смерти не будем работать на немцев. Услышав отказ, гестаповец впал в ярость, стал угрожать, потом выхватил Люсю у меня из рук и унес куда-то. Я от ужаса потеряла сознание. Но через некоторое время он вернулся и кинул нам кулек обратно. Я прижала дочку к груди и рыдала: «Жива, жива, моя радость, жива!»
«Еду украли у овчарки»
Счастье матери – две дочери Люся и Вера. Младшая, Наташа, еще лишь «в проекте» / Фото: ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА
Семью все-таки разлучили: Валентину с дочкой и Николая направили в разные концлагеря. Валентина попала в лагерь в польском местечке Дзялдово. Всех матерей с детьми держали в отдельной камере, форточку открывать было нельзя, выходить разрешалось раз в неделю на прогулку. От спертого воздуха и недостатка света дети начали болеть – у всех был рахит, золотуха на роговице.
– Мы выжили благодаря картофельным очисткам «лушпайкам», которые с риском для жизни воровали на кухне, – говорит Валентина Кокорева. – Правда, если у кого-нибудь в карманах наша охранница Эмма обнаруживала «лушпайки», то провинившейся грозило наказание. Дети жадно хватали полупустую материнскую грудь, а те, кто постарше, мусолили корку эрзац-хлеба, оставленную от обеда. Даже когда хлеб кончался, дети еще долго причмокивали и обсасывали пустые кулачки. Теперь это невозможно вспоминать без слез. Во время прогулки нас охранял полицай-украинец вместе с овчаркой. Обычно мы сидели и шили женщинам из рабочей команды юбки из мешковины – за каждую юбку давали луковицу. И вот наш охранник уснул. Мы с подругой подползли к собаке и схватили у нее миску с едой. Это были жирные щи с несколькими кусками мяса. И едва мы успели разделить это со всеми и съесть, как полицай и пес проснулись. Нас пинками загнали в здание концлагеря, а через полчаса всех выгнали на плац и заставили два часа прыгать «жабку» – в присядку. Это было частым наказанием в лагере.
…Когда лагерь освободили русские солдаты, то талию некогда считавшей себя толстой Валентины можно было обхватить двумя ладонями. От голода маленькая Люся постоянно болела. Но главное – ведь остались живы!
Кстати, о «воинах-освободителях» Валентине Кокоревой тоже есть что сказать.
– Сначала пришли солдаты-сибиряки, они были к нам добры, только спрашивали, не от немцев ли дети. Мы их успокаивали, мол, от наших советских пленных. А потом следом за ними явились штрафники, мы их называли «бандой». Они напились, обзывали нас «немецкими подстилками» и пытались изнасиловать. От таких «освободителей» мы еле отбились – спасли старшие по званию, которые вступились за нас.
«Либо возвращайся, либо конец»
О судьбе своего возлюбленного женщина не знала еще долго – весточку от Коли Валентина получила, только когда кончилась война. Он тоже выжил, его освободили из концлагеря американские солдаты. После освобождения Николай отправился к себе домой под Саратов.
– Он как будто не торопился к нам, – говорит Валентина. – Я ему послала телеграмму: «Либо возвращайся, либо конец». И он приехал! Я развелась с прежним мужем, мы с Колей расписались. И ровно через девять месяцев родилась наша вторая дочка, Верочка. Но трудности наши только начинались. Мы же оба военнопленные. В Ленинград не пустили, всю жизнь прожили в Ленобласти, работали врачами.
http://www.рм.рф/magazines/article/121476/
Будьте здоровы!
|
| |
| |
| Саня | Дата: Суббота, 04 Октября 2014, 14.18.51 | Сообщение # 16 |
|
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
| Цитата Nestor ( ) Есть-то есть, только нигде ничего не говорится о пребывании в нем советских пленных.
Лагерь в Зольдау имел несколько филиалов. Один из филиалов в Iłowie предназначался для женщин с детьми.
https://maps.google.com/maps?ll.....293056
Сам лагерь в Зольдау по всей видимости создавался для остарбайтеров и был транзитно-распределительным.Из него отправляли в концлагеря типа Аушвитц,Треблинка,Штутгоф,Гросс-Розен,Равенсбрюк и т.д.
http://pl.wikipedia.org/wiki/Soldau_(KL)
Qui quaerit, reperit
|
| |
| |
| Nestor | Дата: Суббота, 04 Октября 2014, 14.19.01 | Сообщение # 17 |
|
Группа: Эксперт
Сообщений: 25597
Статус: Отсутствует
| Цитата Саня ( ) Из него отправляли в концлагеря
Ежу понятно.
Будьте здоровы!
|
| |
| |
| Nestor | Дата: Суббота, 04 Октября 2014, 14.19.11 | Сообщение # 18 |
|
Группа: Эксперт
Сообщений: 25597
Статус: Отсутствует
| Цитата Саня ( ) Зольдау
Правильно Золдау. В восточнопрусском диалекте л твердое.
Будьте здоровы!
|
| |
| |
| Саня | Дата: Суббота, 04 Октября 2014, 14.19.31 | Сообщение # 19 |
|
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
| Nestor,
Посмотри карточку.Похоже это ребенок,который родился в лазарете Скробов.
Читаю,что родилась девочка 28.07.42 ,а умерла 25.04.44 в лазарете шталаг IB
Скробов записан ошибочно операторами ОБД как место смерти,это место рождения ребенка!
Фамилия Шишова
Имя Лариса
Отчество Иванович
Лагерный номер 2880
Лагерь офлаг 68
Судьба Погиб в плену
Дата смерти 25.04.1944
Место захоронения Скробов
Фамилия на латинице Schischowa
Название источника информации ЦАМО
Номер фонда источника информации 58
Номер описи источника информации 977520
Номер дела источника информации 1295
http://www.obd-memorial.ru/html/info.htm?id=300027345
Ребенок зарегистрирован по Офлагу 68 с номером 2880
Qui quaerit, reperit
|
| |
| |
| Саня | Дата: Суббота, 04 Октября 2014, 14.19.41 | Сообщение # 20 |
|
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
| Nestor, Цитата Саня ( ) Посмотри карточку.Похоже это ребенок
А теперь глянь нам знакомую карточку на Королеву Анну.
Что написано в этой строке про Офлаг 68 ?
Я читаю как ребенок Севостьянова Тамара зарегистрированная по Офлаг 68 с номером 2877
272160182
Информация о военнопленном
Фамилия Королева
Имя Анна
Отчество Григорьевна
Дата рождения/Возраст 21.06.1921
Место рождения Украинская ССР, Ворошиловградская обл.
Лагерный номер L-1009
Дата пленения 26.05.1942
Место пленения Харьков
Лагерь шталаг 307
Судьба лишен статуса в/п
Последнее место службы сан. б-н
Воинское звание фельдшер
Название источника информации ЦАМО
Номер фонда источника информации Картотека военнопленных офицеров
http://www.obd-memorial.ru/html/info.htm?id=272160182
Qui quaerit, reperit
|
| |
| |
| Nestor | Дата: Суббота, 04 Октября 2014, 14.19.51 | Сообщение # 21 |
|
Группа: Эксперт
Сообщений: 25597
Статус: Отсутствует
| Цитата Саня ( ) Ребенок зарегистрирован по Офлагу 68 с номером 2880
Видно, так.
Будьте здоровы!
|
| |
| |
| Nestor | Дата: Суббота, 04 Октября 2014, 14.20.01 | Сообщение # 22 |
|
Группа: Эксперт
Сообщений: 25597
Статус: Отсутствует
| Цитата Саня ( ) Имя Лариса
Отчество Иванович
Будьте здоровы!
|
| |
| |
| Nestor | Дата: Суббота, 04 Октября 2014, 14.20.11 | Сообщение # 23 |
|
Группа: Эксперт
Сообщений: 25597
Статус: Отсутствует
| Кстати, номера близкие 2880 и 2877.
Будьте здоровы!
|
| |
| |
| Саня | Дата: Суббота, 04 Октября 2014, 14.20.21 | Сообщение # 24 |
|
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
| Цитата Nestor ( ) Видно, так.
Но в начале писарь ее записывает по шталагу 307 и даже номер вписал,а позже номер затерли и записали по Офлаг 68.
Странные манипуляции с регистрацией детей родившихся в плену.Думаю первый номер был с буквой L
Офлаг 68 ,это Судва
Stalag I F SUDAUEN (Oflag 68 )
http://www.sgvavia.ru/forum/127-515-1
Qui quaerit, reperit
|
| |
| |
| Саня | Дата: Воскресенье, 05 Октября 2014, 00.14.01 | Сообщение # 25 |
|
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
| Еще ребенок.Непонятно,как операторы ОБД данные пишут.Дата рождения 28.04.1923 ,это откуда они взяли?
Ребенок родился 28.04.43 года
И Львов похоже операторы приплели к данным с потолка.Украинский Львов в войну немцы переименовали в Лемберг и написать украинский Львов никак не могли.
Фамилия Тарасова
Имя Мая
Отчество Васильевна
Дата рождения/Возраст 28.04.1923
Место рождения Украинская ССР, Львовская обл., г. Львов
Лагерный номер 2875
Лагерь офлаг 68
Судьба лишен статуса в/п
Воинское звание гражданский
Название источника информации ЦАМО
Номер фонда источника информации Картотека военнопленных офицеров
http://www.obd-memorial.ru/html/info.htm?id=272212044
Qui quaerit, reperit
|
| |
| |
| Саня | Дата: Воскресенье, 05 Октября 2014, 00.32.27 | Сообщение # 26 |
|
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
| Цитата Саня ( ) Фамилия Тарасова
Имя Мая
Отчество Васильевна
Дата рождения/Возраст 28.04.1923
Место рождения Украинская ССР, Львовская обл., г. Львов
Лагерный номер 2875
Лагерь офлаг 68
Кстати,это дочь уже известной нам Мирошниченко Ольги Яковлевны:
Фамилия Мирошниченко
Имя Ольга
Отчество Яковлевна
Дата рождения/Возраст 16.05.1921
Место рождения Украинская ССР, Ворошиловградская обл.
Лагерный номер 1013
Дата пленения 26.05.1942
Место пленения Харьков
Лагерь шталаг 307
Судьба лишена статуса в/п
Последнее место службы сан. бат.
Воинское звание фельдшер
Название источника информации ЦАМО
http://www.obd-memorial.ru/html/info.htm?id=272079435
Qui quaerit, reperit
|
| |
| |
| Саня | Дата: Понедельник, 06 Октября 2014, 06.39.55 | Сообщение # 27 |
|
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
| Цитата Аркадий1946 ( ) отец - Шишов Василий.
Это отец самой военнопленной.Девичья фамилия Шишова,а после замужества Виноградова.
Qui quaerit, reperit
|
| |
| |
| Саня | Дата: Понедельник, 06 Октября 2014, 19.34.29 | Сообщение # 28 |
|
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
| Цитата Аркадий1946 ( ) Опять фельдшер из 307, опять пленена в Харькове 26.5.42г., опять Скробов, опять родила, опять отпущена...
Девочку назвали Ларисой (см. сообщение 22). Отец - Иван.
Дочь Виноградовой.
Карточка уже была в теме:
Читаю,что родилась девочка 28.07.42 ,а умерла 25.04.44 в лазарете шталаг IB
Скробов записан ошибочно операторами ОБД как место смерти,это место рождения ребенка!
Фамилия Шишова
Имя Лариса
Отчество Иванович
Лагерный номер 2880
Лагерь офлаг 68
Судьба Погиб в плену
Дата смерти 25.04.1944
Место захоронения Скробов
Фамилия на латинице Schischowa
Название источника информации ЦАМО
Номер фонда источника информации 58
Номер описи источника информации 977520
Номер дела источника информации 1295
http://www.obd-memorial.ru/html/info.htm?id=300027345
Ребенок зарегистрирован по Офлагу 68 с номером 2880
Qui quaerit, reperit
|
| |
| |
| Саня | Дата: Понедельник, 06 Октября 2014, 19.42.53 | Сообщение # 29 |
|
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
| Аркадий1946,
Виноградова в плен попала 26.05.42 ,а родила 28.07.42
Не пойму, как она несла службу за два месяца до родов?
Qui quaerit, reperit
|
| |
| |
| Саня | Дата: Понедельник, 06 Октября 2014, 20.27.44 | Сообщение # 30 |
|
Группа: Админ
Сообщений: 65535
Статус: Отсутствует
| Цитата Аркадий1946 ( ) Не ясно также, а когда и в связи с чем она была Масловой
Я не читаю там Маслова.Похоже написание,но...
Считаем,что ребенок от законного мужа.Почему записала на свою девичью фамилию,не ведомо.Беременной ходила еще до всякого плена.
Одна из трех женщин,карточки которых мы видим,получила синие кольца .В чем ее могли подозревать наши спецслужбы?
Qui quaerit, reperit
|
| |
| |
